Исторический очерк существования Православной Церкви в России за время с 1613 года по настоящий момент. Архимандрит Иларион (Троицкий) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Вестник ПСТГУ

II: История. История Русской Православной Церкви.

2010. Вып. П:1 (34). С. 93-121

Исторический очерк существования Православной Церкви в России за время С 1613 ГОДА ПО НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ

Архимандрит Иларион (Троицкий)

Статья будущего святителя архимандрита Илариона (Троицкого) написана к 300-летию Дома Романовых. Автор являлся в период написания этой работы профессором Московской духовной академии. Статья представляет собой обзор главных событий в Русской Церкви за три столетия. В ней раскрываются взгляды священномученика на русскую церковную историю и на отношения Церкви и государства.

Триста лет назад русское царство пережило время глубоких и опасных потрясений. Кончилась правящая царская династия Рюриковичей, и наступило «смутное время», время «лихолетья», когда русские люди, особенно принадлежащие к высшим кругам, «измалодушествовались». Но русские люди были тогда глубоко преданы православной вере. Православная Церковь была в Древней Руси могущественной народной и государственной силой; эта сила спасла Русь от разорения и из теснин смуты вывела ее снова на широкий путь возрождения и дальнейшего процветания. Светоч православия указывал русскому народу истинный национальный путь и в потемках всеобщей разрухи. Венец и бармы Мономаха1 попадали в руки самозванца, но самозванец был окружен иноверцами, его невеста была «девка лютерской веры», он взял «некрещеную жену бесерменския веры», его свита — «ляхи и лютари и римского закона каплаки бечинствоваху во святой Божией церкви» — и этого достаточно было не только для того, чтобы народное сердце отвернулось от нового царя, но даже и для того, чтобы возмущенный народ надругался в Кремле над трупом загадочной личности. Отчаявшись своими силами установить порядок, бояре решают просить в московские цари польского королевича Владислава2 и пускают ляхов в Москву. Сам король польский Сигизмунд3 не прочь сделаться московским царем. Но был в Москве твердый, как «адамант», «начальный человек земли русской» святейший патриарх Ермоген4, готовый «душу свою положить за веру христианскую несомненно». Он потребовал, чтобы Владислав был прежде крещен и чтобы литовские люди вышли из Москвы. Напрасно бояре «позорили и лаяли» патриарха, напрасно говорили, что «попы не управляют государством», — «поборатель за веру православную и отечество русское» был непоколебим, проклинал изменников

и благословлял народ на восстание, на защиту национальных святынь от поругания иноверных. Русский народ оказался с патриархом и против изменников. Народными ополчениями отозвалась земля русская на голос патриарха. Ценою жизни своей заплатил Ермоген за свою верность Церкви и отечеству. В мрачном подземелье московского Чудова монастыря — там могучий дух православного патриарха дал новое направление русской истории. 17 февраля 1612 года уморенный голодом скончался патриарх, а через год Москва встречала своего русского православного царя Михаила Феодоровича Романова5.

Патриарший престол с 1619 года занял отец молодого Государя — Филарет6. Русским царством стала управлять двуединая власть: царь и патриарх. Оба равно писались «великими Государями» на всех государственных актах; обоим представлялись иноземные послы. Патриарх принимал самое деятельное участие во всех государственных решениях. Сам царь однажды заявил, что «каков он, Государь, таков и отец его государев, великий Государь, святейший патриарх, и их государское величество нераздельно». Самой насущной заботой царя и патриарха было «как землю устроить», — почему и патриарх Филарет занимался преимущественно делами государственными, утверждая самодержавие своего сына и совершенствуя систему государственного управления. Понятно, что при таком патриархе Церковь пользовалась полнотою своих прав и была зависима только от патриарха. Патриарх получил право даже гражданского суда в церковных областях. Патриарший двор почти не уступал царскому дворцу. Около патриаршего двора был сложный механизм церковного правления. Патриарх заботился о церковной школе, об исправлении церковных книг, об устройстве епархии в Сибири. Принял патриарх меры и к ограждению православия от иноверия: поставлено было крестить обращающихся к Церкви латинян и лютеран.

Полное единение между царем и патриархом продолжалось и после смерти Филарета (1633). «Освященный собор» высших иерархов во главе с патриархом входил в состав Боярской Думы. Патриарх был личным советником царя, а царь бывал, например, душеприказчиком почившего иерарха. Но, конечно, преемники Филарета — Иоасаф I (1634—1640)7 и Иосиф (1642—1652)8 не могли иметь такого же церковно-государственного значения, как их предшественник. Сравнительно с Филаретом это были люди хотя и добродетельные, но «к царю не дерзновенные». При них развивалась пышная церковная обрядность в кремлевских соборах, но в своем управлении Церковь потеряла долю своей недавней самостоятельности. Вместе с упорядочением государственной жизни появилась нужда и в усовершенствовании законодательства. В правление царя Алексея Михайловича9 и было приступлено к составлению «Уложения»10. «Уложение» коснулось некоторых важных сторон и церковной жизни. Православная Церковь владела обширными вотчинами, свободными от многих государственных сборов. Церковь имела и свой суд не только по делам духовным, но почти по всем и светским. Эти две государственные привилегии Православной Церкви были существенно затронуты «Уложением». Некоторая часть церковных вотчин была отписана в казну, а дальнейшему распространению земельных владений был положен конец. Сокращена была и судебная самостоятельность Церкви: гражданские дела между светскими и духовными лицами и даже между двумя

духовными поступали в ведение общегосударственного суда. Был создан особый орган государственного суда над духовными лицами — монастырский приказ. Так, московское правительство устанавливало «равный суд и расправу». Монастырский приказ не ограничивался только судебной деятельностью. Он влиял на избрание священников в монастырских вотчинах, даже на назначение монастырских «властей», настоятелей и казначеев. Это был орган, чрез который светское правительство получало влияние на внутренюю жизнь Церкви. Лишь область самого патриарха оставалась при прежней независимости от светского правительства.

В 1652 году патриархом стал Никон11. Никон — величайшая личность древней Руси. Это был богатырь и духом, и телом, особый избранник Божий. Сын крестьянина, много претерпевший от злой мачехи, аскет с раннего детства, строгий подвижник сурового Анзерского скита в Соловках — приведен был Промыслом на патриарший престол и сделался замечательным церковным и государственным деятелем, личность которого в разные столетия привлекает к себе внимание и русских, и иностранных ученых, вызывает около себя споры, возбуждает благоговейное преклонение одних и раздраженное злословие других. Не дивно, что такая личность еще до патриаршества очаровала и покорила сердце тишайшего царя Алексея Михайловича, в котором счастливо сочетались все лучшие душевные качества древнерусских благочестивых людей. Еще в сане Новоспасского архимандрита Никон сделался «собинным другом» царя. Назначенный новгородским митрополитом, он обнаружил свои выдающиеся административные способности и самоотверженную преданность делу церковному и государственному. Кружок передовых московских людей выдвинул по смерти патриарха Иосифа Никона как способного не только править кораблем церковным, но и властно направлять его по новому пути. Никон согласился стать патриархом лишь после того, как царь, бояре и народ в Успенском соборе клятвенно обещались «слушать его во всем» и дать ему «устроить Церковь».

Снова возвратились в московском Кремле дни патриарха Филарета и царя Михаила. Самая тесная, искренняя и нежная дружба соединяла патриарха Никона и царя Алексея: они вместе молились, вместе занимались делами, вместе трапезовали. Патриарх стал именоваться «великим Государем», принимал послов, вступал в сношения с иноземными владетельными особами, в отсутствие царя единолично правил государством и охранял царскую семью.

Не без влияния Никона Малороссия нашла «благотишанейшее пристанище» под «государской рукой» Алексея Михайловича. Московское правительство приняло Малороссию в свое подданство «для (ради) православныя христианс-кия веры и святых Божиих церквей», «для избавления от ляцкаго гонения православных людей, не хотя того слышати, что единоверным православным христианам в разоренье от латинов и от папежник бытии».

В церковной области патриарх был совершенно самостоятельным и независимым от светского правительства владыкой. Ограничительные в отношении Церкви меры, принятые незадолго до патриаршества Никона, при нем потеряли всякую силу. Монастырский приказ был ничто для всесильного патриарха, который склонял своего друга-царя даже к тому, чтобы «Уложение» заменено

было книгой церковных правил — «Кормчей». Патриарх был решительным противником нового государственного законодательства. «Уложенная беззаконная книга», по мнению Никона, содержит «бесовския законы», написанные «советом антихриста». Составитель «Уложения» боярин Одоевский — «богоборец и истиноборец, списатель неправедный».

Благолепие храмов, торжественность богослужений достигли при Никоне высшей степени развития. Драгоценнейшие предметы патриаршей ризницы сооружены были именно при этом патриархе. Духовное просвещение и наука находили в Никоне своего неизменного покровителя. Семена науки только что начали сеять на московской почве вызванные окольничим Феодором Михайловичем Ртищевым12 киевские ученые монахи. Никон поселил их около Кремля и даже в самом Кремле. Патриарх заботился об устроении иноческой жизни, основывал новые монастыри: Иверский, Валдайский и Воскресенский, «Новый Иерусалим» именуемый, монастыри доселе служат свидетелями оригинальных замыслов и даже художественных дарований великого патриарха.

Но с именем патриарха Никона связано печальнейшее явление русской церковной жизни — возникновение старообрядческого раскола. Едва ли возможно указать в церковной истории другой подобный случай, когда бы столь значительное отпадение от Церкви имело причины столь ничтожные. Никон произвел некоторые незначительные перемены в церковном обряде, чтобы этот обряд согласовать с практикой Греческой Церкви; исправлен был по местам текст богослужебных книг. Но эти неважные перемены церковной внешности некоторым узким и односторонним книжникам того времени показались нарушением чистоты самого догматического вероучения. Никон указывал, чтобы все крестились троеперстно, а не двуперстно, проскомидию совершали на пяти просфорах, а не на семи, «аллилуия» пели трижды, а не дважды, писали «Иисус», а не «Исус» (начертание, совершенно не соответствующее ни еврейскому, ни греческому) и под. В этом фанатики обряда усмотрели разрушение веры, ниспровержение Церкви. Из-за этих мелочей много искренно благочестивых, но темных людей порвали с Церквью, поносили Никона и Православную Церковь самой неприличной бранью, вступили на путь векового блуждания вне Церкви в дебрях раскола. По взгляду вождей раскола, например, протопопа Аввакума13, нужно страдать и умереть за единую букву «азъ». Обряд неизменен, как догмат; русская церковная жизнь должна как бы застыть в тех формах, какие сложились в начале XVII века. Понятно, что фанатичные и неразумные консерваторы стали противниками патриарха Никона, который своими реформами желал объединить практику Церкви Русской с практикой греческого Востока. Никон был носителем идеи вселенского православия, вселенской Церкви, тогда как для некоторых русских людей XVII века православие ограничено было и русскими национальными рамками.

