CC BY
31
Столетний юбилей патриарха отечественного киноведения
(к 100-летию со дня рождения выдающегося исследователя истории мирового и отечественного кино Ростислава Николаевича Юренева)
О.А. Баранов,
профессор, кандидат искусствоведения, заслуженный учитель России
Аннотация. В статье анализируется творчество известного российского киноведа и медиапедагога Р.Н.Юренева (1912-2002) в связи с его столетним юбилеем.
Ключевые слова: Юренев, киноведение, кинообразование.
The centenary of the patriarch of national film studies
Prof. Dr. Oleg Baranov, honored teacher of Russia
Abstract. This article about famous Russian film critic and media educator - Prof. Dr. Rostislav Yurenev (1912-2002).
Keywords: Yurenev, film education, film critic.
«Он нужен нам, он будет нужен нам долго и долго» (Армен Медведев)
Недавно, совсем случайно (а может быть, и нет!) раздался телефонный звонок из Союза кинематографистов РФ и милый женский голос уведомил, что я теперь являюсь членом гильдии организаторов производства, куда отнесены все педагоги и ей, как референту, хоте-
лось бы более подробно узнать о том педагоге, который был принят в Союз самым первым еще в 1976 году. В ходе разговора выясняется, что оба телефонных собеседника - ученики Р.Н. Юренева. Совершенно неожиданно задается вопрос: «Вы видели уникальную книгу воспоминаний Ростислава Николаевича, которую подготовила к печати Л.Н.Джулай?» К сожалению, не видел, т.к. ни в продаже в
магазинах, ни в библиотеках моего города Твери она не появлялась...
В опубликованных мною мини-портретах выдающихся деятелей киноискусства, сыгравших большую роль в определении тверской модели кинообразования, в материале, посвященном РН. Юреневу была фраза «... Уже в преклонном возрасте, продолжая работать со студентами во ВГИКе Ростислав Николаевич прислал письмо, где объяснил мне, почему он решился жениться на своей аспирантке, и просил понять и принять его решение: смерть любимой жены, потеря сына, трагические обстоятельства с внуком, привели к страшному одиночеству. Ему был нужен человек, который мог бы поддержать его в трудный период ...») [Баранов, 2010].
Этим человеком была Л.Н. Джу-лай, которая совместно с З.В. Новик подготовили к печати прекрасную книгу [Юренев, 2007].
Я разыскал адрес Л.Н. Джулай, послал письмо с просьбой помочь в приобретении книги, и буквально через неделю книга почтовой бандеролью была у меня в руках. Тут же на почте начал знакомиться с книгой и был поражен, прежде всего, прекрасным полиграфическим оформлением. Книга уникальна! С огромной любовью, вкусом подобраны фотографии из архива РН. Юренева и Л.Н.Джулай. Книге предпослана интереснейшая статья Ар-мена Медведева «Параллели сходятся за горизонтом» (кстати, А. Медведев неоднократно встречался с моими ребятами-киноклубниками, его книги с дарственными надписями теперь хранятся в отделе редких книг научной библиотеки Тверского Государственного уни-
верситета), в которой автор подчеркивает, что РН. Юренев никогда не терялся на фоне окружающей его жизни, какой бы она не была. Ясность, определенность, иногда даже жесткость позиции отличают любую из его заметных статей и рецензий. А таких у него множество. Свой кинематограф Ростислав Николаевич обустраивал и защищал, подчас конфликтуя с окружающими, часто людьми ему близкими, безмерно его уважающими.
Определяя сверхзадачу свой работы, Ростислав Николаевич замечает: «Ценность мемуаров зависит обычно от значимости описываемых лиц. Я знавал очень многих. Весь мир советского кино с тридцатых по восьмидесятые годы. Поэтов, музыкантов, историков. Но не о них хочется писать, а о себе. О незначительном. Об иронически и покорно признавшем себя неудачником - русском интеллигенте. Эпохи жестокой, тревожной и неповторимой» [Юренев, 2007, с. 15].
