К. Ю. Субботин СТАТУС СПЕЦИАЛЬНОЙ ЛЕКСИКИ ИСИХАЗМА
Исихазм представляет собой систему духовных практик, направленных на достижение единения с Богом через непрестанную молитву и созерцание. Это едва ли не важнейшая составляющая духовного наследия восточного христианства, часто метафорически называемая «сердцем православия». Исследование этого явления входит в число приоритетных задач не только богословия, но и целого ряда других наук: философии, культурологии, социологии, психологии и лингвистики. Для всестороннего лингвистического изучения исихазма необходимо подробное рассмотрение его терминологии.
Актуальность исследования терминологии исихазма на современном этапе ее развития обусловлена как экстралингвистическими, так и собственно лингвистическими факторами. Самобытное духовное наследие восточного христианства представляет большой интерес для англоязычного мира. Это отражается во все увеличивающемся количестве публикаций, посвященных исследованию исихазма на английском языке. Однако перевод специальной литературы исихазма на английский язык невозможен без тщательного изучения специальной терминологии. Лингвистическое исследование исихазма и его терминологии необходимо для лексикографической фиксации элементов этого дискурса, а именно для составления специальных идеографических и двуязычных переводных словарей. Разработка лингво-теоретических принципов систематизации терминологии исихазма в русском и английском языках также может оказаться значимой при исследовании оформления терминосистем данной области богословия в других языках, что позволит проследить характерные закономерности развития терминологии в целом.
Степень исследованности терминологии исихазма в русском и английском языках можно оценить как низкую. На данный момент существует всего один специальный идеографический словарь исихастского дискурса, составленный С. С. Хоружим, — «Аналитический словарь исихастской антропологии». Терминологии исихазма посвящены отдельные главы монографий по исихазму на английском языке. Например, Фредерика Мэттьюз-Грин включает в свою книгу об Иисусовой молитве главу «Термины, концепты и контекст», где подробно останавливается на вопросе формирования английской исихастской терминологии, а также раскрывает значение основных
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2012. Том 13. Выпуск 4
27
терминов исихазма («безмолвие», «обожение», «нетварные энергии»). При этом некоторые из ключевых терминов исихастской антропологии, таких как «сердце», «ум» («nous») и другие, рассматриваются более подробно на протяжении всей работы. Автор отстаивает статус «термин» применительно к специальным лексическим единицам исихазма, а также рассуждает о проблеме синонимии многих из этих лексических единиц (например «the Jesus prayer» и «prayer of the heart»)1.
Кристофер Д. Л. Джонсон посвящает терминологии исихазма главу «Дефиниции» своей монографии «Глобализация исихазма». Здесь он делает попытку обобщить определения основных понятий исихастской традиции на основании анализа корпуса текстов на английском языке2.
Необходимое и научно не проработанное исследование современного состояния терминологии исихазма подразумевает многоплановое лингвистическое описание данной терминологии, включающее рассмотрение ее этимологических, структурных, семантических и функциональных особенностей, а также формирование подхода к составлению краткого двуязычного терминологического тезауруса дискурса исихазма, что могло бы представить изучаемую терминологию в виде целостной системы.
Наиболее релевантным для данного исследования является, прежде всего, установление статуса специальной лексики исихазма. Отнесенность слов и словосочетаний, обслуживающих предметную область исихазма, к разряду терминов нельзя считать априорной. Решение вопроса о степени терминологичности рассматриваемой лексики необходимо начать с определения понятия «термин».
Корпус специальной лексики наряду с терминами составляют другие специальные лексические единицы, которые были выделены и описаны отечественными и зарубежными лингвистами: номены (Г. О. Винокур, 1939), профессионализмы (Н. П. Кузьмин, 1970), профессиональные арготизмы (Л. И. Скворцов, 1972) или профессиональные жаргонизмы (Н. М. Гладкая, 1977), предтермины и квазитермины (В. М. Лейчик, 1981), терминоиды (А. Д. Хаютин, 1972), прототермины (С. В. Гринев, 1990). Определение всех этих единиц лексики так или иначе привязано к понятию «термин», и для выявления статуса специальной лексики исихазма необходимо установить, какой из множества концепций термина мы будем придерживаться в дальнейшем.
