В.Д. Орехова
СТАТУС «ГОСУДАРСТВ-ИЗГОЕВ» В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИ ВЕСТФАЛЯ*
ROGUE STATES' STATUS IN THE CONTEXT OF WESTPHAL'S TRANSFORMATION
В статье рассматриваются изменения сути национального суверенитета. Предлагается критерий, позволяющий определить позиции страны в процессе трансформации Вестфальской системы. На примере Ливии делается вывод о невозможности применения понятия «изгой» в традиционном понимании и перспективах его использования в отношении государств, переходящих из классического в постсовременный Вестфаль.
Ключевые слова: Вестфальская система международных отношений, суверенитет, государства-изгои.
The article analyses the change in the nature of the national sovereignty and proposes a new measure for the determination of a state's position in the course of the Westphalian transformation. By the example of Libya it concludes incorrectness of the "rogue state" term and argues that it might be applied to actors transitioning from classical to postmodern Westphal.
Key words: Westphalian state system, sovereignty, rogue states.
«Государство-изгой» - это особое понятие, выполняющее во внешнеполитической стратегии США номинативную функцию в отношении ряда стран с определенным набором общих характеристик. Его концептуальное наполнение началось в 1980-е гг. и завершилось в 1990-е гг., в период президентства У. Клинтона. Понятие ненаучно, поскольку в формулировке заложено субъективное оценочное суждение; является продуктом крайне спорной, с теоретической точки зрения, одноименной концепции, но может быть использовано независимо от нее: в частности, для краткого обозначения авторитарных режимов, нарушающих международное право и тем самым ставящих себя в оппозицию остальным членам мирового сообщества.
В понятии «государство-изгой» отражается противопоставление «изгнанных» и «изгоняющих». Вопрос заключается в том, что представляет собой вторая группа. Это не просто «семья наций»: совокупность равноценных
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект «Политика Китая в отношении "государств-изгоев"» (№ 15-37-01208).
национальных государств не обладает достаточным потенциалом для изоляции отдельных ее элементов, а современная мировая политическая система (Вестфальская), каркасом которой служат определенные институты.
Основными акторами мировой политики и одновременно субъектами международного права являются суверенные государства, они равны между собой, нарушение их территориальной целостности и вмешательство во внутренние дела друг друга недопустимы, из чего следует вывод об отсутствии иерархии управления в глобальном масштабе. Вестфаль - это своего рода абстракция, в которой абсолютизируются отдельные ключевые характеристики и не рассматриваются остальные свойства, что должно упростить анализ исследователя (как, например, использование понятия «идеальный газ» в термодинамике). Тем не менее, в академической среде тема целесообразности ее применения и перспектив трансформации по-прежнему остается актуальной [1]. Несмотря на падение «железного занавеса» и окончание холодной войны, когда стали говорить о совпадении двух крупных трендов - смене Ялтинско-Потсдамской и одновременно Вестфальской моделей, новая матрица международных отношений, отличная от существующей с 1648 г., так и не создана.
Необходимо определить, действительно ли «государства-изгои» не вписываются в Вестфальскую систему в ее традиционном и современном понимании (об этом речь пойдет ниже). Отечественный исследователь М.В. Харкевич [2] последовательно доказывает, что они полностью соответствуют вышеперечисленным институтам Вестфаля. Во-первых, опираясь на теорию С. Краснера [3], согласно которой существуют четыре компонента национального суверенитета (внутренний, взаимозависимости, вестфальский и международно-правовой), он на примере КНДР и Ирана демонстрирует, что их правительства в полной мере контролируют товарно-денежные, информационные и миграционные потоки, пересекающие государственные границы; органы власти издают законы, обладающие верховенством на всей территории; пользуются свободой выбора в процессе принятия политических решений; признаются остальными субъектами международных отношений на уровне ООН. Аналогичные результаты можно получить для Ирака, Кубы, Сирии, Судана, Ливии, в разный период времени причислявшихся к «изгоям». Во-вторых, они также имеют собственные raison d'etat - «государственные соображения» или, иными словами, национальные интересы, определяющие линию поведения на международной арене.
В то же время несколько преждевременно говорить о том, что «изгои» не являются инородными элементами мировой политической системы, у которой на данный момент нет четких контуров.
