CC BY
36
Эскадренный миноносец (эсминец) ¿^и [nassafatun], дословно «сапер», «взрыватель». Термин образован по основной функции - подрывать корабли противника.
Таким образом, военные термины в арабском языке могут быть образованы несколькими способами. Часть терминов образована через масдар. Термины, возникшие во второй половине XX в., чаще всего образованы путем описания их функции и не обозначаются одним словом. Наиболее распространенный способ - описание объекта. Гораздо реже встречается заимствование иностранных слов и использование - причастий действительного залога.
УДК 82.091::821.161.2+821.111-3
СТЕРЕОТИП ЕВРЕЯ В УКРАИНСКОМ И АНГЛИЙСКОМ
ИСТОРИЧЕСКОМ РОМАНЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
В статье раскрывается тема моделирования стереотипа еврея в украинском и английском историческом романе первой половины XIX в. Доказывается, что образ еврея в художественных текстах В. Скотта, П. Кулиша, Е. Гребенки часто является прототипом злодея, который происками и уловками пытается ужиться со своими нынешними или бывшими обидчиками и часто - их провести и уничтожить. В то же время он является униженным и бесправным изгоем в христианской общине, человеком «низшего сорта».
Ключевые слова: стереотип, роман, историческая проза, образ еврея, имагология.
Стереотипы - «застывшие образы» (по выражению В. Хорева), - будучи по своей природе образами ирреальными, обладают исключительной способностью убеждать благодаря легкости их восприятия [1, с. 23]. Художественная литература является одним из материалов исследования форм экспликации стереотипов, иллюстрацией их ментальной основы, что позволяет в призме прошлых представлений увидеть степень укоренения и истоки современной перцепции.
В статье мы хотели бы коснуться имагологического аспекта, который отражает всю сложность «еврейского вопроса» в исторических произведениях украинской литературы первой половины XIX в. Специфику отражения этнических стереотипов в романах «Михаил Чарнишен-ко...» (1843) П. Кулиша, «Чайковский» (1843) Е. Гребенки мы рассмотрим в компаративном аспекте, привлекая для сравнения исторические произведения шотландского романиста В. Скотта «Ivanhoe» (1820) и «The Surgeon's Daughter» (1827). До сих пор сравнительно-типологическое сопоставление этих произведений в ближайшей плоскости не становилось предметом исследовательского внимания.
1. Дормидонтов А. А., Нелюбин Л. Л., Васильченко А. А. Учебник военного перевода. М. : Воениздат, 1972. 656 с.
2. Юшманов Н. В. Грамматика литературного арабского языка. СПб. : Юрид. центр Пресс, 1999. 160 с.
© Хадыева З. М., Зубовский М. С., 2015
fl. H. HUH D. Ch. Chyk
THE JEW STEREOTYPE IN THE UKRAINIAN AND ENGLISH HISTORICAL NOVEL OF THE FIRST HALF OF THE 19th CENTURY
The article deals with the theme of modeling the Jew stereotype in the Ukrainian and English historical novels of the first half of the 19th century. It is proved that the Jew image in the literary texts of W. Scott, P. Kulish, Ye. Grebinka is often a prototype of the villain, who intrigues and tricks trying to get on with his current or ex-offenders, and often to deceive and destroy them. At the same time, he is a humiliated and powerless pariah in the Christian community, a man of the "lower class".
Keywords: stereotype, novel, historical fiction, the image of the Jew, imagology.
На формирование негативных этностереотипов еврея в коллективном сознании Англии и Украины повлияли определенные исторические факты, на которых остановимся подробнее, ведь именно они определяют и объясняют основу стереотипных моделей в исследуемых произведениях.
В Англии первой половины XIX в. правовой статус евреев, закрепленный еще в протекторате О. Кромвеля, был, по сравнению с Украиной, достаточно высоким. Евреи, рожденные на территории королевства, считались британскими подданными с территориально неограниченным правом жительства, а их притеснения, скажем, в избирательных или профессиональных правах были такими же, как и в отношении католиков. Впрочем, в сознании рядового англичанина образ еврея формировался под влиянием христианской традиции и народных предрассудков [2, с. 20, 50]. Такой стереотип порождал, несмотря на толерантное отношение государства, даже настоящие парламентские дебаты.
