CC BY
408
№ 1
2016
УДК 930.23
СТРАСТИ ПО ТАТИЩЕВУ
В.В. Фомин
Липецкий государственный педагогический университет Россия, 398020, г. Липецк, ул. Ленина, д. 2 e-mail: [email protected] SPIN-код: 1914-6761
Авторское резюме
Статья посвящена анализу работ, отрицающих источниковую основу уникальных известий, содержащихся в «Истории Российской» В.Н. Татищева, и противостоящих им работам С.Н. Азбелева и других учёных. С.Н. Азбелев убедительно показал недобросовестность «скептической» работы А.П. Толочко, поскольку не имеется убедительных аргументов в пользу того, что Татищев был фальсификатором.
Ключевые слова: С.Н. Азбелев, историография, В.Н. Татищев, летописи.
DISPUTES OVER TATISHCHEV
Vyacheslav Fomin Lipetsk state pedagogical university 2 Lenin Street, Lipetsk, 398020, Russia e-mail: [email protected]
Abstract
The article analyzes scholarly works that challenge the source basis of unique data contained in the History of Russia by V.N. Tatishchev and the opposing works of S.N. Azbelev and other scientists. S.N. Azbelev has demonstrated that «skepticism» of A.P. Tolochko is unsubstantiated because no convincing arguments exist that V.N. Tatishchev was a falsifier.
Keywords: S.N. Azbelev, historiography, V.N. Tatishchev, chronicles.
* * *
В 2008 г. в «Вопросах истории» была напечатана моя рецензия на монографию С.Н. Азбелева, творчество которого давно и плодотворно работает на отечественную историю: «Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли» (СПб., 2007). В данном труде крупнейшего специалиста в области изучения источников и русской истории особенно обстоятельно изложен материал, посвященный Иоакимовской летописи и В.Н. Татищеву, впервые ее опубликовавшую. Представителям исторической науки, впрочем, не только им, хорошо известна заезженная «песенка» скептиков, сомневающихся (преднамеренно, или по простому заблуждению, часто проходящему по мере профессионального роста) буквально во всем, что касается родной истории, и, конечно же, обвиняющих оппонентов в
55
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _____________________2016
легковерности, о недостоверности Иоакимовской летописи, т.к. она, по их утверждению, представляет собой фальсификат самого Татищева.
Вот такому многоголосо-коллективному Фоме неверующему весьма достойный ответ дал своей монографией Азбелев. Как заключил тогда автор настоящих строк, исследователь, «рассуждая в лучших традициях российского источниковедения, характерных для творчества С.М. Соловьева, П.А. Лавровского, А.А. Шахматова, В.Л. Янина, выступавших против ничем необоснованного скептического отношения к Иоакимовской летописи (Шахматов рассматривал ее как важное звено древнейшего летописания) и обвинения Татищева в ее подлоге, и заостряя внимание на том, что результаты, полученные Яниным в ходе масштабных археологических раскопок Новгорода, подтверждают аутентичность уникальных сведений Иоакимовской летописи (прежде всего подробного повествования о крещении новгородцев, изложенного очевидцем)... приходит к выводу, что летопись зиждется на устных источниках» и что она, являясь первоначальным текстом первого епископа Новгорода Иоакима (ум. 1030), дошла до Татищева в рукописи XVII в., при этом не избежав, «вероятно, какого-то внешнего влияния», что «не дает оснований усомниться в достоверности этого памятника» (см. подробнее: Фомин 2008: 170).
Но наши «скептики», разумеется, ничего не видят и ничего не слышат, посему есть необходимость продолжить начатый Азбелевым разговор. В связи с чем следует указать, что первыми свое сомнение в состоятельности Татищева как историка выразили немцы-норманисты, работавшие в Петербургской Академии наук: Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлецер (причем последний высказал полярные оценки его творчества, но громче всего прозвучала, будучи нацеленной на огромную аудиторию - на весь ученый и просвещенный мир начала XIX в., - именно негативная). И выразили потому, что Татищев, во-первых, продемонстрировал блестящие результаты в изучении прошлого своей Родины и продемонстрировал в обобщающем труде, а такими результатами и наличием такого труда ни Миллер, ни Шлецер, считавшие профессионалами-историками исключительно только себя, похвастаться не могли.
Во-вторых, их отношение к Татищеву было продиктовано еще и тем, что он отрицал норманство варягов и в «Истории Российской с самых древнейших времен», а также в «Летописи краткой великих государей руских от Гостомысла до разорения татар.», «Лексиконе российском историческом, географическом, политическом и гражданском» и «Разговоре дву приятелей о пользе науки и училищах», выводил Рюрика «не из Швеции, ни Норвегии, но из Финляндии» («финские князи неколико времени Русью владели и Рюрик от оных», «Рюрик избран по завету Гостомысла от варяг руссов, по обстоятельствам королевич финской», «взяли к себе князя Рюрика от варяг, или финов...», «Рюрик в Финляндии государь по наследству, а в Руси по избранию» и т.п. При этом поясняя, трактуя имя «варяги» в расширительном смысле, что «варяги, по летописцу Нестерову, суть шведы и норвеги; финов же именует варяги русы, т.е. чермные варяги», и что под варягами «разумели финов и шведов, иногда Данию и Норвегию в то заключали») (Татищев 1962: 289-292, 372, прим. 17 и 19 на с. 115, прим. 26 на с. 117, прим. 15 на с. 226, прим. 33 на с. 228, прим.
56
№1 _______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _______________________2016
54 на с. 231, прим. 1 и 6 на с. 307, прим. 28 на с. 309; Татищев 1964: 82, 102; Татищев 1968: 220, 282; Татищев 1979: 96, 205-206).
Миллер нелестно отозвался об «Истории Российской», отрицая за ней, по справедливому замечанию С.Л. Пештича, «научное достоинство», в статье «О первом летописателе российском преподобном Несторе, о его летописи, и о продолжателях оныя», напечатанной в 1755 г. в «Ежемесячных сочинениях к пользе и увеселению служащих». Ибо, снисходительно резюмировал он, «кто историю читает только для своего увеселения, тот подлинно сими его трудами будет доволен... а кто далее желает поступить, тот может справливаться с самим Нестором и с его продолжателями», т.е. противопоставил труд Татищева летописям (однако эта статья представляет собой, как показала Г.Н. Моисеева, перепечатку пятой, шестой и седьмой глав «первоначальной» редакции» «Истории Российской», присланной в Петербургскую Академию наук, причем официальный государственный историограф, которому по должности надлежало сочинять «историю всей Российской империи», но так ее за треть столетия с лишним не сочинившую, заимствовал и мнение Татищева «о значении русских летописей как исторических источников и его вывод о "главнейших" списках Несторовой летописи»).
Василий Никитич Татищев (1686-1750)
57
№1 _______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________2016
А в 1773 г. неподдельно возмущался, приписывая русским совершено несвойственное им чувство национального превосходства, тем, что он выводил варягов из Финляндии: как это Татищев мог, тридцать лет трудясь над своим сочинением и проработав большое число источников (античных, русских) и немецкую историографию, «прилепиться к мнению для сограждан его столь оскорбительному» (Миллер 1996: 6; Миллер 2006: 98-99; Пекарский 1870: 346; Пештич 1965: 218; Моисеева 1967: 134-136; Моисеева 1971: 143, 163-164, 171; Фомин 2006: 65-66; Фомин 2010: 236-238). Вместе с тем нельзя забывать, что в 1768 г. Миллер начнет издавать труд великого русского историка. А данный факт свидетельствует о том, что он к этому времени профессионально очень вырос, потому в полной мере и осознал значимость его для науки.
