CC BY
73
Р. Е. Гергилов
Ф. А. СТЕПУН В ДРЕЗДЕНЕ. ПЕРВЫЕ ГОДЫ В ЭМИГРАЦИИ
На берегу одного из рукавов Эльбы в районе г. Дрездена расположен прекрасный архитектурный ансамбль, состоящий из дворцов, парков и вилл. Одну из них занимал немецкий философ Р. Кронер, один из редакторов известного международного философского журнала «Логос», а примыкающий к дому флигель стал домом его коллеги и друга Ф. А. Степуна. Жилище это состояло из двух комнат, обставленных мебелью из «господского дома». Таким образом осуществилась мечта четы Степунов прекратить скитания по квартирам и иметь в Германии собственное жилье. Хотя жилище и было маловатым — «как каюта морского парохода» — радость была неподдельной. Степун не был бы самим собой, не проявив и тут свой талант стилизатора. Он зарегистрировался в жилищном управлении Дрездена под вымышленным именем «рецитатора Йоганнеса Бельмана». (Игра с именами была распространена в кругу немецких романтиков, рассматривавших «изживание» жизней персонажей как задачу личности и некий жизненный проект).
Наскоро устроившись, Степун смог приветствовать в Дрездене свою мать и сестру. Мария Степун старалась как можно скорей получить выездную визу из России, чтобы увидеть своего любимца. В мемуарах он описывает приезд этой гордой дамы, ее прибытие на автомобиле на виллу Кронеров и отказ отобедать в их доме. Вместо этого она захотела отметить встречу в ресторане знаменитого дрезденского отеля Бельвю, пусть даже и с неполным меню1. Претензии и привычки шестидесятичетырехлетней матери значительно повлияли не только на личную жизнь невестки и сына, но и по своему, способствовали его профессиональному росту. Наряду с необходимостью ее материального обеспечения,— в первое время приходили денежные переводы от брата Оскара из Москвы — беспокойство стало вызывать душевное состояние этой пожилой дамы. Она даже не пыталась скрывать своего пренебрежительного отношения к немецкому обществу и вовсе не хотела знакомиться с представителями городской элиты. В вопросах моды, она считала немецких дам безнадежно отсталыми. Несамостоятельность и заносчивость этой дамы, ее порой завышенная самооценка, ее национал-патрио-тические высказывания усложняли интеграцию Степунов в немецкое общество. Это
1 Stepun F. Vergangenes und Unvengängliges. Heidelberg 1950. S. 275.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2009. Том 10. Выпуск 4
149
очень беспокоило Федора, хотя во многих вопросах мать стояла на стороне сына, постепенно завоевывавшего положение в немецком обществе.
Одним из основных мест встречи и общения дрезденской научной и культурной элиты была усадьба Кронеров, с ее роскошным парком, служившим своего рода кулисами влюбленному в театр русскому философу. Он знал, что от «выходов» на эту сцену зависит его будущее в Германии. Здесь он встречался с коллегами Кронера и познакомился с людьми, способствовавшими его приглашению в Дрезденскую высшую техническую школу. Среди них был и писатель В. Клемперер, бывший в ту пору руководителем отдела культуры в городском сенате. В своем дневнике он описывает первую встречу со Степуном: «Сегодня вечером интересный чай у Кронеров. Прекрасная усадьба и сад на Эльбе.... У Кронеров: Улих. Наблюдал у Кронера высланную русскую супружескую пару Степунов. Нужда»2. Среди гостей был католический философ Альфред Беймлер, впоследствии сменивший Кронера на посту заведующего кафедрой и профессор Р. Улих, работавший в то время в саксонском министерстве народного образования и помогший Степуну получить профессуру.
