CC BY
6
УДК 821.161.1 https://doi.org/10.34680/2411-7951.2023.3(48).245-249
С.М.Червноненко
СУДЬБА РУССКОГО ПАТРИАРШЕСТВА В ИЗОБРАЖЕНИИ А.Н.ТОЛСТОГО (ПО РОМАНУ «ПЕТР
ПЕРВЫЙ»)
Для литературоведческой интерпретации выбрано одно из крупнейших произведений ХХ века — роман А.Н.Толстого «Петр Первый». Особое внимание уделяется авторскому пониманию роли священства в Петровскую эпоху. Рассматриваются темы раскола и духовного влияния на русских людей иноверцев, их воздействие на православный уклад. Выделены особенности поэтики создания и раскрытия образа Патриарха Иоакима. Подробно исследуется его оппозиция священнику Сильвестру Медведеву, одному из ближайших сподвижников царевны Софьи, ратующему за сближение с Ватиканом. Главное внимание уделено проблеме противодействия латинизации внутри духовенства, а также сложным отношениям между Церковью и государством — тем конфликтам, которые определяют движение общего сюжета романа и проходят лейтмотивом через всё эпическое повествование. Отмечаются специфические особенности стиля писателя и языковой структуры художественного текста.
Ключевые слова: роман, царь Петр I, патриарх, священники, духовность, раскол, проблематика, конфликт
Роман А.Н.Толстого «Петр I» — последнее (незаконченное) произведение автора, в котором он «связал
исторической темой эпоху, личность и национальный характер» [1, с. 314]. В нем, как и во многих произведениях, после возвращения из эмиграции «концепция человека и государства, человека и истории получит диалектически неоднозначное художественное воплощение» [2, с. 25]. Многообразие тем делает произведение сложным и интересным. Образ Петра, его преобразования, война, страдания народа стоят на первом плане, им уделяется основное место в художественно пространстве эпопеи. Особое внимание уделяется фактическому материалу, т.к. «повышенный интерес к факту, как "документу действительности"» [3, с. 163] наблюдался еще в начале ХХ века и вызвал «изменения литературы на жанровом и стилевом уровне» [3, с. 163].
Лейтмотивом через всё произведение проходит тема веры. Ее носителями, с одной стороны, является русский народ, с другой стороны, она воплощается в священнослужителях, которых автор немало изобразил в романе. Одна из основных проблем, вокруг которых развертываются события, — это тема раскола. Реформы патриарха Никона (1605—1681) привели к расколу в среде верующих, что отражается на духовной жизни страны и поныне. Последователям никониан постоянно приходилось мириться, а порой даже и бороться со старообрядцами. В романе Толстого в этой сложной ситуации представлены Патриархи Иоаким и Адриан.
Их роль на первый взгляд кажется незначительной, т.к. образам одного и другого Толстой уделяет очень немного внимания, появляются они эпизодически. Но каждый эпизод насыщен и значителен. Особенностями поэтики изображения становятся штрих, деталь. «На эстетике словотворчества, слова-жеста построены многие сочинения А.Толстого» [4, с. 43], как свидетельствовали Н.Н.Иванов и О.С.Казеева вслед за самим писателем, и роман-эпопея не составил исключения.
Патриарху Иоакиму (в миру он был Савелов Большой Иван Петрович, 6.01.1621—17.03.1690) в романе уделяется мало места. Это предпоследний до синодального периода Патриарх. А. Толстой ограничивается лишь его внешним описанием и двумя яркими, основополагающими эпизодами, из которых создается впечатление сильной, волевой, аскетичной, молитвенной личности. Автор опровергает утверждение, что он был самоучкой, малообразованным человеком, важно, что глава русской церкви остро переживал за её судьбу. «Сын Можайского помещика» [6, с. 138] поначалу и не думал о духовном служении. Его биография вплоть до середины 1655 года носила сугубо светский характер: у него за плечами дворцовая служба, которую он сменил на военную, затем «поступает на рейтарскую службу в полк» [6, с. 138]. И только личная драма — известие о смерти жены и детей, «вероятно, во время эпидемии чумы» [6, с. 138] — подтолкнула И.П.Савелова к отречению от мира и принятию монашества.
