CC BY
66
Проблемы и вопросы теории и истории государства и права
УДК 341.2+342
СУБЪЕКТНО-ОБЪЕКТНЫЙ АНАЛИЗ КОНСТИТУЦИОННЫХ ЮРИДИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ И ИХ КЛАССИФИКАЦИИ
Г. А. Жигачев, кандидат педагогических наук, профессор кафедры правовых дисцип-
лин Тульского государственного педагогического университета им, Я Н. Толстого
Исследованы понятия юридического конфликта и юридической коллизии, их соотношение, динамика этих явлений, способы их преодоления и предотвращения.
Ключевые слова: юридический конфликт, юридическая коллизия.
Одним из важнейших направлений в юридической конфликтологии является анализ конфликтов в сфере конституционноправовых отношений. Объективная сторона характеризует конституционный юридический конфликт вовне, т.е. раскрывает само деяние и те последствия, с которыми связан ущерб, причиненный объекту конституционного деликта. Следует также учитывать способ совершения конституционного деликта. Важным элементом объективной стороны является противоправность. Противоправными признаются те деяния, которые отступают от требуемого государством должного поведения. Такое требование есть одновременно и запрещение недолжного поведения. Запрещение тех или иных деяний осуществляется государством в конечном счете путем установления юридических санкций на случай их совершения. Противоправность акта поведения, с точки зрения теории конституционно-право-вой (государственно-правовой) ответственности, классически выражается в основном в трех формах: 1) неприменение государствен-но-правовой нормы; 2) недолжное применение государственно-правовой нормы, что может выражаться в недостаточно эффективной реализации предписаний нормы, в использовании одного из возможных вариантов поведения в ущерб другим, при получении отрицательного результата; 3) прямое нарушение государственно-правовой нормы1.
Противоправность служит юридическим выражением опасности или вредности правонарушений для общества. При этом одни авторы считают общественную опасность признаком любого правонарушения, а не только
преступления. Другие признают проступок (административный, дисциплинарный) лишь общественно вредным деянием. «Между проступком и преступлением, - пишет С. Н. Братусь, - есть и должна быть качественная, а не количественная разница, которая, с точки зрения сторонников другой концепции, сводится к большей или меньшей степени общественной опасности противоправного деяния»2. Что касается конституционных деликтов, то общественная вредность некоторых из них возвышается до уровня общественной опасности. Об этом свидетельствует трансформация составов отдельных конституционных деликтов в составы уголовных правонарушений.
Не соответствующими должному поведению могут быть как действие, так и бездействие. При этом бездействие может быть признано таковым лишь при условии, если субъект конституционной ответственности не выполнил возложенной на него конституционной обязанности и не совершил действия, которые был должен совершить. Примером такого деликтного бездействия служит полная устраненность, безучастность, непринятие надлежащих конституционных мер Президентом СССР М. С. Горбачевым в связи с подписанием Беловежского соглашения 1991 года об упразднении Советского Союза. Он стал непосредственным соучастником демонтажа СССР, поскольку ничего не предпринял (не смог, не захотел - сейчас это уже неважно), чтобы сохранить государственную и территориальную целостность, тогда как Конституция СССР обязывала его это сделать.
Субъектами конституционных деликтов являются граждане, иностранные граждане и лица без гражданства, государственные органы, негосударственные органы и объединения, должностные лица, нарушающие конституционные установления и способные нести за это юридическую ответственность. Составы отдельных конституционных деликтов не имеют персонифицированных субъектов: «Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону» (ч. 4 ст. 3 Конституции РФ). В других случаях указывается конкретный субъект - должностное лицо, глава государства, правительство, парламент, общественное объединение, гражданин и т.д.
Субъективная сторона конституционного деликта отражает психическое отношение субъекта к деянию, не соответствующему должному поведению, и его последствиям. Оно может быть выражено в форме умысла или неосторожности. Подчеркивая большое значение социально-политических и иных критериев в оценке вины субъекта конституционного деликта, нельзя недооценивать отношение лица к своим противоправным деяниям и их возможным общественно-опасным либо вредным последствиям. Умысел означает, что лицо, совершившее не соответствующее должному поведению деяние, осознавало его характер, предвидело его опасные или вредные последствия и желало или сознательно допускало их наступления. Неосторожность имеет место в случае, если лицо, совершившее такое деяние, предвидело возможность наступления опасных или вредных последствий, однако без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение либо не предвидело возможности наступления таких последствий, но должно было и могло их предвидеть.
