CC BY
115
УДК 61(091);61(092)+616.01/-099 [РОББИНС С. Л.]
Вестник СПбГУ. Сер. 11. 2015. Вып. 1
Л. П. Чурилов
СТЭНЛИ ЛЕОНАРД РОББИНС: СТОЛЕТИЕ АВТОРА ВЕЛИКОЙ КНИГИ
Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7-9
Историко-биографическая статья об авторе самого востребованного учебника патологии Стэнли Леонарде Роббинсе (1915-2003). Рассматриваются жизнь и труды Роббинса, история создания и судьба его книг, анализируется его роль в истории американской и мировой патологии в контексте тенденций, существовавших в развитии этой науки и учебной дисциплины в медицинском образовании Евразии и Северной Америки. Трактуется социально-культурный и творческий феномен opus magnum и приводятся исторические примеры «писателей одной книги» в разных культурах. Сопоставляются практика создания медицинских учебников, отношение к традиции, судьбы научных школ в США и России. Приводятся данные об эволюции политики американского врачебного сообщества в отношении иностранных медицинских выпускников и о роли С. Л. Роббинса в интернационализации медицинского образования, сведения о его ближайших учениках и соавторах, получивших медицинское образование вне США. Библиогр. 34 назв. Ил. 5.
Ключевые слова: история медицины, клиническая патология, медицинское образование, патология, патофизиология, патологическая анатомия, преподавание, психология творчества, С. Л. Роббинс.
STANLEY LEONARD ROBBINS: CENTENNIAL OF THE AUTHOR OF OPUS MAGNUM
L. P. Churilov
St. Petersburg State University, 7-9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation
Historical and biographical article about the author of the most sought pathology textbook: Stanley Leonard Robbins (1915-2003). A paper describes his life and works, discusses the history of creation and the fate of his books, examines their role in the history of American and world Pathology; in the context of the trends that existed in the development of this science and curriculum discipline in medical education of Eurasia versus North America. Also treated is a socio-cultural and creative phenomenon of opus magnum. The article provides several historical examples of the "writers of one book" in different cultures and compares the practice of medical textbooks writing in Russia and USA, related to the traditions, the fate of scientific schools in these countries. The data on the evolution of the American medical community policy in respect of foreign medical graduates and the role of S.L. Robbins in the internationalization of medical education are presented. An information about his closest disciples and collaborators who have received medical education outside the United States is given. Refs 34. Figs 5.
Keywords: History of Medicine, Clinical Pathology, medical education, Pathology, Pathophysiology, Anatomic Pathology, teaching, psychology of creativity, S. L. Robbins.
Профессор Императорского Санкт-Петербургского университета Владимир Иванович Вернадский (1863-1945) говорил, что науку делают не государства, партии или организации, а, прежде всего, живые человеческие личности, что только живое дыхание мыслящей личности в науке и чувствуется, а если работал коллектив, — то личностей и под руководством личности. Другой, существующей отдельно от таких личностей, творческой силы в науке, искусстве, истории — нет [1].
Творческая личность, обладая конкретным историческим предназначением, осознает его, хотя и не всегда. Именно выполняя его, ученые и художники достигают максимального напряжения и мобилизации своего духовного потенциала, полноты личностного самовыражения. Это может не только вдохновлять, но и опустошать творца, неся отпечаток жертвенности. Поэтому в культуре не редкость — писатель одной книги или ученый одного академического труда — opus magnum, в том смысле,
что это конкретное произведение, где наиболее полно воплотился творческий потенциал человека, в дальнейшем живет своей жизнью и по значимости и известности затмевает в общественном сознании все остальное, созданное этим автором, переживая и его самого, и прочие плоды его деятельности на годы и даже тысячелетия. И порой имя автора такой книги становится нарицательным, и мы говорим: загляни в «Малый Ларусс», посмотри в «Брокгаузе—Ефроне», это есть в «Бэби Роббинсе»...
Китайского сановника III-IV в. Гань Бао (ум. 336 г.) сделали классиком «Записки о поисках духов», а другие его произведения до нас не дошли. Таков был и гениальный грузинский поэт Шота Руставели (1160/66-1216), ничего, кроме великой поэмы «Витязь в тигровой шкуре», читаемой во всем мире уже более 700 лет, не написавший. Доктор Франсуа Рабле (1494-1553) весь свой творческий потенциал и жизненный опыт выразил в пяти томах «Гаргантюа и Пантагрюэля» — и этого оказалось достаточно для эпохального влияния на культуру. Нам дорог Александр Сергеевич Грибоедов (1795-1829), обессмертивший свое имя «Горем от ума» и сделавшийся одним из творцов современного русского языка, хотя несколько других его пьес в соавторстве забыты из-за их совершенно иного художественного уровня. Аналогичные примеры достаточно характерны в истории американской культуры — лишь одну, но великую книгу «Унесенные ветром», переведенную затем на 46 языков, создала Маргарет Маннерлин Митчелл (1900-1949); ничего, кроме выдающегося романа «Убить пересмешника», созданного за время годичного оплаченного отпуска, доселе не опубликовала служащая авиакомпании Харпер Ли (род. 1926) — далее все ее публикации были только о том, как создавался этот шедевр. Автор великой повести «Над пропастью во ржи» Джером Дэвид Сэлинджер (1919-2010) до своего opus magnum и вскоре после него опубликовал около 30 рассказов, но затем замолк на 45 лет.
Подобные примеры не редкость и в истории науки. Не получили известности другие труды русского ученого и педагога Петровской эпохи Леонтия Филипповича Магницкого (Теляшина) (1669-1739), но по его выдающемуся учебнику «Арифметика, сиречь наука числительная» познавали азы математики поколения наших соотечественников, создавшие великую российскую математическую школу. Лишь одну научную статью опубликовал сельский японский хирург Хакару Хасимото (1881-1934), но и ее хватило, чтобы сделать его имя знакомым всем современным эндокринологам [2].
