CC BY
31
СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР В ОТНОШЕНИЯХ ОБМЕНА
Аннотация. Активность рыночных агентов протекает в определенной среде, которая является продуктом их деятельности. Эта среда предоставляет им возможность изменять свое положение. Но субъекты наталкиваются на определенные препятствия. В статье рассматривается ограничения, которые стоят на пути реализации субъектами их устремлений. Пределы их деятельности устанавливает обмен, который не зависит от контроля и сознательной деятельности индивидов. Ключевые слова: разделение труда, обмен, экономический субъект.
A SUBJECTIVE FACTOR IN THE RELATIONSHIPS OF EXCHANGE
Annotation. Ап action of market agents proceeds in certain environment, that is a product them an activity. This environment is left to them possibility to change one's state. But subjects encounter certain an impediments. In the paper consider restraints, that to be in way implementation desires of subjects. Limits them the action an exchange establishes that don't depend on control and conscious activity of individuals. Keywords: division of labor, exchange, economic subject.
Субъективный фактор оказывает решающее воздействие на протекание экономических процессов. В то же время его возможности ограничены объективными рамками самих этих процессов. Их изучение позволяет рассмотреть ту сферу и очертить те пределы, в которых протекает деятельность рыночных субъектов. К ним относятся агенты частного сектора и государство. Деятельность последних стала предметом пристального внимания экономистов. Исследователи пытаются отыскать причины возникновения современного экономического кризиса и дать ответы на актуальные вопросы, связанные с проведением адекватной экономической политики. В поисках этих ответов им приходится обращаться к трудам предшественников, заложивших основы современного представления об экономике.
Независимость обмена от его носителей. В своем исследовании А. Смит связывал прогресс в развитии производительной силы труда с разделением труда. В свою очередь, причину, вызывающую разделение труда, он видел в следующем. Разделение труда не является результатом чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, которое будет им порождено. Оно представляет собой медленно и постепенно развивающееся следствие склонности человеческой природы к торговле, к обмену одного предмета на другой. Именно эта склонность к обмену породила первоначально само разделение труда. Но сама по себе склонность человеческой природы отнюдь не имела в виду такой полезной цели [11, с. 76-77].
Отсюда вытекает, что разделение труда не является продуктом, результатом чьей-либо мудрости. Изначально не существовало никакого предвидения или осознания того общего благосостояния, которое будет им порождено. Напротив, разделение труда стало лишь проявлением, следствием склонности человеческой природы к обмену. И сама эта склонность не имела в виду такой полезной цели. Последняя, прокладывающая себе дорогу независимо от желаний отдельных лиц, в интерпретации Гегеля получила название «хитрости мирового разума». Этот разум позволяет людям действовать так, как им угодно. Он не стесняет игру их страстей и интересов, но из этого получается осуществление его целей. Эти цели отличны от целей, руководивших теми, которыми он пользуется [2, с. 397-398].
© Кулигин В.Д., 2015
УДК 330.111.6 В.Д. Кулигин
Vassily Kuligin
Представляется, что в последующем изложении сформулированные выше положения в определенной степени конкретизируются А. Смитом. На протяжении жизни, говорит он, едва ли бывает хотя бы один такой момент, когда «человек был бы настолько доволен своим положением, что совсем не стремился бы так или иначе изменить или улучшить его» [11, с. 349]. В условиях разделения труда это стремление, исходящее от самого человека, может быть реализовано только в том случае, если он обладает свободой. Поэтому А. Смит ратует за «естественную свободу заниматься по своему усмотрению любой профессией для всех подданных его величества». Он выступает за уничтожение ограничений естественной свободы [11, с. 456]. Каждому человеку, который не нарушает законов справедливости, предоставляется право совершенно свободно преследовать по своему собственному разумению свои интересы и конкурировать с любым другим лицом и целым классом [11, с. 647]. Это право, - подчеркивает А. Смит, - обеспечивается правом собственности «на собственный труд, ибо труд есть первоначальный источник всякой собственности вообще» [11, с. 167]. Именно поэтому «большинство людей, - согласно А. Смиту, - предполагает и желает улучшить свое положение посредством увеличения своего имущества» [11, с. 349].