В романе Патриарх появляется в критических ситуациях, исторически значимых для всей страны. Впервые мы видим его у одра умирающего царя Федора Алексеевича. Он являл собой воплощение спокойствия перед лицом неотвратимой трагедии: «суровый и восковой, в черной мантии и клобуке с белым восьмиконечным крестом, сидел согбенно и неподвижно, как видение смерти» [5, с. 20]. Именно он после кончины царя вышел к народу на красное крыльцо «и, благословив тысячную толпу — стрельцов, детей, боярских, служащих людей, купцов, посадских, спросил, — кому из царевичей быть на царстве?» [5, с. 23]. В момент кончины прежнего правителя и до избрания нового бремя власти полностью ложится на плечи патриарха.
Во всех эпизодах, где появляется глава церкви, А.Толстой дает скудные, но емкие его описания. Благодаря им создается образ святого, каким он и предстает во время службы в Успенском соборе, «будто великомученик суздальского письма сошёл с доски» [5, с. 155]. Автор чутко подмечает отрешенность патриарха, который полностью отдается молитве, «живыми были глаза, да слабые руки, да узкая борода до пупа, шевелившаяся по тяжелой ризе» [5, с. 153]. Еще ярче надмирность Первосвятителя проявляется на
контрасте с двенадцатью великанами-дьяконами. «Буйноволосые и звероподобные» [5, с. 153], они «звякают тяжелыми кадилами» [5, с. 153], и «в клубах ладана плыл патриарх» [5, с. 153].
Символично число дьяконов — двенадцать — равное количеству апостолов, которые сопровождали Христа в Его странствиях. Возглавляя их и всю Церковь, Патриарх соотнесен (Толстой дает на это легкий намек), со Спасителем. Особую, библейскую символичность приобретает и глагол плыл: «в клубах ладана плыл патриарх» [5, с. 153]. Автор не уподобляет его Самому Богу, нет. У него иная задача. Обрисовывая аскетический образ Патриарха Иоакима, возвышенность богослужения, которое он ведет, А.Толстой подводит читателя к пониманию одной из основных мыслей произведения: «Сие был Третий Рим» [5, с. 155], Русь как носительница исконных нравственных традиций православия.
Образ Патриарха Иоакима сложен и многопланов. За внешней аскетичностью и иконоподобностью скрыта волевая, сильная личность. Достаточно ему поднять свою «сухую руку и погрозить» [5, с. 53] стрельцам, как последние исчезают из окон дворца, смиряя своё любопытство. Он становится воплощением твёрдости и спокойствия во время бунта тех же стрельцов, усмиряя враждующие стороны и принимая единственно верное решение: «покажите им детей, Ивана и Петра» [5, с. 54], «вынесите детей на Красное крыльцо» [5, с. 54].
В разгар распри между молодым Петром и его сестрой, царевной Софьей, Патриарх поддерживает молодого царя, оставаясь с ним в Лавре и принимая вместе с царицами (Наталье Кирилловной и Евдокией) вновь и вновь прибывающие отряды солдат.
Именно патриарх осмеливается говорить царю правду о засилии иноверцев и развращении русского народа. «Скорбит душа моя, не видя единомыслия и процветания в народах» [5, с. 213]. В своей речи Первосвятитель дает подробное описание упадка нравов, который происходит в столице и других городах, пока молодой царь занят строительством флота. «В домах пьянство, сновиденье и волшебство и блуд кромешный <...> и далее вижу я, — боярский сын, и ремесленник, и крестьянин берут кистень и, зажгя дворы свои, уходят в леса свирепства своего ради» [5, с. 213-214]. При этом он указывает не только на разрушительные социальные процессы в светских слоях общества, но и в духовном сословии: «<...> безместные чернецы и черницы, попы и дьяконы, бесчинно и неискусно, а также гулящие разные люди, — имя им легион, — подвязав руки и ноги, а иные и глаза завеся и зажмуря, шатаются по улицам, притворным лукавством прося милостыню» [5, с. 213].