В 1764 г. в «Плане занятий» (январь), представленном в Петербургскую Академию наук, А.Л. Шлецер брался за три года «исполнить» «продолжение на немецком языке русской истории от основания государства до пресечения рюриковой династии, по русским хроникам (но без сравнения их с иностранными писателями) с помощию трудов Татищева и... Ломоносова» (этот замысел никогда не будет реализован). А в «Мыслях о способе обработки русской истории» (июнь), направленных по тому же адресу, обязывался начать «сокращение исторических сочинений покойнаго Татищева на немецком языке» (тоже не было сделано), при этом сказав: «Отец русской истории заслуживает того, чтобы ему отдали эту справедливость». На следующий год он, также еще находясь в России, предложил И.И. Тауберту издать «Историю Российскую», подчеркнув вновь, что Татищев «отец русской истории, и мир должен знать, что русский, а не немец явился первым творцом полного курса русской истории» (Шлецер 1875: 289, 321-322; Винтер 1960: 188).
Однако в 1768 г. Шлецер, уже перебравшись в Vaterland, в книге «Probe russischer Annalen» («Опыт изучения русских летописей») резко снизил тональность рассуждений о Татищеве. Так, говоря, что «этот ученый муж, внесший огромный вклад в историю древней Руси, подробно, достоверно и критично повествует об анналах, рукописях и продолжателях Нестора» и что еще неизданные его сочинения - «славный памятник удивительному прилежанию автора - сослужат хорошую службу тем, кто довольствуется лишь общими знаниями о древней русской истории», тут же все по сути перечеркнул: «Однако добросовестному, критичному. историку, который не принимает на веру ни одной строчки и к каждому слову требует свидетельств и доказательств, от нее нет никакого проку. Татищев собрал все известия в одну кучу, не сообщив, из какого манускрипта взято то или иное известие. Он выбрал из десяти списков один, промолчав об остальных, которые, возможно, были ему малопонятны... Иностранные источники, очень ценные для исследователя русской истории, у него отсутствуют полностью: Татищев не понимал ни старых академических, ни новых языков и был вынужден обходиться переводами на русский язык.», и что ему к тому же недоставало зарубежной литературы (Schlozer 1768: 24, 150-151). Но Татищев знал латынь, древнегреческий, немецкий, польский, был знаком с тюркскими, угро-финскими и романскими языками (Кузьмин 1981: 337).
____________________________58
№1 _____________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _____________________2016
В 1802 г. в мемуарах и «Несторе», надолго ставшем для зарубежных и отечественных исследователей путеводителем по древнерусской истории и ее историографии, Шлецер в конечном виде выразил свое отрицательное отношение к Татищеву: презрительно именуя его «писарем» - Schreiber - и говоря, что «нельзя сказать, чтобы его труд был бесполезен... хотя он и совершенно был неучен, не знал ни слова по латыни и даже не разумел ни одного из новейших языков, выключая немецкого», и твердо полагая, что история России начинается только «от пришествия Рурика и основания рускаго царства», в размышлениях русского историка о прошлом Восточной Европы до IX в., более всего им ценимые, увидел лишь «бестолковую смесь сарматов, скифов, амазонок, вандалов и т.д.» («это ни к чему не пригодная часть») или, как еще изволил выразиться, «татищевские бредни».
При этом обвиняя своего гениального предшественника, а вместе с ним других русских историков (в первую очередь, М.В. Ломоносова), в патриотических настроениях, якобы убивающих в них историков («худо понимаемая любовь к отечеству подавляет всякое критическое и беспристрастное обработывание истории. и делается смешною»): «Его работа, для которой не требовалось ученой подготовки, заслуживала всякого уважения; но вдруг этот человек заблудился: ему было невыносимо, что история России так молода и должна начинаться с Рюрика в IX столетии. Он хотел подняться выше!» (Шлецера 1875: 51, 53; Шлецер 1809: 67, 119120, 392, 418-419, 427-430, 433, прим. ** на с. 325). Хотя в 1768 г. Шлецер глядел на начало русской истории глазами Татищева: «Русские летописцы ведут свое повествование с основания монархии, но история России берет свое начало задолго до этого момента. Летописцам мало известно о народах, населявших территорию России до славян» (Schlozer 1768: 125-126, 129). Уничижительно отзываясь о том, кого он ранее характеризовал в качестве «отца русской истории», немецкий ученый вместе с тем начал вести речь о «ложной» Иоакимовской летописи и ее «бреднях», и считал эту летопись уродливым произведением «несведущего монаха» (Шлецер 1809: XXVIII, ei, рог, 19-21, 371, 381, 425)1.
В том же духе, потому как был ведом мнением Шлецера, рассуждал великий Н.М. Карамзин, представляя Татищева человеком, «нередко дозволявшим себе изобретать древние предания и рукописи», т.е. прямо обвинил его в фальсификациях (он «вымыслил речи», «вымыслил письмо»). Разумеется, и достоинство Иоакимовской летописи как источника он вслед за своим кумиром категорично отрицал, потому как она есть «вымысел», «затейливая, хотя и неудачная догадка» Татищева («мнимый Иоаким или Татищев»), а также отмечал, что с истиной о скандинавстве варягов, а в этих словах также отчетливо слышался голос Шлецера, «согласны все ученые историки, кроме Татищева и Ломоносова» (Карамзин 1989. Прим. *** на с. 23, прим. 105, 347, 385, 396, 463; Карамзин: 1829: Прим. 165).
И приговор Шлецера-Карамзина с энтузиазмом затем повторяли десятки русских специалистов, при этом часто даже не потрудившись заглянуть в труд Татищева (как и в сочинения Ломоносова). В 1836 г. известный историк Н.Г.
1 Здесь и далее курсив принадлежит, кроме оговоренных случаев, авторам.
59
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ____________________2016
Устрялов, например, говорил о бесполезных толках Татищева о скифах и сарматах, что он навлек на себя, «едва ли не основательное», подозрение в подлоге, т.к. достоверным сказаниям Нестора предпочел «нелепые бредни» Иоакимовской летописи, что его «История Российская», «в наше время, при строгих требованиях исторической критики, не имеет почти никакой цены, не взирая на то, что в ней есть показания весьма важные, не встречающиеся в других источниках», что попытки предшествовавших Карамзину русских писателей, занимавшихся историей «мимоходом, частию от скуки, частию по приказанию», ныне любопытны только, как младенческое лепетанье; у них нет ни одной яркой мысли, ни одного светлого взгляда» и что его «надежным путеводителем» был только Шлецер (Устрялов 1836: 911).
К счастью, в науке всегда имеются ученые, которые мнения предшественников, в том числе и самых именитых, перепроверяют. Подобная ревизия историографического багажа естественна и неизбежна, потому как путь к истине всегда сопряжен с малыми и большими ошибками и заблуждениями, от которых надлежит вовремя отказаться. В отношении антитатищевской позиции своих многочисленных соотечественников первым это сделал в 1839 г. норманист А.Ф. Федотов. Именуя немецких ученых Г.З. Байера, Г.Ф. Миллера и А.Л. Шлецера «нашими первоучителями», «основателями нашей исторической критики», он отметил, что норманская теория, подкрепленная этими и другими «славными именами», надолго обратилась «как бы в закон», «в догмат и для исследователей, и для читателей русской истории» (хотя после возражений Г. Эверса, изложенных «на основании правил критики самой строгой... некоторые положения поборников скандинавской родины нашей Руси решительно теряют доказательную свою силу»), и что мнения Татищева и Ломоносова приводили, как это делал Шлецер, «только в насмешку, как пример неученой фантазии». По заключению Федотова, труд Татищева, несмотря на его критику Карамзиным, составляет «примечательное явление, особенно когда сообразим и время, в которое писал он, и средства, какими мог он пользоваться», и что он, «по некоторым своим понятиям и историческим верованиям, стоял выше своего века, опередил его» (Федотов 1839: I-II, 7, 9-10, 14-92, 96, 105-107, прим. * на с. 42, прим. * на с. 50).
