CC BY
80Р. 1 ВЕКТОРЫ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОЙ СТИЛИСТИКИ. СТИЛИСТИКА И РЕЧЕВЕДЕНИЕ
25. Шмелева Т. В. Речеведение: новгородские опыты // Ученые записки института непрерывного педагогического образования: в 2 кн. Великий Новгород, 2002. Кн. 1. Вып. 4. С. 18-94.
26. Шмелева Т. В. Речеведение // Культура русской речи: энцикл. словарь-справ. / Под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 565-566.
27. Шмелева Т. В. Дискурс и исследовательский инструментарий медиалингви-стики // Научные ведомости Белгородского гос. ун-та. Серия Гуманитарные науки. №18 (137). Вып. 15. 2012в. С. 200-207.
28. Шмелева Т. В. Медийное речеведение. Электронный сборник статей за 2010-2012 гг. // «Медиалингвистика-ХХ1 век». Режим доступа: Ьнр://гш. jf.spbu.ru/upload/flles/flle_1354569984_6705.pdf
Елена Александровна Баженова
Пермский государственный университет
Стилистика текста М. Н. Кожиной
В богатейшем научном наследии Маргариты Николаевны Кожиной значительное место принадлежит функционально-стилистической теории текста, представленной в работах последней четверти XX в. В этот период бурного развития лингвистики текста предметом исследования ученого становится стилистическая организация целого речевого произведения как представителя некоторого текстотипа, рассматриваемого в единстве его поверхностно-речевой и содержательно-смысловой сторон. От других исследовательских подходов в лингвистике текста эту концепцию отличает междисциплинарный анализ, специальное изучение экстралингвистической детерминированности текста и его коммуникативно целесообразной организации в той или иной сфере общения.
Прежде всего следует отметить, что М. Н. Кожина предложила различать два субуровня анализа текста [Кожина, 1996]. Первый уровень соотносится с осмыслением текста в качестве «надстройки» над дотекстовыми ярусами языковой системы. В этом случае текст интерпретируется как линейная цепь высказыва-
ний, обладающая определенной грамматической структурой и реализующая логические законы развития мысли. Однако учет лишь грамматических связей синтаксических и суперсинтаксических единиц оказывается, по мнению исследователя, явно недостаточным для анализа текста как речевого произведения. Полемизируя с Х. Вайнрихом, В. Дресслером, М. Хэллидеем и другими исследователями грамматики текста, М. Н. Кожина называет последнюю «узколингвистической», «ограниченной рамками языковой системы», ведь грамматический уровень анализа текста не позволяет осмыслить его в качестве единицы коммуникации. В подтверждение сказанного приведем цитату: «Учет грамматических форм связей высказываний и других <.. .> текстовых единиц оказывается недостаточным для анализа целого текста (произведения), его композиционно-коммуникативной (содержательной) структуры. Выход за пределы отдельного высказывания в целый текст (произведение) сопряжен с качественно иным подходом к тексту, когда интралингвистического контекста (как и одних языковых знаний) недостаточно для объяснения многих существенных сторон изучаемого феномена, когда необходим выход в широкий экстралингвистический контекст» [Кожина, 1995, с. 38].
Для продвижения к «верхнему» уровню анализа текста потребовалось осознание того, что единицы языка реализуют в тексте не только свои системные свойства, т. е. находятся в линейных (синтагматических) связях, заданных правилами языковой комбинаторики, но вступают и в иные — собственно коммуникативные — отношения, мотивированные задачами общения. Коммуникативно обусловленные связи языковых единиц формируют, в терминологии М. Н. Кожиной, «стилистико-речевую системность текста» [Кожина, 1996, с. 35] — его важнейший онтологический признак.