Современные исследователи отрицают существование у украинцев XVIII - первой половины XIX в. агрессивного антисемитского стереотипа. Отчуждение между украинца-
ми и евреями имело устойчивый характер и было основано на кардинальном различии систем ценностей: религиозное начало (евреи в сознании тогдашних украинцев - прежде всего «потомки» убийц Христа, их религия - определенно антихристианская, а потому дьявольская), образ жизни (был связан с объективными причинами - постоянными запретами заниматься сельским хозяйством и слухами о жизни в закрытых для христиан гетто), поведенческие стереотипы («хитрые евреи» всегда обманывают и предают христиан), определенное место в социально-экономическом строении общества (формирование сферы «еврейских» профессий - торговля, посредничество, аренда, право, банковское и таможенное дело). Соответственно, в украинском фольклоре еврей - это, как правило, негативный, реже - иронический образ с определенным набором «плохих» качеств. В. Нахманович констатирует, что в то время как «народом был произведен философский подход, позволяющий спокойно и объективно оценить место евреев в истории и современной жизни, обозначить сферы возможного взаимодействия, отработать модели в целом бесконфликтного сосуществования», можно заметить откровенно враждебную, по сравнению с народной, интерпретацию евреев как «служителей зла» и глорификацию казацких погромов XVII-XVШ вв. в поэзии Т. Шевченко и фольклорных и публицистических трудах М. Драгомано-ва [3].
Таким образом, обозначим общие стереотипные модели восприятия евреев в Украине и Англии, сложившиеся в первой половине XIX в. Согласно идее Ф. Зимбардо и М. Ляйппе, можно выделить три основных элемента такого восприятия: исторический, экономический и культурный [4, с. 258]. В представлении казаков и простолюдинов времен Богдана Хмельницкого евреи, невзирая на их социальный статус, были, наряду с польской шляхтой и униатами, злейшими врагами простого населения и православной веры и потому подлежали преследованию и уничтожению. В стереотипах, которые доминировали среди английского населения, преобладает экономический фактор: еврей становится прототипом хитрого и циничного бизнесмена, который не остановится перед строгим законом (как Божьим, так и моральным и правовым) для обогащения. В Украине - это тип трактирщика или арендатора христианской церкви (показательной является характеристика еврея-арендатора церкви в «Истории русов, или Малой России»: «Жиды, яко непримиримые враги христианства, те мировые бродяги и притча в человечестве, с увлечением взялись за такое надежное для них гадкое, но прибыльное дело и немедленно ключи церковные и веревки колокольные отобрали себе в трактиры. При всякой надобности христианской должен староста идти к еврею, торговаться с ним и, по важности службы, платить за нее и выпросить ключи, а жид при том, насмеявшись вволю с богослужения христианского и обругав все, христианами почитаемое, называя его языческим, или, по-ихнему, поганским, приказывал старосте возвращать ему ключи под присягой, что ничего впрок не отправлено» [5, с. 114-115]). Культурная составляющая в национальных стереотипах первой половины XIX в. не была весомой: культура и специфика жизни в еврейских семьях и общинах, как и знания об иуда-
изме, были terra incognita для абсолютного большинства христиан.
В романе П. Кулиша «Михаил Чарнышенко...» образ казака-выкреста - гадячского полковника Крыжановского -является отражением реальной исторической личности. О Крыжановском упоминается в историко-политическом и отчасти публицистическом трактате «История русов, или Малой России», одном из главных исторических источников, который использовал П. Кулиш и часто цитировал в романе. Неофит Антон (до перехода в христианскую веру - Моисей) Крыжановский занимался откупами и арендой в гетманской администрации, а во время подготовки к предстоящей военной кампании согласился вербовать конный полк. До ее начала он уже имел немало имений и, получив именным указом Петра III от февраля 1761 г. должность бригадира Шлезвиг-Гольштейнского, уже меньше чем через год был назначен гадяцким полковником. После военного переворота, даже без опеки высокого покровителя, Крыжановский оставался на этом посту как минимум еще десять лет [6, с. 12-13].
П. Кулиш корректирует биографию полковника, дополняет ее «сербским» следом - чтобы связать с баном Радивоем - и романтическим ореолом демонического персонажа. Писатель завершает жизненный путь Крыжановского позорной смертью от руки мстительного Радивоя, используя, таким образом, характерный для романтизма литературный прием неожиданной драматической встречи, которая суммирует недоговоренные события.