28 февраля 1915 г. в лесистом штате Мэн на северо-востоке США, в его крупнейшем приморском городе Портленд родился человек, которому суждено было написать великую книгу и остаться в памяти поколений врачей в качестве Учителя с большой буквы: Стэнли Леонард Роббинс (1915-2003), создатель «библии» всех англоязычных студентов-медиков — "Robbins' Textbook: Pathologic Basis of Disease" и его краткой версии, любовно названной учениками "Baby Robbins" (рис. 1). Мать Роббинса умерла от гриппа в период страшной пандемии «испанки» в 1918 г. среди еще 675 000 американцев. Мальчика воспитывала бабушка, владелица небольшого пансионата в курортном местечке Олд Орчард Бич, что на океанском побережье, вместе с пятью своими детьми. Когда пришла пора учиться, Стэнли переехал к дяде-хирургу, в г. Бруклин, штат Массачусетс, где с отличием окончил среднюю школу [3]. Эта школа — одно из лучших учреждений подобного рода в США, гордящееся давней историей. Из знакомых россиянам американцев ее окончил (в 1951 г.) политический деятель, губернатор штата и единственный в истории православный
кандидат в президенты США, сын врача-перинатолога Майкл Дукакис (род. 1933 г.). Однокашником Роббинса (до 1935 г.) был один из самых ярких и популярных за всю историю США тележурналистов Майк Уоллес (1918-2012) [4]. Здесь же позже (1956) учился известный медицинский генетик и педиатр Майкл М. Коэн (род. 1937), описавший в 1973 г. дефект гена СОН1, причину аутосомно-рецессивного синдрома Коэна—Пеппера—Червенки с челюстно-лицевыми аномалиями и плюриорганной симптоматикой [5].
Бруклин (точнее — Бруклайн) — это город-спутник Бостона. В Бостоне юный С. Л. Роббинс получил возможность продолжить образование в лучших высших учебных заведениях Америки. В 1936 г. в Массачусетском Технологическом институте он стал бакалавром наук, а затем — поступил в Университет Тафтса на медицинский факультет и окончил его в 1940 г. Обратите внимание на характерную для американского врачебного образования деталь: медицинской школе предшествует премедицинский университетский курс, который может быть пройден бакалавром в университете, совсем не готовящем медиков. Так и поступил молодой Роббинс, которому обучение в ведущем политехническом университете мира перед освоением медицины помогло, по-видимому, выработать системный подход, явно прослеживаемый в его научно-образовательной деятельности. Впрочем, и Университет Тафтса — alma mater основоположника кибернетики Норберта Винера (1894-1964), обучавшегося там лет на 30 раньше. И в Массачусетском технологическом, и в Медицинской школе Тафтса С. Л. Роббинс был стипендиатом и одним из лучших выпускников. Последняя школа дала и до, и после Роббинса нескольких выдающихся медиков, в частности крупнейшего исследователя колитов, классика гастроэнтерологии Джозефа Б. Киршнера (1909-2012), видного онкогематолога, исследователя лейкозов Уильяма Курри Молони (1907-1998) и Нобелевского лауреата (совместно с П. Эгром) за исследования в области мембранных ионных каналов, биофизика Родерика Маккиннона (род. 1956 г.) [6].
Рис. 1. С. Л. Роббинс [13]; справа обложки его книг: вверху — первого (1957) внизу — четвертого пересмотренного (1989) издания
В 1940 г. выпускник Стэнли женился на Элинор Пескин (Роббинс). В дальнейшем они проживут вместе 56 лет, до самой смерти жены в 1996 г., и Элинор станет матерью их четверых детей. Врачебную карьеру отца продолжит сын Джонатан Роббинс — кардиолог. Ряд изданий главной книги Роббинса посвящены «Элли».
Молодой доктор медицины Стэнли Роббинс (М. Б. — обязательный титул выпускника-медика в США так и остался главной профессиональной степенью, которой он обладал и гордился, никогда не стремясь к высоким академическим титулам) прошел последипломную подготовку в городской больнице Бостона. После этого он решил посвятить себя патологии, начал работать ассистентом в Институте патологии имени Маллори при этой больнице и пришел ассистентом на соответствующую кафедру в родной университет. В дальнейшем вся его жизнь была связана с преподаванием там, а параллельно и чуть позже, с конца 40-х, — в Бостонском университете и Гарварде (в соседнем городе Кембридж) [3, 7]. В 1945 г. он пишет свою первую научную работу, случай хорионэпителиомы, а в 1946 г. выходят первые публикации Роббинса — о биотесте на беременность с использованием лягушек (реакция Галли — Майнини, на эту тему затем он опубликует целый ряд работ), а также вышеупомянутый клинический случай хорионэпителиомы средостения у мужчины [8-9] (рис. 2). С появлением иммуноконкурентных методов определения гормонов «лягушачий» тест на беременность отошел в прошлое, как и все это направление исследований, где именно Роббинс был главным авторитетом. И не эта тематика определила вклад С. Л. Роббинса в науку, хотя показательно, что с самого начала своей деятельности в области патологии он был одновременно как патомор-фологом, так и патофизиологом по спектру применяемых методов. Во второй половине 40-х годов следуют несколько публикаций по состоянию почек при сахарном диабете и вновь о биотестах на беременность. И уже здесь мы видим рождающийся «фирменный» стиль Роббинса как автора: сдержанное по форме и основанное на юмористическом, парадоксальном подтексте внимание, казалось бы, к обыденным, а на деле — «интригующим» обстоятельствам и особую, разговорную интонацию обладающего некоторым сарказмом джентльмена-философа, обращенную к читателю-собеседнику. Он, например, начинает свою публикацию «О тестах на беременность» [10], серьезную научную работу о семи страницах с двумя графиками, таким пассажем: «Примечательно, что состояние, столь существенно доброкачественное и самопроизвольно ограничивающееся, как беременность, которое неизбежно становится очевидным в надлежащее время, вызвало всегда такой большой интерес к его ранней диагностике. Несмотря на то, что во всех, кроме, возможно, внематочной беременности, случаях, потребность в скорости его распознания в действительности невелика, постоянное внимание всегда приковывало время, потребное для выполнения теста на беременность». В памяти невольно всплывает британо-американская традиция добротных остроумных рассказчиков: анекдотические по сути и облеченные в напускную серьезность диккенсовские страницы «Пиквикско-го клуба», парадоксальные сентенции Марка Твена и умение О'Генри показать относительность грани между логикой и абсурдом. В постоянной работе (а молодой Роббинс был преподавателем на трех вузовских кафедрах и в институте последипломного образования одновременно) шлифовался уникальный талант, привнесший в научно-учебную литературу по патологии национальную литературно-художественную традицию.
MEDIASTINAL CHORION EPITHELIOMA IN A MALE
Oscar Hirsch, M.D., Stanley L. Roairas, MX)., lad J ohm D. Houghton, M.D.t (From the Mailoty Institute oj Patkelosy, Beaten City Hospital, Boston iS, Mast.)