Еще в самом начале своего служения Первосвятитель выступает как любитель порядка и законности и по отношению к мирским людям, и к монашествующим. Из его монолога видно, что нравственные проблемы нарастают во всех слоях общества, не исключение составляют и черноризцы. На них обрушивается гнев Патриарха. Но только речами дело не обходится. Автор это подчеркнул. А если мы обратимся к историческим источникам, то узнаем, что на Соборе в 1682 году он добивался многих важных изменений в жизни Церкви, ее уклада. В результате раскола наблюдалось шатание иночествующих в прямом смысле этого слова: покидая монастыри, многие «бродят в миру, проживая в мирских семьях, и превращаясь в уличных нищих — попрошаек» [7, с. 236]. Принимается решение: «весь этот бродячий элемент свозить в особо отведенные для того монастыри для перевоспитания и возвращения на путь трудового монашества» [7, с. 236]. Патриарх радел о Церкви и самой вере, поэтому столь пламенна его речь, обращенная к молодому царю.
Указав на местные проблемы, Иоаким перешёл к вопросу противостояния православия и иноверчества. Восприятие Руси как Третьего Рима, носительницы исконных православных традиций вслед за Византией, выходит на первый план и идет в столкновение с реформами молодого царя, его дружбой с иностранцами, как кажется на первый взгляд. Этой темы автор лишь касается, не углубляясь в болезненные истоки и перспективы. Если поднять исторический пласт, то можно увидеть, насколько серьезно стоял этот вопрос, но не в столкновении с молодым царем, а в противостоянии с одним из приближенных царевны Софьи, священником Сильвестром Медведевым, который также выведен писателем на страницах романа. Толстой, к сожалению, не уделяет его образу много внимания, лишь схематически намечая черты характера этого исторического лица. Вот о. Сильвестр появляется в покоях царевны. Весь его облик дышит уверенностью, самодовольством, внешней красивостью, так не свойственной православию: «в малиновой шелковой рясе, осторожно беря и покусывая холеную воронова крыла бороду» [5, с. 157].
Он становится одним из инициаторов покушений на молодого царя Петра: «Сказано: "Пошлю мстителя", — сие разуметь так: не Богом отнимается жизнь, но по Его воле рукой человек» [5, с. 157]. В следующих фразах мы узнаем истинные цели этого священника — патриарший престол. Подговаривая Голицына на убийство Петра, Медведев гнет и свою линию, всячески пытаясь оболгать уже состарившегося Патриарха: «двуличен-де, глуп, слаб» [5, с. 158], не пользуется авторитетом даже у архиереев: «когда его в ризнице одевают, — митрополиты его толкают, вслед кукишы показывают забавы ради» [5, с. 158]. Таким образом, постепенно подводя к мысли, что «надо патриарха молодого, ученого, чтоб церковь цвела в веселье, как вертоград.» [5, с. 158], он, не стесняясь, предлагает свою кандидатуру в патриархи: «скажем, я, — нет и нет, не отказался бы от ризы патриаршей.» [5, с. 158].
Возникает вопрос: почему простой, казалось бы, священник замахивается на первосвятительство? Толстой не дает на это ответа, выводя в Медведеве образ, подобный Иуде. Маленькая деталь позволяет его характеризовать таким образом: в разговоре с Голицыным, он, как змей-искуситель, обольщает князя, стараясь склонить его к согласию на пролитие крови молодого Петра. Его речь наполнена лестью и, как пишет автор, он «щекотал ухо сандаловой, розовым маслом напитанной бородой.» [5, с. 158].