В отечественной лингвистике попытки систематизировать представления о центральном объекте терминоведения предпринимались неоднократно. В монографии
B. П. Даниленко приводится 19 определений понятия «термин» из разных научных источников, относящихся к 40-70-м гг. XX в. Проблемой дефиниции термина занимались
C. Н. Виноградов, О. А. Зяблова. С. Д. Шеллов приводит 31 определение «термина», сформулированное отечественными и зарубежными лингвистами, и на основании их анализа выделяет четыре основных критерия термина, присущие всем дефинициям этого понятия. Условие «профессиональности» автор считает достаточным для того, чтобы считать языковой знак термином, но не необходимым. Критерий отнесенности термина к определенному функциональному стилю развитого национального языка или его подъязыка представляется, по мнению Шелова, справедливым, в то время
1 Matthew-Green F. The Jesus Prayer, the ancient desert prayer that tunes the heart to God. — Brewster, 2009. — P 17-33.
2 Johnson, Christopher D. L. Globalization of Hesychasm and the Jesus Prayer. — London, 2012. — P 74-80.
как условие наличия дефиниции является хотя и достаточным, но не является необходимым. Наконец, условие точности, строгости обозначенного понятия (или его определения) не является ни достаточным, ни необходимым.
Суперанская трактует термин как «специальное слово (или словосочетание), принятое в профессиональной деятельности и употребляющееся в особых условиях; словесное обозначение понятия, входящего в систему понятий определенной области профессиональных знаний; основной понятийный элемент языка для специальных целей; для своего правильного понимания требует специальной дефиниции (точного научного определения)»3. Лейчик называет термином «лексическую единицу языка для специальных целей, обозначающую общее — конкретное или абстрактное — понятие теории определенной специальной области знаний или деятельности»4. Обобщая основные положения когнитивно-фреймового подхода к термину, Е. И. Голованова говорит о важнейшем достижении современного терминоведения, согласно которому «термин рассматривается не как статическая единица, а с точки зрения его обусловленности характером дискурса, в котором он используется. Отказ от гносеологической трактовки термина, признание за термином реализации не только собственно научного (теоретического) знания, но также “мерцающего” обыденного и практического профессионального знания»5. Гринев дефинирует термин как «номинативную специальную лексическую единицу (слово или словосочетание) специального языка, принимаемую для точного наименования специальных понятий»6.
Из рассмотренного выше следует, что все основные концепции термина можно свести к двум общим воззрениям:
1) термин как лексическая единица, особенный статус которой следует из ее внутренних свойств (содержательной и формальной структуры);
2) термин как единица общелитературной лексики, обладающая особым статусом в силу своего особого функционирования в рамках функциональной разновидности языка.
Итак, важнейшими критериями терминологичности лексики можно назвать специфичность употребления (специальная область употребления) и содержательную точность. Под первым свойством (на котором базируется критерий терминологичности, выдвигаемый горьковской школой терминоведения) С. В. Гринев понимает использование термина для называния понятий; под вторым — «четкость, ограниченность значения терминов», устанавливаемую дефиницией (наличие которой, в свою очередь, лежит в основе критерия терминологичности в понимании научной школы МГУ).
В рамках этих двух подходов можно рассматривать и все основные методы количественных, математико-статистических методов оценки терминологичности понятий. Предложенное С. Д. Шеловым вычисление степени терминологичности как функции от состава соответствующего термина, также как количественное определение характеристик терминов на основании «критерия воспроизводимости и связей»
3 Суперанская А. В., Подольская Н. В., Васильева Н. В. Общая терминология: Терминологическая деятельность. — М., 2005. — С. 31.
4 Лейчик В. М. Терминоведение: предмет, методы, структура. — М., 2006. — С. 44.
5 Голованова Е. И. Лингвистическая интерпретация термина: когнитивно-коммуникативный подход. — Екатеринбург, 2004. — С. 24-31.
6 Гринев С. В. Введение в терминографию. — М., 2009. — С. 37.
(Р. Ю. Кобрин) и «критерия конвергенции»7 (А. М. Прилуцкий) также отражают формальный и функциональный подходы к термину.
Эти две точки зрения образуют из себя поля, включающие в себя все обилие теорий термина и пересекающиеся, так что в сектор их пересечения можно поместить те представления, которые совмещают формальный и функциональный подходы к термину.
