CC BY
33Становление концепции социального капитала: обзор теоретических подходов
Игумнов О.А.
Статья представляет обзор теорий, отражающий процесс становления концепций социального капитала. Предметом исследования является социальный капитал, рассматриваемый как феномен социальных отношений, источником которого являются не только существующие экономические блага, но также и индивиды, и социальные связи. Отмечено, что в сложившихся концепциях не в полной мере учитывается роль культуры как самостоятельного фактора социального капитала. Сделаны выводы о плюралистичности его эффектов, а также внутренней гетерогенности социального капитала. Ключевые слова: социальный капитал, актор, социальные связи, социальные отношения, социальная структура, социальный контроль, общественное благо, публичное благо, габитус, «капитализация» социальных связей
Igumnov O.A.
Social capital concepts formation: a review of theories The article presents theories reflecting the process of formation of the concepts of social capital an overview. The subject of the study is social capital, considered as a phenomenon of social relations, the source of which is not only the existing economic benefits, but also individuals and social ties. It is noted that the existing concepts do not fully take into account the role of culture as an independent factor of social capital. The conclusions about the plurality of its effects as well as the internal heterogeneity of social capital are made. Kew words: social capital, actor, social connections, social relations, social structure, social control, public good, public good, habitus, social relations «capitalization».
Понятие социального капитала, сформировавшееся во второй половине XX века, играет в современных социальных науках роль определённого связующего звена между различными дисциплинами, прежде всего, социологии, экономики и управленческими науками. Составители «Рабочей книги по социальному капиталу» Гирт и Гюннар Свендсены использовали образ русской тройки для иллюстрации сущностной междисциплинарности этого концепта [31]. Само словосочетание «социальный капитал» интегрирует ключевые понятия социологии и экономики, а один из ведущих современных специалистов по теории социального капитала, А. Портес, считает, что этот концепт стал самым успешным примером теоретического и концептуального экспорта из социологии как в другие социальные науки, так и в публичную сферу [26].
Представляет интерес тематическое распределение публикаций, подтверждающее высокую степень междисциплинарности проблемы социального капитала. Доля публикаций по социологии в общем массиве публикаций составляет менее трети, хотя наибольшее внимание проблеме социального капитала уделяют именно социологи. Помимо социологии, проблематика социального капитала также активно исследуется экономистами и специалистами в области управления. Доля управленческих исследований социального капитала составляет более 17%. Представление датских политологов о «тройке» областей знаний, интегрируемых понятием социального капитала, подтверждается и наукометрическими данными.
Приведённые данные показывают не только возрастающую актуальность проблематики социального капитала, но и интегративный характер самого данного понятия как связующего звена между разными областями знаний. При
таких показателях интенсивности исследований и степени междисциплинарности логично ожидать значительной пролиферации теорий и многообразия трактовок понятия социального капитала. Однако, на наш взгляд, при всем действительном разнообразии определений и теоретических подходов было бы некорректным преувеличивать степень их несовместимости.
В рамках нашей статьи мы ограничимся лишь некоторыми иллюстративными примерами определений.
В исследованиях П. Бурдье, одного из наиболее известных в социологии пропонентов теории социального капитала, последний определяется им как «совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее инсти-туциализированных отношений взаимного знакомства и признания - иными словами, с членством в группе» [1, с. 66].
Американский социолог Дж. Коулман, указывает, что, хотя социальный капитал и рассматривается как специфический ресурс, которым обладает актор (как индивидуальный, так и коллективный), сам по себе он определяется не акторами как таковыми, а структурой связей между ними. Более конкретно социальный капитал характеризуется наличием социальных структур и облегчением определённых действий внутри этих структур [5].
Специалист в области проблем государственного управления Р. Патнэм отмечает, что центральной идеей в понятии социального капитала является то, что социальные сети и связанные с ними нормы взаимности представляют ценность для участвующих в них людей [27]. Это определение открывает возможности рассмотрению социального капитала с точки зрения гражданского участия и публичного блага [26, с. 462].
