CC BY
72
Политический маркетинг
Д. А. Мальцева
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
В статье рассматриваются вопросы, связанные с концептуализацией понятия стратегического моделирования в политическом пространстве. Мы определяем политическое пространство в контексте классических экономических теорий, военного искусства и политической философии, разделяя его на две взаимозависимые области анализа (поле политической конкуренции и сферу эффективного управления) и обосновываем гипотезу о существенном потенциале стратегического моделирования в качестве инструмента, гармонизирующего современные политические процессы путем упорядочения механизмов распределения политической власти, стабилизации субъект-объектных отношений, а также повышения эффективности структурно-функциональных связей внутри политического пространства.
Ключевые слова: политическое пространство, стратегическое моделирование, стратегический менеджмент, планирование, управление, эффективность.
Политическая реальность может рассматриваться с точки зрения различных научных подходов — социологического, политологического, психологического, когнитивного, семиотического и др. Однако процессы глобализации, высшей индустриализации, НТП, существенно трансформирующие современные цивилизации в XX-XXI вв., обозначили новые аспекты связи политического пространства с фундаментальным знанием экономической науки, в частности маркетинговых исследований и парадигм классического менеджмента. Современное общество, основной потребностью которого в ближайшем будущем будет оставаться потребность в информационно-коммуникационном развитии, все более нуждается в квалифицированной работе политических акторов, направленной на трансформацию непрозрачных методов управления, привычных для сегодняшнего дня. Законы функционирования политического пространства, модели коммуникации между социальным группами и структурами политического господства, пропитанные духом конкуренции и выстраиваемые согласно схемам «сухого» маркетингового планирования, направленного на обеспечение стабильного «сбыта» и удовлетворение нужд и потребностей посредством обмена, не могут более считаться удовлетворительными. Более того, сосредоточив пристальное внимание на процессах политической конкурен-
© Д. А. Мальцева, 2010
ции и паттернах усвоения политических «продуктов», мы отчетливо видим, что современный политический актор более не может удовлетвориться обретением навыков управления локальными процессами и операциональной победой над соперниками как основными результатами данного управления, еще недавно признававшимися апогеем политического мастерства. Подобное утверждение приводит к необходимости привнесения в анализ политических процессов еще одного уровня политического действия — реализацию механизмов эффективного принятия политических и административных решений, осуществления властных полномочий и управления политическими организациями, следующих уже после удовлетворения потребности в политическом доминировании. Таким образом, базовый уровень обеспечения конкурентного преимущества в границах применения концепций политического маркетинга сосуществует неразрывно с сегментом обеспечения эффективного политического менеджмента. Стратегическое моделирование становится наиболее эффективным ресурсом в построении схем функционирования политического пространства, представляя собой некий гармонизирующий и упорядочивающий инструмент реализации политической власти, имплементирующий в политическое пространство паттерны принятия эффективного решения и осуществления действия (Кар-мадонов, http://hq.soc.pu.rU/publications/jssa/1998/4/karmad.html).
Обратимся к истории возникновения феномена стратегий. По мнению американских ученых, термин «стратегия» может быть отнесен к группе одних из наиболее этимологически многозначных и сложно интерпретируемых концептов в современном академическом пространстве. Происхождением этого понятия наука обязана древним Афинам, где стратегами было принято называть членов верховной военной коллегии из 10 лиц, ежегодно избиравшихся из числа так называемых полноправных граждан греческого полиса. Свое дальнейшее развитие трактовка этого слова получила в работах блестящего историка и военного деятеля Ксенофонта, который экстраполировал термин «стратег» на военных начальников и, что наиболее важно для политической науки сегодня, описал некоторые закономерности реализации и апробации «стратегического плана», который по содержательному аспекту многими своими чертами коррелирует с ныне разрабатываемыми концепциями маркетинговых и менеджериальных стратегий. Несколько иное звучание термин приобрел на Востоке. Китайские стратагемы наиболее близко сопоставимы с современной трактовкой понятия «стратегия». Они очерчивают поле деятельности самобытно существующей личности, анализируют степень нравственной составляющей стратегии путем анализа норм и постулатов, которым следует индивид или которы-
ми он сознательно или интуитивно пренебрегает. Таким образом, единственным и неоспоримым критерием оценки китайцы предлагали считать эффективность той или иной кампании, результативную оправданность затраченных ресурсов, полностью нивелируя нравственную доминанту, которая, по мнению ряда исследователей, всё же органически присуща мыслящему индивиду (Юнг, 1994, с. 184). Строительство корпоративных союзнических или дружеских связей, по мнению китайских стратегов, было невозможно даже теоретически, поскольку определение стратагемы базировалось на утверждении тезиса о крайне негативной природе человека и перманентном присутствии в поле его военной (а также в редуцированной форме личной, политической и даже экономической) деятельности константы под названием «враг». Некоторые враги интерпретировались как явные, другие — как латентные, но потенциальные (Wiles of war..., 1991, p. 242).
