CC BY
71
СТИХОВАЯ ФОРМА КАК ЭЛЕМЕНТ СИСТЕМНОСТИ ПОЭТИЧЕСКОГО МИРА
П.Е. Суворова Бийск
Повышенная теснота всех видов связей - отличительный признак стихотворной речи. В этом ряду признаков стихотворной речи не последнюю роль играют такие признаки, как графическая форма стиха и его звуковая организация. Графические средства связываются с передачей эмоциональной окраски, с усилиями автора, подсказывающего таким образом наличие подтекста. Рамки статьи позволяют рассмотреть взаимосвязи графических и ритмических элементов лишь в пределах конкретных текстов и авторов. Поэзия Л. Мартынова дает возможность показать это достаточно наглядно. Графическая образность его произведений очевидна. Изобретателем фигурных стихов считается Симмий Родосский, а в России одним из первых их начал писать Симеон Полоцкий. Модернисты начала XX в. в своих графических экспериментах открыли наличие связи между внешним видом стихотворения, его темой и содержанием, графической членимостью текста и интеграцией всех его частей.
В самых ранних (из опубликованных) произведениях Л. Мартынова мы находим приметы того же дыхания", что в прямом и переносном смысле определят размеры его синтагм в дальнейшем [1]. Графическая стилистика пока ничем не выделяется па общем стихотворном фоне, но очевидно, что молодой поэт нащупывает возможные Связи между звучанием стихового ряда и различными способами его членения.
Вы смеетесь,
Как будто купаетесь.
Потому, что кругом - март,
Потому, что снег растаял И город весной горд.
Вы ни в чем и ничуть не каетесь!
Ярче звезд фонари паровозные,
Вокзал - луной в облаках.
Смело вспыхивают ногти розовые
На ваших беспокойных руках.
Вы идете, не оступаетесь! [2]
Это одно из первых стихотворений Л. Мартынова (1920), где графическая образность явно имеет место. Зазубренность строчек, неожиданная разбивка (1, 6, 11 строки) строфический пробел перед последней строкой - это внешние, формальные признаки, которые со временем приобретут у поэта самые разнообразные функции. Так же можно расценить и отношение к рифменной и синтаксической стилистике. Отношение к синтагме как интонационно организованному, семантически объединенному синтаксическому, компоненту стихотворной речи, который непременно должен соотноситься с другими ее компонентами, определилось у молодого поэта сразу. В этом стихотворении Л. Мартынов разрушает привычную организацию стихотворной ре-
чи, "выводя" ее за пределы системности, создавая причудливый характер чередования звуковых комплексов, нарушая мерность стихотворной речи на разных уровнях. Междууровневые трансформации стиховых: рядов определяются задачей создания стихотворного текста со своей системой упорядоченностей и значимостей. Для того, чтобы определить, что в тексте является наиболее значимым, воспользуемся методикой декодирования художественного текста давно апробированной исследователями [3]. Исходим из того, что семантически, тематически и стилистически наиболее существенными в стихотворном тексте являются повторяющиеся в нем значения; особенно важны редкие слова и слова, вступающие необычные сочетания, определяющие способы создания ритмического рисунка. Такой подход позволяет учесть связанность элементов с целью выявить расхождения между традиционно и ситуативно обозначающим.
Стихи Л. Мартынова показывают, что у молодого поэта уже сформировалось представление о значимостях того мира, который он создает в своих стихотворениях.
В цитированном стихотворении 1920 года ясно выделяются следующие тематические гнезда (они и составят тематическую сетку, позволяющую декодировать художественный текст): "Вы" (вы, ваши, вы, ногти, руки); действия "Вы" (смеетесь, будто купаетесь, не каетесь, идете, сне оступаетесь); "весна" (март, снег, весной); "вокзал" (фонари паровозные, вокзал).