Несмотря на различия в формулировках, среди теоретиков социального капитала достигнут консенсус относительно как минимум двух аспектов этого концепта. Во-первых, в основе социального капитала лежат социальные связи между акторами, причём эти связи имеют для акторов ценность. Во-вторых, они влияют на возможности совершения акторами действий и способны увеличивать свою ценность для актора. Поскольку «ценность» для актора может принимать различные формы, капитализация
социальных связей также может относиться к разного типа «рынкам»: экономическим, политическим, трудовым и пр. [20].
Принципиально важной остаётся общая идея использования социальных связей и положения в социальной структуре для получения некоторых выгод или создания ценности. Поскольку социальные связи являются лишь одной из возможных категорий средств увеличения ценности, объяснимо и определённое противопоставление типов капитала, на которое обращают внимание многие теоретики: экономического и «неэкономического», экономического, социального и культурного, социального и человеческого и т.п. [1; 5; 20].
С исторической точки зрения развитие теории социального капитала отражает общие дискуссии о природе капитала и, в особенности, формирование представления о многообразии его форм и источников. При этом было бы некорректно, по нашему мнению, полагать, будто роль социальных отношений в производстве и распределении благ была признана только в последнее время.
Классическая марксистская теория напрямую увязывала существование капитала с положением акторов в социальной структуре, а именно - с иерархическими отношениями между собственниками активов и работниками [6]. Именно собственники получают выгоду от своего положения в социальной структуре. Однако сами по себе социальные отношения в данном случае не являются источником капитала, поскольку они участвуют только в его перераспределении. Фундаментальным источником капитала являются, прежде всего, товары, продающиеся на рынке, а труд выступает необходимым условием для их производства.
Таким образом, несмотря на то, что труд является социальной по своей природе активностью, необходимой для производства капитала, сами работники, вовлечённые в трудовую деятельность, не способны, в логике классической теории капитала, повышать свои собственные возможности и положение в социальной структуре. Социальная структура в этом смысле является фиксированной и внутренне присущей капиталистическому обществу, а потому социальные связи не рассматриваются как специфический ресурс, которыми можно управлять стратегически.
Дальнейшее развитие теории капитала кардинальным образом пересмотрело фундаментальные источники капитала, во многом отразив объективные изменения в социально-экономических отношениях западных обществ. Ключевую роль при этом сыграли теории «человеческого» и «культурного» капиталов, общим для которых стало смещение внимания с макрострук-турных факторов производства экономического капитала на индивидуальные, микроуровне-вые условия.
Теория человеческого капитала исходит из того, что способность к труду, необходимые знания и навыки, которыми обладает работник, делают его полноправным участником экономических обменов. Источником капитала становится не производимый товар, а непосредственно работник, способный продавать своё время и способность к труду на рынке. Принципиальным отличием от классической теории капитала является и то обстоятельство, что работник может самостоятельно инвестировать в свой собственный человеческий капитал, например, получая образование или повышая квалификацию.
С точки зрения социальной структуры это означает, что отношения между владельцами активов и работниками становятся более сложными, не сводящимися к классовой иерархии с её непроницаемыми границами, а позиции в социальной структуре приобретают более подвижный характер - вплоть до изменения классовой принадлежности вследствие успешного «инвестирования» в собственные таланты. Сфера образования естественным образом становится ключевым «рынком» подобного инвестирования, к которая всё больше привлекает внимание исследователей [8].
Тем не менее, сами по себе, социальные связи в социологической науке, как и в марксизме, не рассматриваются как самостоятельный ресурс, являясь, скорее, следствием применения акторами тех или иных стратегий распоряжения разнородными активами (деньги, собственность, рабочее время, квалификация).
Поскольку разные формы капитала обладают значительной самостоятельностью, они не полностью перекрывают друг друга, что и обусловливает более сложную и подвижную социальную структуру, чем та, которая предполагается в марксистской теории. Индивиды, не име-
ющие экономического капитала, могут оказаться более успешными в приобретении культурного капитала, и наоборот.
