CC BY
68
УДК: 81'373.61
СТАТУС И МЕСТО АСЕМАНТИЧЕСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ В МОРФОДЕРИВАЦИОННОЙ СТРУКТУРЕ СЛОВА. СТАТЬЯ 2. СИСТЕМНО-СТРУКТУРНЫЙ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ И ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ФАКТОРЫ
Н. Д. Голев
NON-SEMANTIC ELEMENTS’ STATUS AND RANK IN THE MORPHODERIVATIONAL WORD STRUCTURE PAPER 2: SYSTEMIC AND STRUCTURAL, FUNCTIONAL AND GENETIC FACTORS
N. D. Golev
Статья является второй частью цикла публикаций автора, посвященных изучению вопроса о статусе и месте асемантических элементов в морфодеривационной структуре слова. В статье сделан акцент на синхронных структурно-семантических, структурно-генетических и функциональных факторах. Обсуждаются различные решения данного вопроса в зависимости от подхода к нему: морфемного (структурно-семантического) или деривационного (структурно-функционального), лексического или системно-словообразовательного, синхронного или генетического.
This paper is the second part of the author’s publications cycle dealing with non-semantic elements’ status and rank in the morphoderivational word structure. The paper highlights synchronic structure-semantic, structure-genetic and functional factors. Depending on the approach chosen: morphemic (structure-semantic) or derivational (structure-functional), lexical or systemic formative, synchronic or genitive, various resolutions are discussed.
Ключевые слова: словообразовательная структура слова, словообразовательная модель, морфемная структура слова, асемантические элементы, субморфы, интерфиксы, наращения.
Keywords: derivational word structure, derivational pattern, morphemic word structure, non-semantic elements, sub-morphs, interfixes, expanded forms.
В первой статье данного цикла (статья «Статус и место асемантических элементов в морфодеривационной структуре слова. Статья 1: роль фактора регулярности» опубликована в журнале «Вестник КемГУ», 2012, № 2) проблема места и статуса спорных морфемоидных отрезков в структуре слова была в основном рассмот-
рена а в аспекте фактора регулярности воспроизведения такого рода отрезков и продуктивности модели, в которую они включены или имеют тенденцию быть включенными, хотя так или иначе в ней затрагивались и другие факторы. В данной статье акцент сделан на смежных факторах: синхронных структурно-семанти-
Вестник КемГУ 2012 № 4 (52) Т. 1 | 205
ческих, функциональных и генетических детерминантах. Сложность вопроса о месте несемантических элементов в структуре слова заключается не только в том, что сам по себе критерий регулярности-нерегулярности (и тем более функциональности) практически во многих случаях трудно использовать в силу онтологической скрытости причин, но и в том, что этот критерий далеко не единственный. К серьезному осложнению приводит также то обстоятельство, что решение поставленного вопроса находится в тесной зависимости от гносеологического подхода к нему: морфемного (структурно-семантического) или деривационного (структурно-функционального), лексического или системно-словообразовательного, синхронного или генетического. В силу гносеологического фактора исследователь ставится перед методологической дилеммой - выбором варианта анализа на основе либо «комплексности» подходов, либо сохранением его «чистоты» и логической последовательности в реализации одного подхода.
