CC BY
140
УДК 94(47).084.5/6 ББК 63.3(2)613-7
*
Т. Ю. Бойкова
«Стать культурным»: досуг ленинградских рабочих в конце 1920-х - 1930-е гг.
В статье рассматриваются различные формы досуга ленинградских рабочих в годы предвоенных пятилеток. Анализируется роль библиотек, театров, музеев, кино, клубов, а также религии в повседневной жизни рабочих. Выявлено различное отношение партийно-государственной власти к этим формам досуга: если по поводу религиозных праздников власть занимала непримиримую позицию, то «светские» формы она пыталась ставить под свой контроль, влияя на их идеологическое содержание. Таким образом, показано противоречивое влияние различных форм досуга на общественное сознание рабочих: с одной стороны, они формировали культуру городских рабочих, а с другой - являлись инструментом трансляции политико-государственной идеологии среди рабочих.
This article discusses the various forms of leisure of Leningrad's workers during the pre-war five-year plans. We analyze the role of libraries, theaters, museums, cinemas, clubs, as well as religion in the daily life of workers. The article reveals a different attitude of the party-state power to these forms of entertainment: the power held the position of intransigent struggle to the religious holidays but it tried to put under its control «social» forms, affecting the ideological content of the various forms of leisure. Thus, the article shows contradictory effect of different forms of recreation on the public consciousness of the workers: on the one hand, they formed a culture of urban workers, and on the other hand they were a tool for broadcasting the political-state ideology among the workers.
Ключевые слова: культурная революция, культурно-просветительная деятельность, досуг, политизация досуга, рабочие, библиотеки, кинематограф, театры, клубы, религия, антирелигиозная пропаганда
Key words: cultural revolution, cultural and educational activity, leisure, leisure's politicization, workers, libraries, cinema, theatres, clubs, religion, antireligious propaganda.
* Бойкова Татьяна Юрьевна, кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры истории, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина.
«Стать культурным» - это одна из важнейших установок партийно-государственной власти СССР в послереволюционный период, обращенная к населению страны и нацеленная на формирование нового типа личности с присущим ему коммунистическим мировоззрением. Впрочем, смысл, «наполняемость» этого лозунга менялась на протяжении 20-30-х гг.
В последних письмах и статьях В.И. Ленина вопрос о «культурничестве» ставился наиболее широко. Речь шла об охвате культурным развитием «всей народной массы», о развитии «строя цивилизованных кооператоров», обеспечивающего «смычку» города и деревни и, наконец, о подготовке необходимых материальных условий, «ибо для того, чтобы быть культурным, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база» [13, с. 372-377].
К концу десятилетия идея культурной революции была незаметно сужена. По всем направлениям происходила дегуманизция культуры, культурно-просветительная деятельность заменялась агитационно-пропагандистской работой, элементарность содержания которой «неизбежно вела к схоластике и догматизму» [15, с. 51]. В то же самое время предвоенное десятилетие ознаменовалось и так называемым «великим отступлением» [26] в системе транслируемых обществу социокультурных установок. Основой исторической динамики «великого отступления» стало формирование специфической «амальгамы» из традиционной русской культуры, а также коммунистических идей и поведенческих образцов. Гораздо больше внимания, чем раньше, уделялось вопросам семейной жизни, профессиональной карьеры, классического образования. Происходили быстрые перемены в обиходе, вкусах, манерах, рождались образцы культурной жизни, имитировавшие некоторые черты стиля жизни образованных слоев дореволюционного общества. Словом, происходила известная «нормализация» повседневной жизни, возрождение некоторых традиций в новых исторических условиях.
Идеологическое воздействие в условиях формирования тотали -тарного государства так или иначе затрагивало все слои общества. Но, пожалуй, основные усилия были направлены все же на форми-
рование общественного сознания городских рабочих. По мнению Шейлы Фицпатрик [20] наряду с базовым уровнем, который включал в себя грамотность, чтение газет и журналов, минимальную политическую осведомленность на уровне советских лозунгов, городские рабочие, в особенности их авангард (например, стахановцы) должны были освоить и другой уровень культуры - навыки поведения в публичных местах, дисциплинированность, эрудированность, знание коммунистической идеологии, большевистского языка и ритуалов.