Названные подходы в рамках дискуссии стали важной предпосылкой развития теории социального капитала, показав, что обращение капитала непосредственно связано с социальной структурой и что источником капитала является не только объективно существующие экономические блага (товары), но и сам индивид, его активность, знания, навыки и способности.
Во всех этих случаях понимание капитала является субстанциальным, поскольку его источником является нечто объективированное, то, что является либо объектом (товар), либо атрибутируемо объекту (здоровье, знания, габитус и т.п.). Элементы социальной структуры, в которой акторы совершают действия, выступают в качестве структурных ограничений, накладываемых на возможности действия. В отличие от этого, понятие и теория социального капитала исходит из реляционной перспективы, видя источник капитала не в объектах и их свойствах, а непосредственно в социальных позициях и отношениях между акторами.
Становление собственно теории социального капитала произошло в 1980-е годы и обоснованно связывается с работами таких теоретиков как П. Бурдье, Дж. Коулман и Р. Патнэм, положивших начало современным дискуссиям и исследованиям [14; 25]. Как отмечает А. Пор-тес, ключевое различие между ними заключалось в определении уровня социальной реальности, которому атрибутируется социальный капитал: для П. Бурдье это индивиды и семьи, которые используют социальные связи для (переопределения ресурсов, для Р. Патнэма социальный капитал - это общественное благо, выражающееся в доверии и способности к участию на уровне государства или нации, а Дж. Коулман занимает промежуточную позицию, обращая внимание на плотность социальных связей и их способность обеспечивать соблюдение норм [26, с. 462].
Содержание основных теорий социального капитала неоднократно освещалось в работах различных авторов [2; 3; 7; 13; 14], поэтому мы ограничимся лишь кратким обзором ключевых идей, сформулированных отдельными теоретиками.
43
1
В теории П. Бурдье понятие социального капитала занимает значительное место, хотя и является частью более общей картины, в которой разные формы капитала, взаимно конвер-тируясь, циркулируют в социальной структуре, воспроизводя присущие ей неравенства [13]. Исключительное внимание к социальной иерархии предопределило функцию социального капитала как одного из видов ресурсов, накопление которого, в комбинации с другими видами капитала, способно сохранить или повысить социальную позицию. Социальные связи, включенность в сети социальных отношений тем самым принимается как актив в полном смысле этого слова. Специфика этого актива заключается в его способности обеспечить обращение других видов капитала, прежде всего, экономического и культурного.
Индивиды, занимающие разные позиции в социальной структуре, даже обладая одинаковым экономическим или культурным капиталом, различаются по возможностям получения выгод от их использования в зависимости от степени включенности в социальные сети, которые они могут мобилизовать [12]. В качестве таких сетей могут выступать семейные связи, клубы выпускников престижных школ или университетов, члены элитных клубов, профессиональных сообществ и т.д.).
Очевидно, что каждый индивид включён в те или иные социальные связи, однако «капитализация» последних определяется именно положением в социальной структуре. С точки зрения индивидуальных возможностей и стратегий, величина социального капитала определяется плотностью и надёжностью социальных связей, а также социальным статусом участников сети. При этом социальные связи не являются условием получения выгод сами по себе: чтобы получать от них пользу, в них необходимо инвестировать: время, усилия, а зачастую и материальные ресурсы, например, в виде членских взносов или организации вечеринки. Это в значительной степени подчёркивает экономическую основу социального поведения, поскольку ограниченность ресурсов времени и усилий требует правильного определения приоритетных связей, которые следует развивать, и грамотного долгосрочного инвестирования в общение [1].
