CC BY
260
УДК 811.111 П-52
Полонская Ирина Нисоновна
доктор философских наук,
профессор кафедры социальных коммуникаций и технологий Педагогического института Южного федерального университета тел.: (863) 299-36-24
Структура и процесс в семиотической концепции постструктурализма
Аннотация:
В статье анализируются идеи постструктуралистской семиотики, рассматривается проблема соотношения структурного и процессуального аспектов знаковой коммуникации в понимании виднейших представителей постструктурализма.
Ключевые слова: постструктурализм, семиотика, симулякр, знак, коммуникация, структура, коннотация, денотация, язык, культура.
Для структуралистской методологии во всех ее модификациях ключевым является представление об инвариантных структурных кодах, определяющих на бессознательном уровне понимание, коммуникацию и поведение индивидов, групп и сообществ. Прежде всего это касается языка и речи, лингвистической коммуникации, методология исследования которых заложена в концепции структурной лингвистики Ф. де Соссюра. Согласно Соссюру, любая знаковая коммуникация может рассматриваться как язык и имеет два аспекта или стороны. Прежде всего знак обладает денотативным аспектом - это его буквальное, универсальное, общепринятое значение, которое, как предполагал Соссюр, в относительно неизменном виде разделяется и понимается всеми потенциальными участниками коммуникации независимо от их культурных установок и предрасположенностей, гендерной принадлежности, классовых характеристик и статусных позиций. Денотативный аспект знака - это объективное и общезначимое в нем. Уделяя основное внимание объективному в знаке, в то же время Соссюр признавал и наличие известной доли произвольности, субъективизма в процессе понимания, которые связывались с коннотативным аспектом знака. Коннотация - это та специфика значения, которая возникает в рамках конкретной культуры и включает всю совокупность социокультурных ассоциаций, вызываемых данным знаком у конкретного индивида в зависимости от его классовой, гендерной принадлежности, идеологических пристрастий и т.д. Коннотативный аспект знака, следовательно, обеспечивает большую поливариантность его понимания по отношению к денотативному.
Соссюровская концепция знака полагала его в качестве объективно бытийствующей сущности. Именно эту сущность и изучает структурная лингвистика, делающая своим предметом абстрактный акт понимания, очищенный от социокультурной конкретности. Но уже у самого Соссюра знаковая коммуникация предполагает различие языка и речи. Объективно существующая фиксированная инвариантная структура - это язык. Но коммуникация - это процесс оперирования структурами языка, то есть речь. Если структура инвариантна, то процесс в какой-то мере расшатывает эту инвариантность, делает ее не вполне самотождественной. Противоречие «структура-процесс» возникает тогда, когда от абстрактного уровня анализа структуры происходит переход к исследованию акта коммуникации, который процессуален и социален. Поэтому Р. Барт говорит о наличии в структуралистской концепции языка и речи социологической составляющей. Действительно, общим генетическим истоком структурализма исследователи признают социологию Э. Дюркгейма: задолго до Барта исследователи констатировали связь соссюровской концепции языка с представлением о не зависящем от своих индивидуальных проявлений коллективном сознании. Барт упоминает даже о прямом влиянии на Соссюра известной дискуссии между Дюркгеймом и Тардом. Однако, как это ни парадоксально, подчеркивает Барт, социальные аспекты структуралистской концепции языка разрабатывались преимущественно в предметном поле не социологии, а философии, в частности, у Мерло-Понти, и антропологии, у Кл. Леви-Стросса, для которого установленное Соссюром противоречие между речью и языком, процессом и системой приобретает эпистемологическую значимость: если язык (система) доступен структурной (механической в терминологии Леви-Стросса) интерпретации, то речь (процесс) относится к области теории вероятностей. Кроме того, Леви-Стросс
9
обращает внимание на бессознательный характер употребления языковых структур в процессе речи, указывая на то, что не сознается не содержание речи, а именно языковые формы.
Речь как процессуальный, изменчивый аспект коммуникации, согласно Барту, и есть непосредственное смыслотворчество. Барт пишет: «В пределе можно было бы сказать, что объектом структурализма является не человек-носитель бесконечного множества смыслов, а человек-производитель смыслов, так, словно человечество стремится не к исчерпанию смыслового содержания знаков, но единственно к осуществлению того акта, посредством которого производятся все эти исторически возможные, изменчивые смыслы. Homo significans, человек означивающий, - таким должен быть новый человек, которого ищет структурализм» [1].
