CC BY
30
СУБЪЕКТНАЯ СТРУКТУРА ТЕКСТОВ О «НОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ»
М. Ю. Сидорова
Ключевые слова: субъект, предикация, русский язык, синтаксис текста, новая реальность.
Keywords: subject, predication, the Russian language, syntax of the text, new reality.
DOI 10.14258/filichel(2022)2-02
Введение
Одним из продуктивных приложений концепции функционально-коммуникативной грамматики Г. А. Золотовой является лингвистический анализ текстов, отражающих актуальные тенденции развития общества. Среди этих тенденций особое место занимает возникновение новых реалий, связанных с научно-техническим прогрессом и — в первую очередь — разработкой искусственного интеллекта. Такое особое место обусловлено прежде всего тем, что эти новые реалии могут создать (и уже создают) новую реальность, где модифицируются отношения человека (по сути своей) с вещами, которые он наделяет определенной самостоятельностью и характеризует некий уровень этой самостоятельности как «интеллект». Эти отношения весьма противоречивы. Взгляд исследователей «распределенного (между человеком и компьютером. — М. С.) интеллекта», выраженный в формулировке «Мы не сотрудничаем с машинами так же, как не сотрудничаем с овцами, мы просто их используем» [Сломан, Фернбах, 2017, с. 166], конфликтует с их же признанием: «Подобно живому организму, интернет непрерывно изменяется в таких направлениях, которые мы не можем предвидеть и контролировать. Сейчас операционные системы и приложения компьютера изменяются автоматически. Когда вы включаете компьютер, то, вообще говоря, у вас уже нет уверенности в том, что это тот самый прибор, на котором вы работали вчера» [Сломан, Фернбах, 2017, с. 166].
Главными объектами нашего анализа будут произведение французского философа М. Серра «Девочка с пальчик» (Michel Serres, Petite Poucette) в переводе на русский язык [Серр, 2012] и концепция развития нейрообразования, опубликованная на сайте Национальной тех-
нологической инициативы Нейронет1. Мы намерены показать значимое сходство в способах организации субъектного плана в этих текстах. При всех жанровых и стилистических различиях эти тексты объединяет, во-первых, тема цифровизации и ее влияния на положение человека в мире, во-вторых, то, что они написаны на русском языке, обладающем средствами организации субъектного плана, как общими с другими языками (разграничение активного субъекта и пассивного, возможность свертывания предикации с указанием носителя признака или элиминацией его и т. п.), так и специфичными (например, различные типы обобщенно- и неопределенно-личных предложений с невыраженным субъектом). Эти ресурсы языковой системы могут использоваться говорящим (в первом случае — переводчиком, опирающимся на иноязычный текст, во втором — коллективным автором концепции) сознательно или бессознательно, но в любом случае через них и только через них мы познаем его замысел.
Сказанное (написанное) — может быть интерпретировано, а возможный протест сказавшего против интерпретации — это только одна из версий трактовки текста, поскольку, как мы только что отметили, далеко не все ресурсы языка применяются автором целенаправленно, с полным осознанием смысловых эффектов, которые они дают, поэтому сказать (написать) можно гораздо больше, чем ты намеревался. Право интерпретации остается за читателем и дается ему кое-чем большим, чем он сам и чем субъект-автор, — языковой системой и правилами ее функционирования.
Важно, что, анализируя внутритекстовую субъектную перспективу, то есть характер, взаимодействие, способы выражения субъектов предикаций (ситуаций, положений дел), названных в тексте, мы можем получить представление как о внутритекстовых субъектах, так и о субъектной позиции автора: индивидуальной (той, которой традиционно занимается российская функционально-коммуникативная грамматика школы Г. А. Золотовой [Золотова, 1973; 1982; 2005; Золотова, Онипенко, Сидорова, 1998]), и обобщенной (той, которая составляет предмет интереса французской школы анализа дискурса). «Субъект же высказывания (ёпопе1а1ецг) приобретает существование только потому и только тогда, когда он говорит. Он образуется в акте высказывания и не существует до этого акта. Он представляет собой категорию дискурса, «реальность речи» в отличие от говорящего индивидуума из плоти и крови» [Серио, 1999а, с. 15-16]. Иначе говоря, именно в тексте говорящий конституиру-
http://rusneuro.net
ется как субъект, поэтому мы можем реконструировать его субъектную позицию на основе лингвистических данных, что открывает нам доступ к его идеологии как «организованной системе идей» [Серио, 1999а, с. 17].
Позиция субъекта в тексте выявляется через две основные языковые операции.
Во-первых, это номинация — «наклеивание» словесной этикетки на объект, отражающее его категоризацию и позволяющее читателю (интерпретатору) группировать внутритекстовые субъекты и получать доступ к авторской точке зрения на них. Во-вторых, это предикация — приписывание субъекту (определенному, неопределенному или обобщенному, личному или неличному, названному или не названному) признака (активного действия, состояния и т. п.) [Сидорова, Чжон Хюн, 2014аб]. Понимание того, кому (чему) какой признак приписан в данном высказывании, какое языковое оформление и почему приобретают этот субъект и признак, составляет основу понимания высказывания. Неслучайно великий русский филолог Ф. И. Буслаев еще в XIX веке писал в книге «О преподавании отечественного языка», что первым навыком анализа родной речи, который ребенок получает в школе, научившись читать и писать, должен быть навык понимания предложения через обнаружение в нем субъекта и предиката [Буслаев, 1844]. Мы даем ребенку предложение типа «Бог сотворил небо и землю» и спрашиваем: «Кто сотворил небо и землю?» и «Что говорится здесь о Боге?». И именно в этом состоит первый акт аналитического познания языка.