The knowledge that chorion epitheliomas in females originate in the epithelium oi the chorionic villi was first established by Marchand1 in 1895, at which time he carefully elaborated and clarified the histology of this tumor. It was not until 1902 that Schlagenbaufer,2 among others, described the development of this tumor in males from chorion-epithelium arising from germinal cells of the testis or teratomatous tissue. Since that time, despite the many reports of chorionepitheliomas of genital origin in males, very few extratesticular tumors of this type have been reported. Moreover, the lack of adequate criteria for the establishment of the extragenital origin of these neoplasms has caused considerable controversy among the writers on this subject as to just which cases may be considered sufficiently well documented to be accepted as extragenital tumors. Heaney,8 Kantrowitz,4 Erdmann, Brown, and Shaw,9 and others have each published collected series in which the cases accepted differ from author to author.
Much of the confusion has arisen from the fact that tumors primary in the testes may not oniy be extremely small, but moreover may spontaneously regress and "heal," leaving microscopic scarring as the only permanent vestige of the former neoplasm (Prym,® Craver and Stewart T). Therefore, before a case can be definitely accepted as of extragenital origin, the testes must be ruled out as the primary site. Cases in which markedly atrophic testes have been found, or in which no
Рис. 2. Факсимиле первой публикации С. Л. Роббинса [9]
В послужном списке С. Л. Роббинса за полвека, с 1946 по 1996 г., после которого в периодике он не публиковался, накопилось не так много статей — чуть более 80 (по вышеназванной тематике, а также методике преподавания, онкологическим проблемам, циррозу печени, кардиоревматологическим заболеваниям, гемохрома-тозу, истории патологии и о корреляции степени коронарного атеросклероза с клиникой ишемической болезни сердца). Его величие в книгах. Уже в 1950 г. мы находим среди его публикаций проблемную статью «Некоторые новые концепции в патологии», свидетельствующую о том, что 32-летний патолог не просто видит себя открывателем новых частных фактов в этой области, а задумывается о новых концептуальных обобщениях, о принципах систематизации имеющихся знаний [11]. К концу 50-х у Роббинса, по его собственному признанию и по свидетельству одного из ближайших учеников, Виная Кумара [12, 13], вызрело ощущение, что имеющиеся англоязычные учебники патологии — лишь справочного типа, к тому же они скучноваты, сухи и не отражают богатства патологии как науки, зацикливаясь на патологоанато-мических описаниях в отрыве от клиники и функционально-метаболической стороны проблем. С. Л. Роббинс решился пропустить всю сумму знаний, которой оперировал при преподавании, через собственную личность, чтобы дать читателю такой учебник, какой он считал нужным. На это надо было решиться: автор этих строк
знает, как это тяжело, поскольку прошел через подобные сомнения в середине 90-х, когда начинал создавать свой учебник патофизиологии концептуального типа.
Решив создать концептуальный учебник, Вы не просто принимаете на себя огромный труд, который, даже если будет успешен, не закончится всю оставшуюся жизнь, так как книга, живя своей жизнью, станет требовать переизданий и переработок. Дело не только в том, что справочные учебники составляются авторскими коллективами, а концептуальные, как правило, нельзя написать коллективно: автор должен быть в состоянии создать под свои концепции основную часть текста в одиночку. Дело еще и в том, что такая книга, в отличие от учебника справочного типа, не может не быть междисциплинарной. А значит, она, скорее всего, не вызовет восторга у тех коллег, которые принадлежат к категории так называемых «ученых-специалистов». Им будет казаться, что автор разбрасывается и лезет не в свое дело. И, поскольку автор еще относительно молод и не именит в своей области, он не гарантирован от отрицательных рецензий. Не все специалисты понимают, что для большого таланта, наделенного еще и недюжинным трудолюбием (что у больших талантов бывает не всегда!), понятия «разбрасываться» не существует: их творческая деятельность объемлет и пропускает через дело их жизни весь мир, и сил у такого «ученого-неспециалиста» всегда хватает, ибо мерки — богатырские, а система ценностей иная, чем у простого делающего карьеру специалиста. Именно такой личностью, на счастье патологов, оказался Стэнли Леонард Роббинс, создавший первую версию своего новаторского учебника в 39 лет (1957) [14]. И, конечно же, два его первых рецензента дали отрицательные отзывы, упирая на то, что в книге недостает строгих патоморфологических описаний [13]. Они не почувствовали, что жанр меняется, сыгран первый акт новой оперы, и это уже не только и не столько патологическая анатомия, сколько синтез патанатомии, патофизиологии и клиники под одной обложкой. Хорошо, что издатель не послушался, и дал учебнику патологии дорогу в свет. Много лет спустя, в 1999 г., автор этих строк, читая не вполне положительную рецензию маститого патолога на свои «Основы общей патологии» (с лейтмотивом: «это не патология, как можно было книгу так назвать?»), вспоминал прежний опыт, описанный Роббинсом и его учениками; их тезис «патология шире патанатомии» вселял в него уверенность — и в итоге все закончилось хорошо: издатель не послушался недовольного рецензента и выдал книге путевку в жизнь [15]. Хвала смелым издателям...
Книга Роббинса (см. рис. 1) имела ошеломляющий и быстрый успех. Как важно это для автора opus magnum! В начале века странноватый и гениально одаренный молодой человек Отто Вейнингер (1880-1903) никак не мог добиться издания небольшой книги, которую он выстрадал и которая сильно отличалась по своему содержанию от ортодоксальных, принятых взглядов на половую реактивность и проблему пола. Рецензент Зигмунд Фрейд ее отверг. Наконец книга в июне 1903 г. пошла в набор у венского издателя Браумюллера, а Вейнингер, измученный непризнанием своих взглядов, не дожил до их торжества. Он ожидал немедленного, революционного действия своего детища на умы, вместо этого его атаковал маститый психоневролог Пауль Юлиус Мебиус (1853-1907), безосновательно обвиняя в плагиате. В октябре 1903 г. Вейнингер совершил в минуту слабости самоубийство (в гостиничном номере, где ранее умер Бетховен). Уже через год о творении Вейнингера говорила вся читающая Европа, а затем книга «Пол и характер» навечно внесла имя своего
создателя в историю психофизиологии и конституционологии и цитируется до сих пор. Но Вейнингер об этом уже не узнал. Книги живут долго, и весь их истинный масштаб бывает виден не сразу [16].