Под впечатлением последней фразы за очень короткое время прочел книгу. Многое из прочитанного было известно мне и ранее, но жестокая, тревожная и неповторимая эпоха открылась передо мною совершенно в ином ракурсе: она стала моей, хотя в определенные периоды я не был ее участником, и многое проходило вне поля моего зрения. Эпоха отражалась через анализ творчества крупнейших мастеров отечественного кинематографа, атмосферу личностных контактов.
На каждой странице книги перед читателями предстают уникальные личности: писатели, поэты, актеры, режиссеры, композиторы. Кажется, что эти деятели искусства
известны тебе, но одна-две особые юреневские фразы в характеристике их творчества, взаимоотношений с окружающими людьми, особенностей политической ситуации в стране и перед тобой совершенно иной, скажем, А.П. Довженко, творчество которого было досконально изучено моими учениками и мною в киноклубе, носящем его имя:
«Я бывал на съемках и у вспыльчивого, шумного Пырьева, и у леденяще вежливого и спокойного Юткевича, и у еще более спокойного, но приветливого Райзмана, и у некоторых других. Работа Довженко и удивляла, и огорчала меня: смертельно усталый, угнетенный, он словно чувствовал себя в павильоне чужим и непонятым. Все его раздражало - и возня осветителей с мигающими «зигами» и хлопоты гримеров с размягчающимся гума-зом и текущими ресницами на лицах актеров, и сами актеры, уныло проговаривающие казенный анти -морганистский текст (имеется ввиду пересъемки фильма «Мичурин»), и более всего этот текст, который надо было как-то опоэтизировать, украсить, но под светом, перед объективом, да и дома, за письменным столом, это сделать он не мог Операторы работали дружно, умело. Косматов приникал к глазку аппарата, Кун тихо командовал осветителями. Довженко, по-моему, и эта слаженная работа раздражала. Он дергался, глубоко, болезненно вздыхал, неожиданно вскрикивал: «Стоп!» - и, остановив съемку, не сразу находил к чему бы придраться. Он показался мне не профессиональным кинорежессе-ром, а поэтом, мечтателем, подневольно попавшим в киношную суе-112
ту и глубоко уязвленного всем происходящим! [Юренев, 2007, с.545].
Да, трагична судьба этого художника, его фильмы сложны для восприятия, особенно для молодого зрителя, но именно его жизнь и наследие стало для тверских школьников из руководимого мною киноклуба своеобразной путевкой во взрослую жизнь. И толчком к поиску системы работы по овладению учащимися сложного мира кинематографии стали встречи и письма Р.Н. Юренева.
Первая такая встреча была на его старой коммунальной квартире в Брюсовском переулке, о которой он вспоминает: «Осенью 1922 года мы получили две светлые комнаты на седьмом этаже унылого кирпичного дома в Брюсовском переулке. Но в окно, слева от восьмиэтажной соседней коробки, сиял, как солнце, слепил, покорял, возносил Золотой шлем храма Христа Спасителя. Надо было слегка подвинутся, чтобы увидеть, но все равно - он входил в наш новый дом, он воссиял в нем, он внес величие и красоту. ...В домах «Правды» я прожил сорок лет, до 1962 года» [Юренев, 2007, с.36].
«Унылый кирпичный дом. Но в окно слева, как солнце слепил, покорял, возносил.» Поражает вот это удивительное сочетание темного и светлого, которое красной нитью проходит в описании всех событий, участником которых был Ростислав Николаевич.
Первые части книги - это рассказ автора о поиске своего места в жизни, поиске жизненных ориентиров юности, имеющих дворянское происхождение (родословная Юре-невых ведется с 1355 года), родители которого остались в России, но
не смогли принять то, что происходило вокруг них. Некоторые родственники были репрессированы...
Мемуары Р.Н. Юренева - истовое, всепоглощающее желание разобраться в собственной судьбе, в обстоятельствах, которые ее формировали, причем формировали очень жестко. Читатель непроизвольно становится участником удивительно сложно, нередко неожиданной картины жизни Страны Советов в довоенную и послевоенную пору, что очень важно сегодня, когда постоянно меняется содержание школьных учебников истории.
