CC BY
69
И.В. Устинова
СТРУКТУРНЫЕ И ЦЕННОСТНО-СМЫСЛОВЫЕ АСПЕКТЫ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ ИСПАНИИ (КОНЕЦ XVI - ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XVII ВЕКА)
Статья посвящена рассмотрению роли испанского католицизма, которую он сыграл в формировании стиля барокко, своеобразным следствием чего является мистицизм, вобравший в себя множество составляющих и несущий на себе как следы западного, так и восточного влияний в их взаимном переплетении. Мировоззрение культурной общности может рассматриваться под углом зрения вербальной эстетики, а в качестве метода может быть избран метод анализа репрезентативного варианта творчества. Ключевые слова: теория культуры, стиль барокко, вербальная эстетика, испанский католицизм.
The leading role in the formation of the Baroque style had been played by the Spanish Catholicism. Its original consequence is the mysticism submitted to the western and east influences in their mutual interlacing. The outlook of a cultural generality can be considered from the verbal aesthetics, and as a method we can choose the consideration of a representative variant of the artistic creativity. Keywords: theory of culture, the Baroque style, a verbal aesthetics, the Spanish Catholicism.
Непродолжительность эпохи Ренессанса в Испании, по сравнению с длительным периодом эпохи барокко, не случайна, поскольку итальянский Ренессанс был чужд испанскому мировосприятию. Обращение к греческой мифологии в испанском искусстве принимало форму барочного гротеска, или бурлескной сатиры.
Барокко, напротив, служило формой, в которой нашла свое выражение трагическая ситуация в стране, отразившая кризис прежних гуманистических идей, незавершенность социальных процессов, поразительные открытия науки и успехи Контрреформации и т.д.
Учение испанских мистиков было своеобразным испанским выражением философской мысли эпохи Возрождения, культивирующей живой индивидуальный опыт во всех сферах жизни. Мистицизм послужил религиозной базой для живописи конца XVI — первой половины XVII века.
Картина мира барокко антиномична, поэтому анализ ее принципов можно осуществлять на конкретном материале произведений вербального искусства в контексте антиномий католицизма. В центре барокко находится тема смерти, эстетизация которой была присуща агонизирующей системе ценностей
испанского католицизма. Наглядны и другие связи между барокко и католицизмом: декоративность, театральность культово-обрядовой стороны. Христианский мир предстает состоящим из напряженного взаимодействия двух реальностей.
В то же время с художественной точки зрения в барокко были заключены две контрастные линии — это оппозиция фантастики и бытовой составляющей. Обращение к реальной жизни, характерное для испанского барокко, также связывают с характерными особенностями испанского католицизма: церковным деятелям XVII века был в высшей степени свойственен «такт действительности». Действительность для художника барокко является поэтическим объектом, но в реальном мире зачастую нет места поэзии, и потому в основании его эстетического концепта лежит принцип своего рода поэтической недостаточности реальности. На уровне мышления драматизм осознается как недостаточность имеющегося интеллектуально-мыслительного материала для адекватной ориентации в новых обстоятельствах, как обнаружение исторической ограниченности человека в столкновении с превосходящими его возможности силами. Художник оказывается
в ситуации постоянного поиска новых средств для изображения крайностей, нагромождением которых представлялась ему окружающая жизнь. Часто преувеличениями пользовались потому, что простое сравнение не казалось достаточным для передачи палитры ощущений. Сама эта недостаточность, или неудовлетворенность реальностью, мотивирует желание завуалировать изображаемое, настаивая на превосходстве художественного мира над повседневностью.
Рассогласование действительности и идеала побуждало не только к критике действительности, но и к утверждению красоты идеала. В связи с этим мировоззрение культурной общности может рассматриваться под углом зрения вербальной эстетики, а в качестве метода может быть избран метод рассмотрения репрезентативного варианта творчества, в качестве которого может быть предложено творчество представителя арабо-андалузской поэтической традиции Луиса де Гонгоры-и-Арготе (15611627), рассматриваемое под знаком эстетизма, то есть возведения художественного воображения в ранг универсального принципа отношения субъекта к миру, абсолютизации роли эстетических способностей в духовной структуре личности.