В. Петров замечает, что образ полковника-выкреста является центральным в романтической интриге романа «Михаил Чарнишенко...», ведь связан со всеми персонажами и, по мнению ученого, «берет свое начало от Исаака Валь-тер-скоттовского» [7, с. 278]. Впрочем, Исаак с «Ivanhoe» В. Скотта противоположен типажу: он - ростовщик, вынужден быть очень осторожным и хитрым, чтобы сохранить богатство, а часто - ведь бесправный - свою жизнь и жизнь близких. Его хитрость и жажда граничат с симбиотическим приспособлением к суровым реалиям жизни. Интересно, что В. Скотт едва ли не впервые в английской литературной традиции конструирует образ ростовщика с сознательным выражением авторского сочувствия к судьбе еврейского народа: «...for, except perhaps the flying fish, there was no race existing on the earth, in the air, or the waters, who were the object of such an unintermitting, general, and relentless persecution as the Jews of this period. Upon the slightest and most unreasonable pretences, as well as upon accusations the most absurd and groundless, their persons and property were exposed to every turn of popular fury; for Norman, Saxon, Dane, and Briton, however adverse these races were to each other, contended which should look with greatest detestation upon a people, whom it was accounted a point of religion to hate, to revile, to despise, to plunder, and to persecute» [8, p. 69]. В то же время писатель подчеркивает, что природные настойчивость и жадность евреи успешно применяют в ростовщичестве и что наблюдательность, трусость и изобретательность являются их характерологическими чертами.
Крыжановский удачно интегрируется в украинское казацкое сообщество: для этого, как мы уже писали, он принимает христианство и постепенно эмансипируется
настолько, что приобретает высокую военную должность. С одной стороны, он сознательно отказывается от идентификации со своим этносом, но с другой - продолжает выполнять распространенную и привычную социальную роль украинского еврея-арендатора. Его карьера, с точки зрения казацких законов, немыслима, к тому же она резко контрастирует с еще недавним временем восстаний Хмельницкого, когда евреи в Украине были жертвами казацкого террора и принудительно выкрещивались. Впрочем, смягчения запретов относительно включения евреев в казацкий реестр происходит уже со времен гетманства Мазепы, когда утихают антагонистические противоречия [9, с. 62]. Добавим, что преодоление этих противоречий подтверждает непрочность религиозного антисемитизма среди казаков. Со временем многие представители еврейских семей после принятия православия, соответствующей социальной инкорпорации, в том числе из-за родства, попали в казацкую администрацию и в будущем формировали украинскую элиту (как скажем, роды Боруховичей, Марковичей и Герциков) и даже активно приобщались к культурному развитию украинства [10, с. 241]. Такое включение состоятельных евреев в казацкую верхушку объяснялось пониманием их сверхважной роли в кредитовании потребностей казачества, что обусловливало гибкий и прагматичный подход в «еврейском вопросе» [11, с. 256]. В конце концов, именно такое общее восприятие евреев как арендаторов и эксплуататоров способствовало устойчивости негативных стереотипов среди населения, а в романе П. Кулиша высказывается в негативных оценках Крыжановского. То, что Крыжановский - «жид», объясняет, по мнению казаков, его коварную и дьявольскую натуру, и этого не способно изменить даже его обращения в христианство [12, с. 214].
В образах Герцика и его матери Рохли из романа «Чайковский» Е. Гребенки представлена идея о принципиальной неспособности евреев интегрироваться в христианское общество - этому, мол, мешают не только различия в верованиях, но и присущие этой нации природные коварство, мстительность и лицемерие. В романе не противопоставляются украинцы и евреи, - противопоставляются их «врожденные» национальные характеры (как утверждает полковник Иван пойманному Герцику, «ты говоришь, как жид, смотришь, как жид, а голову выстриг, чтоб обмануть меня» [13, с. 282]). Так, мстительность и зависть Герцика превосходят его любовь к Марине, и он доносит на нее и Чайковского сечевым казакам, следуя принципу «если не мне - то никому». Кровавое возмездие руководит помыслами Рохли, которая подло отравляет больных казаков, превратившись для этого в цыганку-знахарку. Безрассудная месть за убитого мужа, отобранных у нее детей и разрушенную казацким погромом жизнь приводит к тому, что Рохля опрометчиво убивает собственного сына и сходит с ума. Показательным является и тот факт, что в обществе разоренного еврейского городка женщина становится изгнанницей - евреи упрекают ее за якобы проданных казакам детей, а после разговора с пилигримом-евреем и, очевидно, после его благословения она начинает свою смертельную миссию мести православным христианам.
Оппозицию матери и брату составляет дочь и сестра -шинкарка Татьяна. Она искренне и преданно любит каза-
ка Чайковского, ради любимого готова рисковать жизнью, но, не найдя взаимности, умирает от отчаяния. Этот образ разрушает стереотипный ряд образов евреев в романе Е. Гребенки.
