Свидетельствующий обвиняемый: кому и зачем он нужен? Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 343.13

DOI 10.24411/2078-5356-2018-10027

Корнуков Владимир Михайлович Vladimir M. Kornukov

доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и процесса Тольяттинский государственный университет (445020, Тольятти, ул. Белорусская, 14)

doctor of sciences (law), professor, professor of criminal law and procedure department Togliatti state university (14 Belorusskaya st., Togliatti, Russian Federation, 445020)

E-mail: [email protected]

Свидетельствующий обвиняемый: кому и зачем он нужен? The testifying accused: to whom and why it is necessary?

Статья посвящена допросу обвиняемого, заключившего досудебное соглашение о сотрудничестве, о действиях соучастников преступления. В ней освещаются вопросы, связанные с ответственностью за лжесвидетельство и оговор невиновных лиц; анализируются юридические позиции Конституционного Суда РФ и нормы законодательства ряда других стран, касающиеся порядка осуществления этого действия, формулируются предложения по его нормативному совершенствованию в российском праве.

Ключевые слова: уголовное судопроизводство, «сделка с правосудием», соглашение о сотрудничестве, порядок допроса обвиняемого, лжесвидетельство, оговор, ответственность за лжесвидетельствование.

The article is devoted to the interrogation of the accused, who concluded a pre-trial cooperation agreement, on the actions of accomplices to the crime. It covers issues related to liability for perjury and the conspiracy of innocent persons; analyzes the legal positions of the constitutional Court of the Russian Federation and the legislation of a number of other countries relating to the procedure for the implementation of this action, formulates proposals for its normative improvement in Russian law.

Keywords: criminal proceedings, «the transaction with justice», the cooperation agreement, the order of the interrogation of the accused, perjury, slander, liable for perjury.

Проблема допроса обвиняемого в качестве свидетеля возникла давно, особенно она обострилась после введения в УПК РФ главы 40.1, предусматривающей возможность заключения досудебного соглашения о сотрудничестве. В 2010 году при рассмотрении одного уголовного дела для изобличения подсудимого в совершенном преступлении в судебное заседание по ходатайству государственного обвинителя был вызван человек, ранее осужденный как соучастник по тому же обвинению, в отношении которого приговор вступил в законную силу. Возникли вопросы: кто он и в каком качестве его надо допрашивать? Обвинитель, а за ним и председательствующий старались избегать четкости в обозначении процессуального статуса указанного субъекта и при обращении к нему называли только его фамилию. Адвокат возражал против удовлетворения ходатайства

обвинителя в таком варианте и настаивал, в случае его удовлетворения, на допросе заявленного лица в качестве свидетеля с использованием соответствующего порядка и процедуры предупреждения об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Небезынтересно отметить, что человек, на допросе которого настаивала прокуратура, скрывался и избегал явки в суд, в судебное заседание он был доставлен принудительно. В результате он был допрошен как свидетель, но без предупреждения об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. На вопросы обвинителя отвечал неохотно и уклончиво, при его допросе защитником давал противоречивые показания, практически отказываясь от того, что говорил прежде. В конце концов подсудимый был осужден, но его действия были переквалифицированы со статьи 162 УК РФ, по

© Корнуков В.М., 2018

которой ранее были осуждены другие лица, на статью 161 УК РФ. Учитывая представленные обвинителем сведения об участии подсудимого в совершенном преступлении, мы не уверены, что суд постановил бы обвинительный приговор по рассматриваемому делу, если бы упомянутый человек допрашивался с соблюдением всех правил допроса свидетеля, то есть с предупреждением его об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Потому что, давая показания, он боялся только одного: возможных неприятностей со стороны работников прокуратуры, ответственности перед законом за правду сказанного он не чувствовал, а должен был бы чувствовать.

Думаю, что такого рода сомнения в подобных ситуациях возникали у многих юристов. Поэтому с особым интересом ожидалась позиция Конституционного суда РФ по этим вопросам. И вот она появилась.