Творение Роббинса вызвало у студентов прилив энтузиазма и интереса к изучению патологии. Из Университета Темпл в издательство пришло письмо восторженного и благодарного студента: «Я начал читать свой новый учебник Роббинса. Я знаю — Некто свыше возлюбил меня!» [13]. Эта книга стала первой в англо-американской практике преподавания патологии, где акценты были смещены с обычного «Как это выглядит и как это распознать в макро- и микропрепаратах?» на «Как это развилось? Каков механизм? Как это проявляется в симптоматике и течении болезни?».
Великолепны остроумные и глубокие замечания С. Л. Роббинса относительно содержания предмета патологии, как он его видит, из предисловия этой книги, названного «Предмет патологии»: «Трупы не болеют!» и далее: «.изучение [пато]мор-фологии — лишь одна из граней патологии. Патология вносит значительный вклад в клиническую медицину. Патолог интересуется не только распознаванием структурных нарушений, но также их значением, то есть действием этих изменений на функции клеток и тканей и, в конце концов, — на больного. Это не предмет, изолированный от живого пациента, а, скорее, обобщенный подход для лучшего понимания болезни и, следовательно, прочная основа клинической медицины» [14].
За 12 лет книга выдержала 3 издания. Казалось бы, автор может почивать на лаврах и пожинать коммерческие плоды своего таланта? Не тут-то было! С. Л. Роббинс каждый раз дополнял и расширял книгу, а перед четвертым изданием, вышедшим 29 апреля 1974 г., кардинально ее переписал и еще более усилил акцент на патофизиологические и клинико-патологические аспекты, поместив краткие справки по пато-морфологии болезней в выделенные цветом рамки. И даже заглавие он счел необходимым изменить: с этих пор великая книга выходила под названием «Патологические основы болезни» (см. рис. 1) — "Pathological Basis of Disease", позже — "Pathologic Basis of Disease" [17]. Верный себе носитель англо-американской литературной традиции в предисловии вставляет аллюзию на тему Редьярда Киплинга, с его знаменитым: «Есть у меня шестерка слуг, /Проворных, удалых./ И все, что вижу я вокруг, — /Все знаю я от них./ Они по знаку моему/ Являются в нужде./ Зовут их: Как и Почему,/ Кто, Что, Когда и Где» (пер. С. Я. Маршака). Роббинс пишет (во множественном числе): «Почему и Как столь же важны, сколь и Что». Испанские издания opus magnum после 1980 г. даже выходили под названием «Структурная и функциональная патология», еще более прямо вводя в обиход эквивалент евразийской патофизиологии (см. ниже).
Первые 9 изданий своего шедевра С. Л. Роббинс редактировал сам, хотя постоянно привлекал к работе учеников (рис. 3-4). Так, в 1974 г. его палестино-ливанский ученик Рамзай Сулиман Котран (1932-2000) стал титульным соавтором. К 19731974 гг. профессор Стэнли Роббинс уже заведует кафедрой патологии в Бостонском университете, еще ранее, с 1965 г., он — директор Института патологии имени Ф. Маллори при Бостонской городской больнице, где ведется последипломное обучение патологов. Через его заботливые руки (а он иронически называл себя «еврейской мамочкой» [3], имея в виду свое ревностно-заботливое и требовательное отношение к студентам, интернам и ординаторам) проходит множество учеников из разных стран. И Роббинс публикует в авторитетном журнале «Патология человека» довольно саркастическое и нашумевшее письмо «Воздушный шар американской
Рис. 3. Эстафетная «сборная мира» доктора С. Л. Роббинса, слева направо: Р. С. Котран, В. Кумар, Н. Фаушту, А. К. Аббас
Рис. 4. Марсия Эйнджель [27]
патологии» [18]. Он, в своем характерном стиле, показывает несуразность некоторых устоявшихся норм, уподобляет систему преподавания патологии воздушному шарику, на который, как не дави, — он возвращается к старой форме, а основные положения письма сводятся к тому, что программы последипломного образования комбинированного характера (с преподаванием морфологической и клинико-функциональной патологии) не могут длиться столько же, сколько положено для раздельного последипломного обучения по каждой из этих дисциплин. Мало того, Роббинс спрашивал: «Считаем ли мы, что длительность обучения — эквивалент или адекватная мера глубины постижения предмета и достигаемого уровня профессионализма?». Сравнение с воздушным шариком имеет и еще один подтекст: надутость американских патологов. Роббинс прямо высказывается против «шовинистического», как он выразился, отношения к иностранным медицинским выпускникам в американской системе здравоохранения и последипломного образования тех лет и утверждает, что за границей умеют учить медицине и патологии не хуже. Он критикует негибкую, устаревающую систему сертификации медицинских кадров в США той эпохи, он протестует — и знает, что говорит. Ведь почти все его ближайшие ученики (и в дальнейшем — соавторы и продолжатели opus magnum; см. рис. 3) получили медицинское образование не в США, а в родных странах, совсем не казавшихся американскому истэблишменту того времени «научными мекками»: Р. С. Котран, который позже унаследует кафедру мэтра и станет после Роббинса главным редактором роббинсовского руководства, а также внесет большой вклад в изучение молекул клеточной адгезии и патологии почек, учился в Ливане и Израиле [19]; Винай Кумар (род. 1944 г.), выдающийся иммунопатолог, ныне руководящий кафедрой патологии в Чикагском университете, который напишет об учителе проникновенный некролог [13] и примет эстафету главного редактора opus magnum после скоропостижной смерти Котрана, закончил дипломное и первичное последипломное обучение в Индии [20], а соавтор последних изданий opus magnum, видный гепатолог Нельсон Фаушту (1936-2012), — в Бразилии [21]. В Индии учился до прихода в 70-е годы к С. Л. Роббинсу на усовершенствование и другой
соавтор последних изданий книги, известный иммунолог, руководящий кафедрой патологии в Калифорнийском университете, — Абул К. Аббас.
Так мог ли Роббинс, имея такую «сборную мира» (см. рис. 3), сомневаться, что за рубежом отлично учат патологии? И, надо сказать, его голос был услышан. Автор этой статьи впервые прочел руководство Роббинса (седьмое издание) в США, в 1994 г., когда начал преподавать патофизиологию в первой в истории высшего образования наших стран российско-американской медицинской программе (деканом которой ему довелось быть). Великая книга очень хорошо соотносилась с отечественной традицией преподавания патофизиологии (которая как отдельный предмет в США до XXI в. не преподавалась; см. ниже), а выпускники программы — американцы успешно сертифицировали затем в США свои российские дипломы врачей [22].