Многие конституционные деликты могут быть совершены как с умыслом, так и по неосторожности. Формулировка ряда конституционных деликтов предполагает, что некоторые из них могут быть совершены только в форме умысла, например, захват власти или присвоение властных полномочий (ч. 4 ст. 3 Конституции РФ), превышение полномочий Президентом РФ в случаях издания указов, «действующих до принятия федеральных законов». Наряду с умыслом и неосторожностью, субъективную сторону характеризуют такие факультативные признаки, как мотив и
цель. Так, создание и деятельность общественных объединений становится конституционным деликтом лишь при условии, если они преследуют цели, перечисленные в ч. 5 ст. 13 Конституции РФ.
В сфере публичного права нет отраслей, где бы ответственность возлагалась на субъекты без учета вины. При этом надо иметь в виду особенности проявления вины. В конституционном праве вина не может быть сведена к традиционному пониманию психического отношения субъекта к деянию, не соответствующему должному поведению, и его последствиям. Она ассоциируется главным образом с наличием у субъекта возможности надлежащим образом исполнить конституционные обязанности и непринятием им всех необходимых мер для того, чтобы не допустить конституционного правонарушения.
Если субъект мог это сделать, но не принял должных и доступных ему мер, в этом и будет заключаться его вина. В. А. Виноградов предлагает рассматривать вину коллективного субъекта конституционного деликта как не-приложение им допускаемых и требуемых конституционно-правовыми нормами усилий, в том числе неиспользование предоставленных полномочий и возможностей, для выполнения возложенных на него обязанностей, за нарушение которых предусмотрена конституционная ответственность. «Такой подход, -пишет он, - позволяет избежать необоснованного применения психологических характеристик по отношению к коллективным субъектам. В известной степени это возвращает к пониманию вины в римском праве: si omnia quae oportuit, observavit, caret culpa (нет вины, если соблюдено все, что требовалось). Конституционная ответственность коллективных субъектов в идеале должна наступать при наличии вины совершившего конституционный деликт (за исключением специально предусмотренных законом случаев конституционной ответственности за объективно противоправные деяния)»3.
Еще раз подчеркнем: российское законодательство в принципе не допускает объективного вменения и предусматривает ответственность обычно только за виновное причинение вреда. Однако при описании конституционных деликтов не всегда указывается на вину конституционных субъектов. Тем самым допускается ответственность их за невиновные, т.е. лишь объективно противоправные (неконституционные) деяния. Например, Кон-
ституционный Суд РФ признает тот или иной федеральный закон неконституционным безотносительно наличия или отсутствия вины Государственной Думы, принявшей такой закон, Совета Федерации, одобрившего, и Президента, подписавшего его. Суд даже не обсуждает вопрос о вине.
Как известно, многие конституционные правонарушения являются результатом коллегиальных решений, что затрудняет установление вины конкретных лиц. Поэтому, как полагает Л. А. Морозова, «для коллегиальных субъектов следует законодательно закрепить ответственность независимо от субъективного отношения к данному деянию, поскольку незаконным решением, как правило, затрагиваются интересы большинства населения, избирателей и т.д.»4. По мнению В. А. Тархова, вина коллектива выражается не только в вине конкретных людей, но и в деятельности коллектива в целом, «в котором отсутствие, недосмотр и упущение одного могут и должны быть восполнены действиями других членов коллектива»5.
На конституционном уровне составы деликтов излагаются преимущественно в самом общем виде, порой как антитеза позитивным конституционным установлениям. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что только при наличии состава конституционного деликта, пусть даже в усеченном виде, лицо, его совершившее, может быть привлечено к конституционной ответственности. Если конституционный субъект не нарушал конституционных предписаний или его поведение не являлось девиантным в сфере конституционноправовых отношений, то к нему не должна применяться конституционная ответственность. Независимо от того, был ли причинен вред, такое деяние будет оставаться в сфере политической ответственности, но не конституционной.
Обособление конституционных деликтов целесообразно проводить применительно к его основным объектам, с учетом специфики различных сфер конституционного регулирования. Рассмотрим некоторые конституционные деликты с учетом использования данной методики.
Конституционные деликты в сфере основ конституционного строя. Конституционный строй РФ - это институциональная, структурированная система общественных отношений, выражающих и обеспечивающих суверенитет народа, основные права и свобо-
ды человека и гражданина, определяющих принципы гражданского общества, тип и форму государства, организацию государственной власти и местное самоуправление. Конституционный строй представляет собой механизм выражения и реализации естественного права народа быть носителем суверенитета и единственным источником власти в государстве. В соответствии с Конституцией РФ, наряду со свободными выборами, высшим непосредственным выражением власти народа является референдум (ч. 3 ст. 3). Они являются институтами (соответственно электоральной и плебисцитарной) демократии, и в этом главное сходство между ними. Вместе с тем, будучи самостоятельными, они дополняют друг друга, и нет никаких оснований для их отождествления либо противопоставления. Однако в общественном сознании и политической практике выборы утвердились как обязательный элемент конституционного строя, тогда как референдуму отводится лишь вспомогательная роль. На наш взгляд, все компоненты конституционного строя должны иметь высшую защиту. Нарушения основ конституционного строя представляют наибольшую общественную опасность и должны быть исключены из общественной жизни.