Дрезден 20-х годов прошлого столетия был центром проведения социал-демократической реформы народного образования. Так же как и в других высших технических школах, в Дрезденской были дополнительно образованы кафедры гуманитарных наук, с тем, чтобы подготавливать не только хороших специалистов, но и культурных и разносторонне развитых людей3. В технической школе Дрездена было открыто «общее отделение» с кафедрами: культурологии, социальных наук, филологии, педагогики, экономики и права. В мае 1924 г., по распоряжению министерства народного образования Саксонии при этом высшем учебном заведении был открыт «педагогический институт», в котором должны были обучаться по новой программе высшей школы будущие учителя народных школ. От успеха осуществления этого проекта зависела судьба реформы немецких университетов, кризисное состояние которых Степун отмечал в «Письмах из Гейдельберга». С целью более лучшей реализации междисциплинарной программы «общее отделение» Дрезденской высшей технической школы было преобразовано в «отделение культурологии». Р. Улих, бывший в то время заведующим отделом высшей школы министерства народного образования Саксонии, лично курировал это направление. Он выступал за приведение в соответствие институтского педагогического образования с университетским и планировал введение самостоятельного учебного курса по культурологии.
Встречи на вилле Кронеров приветствовались не всеми заведующими кафедр находящегося в стадии становления отделения, но тем не менее, были всегда многочисленны, так как давали возможность налаживания нужных контактов и знакомств. В то время как Клемперер откликался на приглашения порой по неволе, Степун пытался утолить любопытство своих коллег и иных представителей городского общества. Он умышленно пренебрегал некоторыми условностями, придавая этим встречам празднично-театральный оттенок. «В субботу 13.02. (1926 г.— Г. Р), пишет Клемперер,— были опять у Кронеров, где Степун читал главы из своего романа. Мы пошли неохотно,. но было небезинтересно. Степун, теперь профессор социологии у нас, напоминал русского толстого Христа, полу-Бальзак, полу-Лист, выглядящий очень
2 Klemperer V. Leben sammeln. Heidelberg 1995. S. 67.
3 Landraf G. (ed.) Geschichte der Technischen Universität Dresden in Dokumenten und Bildern. Bd. 2. Dresden 1994. S. 52.
старо, хотя коротко за сорок, читает с раскастистым балтийским акцентом, медленно, театрально, но хорошо. Психологический роман в письмах, настоящий русский. Постоянно они себя анализируют, всегда эротичны, греховны, слабы, искусственны, романтичны, душевно благородны, нервичны. Постоянно зависимы от французских импрессионистов, но и совсем иные»4. Степун читал главы из «Николая Переслегина», вышедшего к тому времени на русском языке и ставшего своего рода бестселлером. Как романист, психолог и специалист в вопросах брака, автор, несмотря на некоторые замечания со стороны филологов, намного большей популярностью пользовался в немецкоязычной среде, чем у своих земляков-эмигрантов. Немецким коллегам Степун был мало знаком как культур-политик, чьи публицистические выступления в русской эмигрантской прессе негативно влияли на его литературные успехи, а сравнительно слабое их знакомство с современной русской литературой вело к несколько завышенной оценке его, хотя и немалого литературного таланта. Его защита романтической любви, оправдание отказа от моногамии вызвали большой интерес немецкой публики. В 1928 г. «Николай Переслегин» вышел в немецком переводе и маститый критик и переводчик К. Нетцель в своей рецензии отмечал «удивительную полноту содержания», обилие «оригинальных, блестящих, глубоких и забавных пассажей»5.
Особое внимание в Дрездене вызвало, прежде всего, неожиданное и не всем понятное предложение Степуну профессорской должности на вновь организованной кафедре социологии. В этой связи Клемперер поговаривал о некой «афере Степуна», так как, по его словам, был вынужден голосовать за его кандидатуру. На его взгляд, это был какой-то заговор, могущий иметь негативные последствия как для научной карьеры Степуна, так и для отделения культурологии в целом. Он боялся упреков в ненаучности со стороны саксонского правительства. Еще бы, ведь кандидат не имел хабилитации, позволяющей получить ординарную профессуру. После продолжительных кулуарных переговоров было решено, что «Степун будет хабилитирован по русской социологии, так как в этой области он настоящий специалист, но только в этой»6. За всем этим стояла не только нерешительность некоторых дрезденских коллег, но в первую очередь, недовольство профессорско-преподавательского состава Лейпцигского университета, ревностно следившего за развитием событий в научной жизни Дрездена и всячески препятствовавшего как организации философского факультета, так и второго саксонского университета. Кроме того, участнику войны и патриоту Клемпереру кандидатура нехабилитированного иностранца и вчерашнего врага казалась очень неподходящей. К этому примешивалась горечь своих неудач от попыток сделать полноценную научную карьеру в стенах одного из заслуженных университетов Германии.
