CC BY
644
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 21 (312).
Филология. Искусствоведение. Вып. 80 . С. 125-130.
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ТЕКСТОВ ПЕЧАТНЫХ СМИ
КАК ФОРМЫ МЕДИАВИРУСА
Рассматривается проблема стилистических особенностей материалов современных российских качественных печатных изданий в контексте коммуникативных стратегий, влияющих на формирование речевого поведения и представлений о норме у реципиентов СМИ. Выделяются основные тенденции развития массмедиа, влияющие на выбор языковых средств современными публицистами.
Ключевые слова: журналистика, медиатекст, медиавирус, стилистика, интертекстуальность, «иронический цинизм», «словомейкерство».
Начало бытования ставшего уже сегодня привычным слова «медиавирус» связано с выходом в 2003 г. книги Д. Рашкоффа «Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание». В этой монографии рассматриваются условия жизни человека в новой реальности - «инфосфере», когда «медиавирусы распространяются точно так же, как биологические вирусы в организме-хозяине или в целом сообществе организмов» [13. С. 14]. Сегодня воздействие этих вирусов (Д. Рашкофф называет их еще «умными наркотиками») воспринимается как потребность в постоянном потоке важной и интересной информации. И, безусловно, результатом «заражения» следует признать трансформацию речевого поведения представителей разных социальных групп, которая напрямую зависит от влияния текстов СМИ. Представляется интересным проследить, какие особенности лексического и стилистического оформления медиатекстов сегодня особенно активно влияют на речевое поведение реципиента.
Как известно, любой текст имеет прагматическую составляющую, а в текстах средств массовой коммуникации она доминирующая. Журналистский, и особенно публицистический, текст всегда имеет целью воздействие на адресата. Практика СМИ сформировала уже целую систему стратегий и тактик воздействия, убеждения. Важнейшую роль в этом процессе играют языковые средства, что достаточно подробно исследуется в монографии
О. С. Иссерс «Коммуникативные стратегии и тактики русской речи» [7]. Социальная сущность языка, его коммуникативная функция не вызывают сомнения. Язык СМК живо реагирует на процессы, происходящие в обществе, и в то же время во многом формирует систему ценностных и других представлений: «Имен-
но СМИ оказывают решающее влияние на формирование, сознание и поведение членов общества» [10. С. 14]. Читатель, воспринимая информацию, закодированную в том или ином тексте, движется от плана выражения к плану содержания, поэтому именно от плана выражения зависит, насколько точно будет воспринята авторская мысль, насколько адекватной будет реакция на эту информацию.
Языковую модальность точно характеризует Г. Я. Солганик: «В процессе порождения текста происходит согласованность модальных значений высказываний. Поэтому текстовая модальность - важнейшая категория текста, образующая его семантическую основу, определяющая отношение производителя речи к действительности и к самой речи и выражающая тем самым установку на характер изложения, обуславливающая строй и тон речи, ее стилевые качества, отбор языковых и стилистических средств» [16. С. 20]. Поэтому анализ языковых средств, которые выбрал автор, позволяет понять его цель, его отношение к объекту исследования, а также выявить общие закономерности использования тех или иных средств языка. Общая тональность материалов СМИ, определяющая их особенности, проявляется именно на лексико-стилистическом уровне.
Можно выделить несколько тенденций, влияющих на типологические и видовые характеристики современного медиатекста. Прежде всего, это коммерциализация, массовизация, дифференциация, персонификация. Не менее заметно сегодня и влияние эстетики постмодернизма, исследованию взаимодействия которого с коммуникативными особенностями современного медиатекста посвящены работы Ж. Бодрийяра, И. П. Ильина, С. И. Сметаниной [3; 6; 15] Вот, например, к каким выводам приходит А. А. Негрышев: «Стилистические
особенности медиатекста, вытекающие из принципов постмодернистского письма, служат не столько “эстетизации” медиаобращения, сколько оптимизации коммуникативного воздействия посредством более доступных и в то же время менее распознаваемых его форм. Автор и / или издание, практикующие постмодернистскую манеру письма, стремятся втянуть читателя в игру, увлечь его иронией, стебом, “многослойностью” смыслов. При этом сознательно либо непроизвольно максимально коммуникативно-прагматическая нагрузка придается тем образам и метафорам, которые направляют понимание текста в русло субъективной интерпретации события» [11. С. 454-455].