Уже тогда бросалось в глаза, что система сертификации иностранных медицинских выпускников значительно либерализовалась, основным препятствием для них могло быть, разве что, плохое знание английского, а для представителей англо- и ис-паноязычных стран непреодолимыми эти обстоятельства вовсе не были. И как результат, сейчас, через 42 года после протестного письма Роббинса, статистика [23] говорит нам, что около 170 000 полноправных членов Американской медицинской ассоциации (АМА) окончили медвузы за границей. На ком же держится ныне здравоохранение самой мощной державы мира? Американцев лечат 47,5 тыс. врачей-индийцев, 20,9 тыс. филиппинцев, около 14 тыс. мексиканцев, более 11,3 тыс. выпускников медвузов Пакистана, около 21,3 тыс окончивших медвузы малых островных государств Карибского бассейна, которые в нашей стране знамениты в основном своими пляжами и ромом. И все они, наверняка, учились по «Роббинсу»! Достойно выглядит на этом фоне и наше Отечество: более 6000 врачей в АМА в 2007 г. представляли страны бывшего СССР, в основном они поступили в отечественные медвузы до его распада. Школы таких центров мировой медицинской науки, как Египет (5,2 тыс.), Иран (свыше 4,7), Сирия (3,7), Колумбия (3,3), тоже вносят немалый вклад в оздоровление народа США. Незабвенный футболист и спортивный журналист Владимир Никитович Маслаченко (1936-2010), когда ему случалось комментировать игры с командами экзотических стран, говаривал: «В футбол теперь все научились играть!» Перефразируя, мы можем заметить: «Медицине теперь везде умеют учить». Легко заметить, что языковой фактор и дешевизна обучения, а также наличие пациентов, принадлежащих к «родной» диаспоре, — основные определяющие моменты в процессах трудовой врачебной миграции. В рядах американских врачей сравнительно мало выпускников британских (3,2 тыс.), немецких (менее 4,6), израильских (3,3), итальянских (5,0), испанских (4,6), китайских (4,8) и особенно — французских (менее 1,0 тыс.) университетов — хотя традиции и уровень медицинского образования в этих странах могут соперничать с самими США (и «Роббинса» там тоже читают!). Не стоит удивляться тому, что количество практикующих «экс-советских» врачей в США больше, чем британских и французских, вместе взятых. Сказываются то ценовой, то языковой фактор, то оба вместе, а где-то — то простое обстоятельство, что медику — британцу, французу, австралийцу — ина родине работается материально комфортно.
Резюмируя, следует отметить, что именно С. Л. Роббинс внес большой вклад в интернационализацию американского врачебного сообщества, и не столько своим письмом и антишовинистическим составом своих соавторов. Дело в другом. Его
книга триумфально прошла по миру, будучи переведена, по скромным подсчетам, не менее чем на 15 языков, включая не только самые «ходовые»: французский, немецкий, испанский, итальянский, но и на персидский, индонезийский, китайский, португальский, греческий, турецкий, польский, сербско-хорватский и др. Интересно, что в ряде стран к команде, по согласованию с главным редактором, добавлялся «национальный» соавтор. С. Л. Роббинс и его «Роббинс» сделали возможным важный шаг к объединению медицинского мира.
Нет на свете только русского издания «Роббинса»... Изданный в 2010 г. по-русски атлас картинок Э. К. Клатта к седьмому изданию «Роббинса» [24] не в счет, это не оригинальный текст самого руководства.
Автор этих строк гадает, что тому причиной? Конечно, толстенный том формата A4 в 1520 страниц с огромным количеством иллюстраций и, как минимум, двуцветной печатью каждой страницы (из-за характерных подцвеченных прямоугольников с патоморфологическими выжимками) будет в розницу стоить в России такие деньги, которые слишком велики для основной целевой аудитории книги — студентов, после-дипломников, молодых специалистов. Но ведь в Греции, Китае, Югославии, Польше, Турции, Индонезии и других небогатых странах большого «Роббинса» издали и распродали! Только при жизни автора было продано более 2 миллионов «Роббинсов».
Может быть, причина избегания «Роббинса» отечественными издателями в том, что эта книга предъявила бы гамбургский счет всем русскоязычным учебникам по патофизиологии и патанатомии? Но ведь это только хорошо! Считал бы долгом и честью «быть при Корфу хотя бы мичманом» (А. В. Суворов), то есть поучаствовать в таком благородном проекте переводчиком, — но где они, смелые отечественные издатели? Нелегко найти объяснение и еще одной особенности отечественной практики создания медицинских учебников, которая разительно отличается от практики американской. В Северной Америке книга осовременивается, но выходит как мемориальный учебник имени того автора, который стоял у ее истоков много лет назад. Стэнли Л. Роббинс уже не писал и не редактировал свои книги, начиная с издания 2004 г., а состав команды менялся. Но это — навсегда роббинсовский учебник, что отмечено на каждом титульном листе последующих изданий. Поколения студентов и врачей учились по цинссеровской микробиологии, впервые изданной в 1910 г. Хотя Ханс Цинссер (1878-1940) редактировал ее только до конца 30-х годов, а сама наука за многие годы претерпела изменения, всего же появилось за минувшее столетие не менее 20 её преемственных обновляемых изданий. Потомки находят возможным сохранять преемственность с родоначальником школы и воспроизводят его имя на титуле книги. Автор статьи спрашивает, а где же «дцатые» издания российской «Бо-гомольцевской патофизиологии», «Гематологии по Аринкину», «Боткинского курса внутренних болезней» или, скажем, «Гнойной хирургии по Войно-Ясенецкому»? Почему у нас это не принято?1 Может быть, причиной тому социально-политические катастрофы, с ломкой всего общественного уклада и зачеркиванием старой культуры, через которые прошла страна в XX веке дважды? Или долгое владычество бюрократии, которая централизованно решала, какой именно учебник издавать массовым тиражом, не всегда считаясь с научно-профессиональным сообществом и многооб-
1 Приятное исключение, или «первая ласточка» — вышедшая 6-м изданием под редакцией В. С. Паукова преемственная «Патологическая анатомия» А. И. Струкова и В. В. Серова с именами великих предшественников на обложке (М.: ГЭОТАР-Медиа, 2015. 880 с.)
разием научных школ? Так или иначе, но в США ученики не торопятся после ухода учителя убрать его фамилию с обложек руководств, представляющих кредо школы, традицию которой им выпало продолжать. Наоборот, присутствие имени учителя придает им вес и добавляет читательской популярности. А это автоматически приводит к тому, что студенту-медику XXI века в США не надо объяснять, кто такие были Цинссер и Роббинс: они как бы живут с новыми поколениями учеников, хотя от их первоначальных текстов во многих главах осталась только канва. И общество развивается в едином культурном потоке, без амнезии, которая и поныне наносит вред отечественной культуре и науке.