В самом деле, от взаимного обмена продуктами труда оба субъекта получают выгоду. По словам А. Смита, человек постоянно нуждается в помощи своих ближних. Но эту помощь он может скорее получить, если обратится к эгоизму людей. Ему нужно показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них. «Всякий предлагающий другому сделку какого-либо рода предлагает сделать именно это. Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что необходимо тебе» [11, с. 77]. А это означает, что нужды людей удовлетворяются посредством договора, обмена и покупки. Естественное стремление каждого человека улучшить свое положение посредством рыночных сделок представляет собой столь могущественное начало, что одно оно способно довести общество до богатства и процветания [11, с. 517]. Каждый из участников рыночной сделки, казалось бы, заботится о своей собственной выгоде. Но при этом их сделка служит интересам обеих сторон, поскольку улучшает положение того и другого. Как будто бы некая невидимая рука направляет обоих контрагентов к их общему благу. Общее материальное благополучие, таким образом, может быть быстрее всего достигнуто на пути преследования каждым индивидом своего собственного, материального эгоистического интереса.
Развивая идею А. Смита о постоянном стремлении человека улучшить или изменить свое положение, Ф. Хайек указывает на тот факт, что в реальных условиях едва ли найдется хотя бы пара производителей, находящихся в одинаковом положении [16, с. 122]. На практике последнее обстоятельство означало бы прекращение любых изменений. Не остается больше никаких требующих решения вопросов об использовании ресурсов [16, с. 121]. Но это противоречит действительности. Поэтому долгосрочного равновесия в вечно меняющемся мире достичь никогда нельзя.
Намеренно вызванное изменение или улучшение своего положения, впоследствии стало известно как принцип Парето. Согласно ему любое изменение, которое улучшит положение одной из сторон и при этом не ухудшит положение другой, следует считать желательным и оно должно быть разрешено. В результате такого изменения оба участника сделки улучшат свое положение. Сформулированные условия, которым, по словам Хайека, должно удовлетворять рациональное распределение ресурсов, по существу совпадают с условиями равновесия на конкурентном рынке [14, с. 108]. Намеренно вызванное изменение, улучшающее положение, стало трактоваться также как обмен менее удовлетворительного состояния дел на более удовлетворительное. От того, что удовлетворяет меньше, отказываются для того, чтобы достичь большего [10, с. 93].
Склонность человеческой природы, о которой говорит А. Смит, не имела в виду такой полезной цели, как повышение общего благосостояния. Однако помимо этого конечный результат имплицитно заключает в себе нечто такое, что также не входило в намерения людей. Эта природа не имела
в виду того, что людям придется подчиняться вещной связи между ними, которая как раз и обеспечивает им общее благосостояние. Необходимость подчинения предстает как непреднамеренное и непредвиденное последствие стремления людей изменить или улучшить свое положение путем взаимного обмена. Эта составная часть результата, как можно предположить, остается в тени до тех пор, пока она не затрагивает главный мотив поведения людей - стремление улучшить свое положение. Со временем изменение отношений обмена оказывает влияние на интересы агентов.
В этой связи возникает вопрос, сознательно ли действуют участники обмена? Безусловно, да. Ведь они заключают договор об обмене, сообразуясь с собственной выгодой. Почему же тогда, если участники обмена действуют сознательно, результат является непреднамеренным и непредвиденным? Ведь они со знанием дела, сообразуясь с собственной выгодой, добровольно заключают договор об обмене. Это обстоятельство специально подчеркивал К. Маркс, отмечая, что один товаровладелец лишь по воле другого может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный [7, с. 94]. Процесс обмена товаров, пишет К. Маркс в другом месте, «это - общественный процесс, в который вступают независимые друг от друга индивидуумы ... они выступают в сущности лишь как сознательные носители процесса обмена» [6, с. 28]. При этом «отдельные моменты этого движения исходят от сознательной воли и особых целей индивидов» [9, с. 141]. Тем не менее, это не имеет ничего общего с предварительным осознанием и предвидением того конечного результата, который возникает в ходе их совместного действия.