Намного более развернутый и более обстоятельный ответ недоброхотам Татищева дал в 1843 г. Н.А. Иванов. Проанализировав претензии Шлецера к русскому историку, «доселе повторяющиеся» в литературе, он заметил, что немецкий ученый, «слишком торопливый в своих критических отзывах на счет наших писателей, назвал Татищева истым русским Длугошем, т.е., по собственному его толкованию, бесстыдным вралем, обманщиком, сказочником». Шлецер, продолжал далее автор, этот «неумолимый судья чужих ошибок», страдая «закоренелым недугом пристрастия. довольно часто порицал наугад, порою -умышленно приводил ложные цитаты. Это давно уже доказано, и только безотчетное предубеждение доселе упорно отвергает явные улики». Говоря, что суждения Шлецера о Татищеве есть «вопиющая неправда», «хула» («нерасположение» к нему пробивается «наружу в каждой строке»), Иванов конкретными примерами подтверждает данный факт.
____________________________60
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________2016
Вместе с тем он подчеркнул, что Миллер заимствовал сведения о летописях именно у Татищева, который, «невзирая на ограниченные способы, не устрашась никаких препон, не смущаясь ничьими подозрениями», «совершил подвиг, на который не отважился никто из его сверстников». Так, он первым рассказал о Несторе, о том, что у него были предшественники, а также продолжатели, которые редактировали его труд. В целом, как подытоживал этот историк, бесстрашно выступивший против неправды, десятилетиями считавшейся прописной истиной, потому как была освящена авторитетами Шлецера и Карамзина, направление, которому следовал Татищев, «существеннее и важнее, нежели разрывчатые, побочные изыскания Байера», и что Шлецер, «обладавший огромным запасом разнообразных сведений», очень много повторяет, в том числе и его ошибки, из Татищева - «пишет указкой Татищева!», при этом «расточительно наделяя его упреками» (Иванов 1843: 23-31, 33, 36-43, 45-46, 48, 52-64, 137-145, 206, 209, 243-247, 250251).
Наконец, в 1855 г. многое расставил по местам еще не находившийся в зените славы С.М. Соловьев, который, специально обратившись к изучению творческого наследия Татищева, подытоживал: «Но если сам Татищев откровенно говорит, какие книги у него были и какие он знает только по имени, подробно рассказывая, какие из них находились у кого из известных людей, то, видя такую добросовестность, имеем ли мы право обвинять его в искажениях, подлогах и т.п.? Если б он был писатель недобросовестный, то он написал бы, что все имел в руках, все читал, все знает. Мы имеем полное право в его своде летописей принимать одно, отвергать другое, но не имеем никакого права в неправильности некоторых известий обвинять самого Татищева. Непонятно, как смотрели на историю Татищева позднейшие писатели, позволившие себе выставлять его, как выдумщика ложных известий. Как видно, они пренебрегли первым томом, не обратили внимания ни на характер, ни на цели труда, и взявшись прямо за второй том, смотрели на его содержание, как нечто вроде Истории Щербатова, Елагина, Эмина».
«Мы же, - продолжал далее историк, - со своей стороны, должны произнести о Татищеве совершенно противоположный приговор: важное значение его состоит именно в том, что он первый начал обработывание русской истории, как следовало начать; первый дал понятие о том, как приняться за дело; первый показал, что такое русская история, какие существуют средства для ее изучения; Татищев собрал материалы и оставил их неприкосновенными, не исказил их своим крайним разумением, но предложил это свое крайнее разумение поодаль, в примечаниях, не тронув текста». Его заслуга, развивал Соловьев свою мысль далее, «состоит в том, что он первый начал дело так, как следовало начать: собрал материалы, подверг их критике, свел летописные известия, снабдил их примечаниями географическими, этнографическими и хронологическими, указал на многие важные вопросы, послужившие темами для позднейших исследований, собрал известия древних и новых писателей о древнейшем состоянии» России, «одним словом, указал путь и дал средства своим соотечественникам заниматься русскою историею», и что ему, а с ним и Ломоносову, «принадлежит самое почетное место в истории русской науки в эпоху начальных трудов» (Соловьев 1901: 1333, 1346-1347, 1350-1351).
____________________________61
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________2016
Именно работа Соловьева, по мере нарастания его авторитета в исторической науке, во многом привела к затуханию предъявления к Татищеву надуманных претензий. Но, вместе с тем, в ней сохранялось и культивировалось нерасположение к нему как историку, представление о нем и его русских современниках как о чем-то примитивном и не заслуживающем потому внимания. Так, к примеру, П.Н. Милюков в 1897 г. в книге «Главные течения русской исторической мысли», безудержно восхваляя стремившихся к «открытию истины» немцев, особенно Г.З. Байера и А.Л. Шлецера, противопоставил им В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, М.М. Щербатова и И.Н. Болтина, пренебрежительно, чуть ли не брезгливо отнеся их к «допотопному миру русской историографии... миру мало кому известному и мало кому интересному». И это мнение вбирали в себя будущие профессиональные историки, ибо долгое время работа Милюкова служила историографическим пособием для университетов (Милюков 1913: 31-35, 50, 71-95, 103, 108, 119, 122, 124131, 146-147; Историография 1961: 416; Пештич 1961: 27).
В советское время на авторитет Татищева как историка серьезно посягнул С.Л. Пештич, в 40-60-х гг. посвятивший, по словам А.Г. Кузьмина, «сокрушению Татищева» кандидатскую и докторскую (в своей важнейшей части) диссертации, прямо обвинив его в «"фальсификациях" в угоду своим взглядам, которые охарактеризованы как "монархические", "крепостнические" и т.п.». Поэтому, утверждал Пештич, по крайней мере, для первых веков русской истории его труд не может быть использован как источник без особой серьезной проверки: «.Наличие так называемых татищевских известий (известия, которые не подтверждаются сохранившимися источниками. - В.Ф.) в первой редакции, которые имеют много общего с авторскими добавлениями во второй редакции, нужно отнести не за счет источников, до нас не дошедших, а за счет редакторской работы Татищева.». Однако такой оценки Пештичу показалось мало, и он обвинил Татищева, за его за освещение киевских событий апреля 1113 г. в антисемитизме (это понятие, с иронией замечает Кузьмин, «появляется лишь в конце XIX века!»), впрочем, не только его одного: «Антисемитская заостренность рассказа о решении Владимира Мономаха выселить евреев из России. Заведомо извращенным описанием событий 1113 г. Татищев пытался исторически обосновать реакционное законодательство царизма в национальном вопросе. .Актуальность татищевской фальсификации доказывается широким использованием его описания событий в Киеве в произведениях Эмина, Екатерины II, Болтина.» (Д.С. Лихачев не сомневался, что «миф об "особых" источниках "Истории Российской" В.Н. Татищева разоблачен С.Л. Пештичем»).