В «придворном шуте» Герцике воплощена характерная черта стереотипа еврея - удивительная одаренность и талант к технике и художеству (умелость в ремонте техники спасает ему жизнь при первом знакомстве с будущим хозяином - полковником Иваном), которые часто объяснялись их «знакомством» с дьявольскими силами.
Похожей на Татьяну из романа П. Кулиша является Ревекка из романа «Ivanhoe» В. Скотта. Она также полюбила христианина без взаимности. В момент признания Ревекки о своей национальности Айвенго меняет приязнь к девушке на высокомерную прохладу: он, ревностный католик, даже не может себе представить возможность союза с еврейкой, которая, впрочем, также понимает свою беспомощность перед силой предубеждений: «It was not that Ivanhoe's former carriage expressed more than that general devotional homage which youth always pays to beauty; yet it was mortifying that one word should operate as a spell to remove poor Rebecca, who could not be supposed altogether ignorant of her title to such homage, into a degraded class, to whom it could not be honourably rendered» [8, p. 300]. Правда, В. Скотт не забывает подчеркнуть «ложное» толкование евреями Священного Писания относительно богоизбранности их народа. Так, он обращает внимание на религиозные убеждения Ревекки, которая ожидает будущего дарения всех благ евреям после несчастий, выпавших на их долю. Ревекка вступает в своеобразный теологический диспут с тамплиером Буа-Гильбером и становится в нем победительницей, указав на полное несоответствие принципов его веры и устава ордена церковников преступным намерениям молодого человека.
Упоминания о евреях в романе Е. Гребенки постоянно маркируются негативными коннотациями и сравнениями: «на станции жиды и пол со скрипом», «заговорил со мной, как с жидом», «жида и прочую мерзость били, грабили, жгли, а церковь не забывали», «жид нечистый», «"Гей, хлопцы, - сказал полковник, - чуете, ли вы, пахнет неверною костью?" "Чуем, - отвечали молодцы, - жидом пахнет"», «много денег, как у жида», «пришел в свою поганую хату жид Борох» и др. Интересно, что перед смертью Герцик признается в том, что он еврей [13, с. 397]. Это единственный случай в романе, когда не употребляется слово «жид» - дань внедряемой в то время постепенной замене в светской (в том числе и литературной) речи этнонима «жид», который уже приобрел антисемитское, отчетливо негативное и оскорбительное значения, церковнославянским и библейским словом «еврей». (Как известно, искоренение традиции пользоваться этнонимом «жид» в официальных документах Российской империи началось с соответствующего указа Екатерины II в 1787 г. по просьбе общины одного из белорусских штетлов [14, с. 304].)
Через три года после публикации «Чайковского», в 1846 г., Е. Гребенка публикует рассказ «Иерусалим» в коллективном сборнике «Картины русской живописи», где представляет рассказ паломника о посещении Палестины.
Интерпретация дохристианской истории города является изображением богоборческой деятельности его жителей, которые отходят от Бога, игнорируют предостережения ветхозаветных пророков и в итоге достигают апогея своего малодушия, отдав на муки и казнь Богочеловека. С тех пор Иерусалим становится проклятым местом и испытывает немало потрясений. Рассеяние евреев после разрушения Иерусалимского Храма римскими войсками понимается в рассказе как осуществление пророчества Иисуса Христа об упадке города. Попытки же возродить Иерусалим так и не становятся успешными, ведь этого не хочет сам Бог: «Сколько раз человеческая рука пытается воздвигнуть свое слабое здание, столько же раз рука Божия разрушает его» [15, с. 450].
Так же и В. Скотт в романе «The Surgeon's Daughter» доказывает невозможность осуществления проекта интеграции «неверных» евреев в христианское общество. Такое мнение иллюстрирует образ дочери богатого португальского еврея де Монкады. Переехав в Лондон, отец входит в столичный мир, имеет связи среди влиятельных христиан. Один из них - дворянин из знатной семьи, - просит руки Цилии, но не может побороть в себе чувство превосходства по сравнению с хоть и богатыми, но евреями, и получает резкий отказ: «Tresham made his proposals to Moncada, perhaps in a manner which too evidently showed that he conceived the high-born Christian was degrading himself in asking an alliance with the wealthy Jew» [16]. Впрочем, Трэ-шам и Цилия становятся любовниками, но их разлучают, впоследствии Цилия рожает сына, который получает имя Ричард Мидлмаз. В произведении Мидлмаз становится воплощением всех низменных черт, соблазняет невинную девушку - на этот раз христианку Мени Грей, - словно сводя счеты за честь матери. В конце концов Ричард погибает ужасной смертью, и, по мнению автора, вполне заслуженно, учитывая его злодеяния.