Если обратиться к историческим фактам и посмотреть на Медведева как на историческую личность, то ответ вытекает сам собой. По отзывам современников, он «был человеком умным и даровитым» [7, с. 247], являлся последователем учения Симеона Полоцкого, которое было направлено на подчинение церкви Ватикану. Приверженцы греческой школы его серьезно опасались, т.к. «свидетельством его эрудиции остается серьезный и, строго говоря, первый русский библиографический труд "Оглавление книг и кто их сложил"» [7, с. 247]. Его библиотека насчитывала 603 книги, большая часть из которых на латинском, польском, немецком языках, и только 18 на славянском. Поэтому опасения и скрытое противостояние было не между Патриархом и молодым царем, а между Патриархом и священником Сильвестром Медведевым. Понимая силу противника и зная свои недостатки, а если быть точнее, малообразованность, Иоаким просит помощи у греков, и в Россию прибывают талантливые богословы браться Лихуды. Их «антилатинский закал» [7, с. 248] помогает Патриарху в борьбе с западной ересью.
На тот момент отечественных ученых богословов было мало. Сам Патриарх не был силен в церковных догматах, будучи самоучкой, понимал необходимость помощи извне. Некоторые историки утверждают, что Иоаким был безграмотным. Это не так. Достаточно обратиться к его «Житию и завещанию», в котором написано, что в детстве «егда приспе время, вдаша его в научение грамоте, и Божию благодатью изучися писанию книжного чтения» [8, с. 3]. Понимая острую необходимость в образованных священниках, Патриарх, тем не менее, медлил с назначением ректора Духовной Академии, т.к. на это место главным претендентом был именно Медведев. На пролатинский настрой последнего Толстой указывает с помощью детали одежды — на нем малиновая шелковая ряса. Это вызывает ассоциацию с красной рясой католических кардиналов.
Автор полностью оставляет за канвой повествования эти факты, концентрируя внимание читателя на основном противостоянии православия и латинизации, в данном случае сосредоточив внимание на лютеранской немецкой слободе.
Патриарх выдвигал серьезные обвинения и требовал радикальных мер: «.надобно не давать иноверцам строить свои мольбища, а которые уже построены — разорить <.>, дружить запретить православным с еретиками. Иностранных обычаев и в платье перемен никаких не вводить <.>, иноземцев выбить из России вон и немецкую слободу, геенну, прелесть, — сжечь» [5, с. 214]. В этом эпизоде сталкиваются две концепции, два пути развития России: европейский и самостоятельный, независимый от иноземцев.
Патриарх был наполнен гневом, его «глаза пылали. тряслось лицо, тряслась узкая брода, руки лиловые» [5, с. 214]. Как глава Церкви, он глубоко переживал происходящее в стране, от былого сдержанного аскета не осталось и следа. Патриарх меняется. Вначале его вводят под руки, на его изможденность автор указывает одной деталью: для целования дает «костяшки схимнической руки» [5, с. 212]. Во время чтения он преображается, появляются силы.
Толстой здесь вводит в повествование известный исторический факт. Как яркий пример нравственного и духовного разложения автор приводит поведение одного из иностранцев — еретика Квирина Кульмана. Он «соблазнил на Москве девку Марью Селифонтову, одел ее, — страха ради, — в мужское платье, и живет она у него в чулане. По вся дни оба пьяны, на скрипке и тарелках играют, он высовывается в окошко и кричит бешеным голосом, что на него накатил святой дух» [5, с. 215]. Такое поведение растлевает народ, поэтому Патриарх просит: «указом вершить Квирина Кульмана, — сжечь его живым с книгами.» [5, с. 215]. Эпизод весьма сложный для толкования.
Как противовес пламенной, гневной речи Патриарха, Толстой на контрасте противопоставляет спокойствие немецкой слободы, о которой в тот момент думает Петр. Если лица бояр красные, напряженные и испуганные, то иноземцев Толстой изображает полных достоинства, ума и «вежливого презрения» [5, с. 215]. Спокойствие, умиротворение, тепло и уют содержит немецкая слобода. Даже «дребезжание» колокола на кирхе, в его раннем звоне слышны «честность и порядок, запах опрятных домиков на Кукуе, кружевная занавеска на окне Анны Монс.» [5, с. 215]. Не древняя старина дает умиротворение царю, а западный уклад. Патриарх стремится истребить всё иноземное, молодой Петр готов убрать всё, что мешает, по его мнению, развитию страны, которая взяла курс на Запад.