1. Разнообразие факторов, влияющих на статус «спорного» отрезка
1. Необходимо учитывать тип присоединений к данной основе морфемы. Если это флексия (парадигма флексий), то «спорный» отрезок со всей очевидностью должен испытывать тяготение к основе: воп(ль), се(в), оде(н)-у, рудозна(т), англичан(ин)-а. Флексии более жестко выкристаллизовались как системные единицы, обладающие признаками обязательности, регулярности и стандартности выражения, менее склонны к материальной вариативности, в том числе линейного типа (о линейной вариативности во флективной сфере можно говорить лишь в редких случаях типа весн-ой /весно-ою, дв-умя / тремя. Имеются трактовки окончаний первого и второго спряжений глаголов, как -шь, -т, -м, -те, а предшествующие им гласные - как тематические гласные (типа интерфиксов, по Е. А. Земской) или вариантообразующих наращений к окончаниям. Эту трактовку поддерживают окончания типа -шь в да-шь, е-шь, где окончания представлены без наращений (тематических гласных). Однако в силу того, что архаические -шь, -ст и пр. представлены в явно единичных глаголах, именно их в синхронии следует считать усеченными вариантами. Сложившая система не поддерживает такую трактовку прежде всего потому, что окончания третьего лица единственного и множественного числа противопоставлены именно комплексами «гласный - согласный»: -ет/-ит - -ут /-ат. В суффиксальном формообразовании линейная вариативность представлена несколько шире: -ее/-ей в сравнительной степени, -в/-вши в деепричастиях, -ти / -ть в инфинитиве, но только в -нн-/-енн- в причастиях линейное изменение связано с организацией морфемного шва). Можно сказать, что между флексиями и основой отношения давно отрегулированы таким образом, что переменной (приспособляемой) величиной выступает основа. А, к примеру, префиксы свободнее включают в свой состав регулярные наращения: де(з)-информация,
под(о)греть. Нерегулярные отрезки между префиксом и корнем (например, -н- в слове вз-(н)-уздать так же, как и во всех других случаях, ближе к корню. При соединении двух основ наблюдается иная тенденция к развитию - от флексии к регулярной морфонеме (этот статус отражает термин «соединительная гласная») и далее - к самостоятельному форманту, называемому в
«Русской грамматике» интерфиксом [10, с. 139]. Однако важно подчеркнуть при этом, что этот процесс не завершен и существует некоторое тяготение интерфикса к первой основе, что обусловлено исторически синхронно, ср.: нефт(е) - и газодобыча; «земля, исполосованная электр(о) и всякими другими линиями» (Астафьев В. Посох памяти).
Движение знаменательных морфем к аффиксальным, вследствие высокой воспроизводимости последних, связано с определённой «переориентацией» промежуточных отрезков от первой основы ко второй основе - аффиксоиду: гидроним, зооним и т. д., породившие термин оним; платиноид, зеброид - в которых ясно ощущается целостный суффиксоид - оид; вероятно, определённые колебания испытывает и субморф -о-в словах на -одром, -отека, -олог, -ология (ср. болтология), пол(у) (функционально полу- уже самостоятельный аффикс, поэтому, к примеру, пол-круга и полукруг -разные слова, образованные разными способами словообразования - сложением и префиксацией-, по-разному склоняющиеся (в ряде учебников пол-круга предлагают склонять следующим образом: род. полкруга, дат. полукругу, творю полукругом и т. д. , что , на наш взгляд, неправомерно, поскольку приведенные косвенные словоформы принадлежат только лексеме полукруг, а полкруга в литературном языке косвенных форм не имеет). Впрочем, для полчаса склонение по типу получас уже не столь отчетливо неприемлемо, возможно, потому, что существительное получас в русском языке отсутствует.
2. Необходим учёт природы, генезиса интерфиксов-наращений: в одних случаях они «восходят» к фонетическим явлениям, порождённым спецификой основы (шоссейный, киевлянин, суждение, чуждый, киношный) и поэтому к основе примыкающим, в других же случаях они «этимологизируются» через аффиксы и другие части основ (шип-ов-ник, зл -(ост)-н/ый/) и характеризуются поэтому развитием от основы к интерфиксу и далее к аффиксу. Таким образом, в словах типа муссолини- ф- евский отрезок -- ближе к основе, а -ов- к суффиксу. Отличие фонетических элементов от других заключается в их относительной обязательности, в обусловленности артикуляцией, хотя и здесь нет жёстких закономерностей, ср.: дезинформация и деэтимологизация, контр(а)-пункт и контр-встреча, модельф-эр и интервью-эр и т. д. Вероятно, парадигматические требования (за которыми стоят аналогия и регулярность воспроизведения) оказываются сильнее синтагматических.
3. Следует учитывать и регулярность наличия наращений при определённом корне. Было бы нелогичным считать отрезки типа -т- при глагольной основе жи-(житница, житуха) частью суффикса, если этот отрезок регулярно обслуживает данную основу во многих производных. Аналогичен отрезок -в- при корне пе-(певец, нараспев, певучий) или би- (бивень, перебив) и др. Теоретический интерес вызывает возможность чередований «закрывающих», консонантизирующих согласных: да(т)-чик, да(ч)-а, прода(в)-ец, прода(ж)-а, рудозна(т), зна(т)-ок, незнаф-ка, би(т)-а, убиф-ство, разби(в)-ка, би(в)-ень, оде(н)-у, оде(])-ало, подде(в)-ка, ветродуй), стеклоду(в),ста(н), ледоста(в), мя(т)-а, глиномя(л).