Напротив, К. Маркс пишет о том, что разделение труда, благодаря которому частные производители становятся независимыми, делает в то же время независимыми от них как сам процесс общественного производства, так и их собственные отношения в этом процессе [7, с. 118]. Производители независимы друг от друга. В то же время они связаны между собой. Эта связь зависима от них в том значении, что она создается ими. Но она независима от них в том смысле, что она создается до того, как она осознана ими, прежде, чем она будет понята ими. Создаваемая связь не может быть заранее, до того как она будет установлена, известна людям и осознана ими. Она независима в том отношении, что, будучи результатом, она не есть продукт человеческого замысла, а потому заранее неизвестна. Сознание не в силах отразить эту неизвестность, а значит, и повлиять на создание самой связи.
Индивиды не в состоянии предусмотреть то, чего они пока еще не увидели, не испытали, не сделали, чего еще просто не существует. Они создают нечто, которое им пока еще неизвестно. Иными словами, действующие лица ничего не знают о том, что им пока еще неизвестно. Это означает, что внутри общества складываются отношения, которые людьми совершенно не осознаются. Свобода выбора в данном случае ограничивается тем, что участники обмена могут себе представить, или же тем, что, как им кажется, они могут изменить. Индивиды не могут выбирать то, что они не в состоянии себе вообразить, или то, что кажется им недоступным.
Представляется, что именно в этом контексте имеет смысл говорить о независимости отношения обмена от контроля и сознательной деятельности индивидов. Независимости в том смысле, что связь посредством обмена вещей, создаваемая самими людьми, еще должна принять форму наличного бытия. Ее свойства заранее им неизвестны и их сознание не в силах повлиять на ее будущее содержание. Именно с этой точки зрения обмен вещами между людьми принимает характер «независимый от их контроля и сознательной индивидуальной деятельности» [7, с. 103]. Переходя от исследования непосредственного обмена продуктами к изучению движения в целом, К. Маркс констатирует: хотя отдельные моменты процесса обмена исходят от сознательной воли и особых целей индивидов, тем не менее «совокупная целостность этого процесса выступает как некоторая объективная связь, возникающая стихийно» [9, с. 141]. При рассматриваемых выше условиях связь между агентами не поддается их контролю. Для определения траектории экономики как целого аксиом ин-
дивидуальной рациональности и совершенной конкуренции недостаточно. Целое не может быть получено из отдельных частей [5, с. 96].
В дальнейшем, благодаря товарному обращению «...развивается целый круг общественных связей, которые находятся вне контроля действующих лиц, и носят характер отношений, данных от природы» [7, с. 123]. Эти взаимосвязи приобретают самостоятельность по отношению к индивидам. Агентам производства они представляются как «непреодолимые, стихийно господствующие над ними законы природы и проявляются по отношению к ним как слепая необходимость» [8, с. 905].
Этот фрагмент, как нам думается, дает основания для некоторых выводов. Из представленных в нем положений вытекает, что процесс производства как целое складывается после того, как товары произведены и начинается их обмен. В самом процессе производства целое сложиться не может. Иными словами, окончательное формирование целого, или общественное производство как таковое, уже не зависит от частных производителей. Обмен вещами, его ход, а значит и изменение связи между обменивающимися вещами людьми так же не зависят от их контроля и сознательной индивидуальной деятельности.
Предложение продуктов, его объем, структура и качество не обязательно будут соответствовать спросу на них. В своем развитом виде товарное обращение являет собой объективную связь между спрашивающими и предлагающими. Но эта связь между ними возникает стихийно и случайно. Она не контролируется ни покупателями, ни продавцами. Последним она представляется как непреодолимая, господствующая над ними и проявляющая себя как слепая необходимость по отношению к ним. Они вынуждены подчиняться и приспосабливаться к этой необходимости. В конечном счете, по словам Э. Ильенкова, неравно разделенный труд между отдельными лицами, навязанный им стихийно, порождает вещную зависимость, которую люди не видят, не понимают и не осознают [3, с. 224-226]. Конечный результат сознательно действующих агентов представляет собой, таким образом, нечто, что им совершенно неизвестно.
Изложенные соображения, вероятно, позволяют получить ответы на следующие вопросы. Люди всегда действуют сознательно в том смысле, что в соответствии с заранее поставленной целью целесообразно создают тот результат, который они желают иметь. Проходит ли предварительно этот результат через сознание таким образом, что он затем уже в качестве наличного бытия полностью соответствует их заранее поставленным целям? Соответствуют ли приводимые людьми в движение общественные причины тем следствиям, которых они желают, и нет ли расхождения между целесообразными действиями, преследующими определенную цель и фактическим результатом этих действий? Заключена ли будущая связь людей в производстве в их сознании в целом и подчинена ли она их контролю? Или, что то же самое, получен ли в качестве итога общественной деятельности тот результат, который, по словам классика, уже в самом начале этой деятельности имелся в представлении людей, то есть идеально?