Смута, поднявшаяся в Русской Церкви от протеста против «книжнаго исправления», осложнилась особенно вследствие превратности личной судьбы самого знаменитейшего из патриархов. Высокое положение и влияние патриарха Никона основано было не столько на исторически сложившихся взаимных отношениях царя и патриарха, сколько на его личной близости и дружбе с царем

Алексеем Михайловичем, хотя Никон и держался того взгляда, что все его преимущества принадлежат ему по самому званию патриарха. «Священство выше царства», а потому Церковь не только должна быть совершенно самостоятельна в своем внутреннем управлении, но и само государство должно быть под нравственным контролем власти духовной. Московские государственные люди уже в XVII веке далеко не все могли сочувствовать подобным взглядам первоиерарха московского. Московское государственное единодержавие, развившееся на развалинах прежней удельной самостоятельности, стремилось, наоборот, подчинить себе и Церковь. Боярство XVII века скорее склонялось к тому принципу государственной Церкви, который на Западе полтора века назад был провозглашен немецкой реформацией. Уже на почве этого идейного разногласия должен произойти разрыв между патриархом и московским «передовым» боярством. Но у решительного и властного Никона немало было и личных врагов, которым было ясно, что, не будь около царя патриарха, они сами имели бы больше власти и значения. Такие-то враги из среды московского боярства поссорили Никона с Алексеем Михайловичем. Царю внушали при каждом удобном случае, что «государевы царевы власти не слыхать стало». Царь охладел к патриарху, перестал его звать к себе, не защищал от оскорблений, не посещал патриарших богослужений. Наконец, 10-го июля 1658 года чрез князя Юрия Ромодановского14 патриарху был заявлено: «царское величество гневен на тебя, ты царское величество пренебрегл еси и пишешься великим Государем, отныне впредь не пишешься и не называешься великим Государем». Это было сказано патриарху перед литургией, а после литургии патриарх ответил тем, что всенародно в Успенском соборе отрекся от патриаршества, несмотря на мольбы народа, вышел из храма и уехал в свой Воскресенский монастырь. В оправдание своего поступка Никон указывал на засилье государственной власти в делах церковных: «суд и всякая церковная управления царская держава восприят и нам быти стало не у чего, пусть ему, государю, просторнее без меня». «А вселенстей велицей Церкви обид много стало, и божественных заповедей Христовых, и св. апостол и св. отец правил, как обещал на нашем постановлении, не почал соблюдать». Восемь лет не было патриарха в Москве. Смута церковная росла. Между царем и патриархом велась даже литературная полемика. Противная Никону партия усилилась проживавшими в Москве греками; из них особенно выдавался весьма подозрительный по своим нравственным качествам, но умный и хитрый газский митрополит Паисий Лигарид15, который заботился только о том, чтобы выслужиться пред московским правительством. В то же время противники книжного исправления объединялись между собою. Решили, наконец, для суда над Никоном и для устройства церковных дел пригласить в Москву восточных патриархов. В 1666 году прибыли только двое из восточных патриархов — Паисий Александрийский16 и Макарий Антиохийский17. Главной целью длинного и трудного путешествия патриархов был не столько суд над Никоном, для которого они и не были уполномочены другими патриархами, но сбор богатой милостыни. Понятно, что в деле патриарха Никона они готовы были вынести решение, угодное правительству. Два прежние близкие друга — царь и патриарх — предстали пред соборным судом. Никону поставили в вину самовольное оставление патриаршего престола,

«досаждение» царю и многое другое. 12-го декабря был объявлен строгий приговор угодливых судей: «сотворихом его, Никона, непричастна всякому священнодейству, изрекше ему отныне вменитися и нарицатися простым монахом Никоном, и не ктому патриархом московским». «Собинный друг» царя и «великий Государь» был заточен в Ферапонтов монастырь, а затем в Кириллов. Пятнадцать лет провел Никон в заточении. Уже сын Алексея Михайловича царь Феодор Алексеевич18 в 1681 году решил перевезти Кирилловского узника в его любимый Новый Иерусалим. Но на пути около Ярославля сломленный жестокими невзгодами богатырь-патриарх скончался, и братия созданного им монастыря встретила лишь его бездыханное тело для торжественного погребения. Царь испросил у восточных патриархов разрешительные грамоты, восстановлявшие почившего иерарха в патриаршем достоинстве.

С участием тех же двух из восточных патриархов в 1667 году составился «большой московский собор». Здесь обсуждался вопрос об отношении власти царской и патриаршей. Угодливые греческие иерархи склонны были ответить в противоположном мнению Никона смысле: «царство выше священства». «Патриарха быти послушлива царю, яко поставленному на высочайшем достоинстве». Но русские иерархи не согласились с таким решением вопроса и вступили в спор с патриархами, так что собор остановился на примирительной формуле: «царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх в церковных, дабы, таким образом, сохранилась целою и непоколебимою стройность церковного учреждения».

Когда на соборе коснулись протеста против книжного исправления, то патриархи, конечно, осудили противление Церкви сторонников старого обряда и старых книг, так как эти сторонники были ведь и противниками греков. С этого момента начал существовать старообрядческий раскол, как отделившееся от Церкви религиозное общество.

Тот же собор сделал целый ряд постановлений для упорядочения русской церковной жизни. Собор требовал, чтобы архиереи дважды или, по крайней мере, однажды в год собирались в царствующий град для суждения о церковных делах и чтобы увеличено было число епархий и архиереев. Собор сделал постановление о неподсудности духовных лиц светскому суду и во исполнение этого соборного постановления учрежден был Духовный приказ, вскоре слившийся с Патриаршим разрядом. Сделан был и еще целый ряд более мелких постановлений, касавшихся благочиния церковного, духовенства и монашества. Соборные деяния в весьма неприглядных чертах рисуют состояние Русской Церкви и повсюду носят характер резко обличительный. В качестве одной из мер к бла-гоустроению церковной жизни патриархи убеждали Московское правительство завести училища.

Избранный на соборе 1667 года патриарх Иоасаф II19 и его преемник Пи-тирим20 не оставили какого-либо заметного следа в истории Церкви. Иоасаф был тих и кроток, вполне послушен царю и не настаивал на осуществлении даже постановлений собора 1667 года, а Питирим занимал патриарший престол всего десять месяцев.

С июля 1674 года на московском патриаршем престоле мы снова видим замечательного церковного деятеля — Иоакима21. Его деятельность была разно-

стороння. При нем на соборе 1675 года подтверждены были постановления о неподсудности духовных лиц светскому суду, после чего был даже закрыт Монастырский приказ, столь много огорчавший своим существованием еще патриарха Никона. Патриарх Иоаким настаивал на самостоятельности внутреннего управления Русской Церкви. Немало заботился патриарх об улучшении материального достатка духовенства. При полном несочувствии боярства патриарх, однако, добился того, чтобы церкви были наделены землями. Другою мерою патриарха было уменьшение и уравнение епархиальных сборов с духовенства. В 1682 году в Москве составлен был собор для обсуждения внутренних церковных дел и особенно для выработки мер борьбы с расколом. Осужденные собором 1667 года раскольники стали во враждебную оппозицию и Церкви и государству. Вождей раскола ссылали в отдаленные окраины, а они там, вдали от светского и церковного правительства, насаждали раскол. Даже Соловецкий монастырь не принял новых книг; иноки всех послов «высылали вон с безчестьем», а стрельцов царских в 1668 году встретили пушечными выстрелами, после чего началась почти десятилетняя осада монастыря, или «соловецкое сидение», после которого мятежники были или казнены, или сосланы. В 1682 году в Москве, в связи с стрелецкими бунтами, разразился бунт раскольничий под предводительством Никиты Пустосвята. Раскольники со своими вождями явились на собор в Грановитую палату с челобитной, где писали, «что цари изнемогоша, архиереи падоша». Напрасно патриарх пытался образумить мятежников; всякие доводы патриарха и архиереев Никита и его сподвижники покрывали криком и шумом. С криком: «препрехом! победихом!» раскольники вышли из Кремля к лобному месту. После этого начали применять к раскольникам строгие меры. Никита был казнен на другой же день. Собор московский одобрил преследование раскола еще раньше, при жизни царя Феодора, по указу которого казнены были расколоучители Аввакум, Лазарь и другие. Много постановлений собора 1682 года касаются благоустройства жизни монастырской. Непорядки в церковной жизни собор считал удобной почвой для раскола, предводимого врагами Церкви. Около этого же времени начинается литературная борьба представителей Церкви с расколом. Сам патриарх составил подробное опровержение раскольничьей челобитной под названием «Увет духовный». Холмогорский архиепископ Афанасий22 написал «Щит веры».

Из церковных событий времени патриаршества Иоакима особенно выдается подчинение киевской митрополии московскому патриарху. Киевская митрополия в течение всего XVII века переживала весьма тяжелые времена. Православие в западной Руси, находившееся под польско-католическим владычеством, было гонимо и преследуемо. В конце XVI века многие иерархи под давлением католического правительства изменили православию и вступили в унию, подчинившись римскому папе и принявши римские догматы, но сохранив православный обряд. Среди гонений и преследований от католиков многие из западных церковных деятелей уже обращали свои взоры к Москве. Распри и несогласия раздирали, однако, и православную иерархию западнорусской церкви. Киевский митрополит находился в то время лишь в номинальной зависимости от Константинопольского патриарха, а на самом деле был совершенно самостоятелен. Вот почему и мысль о церковном единении с Москвой находила

больше сторонников в народных низах, нежели в иерархических верхах. А между тем без поддержки московского патриарха и московского царя западнорусская церковь легко могла подпасть под влияние польско-латинское. Это обстоятельство озабочивало патриарха Иоакима и побуждало его сноситься с малороссийским гетманом Самойловичем23 по вопросам церковного благоустройства. Гетман выражал согласие на подчинение митрополии патриарху, но желал выговорить для митрополита как можно больше привилегий. Переговоры доведены были до желательного соглашения, и 8-го ноября 1685 года в Успенском соборе епископ Гедеон Четвертинский24 был поставлен в митрополита Киевского. Так патриарх Иоаким докончил дело Никона и Богдана Хмельницкого25: Малороссия объединена была с Россией не только граждански, но и церковно. О постановлении Киевского митрополита в Москве сообщили Константинопольскому патриарху Дионисию26, который особой грамотой выразил свое согласие на подчинение южнорусской церкви патриарху московскому.

Но особенно замечательны заботы патриарха Иоакима о насаждении в Москве истинного просвещения. Еще раньше ученые люди, приезжавшие в Москву из Киева, встречали покровителей в лице патриархов. Во второй половине XVII века из Киева начали являться ученые монахи латинского образа мыслей. Таков был особенно Симеон Полоцкий27, воспитатель царских детей Феодора и Софии, ходячая энциклопедия на все придворные поручения по части составления стихов и даже сочинения комедий для придворного театра. Под влиянием Симеона Полоцкого польско-латинское образование стало входить даже в моду при дворе и высшем московском обществе. Для противодействия латинскому влиянию патриарх учредил в Москве греческое училище при типографии. «Едва не каждую неделю царь и патриарх приходили в типографию и порознь, и вместе и явно, и тайно, чтобы утешаться новым и неслыханным делом, наделяли учащихся одеждой и червонцами». Скоро зародилась у царя и патриарха мысль об учреждении Академии.