Вероятно, в эту же группу входит отрезок -к- в словах типа истори(к), траги(к)омический, с той особенностью, что здесь пристуствует фактор наложения.
4. Несомненно, что на место спорного отрезка влияет и степень его мотивированности / идиоматичности в структуре образования, и соответственно, степень семантического отрыва «спорного» отрезка от формально мотивирующей основы. Сравним слова дармовщина, групповщина, поножовщина. Связь с прилагательными на - ов/ый/ вполне реальна в первом случае, менее реальна - во втором и проблематична в третьем. Максимального отрыва от основы достигают «реликтовые» отрезки - остатки прежних состояний, итог каких-то исторических процессов в формальном или формальносемантическом планах. Такие отрезки создают формальную идиоматичность структуры, они вообще лишены как приспособляемостной функции (случайны по отношению к валентности), так и интегрирующей (нерегулярны): ин-(д)-еветь, черт(ых)-а/ть/ся, мерз-(ав)-ец, худ-(ощ)-ав/ый/ (исторически от худость, ср. мо-лож-ав /ый/, пер-(н)-ат/ый/ (исторически от перно, ср. крыл-ат/ый/; боя-(з)-лив/ый/, нов-(ш)-еств/о/, меж(ду)-правительственный и т. д. Подобные отрезки по функции нельзя отнести ни к основе, ни к аффиксу, поскольку они пока не проявляют своей функциональности, и в этом плане их можно трактовать как принадлежащие всей лексеме в целом. На наш лексико-структурный взгляд на такие спорные отрезки, когда словообразовательная структура выводится из лексических отношений, и делается акцент на мотивирующей основе как главном структурообразующем компоненте (подробнее об этой проблеме см. в наших статьях [1, с. 117 - 124; 2, с. 30 - 47; 3, с. 58 - 65]. Функционализация отношений в словообразовательном смысле переводит акценты на аффикс и словообразовательную модель, им образующую, поэтому даже мысленная актуализация модели -аналогии типа худощавый / «толстощавый», говорят о потенциале их развития в сторону образования «удлиненных вариантов» суффикса. С лексико-мотивационной точки зрения, отсутствие семантической связи с основой не позволяет считать иноязычные вставки типа -ат- в словах драматический, схематический, симптоматический, принадлежностью именно основы, как предлагает В. В. Лопатин [5, с. 47] (дипломатический, тем более, ароматический имеют такие основания). Тем не менее общая тенденция движет их в сторону образования удлиненных вариантов суффикса, особенно если дериваты появляются не как русифицированное оформление-заимствование, а в собственно русской деривационной среде, возможно, именно в ней образовались (травм-атический, плазм-атическ-ий, магм-атический, спазм-атический) (дальнейшее движение в этом направлении - различное функциональносемантическое наполнение формальных вариантов, территориальная дифференциация [4]. Об этом мы намерены сказать в одной из следующих статей данного цикла). Аналогичный критерий может быть применён и по отношению к таким отрезкам как, -а-, -и-, -е-, -ух-, ср.: однажды, трижды, двенадцать, треухий - здесь эти отрезки немотивированы, двухлетний, пятиэтажный - мотивированы. В слове двойка (например, двойка загребных) отрезок -ой- мотивированный (от дво//е/), а в двойка (по физике) отрезок -о/ - немотивированный, из чего следует, что в первом случае есть основаниия считать отрезок -ой частью производящей основы, а во
втором - суффикса. Слова типа однерка сигнализируют о том, что стутус суффикса -(ер)к- уже оформился и для его употребления уже не требуется смысловая мотивация собирательным числительным (так же, как, например, не требуется собирательного числительного тыся-черо для глагола утысячерить).