Через 50 с лишним лет после выхода первого издания книги, когда Роббинса уже не было на свете, готовя последнее, восьмое, английское издание под вышеприведенным названием (а всего — одиннадцатое на языке оригинала с 1957 г.), его ученики под руководством Виная Кумара (описавшего [13, 20] как «шок и смятение» свои чувства в момент, когда мэтр предложил ему после 5-6 лет успешного преподавания на своей кафедре стать соавтором первой (1981) и второй (1984) версий opus magnum) скажут в предисловии 2010 г.: «Морфология — инструмент патологии, на тот момент [50-е годы] единственный. Но разница в том, что сейчас у нас гораздо больше инструментов, чтобы дополнить морфологию, — молекулярная биология, генетика, информатика, если назвать только некоторые. Поистине, можно сказать, что это книга о молекулярных основах болезни, включая клинические сопоставления» [25].
В конце 60-х — начале 70-х годов, оценив литературный талант и решительно пригласив в соавторы первой, а затем и второй версий opus magnum свою бывшую студентку, проходившую в Бостонском университете последипломное обучение, — Марсию Эйнджель (род. 1939 г.) (рис. 4), вспоминавшую, что при первом знакомстве с книгой она не могла от нее оторваться как от художественного романа, Роббинс создал с нею краткую «карманную» версию учебника — «Бэби-Роббинс», или «Основы патологии» [26]. В дальнейшем ученица оправдала все лучшие надежды учителя и в 1999 г. стала первой женщиной — главным редактором старейшего и авторитетнейшего "New England Journal of Medicine". Недаром Стэнли Роббинс говорил ученикам: «Нет хорошо написанного, есть только хорошо переписанное» [13] и «Нет такого предложения из двух слов и длиннее, которое нельзя было бы прояснить и сократить» [7]. Он имел обыкновение диктовать свои тексты, чтобы сохранить неподражаемую разговорную интонацию, отличающую его учебники. Он привлекал студентов, чтобы они вычитывали его тексты, дабы добиться абсолютной понятности книги для обучающихся. М. Эйнджель была среди таких «пробных читателей», и именно это развило ее редакторский талант. «Бэби-Роббинс» живет и переиздается в разном составе соавторов доныне. Марсия Эйнджель внесла затем большой вклад в социальную медицину, которой занялась при базовом образовании патолога. Она — один из самых жестких критиков американской системы здравоохранения, коррупции в фарминдустрии и в области лицензирования и внедрения лекарств, негативно относится к разделению медицины на аллопатическую и альтернативную. Полемическое мастерство и принципиальность учителя вполне воплощаются в профессиональной деятельности ученицы [27].
Стенли Л. Роббинс заведовал кафедрой до 1980 г., по достижении 65-летнего возраста он перешел на работу старшим патологом в бостонскую Больницу им. Бри-гама Янга и жен, только что возникшую от слияния Клинической больницы Гарвард-
ского университета и еще двух больниц Бостона. По свидетельству сына Джонатана, Роббинс не хотел уходить и был вынужден сделать это [3].
Студенты Бостонского университета учредили в год его ухода с кафедры премию его имени за педагогическое мастерство в преподавании патологии, первым лауреатом был сам мэтр, премия вручается ежегодно до сих пор. В 1991 г. Американо-канадская академия патологии наградила С. Л. Роббинса премией «Выдающемуся патологу». Через год он удостоился трости с золотым набалдашником — награды Американской ассоциации патологов-расследователей2. Роббинс продолжал учить ординаторов и студентов, читать гостевые лекции, готовить с учениками переиздания разных версий своего главного труда. Он шестикратно стал дедушкой, а затем — и прадедушкой, много рыбачил, для чего в родном штате Мэн на озере выстроил домик на острове, увлекался садоводством, столярничал, изготовив мебель в своем доме, слыл любителем-кулинаром. Вспоминается в связи с этим его остроумное замечание об «извинениях, приносимых читателям за кулинарные пристрастия увлеченных патологоанатомов», когда на страницах своего учебника он комментирует образные термины «гастрономического» свойства из области патологии: типа «яблочного желе», «земляничного желчного пузыря», «шоколадной печени», «сальной селезенки», «симптома горохового супа» [28, 5].
Рассказывают легенды о роббинсовском чувстве юмора, впрочем, оно увековечено на страницах его великой книги. «Диагноз ожирения доктор ставит пациенту, столь же толстому, как он сам, если только этот пациент ему не нравится», «достаточно выглянуть в окно, чтобы увидеть, как свирепствует в стране эпидемия ожирения» и, наконец, «пигмент татуировок имеет неприятную способность персисти-ровать in situ все время жизни кожных макрофагов, создавая трудности, если кто-то хочет жениться на "Элис", а украшающая его татуировка соблазнительно именуется "Мэри"» [28].
Но не только особенности стиля предопределили успех книги. Она вышла в подходящий момент истории. Чтобы оценить все ее влияние на англо-американских медиков, надо иметь в виду некоторые особенности развития медицинского образования по разные стороны океана. В континентальной Европе, где благодаря Августу Фридриху Геккеру (1763-1811) первый учебник (1791, 1799) и первый журнал (1796) по патологической физиологии (именно под этими названиями) вышли в Галле еще в екатерининские времена, уже в XIX веке появились на медицинских факультетах кафедры общей и экспериментальной патологии, отдельные от кафедр патологической анатомии. Так, в Австро-Венгрии Институт общей и экспериментальной патологии создали в 1873 г. по инициативе сторонника доктрины гуморальной патологии Карела фон Рокитанского (1804-1878), который очень хорошо понимал, что кроме видимых в микроскоп элементов болезней и различимых взглядом связей, описываемых патологической анатомией, существуют на тот момент невидимые, химические, функциональные, подлежащие изучению [29]. В России первую автономную кафедру общей и экспериментальной патологии в Казанском университете Виктор Васильевич Пашутин (1845-1901) основал уже в 1874 г., а с 1879 г. воспроиз-
2 Association of Investigative Pathologists — организация, объединяющая ученых, занимающихся исследованием патогенеза болезней неописательными методами, своеобразное название которой отражает большую роль юридического сознания в американской культуре и отсутствие в обиходе медицинского сообщества США термина «патофизиология» — см. ниже.