А между тем латино-католическое влияние в Москве все росло. В Москву в немецкую слободу проникли даже иезуиты, устроили там латинскую школу, находя себе поддержку в влиятельном князе В. В. Голицыне28. В Москве XVII века возможно было такое явление, что кандидатами на учительские места в не открытой еще Академии были выходцы из западной Руси вроде Яна Белободского, для которого было безразлично лютеранство, кальвинизм и католичество и которого современники сравнивали с цыганом. После смерти Симеона Полоцкого наиболее видным ученым был строитель Заиконоспасского монастыря Сильвестр Медведев29, который был верным учеником Полоцкого и твердо держался по многим вопросам католических мнений. Не только патриарха Иоакима беспокоило усиление западно-католического влияния в Москве, — беспокоились об этом даже и на Востоке, особенно знаменитый ревнитель православия иерусалимский патриарх Досифей30. Патриарх Иоаким неустанно боролся с учеными католического направления. Патриарх Досифей неизменно поддерживал патриарха московского и даже возбуждал его к искоренению католичества в Москве. Для поддержания православной учености в 1685 году патриарх Досифей прислал двух ученых греков братьев Иоанникия и Софрония Лихудов31 и с этого време-

ни в течение пяти лет продолжались в Москве напряженные споры и усиленная литературная полемика с католичеством. Полемика вращалась около вопроса о времени пресуществления Св. Даров на литургии, потому что Сильвестр Медведев и его единомышленники открыто учили по-католически, что Дары пресуществляются не во время призывания на них Духа Святаго, а когда священник произносит: «Приимите, ядите» и т. д. Какова была эта полемика, можно судить уже по заглавиям полемических сочинений, вроде — «Показание истины на псо-неистовое брехание», «Акос, или врачевание от угрызений змиевых». В 1690 году Патриарх на соборе осудил «хлебопоклонническую ересь», а вместе с ней и многие книги киевского сочинения, «новосотворенныя киевския книги, от нихже Сенка Медведев прелстися». Осуждены были и запрещены для чтения многие из сочинений Симеона Полоцкого. По настоянию патриарха иезуиты были удалены из Москвы и даже всем иностранцам стеснен въезд в пределы Московского государства.

Между тем братья Лихуды вскоре по приезде начали организовывать курс академического обучения, сначала в Богоявленском монастыре, а потом в особом здании в Заиконоспасском монастыре. Планы патриарха и московского правительства относительно московской Академии были самые широкие. Еще раньше составлена была грамота о привилегиях Академии. Здесь Академия изображается совершенно самостоятельным учено-учебным учреждением вроде западноевропейских университетов того времени. Она давала высшие права государственной службы, она должна была заведывать всем русским просвещением и образованием, испытывать в вере приезжающих в Россию иноземцев, противодействовать распространению запрещенных книг; ей же принадлежало право суда по делам веры и благочестия, она могла приговаривать к смертной казни чрез сожжение. Открытая с приездом Лихудов Академия была более скромным учреждением. Братья преподавали Священное Писание, отцев Церкви, грамматику, пиитику, риторику, логику и физику. Преподавание велось на греческом и латинских языках. Так при патриархе Иоакиме, его трудами и благословением в стенах московского Заиконоспасского монастыря положено было начало русскому научному образованию.

А между тем не только для Русской Церкви, но и для русского государства наступало время больших и решительных перемен, время Петра I32. Последний год патриаршества Иоакима был первым годом царствования Петра. Патриарх и раньше неодобрительно смотрел на поездки молодого царя в немецкую слободу и с протестом выступил, когда царь начал своих тамошних друзей переводить в московский Кремль. В 1690 году Иоаким умер, оставив завещание, где умоляет царей не вводить на Руси иноземных обычаев, не ставить еретиков чужеземцев во главе православных полков, не строить немецких кирок в России.

Преемник Иоакима патриарх Адриан33 был ревнителем старины и в начале своего патриаршества противился тем новшествам, какие с жестокой решительностью вводил Петр. Патриарх писал послания с увещаниями держаться старины, но скоро, видя безуспешность своей борьбы за православную старину, замолчал и почти устранился от народной жизни. Однако и тогда патриарх был как бы нравственным центром всех противников иноземной новизны. Многие

были недовольны патриархом, который не обличает царя; «бережет мантии да клобука белаго, затем и не обличает».

В октябре 1700 года скончался патриарх; нового патриарха не было поставлено, был назначен лишь «местоблюститель патриаршаго престола» митрополит Рязанский Стефан Яворский, питомец католических школ. Период мес-тоблюстительства растянулся на целых 20 лет. В это время царь всеми мерами ограничивал судебные и имущественные права Церкви. Особенно привлекали царя церковные имения, из которых он старался извлечь как можно больше пользы для своих военных и государственных предприятий. Восстановлен был Монастырский приказ, где в светских руках было сосредоточено управление церковными вотчинами. Доходы с этих вотчин шли в государственную казну, откуда выдавались церковным учреждениям лишь определенные в минимальном количестве штатные оклады. Царь не щадил народной веры и народного чувства: открыто знался с еретиками-иноземцами, не уважал духовного сана, не соблюдал древнерусских обычаев, заводил соблазнительные обычаи иноземные. Было открыто гонение на древнерусскую внешность. Древнерусская борода и длиннополое платье были в глазах царя как бы красным флагом государственного бунтовщика. Законодательство неумеренно решительного преобразователя «вмешивалось в ведомство парикмахера и портного». С барабанным боем на площадях и улицах возвещался царский указ надеть всем, кроме духовных и крестьян, кафтаны венгерские. Чрез год иной указ: надевать платье саксонское и французское. За продажу русского платья были определены кнут и каторга. Поднято было гонение на монашество и на монастыри, эти центры древнерусского благочестия. С узкой государственной точки зрения Петра, монахов «большая часть бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть». Петр принимал меры к тому, чтобы уменьшить число монахов в монастырях. Пострижения в монашество были весьма затруднены, а временно даже и вовсе запрещены. На свободные же места приказано было посылать отставных солдат. На монастырское попечение и содержание начали посылать всех — бродяг, преступников, сирот, подкидышей, даже сумасшедших. Монастырской казной царь пользовался весьма широко на свои военные и государственные нужды. Но многое преобразователь позволял себе и без всякой государственной нужды. Таково было учреждение «всешутейшаго и всепьянейшаго собора» во главе с «патриархом презбург-ским, яузским и всего Кукуя», где царь был протодиаконом, усердно занимаясь со своей «кумпанией» побоищами с «Ивашкой Хмельницким». Вполне понятно народное недовольство царем, от преобразований которого пользы еще не было видно, а тягости уже чувствовались. Еще более понятно недовольство царем в рядах духовенства, так как от преобразований Петра для Церкви и православия грозили не малые опасности. Иерархия древнерусской Церкви была народна, жила одной жизнью с народом. Петр начал создавать, так сказать, правительственную иерархию, вызывая киевских ученых монахов и поставляя их епископами в Великой России, чтобы они были адвокатами царских преобразований на церковной кафедре. Таков был и Стефан Яворский34. Однако Стефан Яворский не мог уже в силу своего католического образования сочувствовать всем реформам Петра, особенно поскольку они касались подчинения Церкви государству;

не был он доволен и личным поведением царя, например, его вторым браком от живой жены. Вот почему скоро Стефан стал на сторону недовольных Петром и даже в проповеди называл царевича Алексея Петровича «единою надеждою России», довольно прозрачно намекая на царя в своих обличениях. Кроме того, Стефан весьма ревностно боролся с протестантским лжеучением и с русскими еретиками протестантского направления, например, Дмитрием Тверитиновым35 и Фомой Ивановым36. Эта деятельность митрополита была неугодна царю, постоянному другу немецких протестантов. Дело царевича Алексея37 окончательно вооружило Петра против великороссийской церковной иерархии, некоторых представителей которой царь отправил в ссылку и даже предал смертной казни. Приближенными царя делаются во вторую половину его царствования чуждые русскому народу, не твердые в православии, но весьма талантливые иерархи самого либерального церковного направления и юго-западного происхождения — Феодосий Яновский38 и особенно Феофан Прокопович39. Последний был сподвижником Петра во всех его реформах, касающихся дел церковных. Вместе с Феофаном Петр решил уничтожить патриаршество, вообще каноническое единовластительство в Русской Поместной Церкви (Апостольское правило 34-е), заменив его управлением коллегиальным. По поручению Петра Феофан составил Духовный Регламент, где между прочим есть попытка оправдать предположенную церковную реформу и где можно видеть истинные причины, двигавшие реформаторов. Преимущества коллегии пред единоличным управлением указываются в том, что коллегия может работать без больших перерывов, что правда скорее доступна многим, нежели одному, что коллегия беспристрастнее, авторитетнее и независимее от влияния отдельных лиц. Но вот и настоящая цель уничтожения патриаршества, как о ней говорит Регламент. «Велико и сие, что от соборнаго правления не опасатися отечеству мятежей и смущения, яковые происходят от единаго собственнаго правителя духовнаго. Ибо простой народ не ведает, как разнствует власть духовная от самодержавной, но великою величай-шаго пастыря честию и славою удивляемый, помышляет, что таковый правитель есть то вторый государь, самодержцу равносильный, или больше его. Тако простые сердца мнением сим развращаются, что не так на самодержца своего, яко на верховнаго пастыря в коем-либо деле смотрят. И когда услышится некая между оными распря, вси духовному паче, нежели мирскому правителю, аще и слепо и пребезумно, согласуют... Самою вещию не единожды во многих государствах сие показалося... Да не воспомянутся подобные и у нас бывшие замахи». Ясно, что Петр объявляет нетерпимой с государственной точки зрения самостоятельность и независимость патриаршей власти. Учреждая «Духовный Коллегиум», Петр желал создать послушный себе орган церковного управления. Члены Коллегиума назначаются государственной властью и, вступая в исполнение своих обязанностей, дают такую присягу: «исповедую с клятвою крайняго Судию Ду-ховныя сея Коллегии быти Самого Всероссийскаго Монарха, Государя нашего Всемилостивейшаго». На первый план народной жизни выступает государство и светская власть, а Церковь и духовная власть должна отойти назад и скрыться в тени. Духовный Регламент заботится о том, «чтоб укратити вельми жестокую епископов славу». Петр устанавливал такой порядок, при котором были бы уже

невозможны «и у нас бывшие замахи», когда патриарх и «великий Государь» Никон вступал в борьбу с царем за свободу и независимость Церкви.

14 февраля 1721 года была открыта Духовная Коллегия — «Святейший Правительствующий Синод», чрез два года признанный восточными патриархами в равном им достоинстве. Первоначально в состав Коллегии вошли лишь три архиерея. Преобладали члены малороссийского происхождения, на которых великороссийская иерархия смотрела подозрительно, и Коллегия, вопреки обещаниям Регламента, с самого начала не имела авторитета, сколько-нибудь подобного авторитету патриаршескому. В государстве Синод был скоро приравнен к Сенату, хотя в Регламенте Синод рассматривается не иначе, как коллегия, подобная другим, ранее учрежденным.