Речь во втором лице - одна из характернейших примет лирики, традиционный; прием. Такая адресованность речи приближает предмет речи к говорящему, который размещает "Вы" в системе координат своего мира. Пространственные и временные ориентиры темы "Вы" таковы: город, вокзал (тема пространства); весна, март (тема времени года). Контекст темы "вокзал" расширен (фонари паровозные) и включает в себя дополнительные характеристики: свет фонарей паровозов ярче звезд, вокзал - (повис? Светит в облаках. В стиховом ряду смысл каждого слова прояснятся лишь в соотнесении его с другими, причем, "лексический признак одного вступает в сложное взаимодействие с другими» (Ю. Тынянов). Луна и звезды, оказавшись в одном ряду с «паровозными фонарями и вокзалом, создали некоторое единство лексической тональности, позволившей соотнести последние и с темой "ночь" или "ночное небо". В поэзии за темой вокзала закрепился традиционно сюжет расставания, разлуки, кратковременности встреч, чего-то быстро проходящего, скоротечного. В мире Л. Мартынова вокзал, паровозы войдут в систему определенных значимостей; здесь они связаны с контекстом времени суток, когда систему появляются звезды и луна с перевернутым пространством верха и низа (вокзал - луной в облаках) В этих пространственно-временных координатах "Вы" -странная его часть, существующая во времени весны и пространстве марта (март кругом), пространстве света паровозных фонарей, выхвативших одну деталь всего облика: Смело вспыхивают ногти розовые // На ваших беспокойных руках. Остальное - в пространстве тьмы. Уверенное движение во мраке (Вы идете, не оступаетесь!) завершило ряд действенных характеристик: Вы смеетесь, будто купаетесь, ничуть не каетесь, не отступаетесь!). Перекличка глаголов, хотя и далеко отстоящих друг от друга, в слабо прорифмо-
ванном тексте, обусловлена стремлением автора закрепить за темой "Вы" стереотипные характеристики, нарушаемые другой, неожиданной связью с деталями (розовые ногти, беспокойные руки).
В некоторых приемах миропорождения молодого Л.Мартынова угадываются приметы стилистики А. Блока. Это проявляется в ритмике: дактилические и женские клаузулы глагольных рифм в сознании читателей связаны с темой "Вы" (Вы стоите, говорите, думаете, не любите...) Блока. Но такое количество дактилических клаузул в небольшом стихотворении (купаетесь -каетесь - оступаетесь; паровозные - розовые с одной гипердактилической клаузулой) говорит о признаках резкого рифменного ряда. Сгущение дактилических клаузул наблюдаем в последних строках: "Смело вспыхивают ногти розовые // На ваших беспокойных руках.// Вы идете не оступаетесь!" Все словоразделы здесь имеют довольно большое заударное пространство. На фоне исключительно мужских внутристрочных словоразделов предыдущей строфы явление имеет явно направленный характер. Междуударные интервалы здесь распределялись следующим образом: 0.1,3,1,3; 1-3,2; 2.4,2.
Последняя строка - единственная с четырехсложным междуудар-ным пространством. Окончательная утрата ритма чередования ударений в предыдущих строках (на фоне 1 -2х сложных междуударных интервалов появляются 1 -Зх сложные) Подготовила заключительную строку всего с двумя ударениями и четырьмя слогами между нішуі. Выделенная графически, с неожиданной появившейся рифмой в первой и пятой строке, эти строка получила мощное выдвижение.
Одиночество Вы, балансирующего на грани тьмы и света, верха и низа подчеркнуто стиховыми формантами предельно точно. Таким образом, формальная структура стиха вступила в семантические связи с темой стихотворения, обозначив второй, скрытый план развития образа Вы: от жесткости, уверенности - к полной разбалансировке. Лексический план такого движения не дает (смеетесь, не каетесь, смело). Даже беспокойство рук воспринимается как проявление движения, действия в первую очередь, а мерцающим смысл как проявление неуверенности" - приглушен, не прояснен. Трехсложный зачин расшатывается колебанием междуударных интервалов в последующем тексте до потери какой-нибудь закономерности в чередовании ударных и безударных, хотя и у Мартынова факультативно возникают то метр, то рифма.
Здесь впервые Л. Мартынов попробовал силу многосложных и глубоких слов: на небольшой текст приходится три четырехсложных и два пятисложных слова (купаетесь, паровозные, вспыхивают, беспокойных, (не)оступаетесь).
Психолингвистическая значимость длины слова подтверждена экспериментальными данными. Вполне очевидно, что поэт, вступающий в мир поэзии, пробует длинные и глубокие (то есть с большим количеством морфем) слова - по причине их ритмической выдвинутости - в сочетаниями с другими, более короткими и широкоупотребительными в русском языке, а в поэзии - тем более. С увеличением глубины слов частота их употребления в художественных текстах обычно падает [4]. Максимум глубины слова нахо-
дится в интервале от 5 до 7 морфем; подавляющее большинство словоформ имеет глубину от 1 до 4 морфем [5]. То же самое наблюдается и с длинными, то есть многосложными словами, частота употребления которых приблизительно сопоставима с частотой употребления глубоких слов (ибо многосложные слова являются и глубокими)[6].
Остановимся на последней строке (строфе?) стихотворения Л. Мартынова. Конец текста, как и начало, манифестирует повышенное внимание автора к графическому его оформлению. Первая строка разбита на полустишия таким образом, что размыты фиксирующие компоненты стихового ряда (рифма, в частности). По концам графических строк оказались: смеетесь, купаетесь, март, растаял, город, не каетесь. Причем рифма купаетесь - не каетесь несколько неожиданна, т.к. очень удалена от своей пары и непредсказуема. То есть, между словами, оказавшимися в конце стихового ряда, не сложилось никакой закономерности в чередовании заударных звуков.