В начале ноября Клемпереру пришлось уступить, после того как ему сообщили о заинтересованности в этом деле министерства образования и подтвердили научную репутацию Степуна рекомендательным письмом Э. Гуссерля. На заседании Ученого совета отделения культурологии выступил незадолго до этого занявший кафедру теологии протестантский философ П. Тиллих и охарактеризовал кандидата как серьезного
4 Klemperer V. Leben sammeln. S. 176.
5 Noetzel K. Wie war es möglich? Rezension. München 1929. Книга Теодора Генриха ван дер Вельде: «Die vollkommene Ehe. Eine Studie öber ihre Physiologie und Technik» вышла огромным по тем временам тиражом. «Николай Переслегин» вышел в 1928 г. и был переиздан в 1953 г.
6 Klemperer V. Leben sammeln. S. 160.
исследователя, после чего Степун был утвержден на должность экстраординарного профессора социологии. Согласие Клемперера основывалось на компромиссе с Кроне-ром; они условились, что Клемперер поддержит профессуру Степуна лишь при одном условии: он должен читать только курс русской социологии. 1 апреля 1926 г. Степун приступил к работе. Трудно сказать, сколь важную роль сыграла поддержка Кронера и симпатии коллег и министра. Немалое значение оказал и отказ кельнского социолога Л. Фон Визе занять кафедру социологии Дрезденской высшей технической школы. К тому же был учтен опыт претендента как «эксперта по России».
Успеху в трудоустройстве Степуна содействовали и некоторые политические обстоятельства Он был демократ и противник большевизма и идеологизированной тоталитарной государственности, что, учитывая внутриполитическое положение Саксонии тех лет, дает возможность предположить существование некоего расчета правительства этой земли в поддержке его скорейшей профессиональной интеграции. Вскоре новый профессор, о котором в кругу коллег Кронер отзывался как о «гениальном философе», опубликовал в журнале «Хохланд», читанные им до этого в кругу знакомых, воспоминания о войне и революции7. На ноябрь 1925 г. были запланированы пять двухчасовых лекций «о России». В то время как Кронер характеризовал Степуна, в первую очередь, как соредактора «Логоса» и представителя межнациональной и межконфес-сиональной культур, педагоги-реформаторы, во главе с Улихом, отнеслись к факту появления Степуна прагматически. Помимо его ораторского таланта и жизненного опыта, о которых они уже были наслышаны, им немаловажным казалось антитоталитарная демократическая ориентация русского философа. Именно в Саксонии процессу консолидации и демократизации мешал политический радикализм и последствия послевоенного экономического кризиса. В Дрездене, Лейпциге и Хемнице были сильны социал-демократические традиции, но после неудачной коалиции с коммунистами они стали ослабевать и наметился раскол в рабочем движении, подпитываемый комин-терновской пропагандой. К тому же сказалась и зависимость экономики Саксонии от советских заказов Эта двойная — идеологическая и экономическая — зависимость была неким вызовом демократическому государству. С этой точки зрения приглашение Степуна было не только быстрой реакцией на отказ Л. фон Визе. Большинство дебатов в Саксонском парламенте по внутриполитическим вопросам, так или иначе, касалось отношений этой немецкой федеральной земли с советской Россией. Для проведения политики в области образования, которая должна была представлять собой альтернативу коммунистической пропаганде, оставаясь при этом на научном уровне и не раздражая немецких советофилов, Степун был самой подходящей кандидатурой. При этом учитывались не столько его научные заслуги, сколько политический и педагогический талант. В министерстве народного образования считали, что он, как никто другой, сможет привить будущим инженерам, техникам и экономистам чувство ответственности и политической сознательности на примере пережитых им революций и войн. На примере революционной интеллигенции он мог показать опасность чрезмерной идеологизации политики. Представители министерства обра-
7 Относительно такой лестной характеристики Клемперер в своём дневнике отмечает: «Он (Кронер-Г. Р.) однажды, не моргнув глазом, самым серьёзным образом сказал мне: «Диссертацию Степуна я оцениваю очень высоко. В ней есть нечто гениальное. Мы вместе учились у Риккерта. Да, она гениальна. Она, на мой взгляд, настолько же ценна, как и моя докторская»». Klemperer V. Leben sammeln. S. 176.