Петр создавал коллегии, но и не доверял коллегиям. Отсюда обер-проку-ратура в Сенате и Синоде. «Око государя и стряпчий по делам государственным» — так назван обер-прокурор Синода в инструкции 1722 года. По инструкции обер-прокурор — блюститель государственных интересов в высшем церковном учреждении, не имеющий влияния на самое церковное управление. Деятельность синодальных обер-прокуроров в первое время и не выходила за границы, указанные в инструкции; это были блюстители почти одних экономических интересов государства. В обер-прокуроры назначались люди, не занимавшие высокого положения в системе государственного чиноначалия. Так первый обер-прокурор И. В. Болтин40 был всего лишь драгунский полковник, второй А. П. Баскаков41 — лейб-гвардии капитан, третий Н. С. Кречетни-ков42 — генерал-провиантмейстер. Но особенно важно, что верховная власть очень часто сносилась со Св. Синодом или чрез «президента», или чрез кого-либо из членов; обер-прокурор был от государя дальше, нежели сам Синод. Сам Петр передавал свои указы или чрез Феофана Прокоповича, или чрез Феоди-сия Яновского.

Преобразовательная деятельность Петра имела неисчислимые последствия для жизни церковной. Верховная государственная власть отдалила от себя представителей иерархии, которые перестали иметь какое-либо значение в общегосударственной жизни. Православные иерархи были как бы заменены различными немецкими выходцами. Царь вместе со своим двором оставил центр прежней государственной и церковной жизни, историческую Москву, и переселился в город, которому на чуждом языке дал свое имя. К себе царь приблизил чужих для Великороссии иерархов, которые чужды были по духу всей русской Православной Церкви. Под влиянием этих иерархов утвердилось латинское направление в богословской науке, тем более что и сам царь приказывал в Московской Академии заводить «учения латинския». Постепенно эта латинская школа воспитывала новые поколения церковных деятелей в чуждом древнерусскому православию духе. Так зарождался разрыв между иерархией и народом. О низшем духовенстве Петр и его церковное правительство заботилось мало. Для поднятия материального обеспечения духовенства применялась неудачная и неполезная с церковной точки зрения мера — сокращение числа приходов и сокращение штатов. Эта мера создавала большие неудобства в церковной и приходской жизни и не достигала своей цели, так что священники Петровского времени были «ни-

чем от пахотных мужиков неотменны: мужик за соху — и поп за соху. Понеже, аща пашни ему не пахать, то голодну быть».

По смерти Петра I в русской истории опять началось смутное время, эпоха дворцовых переворотов, когда «дворец и крепость обменивались жильцами». Разноплеменные «птенцы гнезда Петрова», по выражению историка, «дурачились над Россией». Был период, когда «корону Мономаха курляндский конюх примерял». Можно было тогда наблюдать странное и обидное явление. Обширным русским царством правили ненавидевшие все русское иноземцы, не имевшие для того ни права, ни сколько-нибудь достаточного таланта. Все это время было тяжелым вообще для русской земли и особенно тяжелым для русской Православной Церкви. Чужеземное правительство, конечно, чувствовало шаткость своего положения и всюду видело своих врагов. Каждое слово в защиту православия и в обличение западных ересей считали призывом к политическому мятежу и со всем этим боролись самым жестоким и беспощадным образом. Вся православная иерархия была взята под подозрение. Шли бесконечные розыски и пытки, за ними следовали ссылки, заточения и казни. Много бед великороссийской иерархии доставил «сподвижник» Петра Феофан Прокопович. Вскоре после смерти Петра русские иерархи начали бороться с Феофаном. Его обвиняли — и не безосновательно — в склонности в протестантизму, но Феофан, друг Бирона43 и Остермана44, выдвигал против своих врагов обвинение в политической неблагонадежности. Вместе со всей немецко-курляндской партией Феофан был гонителем православных епископов. Достаточно было издать или распространять направленную против протестантов книгу Стефана Яворского «Камень веры», чтобы попасть под суд, лишиться кафедры и очутиться в тюрьме.

С неподдельным восторгом русские иерархи приветствовали падение бироновщины и воцарение «дщери Петра». «Коликое гонение на самых благочестия защитителей, на самых священных таин служителей, чин духовный: архиереев, священников, монахов мучили, казнили, расстригали, и тем так устрашили, что уж и самые пастыри, самые проповедники слова Божия молчали и уст не смели о благочестии отверзти». Так вспоминал страшное недавно прошлое архиепископ Димитрий Сеченов45 в проповеди 25 марта 1742 года. «Остерман и Миних46 со своим сонмищем влезли в Россию, яко эмиссарии диавольские, да под видом министерства и вернаго услужения государству российскому еже первейшее и дражайшего всего в России правоверие и благочестие не точию превратят, но и искореня истребят», — так говорил епископ Кирилл Флоринский в проповеди 18 декабря 1741 года. «Не токмо учителей, но и учения и книги вязали, ковали и в темницы затворяли, готовыя во тьме заключили, а другия сочинять под смертною казнию запретили» (Из проповеди еп[ископа] Амвросия Юшкевича47 в день коронации Елисаветы48, 28 февраля 1742 г.).

Двадцатилетнее царствование Елисаветы было едва ли не лучшим для Церкви временем в течение всего XVIII века. Императрица Елисавета в своей личности совмещала самые разнообразные и даже друг другу противоречащие качества. Среди этих качеств было и своего рода благочестие или, по крайней мере, набожность. При ней не стало при дворе того пренебрежения к Церкви ее уставам, какое было утвердилось там со времени самого Петра. Императрица

была под влиянием своего духовника протоиерея Дубянского, члена Св. Синода. Постоянным защитником Церкви и духовенства был пред императрицей весьма близкий к ней человек граф А. Г. Разумовский49, сам в своей молодости многим обязанный духовенству. Ради вопросов церковных этот оригинальный вельможа «забывал и природную лень, и отвращение от дел». С воцарением Елисаветы для несчастных жертв бироновщины наступило лето благоприятное. Зная расположенность императрицы к духовенству, видные иерархи заговаривали даже

о восстановлении патриаршества или, по крайней мере, об расширении самостоятельности Синода в некоторых областях церковного управления. Однако на время царствования Елисаветы падает усиление влияния на церковное управление обер-прокурора. Обер-прокурором был тогда кн. Я. П. Шаховской50, человек весьма деятельный и настойчивый. В своих «записках» он сам сознается, что «присутствующия в Синоде духовныя особы превосходили его разумом и красноречивым о своих делах толкованием». Однако он скоро достиг полного доверия государыни и получил право постоянного личного доклада о синодских делах; чрез него же часто давались Синоду царские указы. Обер-прокурор начал обращаться с «предложениями» к высшему органу церковной власти и сам реформировал синодское делопроизводство. Неусыпным и даже придирчивым контролем Шаховской много досаждал членам Синода, и столкновений между обер-прокурором и Синодом было великое множество. Хотя императрица иногда становилась в этих столкновениях на сторону членов Синода, однако Шаховской до конца сохранил расположение и доверие государыни: она его не уволила даже и тогда, когда члены Синода, явившись к ней, на коленях умоляли освободить их от Шаховского.

Неисчислимыми бедствиями угрожало Православной Церкви появление по смерти Елисаветы на императорском троне голштинского герцога Петра III51, поклонника прусского короля Фридриха II52. Новый император щеголял своим пренебрежением к Церкви, духовенству и богослужению. Он во время богослужения в храме делал приемы, расхаживая по храму и громко разговаривая. Нерасположение к Церкви готово было вылиться и в законодательные формы. Был уже дан приказ очистить русские церкви от икон, священникам сбрить бороды и скинуть рясы. Царя окружали немцы, и грозило возвратиться время бироновщины. К счастью Русской Церкви, правление Петра III было кратковременным: 25 июля 1762 года был дан Синоду указ о равенстве всех христианских исповеданий, о необязательности постов и под., а 28 июня император был свержен и воцарилась Екатерина II53, которая в своем первом манифесте осудила отношение своего предшественника к православию.

В лице Екатерины II на престол вступила женщина-философ, стоявшая под влиянием либеральных философских идей своего времени, которые учили смотреть на религию исключительно с точки зрения политической. Екатерина считала возможным смотреть на себя как на главу Церкви: она признавала необходимость полной зависимости Церкви от государства. Свое царствование Екатерина начала с модной в то время секуляризации церковных имуществ. Смелый и решительный протест против отобрания церковных имуществ раздался со стороны Ростовского митрополита Арсения Мациевича54, который заявил, что

так с Церковью не поступали даже татарские ханы. Екатерина отдала Арсения на суд Синоду, и Синод, составленный из угодных императрице членов, осудил Арсения как «дерзкаго и безумнаго фанатика, преступнаго в предприятии, противном православной вере и верховной власти». Арсений сначала был заточен в монастырь, а потом лишен монашества и заключен в ревельскую крепость под именем Андрея-враля. После этого Екатерина стала смотреть на Синод как на послушное орудие верховной власти, что и выразила в своей речи к членам Синода по поводу секуляризации имуществ, где она называла иерархов «особами государственными», состоящими под властью монарха. «Члены Синода должны были покорно выслушать императорскую речь, полную изысканной укоризны и нескрываемого презрения к ним». «Они, как рабы, предали Арсения светской власти; теперь светская власть поработила их» (Бильбасов55). Общий либеральный характер правления Екатерины весьма способствовал расширению обер-прокурорского влияния в Синоде; притом обер-прокурорами были лица по настроению совершенно чуждые православию и недостойные того высокого церковного учреждения, при котором они служили. Таков был И. И. Мелисси-но56, который по поводу составления нового Уложения предлагал Синоду обсудить вопросы: не следует ли сократить посты, запретить ношение по домам икон, убавить что-либо из продолжительных церковных обрядов, не полезно ли уничтожить всенощные и вечерни и заменить их чтением молитв и проповедью, не следует ли «и епископам с законными женами сожитие иметь», не разрешить ли духовенству носить «более приличное платье», не отменить ли обычай поминовения усопших, не предоставить ли полной свободы смешанных браков и четвертых браков и тому подобное. Преемник Мелиссино бригадир П. П. Чебы-шев57 не стеснялся публично говорить о том, что он атеист. Понятно, что такой обер-прокурор заслужил лишь проклятия со стороны синодальных членов.

Нужно, впрочем, сказать, что во вторую половину царствования императрица благосклоннее относилась к Церкви и иерархии. Обер-прокурорами назначались лица совсем иного настроения и поведения, нежели Мелиссино и Чебышев; в то же время усилилось влияние митрополита Петербургского Гавриила58, который бывал иногда посредником между Синодом и императрицей.