В художественных текстах, как правило, «процесс оценивания в большинстве случаев осуществляется с двух позиций: с позиций автора и с позиций персонажей, которые не всегда совпадают друг с другом» [9, с. 47]. В романе А.Толстой старается быть бесстрастным, становясь своеобразным «зеркалом явлений действительности, и таким зеркалом, которое, воспроизводя их, придает им тот невыразимый, почти божественный отблеск, в каком и заключается искусство» [10, с. 205].
И гнев молодого царя, которым тот начинает пылать после речи Патриарха Иоакима, с авторской точки зрения полностью оправдан. Не скупится Петр на эпитеты в адрес своего оппонента, называя его про себя «живым мертвецом, черным вороном» [5, с. 215-216], но Кульмана отдает на сжигание. На этом эпизод не исчерпывается. Писатель детализированно вводит в ткань повествования и саму казнь, на которой, хоть и инкогнито, присутствует Патриарх: «из кожаного возка, — теперь все различили, — глядело сквозь окошечко на дым, на взлизывающие языки огня мертвенное лицо, будто сошедшее с древнеписанной иконы.» [5, с. 227]. Автор не скрывает жестокости, неизбежной в петровскую эпоху. В исторической прозе данная проблема поднимается неоднократно многими писателями и «демонстрирует устойчивую связь с темой власти» [11, с. 193].
Следует немного остановиться на личности сожженного. Это не выдуманный персонаж, а реальная историческая личность, немецкий поэт-мистик, широко известный в европейских кругах, наделавший много
шума в Немецкой слободе. Квирин Кульман (1651—1689) проповедовал «иезуелитство», развивал идеи Якова Бёме и Яна Амоса Коменского. По словам исследователя XIX Н.С.Тихомирова, это был «одинокий фанатик, отчаянный еретик, помешанный мистик» [12, с. 184], который смутил многих обитателей Немецкой слободы. Он преследовался законом в нескольких странах: у себя на родине в Германии, в Англии, Франции и Турции. Российскими властями он был схвачен по доносу лютеранского пастора Немецкой слободы Йоахима Майнеке, т.к. требовал от священника предоставить ему для проповеди слободскую кирху, в чем получил отказ.
А.Н.Толстой, как и многие ученые историки, рассматривает только религиозный аспект, выводя Кульмана жертвой необразованной, темной Руси. А.М.Панченко в своей работе обращает внимание читателя и на политический аспект деятельности Кульмана — на сближение России и Швеции. «Об этом неоднократно говорилось на допросах, об этом же писал Кульман в своих "тетрадях", адресованных царям» [13, с. 332].
Автор несколько отступает от исторических фактов, благо ему это позволяют особенности художественного произведения в целом. Делая казнь прилюдной, автор выпукло обнажил болезненные нравственные узлы того времени в целом. Поэтому столь осуждающе звучат слова Овдокима, как глас народа: «Людей жгут за веру... Эх, пастыри!..» [5, с. 227]. Писатель не идеализирует описываемую эпоху, не выступает на чьей-либо стороне, достаточно вспомнить описанные в романе жестокие казни, которые устраивал Петр I. Автор старается быть максимально реалистичным в изображении тех или иных событий.
Образ Патриарха Иоакима не занимает центральное место в романе, он «персонаж второго плана, который создает ощущение масштабности происходящего, косвенно подтверждая» [14, с. 140], что происходят грандиозные перемены в государстве. Эпизоды, в которых он изображается, освещают глубокие нравственные, церковные и государственные проблемы. Толстой не мог предлагать пути их решения, т.к. события отодвинулись в далекое прошлое. Частое использование в описании эпитетов-метафор дает возможность, как утверждал в свое время А.Н.Веселовский, провести «параллелизм впечатлений, их сравнение» и дать «логический вывод уравнения» [15, с. 61], т.е. дать цельную характеристику персонажа. Писателю важно показать сложность Петровской эпохи, противоречия и конфликты духовной и мирской жизни, раскол не только Церкви, но и нравственности, что наблюдали и осмысливали романе многие персонажи, в том числе и Патриарх Иоаким.