Обобщая изложенное, можно констатировать. Результат сознательной, целесообразной, обдуманной человеческой деятельности заранее неизвестен. Между целесообразными действиями, преследующими определенную желаемую цель, и фактическим результатом этих действий существует, таким образом, известное расхождение. Этот результат не имелся в представлении людей до начала процесса обмена, то есть идеально. Более того, он функционирует и развивается по своим собственным внутренним законам, которые скрыты от людей, не известны им и не осознаются ими.
Ф. Хайек, как можно предположить, углубляет понимание исходных условий и предпосылок, которые для А. Смита являются фундаментом его последующих рассуждений. Разделение труда предполагает специализацию труда. Это означает, что разделена специализация, которая определяется знанием, его глубиной. В конечном счете, между индивидами разделено знание. У каждого из них знания разные и, по словам Ф. Хайека, они широко рассеяны в обществе. Это информация о личных
знаниях и умениях, которые всегда представляют собой уникальные индивидуальные сочетания, которые невозможно перечислить или сообщить кому-либо по требованию. Это знание касается отдельных конкретных деталей и обстоятельств. Оно может быть приведено в действие только самим обладателем такого знания [15, с. 382]. Информация накапливается и присутствует в сознании индивида. Она реализуется через его сознательные действия, когда он использует ее для производства потребительных стоимостей и стоимостей, что находит свое отражение в ценах товаров. Ориентиром, подсказывающим индивиду возможности использовать имеющееся у него знание для улучшения своего положения, являются рыночные цены.
Точно также как обмен, развившаяся на его основе система цен не является продуктом человеческого замысла, а направляемые ей люди «обычно не знают, что их заставляет делать то, что они делают». Благодаря системе цен стало возможным не только углубить и развить само разделение труда, но и скоординировать использование ресурсов, основанное на равномерно разделенном знании. Эта система без всякого сознательного контроля обеспечивает соответствующие стимулы, которые заставляют «индивидов осуществлять желаемое без чьих-либо указаний, что же им надлежит делать» [14, с. 105-106].
Экономические проблемы порождаются непредвиденными изменениями, вызывающими необходимость адаптации к ним. Их решение, пишет в этой связи Ф. Хайек, всегда является разведкой, путешествием в неведомое. Оно представляет собой попытку открыть новые способы делать вещи лучше, чем их делали прежде [16, с. 121]. В этом смысле конкуренция важна как исследовательский процесс. В ходе его первооткрыватели ведут поиск неиспользованных ранее возможностей [15, с. 391]. Конкуренция представляет ценность потому и только потому, что ее результаты непредсказуемы по своей природе. В этом своем качестве она выступает как метод открытия конкретных фактов, имеющих значения для достижения специфических, временных целей. Ее результаты отличны от тех, к которым каждый сознательно стремится или мог бы стремиться. И хотя в целом последствия конкуренции благотворны, они неизбежно предполагают разочарование или расстройство чьих-то конкретных ожиданий и намерений. В то же время чьи-то шансы на успех могут улучшиться, хотя неизвестно чьи. [15, с. 379, 381, 385]. Существование стихийного рыночного порядка может быть благотворным для достижения разнообразных индивидуальных целей. Однако последние в полном объеме неизвестны никакому отдельному лицу и никакой относительно небольшой группе лиц [15, с. 384]. Это обстоятельство является причиной несоответствия между надеждами и реальностью, порождая расхождение ожиданий и конечного результата [4, с. 138-144].
Сознание агентов, конечно, влияет на формирование связи. Осознание неизвестного, не познанного возможно только через уяснение того, что уже хорошо известно, испытано и неоднократно проверено на опыте. Мы не можем объяснить происходящее исходя только из того, что нам пока неведомо. Наблюдая за появляющимися неизвестными нам явлениями, мы пытаемся дать им адекватное понимание с помощью уже опробованных подходов, помещая открывающиеся факты в рамки знакомых концепций. И если это не удается, то приходиться искать новые принципы, на основе которых можно понять причины появления ранее скрытых событий и их сущность. В этом контексте свобода выбора субъектов всегда ограничена достигнутыми возможностями познания человека. В то же время, влияние агентов рынка на формирование отношений между ними может быть только косвенное, через реализацию их экономических интересов, а не непосредственное.
