CC BY
174
ВЕКТОР ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКИ
Галина Кирилловна ДМИТРИЕВА,
доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой международного частного права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) [email protected] 125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9
СТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ КОНЦЕПЦИИ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ТРАНСГРАНИЧНЫХ ВНЕДОГОВОРНЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ
Аннотация. Статья посвящена становлению и развитию правового регулирования внедоговорных обязательств, осложненных иностранным элементом, начиная с 8 декабря 1991 г.; выделяются три этапа формирования и развития российской правовой концепции, характерные особенности каждого этапа ее развития, проводится сравнительный анализ с англо-американским подходом и европейским правом в регулировании внедоговорных обязательств и выявляется влияние этих правовых систем на российскую концепцию. Особое внимание обращено на роль принципов автономии воли сторон и наиболее тесной связи, которые существенно изменили на третьем этапе российскую концепцию правового регулирования трансграничных внедоговорных обязательств.
Ключевые слова: международное частное право, трансграничные вне-договорные обязательства, деликты.
DOI: 10.17803/2311-5998.2016.28.12.006-019
© Г. К. Дмитриева, 2016
G. K. DMITRIEVA,
Doctor of jurisprudence, Professor, Chief of Sub-Faculty of International Private Law of the Kutafin Moscow State University (MSAL) [email protected] 125993, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya Str., 9
FORMATION OF THE RUSSIAN CONCEPTION OF LAW REGULATION OF CROSS-BORDER DELICT OBLIGATIONS
Review. This article is devoted to the formation and development of the law regulation of delict obligations, affected by foreign element, beginning from 8 December 1991; the author underlines three stages of formation and development of the Russian law conception, the characteristics of each stage of development, conducts a comparative analysis with English-American approach and European law in regulation of delict obligations, and reveals the influence of these law systems on the Russian conception. The author draws the particular attention to the role of principles of parties ' autonomy and the closest connection, which significantly changed the Russian conception of law regulation of cross-border delict obligations at the third stage. Keywords: private international law, cross-border non-contractual obligations, torts.
в
][Ш©Т[л][М][Ж Дмитриеве Г. К.
Становление российской концепции правового регулирования внедоговорных обязательств, осложненных иностранным элементом, прошло три этапа. Первый начался с момента подписания Соглашения между Россией, Украиной и Беларусью «О создании Содружества Независимых Государств» от 8 декабря 1991 г, к которому присоединились впоследствии и другие бывшие советские республики. Стороны Соглашения не только ликвидировали Союз ССР но и прекратили действие советских законов на своих территориях. Среди них — Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятые Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г В результате в России, где уже широко проводились экономические реформы, действовал совершенно не приспособленный к новым условиям Гражданский кодекс РСФСР созданный на базе Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик от 8 декабря 1961 г
Понятно, почему в новой России уже 14 июня 1992 г. Совет народных депутатов и Верховный Совет приняли совместное постановление «О регулировании гражданских правоотношений в период проведения экономической реформы»1, согласно которому до принятия нового Гражданского кодекса должны были применяться Основы гражданского законодательства от 31 мая 1991 г. Это стало началом первого этапа становления российской концепции о правовом регулировании трансграничных внедоговорных обязательств. Именно этот документ стал главным носителем норм международного частного права до принятия части III Гражданского кодекса РФ от 26 ноября 2001 г. (вступила в силу 1 марта 2002 г.).
Отметим, что Основы 1991 г., сохранив предыдущее название раздела VII, охватывающего нормы международного частного права, — «Правоспособность иностранных граждан и юридических лиц. Применение гражданских законов иностранных государств и международных договоров», — внесли значительные изменения в коллизионно-правовое регулирование. Так, впервые была сформулирована общая часть МЧП. В нее вошли такие новые правила, как: основания применения иностранного права (ст. 156); установление содержания иностранного права (ст. 157); ограничения применения иностранного права (ст. 158); содержание оговорки о публичном порядке (ст. 158). Кроме того, сформулирована в значительной степени современная система коллизионного регулирования обязательств по внешнеэкономическим сделкам на основе принципа характерного исполнения для 19 видов сделок.
Однако «главный носитель» в части трансграничных внедоговорных обязательств практически не внес никаких новых правовых положений. Несмотря на то что к этому времени в мировой практике уже сложились принципиально новые док-тринальные и, что особенно важно, новые законодательные положения в ряде европейских стран (например, Закон о международном частном праве Австрии 1978 г., Ш Федеральный закона Швейцарии 1987 г. и др.), существенно изменившие колли-зионно-правовое регулирование трансграничных внедоговорных обязательств. □ В коллизионном регулировании внедоговорных обязательств изменения, внесенные Основами 1991 г., микроскопичны. Во-первых, была включена статья 167, но в редакции Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1977 г. и без каких-либо изменений. Она содержала два коллизионных правила: либо lex loci delicti commissii (генеральное правило), либо российское право, при условии, что причинение вреда возникло за границей и стороны являлись советскими гражданами или
1 Ведомости СНД РФ и ВС РФ. 1992. № 30. Ст. 1800. 12/2016
п
* к
н к,
науки ъ
vflw Ii > ■ LJIJl MS
8 ВЕКТОР ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКИ Ш_~Ъ УНИВЕРСИТЕТА
Я в^ имени O.E. Кугафина (МГЮА)
советскими юридическими лицами. Правда, Указом 1991 г была также включена короткая статья 168 «Неосновательное обогащение», отсылающая к праву страны, где обогащение имело место. Это новое правило, которого раньше в российским законодательстве не было. В ее основе — вариант того же места совершения деликта (противоправного действия). На фоне колоссальных изменений коллизионного регулирования трансграничных внедоговорных обязательств, охвативших англо-американское и европейское международное частное право, две наши коллизионные нормы выглядели весьма скудно.