Существует мнение, что, хотя на сегодняшний день мир политики и бизнеса существенно видоизменился, стал более структурированными, фрагментарно гибким и коммуникационно насыщенным, популярная в эпоху постмодерна тенденция применения китайской мудрости для рефлексии по поводу бытия во всех его проявлениях (в данном контексте в форме апелляции к постулатам враждебости, интриганства и т. д. в процессе построения стратегий) все же остается актуальной. Более обоснованной с рациональной точки зрения кажется мысль о том, что современные политические процессы как таковые и их академическое освещение требуют диаметрального пересмотра критериев эффективности и целеполагания, в основание которых более не могут быть положены исключительно утилитарные схемы китайского военного мастерства, что неизбежно приводит к необходимости имплементации в процесс построения стратегий новых уровней знания, основанных на достижениях комплекса современной экономической науки, философии и политической теории.
На протяжении многих столетий сферу стратегических исследований было принято рассматривать в большей степени как епархию военных наук, где основное внимание было сконцентрировано на принципах и методиках достижения абсолютного превосходства одной из сторон конфликта с помощью применения вооруженной силы. В XVIII-XIX вв. концептуализацией стратегий занялись многие ученые, однако для Европы сам термин явился своего рода семантическим новшеством. Своим развитием и обоснованием новое для постоянно трансформировавшегося общества понятие «стратегия» было обязано графу Жуберу, детально проанализировавшему военные кампании Фридриха Великого в своей известной книге
«Обоснование теории современной войны», а также немецкому теоретику военных дел Карлу фон Клаузевицу и его книге с характерным названием «О войне». С этого времени трактовка понятия «стратегия» структурно видоизменяется и носит уже не только военный, но и социально-политический характер. Многие современные аналитики указывают на некоторую странность и неоднозначность того факта, что такое насыщенное и всеобъемлющее понятие, как «стратегия», столько веков представляло собой лишь условный лингвистический концепт. Согласно ряду теорий, это объясняется тем, что стратегия как феномен научного процесса не способна концептуально измениться до тех пор, пока общество не достигнет критического пика своего развития и сложности формирующих его структурных элементов и подсистем.
XIX в. позволил осознать, что, поскольку война является непосредственным элементом политического процесса, постольку эти две области неразрывно связаны, они должны вести непрерывный обмен понятиями, методиками, концепциями их реализации. Только в этом случае политика станет грандиозной, а государства достигнут великой мощи. Основные идеи стратегического мышления, основанные, в частности, на опыте древних ученых, сконцентрированы вокруг трех основных концептов, а именно: а) концепта «времени», который дает возможность позиционирования индивида или плана в той или иной среде, оценивая долгосрочный или краткосрочный характер стратегий; б) концепта «культуры» в метафизическом контексте, который предлагает возможность использования времени для реализации поставленных задач; в) концепта «ресурсов», обеспечивающих инструментальную базу реализации стратегий (см.: Ксенофонт, 1984, с. 109).