Субъективный фактор в условиях кризиса. Остается ли актуальной проблема сознательного контроля над обменом вещами? И возможен ли в принципе такой контроль при существующем экономическом порядке? Можно ли, управляя стимулами, добиться ожидаемого желаемого результата? Некоторые ответы на эти вопросы могут быть получены на основе рассмотрения тех фактов, которые стали доступны вследствие мирового финансового кризиса.
Обобщенный взгляд на причины кризиса сводится к следующим основным утверждениям. Говоря о современном финансовом кризисе, Дж. Стиглиц делает акцент на следующем факте. Это был рукотворный феномен, появившийся в результате деятельности людей. Он стал следствием действий, решений и аргументов тех, кто занят в финансовом секторе. «.. .Те, кто работал на Уолл-Стрит, - пишет он, - хотели верить в то, что каждый из них по отдельности ничего плохого не делает и что сама система по своей сути является правильной» [13, с. 17, 23]. Не только ФРС, но и другие центральные банки не прогнозировали кризиса даже тогда, когда он уже стоял на пороге. Их исследовательские отделы, обладающие значительными аналитическими ресурсами, не смогли своевременно обнаружить практически никаких признаков наступления текущего кризиса [19, с. 248, 250]. Поведение регулирующих органов и законодателей было аналогичным. Они также утверждали, что делали все правильно. При этом чаще всего их аргументы были основаны на экономическом анализе. Что касается экономистов, то большинство из них не видели признаков надвигающегося бедствия [13, с. 287-288]. Точно также нет оснований полагать, что крупные компании действовали осознанно, обладая всей полнотой знаний о будущих результатах. «Да, - пишет Р. Шиллер, - их действия были ошибочны, но сами они «никак не были ex ante заинтересованы в том, что в результате произошло» [19, с. 461].
Почему же это стало возможным? По мнению Дж. Стиглица, к кризису привели ошибочные взгляды и представления, которые не позволили ключевым лицам из частного сектора и политикам разглядеть надвигающиеся проблемы. При этом выбор ошибочных и неудачных приемов, способствующих возникновению кризиса, связан с борьбой конкурирующих идей и концепций [13, с. 10-11]. Действительно, в экономической теории нет однозначных рецептов для политиков. Взгляды ученых на проблемы макроэкономики также далеки от единства [18, с. 4]. А сама «экономическая политика всегда осуществляется в условиях неопределенности» [13, с. 321]. Остается, правда, вопрос, что же в таких условиях, еще до того как состоятся события, может быть отнесено к ошибочным взглядам и представлениям? Более определенным представляется ответ на поставленный вопрос Р. Шиллера. В конечном счете, резюмирует он, «непонимание экономических механизмов привело к нынешнему состоянию мировой экономики, обвалу кредитных рынков и угрозе коллапса всего реального сектора» [1, с. 20].
Говоря о жадности банкиров, Дж. Стиглиц указывает на одну из таких конкурирующих идей. «Погоня за прибылью, - пишет он, - является основой капитализма: следует ли нам обвинять банкиров в том, что они делают то (может быть немного лучше остальных), что в условиях рыночной экономики должны делать все?» [13, с. 35]. Очевидно, не следует. Но мощные движущие силы и возможности, связанные со стремлением улучшить свое прежнее положение, должны, - по его мнению, - согласовываться с общественными стимулами. Порочные стимулы, способствующие рискованному поведению, как раз и приводят к отсутствию такого согласования, что и является причиной основных экономических и социальных катастроф [13, с. 16, 153, 247].