В постановлении от 20 июля 2016 года по делу о проверке конституционности положений частей второй и восьмой статьи 56, части второй статьи 278 и главы 40.1 УПК РФ в связи с жалобой гр. Д.В. Усенко [1] Конституционный Суд РФ, подробно проанализировав указанные законоположения, вроде бы ответил на все вопросы и расставил все на свои места. Однако внимательный анализ указанного постановления показывает, что к некоторым предыдущим неясностям проблемы добавились сомнения и по поводу ряда аспектов самой правовой позиции Конституционного Суда РФ.

Не усмотрев оснований для признания обжалованных положений противоречащими Основному закону Российской Федерации, Конституционный Суд РФ указал, что обвиняемый по уголовному делу, выделенному в отдельное производство в связи с заключением досудебного соглашения о сотрудничестве, при его допросе в судебном заседании по основному уголовному делу, осуществляемом с целью получения от него сведений, изобличающих соучастников преступления, приобретает особый процессуальный статус, который не может быть соотнесен в полной мере ни с правовым статусом свидетеля, ни с правовым положением подсудимого. Признав факт недостаточной определенности действующего законодательства в рассматриваемой части и учитывая отсутствие единообразного понимания правового положения указанного лица в судебной практике, Конституционный Суд РФ счел возможным «установить наличие соответствующих гарантий прав как самого этого лица, так и иных лиц в рассма-

триваемых правоотношениях» [1] посредством конституционно-правового истолкования норм, относящихся к регулированию данных правоотношений, и изложил это истолкование в комментируемом постановлении. Ряд утверждений, содержащихся в указанном истолковании, вызывают некую озабоченность, поскольку они либо не согласуются с общепринятыми положениями, либо сомнительны с точки зрения эффективности их обеспечительного воздействия.

Во-первых, в постановлении Конституционного Суда РФ лицо, заключившее досудебное соглашение о сотрудничестве, о возможности допроса которого идет речь, именуется обвиняемым безотносительно к стадии уголовного процесса. Между тем сугубо обвиняемым в уголовном судопроизводстве может именоваться только человек, которому предъявлено обвинение, но его дело еще не рассмотрено судом по существу. Как известно, выделенные уголовные дела в отношении лиц, заключивших досудебное соглашение о сотрудничестве, на практике рассматриваются, как правило, раньше основных уголовных дел, по которым проходят все остальные соучастники. К этому времени указанные выше лица утрачивают статус обвиняемого и становятся либо осужденными, либо оправданными. Признавать их при допросе по основному уголовному делу обвиняемыми в этих случаях с точки зрения уголовно-процессуального закона и уголовно-процессуальной теории противоестественно. Следовательно, Конституционный Суд РФ разрешил поставленную выше проблему только применительно к ситуации, когда основные уголовные дела рассматриваются в суде ранее уголовных дел, выделенных в связи с заключением досудебного соглашения. Что касается противоположной ситуации, то она оказалась за пределами позиции Конституционного Суда РФ, выраженной им в анализируемом постановлении. Либо Конституционный суд без достаточных на то оснований, вопреки требованиям уголовно-процессуального закона, присвоил статус обвиняемого осужденному человеку, то есть человеку, который прошел этап, на котором фигурируют участники процесса, обладающие этими признаками. Но данный вариант маловероятен. Тогда возможность появления второй ситуации надо либо законодательно исключать (не случайно председатель Московского городского суда Ольга Егорова, озабоченная пагубностью такой практики, заявила о необходимости законодательного изменения этого порядка [2]), либо при ее наличии решать обозначенный вопрос по-другому,

в частности, посредством иной трактовки процессуального статуса соответствующего лица и процессуального порядка его допроса.