Анализ материалов российских средств массовой информации позволяет выявить особенности, во многом превратившиеся уже в «симптомы заболевания» или в своеобразные формы медиавируса, которому подвержены все участники коммуникативного акта. При этом намеренно были выбраны так называемые интеллектуальные, качественные газеты, рассчитанные на читающую, думающую, критически оценивающую происходящие в реальной действительности события аудиторию. К наиболее заметным, на наш взгляд, можно отнести следующие стилистические особенности.
1. Интертекстуальность как способ создания сложного ассоциативного ряда и как стремление найти оригинальный способ представления информации.
2. «Иронический цинизм» как форма критики, нацеленная на разрушение традиционных представлений и устаревших норм.
3. Речевая агрессия как своеобразная форма протеста (оппозиционности), как проявление негативного отношения к окружающему миру и к откровенно позитивной оценке современной реальности в «официальной» прессе.
4. «Словомейкерство» как эффективное средство оценки объектов современной действительности и как способ воздействия на читателя.
Интертекстуальность напрямую связана с эстетикой постмодернизма, провозгласившим устами польского парадоксалиста Ежи Леца: «Обо всем уже сказано. К счастью, не обо всем подумано». Включение в публикацию огромного количества элементов других текстов превратилось сегодня в тенденцию и в негласное правило. К сожалению, уже приходится говорить и о трудности восприятия медиатекста, основанного на бесконечной
цепи ассоциаций. Успешность интерпретации «послания» (Л. Е. Кройчик) в СМИ зависит от того, насколько точно была выбрана знаковая система, в какой степени совпадают представления участников коммуникативного акта о содержании того или иного знака. Не случайно М. Ю. Федосюк обращает внимание на признание «презумпции коммуникативного равенства адресанта и адресата» [18. С. 3-4]. Однако сейчас очевидно, что абсолютное равенство в подавляющем большинстве случаев исключено, тем более, если речь идет о восприятии газетного текста, когда в роли адресата выступает массовая аудитория - представители самых разных социальных групп. При этом для публициста, актуализирующего социально значимые знания, особенно важно, чтобы его услышали и поняли.
Прецедентные тексты как «банк данных» обладают целым рядом преимуществ: расширяют границы сообщения, т. е. границы смысла; чужое мнение превращают в убедительный аргумент; наиболее ярко и экспрессивно выражают отношение автора к объектам исследования. Об условиях успешного функционировании приема «текст в тексте» пишет Т. Ю. Тамерьян: «Для правильного восприятия текстов необходима декодировка прецедент-ности, поскольку текстовая прецедентность пронизывает всю текстовую концептосферу» [17. С. 249]. Как уже отмечалось, при неоспоримых преимуществах интертекстуальности есть и серьезные проблемы. Первая обусловлена трудностями постижения смысла, связанными с необходимостью интерпретации, т.к. отсылки к прецедентным текстам всегда связаны с прагматическим усложнением текста. А вторая - это вовлечение читателя в игру, когда на первое место выходит угадывание прецедентного текста и встраивание его в новый контекст, а не восприятие актуальной, социально значимой информации.
Зараженный этим медиавирусом игры читатель ждет новых «открытий», новых ассоциаций, новых трактовок известных произведений и образов. Наиболее яркие примеры таких текстов - это газетная публицистика А. Бильжо, А. Боссарт, Дм. Быкова, А. Гениса, М. Соколова, В. Третьякова, рассчитанная на эрудированного читателя, фоновые знания которого позволяют интерпретировать многочисленные образы культуры, включенные в авторскую публикацию. Интертекстуальность в таких текстах становится основным приемом создания
публицистического образа и средством критики современной действительности.