Создана оригинальная строфическая композиция, когда связующим звеном между частями текста становится пятая строка:
Вы ни в чем и ничуть не каетесь!
Она рифмуется с первой и последней строкой стихотворения, став своеобразным центром всего текста. Ритмическую композицию стихотворения определяет своеобразная рифмовка (А'хХхА'В'сВ"А'), где очевидна установка на разрушение рифменных отношений в первой части и восстановление их во второй. Последняя строка, вступив в рифменную связь с первой, перевела весь контекст рифменных отношений в совершенно новый план.
Это раннее стихотворение Л. Мартынова показывает направление поисков автор Графика, строфика, внимание к многосложному слову, своеобразное членение текст! рифмовка, - вот элементы, "сцепление" которых приобретет миропорождающие функции позволит создать поэту неповторимый художественный стиль.
Поэт, для которого в последующем творчестве важнейшим признаком стиховности станет рифма и звуковой повтор, в ранних своих стихах делает все возможное, чтобы рифма "растворилась", затерялась, потеряла свою функциональную значимость. Происходит это по-разному.
В стихотворениях 20-30-х годов используется такой способ рифмовки, который мы уже наблюдали в "Вы смеетесь...": Раздвигается пространство текста "от рифмы до рифмы".
Зацелованный футурист а
И обласканный графоман, б
Сладкий запах накрашенных уст в
Из угла, где хрипит граммофон, г
Через тусклые бюсты матрон г
Гнется белый девический бюст. в
Почему же из этих уст в
Не струится пронзительный свист? а
Не ходи в буржуазный дом, г
Перед обществом скучных дам б
Не разменивайся, поэт!.. х
Если в первом стихотворении ("Вы смеетесь...") март - горд воспринимались как нерифма, то "Зацелованный футурист..." заставляет предположить, что поэт видел здесь ассонансную рифму, достаточным подкреплением которой, может быть, считал внутристрочную ("-горизонтальную") рифму город - горд (И город весной горд). Мнение о том, что текст разбит на полустишия (и в первом, и во втором стихотворении) может быть ошибочно, ибо автор не задал меры членения стихотворной строки (ни рифмы, ни размера). Поэтому слова, оказавшиеся в конце стиховых рядов, явно претендуют на статус рифмы (футурист - графоман - уст - граммофон - матрон - бюст -уст - свист - дом - дам - поэт), но выделить здесь рифмы сложно, ибо утрачена одна из главных функций, -ритмообразующая. Звуковые совпадения воспринимаются как случайные, ибо не упорядочены, а расстояние от рифмы до рифмы слишком далеко: абвггвва гбх. Заметно желание поэта прервать рифменную мерность, придать ей другие функции. Здесь испробованы два варианта: 1) ограничить разнообразие ударных позиций (ударными являются звуки и,а у) и рифмовать только в их пределах; 2) в конец стиха поставить слова, схожие планом выражения, то есть имеющие приблизительно схожую звуковую оболочку, но не рифмующиеся. Графоман и граммофон не рифмуются, так же, как футурист - уст, как дом - дам, их рифмопары разбросаны в беспорядке: футурист - свист (первая и восьмая строка), графоман - дам (вторая и десятая строка), граммофон - матрон - дом (четвертая, пятая и девятая строка). Но как точно совпадают все остальные (кроме ударных) звуки в нериф-мующихся парах. Явно, что внешняя форма слова, звуковые переклички более насыщенной концентрации привлекают поэта. С нашей точки зрения футурист - свист -отличная смысловая рифма, почему бы эти слова не поставить рядом? Но Мартынов рядом ставит графоман - граммофон - заключая их в хорошую смысловую пару, но не рифму, а между футуристом и свистом окажется уст - бюст - уст, позволяющие свободно декодировать текст: по разным сторонам окажутся понятия футурист, графоман, граммофон, бюст, уста, дом, дам, которые хоть приблизительно, но рифмуются между собой, и отдельно, особняком поэт, слово, не вступившее ни в какие (ни звуковые, ни смысловые) соотнесения со словами вертикального ряда, представляющими чуждый мир.
Очевидно, что Мартынов выбирает путь разрушения привычного стихотворного ряда.