Во-вторых, и это главное, Конституционный суд счел, что ответственность лица, заключившего досудебное соглашение о сотрудничестве, за дачу заведомо ложных показаний против соучастников преступления, проходящих по основному уголовному делу, обеспечивается, а их права при этом гарантируются «...наступлением для обвиняемого по выделенному уголовному делу.неблагоприятных последствий нарушения заключенного досудебного соглашения о сотрудничестве, а также необходимостью установления виновности» таких лиц «в процедуре, отвечающей требованиям состязательности и равноправия стороны обвинения и стороны защиты, на основе исследования всех собранных по делу доказательств.» [1]. Между тем действующая редакция статей 317. 3 и 317.8 УПК РФ, которые имеются в виду в данном случае, не позволяет говорить о юридической ответственности (как таковой) подозреваемого, обвиняемого за дачу заведомо ложных показаний, потому что в указанных статьях речь идет лишь о наступлении для этих лиц неблагоприятных последствий в виде возможности пересмотра вынесенного в отношении них приговора в порядке, установленном разделом 15 УПК РФ, то есть в кассационном и надзорном порядке. Формально с точки зрения теоретического подхода к определению понятия ответственности как всякого неблагоприятного последствия совершенного деяния приведенная формулировка в подходящем и нужном случае, вероятно, может быть истолкована как ответственность. Не безынтересно отметить, что часть 2.1 статьи 317.3 УПК РФ, содержащая текст о возможности наступления указанных последствий и необходимости их разъяснения обвиняемому, который воспроизводится в постановлении Конституционного Суда РФ, была введена в Уголовно-процессуальный закон 3 июля 2016 года, то есть за 17 дней до принятия указанного постановления, когда соответствующее дело уже находилось в производстве Конституционного Суда РФ.

Но фактически с точки зрения содержания, существа и возможности их реального наступления указанные выше последствия никак не вписываются в систему мер юридической ответственности. Это совершенно иной «продукт», предстающий, скорее, в виде своего рода предостережения на определенный случай. Его обвиняемый получает от прокурора, представляющего сторону обвинения как по

выделенному, так и по основному делу, которая заинтересована в том, чтобы обвиняемый последовательно воспроизводил данные им показания против других лиц на всех последующих стадиях процесса. Ту же, то есть заинтересованную, окраску приобретает и мотивационная основа поведения обвиняемого, выразившего согласие на сотрудничество со следствием и давшего соответствующие показания, которые не исследуются по существу при рассмотрении выделенного дела, но входят в систему доказательств по основному уголовного делу, что практически означает включение указанного лица в число участников, выступающих на стороне обвинения по данному делу. При такой ситуации шансы на разоблачение лживости его показаний относительно участия в совершении преступления других лиц равняются нулю, и это он понимает. Что касается стороны защиты по основному делу, заинтересованной в проверке достоверности указанных выше показаний обвиняемого, то она, во-первых, напрочь лишена такой возможности при рассмотрении в суде выделенного уголовного дела, а во-вторых, существенно ограничена в средствах достижения такого результата при судебном рассмотрении основного дела ввиду непригодности для этого действующей регламентации порядка судебного исследования доказательств и особенно практики ее применения. Представление и исследование доказательств в судебном заседании в законе, как известно, увязывается с функциональной направленностью деятельности субъектов уголовного судопроизводства. Обвинительные доказательства всегда первой представляет сторона обвинения, это касается и допроса лица, в отношении которого уголовное дело выделено в отдельное производство, и его показаний, данных им в ходе предварительного расследования, то есть при заключении с ним соглашения о сотрудничестве. Сторона защиты получает возможность задавать вопросы этому лицу в суде только после окончания его допроса обвинителем, а в случае их несоответствия показаниям, данным им в ходе предварительного следствия, - после оглашения последних. При таком раскладе обвинителю и допрашиваемому лицу, интересы которых в данном конкретном случае полностью совпадают, не сложно воспроизвести, то есть легализовать в суде, первоначальные показания и нейтрализовать доказательственную возможность каких-либо иных высказываний допрашиваемого, содержащихся в его ответах на вопросы стороны защиты. Самое занятное, а возможно, и курьезное состоит

в том, что указанный результат, позволяющий положить показания лица, заключившего досудебное соглашение о сотрудничестве, данные им в ходе предварительного расследования, в основу обвинения в совершении преступления других его соучастников, можно получить и куда более упрощенным образом. Для этого указанному лицу достаточно отказаться от дачи каких-либо показаний в судебном заседании по основному уголовному делу. При такой ситуации его первоначальные показания подлежат безусловному оглашению в суде.