Теория социального капитала, предложенная П. Бурдье, хотя и признается важным вкла-
дом в теорию и исследования социального капитала, не отличается детальностью и разработанностью, и не свободна от положений, подвергаемых критике. В качестве основных критических замечаний, в частности, указывается на преувеличенное значение семейных связей, сугубо инструментальное и индивидуалистическое понимание социального капитала, а также то обстоятельство, что, в соответствии с логикой марксистской теории, обладание социальным капиталом, по сути, остаётся прерогативой высших классов, несмотря на то, что включенность в сети социальных связей и взаимной поддержки является универсальным свойством любого человеческого общества [14; 24].
Американский социолог Дж. Коулман разработал теорию социального капитала, отталкиваясь от идей теории рационального выбора. Как и в случае П. Бурдье, это предполагало преимущественный фокус на индивидуальном уровне анализа, однако в отличие от французского социолога, Дж. Коулмен рассматривал социальный капитал как универсальное свойство социальной организации, не ограничивающееся высшими классами и отражающее структуру связей между акторами [5]. Социальный капитал, хоть и может рассматриваться как ресурс с индивидуальной точки зрения, является, прежде всего, способом координации коллективных действий.
В основе этой координирующей функции социального капитала лежат ожидания взаимности, а потому социальный капитал тесно связан с доверием внутри социальной системы. Высокий уровень социального капитала подразумевает уверенность в том, что обязательства, возникающие из-за асимметричности социальных обменов, со временем будут выполнены. Очевидно, что обратной стороной социального капитала, как гарантии соблюдения обязательств, становятся социальные нормы и способность сообщества их поддерживать.
Приведённые выше утверждения позволили А. Портесу утверждать, что для Дж. Коулма-на социальный капитал является, прежде всего, источником социального контроля [25]. Поскольку нормы и социальный контроль не являются индивидуальными феноменами, социальный капитал становится в большей мере свойством социальных систем или сообществ, хотя и рассматриваемым с точки зрения индивиду-
альных интересов (какие возможности и ограничения социальный капитал в сообществе предоставляет для актора). Иными словами, социальный капитал, характеризуя состояние социальной среды, является условием индивидуального решения в пользу кооперации.
В силу своей природы, социальный капитал в той или иной мере присущ любым формам социальной организации. Однако Дж. Ко-улман признает, что разные типы социальных структур в разной степени способствуют накоплению и использованию социального капитала. Например, относительно замкнутые небольшие сообщества в большей степени способствуют формированию норм (а, следовательно, и социального капитала), чем открытые динамичные социальные среды с большим числом участников [6]. Фасилитация накопления социального капитала может также обеспечиваться общей идеологией и особенностями культуры, способствующими взаимопомощи и поддержке.
Подход Дж. Коулмана, хотя и является гораздо более разработанным, чем теория П. Бур-дье, также не свободен от критических замечаний. К числу наиболее важных можно отнести недостаток историчности: текущее состояние сообщества описывается исходя из логики теории рационального выбора и полезности социального капитала для индивидуальных интересов, тогда как длительный исторический процесс формирования особенностей этого сообщества и характерных для него норм склонен игнорироваться [14]. Кроме того, как отмечает А. Портес, теория Дж. Коулмана уделяет исключительное внимание близким социальным связям, особенно внутри семьи, и недооценивает слабые связи за пределами ближнего круга, которые, в частности, играют важную роль в социальной мобильности и приобретении новых знаний [24].
В отличие от П. Бурдье с его сугубо идеалистическим подходом, Дж. Коулман рассматривает социальный капитал как связывающий индивидуальный и коллективный уровни анализа. В свою очередь, теория Р. Патнэма имеет ярко выраженный холистический характер, рассматривая социальный капитал как свойство сообществ и общественное благо. Американский политолог говорит о социальном капитале применительно к целым обществам и государствам,
причём предполагает, что это такая же измеримая величина, как национальный ВВП или индекс развития человеческого потенциала. Представление об «общественном» социальном капитале, отражающем способность всего общества к «играм с ненулевой суммой», максимизирующим полезность для всего общества, в настоящее время довольно широко распространено в социологии, институциональной экономике и политической науке [9; 10; 11; 31].