Итак, политика олицетворяет «многофакторные сети взаимодействия людей и обстоятельств, для которых не существует генерализирующих теорий» (см.: Ожиганов, http://book.mir-x.ru). Она представляет собой процесс последовательного обмена ресурсами, информацией, влиянием, авторитетом, мнениями, который связывает все группы индивидов в динамическую систему во времени и пространстве. В подобном контексте стратегический анализ вычленяет основные характеристики политического процесса для дальнейшего построения базовых стратегических моделей, представляющих собой концептуальный инструмент, ориентируемый в первую очередь на управление определенным моделируемым процессом, явлением или программой. Построение модели, безусловно, зависит от ряда ценностных, гносеологических, организационных и социальных составляющих. Именно в силу существования подобного факта идея о формировании универсальной и полностью опти-
мальной теории моделирования политических ситуаций становится утопической. Однако мы часто сталкиваемся с утверждением о том, что политическая модель олицетворяет упрощенную схему реальности, основанную на подлежащих детальному анализу и оценке критериях, формирующих границы политического пространства, специфика которого серьезно детерминирует механизмы функционирования стратегий.
Для наиболее точной рефлексии относительно понятия стратегического моделирования мы должны проанализировать границы его применения, политическое пространство. М. Вебер, размышляя о сфере политики, выдвинул на первый план не тезисы о приемлемых структурах характера, воле, компетентности, чувстве долга и ответственности в профессии политика, а некий субъектный «глазомер», делающий возможным погрузиться в реалии политического пространства, основываясь на дистанцированном анализе взаимоотношений людей, институтов и вещей (Вебер, www.socioline.ru). Идея Вебера прослеживается в работе Шпенглера «Закат Европы», где автор заставляет нас сосредоточиться на апелляции именно к категориям дистанционного анализа, вычленяющего современное политическое пространство из «общей картины мира» и позволяющего создание определенных политических сценариев, паттернов, следовательно, и стратегий (Шпенглер, http://www.newlibrary.ru).
Политическое пространство олицетворяет синтетическую рефлексию политической организации системы, оно делает возможными фиксацию, измерение и оценку политических процессов в их абстрактном сущностном изображении, основываясь на характерных моделях, стереотипах, архетипах, алгоритмах и т. д. Некоторые ученые отождествляли пространство политики с иными видами пространств. Маркс видел в нем неизбежное слияние с экономическим, Хабермас — с социально-коммуникативным. Однако в метафизическом смысле политическое пространство располагается на пересечении поливариантных осей, связанных как с социальной, экономической, так и иными типами систем. Таким образом, политическое пространство интересно с точки зрения анализа его целостности, синтезирующейся в квинтэссенции таких подвижных элементов, как идеологические и аксиологические структуры, политические институты, политический ресурс, элиты и т. д., с одной стороны, и политическое сознание, культура — с другой. Центральным тезисом при анализе политического пространства будет выступать идея о его релятивности и подверженности перманентным трансформациям при сохранении объективных структур, напоминающих веберианские идеальные типы. К ним относятся непосредственные акторы политического пространства (отдельные политические фи-
гуры, консолидированные формирования и институты, формальные организации и т. д.), политические силы, коррелирующие с акторами (элиты, группы интересов, неформальные группы, потенциальные представители электората и т. д.), механизмы целевого характера и ресурсы, направленные на их достижение, а также динамические тактики политического поведения, имеющие широкий спектр различных интерпретаций и принимающие ряд активных форм (в зависимости от специфики их реализации, анализа современной действительности и распределения ресурсов): идеологическую, конституционную, юридическую, персональную и многие другие.
В самом общем смысле стратегическое моделирование в политическом пространстве представляет собой процесс разработки и имплементации наиболее эффективных способов реализации политической власти, направленной на удовлетворение потребностей политических акторов, институтов и населения. В этом контексте процесс стратегического моделирования в политике примиряет частные, государственные и общественные интересы, что существенно повышает исследовательский интерес к данной проблематике. Немаловажным является тот факт, что введение в употребление термина «стратегическое моделирование» не является случайным семантическим ходом. Создание политических стратегий, которое представляет собой процесс разработки наиболее эффективных способов реализации политического действия, в равной степени может считаться как виртуозным искусством, философией мышления, так и сугубо теоретической формой знания, потому как их сущность то тяготеет к преобладанию в ней уникальных свойств, продиктованных реалиями политических трансформаций, то жестко законсервирована в рамках последовательного воспроизводства накопленного теоретического знания, что формирует базу для построения грамотных и эффективных стратегий в политическом пространстве.