зования не ошиблись в своем выборе. Вскоре лекции и публичные доклады Степуна стали своеобразным институтом политического просвещения.
Федор Степун был одним из немногих эмигрантов, получивших профессуру в высшем учебном заведении Германии. (Самым известным из них был В. Кандинский, получивший профессуру в Веймаре). Будучи русским социологом в Германии и немецким профессором, Степун представлял собой исключительный случай в системе образования Веймарской республики и немецкой академической традиции вообще. Истории русской эмиграции XIX в. вряд ли знаком подобный прецедент. Все это мешало его общению с земляками-эмигрантами. Само получение профессуры в немецком учебном заведении ставило его в некое двойственное положение.
Так, вскорости, в русской колонии Дрездена «правыми кругами» стали неоправданные распространяться слухи о том, будто Степун является хорошо оплачиваемым большевистским агентом, которому Москва купила профессуру, чтобы с помощью экономических благ удалить его из рядов эмиграции Активно участвуя в жизни двух различных и далеких друг другу по национальности и конфессии обществ, Степун, сам того не желая, давал повод для нелепых подозрений. Лишь некоторые его знакомые и коллеги понимали сложность положения. Чтобы предотвратить свое возможное изолирование в эмигрантском обществе он изо всех сил пытался объяснить своим друзьям и коллегам собственное видение его дальнейшего «двойного» существования в качестве немецкого ученого и русского публициста-эмигранта.
В его письмах того периода, хранящихся в различных архивах, описываются его жизненные планы. В этой корреспонденции содержится его оценка изменившихся жизненных обстоятельств, реакция на несправедливые осуждения и желание нейтрализовать возникшее отчуждение литературными средствами. Огромный объем работы, свалившийся в первое время, на плечи Степуна требовал много времени, поэтому львиную долю частной переписки взяла на себя его жена. Письма же, написанные им собственноручно порой выглядят как своеобразные наброски запланированных статей, лекций и докладов. В них Степун снова и снова ставит вопрос о том, правильно ли он живет. В сложной обстановке эмиграции перед ним, как и перед многими его соотечественниками стояла проблема оправдания своего существования вне родины.
Связанными с профессурой планами, надеждами и опасениями Степун делится с близкими ему по духу людьми. Он считает, что получив место преподавателя, ему удастся посвящать учебному процессу семь месяцев в году, имея тем самым в своем распоряжении остальные пять свободных месяцев. Основным его желанием было изучение России, ее философии и церковной жизни. В ходе этих исследований он стремился выяснить, не является ли его собственное национально-религиозное понимание демократии каким-нибудь заблуждением. И вообще, для него было важным понять «на чем стоит мир и куда движется»8. Но для этого, считает он, необходимо очень много прочесть специальной литературы. Своих знакомых, а также редакцию «Современных записок» он просит не думать, что «профессура» отвлечет его от работы в этом журнале и «вообще от русских проблем». Ставя перед собой такие задачи, Степун не знает каким, образом они будут решены. Он говорит даже о возможном жестком бюджете времени, чтобы таким образом систематизировать свою жизнь
8 Indiana University, Lilly Library (Mark Vischnjak papers). Архив М. Вишняка. Письмо Ф. Степуна Бунакову-Фондаминскому от 23.10.1926 г.
и не подвергаться излишним неприятным неожиданностям9. О преодолении разных предрассудков речь идет и в письмах Степуна И. А. Бунину. Более подробно, чем в письмах Бунакову-Фондаминскому он говорит о своих литературных перспективах в Германии. Зная отношение своего знаменитого соотечественника к Германии, продолжавшего считать эту страну врагом и проводником большевизма в России, Степун описывает ему «славянский характер» Дрездена и его окрестностей. Дом и сад Кронера напоминает ему подмосковные усадьбы, а названия некоторых деревень указывают на древние славянские поселения10.