Исследования социального капитала Р. Пат-нэм проводил с точки зрения взаимодействия между институтами государства и гражданского общества. Во многом для Р. Патнэма, как и для Дж. Коулмана, социальный капитал непосредственно связан с решением проблемы кооперации и коллективного действия. Он рассматривается не столько как ресурс, доступный отдельному актору, сколько как характеристика всего сообщества и его социальной организации, выражающаяся в развитии социальных связей, взаимного доверия и социальных норм. Преимущественно макроуровневый фокус анализа позволяет более естественным образом связать социальный капитал с культурными ценностями, а также больше внимания уделить «слабым» связям, обеспечивающим социальную связность и включенность, а также гражданское участие на уровне всего сообщества.
Общественные функции социального капитала как инструмента кооперации и социальной солидарности определяются следующим набором конкретных механизмов: социальный контроль и повышение потенциальных издержек отказа от выполнения обязательств (в терминах теории игр это означает повышение связности различных игр, в которых участвует актор); сильные нормы взаимности, усиливающиеся социальными связями и институтом репутаций; упрощение циркуляции информации, в том числе о репутации индивидов и возможности доверять им; трансляция позитивного прошлого опыта сотрудничества, который не только способствует солидарности, но и становится образцом для кооперации в будущем [29, с. 173174].
Три компонента социального капитала -социальные сети, нормы и доверие, - образуют ядро и дальнейшего развития теории социального капитала Р. Патнэма. Они обеспечивают координацию и достижение общих целей, а
их формирование во многом обязано «слабым связям», объединяющим людей, относительно незнакомых друг с другом.
Различие между сильными и слабыми связями до сих пор активно используется в современных теориях социального капитала, в частности, Н. Лином [20]. В теории Р. Патнэма во многом аналогичную роль играют две формы социального капитала: «связывающий» (bonding) и «соединяющий» (bridging) [28]. Первый обеспечивает внутригрупповую солидарность и идентичность, являясь более эксклюзивным. Второй обеспечивает доступ к внешним активам и информации, обеспечивая более широкие и гетерогенные социальные связи.
Теория Р. Патнэма, в отличие от других теорий социального капитала, уделяет особое внимание макроуровневым показателям и факторам формирования социального капитала. Анализ статистических данных, касающихся урбанизации, миграционных потоков, промышленного развития, преступности, а также различных масштабных опросов, затрагивающих такие разные темы, как политическое и гражданское участие, благотворительная деятельность, социализация, восприятие доверия и пр., позволили ему выявить долговременную динамику социального капитала в масштабах всего американского общества [28].
Внимание к динамике социального капитала в конкретных странах, особенно США, стало эмпирическим базисом теории Р. Патнэма, но вместе с тем и поводом для критики со стороны специалистов, указывающих на неприменимость вывода о «закате» гражданской активности в Западной Европе, сопоставимой по уровню развития и социально-демографической структуре с США [30].
Другие критики подвергали сомнению сам факт «заката» гражданской активности в США и указывали на важность методологических проблем, связанных с выбором эмпирических индикаторов, а также «циркулярную» логику его теории, предполагающую, что социальный капитал в качестве свойства сообществ выступает одновременно и причиной, и результатом экономического процветания и эффективной политики [27]. Впрочем, на наш взгляд, в последнем случае необходимо говорить не столько о циркулярности, сколько о положительной обратной связи, при которой эффективное управ-
ление способствует развитию социального капитала, который, в свою очередь, усиливает институты и общественную солидарность.
Несмотря на критику, теория Р. Патнэма признается в качестве основополагающей для современных дискуссий о социальном капитале и оказавшей наиболее значительное влияние не только на дальнейшее развитие теории, но и на политические процессы в развитых странах [14, р. 37].