Немалую роль в формировании этих культурных «доминант» сыграла организация досуга фабрично-заводских рабочих. Бесспорно, что объем, структура и содержание досуга являются показателями культурных ориентиров населения, во многом влияют на его ментальные представления и поведенческие реакции. Не случайно в обществах индустриального типа возник вопрос о регулировании досуга косвенным, но вполне цивилизованным путем - посредством законодательства о продолжительности рабочего дня. На юбилейной сессии ЦИК СССР, посвященной десятилетию Октябрьской революции (1927) был провозглашен переход на семичасовой рабочий день. Однако уменьшение продолжительности рабочего дня не при -вело к расширению досуга. Результаты проведенного в 1933 г. обследования свободного времени рабочих показали, что величина досуга в рабочей среде не возросла по сравнению с 1923 г. Мужчины отводили на развлечения и бездеятельный отдых, на учебу и самовоспитание примерно 4,5 часа в день, а женщины - 3,5 часа. При этом бездеятельный отдых стал занимать у молодых рабочих больше времени, чем у людей старших возрастов [11, с. 55]. Таким образом, правовые нормы не смогли окончательно решить проблему увеличения свободного времени в рабочей среде.
Каким же образом заполнялся досуг рабочих в 20-30-е гг.? Прежде всего большую роль в качестве центров идейно-политического просвещения и воспитания людей играли библиотеки - как центральные и районные, так и производственные (фабрично-заводские). Круг чтения для пролетарской среды в годы первых пятилеток определялся строгим нормированием литературы, в чем можно усматривать развитие наметившихся в 20-е гг. тенденций по-
литизации библиотек [25, с. 289-306]. Из обихода были изъяты книги не только оппозиционеров и эмигрантов, но и многие произведения классической русской и иностранной литературы. Вместо них рабочему предлагались новые нормы в области чтения, призванные воспитывать личность в коммунистическом духе. Классическая литература, которая была разрешена к переизданию, по словам заведующего издательством «Молодой гвардии» Н. Полянского, должна была квалифицироваться как произведения, «отражающие детство разных социальных групп» [6]. К таковым относились: «Детство» Л. Толстого, «Детство» М. Горького, «Детство Темы» Н. Гарина-Михайловского.
Особое место занимала литература «социалистического реализма». «Для нашей молодежи Пушкин и Лермонтов непонятны будут, - считала работница с фабрики «Красная нить». - Вот "Как закалялась сталь" - это другое дело» [18]. Не менее популярным был и другой рекомендованный к прочтению роман - «Мать», написанный М. Горьким. В систему пролетарской культуры книги входили преимущественно не как факторы интеллектуального развития личности, а как «орудие пропаганды коммунизма», как один из каналов формирования сознания «нового», советского человека.
С целью более широкого приобщения рабочих к чтению литературы фабрично-заводские библиотеки регулярно проводили в цехах, в «красных уголках» и в рабочих общежитиях «читки» политической и иногда художественной литературы, а также газет и журналов. Правда, эти мероприятия не всегда были рассчитаны на уровень понимания рабочих. «Я долгое время считала, что слово "бдительность" означает "плохо", - жаловалась одна из работниц [18]. Тем не менее «громкие читальни» были весьма эффективным способом вовлечения наиболее отсталых рабочих в «политпросветработу».
В целом за годы первых предвоенных пятилеток количество читателей в фабрично-заводских библиотеках заметно возросло. Если в первой половине 20-х гг. крупной можно было считать клубную или фабрично-заводскую библиотеку, насчитывавшую 20 тыс. книг и 500 читателей [25: 289], то в конце 20-х - 30-е гг. ситуация изменилась. Так, библиотека Балтийского завода в Ленинграде имела в
1936 г. 6 тыс. активных читателей и выдала за год более 170 тыс. книг. На «Большевичке» количество читателей в том же году было еще большим, составляя примерно 8 тыс. человек [21, Л. 55]. Кроме того, рабочих обслуживали 2240 передвижных профсоюзных библиотек, а на 190 небольших предприятиях открылись филиалы библиотек [21, Л. 30].