При императоре Павле59 церковная власть пользовалась значительной долей самостоятельности, благодаря тому, что государь был расположен к Петербургским митрополитам Гавриилу и Амвросию60, которые имели поэтому большое влияние и совершенно заслоняли собою даже обер-прокуроров. При Павле обер-прокурор кн. В. А. Хованский61 был даже уволен по жалобе членов Синода, которым было поручено выбрать ему и преемника. Тем не менее, Павел смотрел на архиереев как на государственных чиновников и начал награждать их, невзирая на протесты, государственными орденами. Даже учитель императора знаменитый Московский митрополит Платон62 вызвал против себя не малое неудовольствие тем, что просил дать ему умереть архиереем, а не кавалером. Митрополит совершенно удалился от общецерковных дел и доживал свои дни в любимом уединении — в Вифании близ Троице-Сергиевой Лавры.

Среди таких стеснений существовала в продолжении всего XVIII века церковная власть в Русской Церкви. Нелегко было положение и низшего духовенс-

тва. Со времен Петра I духовенство обособилось в замкнутое сословие. Духовенство увеличилось в своем числе, так что немало было лишних священнослужителей. Духовенство было бедно и притом обложено разными повинностями на государственные и церковные нужды. В случае недоимок и неплатежей грозил беспощадный правеж: до конца 60-х годов XVIII века к духовенству применялись даже телесные наказания. Тем не менее, духовенство делало свое дело духовного руководства и духовного просвещения русского народа. Духовное сословие в течение XVIII века было наиболее образованным из всех прочих, так как имело в каждой почти епархии свои духовные школы с многолетним курсом обучения и обучение в этих школах было обязательно для детей духовенства. К сожалению, в духовной школе с самого начала утвердилось латинское направление; даже самое преподавание шло на латинском языке. Такая школа, давая детям духовенства и будущим священникам формальное образование, отдаляла пастырей от народного православия и народного благочестия. Кроме того, духовные школы XVIII века были крайне бедны. Преподаватели получали нищенские оклады жалования: 300 рублей в год получал ректор семинарии; «бурсаки» же нередко представляли собою толпу полуголодных нищих. До Екатерининских времен духовные школы не имели государственной поддержки и при Екатерине получили эту поддержку в весьма скудных размерах. Единства управления и единства организации духовные школы не имели, в них все определялось волей епархиального начальства.

Среди епархиальных архиереев немало было выдающихся деятелей церковной жизни и духовного просвещения. Они не имели отношения к центральному синодскому управлению, но на месте своего служения соединяли административную деятельность со святостью и подвижничеством личной жизни. Таковы были св. Митрофан Воронежский63, о смерти которого жалел даже Петр I, — св. Димитрий Ростовский64, ученый подвижник, борец против раскола, составитель знаменитых Четьих-Миней, на чтении которых доселе воспитываются в благочестии православные русские люди, — св. Тихон Задонский65, кроткий пастырь, любитель природы и уединения, писатель-аскет, св. Иоасаф Белгород-ский66, строгий и взыскательный администратор, но суровый аскет и подвижник в своей личной жизни.

От народной жизни в XVIII веке оторвались верхние классы, которые под руководством иноземцев, преимущественно немцев, усвоили европейские обычаи, европейские взгляды, европейское равнодушие к делам веры. Народ по-прежнему жил под руководством Церкви и духовенства, сохранял свои древнерусские православные обычаи, поддерживал церковный быт и был во всей своей массе верен православию своих предков. То, что происходило в северной новой столице, мало затрагивало общенародную жизнь, и эта жизнь была по-прежнему церковной и благочестивой. Высшее же петербургское общество, оторвавшееся от исконных русских исторических начал, оторвавшееся от вековой народной веры и жизни, отвергшее всякий руководственный авторитет Церкви и православной иерархии, в продолжение всего XVIII века поддавалось всем влияниям Запада, хотя и эти все иноземные увлечения русского общества не имели твердой почвы, а потому менялись с быстротою перемены всякой моды. В век Екатерины наряду

с увлечением самыми крайними рационалистическими учениями французских энциклопедистов зарождается на русской почве и масонство. Высшее общество сходилось лишь в одном — в отвращении от всего национально-родного и особенно от Православной русской народной Церкви. Церковный взгляд на жизнь как на подвиг очищения души от грехов и пороков, это взгляд подвергался лишь осмеянию, а модные европейские взгляды, конечно, весьма способствовали распространению испорченности и развращенности общественных нравов. На церковных деятелей, которые не могли одобрить такого настроения высшего общества, смотрели как на людей отсталых, с которыми можно не считаться.

Новое столетие и новое царствование с самого начала ознаменовались важными переменами в русской церковной жизни. При Александре67 реформирована была система государственного управления; взамен петровских коллегий созданы были министерства. В области церковного управления эта реформа нашла свое отражение в том, что усилилось значение обер-прокуратуры. С начала XIX века обер-прокурор Св. Синода становится как бы министром: сам император сравнивал его отношение к Св. Синоду с отношением министра юстиции к Правительствующему Сенату. Самый Синод для императора, мало заинтересованного в престиже церковной власти, был лишь «синодским департаментом». При новом положении вещей обер-прокурор Синода получил особенно сильное влияние на все церковное управление с самого же начала потому, что уже в 1803 году государь назначил на этот пост близкого к себе человека, своего «наперсника» и друга князя А. Н. Голицына68. Кн. Голицын менее всего готовился быть во главе церковного управления и менее всего был к этому пригоден. Человек самого либерального образа мыслей о религии, он сам откровенно сознавался: «Какой я обер-прокурор, ведь я ничему не верю!» «Служа здесь, — говорил он государю, — я буду прямо уже стоять наперекор совести и вопреки моим убеждениям». Однако, заняв по настоянию государя должность, кн. Голицын оказался весьма деятельным обер-прокурором и много содействовал укреплению обер-прокурорского влияния на церковную жизнь. Наравне с другим министрами обер-прокурор получил право личного доклада монарху по делам подчиненного ему ведомства. Личный друг государя, Голицын затмил своим значением влияние тех или других членов Св. Синода, а скоро получил возможность влиять и на сам состав Синода, так как с 1805 года к участию в делах Синода стали привлекать епархиальных архиереев, вызов и увольнение которых зависели от личной воли государя, руководившегося указаниями обер-прокурора. Пользуясь своим влиянием, кн. Голицын начал вмешиваться в дела епархиального управления различных епископов, так что иные свои решения некоторые епископы представляли на благорассмотрение Его Сиятельства, называя его иногда «благодетелем и покровителем». Прежде между обер-прокурором и синодальными членами бывала нередко борьба, заканчивавшаяся иногда отставкою обер-прокурора; со времени кн. Голицына «все утихло и дух монарха водворился в Синоде».

В соответствии со своим новым положением обер-прокурор заботился уже не о государственных только интересах в высшем церковном учреждении, но начинает вводить в сферу своей деятельности самые церковные интересы. Кн. Голицын по своему почину поднял вопрос о преобразовании духовных школ и об

обеспечении духовенства, и разработку проектов поручил тем лицам, которых сам же и выбрал. Найден был новый источник средств для содержания школ и духовенства, именно — доходы церквей от продажи свечей. Суждено было осуществить только преобразование духовных школ, так как из собранных капиталов значительная часть (до пяти миллионов) пожертвована была церковной властью на нужды Отечественной войны. Духовное образование было приведено в довольно стройную систему. Духовные школы были устроены высшие, средние и низшие. Управление средними и низшими школами было поручено академиям, которых было открыто три и каждая из которых имела свой особый округ. Был устроен и центральный духовно-учебный орган — комиссия духовных училищ.

Преобразование духовных школ еще только началось, еще не успели открыть предположенных духовных академий, как над Россией разразилась гроза Отечественной войны. «О их же ревновахом наставлениих, сих имеяхом врагов буиих и зверонравных». Из той самой Франции, откуда привыкли русские люди получать свои модные философские либеральные взгляды, откуда заимствовали учителей и даже самый язык, откуда усваивали религиозное вольнодумство и отрицательное отношение к Церкви и духовенству — оттуда пришли военные полчища, достигли самой Москвы и надругались над историческими святынями Православной Руси. Это было Божие наказание за пренебрежение родною верой и родным народом и за преклонение пред всем даже дурным, если оно шло с просвещенного Запада. Но была еще жива и могуча православная народная Россия: она сожгла свою древнюю столицу и вместе с нею погубила всемирную славу завоевателя, злого гения Наполеона69. Россия освободилась не только сама, но освободила всю Европу и дала ей мир.

К сожалению, и после Отечественной войны высшее русское общество, свергнув французских идолов, не возвратилось к вере народной в свой отчий дом — Православную Церковь. Началось увлечение немецким протестантским болезненным мистицизмом. Сам император подавал пример. Получивший воспитание от вольномысленных иностранцев, он не хотел знать преимуществ русского православия. Для него не существовало единой Христовой Церкви, а было лишь отвлеченное протестантское понятие христианства, понятие чего-то возвышенного и неопределенно-туманного. Естественно, что в голове такого православного императора созрела неудачная идея священного союза. Мистические учения современных, преимущественно немецких, мистиков как нельзя больше удовлетворяли душу Александра, этого мечтателя на троне. Мистическое направление очень быстро утвердилось при дворе и вообще в высшем петербургском обществе. Для Церкви наступило поэтому сразу после Отечественной войны тяжелое время, так как туманное всехристианство, которое проповедывали мистики того времени, было в самом существе своем отрицанием Церкви. Тотчас появилось протестантское преклонение пред Библией как единственным источником вероучения, который, однако, каждый мог толковать по-своему. В 1813 году по заграничному образцу учреждается Библейское общество для распространения книг Священного Писания. Однако деятельность общества была шире: оно вообще занималось распро-

странением духовных книг. Общество не только было подчинено церковной власти, но даже не хотело с ней иметь ничего общего. А, между тем, этому обществу император поручил перевод Библии и на русский язык. Для мистического направления все вероисповедания были, конечно, равны, а потому скоро явилась мысль объединить управление делами всех религиозных обществ в одном особом министерстве. В 1817 году учреждено было министерство духовных дел, с которым соединено было и министерство народного просвещения, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения». Министром был назначен обер-прокурор Синода кн. А. Н. Голицын. Между Синодом и монархом явился, таким образом, кроме обер-прокурора, еще министр духовных дел. Св. Синод был приравнен к второстепенным государственным учреждениям, подчиненным власти министра. Существование министерства духовных дел обещало поэтому полное подчинение Церкви государству, обращение духовного ведомства в одно из колес общего государственного механизма.