Нередко интертекстуальность доминирует над всеми другими приемами создания публицистического образа. Известный писатель и публицист А. Генис так рассуждает о роли Стругацких: «Об этом рассказывает их лучшая книга, написанная на излете оттепели - “Улитка на склоне”. Только литературный предрассудок, запирающий фантастику в подростковое гетто, мешает причислить эту повесть к бесспорным шедеврам отечественной словесности. Исковерканная цензурой, книга счастливо пережила эпохальный перелом, выпав из времени в вечность, где она стоит на одной полке не только со Свифтом и Щедриным, но и с Борхесом. Расширив границы жанра до философской сатиры, “Улитка” стала глубоким и наглядным воплощением самого неразрешимого конфликта - между сегодняшним и завтрашним» (Как жить с будущим // Известия. 2012. 19 ноября). Сложная система ассоциаций позволяет «играть» смыслами и значениями, предоставляет читателю огромное пространство для размышлений, для переоценки не только лежащей перед ним газетной публикации, но и произведений тех авторов, к которым его отсылает автор. И если в данном случае сама тема публикации предполагает обращение к разным литературным источникам, то в следующем примере столь сложный культурологический контекст с темой никак не связан. Речь идет об арабской революции: «В сущности, и Ливий, и Тацит, даже Гиббон - были гениальными компиляторами со сверхзадачей... Мне дорог Геродот за то, что он, как общительный пес, останавливается у каждого столба и рассказывает о нем все, что того стоит. Я любуюсь Тацитом, зная, что понять его можно, лишь повертев каждую фразу, как кубик Рубика. И раз в пятилетку я перечитываю Плутарха, сумевшего уложить всю античность в полсотни интенсивных, как в Голливуде, сюжетов... У истории есть все, чему она научила младшую сестру -прозу... Никому ведь не придет в голову назвать историческим романом “Капитанскую дочку'’ или “Три мушкетера”, или “Войну и мир”... Даже Достоевскому это удалось только наполовину. Его героини суть одна и та же павшая красавица: меняются имена и масть, но не роль и характер. Из всех исторических романов лучший, по-моему, “Сатирикон”. Но не тот, который написал Петроний, а тот, что поставил Феллини. Как всякая подсмотренная
жизнь, его фильм без конца и начала.. И тогда прав Анджей Вайда. Предваряя показ “Катыни”, он сказал: “История становится частью национального сознания тогда, когда о ней снимают кино”» (Дух на коне // Новая газета.
2011. 11 марта).
Интертекстуальность формирует другую стилистическую особенность современных медиатекстов - полистилизм, основанный на намеренном или ненамеренном смешении разных стилей на уровне лексики, синтаксиса, грамматики. Намеренное «столкновение» стилей используется с целью привлечения внимания за счет создания эффекта эмоционального «взрыва», который делает текст запоминающимся. Однако смешение стилей далеко не всегда оправдано. Обращение к прецедентным текста - от эпопеи Гомера и философского трактата до анекдота и рекламного слогана - очень часто и становится причиной смешения очень разных стилевых средств в одной текстовой конструкции.
Наиболее яркие примеры полистилизма -это рифмованные фельетоны Дм. Быкова, в которых создается узнаваемый идиостиль, основанный на совмещении и столкновении элементов высокого литературного стиля и сниженной лексики, просторечных выражений: «фигня», «ихний», «тандем», «втиснут в штаны», «цацка», «дух всеединства» (Талис-манное // Новая газета. 2011. № 20), использованием разговорных конструкций: «Но, Господи, какие сны мне снятся!» (Женское // Новая газета. 2011. № 24), «Почему же так запала ты на Киевский вокзал?» (Частушечное // Новая газета. 2011. № 16). В одном тексте объединяются контрастные стилистические конструкции - так автор выражает свое критическое (ироническое и сатирическое чаще всего) отношение к объекту исследования: «Все в восторге от шоу Бойла. Юмор, блеск, дешевизна, прыть. Сам я видел. А шо? Убойно. Как бы Сочи теперь открыть? Постановщикам все тя-желе выбрать тему, как говорят. Из каких таких достижений будет наш состоять парад? У Британии - Гарри Поттер, королева и мистер Бин: что мы сможем выставить против, так сказать, из родных глубин? Надо выступить стильно, жестко, в полный рост, чтобы враг не лез, - не пускать же ансамбль «Березка» с калашами наперевес! Не гонять же медведей стадо пред испуганным взором МОК? Как-то сдержанней, тоньше надо. Если вдуматься, я бы мог. Если б как-нибудь попросили, если б кто-нибудь заплатил - я бы образ новой России
недвусмысленно воплотил...» (Олимпийское // Новая газета. 9 июля 2012).