Именно предикация будет нас далее интересовать как наиболее значимый для выявления субъектной структуры и авторской позиции в исследуемых текстах аспект.
Предикация как языковая и когнитивная операция
Рассматривая предикацию, то есть приписывание признака субъекту, как основу содержания предложения, лингвисты привыкли говорить о простейшем предложении как об отражении, или выражении, некоторой ситуации действительности. Следует уточнить, что в эту формулировку имплицитно включаются несколько не просто языковых, но когнитивных операций, в каждой из которых проявляется выбор говорящего, обусловленный не только характером референтной ситуации, но и условиями коммуникативной ситуации, типом создаваемого текста и замыслом (целью) высказывания. Согласно современным представлениям о порождении речи, Концептуализатор в нашем внутреннем языковом механизме предшествует Формулятору [ЬеуеК, 1989].
Мы вычленяем ситуацию из непрерывного недискретного потока действительности, «назначаем» субъект (носитель признака) и преди-
кат (признак), выбираем слова и формы для их вербализации, с учетом нашего желания и возможности придать субъекту большую или меньшую долю активности, скрыть (затемнить) или обобщить субъект, свернуть предикацию и вставить ее в другое предложение, создав тем самым усложненную (полипредикативную) конструкцию, ср.: Петя с Васей дерутся в коридоре и Петя в коридоре избивает Васю; Я хочу получить книги и Мне сказали, что у вас выдают книги; Специалисты считают, что Шолохов написал «Тихий Дон» и Создание (Шолоховым) «Тихого Дона» — вопрос (среди специалистов) дискуссионный. Некоторые из этих операций по вербализации субъекта являются общими, системно обусловленными для ряда европейских языков, как например:
а) неназванность субъекта в свернутой предикации, которую журналисты, пишущие на разных языках, активно используют для создания интриги в заголовках статей, а иногда и для дезинформации читателя;
б) все более расширяющееся использование предикатов, обозначающих действия лица, при субъектах, называющих машины, электронные приборы, разного рода интеллектуальные устройства и компьютерные программы.
Следующие примеры из новостных заметок на разных языках демонстрируют «очеловечивание» технических устройств как на номинативном, так и на предикативном уровне:
(01) This year, Nasa's Osiris-Rex performed a daring «touch-and-go» manoeuvre with the asteroid Bennu, in order to collect samples of rock and soil for delivery to Earth... In order to collect samples, Osiris-Rex used a long boom with a ring-shaped collection chamber on the end. The spacecraft descended towards Bennus surface, delivering a squirt of nitrogen when the boom made contact with the asteroid...
(02) Curiosity a quelque chose en lui de Terminator: outragé, blessé, diminué... il continue d'avancer sans mot dire. Certes, il a déjà perdu la mémoire — son ordinateur de bord a cramé, avant d'être remplacé par un calculateur de secours; il souffre aussi d'arthrose, puisque son bras articulé et sa foreuse donnent des signes de vieillesse anticipée.
(03) «Зонд-ПП» составит первую карту из космоса. Запущенный буквально три месяца назад аппарат «Зонд-ПП» уже через пару месяцев будет готов представить на Землю первую карту, демонстрирующую распределение влаги по поверхности всей земной суши, а также уровень солености мирового океана.
(04) Зонд Европейского космического агентства «Розетта», который уже 10 лет преследует комету 67Р/Чурюмова-Герасименко, полу-
чил первые снимки своей космической «жертвы». В августе 2014 года произойдет максимальное сближение с объектом, но уже сегодня «Розетта» пересылает снимки «хвостатой звезды».
(05) Вояджер официально покинул Солнечную систему. Вояджер смело проник туда, куда не проникал ни один зонд до этого, совершив тем самым одно из самых значительных технологических достижений в анналах истории науки, и поскольку он проник в межзвездное пространство, это открывает новую главу в человеческой науке.
Следует особо подчеркнуть отличие подобных предложений от предложений с предметным субъектом и неакциональным предикатом типа Дорога ведет к реке, Карты демонстрируют распределение влаги по поверхности Земли, Петунии любят подкормку. В примерах (01) — (05) предикаты акциональные, они сообщают о действиях высокотехнологичных «самостоятельных» устройств, что подтверждается и лексическим окружением: смело проник, будет готов представить снимки своей «жертвы». Космические аппараты не просто маневрируют и проникают, но делают это смело, обретая тем самым самостоятельную внутреннюю сферу и (почти) целеполагание. Апогеем этого очеловечивания является ведение аккаунтов в социальных сетях от имени подобных устройств и аппаратов (например, американский марсоход Perseverance).