Тем более что уже к середине XX в. сложился новый теоретический подход к пониманию внедоговорных обязательств в целом, в том числе и коллизионного регулирования при наличии в составе отношений иностранного элемента. В течение длительного исторического периода внедоговорные обязательства сводились к обязательствам по возмещению вреда, возникшего от неправомерных действий (деликтов), и они назывались деликтными. Издавна складывалась и практика выбора применимого права.
Однако первые зачатки доктринального понимания такого регулирования появились значительно позднее, начиная с XIII—XV вв.2 Классическим коллизионным началом, на основе которого решались все вопросы деликтных обязательств, являлся закон страны причинения вреда. По мере возникновения и юридического закрепления других видов внедоговорного вреда практика стала применять к ним тот же коллизионный принцип (lex loci delicti commissii), да и сами обязательства традиционно назывались деликтными. Следует признать, что до сих пор в законах многих государств место причинения деликта закреплено в качестве единственного критерия, по которому определяется правопорядок в отношении всех внедоговорных обязательств (Вьетнам, Египет, Сирия, Ливан и др.)3.
К таким государствам относилась и новая Россия, в гражданском законодательстве которой, как было рассмотрено выше, в сфере трансграничных внедоговорных обязательств существовали до конца ХХ в. две короткие статьи, исходившие из одного коллизионного принципа — lex loci delicti commissii. По закону деликта решались любые вопросы, связанные и с основаниями ответственности (ответственность за свои действия, за действия других лиц), и с условиями возникновения ответственности и др.
Сложившийся к этому времени новый научный подход к пониманию категории «применимое право» в международном частном праве обусловил серьезные изменения в коллизионно-правовом регулировании отношений, выходящих за пределы одного государства. Хотя они отражали новые подходы к международному частному праву в целом, деликтные обязательства часто становились своеобразным ис-
2 Первые доктринальные взгляды на коллизионное право формировались на территории Северной и Средней Италии, где в XIII—XV вв. укрепились города-государства, в которых процветала наука, искусство, литература и торговля (см.: Лунц Л. А. Международное частное право. М., 1970. С. 15—16 ; Дмитриева Г. К. История науки международного частного права // История юридических наук в России / под ред. О. Е. Кутафина. М., 2009. С. 252 и сл.).
Отметим, что даже авторы учебника «Международное частное право и сравнительное правоведение» (2001) Х. Кох, У. Б. Магнус, П. Винклер фон Моренфельс утверждали, что «основным коллизионным принципом в области обязательств из причинения вреда является принцип lex loci delicti commissi».
"Т^ЕСТНИК
Ш МУНИВЕРСИТЕТА
ЩЬ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
9
пытательным полигоном, где формулировались и шлифовались те правила, из которых прорастали новации современного международного частного права — столь значительные, что принято говорить о «революции» в этой правовой сфере4. Проблемы, связанные с общими тенденциями современного международного права, не являются темой настоящей статьи. Однако не могу не заметить, что разговоры о революции носят больше эмоциональный, чем рациональный характер. На самом деле идет эволюционный процесс развития коллизионно-правовой части международного частного права, в результате которого новые идеи утверждаются через классические, хорошо известные коллизионные принципы. Развитие трансграничного деликтного права служит тому подтверждением.
Начало модернизации коллизионного права положила американская правовая наука и судебная практика. Наиболее значимые изменения произошли в поисках материальных частноправовых норм, применимых к различного рода частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом. Этот процесс связан с именами таких американских ученых, как Б. Карри, А. Эренцвейг, Д. Каверс, Р. Леф-лар, У Риз5. Нельзя не отметить, что американские доктрины, в свою очередь, опирались на европейскую доктрину международного частного права и прежде всего на работы немецкого коллизиониста Ф. К. фон Савиньи. Почти все американские авторы основывали свои теории поиска применимого права (теория государственного интереса, теория предсказуемости, теория предпочтений, теория лучшей нормы права и др.) на анализе деликтных обязательств6.
Влияние американских учений привело к закреплению в международном частном праве государств Европы, Латинской Америки, СНГ идеи гибкого регулирования, то есть поиска материального права, с которым частноправовое отношение наиболее тесно связано, — Proper Law. Согласно этой идее при выборе применимого права следует принимать во внимание не один какой-либо формальный критерий, а всю совокупность фактических обстоятельств конкретного отношения в целях достижения справедливого решения7.
Подробнее см.: Кабатова У. В. Влияние современных доктрин на развитие коллизионного регулирования // Международное частное право. Современные проблемы : в 2 кн. М., 1993. Кн. 2. С. 120 и сл.