Тотальная метафоризация у Гонго-ры может быть истолкована как культурный код, или пример творческой идеологии, представляющей собой целостную картину мира, способ его «изображения» и интерпретации действительности, неразрывно связанный с тенденцией к театрализации жизни, подчинению ее «трагическому формализму» (Ортега-и-Гассет). Эффект театрального действа, одновременно - и патетического, и ироничного, создается у Гонгоры посредством притворства «я-для-себя», отделяемого от «я-для-других» (3, с. 151, 153).
«Читая Гонгору (да и Лопе), я не могу отделаться от восторга и ужаса разом, - писал Ортега-и-Гассет. - Высота и совершенство сплошь и рядом
соседствуют у них с варварским и чудо-вищным[...]» (7, с. 246). Под поэтическим покровом испанского «золотого века» разыгрывается средневековый спектакль, и суровая Кордова XVII века -колыбель Гонгоры - не исключение. О ее неприглядном быте и нравах свидетельствуют рукописные мемуары, хранящиеся в Академии истории Мадрида. Эти документы служат неоспоримым доказательством контраста между реальной жизнью, которую видел Гонгора, и той жизнью, которую он изображал. Горечь и разочарование, пессимизм и отчаяние ищут своего выражения в иронии, насмешке, сатире, дискредитирующих самые благородные идеалы, подчиняясь господству диссонанса. Компромисс между верой и повседневными материальными интересами, прагматическая подмена средневекового христианского мироот-ношения, «сублимированное» гуманистическое мышление (1, с. 221) производили впечатление безбожия, о чем говорит, например, сонет Кальдерона «На того же Гонгору» (пер. П. Грушко) (4, с. 385), которое, по-видимому, не выходило за пределы, того, что Л. М. Баткин называл «фальстафовской» разумностью, и которое «отдавало традиционным средневековым гротеском, карнавальными выходками [...] или едким здравомыслием» (1, с. 221).
«Обмирщение религиозности» в интеллектуальной среде связано с новым направлением интересов, новым родом деятельности и новым отношением к светскому знанию и мудрости. По сути, это выражалось во всемерном расширении религиозных представлений и ощущений, обращении их на вещи заведомо нерелигиозные, так что «небесным» и «божественным» становилось решительно все (словесность, поэзия, гражданственность, античная история, человеческие достоинства (2, с. 44), наряду с «социоцентризмом» и «сознательностью» барочной культуры (8). Эта «тотальная религиозность» эпохи барокко символически выражала «божественный смысл сущего».
Поэтому со временем собственно
божественное, собственно христианское станут рассматривать как часть этого «всего», как одно из проявлений, хотя и высшее, «естественной религии» (1, с. 232). Таковы сакральные летрильи (испанская стихотворная форма, чаще всего сатирического содержания; народная песенная строфа (вильянсико) или романс с припевом), написанные Гонгорой до 1613 года: «Дева, коей ныне верен...», «Когда к заутрене звонят...», апокрифические летрильи: «Но хуже было в том селенье.», «О золотом том веке.» и др.
В свете влияния Контрреформации в Испании XVII века все язычески возрожденческое оказалось второстепенным по отношению к католической доктрине и потому превращается в объект для высокомерного переосмысления. Ирония, насмешка, сатира выступают в произведениях на готовый сюжет как следствие дискредитации благородных идеалов.
Отсюда берет свое начало стремление художника эпохи барокко поэтически влиять на сырую, аморфную, недостаточно поэтичную действительность, стремление поднять действительность над ее природными формами, что приводит к ее сублимации с помощью воображения и фантазии, посредством естественного поэтического инструмента — языка. В результате возникает другой тип поэтической реальности — той, над которой произведено магическое действие при помощи силы слова, метафоры, образа, проникнутое верой в объективную сущность и объективную силу знака (5, с. 34-35). Этот порыв Х. Орте-га-и-Гассет впоследствии охарактеризует как «дегуманизацию искусства».