В первом стихотворении метрическая мерность в строках Потому, что кругом - март, IIПотому, что снег растаял // И город верной горд (...) находится в явной оппозиции к трехстопному анапесту начала (Вы смеетесь,// Как будто купаетесь) и дольнику на основе анапеста в конце. Рифма теряет свою связь с упорядоченностью стихотворных строк. Строфика не связывается с рифмовкой. Графика и связанная с нею членимость текста обретают самодовлеющее значение. И на фоне всего этого - явное предпочтение многосложному и глубокому слову. Выпишем их только из 10 стихотворений 1920-1922 гг. [8]:
выматывались, отступающих, выдвинутые, вспыхивают, беспокойных, упивайтесь, отгородился, зацелованный, обласканный, пронзительный, провинциальный, истолченные, упакованные, прекраснейшая, побывавшие, соломенные (дважды), сервированный, взболтанный, дрессированный; отдельно из этих же текстов выберем слова сдвумя корнями: остроугольные, всемирной, благополучия, паровозные, графоман; граммофон, членовредительства, паровозную, рыжеокая, крестообразный. Из четырехсложных, которых в текстах намного больше, выбраны только те, что имеют, некоторую морфемную избыточность; остальные - превышают рубеж четырехсло-жия.
Доминирующим признаком складывающегося стихотворного стиля Л. Мартынова становится формирующаяся система взаимоотношений между целым и частью. Части, сегменты художественного целого стремятся к образованию асимметричных, диспропорциональных, несоизмеримых соотношений, которые должны создать новую. системность мира, называемого миром Л.Мартынова. Обнаружение системности, складывающейся из соотнесения графических, ритмических и смысловых начал, позволяет получить представление об индивидуальном стихотворном стиле поэта.
Примечания
1. Членение речи на предложения, фразы, синтагмы психолингвистика связывает с ограниченностью емкости оперативной памяти человека, с его способностью воспринимать более мелкие единицы восприятия (слова), чем крупные отрезки информации (предложения или синтагмы). Во-вторых, длинная фраза требует "длинного дыхания", членение ее на синтагмы "укорачивает" дыхание. См. об этом: Miller Ej. F. Decision units in the perception of speech // JRE trans on information theory. 8. 1962; Фла-неган Дж. Анализ, синтез и восприятие речи. М., 1968; Речь. Артикуляция и восприятие, М.-Л., 1965.
2. Стихотворение Л. Мартынова цитируется по: Мартынов Л. Река Тишина. М.: Молодая гвардия. 1983.
3. Описание и применение этой методики можно найти в: Левин Ю.И. О некоторых чертах плана содержания в поэтических текстах // Структурная типология языков. М. 1966. С.199-215; Баевский B.C. Стих и поэзия // Проблемы структурной лингвистики: 1980. М.: Наука, 1982. С. 254-268; Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. М., 1990.
4. Манучарян Р.С. Вопросы интерпретации измерения глубины слова // Вопросы языкознания, 1972, № 1. С.120-121.
5. Там же.
6. Морфемное строение слова несет несколько функций, которые попеременно актуализируются в разных условиях речевой деятельности. Степень значимости и выделимости морфем в речи зависит от целого ряда факторов и условий. В русском языке, например, высока выделимость приставок в глаголах и выделимость суффиксов у существительных. Выделение и осознание морфем обусловливается ситуацией, контекстом, установкой автора на важность поморфемного восприятия текста.
Эмоциональные состояния, закодированные в ПТ (поэтических текстах) в известных словах, конструкциях, фонике и морфемике, приобретают функцию сигнала определенных эмоций: стандартные языковые конструкции закрепились как формальные выразители соответствующих эмоциональных состояний. Мы бы добавили к этому, что если такой способ создания эмоционального напряжения закрепляется в качестве звена, порождающего речевое высказывание, и связан с организующим, структурирующим поэтическую лексику моментом, это способ закрепления индивидуально-
авторского начала в стихотворной речи. Новое использование средств морфемного уровня заложено в самой природе функционирования языка как творческого процесса. Существование определенного предела глубин слова не является следствием ограничения в длине, коррелированной с глубиной, но связано и с тем, что данный языковой параметр обладает психолингвистической значимостью. Глубина слова (количество морфем) значима для исследователя в том смысле, что учет тех или иных сегментов текста на уровнях слова и морфема может оказаться существенным для характеристики стихотворного стиля поэта.
7. Стихотворение Л. Мартынова цитируется по: Мартынов Л. Указ. соч.
С. 12.
8. Выбраны почти подряд первые десять текстов из книги "Река тишина": "Бегут вассалы Колчака", "Вы смеетесь...", "Мы - футуристы невольные...", "Зацелованный футурист...", "Провинциальный бульвар", "Ты - нерва спутанный комок...", "Алла", "Сахарин - это горькие слезы", "Баня", "Столовка".