Рис. 5. Слева направо: С. У Митчелл, У Д. Миллер, У Ослер [5]
вел это в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге [30]. Ученик В. В. Па-шутина Нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов (1849-1936) уже в советское время настаивал, что «патологическая физиология не может и не должна быть только придатком к патологической анатомии. Теперь это было бы неизвинительным анахронизмом» [31]. И с 1926 г. правительство выделило во всех медицинских вузах страны отдельные кафедры патологической физиологии, откликнувшись на инициативу Семена Сергеевича Халатова (1884-1951) и Александра Александровича Богомольца (1881-1946). После Второй мировой войны отечественная образовательная система повлияла на многие страны Восточной и Центральной Европы, а также небританской Азии — и такие кафедры были созданы на огромной территории — от Йены и Загреба до Шанхая и Пекина. И совсем не только в социалистических странах [30]. В Вене уже в 1951 г. создали кафедру «функциональной патологии» (переименованную в кафедру патофизиологии в 1999 г.) [29]. Кафедры патофизиологии (физиопатологии) много лет существуют в университетах Италии, Греции и других стран Старого Света. А во Франции первый учебник «физиопатологии» Л. Кайльо вообще появился еще в 1819 г. [30].
Британская же система медицинского образования всегда была отлична от континентальной. Тезаурус врачей британского происхождения и их континентальных коллег никогда не был одинаков. Явление, которое называется «белый тромб» на континентальной стороне Ла-Манша в то же время известно под названием «platelet plug» в Великобритании и всех ее бывших колониях, включая США. Это не означает, что врачи, живущие на определенном берегу моря, более (или менее) образованны и мудры. Но это означает разницу в их тезаурусе и традициях. И эта ситуация оказала определенное влияние и на эволюцию патологии как науки и учебного предмета. Вне континентальной Европы и небританской части Азии, где влияние немецких, французских и позже — советских подходов в медицинском образовании сделало термин «патофизиология» общезначимым для всех медицинских и ветеринарных специалистов, это слово никогда не было настолько популярно в медицинском сообществе. Разумеется, и там работали блестящие экспериментальные и клинические патологи, которых вполне можно было бы назвать «патофизиологами». Например, (рис. 5) в Северной Америке это были: Сайлас Уэйр Митчелл (1829-1914), который получил первую экспериментальную модель диабетической катаракты еще в 1860 г.;
великий Уильям Ослер (1849-1919), который реформировал медицинское образование в Северной Америке в соответствии с европейской традицией и был пионером клинической патологии; и, конечно же, прямой ученик Р. Вирхова и Ю. Ф. Конхай-ма — Уиллоуби Дейтон Миллер (1853-1907), который явился первым в глобальном масштабе экспериментальным патофизиологом в области стоматологии и обнаружил причины и условия кариеса [5]. Но ни один из них сам себя патофизиологом не называл, в отличие от их евразийских коллег и современников, работавших в экспериментальной патологии. Казалось бы, детали названий незначительны и несущественны. У Уильяма Шекспира Джульетта отвечает Ромео: «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет» (пер. Б. Л. Пастернака). Но, оказывается, в истории преподавания патологии имя значит немало! На протяжении многих десятилетий все кафедры патологии в медицинских школах Северной Америки были преимущественно или исключительно патоморфологическими. Задачи и миссия патофизиологии были распределены между ними и кафедрами физиологии, биохимии, микробиологии и т. д. Такая система не оставляла никакого места для патофизиологии как автономной дисциплины. У. Д. Миллер, упомянутый выше, отмечен в штате Мичиган памятником, но по-прежнему характеризуется в американских текстах по своим главным методикам как «oral microbiologist», хотя он изучал не только возбудителей кариеса, но и роль условий и реактивности организма в механизмах его развития и делал все это, экспериментируя на моделях. Эта «тирания методов» при наименовании кафедр вызвала большую задержку с приходом патофизиологии как автономного курса в американские медицинские школы по сравнению с евразийскими. Например, в Гарвардском университете (где работал С. Л. Роббинс и где всегда выполнялись блестящие исследования причин, механизмов, моделирования заболеваний, патофизиологические по своей сути) автономный курс патофизиологии впервые был учрежден лишь в XXI веке [32]. После мировых войн прошлого столетия и связанных с ними социальных катаклизмов Старого Света большое количество врачей и ученых-медиков Евразии эмигрировали за океан. Конечно, они принесли в Северную Америку некоторые элементы своего тезауруса и менталитета, в том числе восприятие патофизиологии в духе Рудольфа Людвига Карла Вирхова (1821-1902) и цитированного выше И. П. Павлова как «великой самостоятельной и чрезвычайно важной науки», экспериментальной и близкой к клинике [33], которая «никогда не может быть просто придатком к патологической анатомии» [31]. И вот на эту тенденцию и на это обогащение сферы идей американского медицинского сообщества под влиянием «евразийских» веяний ответил гениальный учитель патологов и медицинский писатель Стэнли Леонард Роббинс. Он создал, а его евразийские и американские ученики и соавторы развили и дополнили самый патофизиологический и самый клинический из всех патологоанатомических учебников, которого давно ждала медицинская общественность. И С. Л. Роббинс стал, по выражению В. Кумара, «самым влиятельным преподавателем патологии в мире за полвека». Именно «в мире» — так как значение его труда велико и для медицинского образования в тех странах, где экспериментальная, общая, функциональная, клиническая патология, патофизиология давно стали равноправными с патологической анатомией элементами учебных планов медицинских вузов. В отечественной практике не было и нет учебника патофизиологии, в котором патоморфология была бы вмонтирована в текст так блистательно и освещена так ярко и кратко, как у Роб-
бинса. П. Л. Капица утверждал, что для гармоничного развития физики на одного теоретика должно приходиться 20-30 экспериментаторов. По-видимому, такое же соотношение между авторами книг концептуального и справочного типов в медицинском образовании [34]. Учебник Роббинса, творение концептуально мыслящего эрудита — жемчужина обеих категорий. Если сравнить его с книгами, написанными в отечественной традиции, заметно еще одно отличие — у Роббинса вся общая нозология укладывается на паре страниц. Впрочем, это тоже дань национальной традиции: чем бы ни занимался русский ум — он всегда создает мировоззрение. Народ Тома Сойера и Томаса Алва Эдисона не менее умен, но более прагматичен.
Дом и сердце автора великой книги всегда были открыты для учеников. Стэнли Леонарда Роббинса, страдавшего тяжелой ишемической болезнью, оперировали в родной клинике, но после операции на открытом сердце он скончался 7 октября 2003 г.