Так, герой двух поэм «Уединений» (1612-1614) - юноша-пилигрим, потерпевший кораблекрушение и выброшенный Океаном на берег, попадает на остров, где поселяне приглашают его на деревенскую свадьбу. Одновременно это и развитие условной темы (генуэзец Кристофор Колумб открывает Америку), и аллегорическое толкование образа генуэзца-пилигрима как библейского
Ионы, проведшего в чреве кита период очищения от грехов. Не только в рассказе старого поселянина, но и в описании пастушеской идиллии звучат покаянные ноты, продиктованные осознанием вины своей страны за порабощение индейского населения Америки. «Естественная» жизнь смуглокожих горцев, среди которых пилигрим - чужой, напоминает жизнь американских туземцев, причем гораздо лучше устроенную, чем жизнь при дворце. Перед нами утопия, в которой Гонгора на полтора века опередил Руссо.
Постоянные жалобы пилигрима на судьбу и контраст между его душевным состоянием и счастьем пастухов, горцев и рыбаков, неизменно относящимся к нему с сочувствием, как будто обусловили желание юноши вернуться туда, откуда приплыл его корабль, несмотря на все предостережения старца и уверенность пилигрима в том, что счастья по возвращении он все равно не встретит.
Оппозиция библейской аллюзии и житейской ситуации уравновешена в поэме фигурой пилигрима. Тем самым позитивная ценность двух противоположностей отображена посредством самой поэтической манеры, сопровождаемой все большим вовлечением традиций католического символизма в изображение реального мира, с тем чтобы эти символы включались в природную видимость. Таким образом, объединяются христианская мысль и поэтическое восприятие.
В экстатической смеси светского и духовного воплотился дух века: контрреформация оказалась толчком к формированию представления о действительности в той форме, которая в дальнейшем будет названа барочной.
В западноевропейской культуре бытует одна из разновидностей неплатоновского толкования символа как посюстороннего - «феноменальная», подчеркнуто рациональная (9). В словесности этот символизм в дальнейшем будет связан с представлением о художественном языке «самом по себе» и такими формулами, как «чистая поэзия», «им-
прессионизм», «имперсональность письма» (9). Именно такое понятие мира в значении вселенной у испанских мистиков и поэтов выражает мистическое единение, тяготея к идее целостности.
В этом отношении мистика близка к поэзии как к средству передачи невыразимого, простирающегося далеко за пределы повседневного опыта. В своем алогичном языке чувств поэзия также достигает проникновенного постижения в обход рационалистской и схоластической логики. Мистический опыт подобен поэтическому своей свободой выбора вербальных средств. Не причисляя Луиса де Гонгору к категории мистиков, испанские исследователи тем не менее рассматривают его творчество в тесной связи с наследием испанского мистицизма и в полном соответствии его эстетике.
Поэт и мистик реализуют свои способности в рамках конкретной, исторически сложившейся традиции. Будучи людьми пламенных чувств и сильных страстей, испанские мистики одновременно крайне рассудочны. Этот рационализм в XVII веке будет признан характерной чертой художественного миросозерцания Западной Европы (М. Опиц, Б. Паскаль и др.). В такой структуре, очевидно, господствует принцип рационального соподчинения различных областей знания, созвучного «рацио» иезуитов, фокусируется внимание на таких явлениях духовной жизни нации, которые сконцентрированы в религиозно-художественном комплексе, возникшем в сфере высокой культуры под покровительством католицизма - учения, в рамках которого обосновываются
культурные основы отношений к государству, истории, человеку, искусству. Представляя собой власть, стремящуюся к экспансии и имеющую в этом качестве высшую санкцию, католицизм стимулирует культурное творчество образов мощи, силы, господства, насыщенных колоссальной энергией как созидания, так и разрушения, как преданности, так и сопротивления, специфицируя оппозицию рационального/иррационального, обоснованную еще в философии Фомы Аквинского. Испанский католицизм колеблется между мистицизмом, то есть внутренним опытом живого Бога во Христе, и рационализмом. Это подтверждает и активная деятельность испанской инквизиции, которая совмещала в себе противоположные моменты: она занималась иррациональными вещами, но пыталась делать это рациональными методами, то есть облекала тайное начало в разгаданную форму.