Конец XX в. остро поставил вопрос об актуальности создания и имплементации стратегий в качестве необходимой составляющей экономического и политического пространств, обвиняя стратегии в непоследовательности, склонности к иррациональности, прикладной неуниверсальности и т. д. Именно поэтому кажется необходимым существенно упорядочить понятие стратегий, дисциплинировать их сущность и структуру путем концептуального слияния с моделями, основными свойствами которых являются сверхупрощенность, типичность, формализованность, что позволяет им адекватно отвечать вызовам современной политики, требованию формирования общеприменимых паттернов поведения как в сфере политической конкуренции, так и в поле государственного управления.
Для построения аналитической модели стратегий следует отказаться от политического редукционизма, тяготеющего к разложению пространства на ряд упрощенных синтетических элементов, поскольку исследователь не может ограничиваться лишь тем, что в процессе анализа он следует правилам формальной логики и вычленяет лишь ряд характерных доминант, отражающих функционирование реальности. Т. Саати пишет, что любая система (в том числе политическая) является гигантской сетью взаимосвязей как формального, так и, что куда более существенно, неформального, латентного характера (Саати, 1993, с. 12). В современной политической науке наиболее остро стоит проблема выделения универсальных характеристик, условий реализации любой политической стратегии вне зависимости от контекста ее реализации, тактических методов и арены действия, комбинирующих как ее формальную, так и неформальную детерминированность определенными аспектами.
Для лучшего понимания сущности современного стратегического моделирования стоит обратиться к истории данного феномена как полноправного участника не только теоретико-смыслового, но и эмпирического поля. Зародившись в первой половине XX столетия в форме долгосрочного прогнозирования, стратегическое моделирование выдвигало одну-единственную базовую цель: составление прогноза деятельности на несколько последующих лет. В связи с крайне медленными (в сравнительной перспективе) темпами нарастания характеристик изменчивости окружающей среды долгосрочное планирование, циклическое по своей сути, как в экономике, так и в сфере политического, основывалось на экстраполяции уже сложившихся в прошлом закономерностей развития той или иной структуры на современное ее состояние (см.: Дойль, 2004, с. 128). Этот подход, известный как «система планирования от достигнутого», как правило, имплементировался в условиях догматичного централизованного управления и крайне ярко иллюстрируется примером СССР, где главным ориентиром служила спущенная сверху директива, основанная на идеологическом опыте поколений, а не на оценке реального положения дел в политическом пространстве (что характерно и для сегодняшней России).
В 1960-х годах долгосрочное прогнозирование под воздействием все более интенсивных достижений экономической науки трансформировалось в стратегическое планирование, сущность которого уже намного более приближена к требованиям и нормам современного научного дискурса. По мере нарастания внутренних кризисных явлений и усиления напряженности в международных отношениях стало очевидным, что прогнозы на основе экстраполяции неминуемо расходятся с событиями реального
момента, а оптимистические цели в корне не соответствуют итогам (Там же, с. 129).
По мнению классика теории менеджмента Питера Друкера, особенно характерным примером несостоятельности долгосрочного прогнозирования выступила непосредственная работа администрации президента США Дж. Кеннеди. Несмотря на блестящий состав его администрации, ее членам удалось достичь лишь одного фундаментального политического успеха — выхода из Карибского ракетно-ядерного кризиса. Основная причина неудачного завершения иных начинаний заключалась в том, что в дальнейшем получило название стратегического прагматизма, — в концентрации управления на предпосылках, характерных для послевоенного периода, но уже изживших себя для апробации в национальной и международной политике 1960-х годов (см.: Друкер, 2008, с. 50). Таким образом, в условиях динамично меняющейся политической и экономической среды, трансформации культурных ценностей и все большего закрепления общемировой конкуренции выкристаллизовалась новая парадигма, принципиально отвергнувшая идею о предсказуемости и предопределенности любых мировых процессов, как на микро-, так и на макроуровнях, получившая название стратегического планирования. На смену обращения к опыту прошлого пришли механизмы оценки внутренних структур организации, ее потенциала и целей, анализа внешнего окружения, детерминирующего ее эффективность. В структурах политического консультирования стали появляться элементы современной сравнительной политологии, направленные на оценку реалий зарубежной действительности, широкое распространение получили системы оценки динамик и рисков. Однако перманентно трансформирующиеся запросы общества консюмеризма в 1980-1990-е годы вновь поставили вопрос о поиске новой парадигмы управления политическими и экономическими процессами.