С лексико-мотивационной точки зрения, сложным является вопрос о словах типа злостный, экзаменационный, которые формально мотивируются словами злость и экзаменация, но семантически и функционально мотивируются словами зло, экзамен, отрезки -ость- и -аци-, в силу этого, здесь лексически не мотивированы, они отрываются от основы. Аналогично обстоит дело с «пустыми» приставками типа по- (поход, подруга, погоня), вс- (вспомогательный), о- (одуванчик, охота). Степень их отрыва от основы также неодинакова, ср.: похлебка, погоня (связь с глаголами похлебать, погнаться достаточно ощутима), поплавок, полет, победа (связь с соответствующими глаголами ощутимо слаба), поход, подвижный (связь отсутствует). Системная дериватизация отрезков типа -аци-, на наш взгляд, вполне вероятна, что же касается «пустых» приставок, то здесь вопрос о их «оживлении» обстоит сложнее, поскольку не видно примеров новообразований
5. Со всем сказанным органически связан фактор взаимодействия планов создания и воспроизведения по отношению к тем или иным морфонологическим явлениям. Диалектика соотношения создания и воспроизведения актуальна не только на уровне слов, но и на уровне морфем, употребляемых в порождающей функции, прежде всего в области морфонологии, взаимо-приспособления морфов. Явление морфонологии можно рассматривать как результат «строительства», в ходе которого форманты в целях приспособления так или иначе «обрабатываются», «подгоняются» друг к другу на морфемном шве посредством качественного видоизменения звуковой оболочки (чередование), усечения «лишнего»; вставок (интерфиксация), удлинения морфем (наращение) и др., например: киевлянин, кофейник, ручка, синеватый (ср. беловатый), дезинформация, лесостепь и т. д.). Однако возможна и другая постановка вопроса: для получения приемлемого целого из системы морфем языка подбираются уже готовые, подходящие для данной цели, то есть хорошо сочетающиеся по форме варианты или синонимы основ и аффиксов. Имеем ли мы здесь дело с разными аспектами одного и того же явления, например, порождающего, или функционального в противовес структурно-системному, или формально-семантическому, или объективно разными явлениями, не сводимыми друг к другу? Не отрицая предпочтительности какой-либо из этих трактовок для того или иного подхода, мы тем не менее считаем правомерными попытки отыскания линии объективного противопоставления плана создания и плана воспроизведения производного слова. Естественно признать такой линией регулярность данного морфонологического средства. Однако конкретная реализация данного принципа оказывается неоднозначной во многих решениях.
Во-первых, различается обоюдное приспособление сочетающихся морфем, ср. купеч+еск/ий/ (в первом случае целесообразно видеть «создание» варианта основы, а во втором - выбор варианта аффикса) и приспособление основ к аффиксам, ср.: лж+ец и лг+ун, о-пен+ок и пн+ищ/е или аффиксов к основе:
под+бежать и подо+йти, перепис+чик и пиль+щик, пиль+щик и пили+льщик и т. п. Соединительная гласная скорее средство присоединения первой основы ко второй, чем средство взаимоприспособления, так как наличие-отсутствие соединительной гласной не зависит от характера начала второй основы (взрывоопасный и новоиспеченный), тогда как зависимость отсуствия соединительной морфемы от конца первой основы очевидна: менюсоставление, кофеварка в силу вокальной финали основы не нуждаются в дополнительной вокализации.
Во-вторых, разные морфонологические средства тяготеют к различным в данном отношении типам приспособления. Так, чередования и усечения более мобильны, тогда как наращения тяготеют к статическому воспроизведению. При этом, как было сказано, направление такого тяготения при суффиксальном слово- и формообразовании - от основы к аффиксу основы уникальны, поэтому именно в них заложена причина разнообразия аффиксов. Аффиксы, образуя вариант, как бы вбирают в себя специфичность основы и средств приспособления к ней, типизируют ее и обслуживают этот тип. При флективном формообразовании "тяжесть" наращений переносится на основу, что нередко является причиной образования их устойчивых вариантов. Так, основы настоящего и прошедшего времени у глаголов, субстантивные основы с наращением (-ер-), (-ен), (-ин-), основы собирательных числительных с наращениями (-ой-), (-ер-) сохраняют свой статус и при образовании новых суффиксальных производных (ср.: пил(и) + (ль)щик и пиль+щик, мат(ер)+инск/ий/ и мат+(уш)к/а/, врем+ечк/о/ и врем(ен)+н/ый/, пят+ак и пят(ер)к/а/
В-третьих, диахронический и типологический аспекты предполагают наличие морфонологических явлений промежуточного характера, разной степени приближенности к тому или иному морфонологическому типу. Например, «закрывающие», «консонантизирую-щие» субморфы типа -ш- (киношный ) или -]-(кофе]ный) не стали еще, на наш взгляд, тем элементом, который принадлежит суффиксу (-шн- или -н-), больше оснований видеть в них или соединительный элемент (интерфикс, по Е. А. Земской), но с функциональной точки зрения предпочтительнее выглядит их трактовка как части основы: се(в)-#, глиномя(л)-#. Некоторые элементы занимают промежуточное положение между морфонологией и суффиксальной или интерфиксальной деривацией: завкафедрой, трёхтонный, ср. двушник, трёшник (скорее всего, генетически они восходят к прилагательным двухкопеечный, трёхкопеечный); два-жды, где аналогичные компоненты - субморфы, в разной мере тяготеющие к суффиксу; дома, во-первых, подчистую эти компоненты - самостоятельные морфы или части формантов.