В 1972 г. Е.М. Добрушкин своей кандидатской диссертацией «доказывал» недобросовестность «Татищева в изложении двух статей: 1113 года (восстание в Киеве против ростовщиков и выселение иудеев из Руси) и 1185 года (поход Игоря Северского на половцев)» (по его мнению, сообщение о княжеском съезде 1113 г., постановившего изгнать «жидов» из пределов Руси, выдумано историком). Чуть позже он с той же настойчивостью навязывал науке мысль, что «задача исследователя - установить, что в "Истории Российской" В.Н. Татищева действительно заимствовано из источников, а что вышло из-под его пера». Кузьмин,
___________________________62
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _____________________2016
говоря о предвзятости С.Л. Пештича, С.Н. Валка, Е.М. Добрушкина, А.Л. Монгайта, с которой они подходили к Татищеву, отметил наличие у них общих методологических и фактических ошибок.
Во-первых, они сопоставляют, по примеру Н.М. Карамзина, «Историю» Татищева с Лаврентьевской и Ипатьевской летописями, которых тот никогда не видел. Во-вторых, неверно понимают как источники, лежащие в основе «Истории Российской», так и сущность и характер летописания. Представляя последнее «единой централизованной традицией вплоть до XII века», они не ставят «даже вопроса о том, в какой мере до нас дошли летописные памятники домонгольской эпохи», и не допускают мысли о существовании разных летописных традиций, «многие из которых погибли или же сохранились в отдельных фрагментах. Татищев же пользовался такими материалами, которые на протяжении веков сохранялись на периферии и содержали как бы неортодоксальные записи и известия».
В-третьих, заострял внимание ученый, - это отсутствие у Татищева серьезного мотива для предполагаемых фальсификаций (в данном случае необходимо напомнить и слова М.Н. Тихомирова, произнесенные в 1962 г.: «Если стать на точку зрения тех историков, которые обвиняют Татищева в сознательном подлоге, то остается совершенно непонятным, зачем Татищеву понадобилось умалять значение» Иоакимовской летописи «ссылками на то, что она была написана новым худым письмом и новгородским наречием. Зачем понадобилось для него отмечать близкое сходство известий» этой летописи «с известиями польских авторов, которых Татищев неоднократно обвиняет в баснословии»).
И если, как справедливо резюмировал в 1981 г. Кузьмин, «субъективная добросовестность историка уже не может вызывать сомнений, то вопрос о способах его работы нуждается еще в более внимательном изучении», что «принцип историзма, свойственный Татищеву во всех его начинаниях, и повел его в конечном счете к созданию капитального труда по отечественной истории», позволил ему, при отсутствии предшественников, найти много «такого, что наукой было принято лишь много времени спустя». Причем, как особо выделил исследователь, весь первый том «Истории Российской», которым, если вспомнить заключение С.М. Соловьева, «пренебрегли» его критики, «был посвящен анализу источников и всякого рода вспомогательным разысканиям, необходимым для решения основных вопросов. Именно наличием такого тома труд Татищева положительно отличается не только от изложения Карамзина, но даже и Соловьева. В XIX веке вообще не было работы, равной татищевской в этом отношении» (Тихомиров 1962: 51; Пештич 1961: 222-262; Пештич 1965: 155-163; Добрушкин 1977: 96; Кузьмин 1972: 79-89: Кузьмин 1981: 338340, 343-344; Журавель 2004: 138-142).
Но субъективная добросовестность Татищева-историка многим не дает покоя. И сегодня в застрельщиках новой антитатищевской кампании ходит украинский историк А.П. Толочко, уверявший в 2005 г., «что в распоряжении Татищева не было никаких источников, неизвестных современной науке. Вся информация, превышающая объем известных летописей, должна быть отнесена на счет авторской активности самого Татищева». И у которого, что весьма показательно, тут же нашлись подражатели в нашей исторической науке. Так, в 2006 г. нижегородский
___________________________63
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _____________________2016
ученый А.А. Кузнецов, повествуя о деятельности владимирского князя Юрия Всеволодовича, устраняет, как сам говорит, «ряд стереотипов исторической науки, основанных на... необоснованном привлечении "Истории Российской" В.Н. Татищева», который «испытывал антипатию к этому князю и сознательно переносил ее на страницы своего труда» (ведомый выводом Толочко, что «любимым персонажем» нашего первого историка был Константин Всеволодович, Кузнецов пишет, что он «оправдывал», «обелял» Константина и «чернил» Юрия).
Уникальные известия Татищева Кузнецов характеризует как «домысел», «фантазии», «мистификации», «авторский произвол», утверждает, что он «судил о прошлом, доверяя поздним источникам, искажая их данные, на основе реалий своего бурного XVIII столетия», «придумывал» факты и «волевым решением менял смысл непонятной источниковой информации» (т.е. по сути повторяет штампы, брошенные в адрес Татищева Пештичем и Толочко). Укоряя «отдельных» предшественников в том, что они «не утруждают себя критическим разбором «сведений» Татищева и легко доверяют ему, Кузнецов восхищается «остроумным и блестящим экскурсом» Толочко в творческую лабораторию Татищева, реконструкцией его источниковой базы, демонстрацией «массива его авторских мыслей под видом источниковых известий», доказательством того, «что уникальных-то известий труд историка XVIII в. не содержит», и благодарит украинского коллегу за «глубокие замечания», которые «очень помогли» автору при работе над монографией (Кузнецов 2006: 9, 47-48, 88, 93, 96-97, 103-109, 114-115, 131, 210-212, 220, 223-224, 273-276, 479-480, 501-502, 505-506, 509, 514).
Параллельно с такой безудержной апологетикой очередного «ниспровергателя» Татищева в нашей науке идет «раскручивание» идей украинского ученого под видом их критики. Показательна в этом плане статья московского исследователя П.С. Стефановича, которая больше похожа на весьма обширную рецензию на работу Толочко «"История Российская" Василия Татищева: источники и известия» (М., Киев, 2005), но где вместо действительно академического разбора дано совершено иное. Как пишет сам автор, «разумеется, цель моей критики не в том, чтобы умалить достоинства книги современного историка, но в том, чтобы добиться ясности и объективности в оценке труда одного из тех, кто стоял у истоков русской исторической науки» (довольно странно и двусмысленно сформулированная цель, к тому же самому Татищеву даже не предоставлено слово. Нет и намека - то ли по незнанию, то ли по тенденциозному умолчанию - на то, что в науке уже имеются многочисленные опровержения взглядов Толочко, высказанных им в монографии и предшествующих ей статьях).
И за какие такие «ясность» и «объективность» вышел биться в 2007 г. на страницах известного академического журнала Стефанович? Да за те же, что проводит Толочко. Причем делает он это совершено голословно, внушая читателям мнение, что тот «убедительно показал», что Татищев «в ряде случаев и сознательно давал ложные отсылки к источникам», что после труда Толочко уникальную информацию со ссылками на «манускрипты» А.П. Волынского, П.М. Еропкина, А.Ф. Хрущева, Иоакимовскую летопись «рассматривать как достоверную никак нельзя», что, как «хорошо показано Толочко», «нельзя сомневаться и в том, что Татищев мог
___________________________64
№1 _____________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _____________________2016
сам додумывать и дополнять известия своих источников и даже просто сочинять новые тексты» (например, Иоакимовскую летопись, а статья 1203 г. с «конституционным проектом» Романа Мстиславича есть «чистая выдумка Татищева»).