См. Дмитриева Г. К. История науки международного частного права // История юридических наук в России. М., 2009. С. 267—270 ; Lando O. New American Choice-of-Law Principles and the European Conflict of Laws of Contracts // The American Journal of Comparative Law. 1982. Vol. 30 ; Symeonides S. C. The American Choice-of-Law Revolution in the Courts: Today and Tomorrow // Collected Courses of the Hague m
Academy of international Law. Dordrecht, 2002. P. 298.
4
См., например: Кабатова Е. В. Влияние новых тенденций на формирование норм ^
международного частного права // Международное частное право. Современные д
проблемы. С. 120 и сл. ^
Впервые положение о наиболее тесной связи в качестве принципа международ- д
ного частного права было закреплено в австрийском Законе о международном ^
частном праве 1987 г, первый параграф которого, во-первых, требует применения т
к отношениям с иностранным элементом правопорядка, с которым имеется наи- д более тесная связь, и, во-вторых, устанавливает, что все коллизионные нормы За-
кона следует считать проявлением данного принципа. науки
12/2016
>
4
5
6
7
10 втктор юридичтскои науки
УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е. Кугафина(МГЮА)
Этот подход был закреплен в российском международном частном праве Федеральным законом от 26 ноября 2001 г. о введении части третьей разд. IV «Международное частное право», который вступил в силу 1 марта 2002 г. С принятием этого закона начался второй этап развития российской концепции правовой регламентации трансграничных внедоговорных обязательств.
В России, в отличие от других стран, в редакции Закона 2002 г. принцип наиболее тесной связи не был закреплен в качестве общего принципа международного частного права. Однако реально было определено его место в правовой регламентации любых трансграничных гражданско-правовых отношений в качестве основополагающего начала. Это ст. 1186 ГК РФ. С одной стороны, данная статья как бы вводная, так как формулирует общие правила, касающиеся предмета международного частного права, источников правовой регламентации, и устанавливает их взаимодействие. Но, с другой стороны, благодаря этому данная статья играет роль системной статьи, затрагивающей сущностные положения: на нее опираются все последующие нормы международного частного права в целом, в том числе и относящиеся к внедоговорным обязательствам. Вот почему так важен п. 2 ст. 1186: «Если в соответствии с пунктом 1 настоящей статьи невозможно определить право, подлежащее применению, применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано».
Данное правило устанавливает общее назначение принципа наиболее тесной связи для всех видов гражданско-правовых отношений с иностранным элементом: если в соответствии с правилами, установленными в п. 1 ст. 1186 ГК РФ и в конкретных коллизионных нормах, невозможно определить применимое право, применяется право страны, с которым это отношение наиболее тесно связано8. Фактически принцип охватывает все сферы МЧП как общий принцип правоприменения. К нему следует обращаться, во-первых, в случае пробелов в коллизионном регулировании и, во-вторых, если применение имеющейся коллизионной нормы не приведет в силу разных обстоятельств к установлению применимого права9. В таком качестве принцип наиболее тесной связи применяется также и в отношении трансграничных внедоговорных обязательств, даже если в конкретных нормах он не упоминается.
Дополнительно отметим, что этот принцип лежит в основе правовой регламентации всех трансграничных договорных обязательств — самой значительной по объему части МЧП, что прямо закреплено в п. 1 ст. 1211 ГК РФ: если стороны не выбрали право, применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан.
Несмотря на то что принцип наиболее тесной связи прямо не был зафиксирован для внедоговорных обязательств, он оказал большое влияние на их регламентацию. Идея гибкого регулирования, укоренившаяся в современном международном частном праве, нашла свое проявление и в коллизионном регулировании трансграничных внедоговорных обязательств через систему конкретных коллизионных правил для каждого вида внедоговорного обязательства. Именно эта идея обусловила все те новые подходы в их регламентации, которые характеризуют второй этап станов-
8 Эта норма сохраняется и в последней (2013 г.) редакции разд. VI «Международное частное право» ГК РФ.
9 О значении этого принципа, в том числе и для концепции трансграничных внедоговорных обязательств, см.: Шулаков А. А. Взаимодействие институтов международного частного права // Международное частное право. 2014. № 4 (86). С. 23.
в
ЕСТНИК ДмтржваГ. К. _
УНИВЕРСИТЕТА Становление российской концепции правовой регламентации ||
имени O.E. Кутафина (МГЮА)
трансграничных внедоговорных обязательств
ления российской концепции10. Причем в сфере внедоговорных обязательств она реализуется не на правоприменительной стадии, а, главным образом, на законотворческой. Новые законодательные решения коллизионного внедоговорного права, с одной стороны, являются воплощением идеи гибкого регулирования, а с другой — направлены на ее достижение. При этом отметим, что сама норма о наиболее тесной связи в правовой регламентации трансграничных внедоговорных обязательств второго этапа в концепции не была закреплена.
С учетом происшедших изменений выделим и рассмотрим несколько основных положений, характеризующих состояние коллизионного регулирования внедоговорных обязательств второго этапа развития российской концепции. Означенные выше основные положения, определяющие современное состояние коллизионного регулирования внедоговорных обязательств, в той или иной мере нашли отражение в разделе VI Гражданского кодекса, в статьях 1119—1123 (в ред. от 26 ноября 2001 г.).