За последние 100 лет произошло три крупнейших кризиса и все они так или иначе были связаны с пузырями на рынках, которые лопались и приводили к финансовому коллапсу [17, с. 7]. В этом отношении текущий кризис очень похож на многие другие, которые имели место до него. В связи с этим Дж. Стиглиц задает следующий вопрос: как и почему мы позволили краху случиться снова и в таких огромных масштабах? [13, с. 17]. Если следовать излагаемой автором логике, то и в этот раз не удалось преодолеть системное несоответствие частных и общественных стимулов. Стимулы частного сектора были неверными и разошлись с общественными ожиданиями. Но здесь возникает еще один вопрос. Возможно ли в принципе, чтобы «без всякого вмешательства закона частные интересы и стремления людей, естественно, заставляют их делить и распределять капитал любого общества среди различных занятий, существующих в нем, по возможности в точном соответствии с
тем, что наиболее совпадает с интересами всего общества в целом»? [11, с. 597]. Речь идет о формировании частными интересами такой связи между ними, которая обеспечивала бы удовлетворение интересов общества. Стремление индивидов изменить и улучшить свое положение одновременно улучшало бы положение всего общества. Иными словами, добиться того, чтобы частные эгоистические интересы и стимулы работали на благо всего общества. Указание Дж. Стиглица на несоответствие частных и общественных стимулов не несет в себе никакого объяснения причин возникновения финансового кризиса. Оно, как это видно, всего лишь констатирует очевидный факт и отсылает нас к проблеме, которая была поставлена и решалась А. Смитом.
Эволюция общества на Западе, пишет Дж. Стиглиц, происходит без какого-либо заранее составленного плана [13, с. 342]. В то же время децентрализованная, ничем не сдерживаемая эволюция институтов сама по себе является неэффективной. Фактом остается то, что «неуправляемые эволюционные процессы могут привести к экономической эффективности, а могут этого и не сделать» [13, с. 324-325]. В другом месте Дж. Стиглиц выражается более определенно. «Полностью свободные рынки, - пишет он, - и неэффективны, и нестабильны» [12, с. 4]. Получается, что сама форма деятельности, обмен одного положения на другое, неэффективна и нестабильна. Она, по-видимому, не может быть стабильной, поскольку находится в постоянном изменении и развитии. Но если обмен развивается в ходе конкуренции в течение столь длительного времени, то почему он неэффективен? Как могла в таких условиях происходить децентрализованная эволюция: возникновение денег, цен, стимулов, институтов и так далее?
Речь идет, скорее всего, о «неэффективности», связанной с недостаточным осознанием возможностей инновационных рыночных инструментов и компетентного умения пользоваться ими. Эти обстоятельства как раз и обнаруживаются в той или иной форме в конечном итоге. Глядя на него, приходится констатировать расхождение ожиданий и результата. Но, вероятно, это не оценка эффективности самой формы деятельности, а определение глубины понимания, степени осознанности и адекватности принимаемых решений, проявляющихся впоследствии в виде допущенных ошибок. При таком положении вещей апелляция к государству едва ли поможет. Тем не менее, правительство, согласно Дж. Стиглицу, должно играть важную роль в экономике. Оно призвано «попытаться заставить рынки действовать так, как они должны». Его обязанностью «является побуждение рынков работать должным образом ... так, как от них ожидается» [13, с. 247-248]. Отметим попутно, что едва ли кто, кроме, возможно, самих субъектов рынков, знает, как они должны действовать.
Конечно, правительство, воздействуя на реализацию рыночными агентами своих интересов, может оказывать косвенное влияние на формирование и эволюцию их взаимных отношений. Но означает ли это, что складывающиеся между агентами отношения будут соответствовать интересам всего общества? Исключает ли это возможность постепенного накопления скрытых и почти незаметных, на первый взгляд, внутренних противоречий в этих отношениях? Способны ли индивиды увидеть и постичь, насколько значимо каждое из них? Опыт свидетельствует о том, что эти противоречия могут внезапно обнаружиться спустя какое-то время. Сознание индивидов воспринимает их как нечто аномальное, маловероятное, непредсказуемое и неизвестное.
Стремления агентов, пусть и измененные вмешательством государства, все же определяются интересами самих индивидов. Их мотивы обусловлены рассеянным знанием и неизвестны правительству. Последнее при определении политики не имеет возможности вдаваться в детали и обращать внимание на все нюансы. К тому же, «людьми движут не только рациональные мотивы, но и всевозможные проявления иррационального начала» [1, с. 20]. Эта точка зрения сторонников поведенческой экономической теории весьма близка следующему утверждению Гегеля. Человек, руководствуясь своим частным мнением и волей, «действует по капризу и произволу, и поэтому часто из его действий выходит совершенно другое, чем то, что он предполагал и хотел» [2, с. 324].