1. Иванов Н.Н. А.Н.Толстой // История русской литературы ХХ века: В 4 кн. Кн. 1: 1910—1930 годы. Учеб. пособие / Л.Ф.Алексеева, И.А.Биккулова, Н.М.Малыгина и др. Под ред. Л.Ф.Алексеевой. М.: Студент, 2012. С. 356-377.
2. Скобелев В.П. Драматургия А.Н.Толстого. М.: Худ. Литература, 1986. 589 с.
3. Крылов В. Споры о документе, факте, вымысле и плагиате в литературе в начале ХХ века // Казанский социально-гуманитарный вестник. Серия «Филология и культура». 2018. № 3(53). С. 162-168.
4. Иванов Н.Н., Казеева О.С. Словотворчество в прозе А.Н.Толстого // Верхневолжский филологический вестник. 2017. N° 3. С. 4246.
5. Толстой А.Н. Собр. соч.: В 10 т. Т. 7. М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1986. 862 с.
6. Православная энциклопедия: В 46 т. Т. 23. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2017. 740 с.
7. Карташов А.В. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2: Очерки по истории русской церкви. М.: ТЕРРА, 1992. 596 с.
8. Забелин И.Е. Житие и Завещание патриарха Иоакима. М.: Нобель пресс, 2011. 167 с.
9. Камбаралиева У.Д., Расулова М.М. Способы экспликации оценки в диалогических структурах художественных произведений // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. Вып. 2. Воронеж, 2018. С. 45-48.
10. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 2005. 288 с.
11. Куликова Д. «Страшный Петр»: демонизация образа власти как элемент поэтики ужасного (А.В.Иванов «Тобол») // Казанский социально-гуманитарный вестник. Серия: «Филология и культура». 2020. № 2(60). С. 193-198.
12. Тихомиров Н.С. Квирин Кульман // Русский Вестник. Т. 72, кн. XI. М., 1867. С. 183-222.
13. Панченко А.М. Квирин Кульман и «чешские братья» // ТОДЛ. Т. XIX. М.; Л., 1963. 347 с.
14. Гаганова А. «Маленький человек» производственного романа и хронологические границы жанра // Казанский социально-гуманитарный вестник. Серия: «Филология и культура». 2022. № 1(67). С. 136-144.
15. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. 404 с.
References
1. Ivanov N.N. A.N.Tolstoy. In: Alekseeva L.F. [et al], ed. Istoriya russkoy literatury XX veka v 4 kn., kn. 1: 1910—1930 gody [The history of Russian literature of the twentieth century: in 4 books. Book 1: 1910-1930]. Moscow, 2012, pp. 356-377.
2. Skobelev V.P. Dramaturgiya A.N.Tolstogo [Dramaturgy by A.N. Tolstoy]. Moscow, 1986. 589 p.
3. Krylov V. Spory o dokumente, fakte, vymysle i plagiate v literature v nachale XX veka [Disputes about document, fact, fiction, and plagiarism in the early 20th century literature]. Kazanskiy sotsial'no-gumanitarnyy vestnik. Seriya "Filologiya i kul'tura", 2018, no. 3(53), pp. 162-168.
4. Ivanov N.N., Kazeeva O.S. Slovotvorchestvo v proze A.N.Tolstogo [Words in A.N.Tolstoy's prose]. Verkhnevolzhskiy filologicheskiy vestnik, 2017, no. 3, pp. 42-46.
5. Tolstoy A.N. Works in 10 vols, vol. 7. Moscow, 1986. 862 p.
6. Pravoslavnaya entsiklopediya [Orthodox Encyclopedia] in 46 vols, vol. 23. Moscow, 2017. 740 p.
7. Kartashov A.V. Works in 2 vols, vol. 2: Ocherki po istorii russkoy tserkvi [Essays on the history of the Russian church]. Moscow, 1992. 596 p.