Кроме того, возможность наступления негативных последствий в виде пересмотра приговора, предусматриваемая частью 2.1 статьи 317.3 УПК РФ, о которой говорится в постановлении Конституционного Суда РФ, согласно статье 401.6 УПК РФ ограничена сроком в один год с момента вступления приговора в законную силу. За пределами этого срока пересмотр судебных решений по основаниям, ухудшающим положение осужденного, в том числе лица, в отношении которого выявлены данные, свидетельствующие о несоблюдении им условий и невыполнении обязательств, предусмотренных досудебным соглашением, не допускается. А ведь основные уголовные дела по обвинению в групповых, организованно подготовленных и совершенных преступлениях, из которых выделены материалы в связи с заключением досудебного соглашения, рассматриваются в судебных заседаниях (где только и можно установить заведомую ложность показаний, данных лицом, заключившим досудебное соглашение), зачастую не намного меньше, а то и значительно дольше указанного выше срока. В любом случае годичный срок в рассматриваемой ситуации не в состоянии обеспечить реальную возможность пересмотра судебного решения, которое было принято в отношении лица, заключившего досудебное соглашение, с целью ухудшения его положения. А вот сравнения, срок давности привлечения лица к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, если они касаются обвинения в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (а именно о таких деяниях в первую очередь идет речь при заключении досудебного соглашения), равен шести годам, и получить за это можно до пяти лет лишения свободы.

Как следует из изложенного, вопрос о действительной ответственности лица, заключившего досудебное соглашение о сотрудничестве, за дачу заведомо ложных показаний против соучастников преступления, проходящих по ос-

новному уголовному делу, и действительной обеспеченности прав этих субъектов процесса при судебном разбирательстве основного дела даже на теоретическом уровне вызывает серьезные сомнения. Что же касается практики, то она в указанном отношении выглядит намного хуже. Практика развивается по пути реализации возможности привлечения к уголовной ответственности и осуждения человека только на основании показаний лица, согласившегося на сотрудничество со следствием, позволяя тем самым превращать уголовный процесс в средство неправомерного воздействия на людей, не разделяющих чьих-то взглядов, не желающих жить по навязываемым им правилам, в средство расправы с инакомыслием и другими неугодными проявлениями в обществе. Эта практика вызывает возмущение не только простых людей, но и руководителей правоохранительных органов и судей. «Вопреки зарубежному опыту, - заявил Генеральный прокурор России Юрий Чайка, выступая на парламентских слушаниях в Совете Федерации, - у нас крайне уродливую форму приобрела реализация положений закона о так называемой сделке с правосудием» [3]. В числе основных претензий указывались: безответственность обвиняемых за излагаемые сведения при допросе, оговор ими невиновных и его использование в собственных целях для снижения наказания. «В других странах виновный, заключивший подобное соглашение, - разъяснял сенаторам Ю. Чайка, - прежде должен выполнить свои обязательства по содействию следствию, и только потом он получает снисхождение в суде. У нас же наоборот. Ему сначала идут на уступки, выносят либеральный приговор, и лишь затем осужденный дает нужные показания в суде, хотя есть случаи отказа от них» [3].