С точки зрения формального, содержательного подхода к термину важным является выделение в терминологии помимо собственно терминов или специальных терминов лексических единиц ослабленной терминологичности. Разные авторы выделяют разные классы этих единиц: терминоиды, паратермины, предтермины, прототермины. Но более широким понятием по отношению к другим является терминоид. К терми-ноидам относятся лексические единицы, обозначающие понятия специальной сферы, но по разным причинам не удовлетворяющие требованиям к термину в содержательной и формальной структуре. Терминоид — это специальная лексема, используемая для называния недостаточно устоявшихся (формирующихся) и неоднозначно понимаемых понятий, не имеющих четких границ, а значит, и дефиниций. Поэтому терминоиды не имеют таких терминологических свойств, как точность значения, контекстуальная независимость и устойчивый характер, хотя и именуют понятия. В устоявшихся строго научных дисциплинах это прежде всего разговорная и просторечная специальная лексика определенной сферы. В соответствии с мнением В. М. Лейчика, терминоиды также включаются в общий терминологический пласт с целью наиболее полного описания изучаемой терминологии.
Функционирование специальной лексики в дискурсе исихазма отмечено такими свойствами терминоидов, как диффузность определений и неустойчивый характер. У прп. Исаака Сирина мы находим следующее замечание: «Иногда сию, так называемую духовную молитву в одном месте [святые отцы] называют путем, а в другом — ведением и инде — умным видением. Видишь, как отцы переменяют названия предметов духовных? Ибо точное значение именований установляется предметами здешними, а для предметов будущего века нет подлинного и истинного названия, есть же о них одно простое ведение, которое выше всякого наименования и всякого составного начала, образа, цвета, очертания и всех слагаемых имен. Поэтому когда душевное ведение возносится из видимого мира, тогда отцы в означение оного употребляют какие хотят названия, так как точных именований оному никто не знает. Но чтобы утвердить на сем ведении душевные помышления, употребляют они наименования и притчи, по изречению святого Дионисия, который говорит, что ради чувств употребляем притчи, слоги, приличные имена и речения»8. «Приличные имена» — это то, что впоследствии трансформируется в специальные субстантивы исихазма, функционирующие как термины. И несмотря на то что рассматриваемый период (XVIII-XX вв.) отличается рефлексивным характером и высокой степенью теоретизации в области исихазма, специальная лексика дискурса исихазма отличается обскурностью границ обозначаемых понятий.
Примерами паратерминологических единиц исихазма могут служить такие устоявшиеся слова и словосочетания, как безмолвие, безобразная молитва, умное делание.
7 Прилуцкий А. М. Применение коэффициента конвергенции при решении задачи классификации гуманитарного знания // Системы управления и информационные технологии. — 2006. — № 1.1 (23). — С. 169-174.
8 Исаак Сирин. Слова подвижнические. — М., 2010. — Слово 16.
Слово безмолвие, рассмотренное с позиции формальной структуры, не является собственно термином, т. к. не отличается необходимой для этого подхода к термину контекстальной независимостью. В зависимости от контекста безмолвие относится либо к практике ограничения развлечения («Безмолвие есть уединенное пребывание в келлии своей с разумом и страхом Божиим, в памятовании Бога в различных видах молитвы»9), либо к названию практики исихазма в целом («Хранение сердца от всякого постороннего помысла посредством внутреннего умного внимания, чтобы, устранив всякое чуждое влияние, достигнуть предстояния Богу в чистой молитве, именуется... безмолвием»10). Вопрос о подобном различии в значении будет также более подробно рассмотрен в контексте полисемии терминов исихазма.
Однако сложный, неоднородный состав специальной лексики исихазма включает в себя большое число лексических единиц, относящихся к смежным богословским дисциплинам. Микродискурс исихазма входит в общий патристико-аскетический дискурс. Практика исихазма, как и многие другие монашеские аскетические практики, неразрывно связана с нравственным, систематическим и догматическим богословием. Статус таких лексических единиц, общих для исихазма и других богословских дисциплин, даже с позиции формального и содержательного подхода к термину можно определить как собственно термин. Примерами таких общебогословских терминов, функционирующих в дискурсе исихазма, могут послужить термины синергия (из раздела сотериологии — богословской дисциплины, учении о спасении), грех (из хамар-тологии — учении о грехе), перихоресис (из христологии — учении о соотношении божественной и человеческой природ в Иисусе Христе).
Термин синегрия (синергизм) имеет четко сформулированную дефиницию в идеографических словарях богословских терминов и определяется как «совместное усилие человека и Бога в деле подвига и спасения». Значение термина проявляет свойства стабильности, и его границы не меняются в зависимости от авторской позиции. «Традиция византийского исихазма и духовной жизни. придавала первостепенное значение понятию духовного восхождения личности и общины, предполагая синергию (согласное действие) между благодатью и человеческой свободой»11. «Гармонию действий человека и Бога на 6-й ступени исихасты зовут синергией»12.