Началось время полного торжества мистицизма или, точнее сказать, время повальной болезни мистицизмом. Появились квакеры, пророки, вроде остзейской баронессы Криндер, исступленное хлыстовство, духоборство. Все это встречало самый радушный прием, полное покровительство и одобрение. Только Православная Церковь получала на свою долю глумление, насмешки, вражду и даже гонения. Все, что имело целью защиту православия против мистического сектантства, признавалось «противным началам, руководствующим наше христианское правительство». Книги, опровергавшие мистицизм и защищавшие православие, запрещались, а цензоров, разрешивших такие книги к печати, отправляли в отдельную от столицы ссылку. Не сочувствовавший мистицизму митрополит Амвросий был отправлен на покой в Новгород. Наконец, нашлись борцы против мистицизма. Духовный цензор архимандрит Иннокентий70 добился запрещения журнал «Сионский Вестник»71 и выступил даже с обличением самого Голицына, за что и пострадал. Преемник Амвросия митрополит Михаил (Десницкий)72 написал Государю письмо с мольбой «спасти Церковь от слепотс-твующего министра». Через две недели после письма митрополит умер, и письмо его произвело на государя сильное впечатление. Следующий митрополит, Серафим73 был так же определенным противником голицынского мистицизма. Он как бы своим орудием сделал весьма своеобразную личность архимандрита Фотия (Спасского)74, этого сурового аскета, необычного в поведении, бесстрашного обличителя и даже фанатика. Фотий получил доступ к государю, который неоднократно его принимал и подолгу с ним беседовал. Фотий говорил о спасении Церкви. Скоро, встретив кн. Голицына в доме графини Орловой, Фотий публично предал его анафеме. Митрополит Серафим явился к государю, положил к его ногам свой белый клобук и взял его лишь тогда, когда государь обещал отставить Голицына. 15 мая 1824 года уничтожено министерство духовных дел, и кн. Голицын потерял свое значение. Некоторые из мистических книг были конфискованы, и воспрещено было печатать впредь книги духовного содержания без разрешения духовной цензуры. Св. Синод снова стал одним из высших самостоятельных государственных учреждений.

Волна мистических увлечений быстро перекатилась за горизонт столичной жизни, но она оставила после себя след даже и в народной жизни, где с этого именно времени начало распространяться и утверждаться мистическое, часто изуверное, сектантство.

Кратковременное существование министерства духовных дел оказало, однако, значительное влияние на утверждение власти синодальных обер-прокуроров, на которых как бы перешли некоторые министерские преимущества кн. Голицына, особенно право сношения с верховной властью от лица Св. Синода. Наступила эпоха императора Николая I75, рыцаря на троне, человека строгой дисциплины, любившего простоту, ясность, определенность и систематичность в управлении, желавшего, чтобы весь государственный механизм был так же прямолинеен и крепок, как здания николаевского времени, носящие отпечаток инженерных талантов императора. При Николае I почти в окончательной форме сложилось высшее управление Русской Церкви. Обер-прокурор уже не фактически только, но и юридически наделяется министерской властью над своим ведомством. Уже первые два обер-прокурора Николаевского времени кн. П. С. Мещерский76 и С. Д. Нечаев77 обнаруживали стремление так же влиять на ход синодального управления, как всякий другой министр дает направление деятельности своему министерству. Положение синодальных членов делалось невыносимым, так как они еще не привыкли к безусловному послушанию воле обер-прокурора. В 1836 году члены Синода обратились с докладом к Государю, где просили освободить их от обер-прокурора Нечаева и назначить на эту должность графа Н. А. Пратасова78. Государь исполнил просьбу Св. Синода, и назначение Пратасова встретило самое сочувственное к себе отношение в духовных кругах, но этот-то самим Синодом избранный обер-прокурор и завершил развитие обер-прокурорской власти, сравняв ее с властью министерской и совершенно подчинив себе все синодальное правление. Своими реформами Пратасов придал бюрократически стройную организацию центральному органу церковной власти. При нем получила свое полное устройство канцелярия Св. Синода, учреждена особая канцелярия обер-прокурора, хозяйственное управление; наконец, закрыта была самостоятельная комиссия духовных училищ и взамен ее открыто особое духовно-учебное управление при Синоде. Все эти правительственные учреждения, именно, только были при Св. Синоде, но поставлены были под непосредственное управление обер-прокурора, который рассматривал их как отдельные департаменты своего министерства. Пользовавшийся личным расположением Государя Пратасов стал полновластным хозяином в синодальном ведомстве, лишив всякого влияния членов Св. Синода. Современник записал о нем, что он «сонмом архиерейским, как эскадроном на ученьи командовал». «Прошу знать меня и еще никого! Не бойтесь никого, ниже ваших архиереев», — так говорил сам властный обер-прокурор одному духовному лицу при назначении на должность.

Все мероприятия обер-прокурора Пратасова носили охранительный характер, как и вся внутренняя политика николаевского времени, представлявшего реакцию против либерального и беспочвенного космополитизма александровской эпохи. Мистическое сектантство из покровительствуемого обратилось в

гонимое, а некоторые секты были совершенно запрещены. Весьма значительно усилены были стеснительные меры против раскольников-старообрядцев. Библейское общество было закрыто еще в 1826 году. Призрак этого общества, носившийся пред глазами николаевского правительства и особенно обер-прокурора, самую мысль о переводе Библии на русский язык сделал признаком как бы политической неблагонадежности. Пратасов желал, чтобы греческий и славянские тексты были объявлены единственно допустимыми; эти только тексты, по мысли обер-прокурора, нужно изучать и в духовных школах. Переводы ветхозаветных книг на русский язык с еврейского подлинника признавались нарушением государственного закона: их конфисковали, а переводчики несли заслуженную кару. Обвинение в причастности к делу перевода Пратасов выставлял даже в борьбе с неугодными ему членами Синода и добился того, что в 1842 году два митрополита — Киевский Филарет79 и Московский Филарет80 — были уволены из членов Синода в свои епархии.

Подчинив себе синодальное ведомство, правительство времен Николая I определило преимущества Православной Церкви, как господствующей в государстве. Одна Православная Церковь получила полное право не только исповедания, но и пропаганды, тогда как инославные исповедания могли обращать только иноверных. Отпадение от православия объявлено было государственным преступлением, подлежащим законной ответственности. Церковь как бы вынуждена была держать в своей среде всех, хотя бы внутренно от нее уже отпадших.

Из событий церковной жизни в царствование Николая I особенно замечательно было воссоединение униатов с Православной Церковью в 1839 году. Уния была устроена в качестве переходной ступени к католичеству. Потеря народной веры легко переходила и в потерю национальной славянской самобытности. Русские люди в Западной Руси много страдали от латинской пропаганды иезуитов. Стремление к воссоединению с верой всего русского народа нередко зарождалось в среде униатов, но эти стремления раньше мало находили поддержки в русском правительстве, которое иногда хотело быть космополитичным, иногда же находилось под влиянием иезуитов. Политика правительства николаевской эпохи была национальна. С упразднением польского самоуправления уния потеряла свою твердую почву. Сначала униаты в государственном управлении были отделены от католиков. Из униатского обряда вытесняли элементы католические. Наконец, 12 февраля 1839 года в Полоцке составился собор униатского духовенства, где решили «пребывать отныне в единомыслии со святейшими восточными православными патриархами и в послушании Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода. В память воссоединения выбили медаль с надписью: «отторгнутые насилием — 1596 — возсоединены любовию — 1839».

Обер-прокурором Пратасовым были реформированы духовные школы. Цель реформы была в том, чтобы приспособить обучение к практическим нуждам жизни. Священник должен быть не только духовным пастырем прихожан, но и врачем, и сельским хозяином. Поэтому и в курс средней школы были введены медицина, землемерие, сельское хозяйство. С 40-х годов появляются училища и для девиц духовного звания. Цель этих училищ была определена также практическая — приготовлять будущих жен для сельского духовенства.

Николаевская эпоха в Русской Церкви была в то же время и филаретовской эпохой. В день коронации Николай I сделал Филарета Московским митрополитом. Человек выдающегося ума и административных способностей, Филарет с молодых лет приобрел себе славное имя. Удаленный Пратасовым из Синода, Филарет сохранил свое влияние на церковную жизнь. Без его совета не обходились в решении церковных, а иногда и государственных вопросов. Своим руководством Филарет воспитал целые поколения иерархов, для которых его имя было священным. Сам он был иерархом с утра до вечера, не теряя бодрости и проницательности до самой своей смерти в глубокой старости — 85-ти лет (f 19 ноября 1867 года).

Со времени царствования императора Николая I и обер-прокурора графа Пратасова организация церковного управления и форма взаимоотношения власти церковной и государственной не изменились до конца рассматриваемого исторического периода. Только отношение к Церкви и церковному делу менялись в зависимости от тех перемен, которые были в русском общественном настроении. Общество шестидесятых и семидесятых годов, насыщенное проти-ворелигиозными взглядами западных позитивистов и материалистов, к Православной Церкви относилось отрицательно. Такое отношение общества находило иногда отголосок и в правительственных распоряжениях. После цареубийства

1 марта 1881 года, общество, и особенно правительство, начали относиться к Церкви благожелательно, усматривая в ней могучую консервативную силу, которая может предохранить русский народ от материалистического и анархического развращения. Начало нового столетия и конец характеризуемого периода опять отмечены ухудшением общественного отношения к Православной Церкви. В лице выдающегося за последнее время обер-прокурора К. П. Победоносцева81, этого редкого государственного мужа, Церковь имела властного правителя, подавлявшего самостоятельность иерархии, но находила в нем и влиятельного защитника в государственном управлении.

Но каково бы ни было внешнее положение Православной Церкви в XIX веке, она всегда много служила распространению и укреплению дела Христова в русских людях. Стесненная в своем управлении, Церковь, однако, распростирала свое влияние даже за пределы России и русского народа. Она в это время восстановляла православие на Кавказе, просвещала светом христианской истины инородцев Сибири, полагала основание христианства на берегах Великого океана — в Японии, на Алеутских островах и в Америке. Обыкновенно с обращения инородцев в христианство начиналось их приобщение к культурной жизни христианских народов. Церковные миссионеры составляли азбуки инородческих языков; переводы богослужебных и книг Священного Писания являлись первыми памятниками инородческой письменности.

Но особенно много потрудились церковные деятели на ниве просвещения родного народа. В течение всего XIX века, до начала шестидесятых годов, по официальному признанию правительства, «священно-церковнослужители были почти единственными учителями сельских школ; они не только учили детей, но и поддерживали школы своими средствами». Лишь только в начале шестидесятых годов правительство и общество пришли к сознанию необходимости

народного обучения, а духовенство к этому времени уже открыло и обслуживало до 20 000 народных школ и готово было расширять свою просветительскую деятельность. Но в этом своем служении родному народу Церковь в шестидесятых годах встречала со стороны либерального общества одни только препятствия. В новооткрытом земстве и в министерстве народного просвещения возобладали стремления к отстранению Церкви и духовенства от дела народного образования. Эти стремления и осуществились в положениях о начальных народных училищах, опубликованных в 1864 и 1874 годах. Церковные школы, основанные духовенством, быстро сокращались в своем числе, а земство и министерство увеличивало число своих школ очень медленно, затрачивая, однако, большие суммы. В этом подавлении просветительной деятельности духовенства обнаруживалось лишь пристрастно-враждебное отношение русского общества того времени к Православной Церкви, которая не могла, конечно, воспитывать народ в желательном для заразившегося неверием и материализмом общества духе. Законодательная несправедливость к духовенству шестидесятых годов была исправлена уже в 1884 году, когда были императором Александром III82 утверждены правила о церковноприходских школах и школах грамоты. От земских и министерских школ церковноприходские школы отличались лишь тем, что в них больше внимания уделялось изучению Закона Божия, церковнославянского языка и церковного пения. Церковная школа всегда близка к храму и священнику, как близок к ним и самый народ. С 1884 года церковные школы получили государственную поддержку, быстро умножились и постепенно улучшились, ни в чем не уступая школам светским, но безмерно превосходя их добрым влиянием на воспитание народа в духе веры и Церкви. При Св. Синоде образован особый орган управления церковными школами — Училищный Совет, в ведении которого состоит целая сеть народных школ, числом к концу нашего периода до 38 000, где наряду с учителями трудится и сельское духовенство, и трудится самоотверженно, так как за свой труд почти не получает никакого вознаграждения. Первоначально и учащие в церковноприходских школах получали самое скудное вознаграждение, а учащие в школах грамоты члены церковных причтов трудились бесплатно. Государственная материальная поддержка церковных школ особенно усилилась уже в царствование императора Николая II83, с 1896 года. С этого времени началось улучшение обеспечения учащих в церковных школах. Церковные школы имеют своих особых учителей, получивших церковное образование или в духовных семинариях, или в специальных церковноучительских школах.