При этом свое единодушие с Толочко Стефанович прикрывает ритуальными оговорками, долженствующими якобы показать, что сам рецензент стоит, конечно, над «схваткой» и беспристрастен (некоторые его утверждения и заключения, «в том числе принципиального характера, кажутся слишком категоричными или недостаточно обоснованными», он, «думаю, все-таки не совсем прав», что Татищева называть «мистификатором, лгуном и фальсификатором, с моей точки зрения, также неправильно, как считать его летописцем или сводчиком»). Неудержимо стремясь к «ясности» и «объективности», Стефанович не скупится на хвалебные эпитеты в адрес Толочко: что он, проводя «тонкий анализ», «пишет в яркой, оригинальной манере, причем свободный, несколько ироничный стиль не мешает ему оставаться на высоком научном уровне обсуждения проблемы», что, «без сомнения, перед нами талантливое и интересное исследование», что он существенно пополнил ряд «разоблачений», что «благодаря работе Толочко - острой и будящей исследовательскую мысль - мы существенно продвинулись на пути изучения «татищевские известий» и вместе с тем приблизились к пониманию «творческой лаборатории» историка первой половины XVIII в.». После чего с юношеским оптимизмом завершает свой панегирик, «пока этот путь далеко не пройден, и можно с уверенностью утверждать, что ученых здесь ждет еще немало открытий и неожиданностей» (Стефанович 2007: 88-96).
Какие «открытия» и даже «неожиданности» нас ждут, догадаться нетрудно. И этот легко прогнозируемый результат к науке отнести уже по причине такой легкости никак нельзя, да и сам метод подгона решения задачи под нужный кому-то ответ ей, как отмечалось выше, чужд. И с таким результатом не могут согласиться те ученые, которым дорога истина, а не шумные «разоблачения», за которыми стоят все же не имеющие к науке интересы. Так, несостоятельность приписывания Толочко Татищеву авторства Романовского проекта 1203 г., почему-то названного Толочко, недоумевает автор, «конституцией», показал в 2000 г. В.П. Богданов (Богданов 2000: 215-222). В 2005-2006 гг. А.В. Майоров, ссылаясь на археологический материал, доказал в ряде публикаций, вышедших в Белоруссии и России, что в руках Татищева была недошедшая до нас Полоцкая летопись, в которой Толочко также видит выдумку Татищева (Майоров 2006: 321-343). В 2006-2007 гг. С.Н. Азбелев, остановившись на попытках дискредитации Татищева-историка, верно подчеркнул, что, «не относясь к категории серьезных публикаций, они требуют, однако, упоминаний вследствие своей агрессивности». И к данной категории он отнес «многословное ёрничество» Толочко, констатируя, что в его работах «слишком много ошибок и неточностей, а в характеристиках использованных материалов присутствуют тенденциозные передергивания», и что эти работы могут «существенно повредить научной репутации автора, особенно - с его демонстративно-пренебрежительным отношением к ученым прошлого и к современникам, дурные привычки которых, по словам А.П. Толочко, проявлялись в использовании Иоакимовской летописи» (Азбелев 2006: 250-284; Азбелев 2007: 6-34).
____________________________65
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________2016
В 2006 г. блестяще вскрыл суть мистификаторских уловок и подлогов Толочко А.В. Журавель. Охарактеризовав этого представителя украинской науки в качестве Герострата, для которого Татищев - «лишь средство самоутверждения, "объяснительное устройство" при обосновании права на собственную мистификацию», он заключает, что его сочинение «лишь выглядит наукообразным, а к науке имеет отношение очень косвенное», и на конкретных фактах показал, «что у Татищева действительно были те уникальные источники, о которых он говорит» (в том, например, убеждают хронологические неточности в его «Истории Российской»). Вместе с тем Журавель, сказав, что надо открыто называть вещи своими именами, заметил, что «преступление Пештича - не в том, что он публично заклеймил Татищева как фальсификатора, а в том, что он сделал это без должных на то оснований; отдельно замеченные им улики, сами по себе еще не составляющие состава преступления, он посчитал достаточным для вынесения приговора. И потому сами его действия составляют состав преступления и именуются "клеветой"».
Абсолютно уместным выглядит и другой вывод автора: нужно «вновь поставить вопрос об ответственности ученого за свои слова» и об ответственности тех, кто приступает к теме «татищевские известий», т.к. она «очень трудна и многопланова и заведомо непосильна для начинающих исследователей», а именно последние, плохо зная летописи, «и составили основную массу активных "скептиков»!". Таковым был и Пештич: его суждения о Татищеве сложились в 30-е гг., когда он был еще студентом» (тоже самое Журавель справедливо заметил и в адрес Е.М. Добрушкина. А в 2004 г. он, на конкретных фактах хронологического свойства показывая несостоятельность претензий Пештича и Добрушкина к Татищеву, верно заключил, что прокурорский тон по отношению к последнему «есть всего лишь показатель того, что историографии ХХ в. так и не удалось достичь того уровня понимания вещей, который свойственен позднему Татищеву», что в отличие от него «Добрушкин выдумал очень многое в прямом смысле слова» и что «с фактами у критиков В.Н. Татищева дела обстоят очень и очень неважно») (Журавель 2004: 135-142; Журавель: 524-544).
В 2007 г. С.В. Рыбаков, демонстрируя величие Татищева-историка, напомнил давно всем хорошо известное: «Авторы, ставившие под сомнение научный характер источниковедческой работы Татищева или самих источников, не вполне верно понимали характер и реальную роль древнерусского летописания, представляя его гораздо более централизованным, чем это было на самом деле, считая, что все древнерусское летописание связывалось с неким единым первоисточником». Ныне признается, констатирует он далее, «что с древности на Руси существовали различные летописные традиции, в том числе и периферийные, не совпадающие с «канонами» наиболее известных летописей» (Рыбаков 2007: 166). В целом же, как то демонстрирует историографический опыт, «молодецкие» наскоки на Татищева, «антитатищевский» комплекс вообще являются своего рода знаком научной недобросовестности и, в какой-то мере, научной несостоятельности. Критика источников и научных изысканий - непременное правило работы ученого, но она
____________________________66
№1 _____________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ____________________2016
должна быть действительно критикой, а не критиканством, компрометирующим историческую науку.
Историческую науку компрометирует и та, конечно, некорректность, с которой «антитатищевцы» «опровергают» мнения специалистов, чьи труды в области источниковедения и творчества Татищева являются примером профессионального отношения к делу. Так, П.С. Стефанович в 2006 г., утверждая, что оригинальность известия историка о пленении перемышльского князя Володаря в 1122 г. «надо связывать не с некими аутентичными, но не сохранившимися источниками, а со своеобразными способом повествования и методом подачи собственных интерпретаций, присущими автору первой научной "русской гистории"», т.е., проще говоря, объявил эту оригинальность выдумкой Татищева, заключил, не приведя и, понятно, не опровергая их аргументацию, что, «конечно, защита "доброго имени" "последнего русского летописца" в духе Б.А. Рыбакова и А.Г. Кузьмина просто наивна». При этом его собственные «наблюдения над исследовательским методом и манерой изложения В.Н. Татищева», не сомневается Стефанович, «могут быть небесполезны в дальнейшем (по большему счету, еще только начавшемся) изучении как уникальных "татищевских известий", так и ранних этапов развития отечественной исторической науки» (Стефанович 2008: 87, 89).