Во-первых, произошла существенная дифференциация коллизионного регулирования: внедоговорные обязательства не ограничиваются только обязательствами из причинения вреда; появились новые объемы коллизионных норм, которые учитывают особенности фактических обстоятельств, характерных для разных вариантов обязательств.
Во-вторых, произошло серьезное комбинирование привязок: для отдельных разновидностей каждого из вариантов обязательств сформулированы специальные коллизионные нормы: для обязательств из причинения вреда, обязательств из причинения вреда товарами, работами, услугами, для обязательств из недобросовестной конкуренции, для обязательств из неосновательного обогащения.
В-третьих, произошел отказ от безграничного использования классического коллизионного принципа — закона места причинения вреда — в качестве единственного критерия выбора применимого права. Более того, иногда для каждого вида и подвида внедоговорных обязательств предусмотрены несколько альтернативных коллизионных привязок. Причем часто закон места причинения вреда либо вообще не используется, либо используется, но не в качестве генеральной привязки. В результате, кроме традиционного lex loci delicti commissii, применяются другие коллизионные принципы: lex causae, lex domicilii, lex patriae, lex fori, lex loci damni и др.
Обязательства из причинения вреда. ГК отказался от применения коллизионного принципа закона места причинения вреда (lex loci delicti commissii) в качестве единственного для выбора права, компетентного регулировать эти обязательства. Предусматривается несколько правил.
Первое — традиционное: «Применяется право страны, где имело место дей- Е
ствие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возме- Т
щении вреда», lex loci delicti commissii, который понимается как место совершения □
вредоносного действия (п. 1 ст. 1219).
В качестве альтернативы предусмотрено применение закона места наступления вреда — lex loci damni, что является новым в нашем законодательстве. В случае когда в результате действия или иного обстоятельства, произошедшего в одной стране, вред наступил в другой стране, «может быть применено право этой страны,
X гп П
Л
10 См.: Проект Концепции совершенствования раздела VI ГК РФ «Международное □
частное право» о внедоговорных обязательствах». науки'
12/2016
>
втктор гаридичтскои науки
Ш_~Ъ УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е. Кугафина(МГЮА)
если причинитель вреда предвидел или должен был предвидеть наступление вреда в этой стране». Норма, предусматривающая применение права места наступления вреда, сформулирована диспозитивно — «может быть применено», кроме того, ее применение обусловлено субъективным фактором — если лицо, причинившее вред, предвидело или должно было предвидеть наступление вреда в этой стране.
Следовательно, данное правило может быть применено судом по своему усмотрению, что снижает его значимость: оно применяется, если в ходе судебного разбирательства будут установлены умысел или грубая неосторожность делинквента в наступлении вредных последствий своих действий на территории другой страны, а не той, где такие действия совершались. Главный недостаток этого правила в том, что оно никоим образом не учитывает интересы потерпевшего, так как не принимаются во внимание ни воля потерпевшего, ни его интересы.
Исключением, относящимся к обоим рассмотренным альтернативным вариантам, является также новое специальное правило о регулировании подобных отношений в случае причинения вреда за границей. Пункт 2 той же ст. 1219 предусматривает возможность применения права страны, которое является «общим» для потерпевшего и для делинквента: если стороны являются гражданами или юридическими лицами одной страны или имеют место жительства в одной стране.
Отсылка к «общему праву» сторон деликтного правоотношения тоже является новой характерной особенностью правовой регламентации этого вида внедого-ворных обязательств. Применение «общего права» сторон ограничивается непременным условием: оно может быть применено только в случае причинения вреда за границей, что придает норме специальный характер. И она также не учитывает интересы потерпевшего.
В соответствии с современной международной практикой п. 3 ст. 1219 ГК предоставляет сторонам внедоговорного обязательства выбрать право для урегулирования своих отношений при обязательном соблюдении двух ограничительных условий:
1) выбор может состояться только после возникновения внедоговорного обязательства;
2) выбрать можно только право суда, то есть право государства, суд которого рассматривает дело о возмещении вреда.
Главный недостаток этой нормы в том, что радикальное по своей сути нововведение в нашем праве не направлено на защиту интересов потерпевшего путем установления для него более благоприятных условий, чем для причинителя вреда, так как в выборе права участвуют обе стороны.
Выбор права суда хорош тем, что облегчает весь процесс разрешения спорных вопросов обязательства. Подчеркнем, что выбор права сторонами имеет преимущественное значение и отменяет действие всех других рассмотренных выше коллизионных норм — как общей, так и специальной.
Обязательства из причинения вреда вследствие недостатков товара, работы или услуги. Впервые в наше законодательство, кроме общей коллизионной нормы по обязательствам из причинения вреда, включена совершенно новая норма, предусматривающая выбор права по одной из разновидностей такого обязательства, а именно: ответственность за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы, услуг, либо за вред, причиненный вследствие недостоверной или недостаточной информации о товаре, работе или об услуге (ст. 1221).
в
Цмитриева Г. К.