Особым спросом на предприятиях пользовались газеты и журналы. Перепись 1929 г показала, что из 10 металлистов Ленинграда 9 регулярно читали газету. В августе 1936 г. на фабрике «Равенство» на 2400 рабочих выписывалось 1900 газет (включая многотиражную фабричную газету), 206 журналов [22, Л. 7], причем спрос полностью удовлетворен не был из-за ограниченной подписки на ряд изданий. Помимо центральных газет, большой популярностью у рабочих пользовались многотиражные газеты. Если в 1929 г. выходило 140 многотиражек, то в 1935 г. - уже 248 наименований газет. Фабрично-заводские газеты освещали все вопросы жизни и трудовой деятельности рабочих, чутко откликались на актуальные проблемы. На страницах заводских многотиражек печатались заметки самих рабочих с предложениями, замечаниями, откликами на то или иное событие. В многотиражных газетах существовали специальные разделы, освещающие определенные стороны жизни предприятия и рабочих, их трудовые будни и досуг.
Традиционными для досуга рабочих стали походы в кино. По данным проведенного опроса в Ленинграде в 1929 г. регулярно смотрели кинокартины 96 % юношей и 91 % девушек. Причем революционные фильмы предпочитало 50% опрошенных, «душещипательные» - 30 %, «трюковые» - 20 % [4, с. 34]. Рабочие считали кино наиболее притягательной формой развлечений, предпочитая походы в кинотеатры гостевому общению, клубным вечеринкам, танцам. Советское киноискусство быстро развивалось. В годы первых пятилеток отечественные фильмы почти полностью вытеснили зарубежные. В Ленинграде осенью 1933 г. демонстрировалось 34 кинокартины, из них 29 советского производства [19, с. 155]. Западные фильмы были большой редкостью.
Органы государственной власти возлагали на кинематограф большие надежды. Он должен был способствовать укреплению советской идеологии в сознании рабочих, «организовывать мысли и чувства зрителя в нужном пролетариату направлении», способствовать углублению «классового самосознания рабочих» [7, с. 169]. Впрочем, не следует думать, что политизация киноискусства происходила исключительно под давлением партийно-государственной власти. В кинематографе, как и в других областях, находились люди, формулировавшие идеи, принципы и подходы, созвучные интересам власти. Так, например, во время работы Всесоюзного партийного совещания по вопросам кино, проходившего в Москве в марте 1928 г., среди его участников было распространено письмо группы известных режиссеров (Г.В. Александрова, С.М. Эйзенштейна, Г.М. Козинцева и др.). Видные кинематографисты сетовали на отсутствие «твердой идеологической диктатуры» и призывали создать при Агитпропе ЦК ВКП(б) особый орган, ставящий «исчерпывающие задания политического и культурного порядка» [3, с. 14-15].
Кинематография превращалась, говоря языком упомянутого выше партийного совещания, в «киноучасток культурного фронта», становилась одним из важных инструментов формирования обще -ственного сознания рабочих. В целях наиболее полной реализации задач идейно-политического воспитания трудящихся масс с конца 20-х гг. при местных комитетах комсомола стали создаваться «киногруппы» из представителей рабочих. В их задачу входила организация на заводах и фабриках киноконференций, чтение и критический разбор киносценариев [24, Л. 58]. Тем самым под видом «повышения культуры» рабочих масс обеспечивался контроль за кинорепертуаром, «правильное» с идеологической точки зрения отношение рабочих к кинофильмам и пропагандируемым в них идеям. К концу 30-х гг. просмотры кинокартин уже являлись нормой проведения досуга городских рабочих.