Обозначенная А. Портесом дискуссия относительно уровня анализа социального капитала (изменяющемся в широком диапазоне от индивидуального актора до нации) [25] остаётся основополагающей и для современных исследований. Её важность определяется тем, что выгоды, которые отдельный индивид или небольшая группа получают социальных связей, могут находиться в прямом конфликте с потребностями «общественного блага». Непотизм и другие виды группового фаворитизма являются прямым проявлением этой дилеммы, заставляя теоретиков говорить о негативной стороне социального капитала или, в терминах А. Порте-са, о негативном социальном капитале [24].
Другой важной характеристикой развития теории социального капитала стала дальнейшая детализация и выявление внутренних различий в совокупности тех явлений, которые описываются при помощи данного концепта. Так, П. Пакстон предложила выделить в структуре социального капитала два независимых компонента: объективные связи между индивидами, следующие из их положения в социальных сетях, и субъективные связи между ними [22]. При этом социальный капитал в строгом смысле, по мнению П. Пакстон, характеризует только те социальные отношения, которые являются одинаково сильными в обоих случаях.
По мнению Дж. Филда, разумнее рассматривать различные сегменты итоговой матрицы, получающейся в результате сочетания «объективной» и «субъективной» осей, как различающиеся по величине социального капитала [14].
В работе А. Портеса обоснована необходимость различать причины (источники) и последствия (эффекты) социального капитала [24, р. 8]. При этом проводится различие между кон-сумматорными и инструментальными источниками социального капитала. Первые основаны на ценностных ориентациях и групповой соли-
дарности, а вторые - на экономических обменах (и ожидании взаимности), а также «принудительном доверии», то есть уверенности в соблюдении обязательств, основанной не на личных знаниях партнёра по обмену, а на положении в социальной структуре и гарантиях со стороны коллектива как такового. Таким образом, как нам представляется, социальный капитал не может быть редуцирован к какому-то одному источнику, в частности, разделяемым ценностям, как это интерпретируется, например, в исследованиях Ф. Фукуямы [10].
Эффекты социального капитала могут быть столь же плюралистичными. Они могут быть положительными (для актора): соблюдение норм, поддержка семьи и выгоды, вытекающие из социальных связей, однако могут и накладывать дополнительные обязательства (например, в виде необходимости тратить дополнительные усилия и время на поддержание социальных связей, а также ограничения на индивидуальные свободы и доступ к ресурсам.
Для характеристики современного состояния дискуссий о социальном капитале представляется полезной дальнейшая конкретизация функций, которые он, понимаемый как источник выгод, основанных на социальных связях, может выполнять в различных социальных ситуациях. Попытка систематизации функций социального капитала, начатой А. Портесом, была предпринята Э. Лолло, которая предложила структурировать социальный капитал по трём измерениям и четырём типам, лежащим в основе его основных функций, а именно функции инвестирования (получение выгод для индивида или связанной с ним группы), координации (основанной на доверии) и получения ренты (основанной на занятии определённой социальной позиции) [21].
Измерения социального капитала, по сути, отражают ключевые характеристики социальных отношений, которые влияют на характер и результаты их использования. Такими измерениями являются:
■ частота контактов, или интеракций между участниками социальной сети. Она способствует накоплению социального капитала просто в силу повторяемости: в терминах теории игр, это означает, что участие в множестве повторных игр объективно способствует развитию стратегий, основанных на взаимности. Одновремен-
но, более высокая частота среди индивидов в сети способствует росту замкнутости, что также является фактором возрастания социального капитала;
■ однородность - наличие между участниками сети разделяемых целей и/или ценностей. Механизм, лежащий в основе социального капитала, в данном случае основан не на реальных и ожидаемых интеракциях, а именно на наличии общей нормативной базы, уверенности в том, что другие члены группы будут выполнять свои обязательства. Данный механизм, с психологической точки зрения, основан на групповой аффилиации;
■ иерархия-иной способ социальной организации, основанный на концентрации социальных контактов вокруг некоторых центров. Концентрация социального капитала в иерархическую структуру упрощает её восприятие и способствует формированию чётких правил и ролей, структурирующих распределение ожиданий и обязательств.