Мир праху его!
Литература
1. Вернадский В. И. Вопрос о естественных производительных силах в России с XVIII по XX в. // Труды по истории науки в России. М.: Наука. 1988. С. 333-342.
2. Строев Ю. И., Чурилов Л. П. Сто лет единственной научной статьи Хакару Хасимото, обессмертившей своего автора // Актуальн. пробл. трансп. мед. (Одесса). 2012. № 2 (28). С. 167-170.
3. Rudawski Sh. Dr. Stanley Robbins: Broad Gift of Prose to Pathology Texts // The Boston Globe. 2003. October 10th.
4. Brookline High School Alumni Association. With a start like this... the sky's the limit! URL: http:// www.brooklinehighalumni.org/famous.asp (accessed: 20.02.2015).
5. Толковый словарь избранных медицинских терминов: эпонимы и образные выражения / под ред. Л. П. Чурилова, А. В. Колобова, Ю. И. Строева. СПб.: ЭЛБИ-СПб, 2010. С. 109.
6. Tufts Alumni — Who We Are? URL: http://tuftsalumni.org/who-we-are/alumni-recognition/tufts-notables/luminaries-2/ robbins (accessed: 20.02.2015).
7. Crawford J. M. Dr. Stanley Robbins // Lab. Invest. 2004. Vol. 84. P. 393.
8. Robbins S. L., Parker F.-jr, Doyle W. C. The use of the South African frog (Xenopus laevis) in the diagnosis of pregnancy // N. Engl. J. Med. 1946. Vol. 13, N 234. P. 784-787.
9. Hirsch O., Robbins S. L., Houghton J. D. Mediastinal Chorionepithelioma in a Male: A Case Report // Amer. J. Pathol. 1946. Vol. 22 (4). P. 833-845.
10. Robbins S. L. Pregnancy tests // N. Engl. J. Med. 1948. Vol. 26, N 239 (9). P. 333-339.
11. Robbins S. L. Some new pathological concepts //N. Engl. J. Med.1950. Vol. 242, N16. P. 618.
12. Robbins S. L. The birth and rearing of a textbook on pathology // Arch. Pathol. Lab. Med. 1996. Vol. 120, N9. P. 887-891.
13. Kumar V. In Memoriam Stanley L. Robbins, 1915-2003 // Amer. J. Pathol. 2004. Vol. 164, N 4. P. 11291130.
14. Robbins S. L. Textbook of Pathology with Clinical Application. Saunders: Philadelphia, 1957.
15. Зайчик А. Ш., Чурилов Л. П. Основы общей патологии. СПб.: ЭЛБИ-СПб, 1999. 624 c.
16. Вейнингер О. Пол и характер / пер. с нем. П. Лихтенштадта. М.: Апрель, 2012. 512 с.
17. Robbins S. L., Cotran R. Pathologic Basis of Disease. Saunders: Philadelphia, 1974.
18. Robbins S. L. The American "balloon" of pathology // Hum. Pathol. 1973. Vol. 4, N 4. P. 456-458.
19. Brenner B. M. In Memoriam Ramzi S. Cotran: December 7th 1932 — October 23rd 2000 // J. Amer. Soc. Nephrol. 2001. Vol. 12, N 4. P. 635-636.
20. Natarayan V. Dr. Vinay Kumar, Researcher, Teacher and Administrator // J. Young Investig. (Un-dergrad. Res. J.). URL: http://www.jyi.org/issue/dr-vinay-kumar-researcher-teacher-and-administrator/ (accessed: 21.02.2015).
21. Markwood P. In Memoriam Nelson Fausto, M. D., 1936-2012 // Amer. J. Pathol. 2012. Vol. 181, N 6. P. 1892-1894.
22. Чурилов Л. П. Глобализация, постмодерн и международное медицинское образование // Здоровье — основа человеческого потенциала. Проблемы и пути их решения. 2013. Т. 8, ч. 1. С. 119-159.
23. Origin by Country, American Medical Association. Интернет-ресурс, URL: http://www.ama-assn. org/ama/pub/about-ama/our-people/member-groups-sections/international-medical-graduates/imgs-in-united-states/imgs-country-origin.shtml (accessed: 18.07.2013).
24. Knamm Э. К. Атлас патологии Роббинса и Котрана. М.: Логосфера, 2010. 531 с.
25. Preface: The Golden Jubilee Edition / Kumar V., Abbas A. K., Fausto N., Aster J. Robbins and Cotran Pathologic Basis of Disease. 8th ed. Saunders-Elsevier: Philadelphia a.e., 2010.
26. Robbins S. L., Angell M. Basic Pathology. Saunders: Philadelphia, 1971. 532 p.
27. Marcia Angell. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Marcia_Angell (accessed: 21.02.2015).
28. Cotran R. S., Kumar V., Robbins S. L. Robbins' Pathologic Basis of Disease. 4th ed. Saunders: Philadelphia a.e., 1989. 1520 p.
29. Peterlik M. „Indagandis sedibus et causis morborum" — die Entwicklung der Pathophysiologie als Desiderat Rokitanskys // Wien. Med. Wochenschr. 2004. Bd 154, Hf. 19-20. S. 467-471.
30. Churilov L. P. From Physiology of Disease to Systemic Pathobiology: History and Current Trends in Pathophysiology / Pavlovo poslanje. ed. by Z. Kovac. Medicinska naklada: Zagreb, 2015 (in press).
31. Переписка И. П. Павлова. Л.: Наука, 1970, 123 c.
32. Shields H., Nambudiri V. E., Leffler D. A. et al. Using medical students to enhance curricular interaction of cross-cultural content // Kaohsiung J. Med. Sci. 2009. Vol. 25, N 9. P. 493-502.
33. Virchow R. Die pathologische Physiologie und die pathologischen Institute // Archiv für pathologische Anatomie und Physiologie und für klinische Medicin. 1858. Bd 13 (3), Hf. 1. S. 1-15.
34. Капица П. Л. Эксперимент, теория, практика: статьи, выступления. М.: Наука, 1977. 264 с.
Статья поступила в редакцию 25 декабря 2014 г.
Контактная информация
Чурипов Леонид Павпович — кандидат медицинских наук, доцент, зав. кафедрой патологии,
действительный член Международной академии наук; [email protected]
Churilov Leonid P. — Candidate of Medicine, Associate Professor, Chairman of Pathology Department,
Member of International Academy of Sciences; [email protected]