Одной из доминант в культурной политике 30-х гг. был театр. Важную роль в приобщении рабочих к театральному искусству сыг -рал существовавший в 1925-1932 гг. Театр рабочей молодежи (ТРаМ). Его ярко выраженная политизированность составляла осо-
бую гордость создателей ТРаМа. Один из руководителей «трамов-ского» движения М. Соколовский заявлял следующее: «Мы меньше всего театр, мы больше всего группа энтузиастов, группа комсомольцев, строителей новой жизни, нового быта, но все-таки это строительство проводим мы через театр, средствами театра... Для нас, трамовских работников, нет театральной правды, для нас существует классовая правда» [23, Л. 10, 15]. В своих постановках ТРаМ уделял большое внимание общественно-политическим и экономическим вопросам: он пропагандировал социалистическое соревнование, выполнение и перевыполнение пятилетнего плана, борьбу с «разложившимися» партийными функционерами.
Отношения рабочего с театральным искусством не были простыми. «Говорить о какой-то разборчивости и особых пристрастиях рабочего-театрала не приходится», - пишет о ситуации начала 20-х гг. С.В. Яров [25, с. 319-320]. Ситуация не претерпела каких-либо качественных изменений и в дальнейшем. Рабочие довольно редко посещали театры: например, в 1928 г. в Ленинграде рабочие составляли лишь 20% от числа посетителей театров [19, с. 119]. Пытаясь приобщить рабочие массы к театру, власти достаточно часто организовывали культпоходы, передовикам производства билеты предоставлялись почти бесплатно и в первую очередь. Рабочие приходили с семьями, в сопровождении духового оркестра. После просмотра пьесы на заводских и фабричных собраниях устраивались обсуждения увиденного, на которых рабочим предлагалось высказывать свое мнение о постановке пьесы, об актерах и сюжете.
В отличие от клубных и фабрично-заводских театров с их рево -люционно-пролетарскими пьесами, больше напоминавшими «агитки», академические театры так и не стали центром массового проведения досуга для городских рабочих. Рядовых рабочих, пришедших в театр по собственной инициативе, практически не было. Останавливали их не только цены на билеты и отсутствие соответствующей одежды. Походы в театр воспринимались чаще всего не как развлекательное мероприятие, а как норма жизни для привилегированных и более образованных слоев советского общества. Те-
атральный зал представлял собой своеобразный слепок советского общества: «Зал заполнялся в соответствии с социальной иерархией советского общества. В царской ложе сидят местные партийные боссы, на балконах толпятся колхозники, инженеры, чиновники и, наконец, стахановцы, самые шумные, болтливые и фанатичные сторонники режима, их очень много, это горячечные, одержимые..., кажется, остальные присутствующие в зале их не очень-то жалуют» [17, с. 108].
Далеко не традиционной формой проведения досуга в рабочей среде оставалось посещение музеев. Стремясь упрочить связи с рабочими, идти навстречу их запросам, сотрудники музеев специально выясняли отношения посетителей к экспозициям с помощью анкетирования, проводились специальные наблюдения в залах за реакцией посетителей на те или иные произведения. Многие музеи принимали шефство над предприятиями. Так, например, Эрмитаж шефствовал над заводом «Электросила», широкие связи у музея были установлены с такими крупными предприятиями Ленинграда, как «Красный треугольник», «Светлана», «Большевик», Сестрорец-кий завод, фабрика им. Синицына. Сотрудники Эрмитажа читали для рабочих лекции, которые, подобно многим другим мероприятиям, проводимым в годы первых пятилеток, носили политизированный характер. Среди лекций, прочитанных сотрудниками «Эрмитажа» на предприятиях города, особой популярностью у рабочих пользовались вовсе не лекции об экспозициях музея, а такие как «Великий пост, евангельские рассказы и второй большевистский сев» или «Воскресающие боги и происхождение Пасхи» [19, с. 172]. Многие музеи города практиковали и выездные выставки для рабочих, которые размещались в Домах культуры. Так в начале 1931 г. в Московско-Нарвском ДК демонстрировалась выставка «Папство и крестовые походы». Однако приобщить рабочих к посещению музеев так и не удалось. Подтверждением этому могут служить сведения о посетителях Эрмитажа, среди которых рабочие составляли лишь 22,1 % от общего числа [19, с. 173].