Рядом с отмеченными чертами организации субъектного плана, характерными, как мы видели, и для других европейских языков, в русском языке выступают специфические особенности, связанные с наличием так называемых неопределенно-личных, обобщенно-личных и безличных конструкций, которые характеризуются отсутствием имени субъекта (носителя признака) в именительном падеже и противопоставляются «каноническим» двусоставным предложениям со значением «лицо и его действие». Следует заметить, что сами эти названия типов предложений условны. Термин «безличные» прямо противоречит семантической сущности и коммуникативному предназначению предложений типа Мне не спалось, Мне душно, Его подбросило на месте, Его потянуло на родину [Золотова, 1973, 1982]. Термины «неопределенно-личные» и «обобщенно-личные» точнее, но не отражают всего богатства семантических эффектов, которое достигается в русском языке отсутствием упоминания действующего лица в конструкциях с предикатом в форме 2-го лица единственного числа или 3-го лица множественного числа (в прошедшем времени — просто множественного числа). Так, последние могут использоваться как для эмпатического включения говорящего в круг действующих субъектов, так и для выражения противопоставления «свой — чужой». См., например, наши статьи о неопределенно-
личности у Чехова [Сидорова, 2011] и о роли «безличных» и неопределенно-личных предложений в тексте романа Булгакова «Белая гвардия» [Сидорова, 2001]. Кроме того, традиционное выделение неопределенно-личных и обобщенно-личных конструкций только среди предложений «односоставных», то есть с невыраженным субъектом, не учитывает того, что аналогичные значения могут выражаться и двусоставными (опять же в традиционном понимании, присваивающем любому именительному падежу позицию главного члена) предложениями, ср.:
(06) Говорят, = Люди / Все говорят, = Ходит слух / Существует мнение, что глобального потепления не будет; В саду поют = кто-то поет = раздается / слышно пение; В нашем городе строят стадион = строится стадион = идет строительство стадиона.
Использование неопределенно-личных и обобщенно-личных предложений, а также «безличных», которые в концепции коммуникативной грамматики Г. А. Золотовой называются инволюнтивными, что точнее отражает их семантическую сущность, для обозначения действий людей позволяет управлять уровнем обобщения и активностью внутритекстовых субъектов, демонстрировать разную степень целенаправленности их действий и контролируемости ими внешнего мира [Halliday, 1971]. В результате могут возникать художественные картины мира, в котором человеку подвластно все или ничего, наказуема или поощряема деятельность или, напротив, пассивность, события развиваются естественным путем или, как пишет М. А. Булгаков в романе «Белая гвардия», «проделывают причудливые зигзаги», человек способен управлять миром, событиями и своей жизнью или беспомощен перед судьбой и, как щепка течением, влеком не зависящим от него ходом событий. Активизация вещей (точнее, «человекоподобных» автоматизированных устройств и компьютерных программ), также претендующих на целенаправленность и активность действий и в чем-то уже составляющих конкуренцию человеку, также не может не оказать влияния на субъектную структуру виртуальных миров, выстраиваемых авторами художественных, публицистических, научных, философских и даже официально-деловых текстов.
Стоит подчеркнуть, что эту «активизацию вещей» порождает не их собственное сознание, а сознание человека: мы сами отдаем (или приписываем) им ту или иную степень целенаправленности и активности действий. Эти разные уровни могут сосуществовать в пределах одного текста:
(07) Новый алгоритм искусственного интеллекта, созданный IBM, может помочь врачам диагностировать или предсказывать наступ-
ление болезни Альцгеймера... И все, что нужно, это чтобы субъект рассказал алгоритму историю. Сравнивая образцы текста, написанные участниками исследования в течение нескольких лет, алгоритм смог предсказать наступление болезни Альцгеймера на годы вперед с 75-процентной точностью. Потенциально это решение дает врачам новый инструмент для выявления болезни Альцгеймера... Алгоритм рассматривает данные неврологического исследования... Алгоритм научился распознавать такие закономерности, как... В настоящее время, после того как алгоритм был протестирован на болезнь Альцгеймера, команда IBM надеется испытать его с целью прогнозирования других неврологических заболеваний2.
В первом предложении этой новостной заметки алгоритм выступает в пассивно-вспомогательной функции: он создан IBM, то есть является продуктом человека, и роль его заключается в том, чтобы помочь врачам, а действия диагностировать и предсказывать приписываются человеческим субъектам. Но уже во втором предложении он явно обретает самостоятельность и антропоморфные черты: человек должен рассказать алгоритму историю. Далее алгоритм обретает способность к ментальным действиям — сравнивать, предсказать. Но эти действия все же представляются как вторичные по отношению к действиям врачей: алгоритм приравнивается к инструменту выявления болезни, а не к субъекту, выявляющему болезнь. Далее снова появляются антропоморфизи-рующие алгоритм предикаты ментальных действий — рассматривает данные, научился распознавать закономерности. Однако в последнем предложении алгоритм снова возвращается под власть своих создателей.
Итак, на сегодняшнем этапе лексико-грамматические средства, уже существующие в системе языка, получили новое предназначение — участвовать в осмыслении и вербализации отношений между человеком и миром умных устройств и цифровых технологий, в определении места человека в новой реальности. Эта реальность и новый тип субъекта, созданного ею, привлекают внимание философов в разных странах. Французский философ М. Серр охарактеризовал ситуацию так: «Незаметно для нас за короткий период, прошедший с 1970-х годов, возник новый человек. У него (и у нее) другое тело, другой горизонт жизни, они иначе общаются, видят перед собой иной мир, живут в иной природе и в ином пространстве. <...> У них не такая голова, как у родителей, они иначе познают. И иначе пишут. Восхищенно глядя на то, как быстро они набирают двумя большими пальцами смс — у меня с моими корявыми паль-
2 http: // evercare.ru
цами так никогда не получится, — я и прозвал их (с нежностью, какую только способен проявить дед к своим внукам) Девочками и Мальчиками с пальчик. <...> Они говорят на другом языке. <...> Девочка с пальчик и ее друг будут трудиться совсем на других работах»3.