Взаимодействие трёх названных характеристик социальных отношений порождает четыре типа социального капитала:
■ идентифицирующий (identifying) социальный капитал образован сочетанием выраженной иерархии и однородности, которые обеспечивают формирование групповой идентичности, в особенности характерной для формальных организаций;
■ сопрягающий (linking) социальный капитал образован сочетанием иерархии и частоты контактов. Он также больше характерен для формальных организаций, но предполагает, что сила социальных связей больше зависит от взаимодействия индивидов, а не разделяемой ими идентичности;
■ соединяющий (bridging) социальный капитал основан на частоте контактов и однородности и, по сути, отражает функционирование в неформальных группах.
■ связывающий (bonding) социальный капитал возникает, когда в равной мере выраженными являются все три измерения социальных отношений. Такое сочетание знаменует собой максимальную концентрацию и интенсивность социального капитала и, по сути, отражает существование групп, основанных на «сильных связях» в терминах М. Грановеттера и Н. Лина, либо же объединяющих объективные и субъективные
связи в модели П. Пакстон.
Предложенная Э. Лолло модель, будучи основанной преимущественно на индивидуалистической перспективе, восходящей к работам П. Бурдье и Дж. Коулмана, может эффективно применяться для анализа мезоуровня социальной организации, в частности, небольших групп и корпоративных структур. Важным плюсом предложенной модели является чёткое обозначение того факта, что разные типы социальных отношений по-разному участвуют в формировании социального капитала.
Вместе с тем данная модель не свободна от определённых недостатков. Прежде всего, на наш взгляд, она не вполне учитывает роль культуры как самостоятельного фактора социального капитала. Хотя ценностно-нормативные факторы присутствуют как основа групповой аффилиации и измерения показателя «однородность», модель не отражает важного представления о том, что содержание культурных ценностей и норм может существенно различаться в разных сегментах социальной структуры (это замечание относится, в том числе, и к представлению Ф. Фукуямы о самом факте «разделяемых» ценностей как основе социального капитала нации) [10]. Само по себе наличие разделяемых культурных представлений и ценностей, безусловно, является основой для формирования групповой идентичности, однако не отражает той вариации ценностных моделей, на уровне как организаций, так и культур, которые существенным образом влияют на формирование социальных отношений [4; 15; 17].
Суммируя результаты современных дискуссий в рамках общей теории социального капитала, можно заключить, что, несмотря на различия в дисциплинарных традициях и исходных теоретических парадигмах, в понимании фундаментального ядра концепции достигнут достаточно высокий уровень консенсуса. Социальные связи и отношения - самостоятельный источник индивидуальных и групповых благ, построение которых, однако, зависит не только от конфигурации конкретной социальной сети, но и от усилий и стратегий актора. При этом социальные связи и отношения (в данном случае под социальными отношениями мы имеем в виду относительные диспозиции акторов, вытекающие из их положения в социальной структуре, а под социальными связями - соот-
ветствующие им интеракции и обмены, в том числе символические) сами по себе не являются капиталом и могут выступать в таком качестве при условии, что они: а) являются объектом инвестирования, и б) предоставляют реальные возможности увеличения благ и/или достижения индивидуальных либо коллективных целей.
Теоретическое разнообразие позиций в рамках современной теории социального капитала в большей степени затрагивает детали конкретных функций, которые он выполняет в различных социальных контекстах, факторов, влияющих на его формирование, а также механизмов, посредством которых те или иные типы социальных отношений могут мобилизоваться для индивидуальных или групповых целей (как явных, так и неявных).
Внутренняя гетерогенность социального капитала, определяемая разнообразием социальных отношений и целей индивидуальных и коллективных акторов, делает необходимой конкретизацию общей теории применительно к изучению отдельных социальных систем и контекстов, что, в свою очередь, и предопределяет повышенный интерес современных исследований социального капитала и высокую степень их междисциплинарности.
Литература
1. Бурдье П. Формы капитала // Экономическая социология. 2002. № 5. С. 60-74.