Эта стилистическая особенность очень заметна на уровне заголовков. Например, к интертекстуальности нередко обращается другой постоянный автор «Новой газеты» Юлия Латынина: «Атэс! Пускай запомнят нынче нас» (9 сентября 2012); «Возлежи и властвуй» (9 октября 2012); «Человек, который придумал мир» (23 ноября 2012); «Закон Царя Ирода. К вопросу о дуалистической мифологии» (12 декабря 2012); «Значок ГТО на груди у него» (13 марта 2013).
Нередко при восприятии подобных текстов возникает ситуация «интерпретация интерпретации», когда читатель должен увидеть реальный факт сквозь призму сложной трактовки автора. При этом хорошо известно, что образы культуры, художественные произведения воспринимаются очень субъективно, а особенно теперь, когда традиционные, общепринятые оценки трансформируются и подвергаются критике. Включение прецедентных текстов связано с эссеизацией повествования, которое характерно не только для общероссийской, но и для региональной прессы. Например, в самарском еженедельнике «Культура. Свежая газета» есть постоянная рубрика «Культурологические штудии», в которой публикуются размышления публицистов на самые разные темы, но объединенные способом организации материалы - эссеизацией повествования.
Л. Г. Кайда рассматривает эту особенность современных медиатекстов как распространение вируса эссе: «Необузданный поток “эссе” буквально накрыл массовую аудиторию... Застонала от тяжелого вирусного заболевания и русская газетная публицистика. Свобода эссе -это не парад экстравагантных мыслей, демонстрирующих симптомы болезни, именуемой нарцисцизмом. Повальное увлечение эссе лишь стимулирует в обществе тягу к самолюбованию, “яканью” и стремлению выделиться» [9. С. 294]. Действительно, «жонглирование» цитатами, именами, названиями прецедентных текстов зачастую затрудняет восприятие газетной публикации, постижение заложенного в ней смысла. Восприятие произведений талантливых авторов превращается для одних в увлекательное путешествие или разгадывание кроссворда, а для других - в мучительное преодоление смысловых препятствий.
Другое проявление медиавируса - иронический цинизм. Это понятие еще в 2000 г. пред-
ложила Э. В. Чепкина [19. С. 221]. Возникла эта стилевая особенность как форма социального протеста, как способ разрушения старых идеалов, но сейчас заметно, как она постепенно превращается в моду на смех. Опасность данной тенденции заключается в том, что за разрушением идеалов прошлого не последовало создания новых. Исчезли, в том числе и на уровне языка и стиля, какие бы то ни были табу. Показательны в этом плане бесконечные законодательные инициативы по ограничению сквернословия и различного рода пропаганды в СМИ: все эти ограничения касаются прежде всего языка и стиля. Все чаще и все громче слышны разговоры о необходимости цензурных ограничений в условиях безграничной вседозволенности, которая подменила свободу слова. В материалах современных массмедиа действительно невозможно найти тем, проблем, объектов, которые не подвергались бы иронической оценке, высмеиванию, развенчанию. Сейчас уже можно говорить о том, что за прошедшее десятилетие «иронический цинизм» трансформировался (эволюционировал) в циничный сарказм: уничтожение любых идеалов и ценностей.
Причем это развивается в двух качественно различных направлениях. Одно связано с развлекательными программами и изданиями, в которых ироническое отношение к окружающей действительности превращается в стеб. В критических материалах качественных изданий это проявляется иначе, хотя элементы циничного отношения к любому объекту современной действительности можно обнаружить и здесь. Самый яркий пример - проекты А. Васильева, в которых стихи Дм. Быкова исполняет М. Ефремов: один из последних выпусков «Господина хорошего» был посвящен загадочной смерти Б. Березовского, отношения президента В. Путина и опального олигарха превращены в фарс, буффонаду. А речь ведь идет о смерти.
Многие тексты в самом серьезном, казалось бы, разделе «Политика» в «Новой газете» и в «Новых известиях» зачастую сопровождается карикатурой и / или сатирическим заголовком: «Депутаты против бездетности. Скоро - во всех постелях страны» (Д. Гармоненко // Новая газета. 20 февраля 2013); «Вооружен и очень отморожен» (И. Мильштейн // Новая газета. 08 марта 2013); «ВАК Ю» (Н. Гирин // Новая газета. 06 марта 2013); «Чиновники бегут впереди интернета» (Д. Аляев // Новые известия. 28 декабря
2011); «Полная безответность» (Д. Евдокимова, Ю. Зинченко... // Новые известия. 04 марта 2013). Схожие по стилистике и функциям заголовки можно найти и в «Независимой газете»: «Не надо бояться почтальона с ружьем» (И. Родин. 23 января 2013); «Один дома», «Клятва пенсионера» (11 февраля 2013). Оценочность как основная черта публицистического стиля в современных российских СМИ наиболее ярко проявляется во всепроникающей иронии, пронизывающей сегодня практически все типы изданий и абсолютно все жанры.