Субъектный план в русском переводе эссе М. Серра «Девочка с пальчик»
Лейтмотивом приведенного фрагмента являются слова, акцентирующие новизну пришедшего цифрового поколения, не похожесть его на родителей; другой, не такой, иной, иначе. Но приход нового мира манифестируется в том тексте, который благодаря переводу доступен русскоязычному читателю не только через лексику, но и через грамматику. В грамматической ткани текста, как мы сейчас увидим, «односоставные» предложения и двусоставные не противопоставлены, а взаимодействуют, создавая картину мира, где нет практически никаких личных субъектов, которые действуют, кроме Девочки с пальчик и ее собратьев, зато повышенной активностью обладают неодушевленные объекты. Вот характерный пример:
(08) Помню, как я был удивлен несколько лет назад, увидев, как на кампусе Стэнфорда, где я преподаю вот уже тридцать лет, возводятся — по соседству с главным двором, на средства миллиардеров из соседней Силиконовой долины — здания отделения информатики, более или менее такие же (с поправкой на железо, бетон и громадные окна), как и кирпичные корпуса, в которых сто лет как преподают инженерную механику и историю Средневековья. Тот же план, те же коридоры и аудитории; тот же вдохновленный страницей формат. Как будто недавняя революция, по своей силе вполне сравнимая с преобразованиями, которые принесли с собой письменность и книгопечатание, ничего не изменила ни в знании, ни в педагогике, ни в самом университетском пространстве, придуманном с помощью книги и ради нее.
Нет. Новые технологии требуют уйти от пространственного формата, предполагаемого книгой и страницей. А как от него уйти?
Здания возводятся, страница вдохновляет формат, революция (не) изменила, новые технологии требуют, книга и страница предполагают. При этом четыре предиката, субъектом которых является человек, в тексте лишены этого субъекта: преподают — неопределенно-личное предложение, придуманном — оборот с пассивным причастием без указания имени деятеля (зато с указанием предмета — книги как инструмента и цели), уйти — один раз использовано как вторичный предикат по-
3 Здесь и далее текст цитируется по русскому переводу [Серр, 2012]
сле «требуют» и второй раз в инфинитивном предложении (во французском оригинале во втором случае предложение безглагольное, но также бессубъектное: Les Nouvelles technologies obligent à sortir du format spatial impliqué par le livre et la page. Comment?). Кто преподает? Кто придумал университетское пространство? Кто должен уйти от пространственного формата? Эти субъекты не получают права быть названными в мире, где правят обезличенные информационные технологии.
Автор поддерживает диалог с читателем и создает свой образ с помощью средств, соответственно, адресации и авторизации, как мы увидим в следующем примере, но это только усиливает ощущение изоляции. Автор и читатель как бы беседуют на крошечном пятачке, окруженном действующими предметами и абстрактными сущностями:
(09) Изгнанный под давлением жалостливых мамаш и психологов из школы, оценочный бум охватил гражданское общество. Публикуются рейтинги продаж, присуждаются Нобелевские премии, Оскары и кубки из поддельных металлов, составляются рейтинги университетов, банков и предприятий, оцениваются даже государства, некогда суверенные. И вы, читатель, переворачивая страницу, ставите мне оценку.
Некий двуликий демон заставляет нас признавать что-то плохим, а что-то хорошим, что-то невинным, а что-то вредным. Трезвый взгляд проводит, скорее, другое различие — между умирающими остатками старого мира и ростками нового. Что сегодня намечается, так это переворот, устанавливающий равноправную циркуляцию оценивающих и оцениваемых, их своего рода взаимослияние.
Бум охватил, рейтинги публикуются и составляются, премии присуждаются, государства оцениваются... Кем — не сказано, потому что не важно: оценивающие субъекты лишены индивидуальной субъ-ектности, они как бы сливаются в нерасчлененную единоголосую массу. Жалостливые мамаши и психологи и некоторые другие субъекты, возникающие по ходу изложения, как правило, не в позиции основного субъекта предложения, упоминаются обычно как проигравшие пережитки прошлого (в прошлом личным субъектам действовать не возбраняется).
Обратим внимание на резкий контраст двух предикаций в первом предложении этого фрагмента, создаваемый взаимодействием семантики и формы глагольных и именных компонентов. Оценочный бум, который в старом мире был объектом активного воздействия людей, то есть был изгнан индивидуализованными субъектами (в русском переводе индивидуализации способствует использование экспрессивных лексем жалостливый и мамаша), в новом мире побеждает, отбирая у личных
субъектов монополию на активность. Он охватил гражданское общество, присвоив себе право не просто на активное действие, но на действие высокой интенсивности. Что касается людей, то они, напротив, потеряли индивидуальность, слившись в гражданское общество. Этот же взгляд на мир торжествует и во втором абзаце фрагмента: двуликий демон заставляет, трезвый взгляд проводит, переворот устанавливает. Удел нас — признавать, превращаться в оценивающих и оцениваемых, вступать в циркуляцию и взаимослияние (обратим внимание на невозможность использовать глаголы, соответствующие двум последним существительным, для обозначения активного действия лица: *Я циркулирую, я сливаюсь... — за исключением иронического фразеологизма слиться в едином порыве, который не обозначает действия).
Квинтэссенцией картины нового мира, над которой нам предлагает задуматься М. Серр, является главка «Голоса». В ней мы видим в обостренном и концентрированном виде все те же лексико-грамматические особенности и тактические приемы построения текста, что и в рассмотренных примерах.