Таким образом, формально-содержательный подход к понятию термина позволяет говорить о наличии как собственно терминов, так и терминоидов в специальной лексике исихазма. Оба эти разряда специальной лексики традиционно включаются в общее понятие терминологии, поэтому применение этого подхода к определению термина позволяет нам говорить об особой терминологии исихазма.
Некритическое применение указанного выше подхода к термину не встречает поддержки ведущих терминоведов. Придерживающийся формально-содержательной концепции Лейчик тем не менее пишет: «Необходимо постоянно иметь в виду, что, будучи обозначениями мысленных объектов теоретического плана (концептов), термины и терминосистемы неизбежно обладают известной зыбкостью границ (признаками
9 Игнатий Брянчанинов. Отечник. — М., 2010. — Т. 6. — С. 1538.
10 Софроний (Сахаров), архимандрит. Преподобный Силуан Афонский. — Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2005. — С. 259.
11 Мейендорф И., прот. Новая жизнь во Христе: спасение в православном богословии. — М., 2005. — С. 210.
12 Сержантов П. Православие и харизматизм // Альфа и Омега. — 2007. — № 3 (50). — С. 90.
нечеткого множества и его элементов), что и требует к ним соответствующего подхода, применения современных гибких методов анализа и оценки, в том числе когнитивных методов»13. Дискурсивное понимание термина, признаваемое многими современными лингвистами более продуктивным, позволяет по-иному определить статус специальной лексики исихазма. Согласно этой концепции, не внутренние свойства особых лексических единиц, а особенность функционирования в LSP (языке для специальных целей) раскрывает терминологические свойства общелитературных слов.
Язык дискурса исихазма хорошо вписывается в определение LSP, данное И. С. Ку-дашевым: «язык для специальных целей — это совокупность естественных или естественно-искусственных языковых средств, использующаяся в какой-либо области знаний и/или деятельности главным образом для передачи предметной информации и отражающая понятийный аппарат, не являющийся достоянием большинства носителей данного национального языка»14. Исихазм представляет собой именно такую узкоспециальную сферу человеческой деятельности, информационное содержание которой недоступно для большинства носителей общелитературного языка. Языковые средства, используемые для коммуникации в этой сфере, обладают терминологическими свойствами именно вследствие замкнутости и специальности системы, в которой они выступают составными элементами.
Функциональный подход к термину позволяет говорить о таких словах из узуса исихазма, как «прилог», «умно-сердечная молитва», «старец» и др., как о полноценных терминах. С позиции функционирования в LSP дискурса исихазма, слово «прилог» участвует в системных отношениях, выпадение из которых лишает его смысла. Даже в том контексте, в котором частично раскрывается содержание этой лексической единицы, полностью его значение становится понятным только в более широком контексте и остается неясным для непосвященного участника коммуникации. «И потому в энергийной структуре умосердца — в той мере, в какой она полно осуществлена, — не могут уже возникать те произвольные энергийные привнесения и деформации, что являются зародышами страстных состояний, “прилогами” и “приражениями” страстей, по аскетической терминологии»15.
Использование исключительно дискурсивного подхода к проблематике определения термина, в отрыве от формально-содержательного, менее ценно в отношении лингвистического анализа. Такой разбор специальной лексики лишен необходимой для современного научного анализа дискретности. Именно по этой причине, для определения более четкой терминологической границы специальной лексики исихазма, нами будет использовано наиболее оптимальное сочетание содержательного и функционального подходов. Функционирование будет рассматриваться как критерий в отнесении лексической единицы к одному из классов оппозиции «общая лексика» — «терминология», в то время как более дискретный анализ в соответствии с формальносодержательным критерием — для установления степени терминологичности.
В определении степени терминологичности специальной лексики исихазма важным является также установление системности ее совокупности. Системность терминологии исихазма проявляется в двух аспектах: экстралингвистическом и собственно лингви-
13 Лейчик В. М. Терминоведение: предмет, методы, структура. — М., 2006. — С. 158.
14 Кудашев И. С. Проектирование переводческих словарей специальной лексики. — Helsinki, 2007. — С. 74.
15 Хоружий С. С. К феноменологии аскезы. — М., 1998. — С. 133.
стическом. Говоря о системной составляющей термина, Реформатский указывал, что «с одной стороны, это системность понятийная, логическая, вытекающая из системности понятий самой науки, с другой — системность лингвистическая, системность языковых единиц, выражающих эти понятия»16. Итак, прежде всего, системность терминологии вытекает из системности выраженной ею предметной области.