Способы оценки в тексте бывают открытыми (эксплицитными) и скрытыми (имплицитными). Первые, как правило, характерны для языка публицистики, когда автор текста не только не скрывает своей позиции, но и намеренно ее демонстрирует. Вторые чаще встречаются в информационных (новостных) материалах, хотя данное разделение весьма условно (профессор Л. Е. Кройчик утверждает, что никаких журналистских текстов не существует, все публицистика). Одной из наиболее востребованных сегодня форм эксплицитной оценочности напрямую связано с ироническим цинизмом и получило название «словомейкерство». Этот термин был предложен в учебном пособии «Русский «тусовочный» как иностранный» [20].
Популярность данного лексико-стилистического приема обусловлено, с одной стороны, бурным развитием информационных технологий и новых медиа, транслирующих обществу новый язык. С другой стороны, на данный процесс влияет персонификация журналистики, которая предполагает создание оригинального, узнаваемого авторского стиля. Исследованию феномена «словомейкерства» посвящена статья Л. В. Рубальской и Н. А. Самылчевой, они в частности отмечают: «Новообразования обладают ингерентной экспрессивностью, которая обусловлена структурно-семантическими особенностями дериватов» [14. С. 110]. Исследователи выделяют такие формы новообразования, как экспрессивно-оценочные аффексы, иноязычные и другие префиксы (а-, анти-, контр-, сверх-, спер-, мега-, псевдо-, квази-), суффиксы отвлеченной признаковой или процессуальной семантики, сложение основ и слов, словообразовательные и графические гибриды.
Анализ печатных изданий позволяет сделать вывод о том, что «словомейкерство» стало одним из самых востребованных лексико-стилистическим приемов, как в российских, так в и региональных СМИ. Вот несколько приме-
ров: «Тут и приезд на “АвтоВАЗ” “национального лидера” со свежеозвученной фронтовой идеей. Тут и смена руководства региональной “Единой России”. При анализе этих “событий” постоянно думаешь: а зачем они вообще нужны, каков их смысл, кроме не прекращающегося уже с десяток лет постоянного праздника пиара и имиджеобразования?» (А. Блэк. Вместо политики // Новая газета. 19 мая 2011); «Часа через полтора бригада прибыла по вызову, темно зеленые униформенные куртки, усталые лица, изрядно потрепанный чемодан со шприцами и ампулами безобидных лекарств. Смерть подтвердили в устной форме, выпили предложенного чаю с рулетом из слоеного теста - помянуть. “Свидетельство о смерти получите в поликлинике по месту жительства, - на прощание сказала бригада, - с круглой печатью. В три дня зарегистрируете в районном ЗАГСе”. Дверь за скоропомощниками закрылась в час тридцать пять пополуночи, а в час сорок заблямкал домофон неожиданно» (Возросшие тарифы Харона // Новая газета. 26 мая 2011); «Первая мысль была про домашнее задание каких-нибудь тренинганутых», - тагу_ Лепу2000» (В. Шац. Про контролеров, рыбу и бесплатные деньги // Самарская газета. 13 мая 2011); «Радужные идеи коммунизма с его «упорным трудом» совсем недалеко ушагали от жестокой капиталистической действительности» (Е. Спиваковская. Любовь и бедность -навсегда // Самарская газета. 06 мая 2011).