В XIX веке весьма заметны успехи и русской богословской науки, которая сосредоточивалась около четырех духовных академий. Особенно важное значение для русского просвещения имели труды академических ученых в области исследования родной истории и древнерусской литературы. Церковноисторическое направление ученых работ особенно утвердилось еще с 30-х годов в Московской Духовной Академии, где это направление создано ученой деятельностью Филарета (Гумилевского)84, впоследствии архиепископа Черниговского, и профессора и ректора протоиерея А. В. Горского85. Особенно оживленная и плодотворная ученая деятельность в духовных академиях началась с шестидесятых годов. Русская богословская наука дала с этого времени русскому обществу мно-

жество ученых трудов по всем отраслям богословского знания. С этого же времени увеличилось число духовных журналов. Появилась церковная публицистика. Учеными трудами и публицистическими статьями академические ученые всегда выступали на защиту истины святого православия и вели неустанную борьбу с модными увлечениями русского образованного общества, когда эти увлечения грозили господством антихристианского материализма. Духовные академии в течение XIX века пережили целый ряд преобразований, которые касались внутреннего строя академической жизни, но научная деятельность в академиях неуклонно шла вперед, углубляясь в исследование научных вопросов и расширяя область самого исследования.

К сожалению, в области систематического богословия — догматического и нравственного — русская богословская наука держалась еще прежнего схоластического направления, созданного под влиянием латинского католичества и сохранившего весьма заметные следы этого влияния. Но в восьмидесятых годах зародилось новое богословское направление, поставившее себе целью освобождение православной школьной догматики и школьного нравоучения от элементов чуждого Церкви католичества и возвращение их к чистоте древнецерковных святоотеческих образцов. Это новое богословское направление уже дало много содержательных трудов по отдельным вопросам православного богословия, оно же дало отрицательное суждение о католических и протестантских системах в их целом и частностях, но еще нет системы догматики, совершенно свободной от влияния схоластических образцов средневекового папизма.

В просвещении народа принимали деятельное участие и русские монастыри. В монастырях народ видел примеры церковности и благочестивой жизни, находил духовное руководство и получал прекрасное духовное чтение в монастырских печатных изданиях.

В самые последние годы рассматриваемого периода русской церковной истории, уже в начале нового двадцатого века, положение Православной Церкви в России переменилось весьма существенно. В 1905 году правительство решило изменить свою вероисповедную политику, что и было осуществлено по манифесту 17-го апреля. Всем религиозным обществам — раскольникам, сектантам — предоставлена была свобода внутренней жизни. Только Православная Церковь, так много сделавшая для славы и могущества русского государства, оставалась в тени, так как в течение последних двух веков государственная власть подчинила себе церковное управление, совершенно уничтожив канонический соборный строй этого управления. Предвидя такое ненормальное положение Православной Церкви в ближайшем будущем, Святейший Синод в марте месяце 1905 года обратился к Государю Императору со всеподданнейшим докладом о необходимости восстановления патриаршества и созвания собора поместной Русской Церкви для обсуждения следующих вопросов: «о разделении России на церковные округа под управлением митрополитов, вызываемом необходимостью передачи дел второстепенной важности из высшего управления в местные установления; о пересмотре законоположений о существующих органах епархиального управления и суда и преобразовании оных согласно с каноническими соборными началами; о благоустроении прихода в религиозно-нравственном,

благотворительном и просветительном отношениях; об усовершенствовании духовно-учебных школ; о пересмотре законов, касающихся порядка приобретения Церковью собственности; об епархиальных съездах духовенства; о предоставлении высшим представителям церковной иерархии права участвовать в заседаниях Государственного Совета и Комитета Министров по тем делам, которые касаются интересов Церкви, о предоставлении священникам права участвовать в местных городских, земских и сельских учреждениях». В сопроводительном адресе иерархи писали монарху, «Церковь Божия бывает сильна и открывается во всей крепости своей тогда только, когда она хранит все Богопреданное ей устройство, споспешествующее умножению добра на земле и вечному спасению людей. Она зиждется не на человеческих законах, но живет водительством Божественнаго Духа. Высшим правлением ея жизни служит взаимная любовь христиан, имеющая своим необходимым выражением соборы вселенские и поместные, среди которых невидимо присутствует Христос по Своему неложному обетованию. В возстановлении такого соборнаго начала, теперь не действующаго, заключается насущная нужда Российской Церкви, ибо в нем ея творческая сила и высшее нравственное достоинство, а управляющие поместными церквами патриархи и митрополиты, мысля себя слугами всех, по глаголу Божию, стараются о том, чтобы обычное течение церковной жизни продолжалось в строгом согласии с соборными постановлениями». На докладе Святейшего Синода Государь Император положил 31-го марта такую резолюцию: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее и спокойствия и обдуманности, каково созвание поместного собора. Предоставляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам Православных Императоров, дать сему великому делу движение и созвать собор Всероссийской Церкви для каноническаго обсуждения предметов веры и цер-ковнаго управления». Эта Высочайшая резолюция с обещанием созвать церковный собор, которого не было в России больше двух веков, для восстановления канонического строя в церковном управлении, открывает возможность наступления новой эпохи в жизни Русской Православной Церкви, когда она приобретет прежнюю свободу и независимость в православном русском царстве, но эта эпоха еще не наступила.

Россия в ее прошлом и настоящем. СПб.; М.: Тип. Б. Смирнова, 1913. С. 1—16.

Примечания

1 Владимир Всеволодович Мономах; в крещении Василий (1053—19.05.1125), Великий князь Смоленский (1073—1078), Черниговский (1078—1094), Переяславский (1094—1113), Киевский (1113—1125), государственный деятель, военачальник, писатель, мыслитель.

2 Владислав IV (1595—1648), король Польши с 1633 г., 27 августа 1610 г., как Московский царь принял присягу московского правительства и людей.

3 Сигизмунд III (1556—1632), король Польский и Великий князь Литовский с 1587 г., король Шведский с 1592 по июль 1599 г., отец Владислава IV.

4 Гермоген (в миру Ермолай) (1530—1612), священномученик, Патриарх Московский и всея России с 1606 г., после захвата поляками Москвы запретил москвичам присягать польскому королю Сигизмунду III. В 1610—1611 гг. рассылал по русским городам грамоты с призы-

вом к восстанию против интервентов. Схвачен поляками, заточен в Чудов монастырь и уморен голодом. Причислен к лику святых в 1913 г.

5 Михаил Феодорович Романов (1596—1645), русский царь с 1613 г., основатель династии Романовых.

6 Филарет (Романов Феодор Кузьмич, 1554—1633), Патриарх Московский и всея России с 1619 г. Отец царя Михаила Феодоровича.

7 Иоасаф I, Патриарх Московский и всея России в 1634—1640.

8 Патриарх Иосиф ^ 1652), Патриарх Московский и всея России в 1642—1652 гг.

9 Алексей Михайлович Романов (Тишайший) (1629—1676), русский царь с 1645 г.

10 Уложение Алексея Михайловича (1649), один из памятников права русского государства. Состояло из 25 глав и 967 статей (по разделам: «Суд о крестьянах», «О посадских людях», «О поместных землях», «О суде», «О разбойных и о татинех делех» и др.). Проект Уложения был составлен Комиссией под руководством Н. И. Одоевского и утвержден Земским собором, получив название Соборного уложения.

11 Никон (Минин-Ларионов Никита Минич; 1605—1681), Патриарх Московский и всея России (1652—1666).

12 Ртищев Федор Михайлович (1626—1673), русский просветитель.

13 Аввакум Петров (1620 или 1621—1682), протопоп города Юрьевца-Поволожского, противник богослужебной реформы Патриарха Никона XVII века; духовный писатель.

14 Ромодановский Юрий Иванович ^ 1683), князь, боярин, сподвижник царя Алексея Михайловича.

15 Митрополит Паисий Лигарид (в миру Пантелеимон; 1610—1678), епископ Иерусалимской Церкви; митрополит Антиохийский, митрополит Газы. Активный участник церковнополитической борьбы в Московском государстве в 1660-х гг.

16 Паисий, Патриарх Александрийский в 1657—1677/78 гг.

17 Макарий, Патриарх Антиохийский в 1648—1672 гг.

18 Феодор III Алексеевич (1661—1682), русский царь из династии Романовых в 1676—1682 гг.

19 Иоасаф II, Патриарх Московский и всея России в 1667—1672 гг.

20 Патриарх Питирим ^ 1673), Патриарх Московский и всея России (июнь 1672 — апрель 1673).

21 Иоаким (Савелов-Первый Иван Петрович 1621—1690), Патриарх Московский и всея России в 1674—1690 гг.

22 Афанасий (Любимов Алексей Артемьевич; 1641—1702), архиепископ Холмогорский с 1682 г. В 1690 г. издал полемический труд «Щит веры».

23 Самойлович Иван, гетман Малороссии с 1672 по 1687 г.

24 Гедеон Святополк, кн. Четвертинский ^ 1690), митрополит Киевский, поставлен на Киевскую митрополию в Москве. Собор в Константинополе подтвердил это поставление и принял определение, чтобы впредь Киевской митрополии быть в юрисдикции Московского Патриархата. Этим закончилось возникшее в 1458 г. разделение Русской митрополии на Московскую и Западно-Русскую.

25 Хмельницкий Богдан (Зиновий) Михайлович (1595—1657), гетман Малороссии. После решения русского правительства о воссоединении Украины с Россией Хмельницкий возглавил Переяславскую Раду (1654), торжественно подтвердившую этот акт, находился во главе гетманского управления до своей смерти.

26 Дионисий IV Муселимис, Патриарх Константинопольский в 1671—1673, 1676—1679, 1682-1684, 1686-1687 и 1693-1694 гг.

27 Симеон Полоцкий (Петровский-Ситианович Самуил Емельянович, 1628-1680), церковный деятель, богослов и писатель.

28 Голицын Василий Васильевич (1643-1714), князь, дипломат и государственный деятель допетровской России; фактичекий глава московского правительства во время регентства царевны Софьи (1682—1689).