В проанализированных произведениях украинских писателей мы не заметили актуализации образа еврея-арендатора с «ключами от церкви», свойственного для вертепа, интермедий и религиозных школьных драм XVIII в. и ранней исторической литературы начала XIX в. и впоследствии развитого, по наблюдению М. Шкандрия, в некоторых произведениях Н. Гоголя, Т. Шевченко, Н. Костомарова и П. Кулиша [17, р. 19]. В стереотипных моделях восприятия евреев в украинской и английской литературах первой половины XIX в. есть общая основа, однако с определенными особенностями: в романах английских авторов преобладает образ еврея-ростовщика, который наживается на доверчивых христианах («Ivanhoe» В. Скотта), в произведениях украинских писателей этот образ имеет историческую составляющую - еврей является «вечным» сообщником врагов (татар, польской шляхты, представителей имперской администрации) в борьбе против Украины, и даже те, которые принимают православную веру, всегда готовы коварно предать и убить («Михаил Чарнишенко... » П. Кулиша, «Чайковский» Е. Гребенки). Те же образы евреев, которые демонстрируют положительные черты, так же часто, как и образы евреев-злодеев, свидетельствуют о непонимании особенностей еврейской культуры или же ее поверхностной и потому примитивной рецепции. Пол-
ная интеграция евреев в христианскую культуру, как правило, отвергается авторами обеих литератур («Ivanhoe», «The Surgeon's Daughter» В. Скотта, «Чайковский» Е. Гребенки, «Михаил Чарнишенко...» П. Кулиша) именно из-за стереотипных глубоких разногласий на религиозной почве.
Таким образом, герой-еврей в художественных текстах В. Скотта, П. Кулиша, Е. Гребенки (часть текстов других авторов мы были вынуждены исключить из-за ограничения рамками статьи) часто становится воплощением злодейства. В то же время он является униженным и бесправным изгоем в христианской общине, человеком «низшего сорта», и даже при условии частичного вхождения в общество эта «врожденная» черта постоянно подчеркивается авторами. Образы же «прекрасных евреек» Ревекки и Татьяны - это демонстрация глубокой «культурно-исторической» пропасти между женщинами и их любимыми - представителями христианской культуры. Уже в более поздний период положительные образы евреев оказались слишком неправдоподобными, чтобы войти в общую парадигму изображения еврейства в литературе - в украинской литературе, как известно, такие характеры появляются только на рубеже XIX-XX вв.
1. Хорев В. Имагология и изучение русско-польских литературных связей // Поляки и русские в глазах друг друга / отв. ред. В. А. Хорев. М. : Индрик, 2000. С. 22-32.
2. Кац Я. Исход из гетто: социальный контекст эмансипации евреев, 1770-1870. Гешарим : Иерусалим ; М. : Мосты культуры, 2007. 262 с.
3. Нахманович В. Евреи в украинских народных песнях третьей четверти Х1Х в. // Histoians : [сайт]. URL: http:// historians.in.ua/index.php/doslidzhennya/46-nakhmanovich (дата обращения: 16.05.2015).
4. Зимбардо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние. СПб. : Питер, 2000. 448 с.
5. lсторiя руав / укр. пер. I. Драча. 2-е изд. К. : Веселка, 2003. 366 с.
6. Лазаревский А. М. Люди старой Малороссии. 8. Кры-жановские // Киевская старина. 1885. № 5. С. 7-13.
7. Петров В. Вальтер-Скотпвська повють з украТнськоТ минувшини // Розвщки. К. : Темпора, 2013. Т. 1. С. 272293.
8. Scott W. Ivanhoe. [Б. г.] : Penguin Books, 1994. 528 p.
9. Томазов В. Вони служили УкраТн : З юторм козацьких родiв еврейського походження // Хроыка 2000. 1998. № 2122. С. 62-72.
10. Феллер М. Сврейсько-укра'Тнсью взаемини в юторичнм перспективi // Нариси з юторм та культури евреТв УкраТни. 3-е изд. К. : Дух i Лп"ера, 2009. С. 232-256.