Четкая логика рассуждений, последовательно речеведческая позиция, а также приложение к тексту ключевого для функциональной стилистики понятия речевой системности в ее экстралингвистической обусловленности приводят М. Н. Кожину к обоснованному выводу, что «верхний» уровень анализа текста изна-
чально был и остается предметом изучения в функциональной стилистике, которая, «во-первых, исследует целые тексты и их стилевую типологию, во-вторых, анализирует их в единстве поверхностной и содержательно-коммуникативной сторон текста, причем в широком экстралингвистическом (социокультурном) аспекте» [Кожина, 1996, с. 50].
Разграничивая «нижний» и «верхний» уровни анализа текста, М. Н. Кожина в то же время подчеркивает, что при всей существенности различий между ними нет жестких границ: «Напротив, <.> можно говорить о том, что первый текстовый субуровень представляет собою своего рода переходное явление, связующее звено между языком как системой и собственно текстом, целым текстом (произведением). Именно в нем происходит перестройка статики языка в динамику речи, и потенции функционального аспекта языка и его коммуникативной функции начинают превращаться в реальность функционирования. Однако последнее д е й с т в и т е л ь н о (разрядка автора — Е. Б.) актуализируется на следующем уровне — уровне целого текста в конкретных сферах общения» [Кожина, 1996, с. 53].
Для М. Н. Кожиной было очевидно, что продвижение в анализе текста от низшего уровня к высшему связано с определенным «удалением» от текста как языкового явления и «выходом» в социокультурный контекст, который оказывает закономерное влияние на лингвостилистическую организацию речевого произведения. Именно «выход» за рамки лингвистических границ позволяет, по убеждению ученого, понять и адекватно интерпретировать феномен текста в его собственной речевой природе. Иными словами, тенденция к укрупнению текста как предмета исследования сочетается в функциональной стилистике с углублением его анализа, предполагающим изучение речевой организации текста и механизмов текстообразования, типичных для определенной коммуникативной сферы (научной, художественной, деловой, разговорной и др.). Лингвостилистический анализ, подчеркивает М. Н. Кожина, не может ограничиваться лишь описанием инвариантных текстовых единиц (высказываний, СФЕ, абзацев и других средств суперсинтаксического уровня), но требу-
ет выявления специфичных, выработанных в конкретной сфере общения стилистико-текстовых структур, текстовых компонентов, стратегий их использования, а также архитектоники и композиции произведения в качестве формы для выражения содержания [Там же, с. 83].
Еще одно программное положение М. Н. Кожиной, важное для понимания сформулированных ею задач стилистики текста, дает яркое представление об индивидуальной речевой манере автора. С какой интеллектуальной экспрессией написаны работы Маргариты Николаевны, посвященные проблемам текста! «Целый текст нельзя осмыслять (и изучать) вне его смысловой, содержательной стороны, невозможно (просто недопустимо) не учитывать целого ряда его коммуникативных параметров: замысла, концепции, цели общения, фонда знаний коммуникантов, субъекта речи, адресата и др., а на поверхностном уровне — текстовой организации, композиции, принципов и приемов развертывания текста, обусловливаемых указанными и другими экстралингвистическими факторами» [Кожина, 1995, с. 37].
Для более точного изложения функционально-стилистической концепции текста необходимо остановиться на разграничении М. Н. Кожиной понятий «текст» и «целый текст». «Текст» в ее концепции определяется в русле грамматики текста — как собственно языковой феномен, единица высшего уровня языковой системы. «Целый текст» — это речевое произведение, т. е. единица коммуникации, наделенная новыми свойствами. По мнению ученого, необходимость различения данных понятий диктуется тем, что именно целый текст характеризуется признаками, качественно отличающими его от единиц языковой системы. Во-первых, только целый текст может полностью выразить авторский замысел, концепцию, т. е. обладает смыслом, несводимым к сумме значений составляющих его языковых единиц. Смысловое приращение текста проявляется в его особой организации, обусловленной не только языковыми законами, но и экс-тралингвистически. Исходя из этого текстовая структура может быть понята лишь в рамках целого произведения, к тому же с учетом широкого социокультурного контекста. Именно поэтому, пи-
шет М. Н. Кожина, «целый текст (произведение) перестает быть чисто лингвистическим феноменом <...>, „перерастая" (разрядка автора. — Е. Б.) в нечто большее и более сложное, в частности в явление культуры» [Кожина, 1996, с. 59].