В-четвертых, соотношение производства / воспроизводства в морфах каждого конкретного слова непосредственно зависит от соотношения категорий в данном слове в целом: чем далее отходит слово от плана создания, тем более воспроизводимыми (в составе целого) становятся принадлежащие ему морфы. При этом меняется характер зависимости. Уникальность морфа или морфонологического средства в готовом каноническом слове делает его максимально воспроизводимым и его нужно просто запоминать, например: пер-н-ат/ый/ (ср. рог-ат/ый/), жест-икул-ирова/ть/, гену-эз-ск/ий/,
убра-н-ство, шлёпа-н-ц/ы/, уф-им- ск/ий, балер-ин/а/, сахар-и-метр, женить-б/а/ (ср. жень-б/а/) и т. п. Такое явление ярко иллюстрирует формальную идиоматич-ность структуры слова.
2. Функциональный фактор в квалификации места «спорного» отрезка в морфодеривационной структуре слова
Разработка непротиворечивой методики определения статуса асемантических обрезков - дело будущего. В соответствии со всем сказанным выше мы предлагаем в формально-семантическом аспекте считать их в основном относительно самостоятельными, дискретными единицами - интерфиксами, обладающими формой, но лишенными семантики. С функциональной точки зрения, основной в данном отношении, некоторые из таких интерфиксов, обнаруживающих интегральную функцию или просто регулярность, логично включать в состав аффикса. Также в состав аффикса должны включаться средства приспособления аффиксов к основе (ср.: -чик и -щик; -оват- и -еват-). Напротив, средства приспособления основ к аффиксам целесообразно оставлять в составе основ (ко-феф-ный, поня(т)-ливый). Средства же взаимоприспособления (соединительные гласные) следует относить к интерфиксам. Таким образом, с функциональной точки зрения, «спорные» отрезки, обнаруживающие «функциональность», тяготеют к единицам более высокого порядка в зависимости от того, что и как они обслуживают; нефункциональные отрезки в этом смысле индифферентны.
Следует заметить, что с позиций единиц более высокого порядка вопрос о месте морфонологических прокладок мало существен. Это можно проиллюстрировать примерами из обыденной жизни. Шайба, например, будучи прокладкой между болтом и деталью, относится скорее к болту (с ним и продается). Решетка, закрывающая пламя газовой горелки, скорее часть плитки, нежели сковороды. Так же соединительная гласная ближе к первой, чем ко второй основе. Ясно, однако, что такие решения не являются строгими: критерии, по которым они осуществляются, расположены на уровне внешних признаков. Проблема места субморфов заключается в том, что функтивы-морфы и функтивы-субморфы (как единицы структурно-
семантического плана [9]) выполняют разную по качеству функцию. И нет ничего противоречивого в том, что с позиции функции субморфа, он должен быть отнесен ко всей структуре в целом, ко всей единице, а не к ее отдельным частям. А распределение его внутри структуры - вопрос частный.
В практическом плане сложность определения статуса асемантических отрезков в структуре слов связана с противоречием метода и объекта. Объект - явление функционального плана (функтив), адекватным методом изучения которого является словообразовательный анализ, между тем его выделение осуществляется по принципам формально-семантического (морфемного) анализа. Например, с позиций мотивации мы выделяем в слове дезинформация мотивирующую базу информация и формант дез-; выделение же в форманте наращения -з- возможно только при использовании принципов дифференциации и отождествления. Поэтому в рамках единого морфемно-словообразовательного анализа целесообразно, на наш взгляд, ввести еще один дополнительный прием-этап - "проверку" выделенных
отрезков на функциональность, в соответствии с которой определять место отрезка в структуре. Например, в слове взя-т-о-ч-нич-е-ств-о субморфы -т-, -е- и -о-следует определить как принадлежность соответственно корня взя(т) и суффиксов -(е)ств- и -(о)ч-, после чего морфодеривационная структура будет выглядеть так: взя(т)-(о)ч-нич-(е)ств/о/. Такому целостному представлению структуры соответствует предложенный Г. О. Винокуром и развитый Н. М. Шанским принцип скобочной записи, например: <{/взя-(т)+(о)ч/+нич}+
(е)ств>о. По отношению к субморфам этот принцип особенно важен, так как они принадлежат чаще всего единицам функционального уровня, нередко составным. По локальному же критерию их следовало бы отнести к одной из близлежащих составных частей, скажем, -й - в глагольных основах - часть основы, но не суффиксов -а- или -е- в листаю и плешивею: {/(лист)+а/-(й)}у, <{/(плеш)+ив/+е}-(й)>у.