Недостаточная динамичность механизмов стратегического планирования в условиях процветания информационного общества, процессов глобализации, высокой мобильности ресурсов, кризиса идеологий и т. д., минимизированный акцент на оперативном действии в комплексе с долгосрочным привели в формированию нового пласта в теории стратегического моделирования, расположившегося на стыке компетенций современного менеджмента и маркетинга и получившего название стратегического менеджмента, сущность которого во многом определила анализ стратегического моделирования в политическом пространстве.
Стратегический менеджмент предлагает рассматривать стратегическое моделирование как процесс, состоящий из двух подсис-
тем, равноценных по своей значимости: анализа и выбора стратегической позиции и оперативного действия в реальном темпоральном промежутке. В подобном контексте крайне важно понимать трактовку самого понятия «модель», которая эквивалентна стратегии в данном анализе. Модели — это подвижные смысловые конструкции, отражающие действительность, конструируемые с целью лучшего понимания реальности и перформанса в ней (см.: Bellinger, www.systems-thinking.org).
Стратегический менеджмент в отличие от стратегического планирования является куда более подвижной, действенной переменной, которая разбивает процесс стратегического моделирования на ряд структурированных этапов долгосрочного толка, существование которых имеет смысл исключительно в синтезе с работой по оказанию своевременного оперативного вмешательства. Перефразируя П. Друкера, И. Ансофф пишет, что «стратегическое планирование — это управление по планам, а стратегический менеджмент — это управление по результатам» (Ансофф, http://LITRU.RU). Он делает акцент на перманентном мониторинге окружающей среды при построении стратегий для претворения незамедлительных решений, что крайне актуально в условиях увеличивающейся внешней неопределенности, трудно поддающейся измерению.
К основным достижениям стратегического менеджмента, особенно с точки зрения рассмотрения схем стратегического моделирования в политическом пространстве, стоит отнести следующие. Во-первых, стратегический менеджмент является эволюционным результатом всех предшествующих форм стратегического моделирования, т. е. предполагает использование и экономических процедур традиционного бюджетирования, без учета которых не может функционировать ни один современный политический процесс, и экстраполяции для оценки наиболее стабильных факторов, и классического стратегического планирования с его внутренней дисциплиной, что дополняется адаптацией сформулированных решений, осуществляемых в реальном времени. Во-вторых, стратегический менеджмент отличается быстрой биполярной реакцией на оперативную и долговоременную трансформацию среды. Долговременная реакция интегрирована в стратегические планы, а оперативная реализуется в реальном времени и пространстве, что может порой переформулировать сам стратегический цикл. Это означает, что рассматриваются не только механизмы адаптации к сюрпризам перманентно меняющейся действительности, но и конкретные навыки изменения внешнего окружения с учетом поставленных стратегических целей, т. е. процесс управления становится не только упреждающим, но и реактивным. Таким образом, стратегические
модели воздействуют на внешнее пространство с целью его трансформации. Указанные факторы объясняют, например, как стремление современных политических элит интегрироваться в бизнес-структуры, так и наоборот.