11. Плохм С. Наливайкова вiра: Козацтво та релИя в ранньомодернм Укра'У. 2-е изд., испр. К. : Критика, 2006. 495 с.
12. Кулш П. О. Чорна рада. Михайло Чарнишенко. К. : Персонал, 2008. 452 с.
13. Гребна G. Чайковский. Роман // ГребЫка G. Твори : у 3 т. К. : Наук. думка, 1980-1981. Т. 2. 1981. С. 275406.
14. Будницкий О. В. Евреи в Российской империи (1772-1917) // Западные окраины Российской империи / науч. ред. М. Долбилов, А. Миллер. М. : Новое лит. обозрение, 2006. С. 301-340.
15. Грейнка G. Иерусалим // ГребЫка G. Твори : у 3 т. К. : Наук. думка, 1980-1981. Т. 3. 1981. С. 437-452.
16. Scott W. The Surgeon's Daughter // Project Gutenberg : [сайт]. URL: http://www.gutenberg.org/files/6428/6428-h/6428-h.htm (дата обращения: 16.05.2015).
УДК 81'371
СЕМАНТИЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ «ГОРОД» В СТРУКТУРЕ КОНЦЕПТА «ОРЕНБУРГ» (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОЗАИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Х1Х-ХХ ВЕКОВ)
Концепт «Оренбург» представлен несколькими семантическими компонентами, одним из которых является семантический компонент «город». В статье приводится описание данного семантического компонента на материале художественных произведений XIX-XX вв.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, концепт, семантический компонент, языковая картина мира, художественный текст.
Любой художественный текст представляет собой некое семантическое пространство, понимаемое как ментальное образование, в формировании которого участвует литературное произведение с определенным набором языковых единиц и читатель, интерпретирующий текст. Семантическое пространство художественного текста включает в себя эксплицитные и имплицитные смыслы.
Определение всего объема семантических признаков, связываемых со словом в сознании носителя языка, дает возможность представить психологически реальное значение. Исследование семантики языковых единиц позволяет репрезентировать в языке концепт и получить доступ к содержанию концепта.
В современной науке концепт рассматривается как некоторое ментальное национально-специфическое образование, планом содержания которого является вся совокупность знаний о рассматриваемой объекте, а планом выражения - совокупность языковых средств: лексических, фразеологических и др. Концепт понимается как «любая дискретная содержательная единица коллективного сознания, отражающая предмет реального или идеального мира и хранимая в национальной памяти носителей русского языка в вербально обозначенном виде» [1, с. 51]. Кроме того, концепт представляет собой «совокупность семантических компонентов и когнитивных характеристик» [2, с. 87]. Рассматриваемый нами концепт «Оренбург» представлен
17. Shkandrij M. Jews in Ukrainian Literature : Representation and Identity. New Haven : Yale University Press, 2009. 265 p.
© Чик Д. Ч., 2015
Т. А. Юдина T. A. Yudina
SEMANTIC COMPONENT OF "CITY"
IN THE STRUCTURE OF THE CONCEPT OF "ORENBURG" (ON THE BASIS OF THE PROSE WORKS OF THE 19th-20th CENTURIES)
The concept of "Orenburg" is represented by several semantic components, one of which is a semantic component of "city'. The article provides a description of this semantic component based on the materials of the fiction of the 19th - 20th centuries.
Keywords: cognitive linguistics, concept, semantic component, language picture of the world, fictional text.
несколькими семантическими компонентами, одним из которых является семантический компонент «город».
Целью данной статьи является описание семантического компонента «город» концепта «Оренбург» в прозаических произведениях русских писателей XIX-ХХ вв., биографически связанных с Оренбургским краем.
Мы проанализировали около 150 прозаических текстов, содержащих описание г. Оренбурга, его окрестностей, достопримечательностей и др. Весь материал объединили в семь семантических групп, одной из которых является «город». Она состоит из трех микрокомпонентов: 1) город как географическое место; 2) город как место строений; 3) город как населенное людьми место.
Рассмотрим первый микрокомпонент - «город как географическое место». Оренбург как локально фиксированный объект связан с естественно-природным пространством. В концепте «Оренбург» находят свое отражение такие географические показатели, как водоемы, рельеф, растительность, животный мир, а также особенности климата.
Важной характеристикой Оренбурга как географического места является река Урал, упоминание о которой встречается в прозаических текстах 35 раз в форме прямых и косвенных наименований. Прежнее название реки Урал - Яик встречено единожды в очерке «У казаков» В. Короленко, а также в других произведениях в словосо-