В связи с обсуждаемым вопросом немалый интерес представляет статья И. Г. Милославского «Сложение семантических элементов в структуре русского слова» [5, 6], в которой автор, справедливо полагая, что для структуры русских слов типична деактуализация значения каких-то предшествующих звеньев (например в словах выталкивать или сжигать значение совершенного вида, заключенное в префиксе, неактуально в данных глаголах несовершенного вида), делает вывод о том, что такое же погашение значения имеет место и в случаях типа ялтинский, орловский, американский (это же значение наличествует, по И. Г. Милославскому, в словах тополиный, ежовый, песчаный); целебный (хвальба), медвежатина (бородатый), спортивный (спесивый); бомбёжка (галдёж). В словах аналогический и извинительный в такой же мере выделяются суффиксы -ик/ -ич и -тель, как и в словах аналитический и утешительный, несмотря на то, что в последних можно усмотреть мотивирующие основы аналитик- и утешитель-. Основания для таких утверждений автор видит в разнице морфемного анализа, в аспекте которого им и проводится обсуждение, и анализа словообразовательного. «Для морфемного анализа, как известно, - пишет И. Г. Милославский, - существенно установить не связи между существующими в языке словами, а расчленить слова на мельчайшие по форме членимые единицы. При таком членении важно лишь то, можно ли приписать вычленяемому отрезку некоторое значение. При этом несущественно, выступает ли данный отрезок в пределах данного словообразовательного гнезда или нет» [6, с. 79 - 80].
По поводу приведенных положений можно поставить ряд принципиальных вопросов:
1. Релевантен ли собственно морфемный (формально-семантический) анализ при описании структуры слова без опоры на словообразовательный (функциональный) анализ? Определимо ли значение единицы без опоры на ее функцию? Допустим, в слове приспо-собляемостный аннулирует ли признаковый суффикс -н- значение отвлеченной предметности, выраженной в суффиксе мотивирующего существительного -ость? Ведь -н- указывает на признаковость не только как таковую, но и на признаковость по отношению к отвлеченному существительному; последнее, в свою очередь, субстантивирует процессуальный признак и т. д. То же самое можно сказать и об аннулировании значения
предметности в анализируемых И. Г. Милославским словах частотность и жалостливость [6, а 76].
2. На каком уровне происходит «расчленение слова на мельчайшие по форме единицы»: морфном или морфемном? Аксиоматично, что слова и тем более словоформы, - совокупность не морфем, а морфов. В статье И. Г. Милославского, на наш взгляд, предлагается в конечном итоге вычленять из анализируемых конкретных единиц именно морфемы как абстрактные виртуальные языковые единицы вне зависимости от способа их функционирования в данных словах. В связи с этим допустим вопрос, имеют ли суффиксы -ик- и -тель- в словах аналогический, аналитический или извинительный, утешительный значение лица, если мотивационно или функционально данные прилагательные с семой «лицо» не связаны? По существу, они связаны с абстрактными понятиями, выражаемыми словами аналогия и анализ («относящихся к аналогии, анализу») или с действиями, выражаемыми глаголами извинить, утешить (утешительный - обладающий способностью к действию «утешать»», в отличие от утешительский - «относящийся к утешителю»). Понятно, что с позиций функционального морфемно-словообразовательного анализа, который представляется определяющим по отношению к структурному плану слов, в данных словах целесообразнее выделять суффиксы-функтивы -тельн- и -ическ-. На несемантичность -тель- и -ич- указывает их вариантообразующее участие в морфоноло-гических процессах (кури-тельн-ый и кури-льн-ый, ту-рист-ск-ий и турист-ическ-ий). Но и в том случае, если анализ ведется на уровне морфем как структурносемантических единиц, при этом остаются неясными многие моменты, связанные с необходимостью «приписать вычленяемому отрезку некоторое значение».