Эта географическая топология помогла ему разрушить предрассудки своих корреспондентов и не только их. Русский философ как бы идентифицировал себя с местом проживания, создав некий образ вечной России и своей сыновней преданности ей. В этом не было никакой гиперболизации. Вплоть до начала 30-х годов во всех источниках упоминалось славянское происхождение Дрездена и лишь с приходом к власти Гитлера предыстория города была «национализирована».
Как никакой другой город Германии Дрезден тех лет отличался своим интернациональным характером, способствовавшим более спокойной интеграции беженцев. К моменту приезда Степуна этот город с 600 тысячами жителей находился на пике своего расцвета. Еще до первой мировой войны в нем проходили различные международные ярмарки. Даже во время экономического кризиса и международной изоляции Германии там проводились выставки современного авангардистского искусства. В нем проживало много иностранцев, существовали колонии англичан, американцев и русских. Русская колония к тому времени имела уже богатую историю. За городским вокзалом располагался православный собор при посольстве России в Саксонии. Были в городе и еврейские общины и общины российских немцев11. Вначале контакты Степуна с русской общиной ограничивались лишь встречами с её главой графом С. Оболенским. Многие эмигрантские источники того времени характеризуют его как социально ангажированного, высококультурного человека. Бывший обер-прокурор Священного Синода стал единомышленником и другом Степуна. (С. Оболенский входил в кабинет министров С. Витте. Его назначение обер-прокурором Священного Синода было реакцией на революционные события 1905 г.) Этот отзывчивый человек был последователем Вл. Соловьева. Он очень внимательно следил за жизнью русской эмиграции и всегда был готов придти на помощь нуждающемуся в ней. Предложив Оболенскому ознакомиться с содержанием «Современных записок», Степун вскорости понял, что нашёл постоянного и внимательного читателя этого журнала. Гостеприимный дом главы общины был всегда открыт для семьи Степуна и служил местом встреч русских и немцев. Постоянным гостем Оболенского был П. Тиллих12.
В отличие от Берлина, Праги и Парижа, в Дрездене оседали не интеллектуалы, а в большинстве своем предприниматели и люди искусства. Особенно славился этот город своим оперным театром, с одним из лучших европейских оркестров. Еще до первой мировой войны в Дрездене подолгу останавливался С. Рахманинов. Он
9 Архив М. Вишняка. Письмо Ф. Степуна Бунакову-Фондаминскому от 25.11. 1925 г.
10 Russian Archive Leeds University. Архив И. А. Бунина. Три недатированные почтовые карточки Ф. Степуна И. А. Бунину (конец 1920-х годов).
11 Архив И. А. Бунина. Письмо Ф. Степуна И. А. Бунину (лето 1925 г.).
12 О доме Оболенского и хлебосольстве его хозяина пишет в своих воспоминаниях жена Тиллиха. См. Tillich H. Ich allein bin. Mein Leben. Guetersloh. 1993. S. 126.
бывал здесь и впоследствии, навещая свою сестру, вышедшую замуж за русского промышленника Сатина. Дрезденская публика рукоплескала московскому камерному театру, прима-балерине Анне Павловой, Федору Шаляпину и хору донских казаков Сергея Шарова. Последние наезжали в Дрезден ежегодно, так как жена руководителя хора навсегда поселилась в этом городе. К городским знаменитостям принадлежал и выехавший из России в 1922 г. пианист и дирижер Исайя Добровен, прекрасно поставивший в Дрездене оперу Мусоргского «Борис Годунов» и ставший заместителем главного режиссера городского оперного театра.
литература
1. Klemperer V. Leben sammeln. Heidelberg 1995.
2. Landraf G. (ed.) Geschichte der Technischen Universität Dresden in Dokumenten und Bildern. Bd. 2. Dresden 1994.
3. Noetzel K. Wie war es möglich? Rezension. München 1929.
4. Stepun F. Vergangenes und Unvengängliges. Heidelberg 1950.
5. Tillich H. Ich allein bin. Mein Leben. Guetersloh. 1993.