Во-вторых, только в целом тексте находит отражение структура речевого акта, поэтому могут быть выявлены признаки взаимодействия коммуникантов. В-третьих, именно целый текст характеризуется речевой системностью, в которой эксплицируется как структура речевого акта, так и целеустановка текста (замысел, концепция, определяющие его организацию) [Кожина, 1996, с. 61].
Наконец, только целому тексту присуща особая организация, которой не имеют ни его строевые элементы, ни — тем более — языковые единицы дотекстовых уровней. Этой организации «свойственны признаки определенной композиции и архитектоники, взаимодействия типов повествования, системообразующее отражение специфики мышления и деятельности в соответствующей сфере общения, к которой относится данный текст» [Кожина, 1996, с. 62]. М. Н. Кожина подчеркивает: «Речевая системность целого текста пронизывает всю текстовую „ткань" произведения, что и создает истинную системность последнего, когда стилистически значимыми оказываются все языковые средства (включая дотекстовые единицы), задействованные в этой текстовой организации» [Кожина, 1996, с. 63-64]. Перечисленных качеств нет у текста как уровня языковой системы, они характеризуют лишь целое произведение и могут быть структурированы и осмыслены исключительно в аспекте целого текста (или типологии текстов).
Разрабатывая функциональную стилистику текста, М. Н. Кожина опирается на положения других направлений коммуникативной лингвистики, прежде всего семантики текста (А. Н. Новиков, Г. В. Колшанский и др.), прагматики (ван Дейк и др.), психолингвистики (А. А. Леонтьев, Ю. А. Сорокин и др.) и лингвосо-циопсихологии (Т. М. Дридзе), однако обогащает понятие текста принципиально новым содержанием. Например, в отличие от семантики текста, для лингвостилистики структура текста не сво-
дится лишь к его содержательно-тематической и денотатной организации. М. Н. Кожина рассматривает экстралингвистическую основу текста шире, понимая под ней всю совокупность когнитивных, психологических, социальных и культурных факторов, влияющих на текстообразование и функционирование текста в коммуникации. Исходя из этого, главным для стилистики становится вопрос, каким образом различные коммуникативно-познавательные процессы в их широком экстралингвистическом контексте отражаются в языковой и смысловой организации текста, обусловливая его стилевую специфику.
Освещение теории текста, созданной основоположником российской функциональной стилистики, было бы неполным без упоминания о разработанных М. Н. Кожиной текстовых категориях нового типа, названных ею «функциональными семантико-стилистическими категориями» (ФССК). Функционально-стили-стический подход к целому тексту как единице общения привел к необходимости переосмыслить само содержание понятия «текстовая категория». Внимание стилистов сфокусировалось не на универсальных, системно-языковых, категориальных параметрах текста, уже описанных в грамматике текста (когезия, когерентность, модальность и др.), а на его специфических, системно-речевых параметрах, связанных с реализацией в тексте определенного функционального стиля. Под ФССК М. Н. Кожиной понимается «система разноуровневых средств (включая текстовые), объединенных функционально-семантически на текстовой плоскости (в целом тексте, типе текстов одного функционального стиля), т. е. выполняющих какую-либо определенную функцию, реализующую тот или иной категориальный признак данного текста как представителя соответствующего функционального стиля» [Кожина, 1998, с. 10-11]. Как видим, текстовые категории интерпретируются М. Н. Кожиной в их глубокой взаимосвязи с экстралингвистическими условиями коммуникации, при этом экстралингвистика выступает как детерминирующий фактор по отношению к структурному и содержательно-смысловому качеству категории. ФССК являются текстовыми в полном смысле этого слова,
поскольку они определяют общие и существенные — действительно категориальные — признаки текста той или иной стилевой разновидности. Именно ФССК стали стилистическим «инструментом» анализа целого речевого произведения, поскольку они отражают, с одной стороны, характер речемышления в определенной сфере общения, с другой — направленность текста на максимально эффективную коммуникацию.