Критиканство, а вместе с тем ненависть и смертельно опасное для того времени обвинение В.Н. Татищев сполна познал при жизни, что, кстати сказать, не позволило ему увидеть свой труд изданным. В «Предъизвесчении» он вспоминает, как в 1739 г. в Санкт-Петербурге, «требуя к тому помосчи и разсуждения, дабы мог что пополнить, а невнятное изъяснить», многих знакомил с рукописью «Истории Российской» и слышал о ней разные мнения: «иному то, другому другое ненравно было, что один хотел, дабы пространнее и ясняе написать, то самое другой советовал сократить или совсем оставить. Да недовольно было того. Явились некоторые с тяжким порицанием, якобы я в оной православную веру и закон (как те безумцы произнесли) опровергал...». И обращаясь к оппонентам, в том числе будущим, историк верно обрисовал их задачу и в деле критики своей «Истории Российской», и в деле служения исторической науке: «.Когда они более науками преисполнены, то б сами за сие весьма нужндное отечеству взялись и лучше сочинили», «но паче надеюсь, если кто из таких в науках превосходный, к пользе отечества столько же, как я, ревности имеюсчий, усмотря мои недостатки, сам почтитца погрешности исправить, темности изъяснить, а недостатки дополнить и в лучшее состояние привести, себе же большее благодарение, нежели я требую, преобрести».
Свое кредо как историка и как источниковеда Татищев четко изложил в том же «Предъизвесчении», куда, как можно судить по их приговорам, любители разговаривать с ним свысока либо не заглядывали, либо ничего там не смогли (или не захотели) увидеть: «.Что в настоясчей истории явятся многих знатных родов великие пороки, которые если писать, то их самих или их наследников подвигнуть на злобу, а обойти оные - погубить истинну и ясность истории или вину ту на судивших обратить, еже бы было с совестию не согласно, того ради оное оставляю иным для сочинения». Говоря о своей манере работы с источниками, он разъяснял, что «если бы наречие и порядок их переменить, то опасно, чтоб и вероятности не
___________________________67
№1 ______________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________2016
погубить. Для того разсудил за лучшее писать тем порядком и наречием, каковы в древних находятся, собирая из всех полнейшее и обстоятельнейшее в порядок лет, как они написали, не переменяя, ни убавливая из них ничего (курсив мой. - В.Ф.), кроме не надлежасчаго к светской летописи, яко жития святых, чудеса, явления и пр., которые в книгах церковных обильнее находятся, но и те по порядку некоторые на конце приложил, також ничего не прибавливал (курсив мой. - В.Ф.), разве необходимо нуждное для выразумения слово положить и то отличил вместительною». А в конце «Предъизвесчения» ученый подчеркнул два важных обстоятельства: «...Я мню, что на нравы и разсуждения всех людей угодить неможно» и «что все деяния от ума или глупости произходят» (Татищев 1962: 85-86, 89-92).
Историк, конечно, и не должен кому-то в чем-то угождать, и он также не избавлен от разного рода ошибок и недостатков, тем более, когда речь идет о Татищеве, все делавшем в русской исторической науке в первый раз и тем самым ее создававший. Но стоит об этом говорить без тенденциозности и агрессивности, с проявлением предельного такта и, разумеется, глубокого знания и понимания самого предмета разговора.
Возвращаясь к одному из доводов С.Н. Азбелева, следует напомнить, что В.Л. Янин на археологическом материале подтвердил полную достоверность рассказа Иоакимовской летописи о том, что в Новгороде крещение встретило мощное сопротивление язычников, подавленное воеводами Владимира Путятой и Добрыней (в них ученый видит самостоятельную повесть, написанную очевидцем событий). Им были выявлены следы пожара, который датируется дендрохрологическим методом 989 г. и «который уничтожил все сооружения на большой площади»: «береговые кварталы в Неревском и, возможно, в Людином конце». А ведь именно этот рассказ прежде всего и воспринимался в качестве фальшивки. Как утверждал Н.М. Карамзин, «из всех сказаний мнимого Иоакима самое любопытнейшее есть о введении христианской веры в Новгороде; жаль, что она выдумка, основанная единственно на старинной пословице: Путята крести мечем, а Добрыня мечем!» (Карамзин 1989: Прим. 463; Янин 1984: 53-56).
Но все, как показывают археологические данные, обстояло иначе, и Иоакимовская летопись, несмотря на свой весьма сложный характер, является ценным источником, который, конечно, при внимательном и добросовестном отношении к себе может дать очень важную информацию. В целом же, если вновь обратиться к наблюдениям С.М. Соловьева, а его слова становятся все более актуальными, Татищеву мы обязаны «сохранением известий из таких списков летописи, которые, быть может, навсегда для нас потеряны; важность же этих известий для науки становится день ото дня ощутительнее» (Соловьев 1901: 1347). Однако то, что ощущает наука, «скептикам» ощутить не дано.
А нашему дорогому юбиляру, защитнику и Отечества, и его истории, -Сергею Николаевичу Азбелеву - желаю здравствовать и новых успехов на научном поприще. И очень горжусь тем, что лично знаком с этим замечательным человеком и ученым.
68
№1 ___________________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________________2016
ЛИТЕРАТУРА
Азбелев 2006 - Азбелев С.Н. Устная история Великого Новгорода. Великий Новгород, 2006. Азбелев 2007 - Азбелев С.Н. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПб., 2007.
Богданов 2000 - Богданов В.П. Романовский проект 1203 г.: памятник древнерусской политической мысли или выдумка В.Н. Татищева // Сборник Русского исторического общества. Т. 3 (151). Антифоменко. М., 2000.
Винтер 1960 - Винтер Э. Неизвестные материалы о А.Л. Шлецере // Исторический архив. 1960.
№ 6.
Добрушкин 1977 - Добрушкин Е.М. О методике изучения «татищевских известий» // Источниковедение отечественной истории. Сб. статей 1976. М., 1977.
Журавель 2004 - Журавель А.В. Еще раз о «татищевских известиях» (хронологический аспект) // Отечественная культура и историческая мысль XVIII-XX веков / Сб. статей и материалов. Вып. 3. Брянск, 2004.
Журавель 2006 - Журавель А.В. Новый Герострат, или У истоков «модерной истории» // Сборник Русского исторического общества. Т. 10 (158). Россия и Крым. М., 2006.
Иванов 1843 - Иванов Н.А. Общее понятие о хронографах и описание некоторых списков их, хранящихся в библиотеках санкт-петербургских и московских. Казань, 1843.
Историография 1961 - Историография истории СССР. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции / Под ред. В.Е. Иллерицкого и И.А. Кудрявцева. М., 1961. Карамзин 1829 - Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. XII. СПб., 1829.
Карамзин 1989 - Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. I. М., 1989.
Кузнецов 2006 - Кузнецов А.А. Владимирский князь Георгий Всеволодович в истории Руси первой трети XIII в. Особенности преломления источников в историографии. Нижний Новгород, 2006.
Кузьмин 1972 - Кузьмин А.Г. Статья 1113 г. в «Истории Российской» В.Н. Татищева // Вестник МГУ. 1972. № 5.
Кузьмин 1981 - Кузьмин А.Г. Татищев. М., 1981.
Майоров 2006 - Майоров А.В. О Полоцкой летописи В.Н. Татищева // Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы Российской Академии наук. Т. 57. СПб., 2006.
Миллер 1996 - Миллер Г.Ф. О первом летописателе российском преподобном Несторе, о его летописи и о продолжателях оныя // Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России. Избранное / Составл., статья А.Б. Каменского / Примечания А.Б. Каменского и О.М. Медушевской. М., 1996.
Миллер 2006 - Миллер Г.Ф. О народах издревле в России обитавших // Миллер Г.Ф. Избранные труды / Сост., статья, примеч. С.С. Илизарова. М., 2006.