Прежде всего следует раскрыть само понятие «вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы, услуг». С этим понятием связано установление сферы применения данной коллизионной нормы: ограничивается ли ее применение только случаями приобретения товара для потребительских целей либо она применяется широко, независимо от того, приобретается товар для потребительских целей или для предпринимательской деятельности. В самой статье об этом ничего не говорится, поэтому нужна квалификация юридических понятий, из которых состоит коллизионная норма.
В соответствии со ст. 1187 ГК РФ толкование юридических понятий, из которых состоит коллизионная норма, осуществляется по российскому праву, если иное не предусмотрено законом. Статья 1095 ГК РФ, определяющая гражданско-правовые основания возмещения вреда, причиненного вследствие недостатков товаров, работы или услуг, указывает, что правила этой статьи «применяются лишь в случаях приобретения товара (выполнения работы, оказания услуги) в потребительских целях». Следовательно, правила, установленные в ст. 1187 ГК РФ, применимы лишь в случаях приобретения товаров (выполнения работы, оказания услуг) в потребительских целях.
Появление этой нормы в ряде европейских государств, а затем и в российском праве вызвано не в последнюю очередь необходимостью дополнительной защиты прав потребителей. Именно с позиций защиты интересов потребителей решается коллизионный вопрос о выборе права, компетентного регламентировать возмещение вреда, причиненного товаром, работой, услугой.
В соответствии со ст. 1221 законодатель прежде всего предоставляет потребителю (потерпевшему) возможность выбрать право, на основании которого будут рассматриваться его требования о возмещении ущерба, исходя из трех предложенных законодателем вариантов:
1) право страны, где имеет место жительства или основное место деятельности продавец или изготовитель — физическое лицо;
2) право страны, где потерпевший имеет место жительства или основное место деятельности;
3) право страны, где была выполнена работа, оказана услуга, или право страны, где был приобретен товар.
Если потерпевший не воспользовался своим правом выбрать компетентный правопорядок, то предусмотрена дополнительная коллизионная норма, согласно которой применимое право устанавливается в соответствии с рассмотренной выше ст. 1219: либо закон места причинения вреда, либо закон места возникновения вреда, либо «общий» закон сторон правоотношения (по признаку национальной при- Ш надлежности или по признаку места жительства), либо закон суда. А
Обязательства, возникающие вследствие недобросовестной конкуренции. □
Законодатель, впервые вводя специальную коллизионную норму по поводу обязательств, возникающих вследствие недобросовестной конкуренции, предусмотрел одно правило выбора применимого права для регулирования данных отношений: «применяется право страны, рынок которой затронут такой конкуренцией, если иное не вытекает из закона или существа обязательства» (ст. 1222).
Применение права страны, где проявились последствия недобросовестной конкуренции, известно законодательству других стран. Для сравнения обратим- □
ся к ст. 136 Швейцарского закона, согласно которой «к требованиям из недобросо- науки'
12/2016
>
УНИВЕРСИТЕТА
имени O.E. Кугафина(МГЮА)
вестной конкуренции применяется право государства, на рынке которого наступили вредные последствия».
Для понимания коллизионной нормы по обязательствам из недобросовестной конкуренции важна юридическая квалификация понятия «недобросовестная конкуренция». Дело в том, что право страны, рынок которой затронут недобросовестной конкуренцией, применяется, если из существа обязательства не вытекает иного. Некоторые вопросы, охватываемые понятием «недобросовестная конкуренция», пересекаются с иными гражданско-правовыми отношениями, которые имеют сходную юридическую природу, но регулируются специальными коллизионными нормами. Например, распространение ложных, неточных или искаженных сведений, способных причинить убытки другому хозяйствующему субъекту, либо нанести ущерб деловой репутации, можно рассматривать как причинение морального вреда и выбирать применимое право на основании коллизионной нормы об обязательствах из причинения вреда (ст. 1219) или же как проявление недобросовестной конкуренции и искать применимое право на основании ст. 1222.
Для юридической квалификации понятий при выборе применимого права стоит обратиться к российскому праву, как того требует ст. 1187 ГК РФ, устанавливающая правила квалификации юридических понятий при определении применимого права, а именно к антимонопольному законодательству. В российском антимонопольном законодательстве дается легальное определение недобросовестной конкуренции и перечисляются формы ее проявления. На основе этих положений и можно определить, была ли конкуренция добросовестная или недобросовестная.
Обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения. Норма о неосновательном обогащении впервые была отражена в российском праве Основами гражданского законодательства СССР 1991 г. и впоследствии была включена в раздел VI «Международное частное право» Гражданского кодекса РФ — ст. 1223. Сохранилась и предыдущая коллизионная привязка — применение права страны, где обогащение имело место (lex loci damnus).
Эта предыдущая норма была дополнена двумя новыми правилами:
1. Выбор права сторонами: они могут договориться о применении права страны суда, т.е. права государства, в суде которого рассматривается дело.
2. Второе правило касается более узкого отношения, а именно если оно возникло в связи с существующим или предполагаемым правоотношением, по которому приобретено или сбережено имущество. В этом случае должно применяться право страны, которому было или могло быть подчинено это правоотношение.