Каковы должны быть правила структурносемантического отождествления морфов без привлечения функциональных критериев? С одной стороны, вызывает сомнение объединение в одной морфеме таких морфов, как -ив- в словах спортивный и спесивый (ср. более естественное объединение: номинатив и номинативный); или -а/- в медвежатина и бородатый (ср. телята - телятина), -ин- в льдина (значение дискретности) и крестьянин (значение единичности) и др. Отождествление незначимых (в структуре данного слова) морфов, то есть объединение субморфов в «субморфемы», осложняется тем обстоятельством, что они часто употребляются в разнообразных позициях с формально и семантически разными типами основ и аффиксов, ср., например, употребление субморфа -ов/-ев-: орловский, отцовский, сыновий, постепеновец, королевство, распиловка, забегаловка, уравниловка, толстовка, шиповник, гнездовье, старьёвщик, суковатый, зубовный, сановный, царевна, чиновник, пороховница, чаевничать, чертовщина, юрьевич, мешковина, чепухо-вина, луковица, свекловичный, корневище, безотцовщина, котлован, жениховство.
По происхождению субморфы восходят к явлениям разного языкового статуса, причины их деактуализации также разнообразны. В порождающем плане их образование нередко связано с формальной аналогией, мало-обусловленной значением и фонетической позицией, ср. отрезок ат- в бредятина (Наш современник, 1979, № 1) или журавлятник (Комсомольская правда, 1980, 25 января); -ов- в слове следовик: «...он называет кам-
ни с древними знаками следовиками») (Комсомольская правда, 1980, 7 января).
В этом ряду вопросов возникает также вопрос о том, какое значение и функцию нужно приписывать уникальным или трудноотождествляемым спорным отрезкам: черт-ых-аться, ин-д-ев-ть (враж-д-а-?), жени-ть-ба, пер-н-атый, нов-ш-е-ство, боя-з-ливый, нито-ж-ный, уф-им-ский (люб-им-ый-?), выговор-ёш-ник («А там мы ему ещё прогульчик соорудим, а там выгово-рёшник за прогульчики влепим» , раздух-ар-иться, мут-ор-н-ый. Этой проблеме мы намерены посвятить следующую статью настоящего цикла статей.
С другой стороны, - и это более существенно - неясно, следует ли считать здесь одной морфемой значимые и опустошённые морфы? Справедливо положение Аристотеля: «...все вещи определяются способностью к определённой работе., если этой (способностью) они уже не обладают, то нельзя говорить, что это та самая вещь, но это (другая вещь), обладающая тем же самым названием» (цит по: [8, с. 43]). Применительно к морфемам, исходя из аристотелевского тезиса, можно говорить лишь об омонимии значимых и опустошенных морфов, например, омонимичны отрезки по- со значением временной ограниченности действия в слове почитать и по- в слове поезд, где это значение, если оно и было, полностью утрачено (сейчас поезд не мотивируется глаголом поездить), или «с» в словах спокойный и словоформах со снегом, с железом?
Думается, что инвариантом несемантических отрезков (субморфов) должен быть именно формальный инвариант с обязательным учетом функции. Вопрос о том, каким должно быть соотношение этих величин - это центральный вопрос в данной сложной и интересной теме.
3. Тождественны ли явления полной незначимости морфа в структуре слов поезд, вспомогательный, спокойный, утешительный, медвежатина и т. п. и явления нейтрализации семантики на определенных ступенях словообразовательной цепи (выталкивать)? Действительно, чисто механическое суммирование морфов может привести к выводу об их тождестве. Но как только мы перейдем к «функциональному сложению» - а оно заключается в восстановлении мотивационно-словообразовательной цепи, - так сразу становится ясным их различие: «опустошенные» морфы (субморфы) не актуализируются ни в одном звене, нейтрализованные же рано или поздно должны выявить свою функционально-семантическую наполненность и, следовательно, релевантность в общей морфодеривационной структуре данного слова (словоформы).
Особый характер имеет затухание роли морфемы в структуре слова в отрезках типа -ост-, -аци-, про-, поЛитература
за- и подобные в словах злостный, экзаменационный, спросонья, спозаранку, которые содержат в себе значение, но не являются функциональными.