Милюков 1913 - Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. Изд. 3-е. СПб.,
1913.
Моисеева 1967 - Моисеева Г.Н. Из истории изучения русских летописей в XVIII веке (Герард-Фридрих Миллер) // Русская литература. 1967. № 1.
Моисеева 1971 - Моисеева Г.Н. Ломоносов и древнерусская литература. Л., 1971.
Пекарский 1870 - Пекарский П.П. История императорской Академии наук в Петербурге. Т. I. СПб., 1870.
Пештич 1961 - Пештич СЛ. Русская историография XVIII века. Ч. I. Л., 1961.
Пештич 1965 - Пештич СЛ. Русская историография XVIII века. Ч. II. Л., 1965.
Рыбаков 2007 - Рыбаков С.В. Татищев в зеркале русской историографии // Вопросы истории. 2007. № 4.
Соловьев 1901 - Соловьев С.М. Писатели русской истории XVIII века // Собрание сочинений С.М. Соловьева. СПб., 1901.
Стефанович 2007 - Стефанович П.С. «История Российская» В.Н. Татищева: споры
продолжаются // Отечественная история. 2007. № 3.
69
№1 ___________________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ________________________________2016
Стефанович 2008 - Стефанович П.С. Володарь Перемышльский в плену у поляков (1122 г.): источник, факт, легенда, вымысел // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. № 4 (26).
Татищев 1962 - Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. I. М.; Л., 1962.
Татищев 1964 - Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. IV. М.; Л.,
1964.
Татищев 1968 - Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. VII. Л., 1968.
Татищев 1979 - Татищев В.Н. Избранные произведения. Л., 1979.
Тихомиров 1962 - Тихомиров М.Н. О русских источниках «Истории Российской» // Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т. I. М.; Л., 1962.
Устрялов 1863 - Устрялов Н.Г. О системе прагматической русской истории. СПб., 1836.
Федотов 1839 - Федотов А.Ф. О главнейших трудах по части критической русской истории. М.,
1839.
Фомин 2006 - Фомин В.В. Ломоносов: Гений русской истории. М., 2006.
Фомин 2008 - Фомин В.В. С.Н. Азбелев. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПБ., Издательство «Дмитрий Буланин» // Вопросы истории. 2008. № 3.
Фомин 2010 - Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов // Варяго-русский вопрос в историографии / Сб. статей и монографий / Составит. и ред. В.В. Фомин. М., 2010.
Шлецер 1809 - Шлецер А.Л. Нестор. Ч. I. СПб., 1809.
Шлецер 1875 - Шлецер АЛ. Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная. СПб., 1875.
Янин 1984 - Янин ВЛ. Летописные рассказы о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город (Исследования и материалы). Вып. 7. М., 1984.
Schlozer 1768 - Schlozer A.L. Probe russischer Annalen. Bremen, Gottingen, 1768.
REFERENCES
Azbelev 2006 - Azbelev S.N. Ustnaja istorija Velikogo Novgoroda [Oral history of Veliky Novgorod], Veliky Novgorod, 2006 [in Russian].
Azbelev 2007 - Azbelev S.N. Ustnaja istorija v pamjatnikah Novgoroda i Novgorodskoj zemli [Oral history in monuments of Novgorod and the Novgorod earth], St. Petersburg, 2007 [in Russian].
Bogdanov 2000 - Bogdanov V.P. Romanovskij proekt 1203 g.: pamjatnik drevnerusskoj politicheskoj mysli ili vydumka V.N. Tatishheva [The Raman project of 1203: monument to Old Russian political thought or V.N. Tatishchev invention], in: Sbornik Russkogo istoricheskogo obshhestva. T. 3 (151). Antifomenko [Collection of the Russian historical society. Volume 3 (151). Antifomenko], Moscow, 2000 [in Russian].
Dobrushkin 1977 - Dobrushkin E.M. O metodike izuchenija «tatishhevskih izvestij» [About a studying technique of «tatishchevsky news»], in: Istochnikovedenie otechestvennoj istorii. Sb. statej 1976 [Source study of national history. Collection of articles 1976], Moscow, 1977 [in Russian].
Fedotov 1839 - Fedotov A.F. O glavnejshih trudah po chasti kriticheskoj russkoj istorii [About the major works in critical Russian history], Moscow, 1839 [in Russian].
Fomin 2006 - Fomin V.V. Lomonosov: Genij russkoj istorii [Clematises: Genius of the Russian history], Moscow, 2006 [in Russian].
Fomin 2008 - Fomin V.V. S.N. Azbelev. Ustnaja istorija v pamjatnikah Novgoroda i Novgorodskoj zemli. SPB., Izdatel’stvo «Dmitrij Bulanin» [S.N. Azbelev. Oral history in monuments of Novgorod and the Novgorod earth. SPB., Dmitry Bulanin Publishing house], in: Voprosy istorii [History questions], 2008, № 3 [in Russian].
Fomin 2010 - Fomin V.V. Lomonosovofobija rossijskih normanistov [Lomonosovofobiya of the Russian normanist], in: Varjago-russkij vopros v istoriografii / Sb. statej i monografij / Sostavit. i red. V.V. Fomin [Varyago-russky a question in the historiography / Collection of articles and the monographs / Originator and editor V.V. Fomin], Moscow, 2010 [in Russian].
Istoriografija 1961 - Istoriografija istorii SSSR. S drevnejshih vremen do Velikoj Oktjabr’skoj socialisticheskoj revoljucii / Pod red. V.E. Illerickogo i I.A. Kudrjavceva [History USSR historiography. Since
70
№1 ________________________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ _______________________________________2016
the most ancient times to the Great October socialist revolution / Under V.E. Illeritsky and I.A. Kudryavtsev’s edition], Moscow, 1961 [in Russian].
Ivanov 1843 - Ivanov N.A. Obshhee ponjatie o hronografah i opisanie nekotoryh spiskov ih, hranjashhihsja v bibliotekah s.peterburgskih i moskovskih [The general concept about chronographs and the description of their some lists which are stored in libraries St. Petersburg and Moscow], Kazan, 1843 [in Russian].
Janin 1984 - Janin V.L. Letopisnye rasskazy o kreshhenii novgorodcev (o vozmozhnom istochnike Ioakimovskoj letopisi) [Annalistic stories about a baptism of Novgorodians (about a possible source of the Ioakimovsky chronicle)], in: Russkij gorod (Issledovanija i materialy). Vyp. 7 [Russian city (Researches and materials). Release 7], Moscow, 1984 [in Russian].
Karamzin 1829 - Karamzin N.M. Istorija gosudarstva Rossijskogo. T. XII [History of the state Russian. Volume XII], St. Petersburg, 1829 [in Russian].
Karamzin 1989 - Karamzin N.M. Istorija gosudarstva Rossijskogo. T. I [History of the state Russian. Volume I], Moscow, 1989 [in Russian].
Kuz’min 1972 - Kuz'min A.G. Stat’ja 1113 g. v «Istorii Rossijskoj» V.N. Tatishheva [Article of 1113 in «History the Russian» of V.N. Tatishchev], in: Vestnik MGU [Bulletin of MSU], 1972, № 5 [in Russian].
Kuz’min 1981 - Kuz'min A.G. Tatishhev [Tatishchev], Moscow, 1981 [in Russian].
Kuznecov 2006 - Kuznecov A.A. Vladimirskij knjaz’ Georgij Vsevolodovich v istorii Rusi pervoj treti XIII v. Osobennosti prelomlenija istoch-nikov v istoriografii [The Vladimir prince Georgy Vsevolodovich in the history of Russia the first third of the 13th century. Features of refraction of sources in a historiography], Nizhny Novgorod, 2006 [in Russian].