Рассмотреть четыре основных критерия, определяющих характер потенциальных политических стратегий: а) согласованность и сплоченность, т. е. способность акторов политического пространства успешно использовать внутренние коммуникационные каналы между иерархическими структурами, институтами и секторами при подготовке и принятии ключевых решений; б) компетентность — адекватный существующим реалиям политической жизни уровень рациональной оценки ситуации и понимание центральных проблем деятельности; в) легитимность — уровень общественной поддержки и конформизма, т. е. способность акторов пространства формировать у управляемых социальных масс представление о наибольшей приемлемости собственной деятельности на фоне других игроков, трансакция ценностей и установок; г) эффективность — инструментальный показатель оценки эффективности принимаемых решений и имплементации результатов в политическую сферу (см.: Henneberg, http://www.haworthpress.com/web/JPOLM).
На протяжении всего XX в. особенности политической жизни развитых стран указывали на неоспоримое выполнение (в той или иной степени) лишь последнего критерия из приведенного выше списка, однако третье тысячелетие и развитие представительных демократий доказали, что стратегическая эффективность политических процессов напрямую зависит от того, в какой мере будет установлено индивидуальное доверие акторам политического пространства. Таким образом, на первый план в современной науке выходит условие легитимности политической стратегии, а маркетинг потребностей переходит в состояние маркетинга доверия, что, несомненно, должно учитываться при построениии современных стратегий как в сфере государственного управления, так и в сфере политической конкуренции (Johansen, www.haworthpress.com/web/JPOLM).
Рассмотрев трансформацию концепта «стратегия», мы относим это понятие к роду мультиметодологичных терминов, расположившихся на пересечении символических осей, обозначенных военным искусством, современным менеджментом, маркетингом, а также политической наукой. Можно утверждать, что стратегическое моделирование является одновременно областью науки и практики управления, основным предназначением которого является обеспечение эффективности позиционирования и развития политических акторов и институтов в условиях перманентной трансформации политического пространства и сопредельных с ним сфер социума, экономики и культуры.
Определяя стратегическое моделирование как комплекс стратегических решений, оказывающих влияние на перспективное свойство развития политического актора, а также как спектр оперативных действий в рамках конкретного темпорального промежутка, которые путем синтеза обеспечивают ускоренное реагирование на внешние коллизии, стоит указать, что оно подразумевает возможность стратегических маневров, корректировки целей и даже пересмотра общего вектора развития той или иной политической единицы. Это, без сомнения, является необходимым условием существования высокоорганизованных политических систем и, как следствие, представляет собой механизм повышения эффективности процесса принятия стратегических решений, а также адаптирует и стабилизирует субъект-объектные связи внутри политического пространства.
Литература
1. Ансофф И. Стратегическое управление // http://LITRU.RU
2. Вебер М. Политика как призвание и профессия // www.socioline.ru
3. Дойль П. Эволюция менеджмента. М., 2004.
4. Друкер П. О профессии менеджера. СПб., 2008.
5. Кармадонов О. А. Семантика политического пространства: опыт кросскуль-турного транссимволического анализа // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. № 4 // http://hq.soc.pu.rU/publications/jssa/1998/4/karmad.html
6. Ксенофонт. Анабасис / Пер. М. И. Максимой. М., 1984.
7. Лиддел Гарт Б. Х. Стратегия непрямых действий // http://militera.lib.ru/science/ liddel_hart1/index.html
8. Ожиганов Э. Н. Психология политических клик // http://book.mir-x.ru
9. Саати Т. Принятие решений. Метод анализа иерархий. М., 1993.
10. Шпенглер О. Закат Европы // http://www.newlibrary.ru
11. Юнг К. Аналитическая психология. СПб., 1994.
12. Bellinger G. System Thinking Musing // www.systems-thinking.org
13. Henneberg S. C. M. Political Marketing Theory: Hendiadyoin or Oxymoron // Journal of political marketing //http://www.haworthpress.com/web/JPOLM
14. Johansen H. P. M. Political Marketing: More Than Persuasive Techniques, an Organizational Perspective // www.haworthpress.com/web/JPOLM
15. Michelson M. R. Political strategy: myth or reality // Journal of political marketing // http://www.haworthpress.com/web/JPOLM
16. Wiles of war: military strategies from ancient China / Complied and translated by Sun Haichen. Beijing: FLP, 1991.