Несмотря на присутствие противоречия между структурой и процессом в самой структурной лингвистике и в ее философских, психологических, культурно-антропологических ответвлениях, в целом соссюровский структурализм ориентировался на исследование, главным образом, денотативного аспекта знака, вынося за скобки коннотативный. Для самого Барта в ранний период его творчества денотативный аспект представляет собой первичный, базовый уровень структуры знака. Впоследствии Барт утверждал, что первичность и общезначимость денотации - это всего лишь иллюзия или миф, в действительности же в знаке нет ничего кроме набора коннотаций. Они и порождают иллюзию денотации, видимость смысловой прозрачности коммуникации, совпадения обозначающего и обозначаемого. С этой точки зрения денотация не более онтологична или объективна, чем коннотация, она - продукт процесса объективации значения, которое как таковое всегда лишь социокультурно-относительно и субъективно.
Отсюда вытекает принципиально иное, чем у Соссюра, понимание самой коммуникации. У Барта коммуникативная система изначально предстает как миф, границы которого совпадают с границами конкретной культуры, а основание уходит в бессознательное. При этом коммуникация имеет сугубо процессуальную природу, значения создаются и объективируются непосредственно по ходу коммуникативной деятельности, которая рассматривается не только как общение, но прежде всего как созидание сообществом самого себя в качестве коммуникативной - называющей и интерпретирующей - реальности. В этом смысле преимущественно и понимается сам термин «постструктурализм» - это концепция культурной реальности, поднявшаяся над представлением об объективности структурных кодов - к представлению о кодах как фиксированных моментах непрекращающегося процесса объективации значения, о культуре как процессе структурации, а не совокупности структур, и тем самым претендующая на снятие противоречия между структурой и процессом, «вещью» и ее «овеществлением», а в социологии - на снятие самого понятия социального факта, бывшего основой методологии Э. Дюркгейма, поскольку сам принцип подхода к социальному как к факту овеществляет и фиксирует его.
С позиции позднего Барта, сходства, выявляемые между культурами как знаковыми системами, значат гораздо меньше, чем существующие между ними различия, а задача установления единства качественных характеристик культур менее важна, чем понимание их самобытности и неповторимости. Эта методологическая позиция определяется иным по сравнению со структурализмом пониманием сущности знаковой системы: если обозначающее как элемент знака и представляет собой нечто фиксированное, то обозначаемое, составляющее непосредственно предмет понимания, бесконечно вариативно и уводит в беспредельность субъективной интерпретации. В постструктурализме знак уже больше не является чистой и простой связью (условной или закрепленной индивидуально или коллективно) между тем, что означает, и тем, что обозначается. Бесконечное множество различий делает невозможным объяснение феноменов культуры посредством простых аналогий и оппозиций, размывает мир представлений, основанных на идее тождества.
Соотношение коннотации и денотации в знаке предстает у раннего Барта как соотношение разных уровней знаковой репрезентации и разных уровней значения. С денотацией связан первый уровень значения, на котором знак состоит из обозначаемого и обозначающего. Коннотация возникает на втором уровне, где денотат целиком становится обозначающим, относимым к дополнительно вводимому обозначаемому, а сама коннотация и есть дополнительное обозначаемое. В таком случае может возникнуть целая цепь коннотаций. В таком понимании денотат трактуется как первичное и базовое значение. У позднего Барта, для которого приоритетной является уже коннотация, размывается различие между обозначаемым и обозначающим в знаке. Водораздел между обозначаемым и обозначающим является условным и определяется уровнем анализа: то, что рассматривается как обозначаемое на одном уровне, на другом может стать обозначаемым. Благодаря этой многоуровневости знак может одновременно иметь конкретное и единственное значение и при этом нести в себе множество разных смыслов. Изменение формы обозначающего при сохранении обозначаемого также порождает различные коннотации, как и смена стилей, присутствие метафорических смыслов и т.д. [2].