По отношению к таким, редким в русском языке, единицам принципы морфемно-семантического анализа, предлагаемые И. Г. Милославским, вполне обоснованны. Хотя и здесь обращает на себя внимание факт давления на подобные единицы мотивационнословообразовательных принципов. Так, например, слово вскорости содержит отрезок -ост-, никак не относящейся к слову скорость, хотя значение отвлеченной субстанции в какой-то мере ему присуще (ср.: поблизости от близость, по малости от малость и др.). В то же время непосредственная мотивация словом скорость позволяет «видеть» в слове вскорости конфикс -функтив в--ости (ср.: вскоре, вблизи, где выявляется конфиксы в--- е и в---и), точно так же, как -к- с исконно субстантивным значением отходит к конфиксу в---ку в словах типа вразбивку, вприкуску и т. п. Подобным же образом в глаголах типа взорлить, взвихрить, приохотить, расщедриться, прикарманить выделяются составные форманты (смешанные способы словообразования) по причине отсутствия, возможно, случайного и временного, более простых глаголов типа орлить, ры-битъ, карманить (ср.: положить при «отсутствии» ложить). Последний пример ярко оттеняет то обстоятельство, что представленная логика является справедливой только при лексико-центристской трактовке словообразовательной структуры, при которой она детерминируется лексическими отношениями, в том числе в нормативно-узуальной плоскости.
Феномен нейтрализации «сем» представляет собой типовой случай в синхронии языка, он проявляется, например, при образовании лексико-семантических вариантов, где нейтрализация касается как выраженных, так и невыраженных (в отдельных морфемах) признаков, например, семантический признак «желтый», присущий значению слова золотой в его основном значении, нейтрализуется в его варианте золотой (характер, ребенок и т. д.), признак «петь» выраженный во внутренней форме слова петух неактуален в его производных: петух (о человеке), петунья (растение), петушком (наречие) и подпредметность суффикса -ниц- исчезает в абстрактном термине (ножницы как экономическое понятие), абстрактность -ние или -ость в здание или жидкость. Аналогичные процессы происходят при изменении части речи, в частности, таково затухание признаков времени и залога при адъективации причастий или признака определенности количества при адъективации числительных.
1. Голев, Н. Д. К соотношению лексической и словообразовательной мотивации (функциональный аспект) / Н. Д. Голев // Актуальные проблемы русского словообразования: сб. науч. статей. - Ташкент: Укитувчи, 1985.
2. Голев, Н. Д. Мотивация и словообразование / Н. Д. Голев // Проблемы лексической и словообразовательной мотивации в русском языке: межвузовский сборник / под ред. Н. Д. Голева. - Барнаул: АГУ, 1986.
3. Голев, Н. Д. О некоторых факторах словообразовательной мотивации в русском языке и принципах их взаимодействия / Н. Д. Голев // Языковые и речевые единицы в лексике и фразеологии русского языка: межвузовский сборник научных трудов. - Курск: Изд-во Кур ПИ, 1986.
4. Голев, Н. Д. Опыт описания региональных адъектонимических систем: лексико-семантический аспект мотивации (на материале русских адъектонимов Алтайского края) / Н. Д. Голев // Сибирские русские говоры: сб. статей / под ред. В. В. Палагиной. - Томск: ТГУ, 1984.
5. Лопатин, В. В. Русская словообразовательная морфемика. Проблемы и принципы описания / В. В. Лопатин. -М.: Наука, 1977.
6. Милославский, И. Г. Сложение семантических элементов различных типов в структуре русского слова / И. Г. Милославский // Вопросы языкознания. - 1979. - № 6.
7. Милославский, И. Г. Вопросы словообразовательного синтеза / И. Г. Милославский. - М.: МГУ, 1982.
8. Пазухин, Р. В. Язык, функция, коммуникация / Р. В. Пазухин // Вопросы языкознания. - 1979. - № 6.
9. Пастушенков, Г. А. Некоторые проблемы структуры слова (единицы стурктурно-семантического плана) / Г. А. Пастушенков. - Калинин, 1977.
10. Русская грамматика. Т. 1. - М., 1980.
Информация об авторе:
Голев Николай Данилович - доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка, КемГУ, 8(3842) 31-84-26, ngolevd@mail.ru.
Golev Nikolay Danilovich - Doctor of Philology, Professor at the Department of the Russian Language or KemSU.