Эта норма применяется в ситуации, когда между сторонами были какие-либо юридические отношения, но потом они прекратились. Например, между сторонами существовал договор, но затем он был расторгнут или по каким-либо причинам не был исполнен. На основе права, которому подчинялся данный договор, следует определить, было ли неосновательное обогащение и каков его объем.
Таким образом, даже не столь подробный анализ законодательных положений по внедоговорным обязательствам, бесспорно, свидетельствует не только о крупных изменениях в сфере их законодательного регулирования, но и о формировании новой правовой концепции регулирования трансграничных внедоговорных обязательств. Она характеризуется значительным расширением видов трансграничных внедоговорных обязательств. Для каждого нового вида и подвида обязательства из
в
Цмитриева Г. К.
причинения вреда формируются новые коллизионные правила, основная идея которых направлена на максимальное обеспечение прав и интересов сторон, принадлежащих разным государствам. Сближение права разных государств как результат системных совершенствований объективно будет способствовать достижению этих благородных целей.
Кроме того, важно отметить, что высокий уровень впервые закрепленных на втором этапе развития концепции коллизионно-правового регулирования внедоговорных обязательств в российском законодательстве создает основу для его дальнейшего совершенствования, юридическую возможность впоследствии вносить дополнительные изменения, не разрушая достигнутого уровня.
Существенные изменения, внесенные Законом от 30 сентября 2013 г. в разд. VI ГК РФ, ставшие началом третьего этапа становления российской концепции, подтверждают этот вывод. Они затронули, в той или иной степени, практически все институты международного частного права. Но, пожалуй, наиболее значимые изменения произошли в институте трансграничных внедоговорных обязательств. Последняя редакция раздела VI ГК РФ от 30 сентября 2013 г. серьезно развивает достижения второго этапа и придает правовому регулированию трансграничных вне-договорных обязательств системный характер, что позволяет этому институту развиваться в зависимости от потребностей регулируемых общественных отношений.
Так, произошла дальнейшая дифференциация коллизионного регулирования: закреплены новые виды внедоговорных обязательств — обязательства из причинения вреда, тесно связанные с договором (п. 3 ст. 1219); обязательства из причинения вреда, возникшие вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора (ст. 1222.1); обязательства, связанные с предъявлением требований о возмещении вреда к страховщику (ст. 1220.1); кроме того, уточнены многие формулировки закрепленных в прошлой редакции правил.
Но главное, сущностное достижение третьего этапа развития российской концепции коллизионного регулирования внедоговорных обязательств заключается в двух новациях:
1) была законодательно закреплена широкая возможность выбора сторонами внедоговорного обязательства применимого права;
2) было включено принципиально новое для внедоговорных обязательств правило о применении принципа наиболее тесной связи.
Почему, обращая внимание на важность всех дополнений и изменений в рассматриваемой сфере, следует особо выделить нормы об автономии воли сторон и о наиболее тесной связи? Ответ прост: именно они придают новое качество правовому регулированию целого института трансграничных недоговорных обязательств11.
Коллизионному принципу автономии воли (lex voluntatis) посвящена специальная новая статья 1223.1 «Выбор права сторонами обязательства, возникающего вследствие причинения вреда или вследствие неосновательного обогащения», ко-
На формирование принципа автономии воли сторон в обязательствах из причинения вреда оказал значительное влияние Регламент ЕС «Рим II», принятый Европейским парламентом 10 июля 2007 г. (вступил в силу 11.01.2009). Например, по мнению Р А. Бранда, известного исследователя европейского права, признание автономии воли сторон является современной тенденцией международного частного права (Бранд Р. А. Между суверенитетом и автономией воли в рамках международного частного права... // Журнал международного частного права. 2006. № 2. С. 11).
11
УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е. Кугафина(МГЮА)
торая установила четкие правила применения автономии воли. Особенность данной статьи, лежащая на поверхности, проявляется в том, что она формально установила узкую сферу применения: в ней указаны только два вида внедоговорных обязательств, зафиксированных в названии статьи: причинение вреда (ст. 1219) и неосновательное обогащение (ст. 1223). Однако фактически она применяется почти ко всем вариантам внедоговорных обязательств.
Есть одно исключение — статья 1222, в которой закреплены коллизионные нормы для выбора права применительно к недобросовестной конкуренции и ограничения конкуренции. В пункте 3 прямо зафиксировано: «Выбор сторонами права, подлежащего применению... не допускается». Но даже из этого императивного запрета есть одно исключение: «Если недобросовестная конкуренция затрагивает исключительно интересы отдельного лица...», применяются ст. 1219 и 1223.1, которые прямо предусматривают применение автономии воли сторон.
Следовательно, право сторон выбрать применимое право действительно распространяется практически на всю сферу внедоговорных обязательств, включая особый случай — для защиты интересов отдельного лица в сфере недобросовестной конкуренции или ее ограничения.
Хотя формально ст. 1223.1 указывает только на два вида внедоговорных обязательств (причинение вреда и неосновательное обогащение), в других статьях есть прямые ссылки на данную статью, что безусловно свидетельствует об обязанности следовать правилам применения автономии воли сторон, установленным в этой статье. Образцом такой ссылки может быть п. 4 ст. 1219: «Правила настоящей статьи применяются, если между сторонами обязательства, возникающего вследствие причинения вреда, не заключено соглашение о праве, подлежащем применению к этому обязательству (ст. 1223.1)». Толкование однозначно: если есть соглашение сторон о применимом праве, то никакие иные правила, установленные в ст. 1219, не должны применяться.