В конце XX в. М. Н. Кожина писала: «Теория текстовых категорий еще не сложилась: она требует дальнейшего теоретического осмысления и конкретных исследований, в том числе разработки принципов систематизации известных текстовых категорий» [Кожина, 1998, с. 14]. Вместе с тем блестящим примером описания стилистической текстовой категории стала книга самой М. Н. Кожиной «О диалогичности письменной научной речи» (Пермь, 1986). Позднее ученики Маргариты Николаевны в своих диссертациях исследовали и другие категории научного текста — ФССК оценки, логичности, гипотетичности, преемственности знания, акцентности, точности, категоричности / некатегоричности, экспрессивности [см.: Очерки., 1998], а в дальнейшем — плотности (М. П. Ко-тюрова) и толерантности (Н. В. Соловьева). Таким образом, благодаря концепции М. Н. Кожиной категориальная лингвистика текста обогатилась новым содержанием, связанным с пониманием экстралингвистической обусловленности текстовых категорий, описанием закономерностей их функционирования в целом тексте, а также выявлением их текстоо-бразующей роли.
К сожалению, рамки статьи ограничивают возможность более полно представить новаторские идеи большого ученого относительно феномена текста, определившие развитие рече-ведения на много лет вперед. Но и этот краткий очерк позволяет сделать вывод, что функционально-стилистическая теория текста М. Н. Кожиной знаменовала качественный скачок отечественного языкознания в понимании коммуникативной природы текста и закономерностей его лингвостилисти-ческой организации.
Литература
1. Кожина М. Н. Актуальные проблемы стилистики текста в аспекте современной теории языка // Теоретические проблемы стилистики текста: Тезисы докладов. Казань, 1985. С. 5-7.
2. Кожина М. Н. О диалогичности письменной научной речи. Пермь, 1986.
3. Кожина М. Н. Целый текст как объект стилистики текста // 81уН$1ука - IV. 1995. С. 33-54.
4. Кожина М. Н. Соотношение стилистики текста со смежными дисциплинами // Очерки истории научного стиля русского литературного языка ХШП-ХХ вв. Т. II.
4. 1: Стилистика научного текста (общие параметры). Пермь, 1996. С. 11-29.
5. Кожина М. Н. Общая характеристика текстовых категорий в функционально-стилевом аспекте // Очерки истории научного стиля русского литературного языка ХШП-ХХ вв. Т. II. Ч. 2: Категории научного текста: Функционально-стилистический аспект. Пермь, 1998. С. 3-15.
6. Очерки истории научного стиля русского литературного языка XVШ-XX вв. Т. II. Ч. 1. Стилистика научного текста (общие параметры). Пермь, 1996; Ч. 2. Категории научного текста: Функционально-стилистический аспект. Пермь, 1998.
Лилия Рашидовна Дускаева
Санкт-Петербургский государственный университет
Стилистический интент-анализ
как вектор изучения речевых разновидностей
В славянской стилистике стиль — чрезвычайно подвижное понятие, с весьма разнопланово определяемой семантикой [см. об этом: Гайда, 2009; Кожина и др., 2008]. С. Гайда пишет, что, несмотря ни на какие обстоятельства, это понятие «держится стойко. Оно оказывается — интуитивно (?) — полезным, и сторонникам строгого научного языка «убить» его не удалось. К стилю обращаются вновь и вновь, вспоминая старые (все еще живые) концепции и создавая новые» [2009: 18]. Аналогична позиция М. Н. Кожиной: «По-видимому, не одно, а несколько различных определений стиля — явление оправданное; нужно только всегда строго различать, о каком аспекте исследований идет речь» [Кожина и др., 2008 с. 84].