Исихазм выступает как определенная теория, богословская система и, в качестве духовной практики, — аскетическая система. Системный характер исихазма раскрывается в ряде исследований, которые следуют «парадигме внешнего расчленяющего описания и потому строятся в ключе детальной систематизации, схоластических классификаций и схем»17.
Однако наиболее релевантным для лингвистического исследования является внутренняя, имманентная системность исихастской терминологии, как системность языковых единиц. Системность термина не ограничивается связями, выраженными в дефиниции, так как материала дефиниции недостаточно для установления всех системных связей термина. В отношении системности языковых единиц совокупность специальной лексики исихазма представляет собой нестрогую специальную системность, которой термины обладают как единицы специальной лексики языка, отражающие системные отношения понятий специальной области знания. Совокупность специальной лексики исихазма представляет собой терминологию, не проявляющую системный эффект в достаточной степени. Эмерджентностью терминосистемы, отличающей ее от терминологии, можно назвать лексикографическую проявленность. Терминосистему можно назвать когнитивной моделью терминологии, или метамоделью предметной области. Терминосистема, с точки зрения Р. Ю. Кобрина и М. В. Антоновой, является результатом лексикографического описания и «...представлена конгломератом словарей различных типов, моделирующих функционирующую терминологию»18. На настоящий момент можно констатировать, что терминология исихазма не отвечает этому критерию системности в связи с недостаточной лексикографической фиксацией ее элементов.
Таким образом, при многоплановом лингвистическом исследовании специальная лексика исихазма предстает как терминология, становящаяся терминосистема, совокупность собственно терминов и терминоидов. Дальнейшее исследование ее структурных и функционально-стилистических характеристик позволит решать практические задачи восполнения недостатка лексикографического описания этой важной предметной области.
ЛИТЕРАТУРА
1. Голованова Е. И. Лингвистическая интерпретация термина: когнитивно-коммуникативный подход // Известия Урал. гос. ун-та. — Гум. науки. — 2004. — Вып. 8 (33). — С. 24-31.
2. Гринев С. В. Введение в терминографию. — М., 2009.
16 Реформатский А. А. Что такое термины и терминология // Вопросы терминологии. — М., 1961. — С. 49-52.
17 Хоружий С. С. К феноменологии аскезы. — М., 1998. — С. 17.
18 Кобрин Р. Ю., Антонова М. В. Терминологические системы и их когнитивные модели: Очерки научно-технической лексикографии. — СПб., 2002. — С. 47-66.
3. Игнатий Брянчанинов. Отечник. — М., 2010.
4. Исаак Сирин. Слова подвижнические. — М., 2010.
5. Кобрин Р. Ю., Антонова М. В. Терминологические системы и их когнитивные модели: Очерки научно-технической лексикографии. — СПб., 2002. — С. 47-66.
6. Кудашев И. С. Проектирование переводческих словарей специальной лексики. — Helsinki, 2007.
7. Лейчик В. М. Терминоведение: предмет, методы, структура. — М., 2006.
8. Мейендорф И., прот. Новая жизнь во Христе: спасение в православном богословии // Мейендорф И. Рим — Константинополь — Москва. Исторические и богословские исследования. — М., 2005. — С. 207-233.
9. Прилуцкий А. М. Применение коэффициента конвергенции при решении задачи классификации гуманитарного знания // Системы управления и информационные технологии. — 2006. — № 1.1 (23). — С. 169-174.
10. Реформатский А. А. Что такое термины и терминология // Вопросы терминологии. — М., 1961. — С. 49-52.
11. Софроний (Сахаров), архимандрит. Преподобный Силуан Афонский. — Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2005.
12. Сержантов П., диакон. Православие и харизматизм // Альфа и Омега. — 2007. — № 3 (50). — С. 87-97.
13. Суперанская А. В., Подольская Н. В., Васильева Н. В. Общая терминология: Терминологическая деятельность. — М., 2005.
14. Хоружий С. С. К феноменологии аскезы. — М., 1998.
15. Шелов С. Д. Термин. Терминологичность. Терминологические определения. — СПб., 2003.
16. Johnson, Christopher D. L. Globalization of Hesychasm and the Jesus Prayer. — London,
2012.
17. Matthew-Green F. The Jesus Prayer, the ancient desert prayer that tunes the heart to god Brewster. — MA, Paraclete Press, 2009.