Точно такой же текст включен и в ст. 1223, закрепляющую регулирование отягощенных иностранным элементом обязательств, возникших вследствие неосновательного обогащения.
Несколько другая формулировка автономии воли содержится в ст. 1221, определяющей применимое право к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги. Особенность оговорки об автономии воли обусловлена содержанием самой статьи. Прежде всего, как было рассмотрено выше, п. 1 предлагает потерпевшему, то есть приобретателю товара, услуг или заказчику работы, выбрать применимое право из трех сформулированных законодателем вариантов:
1) право страны продавца — где продавец (изготовитель товара, исполнитель работы) имеет место жительства или основное место деятельности;
2) право страны потерпевшего;
3) право страны, где выполнена работа или где были приобретены товар, услуга.
Это так называемая «ограниченная автономия воли потерпевшего как более слабой стороны», которая полностью перешла вс новую редакцию этого пункта из предыдущей.
Данное положение об индивидуальной воле потерпевшего сохраняет полностью свою силу. Но при этом включен специальный пункт 2, который вводит согла-
в
ЕСТНИК Г. К- __ _ _ _
УНИВЕРСИТЕТА Становпгниг российской концгпции правовой рггламгнтации
имени О.Е. Кутафина (МГЮА)
трансграничных внгдоговорных обязатгпьств
сованную автономию воли сторон: «Если стороны в соответствии со статьей 1223.1 настоящего Кодекса выбрали по соглашению между собой право, подлежащее применению к требованию о возмещении вреда, применяется выбранное сторонами право».
Следовательно, законодатель предусматривает два уровня выбора права: первый, основной — право, избранное согласованной волей сторонами отношения; второй, дополнительный — выбор применимого права потерпевшим (слабой стороной) из трех зафиксированных в п. 1 вариантов при отсутствии согласованной воли сторон.
На первый взгляд может показаться, что автономия воли сторон неприменима к ст. 1220.1 «Право, подлежащее применению к установлению допустимости требования о возмещении вреда страховщиком». Это — новая норма, введенная Федеральным законом от 30 сентября 2013 г, и формально в ней нет указания на автономию воли сторон, более того, она обращена только к одной стороне — потерпевшему. Но это не так. Требование может быть предъявлено потерпевшим непосредственно к страховщику, если это допускается по праву, применяемому к обязательству из причинения вреда, либо по праву, подлежащему применению к договору страхования. В обоих вариантах предусмотрена автономия воли сторон.
Единственное исключение о неприменении автономии воли сторон — ст. 1222 «Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестной конкуренции и ограничения конкуренции». В статью включен п. 3, прямо запрещающий выбор сторонами права. Но и здесь осталось место для автономии воли в ситуации, когда недобросовестная конкуренция затрагивает интересы исключительно « отдельного лица»: применимое право определяется в соответствии со ст. 1219 и 1223.1, а следовательно, с применением автономии воли.
Выбор права сторонами закреплен и новой статье 1222.1 о применимом праве к обязательствам, возникающим из недобросовестного ведения переговоров о заключении договоров. Общее правило: применение права страны, подлежащего применению к договору, а если договор не заключен — право, которое применялось бы к договору, если бы он был заключен. При этом делается оговорка: если применимое право не может быть определено в соответствии с указанным правилом, то право, подлежащее применению, определяется в соответствии со статьями 1219 (право, применимое к обязательствам из причинении вреда) и 1223.1 (правила об автономии воли сторон) ГК РФ.
Таким образом, коллизионный принцип автономии воли сторон закреплен во всех статьях, регламентирующих трансграничные внедоговорные обязательства (в двух статьях — 1221 и 1222 — с некоторыми особенностями), что свидетельствует о его системном характере. Как видим, законодатель придает правилу об авто- Ш номии воли качество генеральной, основной коллизионной нормы. Все остальные А нормы, закрепленные в рассматриваемых статьях, носят дополнительный, субси- □ диарный характер — они будут востребованы только тогда, когда стороны своей согласованной волей не выбрали применимое право. Это принципиальным образом полностью меняет общий подход к регламентации трансграничных внедоговорных обязательств, что обуславливает особое место ст. 1223.1 ГК РФ в системе правовой
Значение ст. 1223.1 не ограничивается тем, что она ввела принцип автономии воли сторон в трансграничные внедоговорные обязательства. Она установила правила, по которым применимое право может выбираться сторонами любого вида
12/2016
регламентации. Ш
>
УНИВЕРСИТЕТА
имени O.E. Кугафина(МГЮА)
трансграничных внедоговорных обязательств. Эти правила имеют преимущественную силу по отношению к любым другим правилам, установленным в той или иной статье.