По тем же соображениям не без тревоги о практике применения особых форм уголовного судопроизводства в одном из своих интервью высказалась и председатель Московского городского суда О.А. Егорова. Подчеркнув, что «не все законодательные нововведения идут на пользу правосудию», она сказала, что возражала против принятия этого закона: «за свободу могут оговорить кого угодно. Ведь при рассмотрении дела в особом порядке наказание назначается меньше. А зачастую на показаниях обвиняемого, согласившегося с обвинением, строится обвинение в отношении других соучастников. В итоге следователи плохо составляют обвинительные заключения, не утруждают себя сбором других доказательств, искусствен-

но разъединяют дела и направляют по всем весям в разные суды» [2].

Порядок судопроизводства, обеспечивающий раскрытие преступлений на основе принципа внедрения «своего» человека в преступное сообщество, либо использования в качестве осведомителя (свидетеля обвинения) непосредственно одного или нескольких членов такого сообщества, согласившихся на сотрудничество с органами расследования, в современных условиях не столько уместен, сколько необходим, потому что организованность и анонимизация преступности растут куда быстрее, чем уровень профессиональной подготовки сотрудников, обеспечивающих раскрытие преступлений. Но эта практика не должна ставить под сомнение основополагающие принципы уголовного судопроизводства и правила доказывания по уголовным делам. Давным-давно в системе показаний обвиняемого наряду с признательными и отрицающими виновность показаниями выделяются показания в отношении других лиц, которые нередко именуются оговором. И теория, и практика сошлись во мнении, что такого рода показания обвиняемого (естественно, и подозреваемого) не могут быть положены в основу обвинения в совершении преступления и осуждения «оговоренного», если виновность этого лица не подтверждена необходимой совокупностью других доказательств, собранных по уголовному делу [4, с. 39-42; 5, с. 12-14; 6, с. 137].

Сейчас проблема оценки указанных показаний обострилась и актуализировалась в связи с тем, что лицо, давшее такие показания, прямо и открыто заявляет о своей прямой заинтересованности в том, чтобы его показания были приняты, признаны достоверными органом, осуществляющим производство по уголовному делу, и положены в основу обвинительного приговора. То, что раньше было одним из важнейших аспектов определения мотивационного начала изобличающей деятельности соответствующего лица, теперь стало очевидностью, отраженной в соглашении о сотрудничестве. Смещение указанного аспекта проблемы оценки показаний обвиняемого (подозреваемого) в отношении других лиц при производстве по уголовным делам, регулируемым главой 40.1 УПК РФ, на наш взгляд, обусловливает необходимость изменения процедуры допроса лица, заключившего досудебное соглашение, в судебном заседании при рассмотрении основного уголовного дела. Он должен допрашиваться и свидетельствовать о совершении преступлений другими подсудимыми по правилам допроса свидетеля с соблюдением требования, предусматривающе-

го предупреждение об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

Сама по себе ситуация, в которой предстает лицо, заключившее досудебное соглашение, в судебном заседании при рассмотрении основного уголовного дела, никаких особенностей в его процессуальном статусе не создает. Это лицо свидетельствует о действиях (бездействии) других лиц. Его участие в действиях, вменяемых в вину подсудимым, не входит в предмет судебного разбирательства по данному делу. О своих действиях криминального толка, в случае обращения к нему с подобного рода вопросами, он, как и любой свидетель или иной участник процесса, вправе отказаться от дачи показаний. В российском праве исторически сложился стереотип, который, по сути, и поддержан Конституционным Судом РФ в указанном выше постановлении, означающий, что лицо, участвовавшее в той или иной форме в совершении действий криминального характера, за которые оно было привлечено или привлекается к уголовной ответственности, при допросе не может предупреждаться об ответственности и нести уголовную ответственность за дачу заведомо ложных показаний, поскольку дача показаний для него не обязанность, а право, обеспечивающее ему возможность защиты от предъявленного обвинения. Этот стереотип, по сути, открывает обвиняемому (подозреваемому) право на ложь, право, сомнительное с точки зрения морали, но понятное и в определенной мере приемлемое с точки зрения права, учитывая особое положение обвиняемого в уголовном процессе и декларируемый с древнейших времен судебный принцип благоприятствования защите. Но приемлемое только тогда и в той мере, когда и поскольку речь идет о признании или отрицании обвиняемым собственных действий и его виновности в их совершении. Когда же речь идет о даче показаний, изобличающих других лиц в совершении преступного деяния, то ни о каком праве обвиняемого на ложь говорить нельзя. На него должны распространяться общие правила свидетельствования (если подходить к процессу дачи показаний с точки зрения существа деятельности, а не ее субъекта, то это всегда свидетельствование, независимо от того, кем оно осуществляется) - говорить правду. Как известно, «сделку с правосудием» мы восприняли из англо-саксонской системы права. До этого у нас строго и последовательно соблюдался принцип исключения какого-либо официального сотрудничества с обвиняемыми. Это тоже был своеобразный стереотип нашего правового