8. Zabelin I.E. Zhitie i Zaveshchanie patriarkha Ioakima [The Life and Testament of Patriarch Joachim]. Moscow, 2011. 167 p.
9. Kambaralieva U.D., Rasulova M.M. Sposoby eksplikatsii otsenki v dialogicheskikh strukturakh khudozhestvennykh proizvedeniy [Methods of explication of evaluation in dialogical structures of works of art]. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Filologiya. Zhurnalistika, iss. 2. Voronezh, 2018, pp. 45-48.
10. Vinogradov V.V. O teorii khudozhestvennoy rechi [On the theory of artistic speech]. Moscow, 2005. 288 p.
11. Kulikova D. "Strashnyy Petr": demonizatsiya obraza vlasti kak element poetiki uzhasnogo (A.V.Ivanov "Tobol") ["Horrible Peter Г': demonization of the image of power as an element of horror poetics (A.V.Ivanov "Tobol")]. Kazanskiy sotsial'no-gumanitarnyy vestnik. Seriya: "Filologiya i kul'tura", 2020, no. 2(60), pp. 193-198.
12. Tikhomirov N.S. Kvirin Kul'man [Quirinus Kuhlmann]. Russkiy Vestnik, vol. 72, book XI. Moscow, 1867, pp. 183-222.
13. Panchenko A.M. Kvirin Kul'man i "cheshskie brat'ya" [Quirinus Kuhlmann and the "Czech brothers"]. TODL, vol. XIX. Moscow, Leningrad, 1963. 347 p.
14. Gaganova A. "Malen'kiy chelovek" proizvodstvennogo romana i khronologicheskie granitsy zhanra ["The little man" of the production novel and the chronological boundaries of the genre]. Kazanskiy sotsial'no-gumanitarnyy vestnik. Seriya: "Filologiya i kul'tura", 2022, no. 1(67), pp. 136-144.
15. Veselovskiy A.N. Istoricheskaya poetika [Historical poetics]. Moscow, 1989. 404 p.
Chervonenko S.M. The fate of the Russian patriarchate portrayed by A.N.Tolstoy (on the example of the novel "Peter the Great"). One of the largest works of the 20th century, the novel by A.N.Tolstoy "Peter the Great", is chosen for literary interpretation. Particular attention is paid to the author's understanding of the priesthood role in the Petrine era. The themes of schism and spiritual influence on the Russian people of other faiths, their impact on the Orthodox way of life are considered. The features of the poetics of creation and disclosure of Patriarch Joachim's image are highlighted. His opposition to the priest Sylvester Medvedev, one of the closest associates of tsarevna Sophia, who advocates rapprochement with the Vatican, is examined in detail. The main attention is paid to the problem of countering the Romanization within the clergy, as well as the complex relationship between Church and state -the conflicts that determine the movement of the general plot of the novel and run as a leitmotif through the entire epic narrative. The specific features of the writer's style and linguistic structure of the fiction text are noted.
Keywords: novel, tsar Peter I, patriarch, priests, spirituality, schism, issues, conflict.
Сведения об авторе. София Михайловна Червоненко — кандидат филологических наук; МФ МГТУ им. Н.Э.Баумана; ORCID: 0000-0001-7272-9771; sm1705@mail.ru.
Статья публикуется впервые. Поступила в редакцию 01.02.2023. Принята к публикации 05.03.2023.
Ссылка на эту статью: Червоненко С.М. Судьба русского патриаршества в изображении А.Н.Толстого (по роману «Петр Первый») // Ученые записки Новгородского государственного университета. 2023. № 3(48). С. 245-249. DOI: 10.34680/2411-7951.2023.3(48).245-249
For citation: Chervonenko S.M. The fate of the Russian patriarchate portrayed by A.N.Tolstoy (on the example of the novel "Peter the Great"). Memoirs of NovSU, 2023, no. 3(48), pp. 245-249. DOI: 10.34680/2411-7951.2023.3(48).245-249