(10) До сегодняшнего утра преподаватель в классе или аудитории передавал знание, которое отчасти уже содержалось в книгах. Он оглашал написанное, читал со страницы-источника. Если он изобретал что-то новое, — а это редкость, — на следующий день появлялась страница в сборнике. В общем, он был глашатаем на трибуне кафедры. И вещал, требуя тишины. Теперь это невозможно.
Поднимающаяся в детстве, в подготовительных и начальных классах, в средней школе волна болтовни нарастает, как цунами, и достигает пика в студенческих аудиториях, которые сегодня — впервые в истории — наводнены гулом, заглушающим извечный голос книги. Это явление настолько обыденное, что его уже не замечают.
Девочка с пальчик не читает книг и не желает слушать озвученный текст — как собачка со старинной рекламы, не узнающая хозяйский голос. Вынужденно молчавшие в течение трех тысячелетий, ныне Девочка с пальчик и ее сестры и братья составляют немолчный хор, гудящий, перекрывая глас текста.
Индивидуальный субъект активных действий (преподаватель) остался в прошлом (стоит заметить, что выбивающаяся в русском переводе из перечисления его активных действий предикативная единица с предметным субъектом появлялась страница в сборнике отступает от французского оригинала, где на этом месте ¡1 гст1та). Новый мир, наступающий после слова теперь, лишен индивидуальной субъектности, Девочка с пальчик получает право на целенаправленное действие (не читает,
не желает слушать) только для того, чтобы отвергнуть прошлое — это придает больше убедительности и силы такому отвержению. Зачем же она его отвергает? Чтобы обрести свою, новую субъектность? Нет, чтобы слиться со своими «сестрами и братьями» в единый гудящий хор. Ни составлять, ни перекрывать активного действия здесь не обозначают, хор — объект восприятия анонимного наблюдателя.
Здесь важен парадоксальный характер противопоставления преподавателя из первого абзаца, который, кажется, выглядит как изолированный одиночка, и Девочки, которая, казалось бы, обретает индивидуальный голос и окружена такими же, как она. Но это мнимость. Девочка находится еще в большем вакууме, чем преподаватель. В школе и в студенческих аудиториях никого нет, кроме гула и болтовни. Они пусты, наполнены только голосами. И те, кто не замечают это явление, тоже не существуют в пространстве текста Серра, не удостаиваются номинации (во французском оригинале — конструкция с оп). И самостоятельного голоса у Девочки тоже нет, как нет и направленной коммуникации. Преподаватель передавал знание, требовал тишины у аудитории. У гула и хора нет адресатов. Бестелесность, развоплощение выступают как следствие утери индивидуальной субъектности.
Таков новый цифровой мир, нарисованный французским философом и с достаточной долей точности переданный русским переводчиком. Восприятие русским читателем Девочки с пальчик, существующей в социальном вакууме и мнимой активности, возникает прежде всего как эффект использования переводчиком неопределенно-личных конструкций и конструкций, в которых глагол действия соединяется с неодушевленным субъектом, а личному субъекту предицируется неакцио-нальный глагол. Остается задаться вопросом: а является ли эта картина сугубо индивидуальным видением М. Серра и каким-то уникальным, специфичным использованием языковых средств?
Затемнение личного субъекта и активизация неодушевленного субъекта в «манифестах» цифровизации образования
Мы обнаруживаем аналогичную языковую технику построения субъектного плана в текстах, которые, как нам представляется, также выражают определенную философию — манифестах и выступлениях российских адептов цифровизации общества и онлайн-образования. Поскольку их проекты предполагают существенную перестройку отношений между машиной и человеком, негативно — в большинстве своем — встречаются обществом и при этом должны демонстрировать непревзойденно новаторский характер задуманного, без некоторой доли философских рассуждений о прекрасном будущем и том, что необходимо для его дости-
жения, в подобных текстах не обойтись. Объем статьи позволяет привести только один пример, однако весьма репрезентативный, — описание программы «Нейрообразование» с официального сайта Национальной технологической инициативы Нейронет и краткую самохарактеристику этой инициативы в целом:
(11) Система образования будет опираться на нейрокогнитивные механизмы приобретения новых знаний, а также на данные об индивидуальных предрасположенностях человека и применение нейрокомпью-терных интерфейсов, элементов виртуальной и дополненной реальности, гибридного интеллекта.
В настоящее время продукты и сервисы рынка НейроОбразования развиваются в таких сегментах, как дистанционное обучение, обучение через всю жизнь, массовые открытые онлайн-курсы, смешанное обучение, а также инновационные модели дополнительного образования.
В качестве приоритетов выделяются созданиеучебно-лаборатор-ных мест для школьников и студентов на основе нейротехнологий расширенного восприятия, оптимизированного запоминания и усиления познавательных функций, а к 2035 году — полноценное использование интегрированных систем естественного и искусственного интеллекта4.
(12) С Нейронет-технологиями, по оценкам экспертов, будет связана следующая технологическая революция: кардинальное увеличение производительности умственного труда произойдет за счет интеграции мозга человека и вычислительных машин. Биотехнологическая революция стартовала после расшифровки генома человека, а стремительное развитие нейротехнологий начнется после завершения расшифровки (картирования) работы мозга.
Нейронет станет следующим этапом развития современного интернета (Web 4.0), в котором взаимодействие участников (человек — человек, человек — машина) будет осуществляться с помощью новых нейрокомпьютерных интерфейсов, а сами компьютеры станут нейро-морфными (похожими на мозг) с помощью гибридных цифроаналоговых архитектур. Прогнозируется появление социальных нейросетей и полноценного гибридного человекомашинного интеллекта»5.