Действия международных неправительственных организаций и транснациональных корпораций, феномен прозрачности национальных границ, последствия научно-технического прогресса, - все это приводит к изменению сути самого суверенитета. Оставаясь центральным понятием в мировой политике, он стремительно эволюционирует, что и создает иллюзию дестабилизации всей системы. Смещается акцент с независимости государства во внутренних и внешних делах на категорию ответственности [4], трактуемой как обязанность защищать собственных граждан, их права и свободы. В случае, если правительство не справляется с этой задачей, вмешивается мировое сообщество. Нет четких критериев, позволяющих определить, насколько подобное вмешательство обосновано с юридической точки зрения. Приоритетом становится «мораль», а не норма международного права.
Если говорить о процессах экономической интеграции и функционировании мирового рынка, то можно выделить такое понятие, как «гибкий суверенитет» [5], означающий, что плюралистичный характер современной политической и правовой реальности вынуждает государства координировать свои действия с наднациональными институтами. Интеграция, размывающая понятие «суверенитет» приводит к возникновению множества его трактовок: унитарный (unitary), объединенный или разделяемый (pooled or shared), постсуверенитет (post-sovereignty), кооперативный (cooperative), поздний (late), смешанный (mixed), конкурентный (competitive) [6] - они различаются степенью свободы выбора в условиях глобализации и усиления международной взаимозависимости во всех сферах общественной жизни.
Эволюция суверенитета, неучтенная С. Краснером, позволяет добавить к выделенным им четырем компонентам еще один, дающий возможность оценить не только внутреннее состояние и функциональную эффективность организации властных отношений в стране, но и определить место конкретного актора в масштабах всей системы. Уровень международного влияния в сочетании со степенью открытости экономики позволяет прогнозировать шансы того или иного государственного образования на стабильное развитие, которое, в свою очередь, является фундаментальным национальным интересом.
Существует множество показателей военно-политического, дипломатического, экономического, культурного, информационного влияния, формирующих международный имидж страны. Если ориентироваться на «Политический атлас современности» [7], рекомендованный Российским советом по
международным делам в качестве надежного ресурса статистических данных [8], то в составленном рейтинге КНДР, Иран, Сирия, Ливия, Судан и Куба занимают, соответственно, 12-е, 20-е, 41-е, 46-е, 70-е и 113-е места (из 192), опережая некоторых членов ЕС, в частности страны Балтии. Несмотря на то, что «Атлас» был опубликован в 2007 г., ситуация кардинально не изменилась; схожую картину дают результаты ежегодного опроса общественного мнения, проводимого исследовательской компанией GlobalScan [9], хотя они и основаны на субъективных представлениях респондентов.
Вместе с тем Индекс экономической свободы за 2015 г., рассчитываемый сотрудниками The Heritage Foundation [10], объединяет «государства-изгои» в условную группу repressed: режимы этих стран, а также изоляция, являющаяся прямым следствием санкций, препятствуют развитию рыночных отношений и предпринимательства, затрудняя тем самым самоопределение в сложившейся международной системе разделения труда.
Возникшее противоречие между значительным военно-политическим и дипломатическим «весом», с одной стороны, и отсутствием полноценного влияния в мировой экономике, с другой, наверное, может стать единственным критерием, иллюстрирующим уязвимость и слабость суверенитета государства в долгосрочной перспективе. Любой дисбаланс со временем преодолевается, но когда задаются новые параметры распределения «центра масс» меняется весь облик страны на международной арене. В частности, смягчение риторики ливийского лидера М. Каддафи, его отказ от вмешательства во внутренние дела других акторов мировой политики, выплата компенсаций жертвам терактов, в спонсировании которых было обвинено правительство СНЛАД, замораживание и уничтожение программ разработки ОМУ, объясняются желанием поддержать национальную экономику, прекратить режим санкций, введенных ООН и ее отдельными членами [11]. В свою очередь, вынужденная либерализация, проявившаяся в поощрении интеграционных проектов, привлечении иностранного капитала и увеличении внутренней и внешней экономической свободы, запустила в Ливии механизм начавшейся в 2011 г. трансформации всего государственного строя, получившего клеймо «изгоя».