Нарушение конституционного статуса российского государства и его официальных символов. Конституция РФ провозглашает Россию демократическим правовым государством с республиканской формой правления (ст. 1). Следовательно, форма государственного строя определена вполне точно, и государственная символика должна полностью соответствовать форме государственного устройства: быть демократической и республиканской. Между тем граждан России навязчиво приучают к идее монархического (самодержавного) переустройства.
Нарушение суверенитета народа, т.е. ограничение его суверенного права осуществлять свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления (ч. 2 ст. 3 Конституции РФ); захват власти или присвоение властных полномочий (ч. 4 ст. 3 Конституции РФ). Нарушение суверенитета народа может выразиться в немотивированном отказе в назначении и проведении референдума, использовании иных форм непосредственной демократии; в ограничении либо воспрепятствовании осуществлению прав граждан в формировании и деятельности органов государствен-
ной власти и органов местного самоуправления.
В августе 1998 года «отдельной исламской территорией» провозгласили свои селения жители Карамахи, Чабанмахи и Кадар Буйнакского района Дагестана. Они установили блокпосты и объявили, что больше властям Дагестана не подчиняются. Сепаратисты подняли собственный флаг и начали подготовку к выборам в Шуру - Высший совет исламистов. Ваххабиты стали организаторами акции неповиновения. Госсовет, парламент и правительство Дагестана признали действия «экстремистских сил» в указанных селениях «антиконституционными, представляющими угрозу безопасности Дагестана, его единству и целостности, могущими привести к трагическим последствиям». Ситуация в Дагестане, обусловленная угрозой ваххабизма, была потенциально не менее опасна, чем в Чечне.
Нарушение верховенства Конституции и федеральных законов России в ее отдельных субъектах либо на отдельных территориях (ч. 2 ст. 4 Конституции РФ). В некоторых республиках было закреплено верховенство их конституций по отношению к Конституции РФ (Адыгея, Ингушетия, Калмыкия, Татарстан, Башкортостан, Тыва и др.). Аналогичные нормы содержались в уставах Ханты-Мансийского автономного округа и Иркутской области. В нарушение ч. 2 ст. 4 Конституции РФ отдельные субъекты установили в одностороннем порядке приоритет республиканского законодательства над федеральным. Положения о действии актов федерального законодательства, противоречащие Конституции РФ, содержались в конституциях республик: Адыгея, Башкортостан, Ингушетия, Коми, Татарстан, Бурятия, Дагестан, Кабардино-Балкария, Северная Осетия-Алания, Калмыкия, Карелия.
Нарушение целостности и неприкосновенности территории РФ (ч. 3 ст. 4 Конституции РФ. Если оно является результатом агрессии со стороны иностранных государств, то имеет место нарушение норм международного права. О конституционном деликте можно говорить при условии, что такое нарушение совершается, по общему правилу, высшими органами государственной власти, должностными лицами РФ и ее субъектов. Примером тому могут служить действия руководства Чеченской Республики, направленные на отрыв ее от России, а в определенной
степени и бездействие руководства РФ, допустившего эту ситуацию.
Конституция РФ не содержит норм, предусматривающих изменение территории государства и возможность выхода какого-либо субъекта из его состава. Однако в конституционном (уставном) законодательстве субъектов РФ этот основополагающий принцип понимается неоднозначно. Например, в ст. 1 Конституции Республики Тыва было закреплено, что Республика Тыва имеет право на самоопределение и выход из состава РФ путем референдума6. Теоретически подобная возможность не исключалась конституционным (уставным) законодательством и других субъектов Федерации (Республики Дагестан и Карелия, Амурская и Иркутская области и др.), предусматривавшим право на изменение государственно-правового статуса республик (областей) на основе волеизъявления народа. Нередко подобные тенденции в законодательстве некоторых субъектов РФ способствуют росту региональной социально-политической нестабильности и усилению сепаратизма.
Республики, как правило, подчеркивают в конституциях национальный характер своей государственности. Закреплялась главенствующая роль титульной нации в политике государства, ей же отдавалось предпочтение в процессах принятия решений по общереспубликанским вопросам (Бурятия, Башкортостан, Коми, Удмуртия). Такой подход не учитывал фактического многонационального состава любой республики и тем самым нарушал ч. 3 ст. 5 Конституции РФ, устанавливающую принцип равноправия и самоопределения народов.