Представляют огромный интерес творческие портреты корифеев отечественного кинематографа - С. Эйзенштейна, В. Пудовкина, А. Довженко, М. Ромма, С. Юткевича, Г. Александрова и Л. Орловой, И. Пырьева и др. Они уникальны по своей сути, по манере подачи материала, авторской позиции. Удивительно тонко, я бы сказал изящно, описывает Р.Н. Юренев свои встречи с патриархом Алексием: «В далекие шестнадцатый-восемнад-цатый годы в Великом Новгороде епископ Алексий был другом моего отца, бывал у нас в доме, шутливо ухаживал за мамой, разговаривал с ней по-французски, и, благословляя, никогда не давал поцеловать руки ...» [Юренев, 2007, с.460].
Понимаешь после прочитанного материала многие тонкие детали в характеристике сущности не только классических кинопроизведений, но и ту атмосферу домашнего быта, близких и дорогих художникам людей, их высочайшую интеллигентность. Вспоминаю, как А.А. Пудовкина в достаточно преклонном возра-
сте, выступая на школьной конференции, посвященной анализу творчества ее мужа, одним удивительно тонким движением руки поправила на своих плечах норковое манто и мгновенно завладела вниманием мальчишек и девчонок, убрав временную дистанцию. Понимаешь, почему столь резка в своих суждениях была Ю.И. Солнцева; почему знаменитый И.А. Пырьев, несмотря на свою огромную занятость, отвечал на письма тверских школьников, организовывал удивительно интересные творческие встречи кино-клубников с выдающимися мастерами отечественного кино. Эти и многие другие вопросы я ставил перед собой, когда писал минипортреты кинематографистов для журнала «Медиаобразование».
Конечно, все, кого вспоминает Р.Н. Юренев, словно бы возвращаются к нам из-за пелены времени. Безусловно, молодым читателям события и судьбы, воссозданные в книге, могут показаться занимательным архивом. Но для нынешних неравнодушных людей к вечным проблемам мира кино, к тайнам его движения и развития воспоминания Ростислава Николаевича окажутся материалом благодатным. В своих книгах, статьях, в общении с учениками он блистал.
Только один пример. 1962 год. Я аспирант НИИ художественного воспитания Академии педагогических наук. А научного руководителя нет, так как нет специалистов по проблеме киновоспитания юного зрителя. Мне было предложено искать научного руководителя самостоятельно. Предстояла творческая встреча киноклубников с
киноведом РН. Юреневым на его старой квартире в центре Москвы.
Хозяин квартиры был болен, но встреча не была отменена. Ребята знали, что мне нужен научный руководитель и по окончании встречи попросили Ростислава Николаевич взять под свою опеку молодого, мало что понимающего в науке аспиранта, на что неожиданно был получен положительный ответ. Школьники радостно закричали. В этот момент я приобрел на долгие годы прекрасного друга.
В начале нашей совместной работы не всё складывалось идеально: я просто боялся своего научного руководителя: он - аристократ, яркая звезда на кинематографическом небосклоне. А я? Провинциальный молодой учитель, который что-то сумел сделать не так, как все остальные учителя.
Вот это что-то Ростислав Николаевич пытался умело раскрутить, а я не всегда правильно его понимал. Диссертация делалась на стыке педагогики и искусствоведения, но должна быть педагогической. Мы шли непроторенными путями, что было достаточно трудно: отсутствовала литература по проблеме, не было в стране многообразного опыта, практически всё выстраивалось на личном эксперименте. Теоретическая часть шла с огромным трудом. Я решил прекратить работу над диссертацией. Зачем она мне? Я успешный учитель и мне этого достаточно.
Ростислав Николаевич дал мне возможность понять, что работа над диссертацией требует определенной самоотдачи. Увидев, что этой самоотдачи нет, он жестко взял меня в «свои объятия». Каждый вечер мы
встречались на его новой современной квартире в районе метро «Аэропорт», оформление которой убеждало в том, что мой руководитель имеет глубокие дворянские корни: редкие картины, портреты предков, архистаринное кресло, стоящее, по часто повторяемым рассказам, в юре-невском кабинете, с надписью на спинке: «Тише едешь - дальше будешь», а на кухне изумительная коллекция изделий из гжели, которую кропотливо, с огромным вкусом собирала его умнейшая, очаровательная жена Тамара Иосифовна. Ей автор мемуаров посвящает целую главу «Тамара». Если бы все мужчины могли бы так восторженно говорить о своей жене, то, наверное, мы часто не вспоминали о проблеме демографии в нашей стране.