Католичество отвечало задачам испанской культуры, поэтому могло иметь положительное и эффективное воздействие на общество. Католицизм, с одной стороны, обосновывает и поддерживает постоянный прорыв внутреннего во внешнее, духовного в материальное, доводит антиномии бытия до агонизирующего состояния, но, с другой стороны, удерживает человека в границах миропорядка, не давая раз и навсегда возобладать чему-то одному. Действительность заставляет человека карабкаться вверх, дух - сдерживает его в этом стремлении. Пессимизм сменяется радостью, и этот контраст настроений разлит в искусстве барокко, где уживаются аскетизм и ирония.
Примечания
1. БаткинЛ. М. Итальянское Возрождение. Проблемы и люди / Л.М. Баткин. - М.: РГГУ, 1995.
2. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. - М., 1990.
3. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. - М.: Искусство, 1979.
4. Испанская поэзия в русских переводах. - М.: Прогресс, 1978.
5. Кассирер Э. Философия символических форм / Э. Кассирер. - М: Университетская книга, 2002. - Том II. Мифологическое мышление.
6. Косиков Г. Идеология. Коннотация. Текст / Г. Косиков // Ролан Барт. S/Z. / пер. с фр., ред., послесловие Г. К. Косикова. - М.: РИК «Культура»: Ad Маг§1пеш, 1994.
7. Ортега-и-ГассетX. Гонгора / Х. Ортега-и-Гассет // Этюды об Испании. - Киев, 1994.
8. См.: Пискунова С. И. Испанское Возрождение как культура переходного типа /С.И. Пискунова // Вопросы литературы. - 1997. - № 6; Пискунова С. И. Истоки и смысл смеха Сервантеса / С.И. Пискунова // Вопросы литературы. - 1995. - Вып. II.
9. См: Толмачёв В. М. Типология символизма / В.М. Толмачёв // Зарубежная литература рубежа XIX-ХХ вв. / под ред. В. М.Толмачёва. - М. 2001; Толмачёв В. М. Творимая легенда / В.М. Толмачёв // Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура. Литература. Музыка. - М., 1999.
Л.Е. Трушина
ГЕНЕРАТИВНЫЕ МОДЕЛИ РЕКЛАМЫ И ИХ МЕТАМОРФОЗЫ В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ
Статья посвящена анализу истоков и порождающих моделей рекламы, получившей столь широкое распространение в современном постиндустриальном обществе. Автор приходит к выводу о том, что общим полем, или пра-контекстом, рекламы является торговая площадь с присущим ей праздничным, карнавальным хронотопом, то есть особым механизмом течения времени и организации пространства. Именно «площадным», низовым происхождением рекламы объясняется ее специфика как составляющей масскульта с присущими ей праздничностью, экстатичностью, динамичностью, китчевым характером и пр. Ключевые слова: теория культуры, история культуры, реклама, истоки, порождающая модель, хронотоп, рыночная площадь.
В связи с определенными процессами, которые мы наблюдаем сегодня в мировой экономике и культуре, не вызывает удивления, что реклама играет все более заметную роль в системе коммуникативных средств и технологий, а ее функции выходят за рамки первоначальной цели - информирования о товарах и услугах, ради которой реклама появилась на свет. К настоящему времени становится все очевиднее, что рекламная деятельность в ее многочисленных разновидностях (графический дизайн, реклама в электронных СМИ и др.) образовала автономную сферу внутри художественной культуры с присущими ей эстетическими, нравственными и экономическими принципами и нормами деятельности.
Современная реклама - яркое синкретическое, синестетическое, мультимедийное явление. Она не только определяет потребительские приоритеты, но и реклама участвует в установлении обще-
ственной системы ценностей, воздействует на психологию и идеологию общества. В рекламной деятельности используется весь арсенал средств воздействия на человека, который могут предложить современные гуманитарные науки: общая психология, социология, социальная психология, психоанализ, социальная и философская антропология, политология, культурология и эстетика. За всем этим стоит система мифо-созидания мировоззрения современного человека через воздействие на различные слои его психики - от когнитивной сферы до самых архаических слоев населенного архетипическими структурами бессознательного.
Реклама - это не только промоушн, продвижение товаров на рынке, но шире - продвижение вещи в культуре по направлению к человеку. В этом смысле графический дизайнер продолжает деятельность дизайнера, конструктора вещи, придающего ей структуру, форму