Не всегда соблюдается конституционный принцип равноправия субъектов Федерации, что противоречит ее Конституции (ч. 1, 4 ст. 5). В отсутствие длительное время федерального законодательства, которое на основе ст. 71 и 72 Конституции РФ регламентировало бы принципы и порядок разграничения предметов ведения и полномочий между РФ и ее субъектами, правовой и фактический статус отдельных субъектов РФ формировался путем одностороннего наделения субъекта предметами ведения и полномочиями в конституции (уставе), в том числе с нарушениями федеральных конституционных положений; включения в правовой статус субъекта отдельных предметов ведения и полномочий, льгот и привилегий посредством заключения договора с органами государственной власти
РФ; дополнения правового статуса субъекта некоторыми полномочиями посредством заключения с Правительством РФ, федеральными министерствами и ведомствами отдельных, противоречащих Конституции РФ соглашений по бюджетным, финансовым, налоговым и другим вопросам.
В результате такой практики сложилась ситуация, когда отдельные республики, пользуясь национальным фактором как средством давления на федеральный центр и открыто лоббируя свои национальные интересы при решении общероссийских вопросов, сформировали такой правовой и фактический статус, который по объему предметов ведения и полномочий, льгот и привилегий значительно превосходит статус краев, областей, городов федерального значения. Это инициирует в ряде регионов сепаратистские тенденции, вызывает противостояние между республиками и остальными субъектами Федерации, создает дополнительную напряженность между федеральным центром и регионами, ослабляет ведущую роль федерального центра. Подобные действия могут привести к умалению и даже отрицанию федерального законодательства и разрушению правового единства страны.
Фактическое неравенство субъектов РФ некоторое время сохранялось в бюджетной сфере. Так, установленные федеральным центром налоговые льготы некоторым республикам РФ привели к тому, что республики Татарстан, Башкортостан, Саха (Якутия) перечисляли в федеральный бюджет вдвое меньшую часть собранных налогов, чем другие субъекты Федерации. Практически все субъекты РФ отправляли в российскую казну половину акцизов на спирт и винно-водочные изделия и в полном объеме акцизы на нефть, нефтепродукты и газ. Республики Татарстан и Башкортостан оставляли все акцизы у себя. В нарушение установленного федеральным законодательством порядка распределения отчислений на воспроизводство минерально-сырьевой базы ряд республик - Коми, Башкортостан, Татарстан, Удмуртия, Саха (Якутия) - зачислял платежи по данному федеральному налогу непосредственно в бюджет республик. Фактически эти республики не в полной мере участвовали в финансировании армии, науки, социальной сферы, целого ряда федеральных программ. Такое распределение финансовых потоков усугубляло противоречия между регионами.
Серьезным испытаниям подвергаются основы конституционного строя, определяющие светский характер российского государства и его отношения с религиозными объединениями. Религия как мировоззрение и церковь как социальный институт все настойчивее претендуют на духовное главенство в мироустройстве. Религиозный «ренессанс» является одновременно результатом политики нынешней власти и способом вытеснения социалистической идеологии и морали. Подобно тому, как в недавнем прошлом баланс религиозной и нерелигиозной свободы постоянно нарушался в пользу атеистической пропаганды, в настоящее время происходит то же самое, но в противоположном направлении, с иным знаком. В РФ осуществляются беспрецедентное возвращение масс к средневековым взглядам и нравам, их мифологизация и догмати-зация.
Усиливается интервенция иностранных конфессий, прежде всего католической и униатской, которые не без поддержки западных спецслужб стремятся вытравить культурноидеологическую самобытность России.
Отметим особо, что в юридической науке конституционные деликты не только не подвергались систематизации и кодификации, но даже не были предметом специального научного исследования. Отсутствует понятийный аппарат, лишь в общих чертах просматриваются составы конституционных деликтов, не совсем ясны их особенности, критерии разграничения с другими правонарушениями. Конституция не формулирует, за редким исключением, составы деликтов в чистом виде. Выделение их возможно путем реконструкции, научного анализа. Описание большинства конституционных деликтов неполно и настолько отличается от соответствующих характеристик, например, преступлений, административных деликтов, что требуется «достраивать» их до общей модели правонарушений, принимая во внимание специфику конституционного регулирования общественных отношений.
1 Авакьян С. А. Государственно-правовая ответственность // Советское государство и право. - 1975. - № 10. - С. 22.
2 Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность. М.,1976. С. 134-135.
3 Виноградов В. А. Конституционная ответственность: вопросы теории и правового регулирования. М., 2000. С. 52.
4 Морозова Л. А. Выступление на заседании круглого стола // Государство и право. - 2000. -№ 3. - С. 28.
5 Тархов В. А. Гражданское право: курс лекций. Чебок-
сары, 1997. С. 301.
6 Позднее (в 2001 году) данная норма была исключена из Конституции Республики Тыва путем референдума.
Статья поступила в редакцию 10 сентября 2009 г.