Данная статья сформулировала правила применения этого принципа, которые обязательны для всех случаев выбора права в этой сфере. В основе правил лежит закрепление самого коллизионного принципа (lex voluntatis): стороны могут выбрать по соглашению между собой право, подлежащее применению к внедоговорным обязательствам. Одновременно устанавливаются условия выбора права:
1) наличие соглашения между сторонами, т.е. согласованной воли сторон;
2) если иное не вытекает из закона: из какой-либо статьи по конкретным вне-договорным обязательствам;
3) выбор права допускается после совершения действия или наступления иного обстоятельства, повлекших причинение вреда или неосновательное обогащение;
4) выбранное сторонами право не должно причинять ущерб правам третьих лиц. Дополнительно в действующей редакции в каждой статье подробно (более или менее) раскрывается действие принципа автономии воли.
Для понимания принципа автономии воли, сформулированного в общем виде в ст. 1223.1 для внедоговорных обязательств, важно его соотношение с принципом наиболее тесной связи — proper law (п. 2 той же статьи): если на момент выбора сторонами внедоговорного обязательства применимого права «все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной, выбор сторонами права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства». Иными словами, принцип наиболее тесной связи ограничивает автономию воли сторон обязательным применением императивных норм той страны, с которой связаны « все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства»12.
Это правило является выражением принципа наиболее тесной связи, который в этой ситуации направлен на защиту публичного порядка страны избранного права.
Применение принципа наиболее тесной связи иногда предусмотрено в конкретных статьях по внедоговорным обязательствам. Например, п. 3 ст. 1221 ГК РФ, которая установила правила выбора права к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги, рассмотренные выше.
Согласно п. 3, если стороны не выбрали применимое право и потерпевший не воспользовался своим правом выбрать один из трех вариантов, предложенных законодателем, применяется право страны, где имеет место жительства или основное место деятельности причинитель вреда, при условии, что «из закона, существа обязательства либо из совокупности обстоятельств дела не вытекает иное» (п. 3 ст. 1221 ГК РФ). Это и есть формулировка принципа наиболее тесной связи, как она закреплена в п. 9 ст. 1211 ГК РФ13. Проявлением принципа наиболее тесной связи
12 О взаимодействии принципа автономии воли сторон и принципа наиболее тесной связи см.: Шулаков А. А. Взаимодействие институтов международного частного права // Международное частное право. 2014. № 4 (86). С. 23.
13 См.: Шулаков А. А. Формы установления принципа наиболее тесной связи в законодательстве и в международных договорах // Право. 2012. № 4. С. 100—101.
"Т^ЕСТНИК
Ш МУНИВЕРСИТЕТА
ЩЬ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Дмитриева Г. К.
Становление российской концепции правовой регламентации трансграничных внедоговорных обязательств
13
можно рассматривать и формулировку п. 1, абз. 1 и п. 2 ст. 1222, предусматривающих применение права страны, рынок которой затронут недобросовестной конкуренцией, если «иное не вытекает из закона и существа обязательства».
Отметим, что рассмотренные правила полностью соответствуют правилам института выбора применимого права сторонами договора (ст. 1210 ГК РФ), давно известного международному частному праву. Более того, данную статью Федеральный закон от 30 сентября 2013 г дополнил пунктом 6, согласно которому «если иное не вытекает из закона или существа отношений, положения пунктов 1—3 и 5 настоящей статьи соответственно применяются к выбору по соглашению сторон права, подлежащего применению к отношениям, не основанным на договоре, когда такой выбор допускается законом». Именно к таким отношениям относятся почти все вне-договорные обязательства.
В частности: согласно п. 1 ст. 1210 ГК РФ стороны договора могут при заключении договора или в последующем выбрать по соглашению между собой применимое право; в соответствии с п. 2 соглашение сторон должно быть прямо выражено или определенно вытекать из условий договора; п. 3 гласит, что выбор права сторонами после заключения договора имеет обратную силу, без ущерба для прав третьих лиц. Эти правила серьезно расширяют возможности внедоговорного обязательства по выбору применимого права.
Пункт 5 ст. 1210 ограничивает выбор права сторонами обязательства из причинения вреда: если в момент выбора права все касающиеся существа отношений обстоятельства связаны только с одной страной, то выбор права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны эти обстоятельства.
Представляется, что рассмотренные положения ст. 1210 следует рассматривать как правовую основу для применения положений института автономии воли к трансграничным внедоговорным обязательствам. Это имеет, кроме теоретического, большое практическое значение. В процессе длительного применения автономии воли в договорных обязательствах сложилась устойчивая судебная практика, к которой можно обращаться при возникновении спорных ситуаций, связанных с применением автономии воли сторон в сфере внедоговорных обязательств.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Брун М. И. Международное частное право. Лекции, читанные в 1908/9 акад. году // Золотой фонд российской науки международного права. — М., 2009. — Т. II.
2. Внедоговорные обязательства в международном частном праве / Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. — М. : Норма, 2017.
3. Звеков В. П. Коллизии законов в международном частном праве. — М., 2007.
4. ЛунцЛ. А. Курс международного частного права. Особенная часть. — М., 1975.
5. Международное частное право / отв. ред. д. ю. н. проф. Г. К. Дмитриева. — 4-е изд., перераб. и доп. — М. : Проспект, 2016.
6. Cheshire and North's. Private International law. — Thirteenth Edition. — Oxford. 2004.