Таким образом, традиционный литерату-роцентризм отечественной культуры сегодня вытеснен медиацентризмом, что приводит к проблеме оценки современных медиа с точки зрения культуры. Исследователи этой проблемы настаивают на противопоставлении понятий «культура» и «цивилизация» [2; 4]. При этом опыт культуры сохраняется и актуализируется именно в языке массмедиа: «Язык, речевые события в СМИ становятся одним из инструментов формирования этой картины мира - медиакартины. Медиакартина мира -это квазиреальность, предлагаемая адресату в качестве единственно возможной» [1. С. 75]. В связи с этим особенно важным представляется анализ такой стилистической особенности современных газетных текстов, как речевая агрессия. Приходится признать, что она уже стала нормой речевого поведения в современном обществе. Во многом это объясняется тем, что характерной чертой наиболее интеллектуальных теле- и радиопрограмм, аналитических
и художественно-публицистических публикаций, выступлений лидеров мнения (начиная с президента) является агрессивное речевое поведение. Достаточно вспомнить хотя бы названия программ и газетных рубрик: «Зацепило», «Бунт хорьков», «Школа злословия», «Поединок», «Не ври мне!», «Дорожные войны». Необходимо заметить, что речевая агрессия как свойство медиатекстов проявляется именно в тех стилистических особенностях, о которых речь шла выше - иронический цинизм, поли-стилизм, словомейкерство, интертесктуаль-ность. А также речевая агрессия выражается с помощью пейоральной лексики, которая доминирует в медиатекстах и объясняется нежеланием вести диалог с врагом. Вышедшие почти десять лет назад книги о языке вражды [5; 8] не только не потеряли своей актуальности, но и оказываются востребованными при изучении данной проблемы.
Роль СМИ в современном обществе трудно переоценить, не менее значимо и глобально влияние публицистического дискурса на речевое поведение представителей массовой аудитории. Именно медиатексты оказались в настоящее время центром стилистической системы языка, в этой ситуации особенно актуален разговор об ответственности создателей тиражируемой информации: «Возрастает роль журналиста - не просто как посредника между обществом и властью и интерпретатора информации, но и как носителя культурных и нравственных ценностей» [12. С. 458].
Список литературы
1. Анненкова, И. В. Медиадискурс XXI века. Лингвофилософский аспект языка СМИ. М., 2001.
2. Бицилли, П. М. Избранные труды по философии. М., 1996.
3. Бодрийяр, Ж. Система вещей. М., 2001.
4. Гачев, Г. Д. Космо-Психо-Логос: национальные образы мира. М., 2007.
5. Дзялошинский, И. М. Язык вражды в российских СМИ: социальные, культурные, профессиональные факторы : учеб. пособие. М., 2006.
6. Ильин, И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.
7. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск, 2002.
8. Казаков, Ю. В. «Язык вражды» и свобода слова : в 2 ч. М., 2003.
9. Кайда, Л. Г. Эссе и эссеизация современной газетной публицистики // Язык массовой и межличностной коммуникации. М., 2007.
10. Кормилицына, М. А. Качество передаваемой в печатных СМИ информации как фактор социальных рисков // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. Саратов,
2012. Вып. 12.
11. Негрышев, А. А. Стилистика постмодернизма в коммуникативном контексте СМИ // Журналистика в 2010 году. СМИ в публичной сфере : сб. материалов Междунар. науч.-практ. конф. М., 2011.
12. Плисецкая, А. Д. Языковая личность журналиста в риторическом аспекте // Журналистика в 2010 году: СМИ в публичной сфере : сб. материалов Междунар. науч.-практ. конф. М., 2011.
13. Рашкофф, Д. Медиа вирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., 2003.
14. Рубальская, Л. В. «Словомейкерство» как способ экспрессивизации медийного текста / Л. В. Рубальская, Н. А. Самылчева // Журналист. Социальные коммуникации. 2012. N° 3. С.109-124.
15. Сметанина, С. И. Медиатекст в системе культуры. СПб., 2002.
16. Солганик, Г. Я. О языке и стиле газеты // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. М., 2003.
17. Тамерьян, Т. Ю. Интертекстуальность vs прецедентность в пространстве постмодернизма // Язык и культура в России: состояние и эволюционные процессы : материалы Между-нар. научн. конф. Самара, 2007.
18. Федосюк, М. Ю. В каком направлении развивались стили русской речи ХХ века // Филология и журналистика в контексте культуры : материалы Всерос. науч. конф. Вып. 4. Ростов н/Д., 1998.
19. Чепкина, Э. В. Русский журналистский дискурс: текстопорождающие практики и коды (1995-2000). Екатеринбург, 2000.
20. Шкапенко, Т. Русский «тусовочный» как иностранный : учеб. пособие. Калининград, 2003.