Majorov 2006 - Majorov A.V. O Polockoj letopisi V.N. Tatishheva [About the Polotsk chronicle of V.N. Tatishchev], in: Trudy otdela drevnerusskoj literatury Instituta russkoj literatury Ros-sijskoj Akademii nauk. T. 57 [Works of department of Old Russian literature of Institute of the Russian literature of the Russian Academy of Sciences. Volume 57], St. Petersburg, 2006 [in Russian].
Miljukov 1913 - Miljukov P.N. Glavnye techenija russkoj istoricheskoj mysli. Izd. 3-e [Main currents of the Russian historical thought. Edition third], St. Petersburg, 1913 [in Russian].
Miller 1996 - Miller G.F. O pervom letopisatele rossijskom prepodobnom Nestore, o ego letopisi i o prodolzhateljah onyja [About the first letopiyets the Russian Reverend Nestor, about his chronicle and about his successors], in: Miller G.F. Sochinenija po istorii Rossii. Izbrannoe / Sostavl., stat’ja A.B. Kamenskogo / Primechanija A.B. Kamenskogo i O.M. Medushevskoj [Compositions on stories of Russia. Favourites / Drawing up, article A.B. Kamensk / Notes A.B. Kamensk and O.M. Medushevskoy], Moscow, 1996 [in Russian].
Miller 2006 - Miller G.F. O narodah izdrevle v Rossii obitavshih [About the people since ancient times in Russia living], in: Miller G.F. Izbrannye trudy / Sost., stat’ja, primech. S.S. Ilizarova [Chosen works / Drawing up, article, notes S.S. Ilizarov], Moscow, 2006 [in Russian].
Moiseeva 1967 - Moiseeva G.N. Iz istorii izuchenija russkih letopisej v XVIII veke (Gerard-Fridrih Miller) [From history of studying of the Russian chronicles in the 18th century (Gerard-Friedrich Miller)], in: Russkaja literatura [Russian literature], 1967, № 1 [in Russian].
Moiseeva 1971 - Moiseeva G.N. Lomonosov i drevnerusskaja literatura [Lomonosov and Old Russian literature], Leningrad, 1971 [in Russian].
Pekarskij 1870 - Pekarskij P.P. Istorija imperatorskoj Akademii nauk v Peterburge. T. I [History of imperial Academy of Sciences in St. Petersburg. Volume I], St. Petersburg, 1870 [in Russian].
Peshtich 1961 - Peshtich S.L. Russkaja istoriografija XVIII veka. Ch. I [Russian historiography of the XVIII century. Part I], Leningrad, 1961 [in Russian].
Peshtich 1965 - Peshtich S.L. Russkaja istoriografija XVIII veka. Ch. II [Russian historiography of the XVIII century. Part II], Leningrad, 1965 [in Russian].
Rybakov 2007 - Rybakov S.V. Tatishhev v zerkale russkoj istoriografii [Tatishchev in a mirror of the Russian historiography], in: Voprosy istorii [History questions], 2007, № 4 [in Russian].
Schlozer 1768 - Schlozer A.L. Probe russischer Annalen [Examples of the Russian chronicles], Bremen, Gottingen, 1768 [in German].
Shlecer 1809 - Shlecer A.L. Nestor. Ch. I [Nestor. Part I], St. Petersburg, 1809 [in Russian].
71
№1 _______________________________ ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОРМАТ ______________________________________2016
Shlecer 1875 - Shlecer A.L. Obshhestvennaja i chastnaja zhizn’ Avgusta Ljudviga Shlecera, im samim opisannaja [Public and private life of Augustus Ludwig Shletser, him described], St. Petersburg, 1875 [in Russian].
Solov’ev 1901 - Solov'ev S.M. Pisateli russkoj istorii XVIII veka [Writers of the Russian history of the 18th century], in: Sobranie sochinenij S.M. Solov’eva [Collected works of S.M. Solovyov], St. Petersburg, 1901 [in Russian].
Stefanovich 2007 - Stefanovich P.S. «Istorija Rossijskaja» V.N. Tatishheva: spory prodolzhajutsja [«History Russian» of V.N. Tatishchev: disputes continue], in: Otechestvennaja istorija [National history], 2007, № 3 [in Russian].
Stefanovich 2008 - Stefanovich P.S. Volodar’ Peremyshl’skij v plenu u poljakov (1122 g.): istochnik, fakt, legenda, vymysel [Volodar Peremyshlsky in captivity at Poles (1122): source, fact, legend, fiction], in: Drevnjaja Rus’. Voprosy medievistiki [Old Russia. The Questions of Middle Ages], 2008, № 4 (26) [in Russian].
Tatishhev 1962 - Tatishhev V.N. Istorija Rossijskaja s samyh drevnejshih vremen. T. I [The history Russian since the most ancient times. Volume I], Moscow; Leningrad, 1962 [in Russian].
Tatishhev 1964 - Tatishhev V.N. Istorija Rossijskaja s samyh drevnejshih vremen. T. IV [The history Russian since the most ancient times. Volume IV], Moscow; Leningrad, 1964 [in Russian].
Tatishhev 1968 - Tatishhev V.N. Istorija Rossijskaja s samyh drevnejshih vremen. T. VII [The history Russian since the most ancient times. Volume VII], Leningrad, 1968 [in Russian].
Tatishhev 1979 - Tatishhev V.N. Izbrannye proizvedenija [Chosen works], Leningrad, 1979 [in Russian].
Tihomirov 1962 - Tihomirov M.N. O russkih istochnikah «Istorii Rossijskoj» [About the Russian sources of «History the Russian»], in: Tatishhev V.N. Istorija Rossijskaja s samyh drevnejshih vremen. T. I [The history Russian since the most ancient times. Volume I], Moscow; Leningrad, 1962 [in Russian].
Ustrjalov 1863 - Ustrjalov N.G. O sisteme pragmaticheskoj russkoj istorii [About system of pragmatical Russian history], St. Petersburg, 1836 [in Russian].
Vinter 1960 - Vinter Je. Neizvestnye materialy o A.L. Shlecere [Unknown materials about A.L. Shletsere], in: Is-toricheskij arhiv [Historical archive], 1960, № 6 [in Russian].
Zhuravel’ 2004 - Zhuravel' A.V. Eshhe raz o «tatishhevskih izvestijah» (hronologicheskij aspekt) [Once again about «tatishchevsky news» (chronological aspect)], in: Otechestvennaja kul’tura i istoricheskaja mysl’ XVIII-XX vekov / Sb. statej i materialov. Vyp. 3 [Domestic culture and historical thought of the 18-20th centuries / Collection of articles and materials. Release 3], Bryansk, 2004 [in Russian].
Zhuravel’ 2006 - Zhuravel' A.V. Novyj Gerostrat, ili U istokov «modernoj istorii» [The new Fame-thirsty person, or At sources of «moderny history»], in: Sbornik Russkogo istoricheskogo obshhestva. T. 10 (158) Rossija i Krym [Collection of the Russian historical society. Volume 10 (158). Russia and Crimea], Moscow, 2006 [in Russian].
Фомин Вячеслав Васильевич - Доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой отечественной истории Липецкого государственного педагогического университета (Липецк, Россия). Fomin Vyacheslav - Doctor of historical sciences, Professor, Head of the Department of national history of the Lipetsk state pedagogical university (Lipetsk, Russia).
E-mail: [email protected]
72