В понимании Соссюра коннотация принадлежит к сфере парадигмального, ассоциативного. Но с точки зрения позднего Барта такое понимание является ограниченным, поскольку
10
увязывает происхождение коннотации исключительно с самой знаковой системой языка и не учитывает того, что она в значительной мере результат специфики использования структур значения. Более того, соссюровский структурализм рассматривает коннотацию с точки зрения синхронизма, тогда как, по мнению Барта, определяющим в отношении коннотаций является фактор социокультурный и исторический: с течением времени коннотации изменяются. Например, понятия, относящиеся к подавляемым социальным группам, характеризуются доминированием негативных коннотаций, особенно в прошлом - при сравнении с настоящим, что отражает снижение авторитарности общества в процессе его развития. При этом часто коннотатив-ные ценности рассматриваются как денотативные факты. Бартовская семиотика нацелена на разрушение привычной объективистской иллюзии отношения к денотации как к ключевому, базовому значению [2].
Процессуальность коммуникативной реальности говорит, в свою очередь, о ее темпоральной природе. В этом пункте постструктурализм можно рассматривать как продолжение фундаментальных идей о времени, представленных в онтологии Хайдеггера и экзистенциализме, оказавших существенное влияние на мышление раннего Барта.
С точки зрения экзистенциализма не только сознание процессуально, но и внутреннее восприятие времени основывается на объективации: как показал Ж.-П. Сартр, прошлое - это своего рода «овеществленное» время. Онтологический приоритет «существования» - процесса по отношению к «сущности» - фиксированному результату, постоянно акцентируемый экзистенциалистами, ориентирует на понимание прошлого как объективированного, онтологически трансформированного бытия сознания. Грань между прошлым и настоящим - зыбкая, плавающая - и есть граница между процессуальной субъективной реальностью и объектным бытием «вещи», в терминологии Сартра - «фактичностью». Возникая в спонтанности и неопределенности субъективности, человеческая реальность приобретает черты «вещи», четкость границ и определенность, позволяющую судить о сущности, только в измерении прошлого, где она становится «фактом», «с-бывшимся». Обретая предметность, фактичность, становясь чем-то плотным, непроницаемым, противостоящим субъекту в силу своей иллюзорной иноприродно-сти, былое состояние объективизируется для нашего восприятия. Как отмечает Л.Г. Андреев, «предложенная Сартром концепция прошлого существенно сдвинула интерпретацию субъективного и объективного» [3, с. 111], а В.Н. Кузнецов подчеркивает, что утверждение Сартра о переходе для-себя-бытия в бытие-в-себе в движении от настоящего к прошлому постулирует «существование такого бытия, которое соединяет в себе черты «чистой субъективности» и «чистой объективности» [4, с. 101].
Таким образом, экзистенциализм создал методологическую конструкцию, позволяющую преодолевать субъектно-объектное противостояние, и тем самым подготовил условия для снятия противоречия между структурой и процессом на более конкретных уровнях рассмотрения.
Из экзистенциализма Барт почерпнул идею приоритетности процесса по отношению к объективированным структурам, которая заставила его пересмотреть прежнее понимание коммуникации как в первую очередь упорядоченной системы знаков и значений. Эта методологическая позиция определяется иным по сравнению со структурализмом пониманием сущности знаковой системы: если обозначающее как элемент знака и представляет собой нечто фиксированное, то обозначаемое, составляющее непосредственно предмет понимания, бесконечно вариативно и уводит в беспредельность субъективной интерпретации. В постструктурализме знак уже больше не является чистой и простой связью (условной или закрепленной индивидуально или коллективно) между тем, что означает, и тем, что обозначается. Бесконечное множество различий делает невозможным объяснение феноменов культуры посредством простых аналогий и оппозиций, размывает мир представлений, основанных на идее тождества. Видение постструктурализма раскрывает бесконечный плюрализм равноценных и равноистинных культурных форм и нормативных систем.
Таким образом, постструктурализм в целом можно охарактеризовать как позицию, вектор развития которой направлен от абсолютизации структуры, сущностного, объектного в семиотике к доминированию процесса, видимости, субъективности. Акцентируя приоритет субъективного и конструируемого в знаке, семиотики-постструктуралисты тем самым указывают на ирреальность объектного в культуре и, напротив, реальность и значимость в ней многообразной игры различия и повторения, не создающей ничего сущностного, а образующей его видимость, творящей иллюзию онтологической основы там, где ее нет. Поэтому семиотическая концепция постструктурализма нацелена на показывание и изобличение видимости, неонтологич-ности, симуляции в культуре, пустоты знака и, следовательно, на обоснование тщеты знаковой репрезентации вообще, которое достигает наибольшей полноты в семиотике Ж. Деррида.