Не так-то просто государству реализовать вменяемую ему Дж. Стигицем обязанность, побуждать рынки работать должным образом, заставить их действовать так, как они должны. Этому препятствует растущая сложность финансовых институтов и финансовых переменных, альтернатив которым в современной экономике не существует. Банки и содержание банковского дела непрерывно изменяются. Причем перемены, являющиеся во многом экспериментальными, носят радикальный характер. Деятельность банков постоянно усложняется, и регулировать ее становится все труднее [19, с. 97]. Это не позволяется таким экономическим институтам как страховщики вкладов или центральные банки опережать финансовые нововведения [1, с. 100].
В равной степени последствия внедрения финансовых инноваций, включая победителей и проигравших в конкурентной борьбе, становятся очевидными только годы спустя [19, с. 51]. Риски, оставаясь незамеченными регуляторами, могут никак не проявлять себя до определенного момента времени. И только по прошествии многих лет, путем приобретения соответствующего опыта, могут быть сделаны выводы о положительных и отрицательных сторонах нововведений. Все это естественным образом ограничивает возможности компетентного вмешательства государства в функционирование финансовых рынков.
Библиографический список
1. Акерлоф Дж. Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой и почему это важно для мирового капитализма / Дж. Акерлоф, Р. Шиллер; пер. с англ. - 2-е изд. - М.: Юнайтед Пресс, 2011. - 273с. - (Экономика для неэкономистов).
2. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. / Г.В.Ф. Гегель. - М.: Мысль, 1975. - 452 с.
3. Ильенков Э.В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории / Э.В. Ильенков. - 2-е изд., доп. - М.: Политиздат, 1984. - 320 с.
4. Кулигин В.Д. Обмен как единство объективного и субъективного // Вестник Университета (Государственный университет управления). - 2014. - № 13. - С.138-144.
5. Кэссиди Дж. Как падают рынки. Логика экономических катастроф / Дж. Кэссиди; пер. с англ. - М.: Международные отношения, 2014. - 520 с.
6. Маркс К. К критике политической экономии / К. Маркс; под ред. А.И. Малыша. - М.: ЛКИ, 2010. -176с. - (Маркс, Энгельс - творцы научного социализма).
7. Маркс К. Сочинения в 50 т. Т. 23 / К. Маркс, Ф. Энгельс. - 2-изд. - М., 1960.
8. Маркс К. Сочинения в 50 т. Т. 25. Ч. 2 / К. Маркс, Ф. Энгельс. - 2-изд. - М., 1962.
9. Маркс К. Сочинения в 50 т. Т. 46. Ч.1 / К. Маркс, Ф. Энгельс. - М., 1968.
10. Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории / Л. фон Мизес; пер. с 3-го испр. англ. изд. - Челябинск, 2008. - 878 с. - (Австрийская школа).
11. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов / А. Смит; пер. с англ. - М.: Эксмо, 2007. - 960 с. - (Антология экономической мысли).
12. Стиглиц Дж. Горький привкус победы // Ведомости. - 2010. - № 124. - С. 4.
13. Стиглиц Дж. Е. Крутое пике: Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса /Дж. Е. Стиглиц; пер. с англ. - М.: Эксмо, 2011. - 512 с. - (Экономика: мировые тенденции).
14. Хайек Ф. Использование знания в обществе // Индивидуализм и экономический порядок. - Челябинск: Социум, 2011. - (Серия «Австрийская школа»).
15. Хайек Ф. Конкуренция как процедура открытия // Индивидуализм и экономический порядок. - Челябинск: Социум, 2011. - (Серия «Австрийская школа»).
16. Хайек Ф. Смысл конкуренции // Индивидуализм и экономический порядок. - Челябинск: Социум, 2011. -(Серия «Австрийская школа»).
17. Шиллер Р. Почему все ждут кризиса // Ведомости. - 2014. - № 129. - С. 7.
18. Шиллер Р. Президент без стратегии //Ведомости. - 2012. - № 219. - С. 4.
19. Шиллер Р. Финансы и хорошее общество / Р. Шиллер; пер. с англ. под ред. Т. Дробышевской, А. Смирнова. - М.: Институт Гайдара, 2014. - 504 с.