мышления и нашей правовой действительности. Вводя институт досудебного соглашения, мы тем самым отказались от этого стереотипа, но сохранили и укрепили первый стереотип - недопустимость возложения на обвиняемого ответственности за дачу заведомо ложных показаний, даже в тех случаях, когда это лицо, пройдя соответствующие стадии уголовного судопроизводства, допрашивается в ином процессе в качестве свидетеля обвинения для изобличения в совершении преступления других лиц. Между тем этот стереотип, создающий множество проблем в правоприменении, присутствует далеко не во всех правовых системах. А в тех странах, где он есть, институт «сделки с правосудием» прямо и непосредственно связан с уголовной ответственностью обвиняемого за дачу заведомо ложных показаний, потому что только этим и можно гарантированно исключить возможность привлечения к уголовной ответственности невиновных лиц при использовании рассматриваемой формы уголовного судопроизводства. В частности, в США наряду с пятой поправкой к Конституции, представляющей обвиняемому привилегию от самоизобличения, существует правило, согласно которому при желании дать показания обвиняемые, как и любые другие свидетели, дают их под присягой [7, с. 510]. За дачу заведомо ложных показаний в суде под присягой они согласно § 1621, 1623 Свода законов Соединенных Штатов Америки несут уголовную ответственность [8, с. 54]. Аналогично этот вопрос решается в Англии [9, с. 215]. По законодательству ряда других Европейских стран (Швейцария, Испания) уголовную ответственность за оговор заведомо невиновного лица обвиняемые несут в рамках реализации специального состава «Ложное обвинение», субъектом которого может быть любое лицо [10, с. 266; 11, с. 142].

У нас отношение к криминализации дачи заведомо ложных показаний обвиняемым в основном отрицательное, хотя в литературе встречаются и положительные высказывая по этому вопросу [12; 13, с. 9]. Некоторые авторы, акцентируя внимание на заведомо ложном оговоре обвиняемого в совершении преступления других лиц, безнаказанность обвиняемого в этих случаях контрастируют с недопустимостью введения уголовной ответственности за все иные его показания [10, с. 266].

Не ставя целью настоящей статьи всестороннее обоснование необходимости закрепления в российском законодательстве норм, предусматривающих уголовную ответственность всех обвиняемых за дачу заведомо ложных по-

казаний (хотя, в принципе, не исключаем такого подхода к рассматриваемому вопросу), считаем, что приведенные выше аргументы являются достаточным основанием для обсуждения и положительного решения этой проблемы относительно обвиняемых, заключивших досудебное соглашение в рамках производства, регламентированного нормами главы 40.1 УПК РФ.

Институт допроса обвиняемого в качестве свидетеля, в том виде, в каком он предстает в настоящее время в Российском уголовном процессе, выполняет функцию правового инструмента, предоставленного стороне обвинения, и нужен только ей исключительно для обоснования уголовного преследования и виновности в совершении преступления соучастников преступных действий. В предлагаемом нами виде он будет нужен обеим сторонам и правосудию, выступать в качестве одного из важнейших правовых средств, обеспечивающих законность и обоснованность судебных решений по уголовным делам.