Ж. Деррида, пользуясь методом деконструкции - понятие, которое стало ключевым и для постструктурализма, и для постмодернизма в целом, - стремится развеять иллюзию системности и показать, что ни человек, ни общество не в состоянии полностью контролировать
11
свою коммуникативную среду. Деррида настаивает на принципиальной изменчивости и некон-тролируемости языковой системы и систем как таковых. С его точки зрения знаковые системы не обладают приписываемой им предсказуемостью: в действительности, в противовес иллюзии, чувственная и умопостигаемая составляющие знака не могут вполне однозначно соответствовать друг другу, из чего следуют вариативность понимания, невозможность надежной и беспроблемной коммуникации.
Классический структурализм рассматривал знак как нечто связанное синхронной и универсально понимаемой связью со своим референтом. С точки зрения Соссюра, лингвистический знак представляет собой форму, а не субстанцию. В таком случае может иметь место непосредственная референция, поскольку никакое слово само по себе ничего не значит. Любой знак - это формальный репрезентант какого-то объективно существующего предмета или явления. Для Деррида в лингвистическом знаке происходит динамическая игра различий, значение возникает как скорее нечто поверхностное, нежели субстанциальное.
Критическое рассмотрение культуры у Деррида происходит в рамках «грамматологии» и основывается на представлении о произвольности знака, о незначащей букве, которая является только следом знака. Значение понимается как своего рода сеть таких следов. Для Деррида знак и его референт, какими бы они ни были, несинхронны: знак всегда запаздывает в своей фиксации жизни в мире, и любая знаковая система - это произвольно конструируемое посредующее звено, не имеющее объективной связи с референтом, не выражающее присутствия референта. Знаковая репрезентация предстает «как цепь непрерывных отсылок и референциальных сопоставлений, где сплошь фигурируют одни лишь знаки. Мир в том его облике, который только и доступен человеку, являет собой бесконечную знаковую интерпретацию или то, что Деррида называет игрой знака и игрой в знаке» [5, с. 26].
Таким образом, человеку доступна только бесконечная игра знаков, закрывающая собой Бытие, которое есть принципиально несказанное, несказываемое. Между обозначаемым и обозначающим всегда бывает некий смысловой зазор. Очевидность такого зазора в практике смыслообразования демонстрируется Деррида в понятии «различания». Различание - отражение неизбежной смысловой неопределенности, возникающей в речи. Согласно Деррида западная философия основывается на допущении, что значение используемого слова во всей полноте и всегда присутствует в сознании говорящего, что делает возможной успешную коммуникацию. Эту уверенность он, как мы уже говорили, называет «метафизикой присутствия» и считает иллюзорной: различание всегда просачивается в коммуникацию и не допускает ее смысловой полноты.
Отечественный исследователь Г. Косиков в связи с этим пишет: «Для Деррида... задача состоит в том, чтобы уничтожить саму идею первичности, стереть черту, разделяющую оппозитивные члены непроходимой стеной: идея оппозитивного различия должна уступить место идее различения, инаковости, сосуществования множества не тождественных друг другу, но вполне равноправных смысловых инстанций. Оставляя друг на друге «следы», друг друга порождая и друг в друге отражаясь, эти инстанции уничтожают само понятие о «центре», об абсолютном смысле» [6, с. 345].
Относительность, условность и фрагментарность всякого понимания и коммуникации, по мысли Деррида, распространяются и на понимание и трансляцию культурных норм, которые также подлежат деконструкции, поскольку тоже условны, хотя в рамках конкретного авторитарно утверждающего их социума выступают как абсолютные. Отсюда вытекает плюрализм в отношении социокультурных норм и требований. Каждая культурная традиция - это своего рода замкнутый универсум, который может быть понят только «изнутри», но ни в коем случае не раскрывает ключа к пониманию наблюдателю «со стороны». Этого принципа исследования традиций придерживается, к примеру, автор интерпретативной теории культуры Кл. Гирц, считающий, что именно вживаясь, иррационально вчувствуясь в социокультурный контекст, можно понять подлинные значения знаков и символов той или иной конкретной традиции. Причем это полученное понимание окажется полностью бесполезным при переходе к иному контексту.