Излюбленными формами проведения досуга в рабочей среде были посещения клубов, особенно в зимнее время, когда «экскурсии
закончились, пригороды притихли, сады, парки, площадки опустели, смолкли» [14]. В клубах часто проводились семейные вечера, читались лекции, работали различные кружки. «Напротив нашего завода был такой клуб, назывался клуб Орлова. Он "Светлане" принадлежал, - вспоминал А.А. Валяшкин, - ... там была всякая спортивная и культмассовая работа. Там был, с одной стороны, спортивный зал, с другой стороны зрительный зал. Они частенько приглашали туда, вот лекция какая-нибудь хорошая, с удовольствием шли. Там все время были выездные спектакли, и мы все ходили. Там билеты были недорогие» [16, с. 30-31].
Очень популярными в рабочей среде в годы предвоенных пятилеток были танцы - на летних танцплощадках и в клубах. Танцевать учились в кружках, а чаще всего - друг у друга. «.Наша жизнь была веселее, - вспоминала Е.И. Правдина, - ходили в клубы, на танчики ходили. У нас были такие плавные бальные танцы хорошие. Фокстроты. Пойдешь сам научишься. Конечно, вначале стеснялись, но ничего - научишься, и очень хорошо» [16, с. 81].
Но не всегда рабочие были довольны работой клуба. Во многие клубы «взрослые рабочие» не ходили, и о причинах этого сообщали следующее: «а что в нем толку-то? Вечные танцы и хулиганские драки. Того и гляди, что тебе голову сломают» [10]. В некоторых клубах было очень тесно - «кружок на кружке», «не только что сидеть, но и стоять негде». «Получается бестолочь», «сходишь раз-другой, да и потом все проклянешь» [14].
Из-за плохой организации клубной работы многие рабочие по выходным и в дни отдыха собирались на квартирах. Например, рабочий «Путиловца» Соколов писал в «Ленинградскую правду»: «Нарвская застава по субботам превращается в сплошную вечеруху на квартирах. На таких вечерухах: духота. шум, гомон, пьют, танцуют, потом драка, а в конце драки - карета скорой помощи. На "Пу-тиловце" настоящий клубный голод» [14].
Популярными в рабочей среде были также и спортивные раз -влечения. «Обеденный перерыв был час, - вспоминал рабочий завода им. Энгельса А.А. Валяшкин, - .примерно за полчаса успевали все пообедать, а полчаса на какие-то или культурные ме-
роприятия, или волейбол, между цехами соревнования» [16, с. 29]. Иногда всей бригадой рабочие выезжали на природу за город. «Так интересно было. Зимой кросс в выходной день. Ездили за город всей бригадой. Очень интересно» [16, с. 78].
Не последнюю роль в жизни человека в дореволюционный период играла религия. Новая государственность с первых дней своего существования проявила свою атеистическую направленность. Отделение церкви от государства влекло за собой резкое сокращение сферы ее мировоззренческо-нормализующего влияния на население. Форсированная сталинская индустриализация предполагала быстрое создание «индустриального менталитета», в формировании которого важную роль должна была сыграть промышленная дисциплина. Настоящий промышленный рабочий должен был в первую очередь стать атеистом. Свою главную задачу руководство страны видело в отстранении церкви от участия в повседневной жизни населения. 24 января 1929 г. в письме ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы» подчеркивалось: «Партийным комитетам и исполкомам необходимо поставить вопрос об использовании ЗАКсов в целях борьбы с поповщиной, церковными обрядами и пережитками старого быта» [5, с. 37].