2. Гуськова Н.Д., Клюева А.П. Современные теории социального капитала // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки. 2012. №2. С.152-160.
3. Давыдов Д.А. Теория социального капитала: от социологии к экономике и обратно // Журнал социологии и социальной антропологии. 2015. №1. С.100-109.
4. Камерон К.С., Куинн Р.Э. Диагностика и измерение организационной культуры. СПб.: Питер, 2001.
5. Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность. 2001. № 3. С.122-139.
6. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Том 1. М.: Эксмо, 2017.
7. Политические учения ХХ-ХХ1 вв. / Егоров В.Г., Абрамов А.В., Алексеев Р.А., Алябьева Т.К., Березкина О.С., Вититнев С.Ф., Козьякова Н.С., Лавренов С.Я., Синчук Ю.В., Федорченко
С.Н. Москва, 2015
8. Натхов Т. Образование, социальный капитал и развитие // Вопросы экономики. 2010. № 8. С.112-122.
9. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.
10. Фукуяма Ф. Великий разрыв. М.: АСТ, 2008.
11. Фукуяма Ф. Доверие: Социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ; Ермак, 2004.
12. Bourdieu P. Le capital social: notes provisoires. In : Le Capital Social : Performance, equite et reciprocite / Sous la direction de A. Bevort et M.Lallement. Paris : La Decouverte, 2006. P.29-34.
13. Bourdieu P., Passeron J.-C. Reproduction in Education, Society, Culture. Beverly Hills : Sage, 1977.
14. Field J. Social Capital. London; New York: Routledge, 2003;
15. Fine B. Theories of Social Capital: Researchers Behaving Badly. London; New York: Pluto Press, 2010.
16. Hampden-Turner C., Trompenaars F. Building Cross-Cultural Competence: How to Create Wealth from Conflicting Values. New Haven; London: Yale University Press, 2000.
17. Handbook of Social Capital. The Troika of Sociology, Political Science and Economics. Ed. by G.T. Svendsen, G.L.H. Svendsen. Cheltenham: Edward Elgar.
18. Hofstede G. Culture's Consequences: Comparing Values, Behaviors, Institutions, and Organizations Across Nations. 2nd ed. Thousand Oaks: Sage Publications, 2001.
19. Jones B.J. Social Capital in American Life.
Cham: Palgrave Pivot, 2019.
20. Lin N. Social Capital: A Theory of Social Structure and Action. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.
21. Lollo E. Toward a theory of social capital definition: its dimensions and resulting social capital types // 14th World Congress of Social Economics. URL: https://social economics.org/Papers/ Lollo1C.pdf.
22. Paxton P. Is social capital declining in the United States? A multiple indicator assessment // American Journal of Sociology. 1999. Vol.105. P.88-127.
23. Portes A. Downsides of social capital // PNAS. 2014. Vol.111.
24. Portes A. Social capital: its origins and applications in modern sociology // Annual Review of Sociology. 1998. Vol.24. P.1-24.
25. Portes A. The two meanings of social capital // Sociological Forum. 2000. Vol.15. P.1-12.
26. Portes A., Vickstrom E. Diversity, social capital, and cohesion // The Annual Review of Sociology. 2011. Vol.37. P. 479-491.
27. Putnam R. Social capital: measurement and consequences // Canadian Journal of Policy Research. 2001. Vol.2. P.41-51.
28. Putnam R.D. Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. New York: Simon and Schuster, 2000.
29. Putnam R.D., Leonardi R., Nanetti R.Y. Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy. Princeton: Princeton University Press, 1993.
30. Rothstein B. Social Capital in the social democratic welfare state // Politics and Society. 2001. Vol.29. P.283-309.
31. Svendsen G.T., Svendsen G.L.H. The troika of sociology, political science and economics / Handbook of Social Capital. The Troika of Sociology, Political Science and Economics. Ed. by G.T. Svendsen, G.L.H. Svendsen. Cheltenham: Edward Elgar. P.1-16.
49
i