Согласно М. Фуко, конструирование культурных смыслов происходит путем эксклюзии альтернативных способов понимания. Способ, которым субъекты конструирования кодируют знания, определяет характер и содержание понимания мира. При этом происходит стандартизация дискурсивных форм знания и отторгается все то, что не подпадает под эти формы. Трансцендентализация и объективация субъективных конструкций, по мнению Фуко, и приводит к формированию того, что воспринимается затем как традиция, то есть устойчивых форм и способов понимания и воспроизводства культуры. Традиция, таким образом, для Фуко в любом случае основывается на эксклюзии из культурной памяти всего того, что остается за гранью этих устойчивых форм. Культурная эксклюзия - это форма жесткой авторитарной власти и интеллектуального, морального, психофизиологического подавления, инструментом которого выступает традиция как таковая.
12
Наиболее радикально отрицание культуры как авторитарной иллюзии проводится у Ж. Бодрийяра. Именно ему, как известно, принадлежит введение в философский оборот понятия «симулякр», под которым понимается знак, лишенный своего объективного референта. Эпоха постмодерна, согласно Бодрийяру, - эпоха господства симулякров и симуляции, эпоха не реальности, а гиперреальности, в которой совмещаются реальное и воображаемое. Симулякры ведут свое собственное, лишенное реального наполнения существование в мире современной культуры, позволяя симулировать социальность там, где ее уже нет. Мир современного человека призрачен, в нем стерты следы различия между реальностью и симуляцией, и пустые знаки обретают самодостаточность, конституируя пространство изощренной «игры в реальность». Об этом же говорит Ж. Делез: «Современный мир - это мир симулякров. Человек в нем не переживает Бога, тождество субъекта не переживает тождества субстанции. Все тождества только симулированы, возникая как оптический «эффект» более глубокой игры - игры различия и повторения» [7, с. 9]. Недостижимость полного тождества личности и невозможность полноценного опыта слияния личности с абсолютным бытием, согласно Делезу, порождают неутолимое стремление к повторению былого опыта, к постоянному возвращению, в котором, однако, тождество не обретается, а лишь умножаются подобия, пустые копии, выхолощенные культурные символы, утратившие реальные референты. В этом процессе бесконечного дробления и умножения симулякров происходит разложение и распад нормальных внутренних связей культуры, опустошение и профанизация знака. Этот процесс тотален: он не только захватывает социокультурное пространство и делает невозможным опыт тождества личности и Абсолюта, который является сердцевиной традиции, но и распространяется вглубь самой человеческой личности, как сознания, так и сферы бессознательного, вызывая расщепленность сознания и ощущение несамотождественности.
Таким образом, семиотическая концепция постструктурализма предлагает разрушение объективистской установки по отношению к знаку, его десубстанциализацию, абсолютизацию его коннотативной составляющей, в силу чего радикально изменяется представление о коммуникации в целом, которая мыслится как социокультурно и исторически обусловленный многоуровневый процесс, в котором нет фиксированных объективных значений, то есть доминирует субъективность и интертекстуальность. В семиотике постструктурализма культура предстает как символическая система бесконечно вариативных, произвольно конструируемых, избираемых и интерпретируемых значений. Ключевая методологическая роль различия в постмодернизме здесь находит выражение в абсолютизации поливариантности и взаимной непознаваемости конкретных культур, в отрицании основанного на тождестве онтологического наполнения символических знаковых структур, в понимании социокультурного воспроизводства как игры различия и повторения в бесконечном копировании лишенных субстанциальности и объективного измерения знаков. Постструктурализм настаивает на условности любой культурной определенности, а также креативной безграничности субъекта культурного конструирования; в качестве подхода к содержанию культуры предлагается метод герменевтической деконструкции, направленный на разрушение иллюзии объектности. Постструктуралистская семиотика исходит из признания множественности, равноценности и принципиальной непереводимости культурных контекстов, абсолютизирует различие и десубстанциализирует знак как изначальный элемент культуры.
Ссылки:
1. Барт Р. Структурализм как деятельность.
URL: www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Bart/_02.php
2. Chandler D. Semiotics for beginners. Denotation, Connotation and Myth.
URL: www. aber. ac. uk/media/Documents/S4B/
3. Андреев Л.Г. Жан-Поль Сартр. Свободное сознание и ХX век. М., 2004.
4. Кузнецов В.Н. Жан-Поль Сартр и экзистенциализм. М., 1969.
5. Гурко Е. Тексты деконструкции. Деррида Ж. Differаnсе. Томск, 1999.
6. Косиков Г.К. Ролан Барт - семиолог, литературовед // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989.
7. Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.
13