Но антирелигиозная пропаганда и борьба с «поповщиной» иногда лишь скользила по поверхности, не затрагивая повседневную жизнь рабочих. Прежде всего, верующими в рабочей среде были «новые рабочие», вчерашние крестьяне. Хотя антиклерикальные настроения в деревне при Советах возросли, все же среди сельского населения еще велика была доля лиц, сохранявших бытовую религиозность. Боязнь трудностей, которые испытывал сельский житель, попавший в большой город, способствовала усилению его интереса к церкви. Среди квалифицированных рабочих крупных предприятий верующие встречались весьма редко, чаще это были люди старшего поколения, особенно неквалифицированные и малограмотные работницы. В ряде случаев при переезде крестьян в Ле -нинград их религиозность в первое время даже возрастала. Происходило это по следующей причине. В 20-30-е гг. влияние духовенства в деревне было в значительной мере подорвано. Многие
верующие из среднего и старшего поколения по 10-15 лет не бывали в церкви и стали отвыкать от обрядности и канонов. В Ленинграде же им предоставлялась возможность посещать действующие храмы. Их величественная архитектура, хоры, внутреннее убранство и известный профессионализм священников производил на малокультурных людей сильное эмоциональное воздействие. Пожилая крестьянка, жена рабочего, впервые приехавшая в Ленинград и посетившая службу в Никольском Морском соборе, говорила, что она «будто в раю побыла» [1, с. 36]. У некоторых рабочих в квартирах висели иконы, лампады, часть рабочих совершали молитвы прямо в квартире. А на вопрос: зачем им это, они отвечали: «Когда горят лампадки, то как-то уютнее делается в квартире», «иконы нам не мешают» [8]. Эти «пережитки» прошлого постоянно осуждались не только на заводских собраниях, но и в рабочей прессе. «Есть у нас такие партийцы, как, например, в Кузнечном цехе один товарищ, -сообщала одна многотиражная газета, - который действует и направо и налево: в партии хочу быть и бога жаль забыть» [9].
Особенно религиозные настроения были сильны в дни религиозных праздников: накануне Пасхи, Рождества и др. Об этом свидетельствовали и факты нарушения трудовой дисциплины в эти дни. Все это говорило о необходимости проведения воспитательной работы среди рабочих - выходцев из деревни. И такая работа проводилась. На предприятиях для рабочих читались антирелигиозные лекции, на страницах многотиражных и центральных газет печатались статьи антирелигиозной направленности.
Одной из мер, предпринятых властями в наступлении на религию, была замена религиозных праздников на революционные. Так Преображение 6 августа 1929 г. был заменен на праздник Первого дня индустриализации. В этот день рабочим предлагалось выйти на работу. Эта кампания широко пропагандировалась в периодической печати.
Для отвлечения рабочих от посещения церкви в дни крупных религиозных праздников в конце 20-х - 30-е гг. возобновились карнавалы и красочные шествия, которые проводились в клубах пред -приятий. Эти праздники носили атеистическую направленность.
Например, в 1930 г. массовое шумное веселье проходило на крупном ленинградском заводе «Красный путиловец» с целью отвлечь рабочих от походов в церковь на Пасху [12, с. 134].
Однако эффективность подобных мер была не велика. Значительно более действенной оказалась реформа рабочей недели. Согласно постановлению Совнаркома СССР от 24 сентября 1929 г. вся страна в связи с принятым правительственным курсом на форсированную индустриализацию перешла на непрерывную пятидневную рабочую неделю: пять дней рабочих, шестой - выходной. При этом дни отдыха на разных предприятиях не совпадали. При увеличении выходных сократилось число праздничных дней, а религиозные праздники исчезли из календаря вообще. Таким образом, нарушение традиционного трудового ритма, устоявшейся периодичности будней и праздников, связанный с пятилетками, повлекло за собой удаление религиозных торжеств из жизни рабочих. Свидетельством этого может служить анализ анкет «Автобиографий безбожников», проведенный И.Н. Дониной. Так, на вопрос о причине отхода от совершения религиозных обрядов большинство респондентов отвечало: «Даже не успеваю отдохнуть, не говоря уже о церкви» или «в церковь не хожу, так как восемь часов работаю, а остальное время провожу за работой дома» [2, с. 62,65].
Свою роль в пропаганде атеистических идей играли и «безбожные ударные бригады». Это были трудовые коллективы, члены которых считали необходимым демонстрировать не только пример высокопроизводительной работы, но и образцы новых форм жизни, в число которых обязательно входило декларирование своего неверия. Члены «безбожных бригад» проявляли свое крайне отрицательное отношение к формам обыденной религии. Они возглавляли кампании по снятию икон в домах рабочих, рейды которых проходили на многих предприятиях города.