Примечания

1. Российская газета. 2016. 4 августа.

2. Егоров И. Судья на прослушке // Российская газета. 2015. 25 ноября.

3. Орлов П. Сделка сорвалась. Почему осужденный градоначальник пытался оговорить сенатора? // Российская газета. 2014. 17 февраля.

4. Определение судебной коллегии Верховного Суда СССР от 3 июля 1964 г. по делу Диланова // Бюллетень Верховного суда СССР 1964. № 5.

5. Определение судебной коллегии Верховного Суда РСФСР от 30 декабря 1963 г по делу Рябо-конь // Бюллетень Верховного суда СССР 1964. № 5.

6. Петрухин И.Л. Состязательность и правосудие (к 100-летию М.С. Строговича) // Государство и право. 1994. № 10.

7. Бернам У. Правовая система Соединенных штатов Америки. 3-й выпуск. М.: Новая юстиция. 2006.

8. Уголовное право Соединенных Штатов Америки: сборник нормативных актов. М., 1986.

9. Grunhut M. Das englische Strafrecht // Das auslandische Starfrecht der Gegenwart, hgg. von Mezger - Schonke - Jescheck, 3 Bd. Berlin, 1959.

10. Уголовный кодекс Швейцарии / под ред. А.В. Серебрянниковой. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002.

11. Уголовный кодекс Испании / под ред. Н.Ф. Кузнецовой и Ф.М. Решетникова. М.: Зерцало, 1998.

12. Мазутин Я. Уголовная ответственность подозреваемых, обвиняемых, подсудимых за заведомо ложные показания // Уголовное право. 2004. № 3. С. 47-49.

13. Быканов М. Лжесвидетельство - враг правосудия // Законность. 2006. № 5.

Notes

1. Rossiyskaya gazeta, 2016, August 4. (In Russ.)

2. Egorov I. The judge on the wire. Rossiyskaya gazeta, 2015, November 25. (In Russ.)

3. Orlov P. The Deal fell through. Why convict the mayor tried to negotiate the Senator? Rossiyskaya gazeta, 2014, February 17. (In Russ.)

4. The definition of judicial Board of the Supreme Court of the USSR from 03.07.1964 in the case Mila-nova. Bulletin of the Supreme court of the USSR, 1964, no. 5. (In Russ.)

5. The definition of judicial Board of the Supreme Court dated 30.12.1963 in the case Ryabokon. Bulletin of the Supreme court of the USSR, 1964, no. 5. (In Russ.)

6. Petrukhin I.L. Competitiveness and justice (to the 100th anniversary of M. S. Strogovich). State and law, 1994, no. 10. (In Russ.)

7. Burnham W. Legal system of the United States of America. 3rd edition. Moscow: New justice Pabl., 2006. (In Russ.)

8. Criminal law of the United States of America: Collection of normative acts. Moscow, 1986. (In Russ.)

9. Grunhut M. Das englische Strafrecht. Das auslandische Starfrecht der Gegenwart, hgg. von Mezger-Schonke-Jescheck, 3 Bd. Berlin, 1959.

10. The penal code of Switzerland / ed. by A.V. Sere-brennikova. St. Petersburg: Press law center Pabl., 2002. (In Russ.)

11. Spanish penal code / rev. N.F. Kuznetsova and F.M. Reshetnikov. Moscow: Zercalo Pabl., 1998. (In Russ.)

12. Masutin J. Criminal liability of suspects, accused for false evidence. Criminal law, 2004, no. 3, pp. 47-49. (In Russ.)

13. Bykanov M. Perjury - the enemy of justice. Law, 2006, no. 5. (In Russ.)

cv I

I

I I

о

CD :t cb n 3

I?

>3

3 §

CD ^

I 3 CD to о >з

3

t

£ о -Q

5

aa

CD

0

1

a £