Как видим, люди, занимающиеся расширением и развитием той реальности, которую описал уже десять лет назад французский философ, мыслят категориями, подмеченными и зафиксированными им. В соответствии с жанром текста здесь отсутствуют неопределенно- и обобщенно-личные (с точки зрения формальной грамматики) конструкции с пре-
4 http://rusneuro.net/chto-takoe-nejronet/segmenty-i-proyekty/neyro-obrazovaniye
5 http://rusneuro.net/chto-takoe-nejronet
дикатами в форме множественного числа, однако во множестве присутствуют имена ситуаций (свернутые предикации), лишенные субъектной отнесенности. Очевидно, что между субъектами приобретения новых знаний и применения компьютерных интерфейсов в первом предложении фрагмента нет равенства, но точно установить это не представляется возможным из-за неназванности субъектов. Можно предположить, что в третьем абзаце школьники и студенты являются субъектами восприятия и запоминания, но выступают как объекты усиления познавательных функций. Кто будет активным субъектом полноценного использования систем искусственного интеллекта, также не сообщается. Используются синтаксические техники снижения ранга субъекта (перемещения его из позиции подлежащего в позицию второстепенного члена), например, не участники будут взаимодействовать, а взаимодействие участников будет осуществляться, не эксперты полагают, а по оценкам экспертов. Ни в одном из предложений субъектом не является личное имя, хотя речь идет о процессе межсубъектного взаимодействия — обучении.
В противоположность ослаблению позиции личного субъекта усиливается позиция субъектов неодушевленных, обретающих самостоятельность и даже активность. Система образования будет опираться, продукты и сервисы развиваются, биотехнологическая революция стартовала и т. д. Создается впечатление, что авторы текста наблюдают ситуацию как бы извне и не собираются становиться активными действующими субъектами в описываемых событиях, представляя их как естественный ход вещей (обратим внимание на употребление глаголов произойдет и станет). Они не берут на себя ответственность даже за прогнозы и оценки: без эксплицированного субъекта остаются авторизационные глаголы наблюдаются и прогнозируются, по сути своей предназначенные для выражения точки зрения субъекта. Что это как не обезличенный гул голосов, не желающих назвать себя, предсказанный М. Серром?
Наконец, следует обратить внимание на два употребления предлога с помощью в последнем предложении примера (12). Первое — вполне соответствует нормам русского языка и находит соответствие во многих текстах, где речь идет о цифровых технологиях и электронных устройствах (подобных тем, которые мы рассматривали выше): люди будут делать что-то с помощью вещей (отношения «активный личный субъект — инструмент»). Ср.:
(13) Ученые смогли продемонстрировать, что с помощью портативного микроскопа на базе смартфона можно обнаруживать небольшие фрагменты ДНК в сыворотке крови.
Предлог с помощью, согласно мнению Т. Ф. Ефремовой [2000], употребляется «при указании на что-л., пользуясь чем производится какое-л. действие; при помощи чего-л., посредством чего-л.».
Второе употребление предлога с помощью в примере (12) ощущается носителями русского языка как не вполне правильное: *Компьюте-ры станут нейроморфными с помощью гибридных цифроаналоговых архитектур. Правильно было бы сказать так, чтобы субъектом действия был человек:
(14) С помощью гибридных цифроаналоговых архитектур будут созданы нейроморфные компьютеры.
В том же варианте, который представлен в тексте, стать нейроморф-ным выглядит как активное, целенаправленное действие компьютеров.
Возможно, это результат использования при создании данного текста некоторого англоязычного первоисточника, что характерно для подобных документов в нашей современной действительности. Но тем более интересно использование доступных в русском языке синтаксических техник затемнения и подмены субъектных позиций в соответствии с коммуникативной целью авторов, которые таким образом снимают с себя ответственность за описываемые процессы, представляя изменения как естественный ход вещей, не подвластный воле человека. Предметы действуют и процессы развиваются самостоятельно, оставляя де-индивидуализованному до неназванности личному субъекту пассивную роль наблюдателя и покорного потребителя неотвратимых перемен. Девочке с пальчик предлагается то самое «взаимослияние», о котором пишет Серр, только уже с машиной. Отказавшись от «глашатая на трибуне» и «гласа книги», она получила взамен голоса цифровых невидимок и имеет все шансы превратиться в ту самую лейбницевскую монаду виртуального мира, о которой провидчески писал еще в 1997 году американский философ М. Хейм в книге «Метафизика виртуальной реальности» [Heim, 1997].
И снова возникает вопрос о степени специфичности рассмотренного документа и обнаруженных нами в нем языковых черт. Некоторые из них вызывают ассоциации с советским политическим дискурсом, проанализированным в известном исследовании П. Серио, посвященном речам Н. С. Хрущева и Л. И. Брежнева [Серио, 1999б]. Обилие свернутых предикаций (номинализаций) Серио называл в качестве одной из основных черт этого дискурса. Причину высокой частотности номинализаций Серио видит в общей тенденции такого «способа оперирования языком» и стоящего за ним «ментального мира» к обобщенности, неопределенности и переложению ответственности. Присоединяясь к высказанно-
му Серио положению о том, что особое использование языка влечет активизацию некоторых его черт и, в конечном счете, особую грамматику и особые правила лексики, мы бы хотели указать на две вещи. Во-первых, на существенное различие между дискурсом, исследованным Се-рио, и интересующими нас текстами, касающееся их субъектной структуры. Во-вторых, на тот факт, что использование свернутых предикаций (номинализаций) в русском тексте ни в коей мере само по себе не определяет характеристики субъектного плана этого текста — все зависит от того, эксплицированы ли субъекты этих предикаций одним из возможных в русском языке способов. Ср. родители ссорятся — ссора родителей, родительская ссора, ссора отца с матерью, ссора между родителями, ссора у родителей (произошла неожиданно). Возможность назвать или не называть субъект свернутой предикации — в руках говорящего, и мы полагаем, что тенденция к неэксплицированности субъекта не сближает тексты о нейротехнологиях и цифровизации, подобные рассмотренным нами, с советским партийно-государственным дискурсом, а напротив — радикально отличает их от него.