29 Сильвестр (Медведев Симеон Агафонович; 1641—1691), книгохранитель Московского печатного двора, духовный писатель, придворный поэт.

30 Досифей II (Нотара; 1641—1707), Патриарх Святого Града Иерусалима и всея Палестины в 1669-1707 гг.

31 Иоанникий Лихуд (1633-1717) и Софроний Лихуд (1652 —1730 ), греческие православные монахи, основатели Славяно-греко-латинской академии.

32 Петр I Великий (1672-1725), русский царь (1682), первый Российский император с 1721 г.

33 Адриан (Андрей; 1627—1700), десятый Патриарх Всероссийский с 1690 г.

34 Стефан (Яворский Симеон Иванович; 1658—1722), митрополит, церковный деятель, Местоблюститель Патриаршего Престола.

35 Дмитрий Тверитинов (Дерюшкин Дмитрий Евдокимович; 1667 — не ранее 1741), русский мыслитель и еретик. Основатель секты евангелистов. Родился в г.Твери, откуда получил свое прозвище. Был стрельцом, затем — слобожанином. В 1692 г. переселился в Москву. Около 1700 г. поступил в аптеку И. Грегори в Немецкой слободе, где изучил латинский язык, занимался медицинской практикой. Под влиянием идей протестантизма и на основе русских ересей XV—XVI вв. создал собственное учение, отрицающее внешнюю обрядность и церковную иерархию. В 1713 г. духовенство во главе с С. Яворским начало против Тверитинова следственное дело по обвинению в ереси. Тверитинов отрекся от своих воззрений и благодаря заступничеству придворных и Петра I в 1718 г. был освобожден на поруки. В 1723 г. Синод снял с него церковное проклятие.

36 Иванов Фома, цирюльник, родственник и последователь Дмитрия Тверитинова, осужден в 1714 г. и сожжен на костре на Красной площади.

37 Алексей Петрович (1690-1718), царевич, наследник российского престола, старший сын Петра I.

38 Феодосий (Яновский Феодор Михайлович; f 1726), архиепископ. В 1721 г. хиротонисан во епископа Новгородского и Великолуцкого с возведением в сан архиепископа. В 1725 г. лишен сана и сослан в Николо-Корельский монастырь, где и скончался.

39 Феофан (Прокопович Елиазар (Елисей); 1681—1736), архиепископ, церковный и политический деятель, писатель и ученый. Верный сподвижник Петра I в реформах Русской Православной Церкви. В 1718 г. хиротонисан во епископа Псковского, Изборского и Нарвского. С 1720 г. архиепископ. С 1725 г. архиепископ Новгородский и Великолуцкий.

40 Болтин И. В., полковник, первый обер-прокурор Св. Синода в 1722-1725 гг.

41 Баскаков А. П., лейб-гвардии капитан, второй обер-прокурор Св. Синода в 1725-1726 гг.

42 Кречетников Н. С. — генерал-провиантмейстер, третий обер-прокурор Св. Синода в октябре—декабре 1741 г.

43 Бирон Эрнест-Иоанн (1690—1727), сын курляндского помещика. С 1718 г. при дворе герцогини Курляндской Анны Ивановны и 1724 г. сделался ее фаворитом; по вступлении ее на престол в 1730 г. стал неограниченным правителем России.

44 Остерман Генрих Иоганн Фридрих, в России — Андрей Иванович (1686—1747), граф с 1730 г., генерал-адмирал с 1740 г., лишен звания в 1741 г., русский дипломат немецкого происхождения.

45 Димитрий (Сеченов Даниил Андреевич; 1709—1767), с 1762 г. митрополит Новгородский и Великолуцкий, проповедник и миссионер.

46 Буркхарт Христофор фон Миних (в России был известен как Христофор Антонович Миних; 1683—1767), российский генерал-фельдмаршал.

47 Амвросий (Юшкевич Андрей, 1690-1745), архиепископ Новгородский с 1740 г., проповедник.

48 Елизавета Петровна (1709—1761), российская императрица с 1742 г. из династии Романовых, дочь Петра I.

49 Разумовский Алексей Григорьевич (1709—1771), граф, генерал-фельдмаршал с 1756 г., фаворит императрицы Елизаветы Петровны.

50 Шаховской Яков Петрович (1705-1777), князь, российский государственный деятель, мемуарист. Обер-прокурор Святейшего Синода с 31.12.1741 по 29.03.1753.

51 Петр III (Петр Федорович, урожденный Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский;

1728-1762), российский император в 1761—1762 гг., первый представитель Гольштейн-Готтор-пской (Ольденбургской) ветви Романовых на русском престоле.

52 Фридрих II Великий (1712—1786), король прусский с 1740 г.

53 Екатерина II Алексеевна (1729-1798), российская императрица с 1782 г.

54 Арсений (Мацеевич Александр Иванович; 1697—28.02.1772), священномученик, митрополит. С 1741 г. митрополит Тобольский и Сибирский; с 1742 г. митрополит Ростовский и Ярославский. В 1763 г. лишен сана и сослан в Белозерский монастырь; в 1767 г. расстрижен. Скончался в заключении.

55 Бильбасов Василий Алексеевич (1838—1904), историк.

56 Мелиссино Иван Иванович (1718—1795), государственный и церковный деятель. Обер-прокурор Св. Синода с 1763 г.

57 Чебышев Петр Петрович (около 1735 — не ранее 1775), российский дворянин, офицер, обер-прокурор Св. Синода при Екатерине II в 1768-1774 гг.

58 Гавриил (Шапошников-Петров Петр Петрович; 1703—1801), митрополит, духовный писатель. В 1763 г. хиротонисан во епископа Тверского и Кашинского. С 1770 г. архиепископ Санкт-Петербургский и Ревельский; с 1775 г. именовался «Санкт-Петербургский и Новгородский». С 1783 г. митрополит. С 1799 г. митрополит Новгородский и Олонецкий. В 1800 г. за отказ от принятия католического мальтийского креста уволен на покой.

59 Павел I (1754—1801), российский император с 1796 г.

60 Амвросий (Подобедов Андрей Иванович, 1742-1818), митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский с 1799 г.

61 Хованский Василий Алексеевич (1755-1830), князь, обер-прокурор Святейшего Синода в 1797-1799 гг.

62 Платон (Левшин Петр Гаврилович; 1737—1812), митрополит. В 1770 г. хиротонисан в архиепископа Тверского и Кашинского. С 1775 г. архиепископ Московский и Калужский. С 1787 г. митрополит Московский. С 1811 г. на покое.

63 Митрофан Воронежский (Михаил, в схиме Макарий; 1623—1703), святитель, епископ Воронежский с 1682 г., незадолго до смерти принял схиму.

64 Димитрий Ростовский (Туптало Даниил Саввич; 1651—1709), святитель, известный церковный деятель, писатель, оратор. Митрополит Ростовский и Ярославский с 1702 г. Автор и составитель сборников житий святых (наиболее известный в четырех книгах — Четьих-Миней), проповедей, драм, стихов.

65 Тихон, Задонский чудотворец (Соколов Тимофей Савельевич; 1724—1783), святитель, епископ Воронежский в 1763—1767 гг.

66 Иоасаф Белгородский (Горленко Иоаким Андреевич; 1705—1754), святитель, чудотворец. С 1748 г. епископ Белгородский и Обоянский.

67 Александр I (1777—1825), российский император с 1801 г.

68 Голицын Александр Николаевич (1773—1844), князь, обер-прокурор Святейшего Синода в 1818—1824 гг.

69 Наполеон Бонапарт (1769—1821), французский император в 1804—1914 гг. и в марте-июне 1915 г.

70 Иннокентий (Смирнов Иларион Дмитриевич; 1874-1819). В сентябре 1813 г. архимандрит Иннокентий был утвержден ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии и профессором богословия, а также членом Комитета духовной цензуры, оставаясь в то же время преподавателем церковной истории в академии. В марте 1819 г. хиротонисан во епископа Пензенского и Саратовского.

71 «Сионский вестник»— ежемесячный религиозно-нравственный журнал с мистическим направлением, издавался А. Ф. Лабзиным в 1806 и 1817—1818 гг. в Санкт-Петербурге.

72 Михаил (Десницкий Матфей Михайлович; 1761-1824), митрополит Санкт-Петербур-ский с 1818 г.

73 Серафим (Глаголевский Стефан Васильевич; 1757—1843), с 19 июня 1821 г. митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский, первенствующий член Святейшего Синода.

74 Фотий (Спасский Петр Никитич; 1792-1838), архимандрит, настоятель новгородского Юрьевского монастыря.

75 Николай I Павлович (1796-1855), российский император с 1825 г.

76 Мещерский Петр Сергеевич (1778-1857), князь, российский государственный деятель, обер-прокурор Святейшего Синода в 1818-1833 гг.

77 Нечаев Степан Дмитриевич (1792-1860), историк, археолог, обер-прокурор Св. Синода в 1833-1836 гг.

78 Пратасов Николай Александрович (1799-1855), граф, обер-прокурор Св. Синода с 1836 г.

79 Филарет (Амфитеатров Феодор Георгиевич; 1779-1857), святитель, митрополит Киевский и Галицкий с 1837 г.

80 Филарет (Дроздов Василий Михайлович; 1783-1867), святитель, выдающийся церковный деятель, богослов и проповедник, митрополит Московский и Коломенский в 1825-1867 гг.

81 Победоносцев Константин Петрович (1827-1907), юрист и государственный деятель, публицист, автор историко-юридических и литературных произведений. В 1880-1905 гг. обер-прокурор Святейшего Синода.

82 Александр III (1845—1894), российский император с 1881 г.

83 Николай II Александрович (1868—17.07.1918); святой страстотерпец, император российский в 1894—1917 гг.

84 Филарет (Гумилевский Димитрий Григорьевич; наст. фамилия Конобеевский; 1805— 1866), архиепископ, богослов, патролог, историк и библеист. В 1935-1841 гг. ректор Московской духовной академии. С 1841 г. занимал Рижскую, с 1848 г. Харьковскую, с 1859 г. Черниговскую кафедры.

85 Горский Александр Васильевич (1812-1875), протоиерей, церковный историк и богослов, ректор Московской духовной академии с 1862 г., доктор богословия, член-корреспондент Академии наук.

Публикация и примечания Н. А. Кривошеевой

Ключевые слова: Русская Православная Церковь, История России, русские патриархи, обер-прокуроры, просвещение народа, русская богословская наука, страстотерпец император Николай II.

The Historical Essay of the History of the Russian Orthodox Church since 1613 to the present days

Archbishop-martyr Ilarion (Troitskiy)

The future Saint hierarch had written the article for to the 300 anniversary of the House of Romanovs. He was the professor of the Moscow Theological Academy at that time. The article is the review ofthe main events in the Russian Church for three centuries. The archbishop-martyr expounds his point of view on the Russian church history and the relations between the Church and the state. The publication by N. A. Krivosheeva.

Keywords: the Russian Orthodox Church, Church history, Russian patriarchs, attorney-generals, enlightenment of people, Russian theological science, St. Passion bearer Emperor Nicolas II.