Стоит отметить, что антиливийские санкции и международная изоляция нарушили естественное развитие государства, поскольку были навязаны извне. Остается лишь строить предположения, как долго просуществовала бы идеологическая платформа Джамахирии и ее практическое воплощение без вмешательства мирового сообщества. Действительно, уровень экономической свободы не соответствовал ее региональному и международному поли-
тическому влиянию, но при этом, являясь крупным экспортером нефти, страна была прочно, хотя и несколько однобоко, интегрирована в мировые экономические процессы. Соответственно, Ливия в 1992 г. обладала пятым компонентом суверенитета, предложенным в данной статье в дополнение к теории С. Краснера, затем утратила его в результате воздействия санкций и внутреннего реформирования. Этот компонент можно обозначить, как «системный». Основное функциональное назначение заключается в следующем: без него суверенитет государства на современном историческом этапе является неполным, что приводит к вытеснению страны за пределы трансформировавшейся Вестфальской системы, иными словами, к превращению в «изгоя».
С учетом концепции, предложенной британским дипломатом и теоретиком Р. Купером [12], современный мир разделен на три части, находящиеся друг с другом в постоянном конфликте. Они различаются степенью влияния государства, типом и особенностями функционирования экономики, интеллектуальным основами существования, инструментами выстраивания внешнеполитической линии.
Если кратко дать им характеристики, то первая группа включает premodern states - досовременные (премодернистские) государства с авторитарными слабыми режимами, в качестве идеологической платформы в них выступает религия, а характер участия в международных отношениях хаотичен и сводится к цели территориального расширения.
Вторая группа - modern states, т.е. современные, классические государства. При этом можно выделить раннесовременные и позднесовременные государства. Раннесовременные более централизованы, в них властные институты распространяются не только на осуществление военно-дипломатических функций, но и проникают в сферу коммерции; наблюдается четкое разграничение между внутренней и внешней политикой, причиной начала конфликта может стать конкуренция в торговле. Позднесовременная группа, пожалуй, самая большая. В нее входят, как демократические, так и авторитарные индустриальные государства, регламентирующие в разной степени все сферы жизни общества. Национальные интересы остаются для них важнейшей ценностью во внешней политике, что заставляет руководствоваться соображениями в духе Realpolitik.
Третью группу образуют postmodern states - высокоразвитые постсовременные (постмодернистские) государства, являющиеся продуктом глобализации и научно-технического прогресса. Они представляют собой демократии нового поколения. Внутренняя и внешняя политика в них неразделимы, интеграция требует прозрачности при выстраивании отношений с другими ак-
торами, а также способствует увеличению взаимозависимости и, следовательно, уязвимости, компенсируемой взаимовыгодным сотрудничеством. Безопасность перестает трактоваться в понятиях сохранения баланса сил и обеспечения контроля над пространством распространения национального суверенитета, приобретает множество измерений.
На рубеже между позднесовременными и постсовременными акторами мировой политики и происходит «эрозия» классического Вестфаля, что не позволяет на теоретическом уровне объяснить многие явления. По меткому выражению заведующей кафедрой мировых политических процессов МГИМО М.М. Лебедевой, «превышена критическая масса» [13] - появилось большое количество «вневестфальских государств». С ее точки зрения, к ним стоит относить несостоявшиеся государства и «изгоев», но, пожалуй, логичнее рассматривать в этом качестве постсовременные страны, разрушающие стереотипы, заложенные в 1648 г. Будучи мировыми лидерами, они «выросли» из стандартов существующей системы международных отношений и стали ломать ее изнутри, выводя на качественно иной уровень, остальные же вынуждены подстраиваться под новые реалии.
Данный вывод отдаленно согласуется и с идей американского исследователя М. Нахта [14] о четырехступенчатой структуре системы международных отношений. На первом уровне расположены демократии с рыночной экономикой, занимающие лидирующие позиции в мире; на втором - те, кто приближается к первому, но не удовлетворяет в полной мере указанным критериям; на третьем - «государства-изгои» - непримиримые критики системы; на четвертом - «несостоявшиеся государства», потерявшие первичные элементы суверенитета. По его мнению, все страны должны последовательно подняться по ступеням подобной «пирамиды» для того, чтобы сделать ее двухуровневой, т.е. более однородной и, следовательно, более стабильной. Предположение М. Нахта согласуется с концепцией Р. Купера: мир, разделенный на несколько частей в ходе своего развития, стремится к постсовременному порядку, формируемому государствами, которым уже не подходят лекала классического Вестфаля.