Речи советских партийных лидеров, как и весь советский партийный и государственный дискурс той поры, конструировали «ментальный мир», державшийся на двух важнейших идеологемах — именно субъектного плана: а) руководящая роль партии и лично ее лидеров, что отразилось в известном лозунге «Партия — наш рулевой» и превращении формулировки «и лично Леонид Ильич Брежнев» в прецедентный текст (не случайно именно такое название получил фильм, выпущенный журналистом Л. Парфеновым к 100-летию Брежнева); б) полярное восприятие мира по принципу «свой — чужой» (как во внешней, так и во внутренней политике). На полюсе «свой» — трудящиеся под руководством Коммунистической партии и наши друзья в других странах, на полюсе «чужой» — так называемый «мировой империализм», «расхитители социалистической собственности» и прочие «враждебные» субъекты. Мир, построенный на таких идеологемах, не может не быть насквозь субъектен, даже в текстах, наполненных номинализациями. Об этом говорят примеры, приводимые самим Серио, как например:
(15) Политическая и организаторская работа партии в массах, самоотверженный труд советского народа обеспечили дальнейший рост экономики страны и повышение благосостояния советских людей (Л. И. Брежнев — цит. по: [Серио, 1999б, с. 358]).
(16) Советский народ своим трудом и героической борьбой под руководством партии добился больших успехов в социалистическом строительстве (Н. И. Хрущев — цит. по: [Серио, 1999б, с. 349]).
(17) Бдительно несут службу по разоблачению и пресечению происков империалистических разведок и их агентуры органы государственной безопасности, наши славные пограничники (Л. И. Брежнев — цит. по: [Серио, 1999б, с. 347]).
Из пяти предикативных единиц в примере (15) три имеют выраженного личного субъекта (работа партии, труд народа, благосостояние людей). Из пяти предикативных единиц в примере (16) при четырех субъект эксплицирован (народ добился успехов, своим трудом и борьбой, руководство партии), субъект пятой (строительство) определяется однозначно из синтаксической конструкции и фоновых знаний (добиться успехов можно только в том, что ты делаешь). Субъекты всех четырех предикаций в примере (17) названы, причем весьма характерным для советского политического дискурса способом. Номинации противостоящих сторон продублированы: разведкам и их агентуре противостоят органы госбезопасности и славные пограничники. Вряд ли можно говорить, что здесь происходит сокрытие или обобщение деятеля, скорее, его подчеркивание, высвечивание. В случаях, когда личные субъекты отсутствуют, они, как правило, легко восстанавливаются на основе ценностной окраски свернутой предикации — позитивной или негативной — в проекции на знакомую всем адресатам текста парадигму «свой — чужой»: все хорошее делают свои, плохое — чужие.
Сравним примеры (15) — (17) с примерами (11) и (12). Значимое отсутствие личного субъекта в последних по сравнению с первыми очевидно: в потоке номинализаций «растворились» деятель, «глашатай», бенефициар. Обезличенный гул, о котором пишет М. Серр, выросшая Девочка с пальчик перенесла из студенческой аудитории в документы, с помощью которых она намерена творить новый мир.
Выводы
Можно заключить, что наличествующие в языке средства организации субъектной перспективы текста, главными из которых являются номинация и предикация, способны не только отражать понимание автором текста текущего состояния мира и происходящих в нем изменений — они могут использоваться интерпретатором (независимо от воли говорящего) для декодирования желаемого автором мира. «Особое использование» свернутых предикаций с неназванным субъектом, неопределенно-личных и обобщенно-личных конструкций, приписывание неличным субъектам предикатов действия, ментального и эмоционального состояния, наделение самостоятельностью и интен-циональностью «умных» вещей и сетевых технологий, соответствует
современной тенденции к обобщенности, неопределенности акцио-нальной позиции личных субъектов и «отказу от ответственности», к манипулированию виртуальными сущностями. Важно, что языковыми инструментами конструирования «ментальных миров», обладающих перечисленными свойствами, не могут быть отдельно предикаты (их семантика и формы) и компоненты предложения с субъектным значением (их семантика и формы, в том числе «нулевые»), а только их комбинации, например: личный субъект — названный или не названный — и акциональный предикат, предметный субъект и акцио-нальный предикат, имя процесса и акциональный предикат, личный субъект и неакциональный предикат и т. п.
Отмеченные синтаксические техники «совпали» с движением к ци-фровизации общества и межличностному отчуждению, сопутствующему ей. При этом мы наблюдаем два взаимонаправленных процесса. Одни и те же языковые средства и приемы построения текста одинаково хорошо служат и обезличиванию, развоплощению, инволюнтивизации личного (человеческого) субъекта, и в то же время обособлению от него, активизации и персонализации «умных» вещей и сетевых технологий, если в интенцию говорящего входит построение обладающей соответствующими характеристиками «новой реальности».