Встречаясь с Ростиславом Николаевичем по поводу обсуждения написанного, мы подолгу говорили о жизни, ее отражении в произведениях искусства, обсуждали не только то, что написал диссертант, но те или иные главы из его новых книг Очень многие материалы нашли отражение в мемуарах. Он умел видеть во мне собеседника.
Считают, что РН. Юренев выражал в киноведении партийные идеи. Никогда не соглашался с этим мнением. Внимательно прочтя его мемуары, читатель сам найдет ответ о тех идеях, которые выражал автор. Он был разносторонне одаренным человеком, всегда имел свою точку зрения и выражал ее на страницах печати.
Искренняя дружба связывала Р.Н. Юренева с патриархом киноведения профессором Н.А. Лебедевым. С моей точки зрения, эти два
гиганта киноведения обогащали друг друга. По их рекомендации в 1976 году я был принят в Союз кинематографистов СССР
Ростислав Николаевич умело поддерживал человека в очень трудных ситуациях и того же требовал от других людей. Когда в своё время моя диссертационная работа была готова, то обнаружилось, что в НИИ художественного воспитания нет диссертационного совета, и необходимо было передать диссертацию в другой НИИ. Там необходимо было сдать новый кандидатский экзамен по специальности. Но потом сказали, что в диссертационном совете нет специалистов по проблеме. Так пришлось пройти «три круга ада».
Ростислав Николаевич не выдержал этих издевательств и сказал, что за три месяца необходимо убрать из диссертации всю педагогику и сделать ее искусствоведческой, чтобы защищаться во ВГИКе, в котором он провел значительную часть своей жизни, о чем прекрасно пишет в своих мемуарах.
Удивительно, что в главе XXX «Ромм» есть описание собственных мытарств Р.Н. Юренева в поиске оппонентов по защите докторской диссертации в 1961 году, ибо кроме Л.В. Кулешова из киноведов в тот период докторской степени не имел никто. Но оппонентом мог быть профессор без степени, но носящий почетное звание. Таким был М.И. Ромм. Вот как описывается ситуация: «. Но когда понял ситуацию - согласился. Пухлый том прочел за несколько дней. Позвонил, чтобы одобрить. И - улетел куда-то, кажется в Молдавию, на
съемки «Девяти дней одного года».
Я понимал, что значит для режиссера - оторваться от съемок. Я знал, что снимает Ромм после пятилетнего перерыва - очень трудную, что важную для него картину о новом поколении советских людей, об атомной эпохе, о судьбе мира. Я слышал, как с непостижимой откровенностью говорил он во ВГИКе, что, переосмысляя всё им созданное, остался всем недоволен и хочет сделать фильм совсем по-новому, и это будет последняя и решающая ставка. И вот от этой ставки, от этой решающей картины, он отрывался, чтобы лететь в Москву, выступать по поводу диссертации, тема которой никак с его сегодняшними заботами не совмещается.
И он прилетел, позвонил, чтобы я не волновался. Пришел заранее, смотрел озабоченно - не очень ли я боюсь. Выступал первым, как всегда, легко, блестяще, остроумно» [Юренев, 2007, с.509].
Умение показать в своих работах нравственные начала своих коллег, героев их фильмов, происходящих событий, участником которых он был, - своеобразная визитная карточка автора.
Книгу надо читать и получать импульс энергии от человека, который обдумывает и судит то, с чем и с кем сталкивает его жизнь.
В своих мемуарах Р.Н.Юренев знакомит вас и со своими стихами, ведь он все-таки собирался быть поэтом, мечтал, но. не получилось. Судьбе было угодно подарить миру талантливого киноведа. Прекрасно, что он среди нас со своими удивительно интересными подходами к анализу сложных проблем мира.