Итак, формы проведения досуга в рабочей среде в конце 20-х -30-е гг. были весьма разнообразными. На развитие этих форм влияли разные обстоятельства: с одной стороны, интересы, традиционные воззрения, уровень образованности рабочих, а с другой -интересы партийно-государственной власти. Библиотеки и музеи,
театры и кино, а также многие другие формы проведения досуга удовлетворяли потребности городских рабочих в отдыхе и развле -чениях, способствовали их культурному росту. В то же время они активно политизировались под нажимом партийно-государственных структур и при деятельном участии части интеллигенции, готовой обслуживать политико-идеологические требования власти. Все это позволяет говорить о наличии в конце 20-х - 30-е гг. симбиоза выполняемых учреждениями досуга функций - социокультурных и политических при очевидном приоритете последних.
Список литературы
1. Дзенискевич А. Р. Рабочие Ленинграда накануне Великой Отечественной войны. 1938 - июнь 1941. - Л., 1983.
2. Донина И.Н. Автобиографии безбожников как вид массового источника по социальной психологии рубежа 1920-1930х гг. // Клио. - 1998 - № 3(6).
3. Искусство кино. - 1964. - № 4.
4. Каган А.Г. Молодежь после гудка. - Л., 1929.
5. Кашеваров А.Н. Государство и церковь: Из истории взаимоотношений советской власти и русской православной церкви 1917-1945 гг. - СПб., 1995.
6. Комсомольская правда. - 1934. - 11 декабря.
7. КПСС о культуре, просвещении и науке. - М., 1963.
8. Красный железнодорожник. - 1928. - 18 дек.
9. Красный железнодорожник. - 1928. - 20 дек.
10. Красный железнодорожник. - 1929. - 31 июл.
11. Лебедев-Патрейко В.И. Бюджет времени рабочей семьи. - Л., 1933.
12. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920/1930 годы. - СПб., 1999.
13. Ленин В.И. Полн. соб. соч. - Т. 45.
14. Ленинградская правда. - 1928. - 4 октября.
15. Маслов Н.Н. Об утверждении идеологии сталинизма // История и сталинизм / сост. А.Н. Мерцалов. - М., 1991.
16. На корме времени. Интервью с ленинградцами 1930-х годов / сост. М. Витуховская. - СПб., 2000.
17. Селин Л.-Ф. Безделицы для погрома // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. - Вып. 2. - М.; СПб., 1995.
18. Смена. - 1936. - 10 фев.
19. Степанов З.В. Культурная жизнь Ленинграда 20-х - начала 30-х гг. -Л., 1976.
20. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: Город. - М., 2001.
21. Центральный государственный архив историко-политических документов (ЦГА ИПД). Ф. 25. Оп. 8. Д. 13.
22. ЦГА ИПД. Ф.25. Оп. 10. Д. 42.
23. ЦГА ИПД. Ф. К-598. Оп. 2. Д. 107.
24. ЦГА ИПД. Ф. К-598. Оп. 2. Д. 118.
25. Яров С. В. Конформизм в Советской России: Петроград 1917-1920-х годов. - СПб., 2006.
26. Timashev N. The Great Refreat: The growth and decline of communism in Russia. - New York, 1946.
УДК 94(47).084.9 ББК 63.3(2)632/633-2
О. В. Капустина *
К вопросу об образе жизни советских пенсионеров в 1950-1980 гг. ХХ в. (на основе анализа произведений советских поэтов и «политических» анекдотов)
В статье проанализированы поэтические характеристики советских пенсионеров и советские «политические» анекдоты, персонажами которых являются пожилые люди. Исследование данных исторических источников позволило автору определить основные составляющие их образа жизни.
The article analyzes the poetic characteristics of Soviet pensioners and Soviet «political» jokes, where the characters are older people. The study of historical data sources has allowed the author to identify the main components of their lifestyle.
Ключевые слова: пенсионеры, пенсия, образ жизни, советская система, анекдоты, контент-анализ, социальные роли, внешний вид.
Key words: pensioners, pension, lifestyle, the Soviet system, jokes, content analysis, social roles, appearance.
* Капустина Ольга Владимировна, соискатель, Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина.
106