Библиографический список
Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. М., 1844. URL: http://az.lib.rU/b/buslaew_f_i/text_1844_o_prepodavanii_oldorfo.shtml
Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. М., 2000.
Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса современного русского языка. М., 1973.
Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982.
Золотова Г. А. О чем говорит предложение? // Мир русского слова. 2005. № 3-4. С. 58-61.
Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999а. С. 12-53.
Серио П. Русский язык и анализ советского политического дискурса: анализ номинализаций // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999б. С. 337-384.
Сидорова М. Ю. Грамматика художественного текста. М., 2001.
Сидорова М. Ю. Неопределенно-личность в поэтике Чехова // Gramatyka a Tekst. Katowice, 2011. Вып. 3. C. 110-115.
Сидорова М. Ю., О Чжон Хюн. Система субъектов в лирической поэзии — ключ к инвариантным смыслам художественного мира автора // Филология и человек. 2014a. № 3. C. 36-46.
Сидорова М. Ю., О Чжон Хюн. Система субъектов как основа для моделирования поэтического мира (на примере лирики Булата Окуджавы) // Структуры и функции: исследования по русистике. 20146. Т. 1. № 2. С. 46-67.
Сломан С., Фернбах Ф. Иллюзия знания: почему мы никогда не думаем в одиночестве. М., 2017.
Halliday M. A. K. Linguistic function & literary style: An inquiry into the language of William Golding's The Inheritors // Seymour Chatman (ed.). Literary style: а symposium. New York, 1971. P. 330-368.
Heim M. The Metaphysics of Virtual Reality. New York, 1993.
Levelt W. J. M. Speaking: From Intention to Articulation. Cambridge, MA, 1989.
Источник
Серр М. Девочка с пальчик. М., 2012.
References
Buslaev F. I. O prepodavanii otechestvennogo yazyka. [On teaching mother language]. Moscow, 1844. URL: http://az.lib.ru/b/buslaew_f_i/text_1844_o_ prepodavanii_oldorfo.shtml.
Efremova T. F. Novyj slovar russkogo yazyka. [Ney dictionary of Russian]. Moscow, 2000.
Zolotova G. A. Ocherk funkcionalnogo sintaksisa sovremennogo russkogo yazyka [Description of functional syntax of Russian]. Moscow, 1973.
Zolotova G. A. Kommunikativnye aspekty russkogo sintaksisa. [Communicative aspects of Russian syntax]. Moscow, 1982.
Zolotova G. A. O chem govorit predlozhenie? [What does a sentence talk about?]. In: Mir russkogo slova. [The world of Russian word]. 2005. No. 3-4. P. 58-61.
Zolotova G. A., Onipenko N. K., Sidorova M. Yu. Kommunikativnaya grammatika russkogo yazyka. [Communicative grammar of Russian]. Moscow, 1998.
Seriot P. Kak chitayut teksty vo Francii. [How we read texts in France]. In: Kvadratura smysla: Franczuzskaya shkola analiza diskursa. [Squaring the sense: the French school of discourse analysis]. Moscow, 1999a. P. 12-53.
Seriot P. Russkij yazyk i analiz sovetskogo politicheskogo diskursa: analiz nominalizacij. [The Russian language and the analysis of Soviet political discourse: analysis of nominbalizations]. In: Kvadratura smysla: Franczuzskaya shkola
analiza diskursa. [Squaring the sense: the French school of discourse analysis]. Moscow, 1999b. P. 337-384.
Serres M. Devochka spalchik. [Petite Poucette]. Moscow, 2012.
Sidorova M. Yu. Grammatika hudozhestvennogo teksta. [The grammar of fiction]. Moscow, 2001.
Sidorova M. Yu. Neopredelenno-lichnost v poetike Chekhova. [Indefinite personality in Chekhov's poetics]. In: Gramatyka a Tekst. [Grammar and text]. Katowice, 2011. Iss. 3. P. 110-115.
Sidorova M. Yu., O Chzhon Hun. Sistema subjektov v liricheskoj poezii — klyuch k invariantnym smyslam hudozhestvennogo mira avtora. [The system of subjects in lyrical poetry as a key to invariant ideas of the author's fictional world]. In: Filologiya i chelovek. [Philology & Human]. 2014a. No.3. C. 36-46
Sidorova M. Yu., O Chzhon Hun. Sistema subjektov kak osnova dlya modelirovaniya poeticheskogo mira (na primere liriki Bulata Okudzhavy [The system of subjects as the basis for modellong of the poetic world (in B. Okudzhava's lyrics)]. Struktury i funkcii: issledovaniya po rusistike [Structures and functions: studies in Russian linguistics]. 2014b. T. 1, No. 2. S. 46-67.
Sloman S., Fernbach F. Illyuziya znaniya: pochemu my nikogda ne dumaem v odinochestve. [The Knowledge Illusion: Why We Never Think Alone]. Moscow, 2017.
Halliday M. A. K Linguistic function & literary style: An inquiry into the language of William Golding's The Inheritors. Seymour Chatman (ed.). Literary style: a symposium. New York, 1971. P. 330-368.
Heim M. The Metaphysics of Virtual Reality. New York,1993.
Levelt W. J. M. Speaking: From Intention to Articulation. Cambridge, 1989.
Source
Serre M. Girl with a finger. Moscow, 2012.