Таким образом, Ливия превратилась в «изгоя» не до 1992 г., а после введения санкций, направленных против режима М. Каддафи. Утратив пятый компонент суверенитета, она оказалась за пределами системы международных отношений, в состоянии транзита из позднесовременных государств к постсовременным. Чтобы скорее совершить последний «рывок» и осуществить революцию, были аккумулированы огромные внутренние и внешние ресурсы, включающие, в том числе, и недовольство властью широких народных
масс. В результате Ливийской Республике удалось занять свою нишу в «семье наций», живущей по правилам архитекторов постклассического Вестфа-ля, но цена столь кардинальной переориентации - пограничное состояние и высокая вероятность скатывания на предыдущий уровень развития.
На примере Ливии удалось продемонстрировать теоретическую необоснованность и крайнюю политизированность термина «изгой», предложенного американскими экспертами и политическими деятелями. На данном историческом этапе Вестфаль переходит из своего традиционного состояния в постклассическое, соответственно, существуют страны, которые нельзя отнести ни к одному из указанных множеств. Их кратковременное транзитное состояние можно рассматривать как проявление внесистемности и использовать для обозначения условную стигму «изгой». Подобного рода страны замыкаются на внутренних проблемах, имеющих косвенные негативные последствия на региональном и глобальном масштабах, но не представляют прямой угрозы для мирового сообщества. Джамахирия, спонсирующая террористические организации, - представитель позднесовременных государств, целенаправленное нарушение ею норм международного права - вызов для остальных акторов. Активная фаза транзита началась после снятия санкций и запуска процессов либерализации в 2008 г., продлилась до революции 2011 г. и идет до сих пор медленными темпами. Ливия 2008 г. - это «изгой» в новом понимании, ее роль в постсовременном мире еще не определена. То же самое можно сказать и про Сирию. Иран и КНДР, которые, с точки зрения теоретического анализа, не являются «изгоями», а представляют собой элементы классического Вестфаля.
Список использованных источников и литературы
1. Барабанов О.Н., Фельдман Д.М. Если Вестфаль и болен, то этот больной скорее жив, чем мертв // Международные процессы. - 2007. - Т. 5, № 3 (15). - Режим доступа: http://www.intertrends.ru/fifteen/011 .htm
2. Харкевич М.В. Внесистемность «государств-изгоев»: реальность или риторика? // Вестник РГГУ. - 2009. - № 1/09. - С.183-193.
3. Krasner S. Rethinking the Sovereign State Model // Review of International Studies. - 2001. - № 27. - P. 17-42.
4. Etzioni A. Sovereignty as Responsibility // The George Washington University. - 22.03.2006. - URL: http://www.gwu.edu/~ccps/etzioni/documents/A347a-SoverigntyasResponsibility-orbis.pdf
5. Ong A. Flexible Citizenship: the Cultural Logics of Transnationality. -Duke University Press, 1999. - P. 112.
6. Besson S. Sovereignty in Conflict // European Integration online Papers. - 2004. - Vol. 8. - URL: http://eiop.or.at/eiop/pdf/2004-015.pdf
7. Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств. - М., 2007. C. 168-169.
8. База данных международной статистики и индексов // Российский совет по международным делам. - Режим доступа: http://russiancouncil.ru/spec/stat/
9. Международное исследование о влиянии государств на положение дел в мире в 2014 году // Центр гуманитарных технологий. - 23.06.2014. -Режим доступа: http://gtmarket.ru/news/2014/06/23/6825
10. 2015 Index of Economic Freedom // The Heritage Foundation. - 2015.
- URL: http://www.heritage.org/index/ranking
11. Newnham R. North Korea, Libya, and Iran: Economic Sanctions and Nuclear Proliferation // Korea Economic Institute of America. - 2010. - Vol. 5, № 7.
- URL: http://keia.org/sites/default/files/publications/APS-Newnham-2010.pdf
12. Cooper R. The Post-modern State and the World Order // Demos. -01.01.2000. - URL: http://www.demos.co.uk/files/postmodernstate.pdf
13. Лебедева М.М. Что угрожает Вестфалю? // Международные процессы. - 2008. - Т. 6, № 1 (16). - Режим доступа: http://www.intertrends.ru/sixteenth/015.htm#note1
14. Litwak R. Rogue States and U.S. Foreign Policy: Containment after the Cold War. - Woodrow Wilson Center Press, 2000. - P.62.
Коротко об авторе
Орехова Валерия Дмитриевна - аспирантка Института истории и международных отношений Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского. Электронная почта: [email protected]
Briefly about the author
Orekhova Valeria Dmitrievna - post-graduate student of Institute of History and International Relations, Saratov State University. E-mail: [email protected]