CC BY
42
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2003, вып. 3 (№22)
Л. А. Белов
СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ КОНЦЕПЦИЙ ПЕРЕХОДА К ДЕМОКРАТИИ
Трансформационные процессы, протекающие на территории постсоветского про-:транства на протяжении длительного промежутка времени, являются объектом внимания исследователей. За прошедшее десятилетие как в западной, так и отечественной науке было создано множество концепций, пытающихся раскрыть механизмы отечественного перехода к демократии. Лидером в этой области традиционно признается западная политическая наука, где осмысление процессов демократизации идет уже давно. Концепции, созданные здесь, общепризнанны, а их авторы имеют мировой авторитет. Теории, сформулированные в отечественной политологии, не являются столь известными. но тем не менее их количество также позволяет говорить о формировании целого ряда подходов к исследованию проблемы демократического транзита.
Историю становления отечественных теоретических моделей перехода условно можно разбить на два больших этапа: социалистический и транзитологический. В основе разбиения лежат как методологические и теоретические конструкции, используемые авторами при рассмотрении проблемы демократизации, так и идеологические установки. с позиций которых происходит изучение проблемы.
Социалистический этап в развитии отечественных концепций демократизации. Появление и постепенный рост научных исследований, посвященных демократизации советской политической системы, можно наблюдать с 1987 г. С этого момента начинается публикация статей, так или иначе затрагивающих проблемы, связанные с -снятием демократии и переходом к ней. Можно выделить три течения, которые в разное время занимали доминирующее положение в общественных науках. К ним относятся: ортодоксальное, социал-демократическое и либеральное. Специфика развития данных течений заключается в том, что предметом их рассмотрения была не современная — либеральная — трактовка демократии, а ее социалистическая модель, что вполне :оответствовало как идеологии действующей системы, так и предпосылкам, лежащим в основе возникновения дискуссии вокруг данной темы.
В советских общественных науках трактовка демократии строилась, исходя из прин-зпа противопоставления демократии той, которая сформировалась в буржуазных государствах Западной Европы, что соответствовало заложенному классиками марксизма-ленинизма учению об этом политическом строе. Созданное на основе классового подхода, оно было элементом общей социально-политической теории марксизма, где демократия являлась этапом в переходе общества от капитализма к коммунизму и была тесным образом связана с существованием классов1. Для авторов демократия не мыслилась как внеклассовая и могла быть буржуазной либо социалистической. При этом критерию истинности отвечала социалистическая, которая была «властью, осуществляемой через трудящихся и для трудящихся, обеспечивающей фактическую демократию для подавляющего большинства общества»2. Социалистическая демократия, устанавливаемая диктатурой пролетариата, должна была выполнить две задачи: заменить старую буржуазную государственную машину посредством насилия по отноше-
© А. А. Белов, 2003
нию к меньшинству и способствовать строительству нового общества3. В этом смысле она становилась последней формой государственного устройства, после которого государство как таковое отмирает. Данный процесс начинается еще в процессе функционирования демократии, а заканчивается когда будет полностью уничтожен один из противостоящих друг другу классов, а именно класс капиталистов4.
Механизм реализации данного типа демократии связан с деятельностью таких общественно-политических организаций, как Коммунистическая партия, профсоюзы и комсомол, где массы должны были проходить практическую школу управления. Таким образом, представленная модель сочетала в себе элементы как представительной, так и прямой демократии, которая должна была осуществляться через всенародное обсуждение важнейших законопроектов, личное участие каждого гражданина в выборах представителей в органы власти, осуществление трудящимися контроля за деятельностью организаций и предприятий и т. д.
Именно такое понимание демократии и способов ее создания было предложено в работах тех исследователей, которых мы относим к представителям ортодоксального направления отечественной политологии, появившемуся в 1987 г. как результат политических преобразований, начало которым было положено на январском пленуме и XXVII съезде КПСС. Общей характерной чертой работ было отсутствие стремления выдвинуть или разработать какую-нибудь альтернативную, радикальную или более совершенную теорию демократии, отличавшуюся от предложенного социалистического образца. Цель политологов сводилась к уточнению формулировок поставленных партией задач, их анализу в указанных рамках, результаты которого подтверждали правильность бы выбранного политического курса, нередко прямому повторению определений за лидерами государства.
В работах таких авторов, как Г. Водолазов, А. Бутенко, Э. Кузьмин, А. Бовин, А. Бе-режев, демократия предстала как идеализированная модель ленинского социализма. Наиболее утопичные ее моменты, связанные с теорией отмирания государства и построения коммунистического общества, оказались на заднем плане, но ключевой тезис о формировании государства на основе принципа самоуправления получил в теории социалистической демократии центральное место. Несомненно, что в каждой статье можно найти ссылки на создание институтов, схожих с институтом представительства либеральной демократии, но механизмы их формирования, функции, роль в обновляющейся социалистической системе отечественными исследователями не рассматривались. Все описание социалистической демократии ограничивалось лишь указанием на необходимость широкого внедрения в систему такого элемента, как народное самоуправление. Модель социалистической демократии в этом случае представала в виде некого идеального проекта, раз и навсегда созданного классиками, который можно только уточнять и пытаться реализовывать на практике. Указанное представление было подобно мифу, который передается из поколения в поколение, претерпевая несущественные корректировки. Таким образом, мы можем говорить о начале мифологизации понятия «демократия» в научном дискурсе данного исторического периода. Это означает, что демократия стала представляться в качестве некого идеального строя, где власть через представительные органы будет принадлежать всему народу, где будут решены многие экономические и социальные проблемы.
Постепенный отход от указанной позиции и возникновение новых взглядов на проблему демократизации были обусловлены дальнейшей политической эволюцией системы. Ее знаковым событием стала XIX партконференция, проведенная летом 1988 г., где речь шла о реализации на практике программы нового политического курса. Здесь
также обсуждалось предположение о том, чтобы лишить партийные органы государственных функций и закрепить их исключительно за Советами, которые должны были формироваться по законам западноевропейского парламентаризма. То есть если до партконференции демократия тесным образом связывалась с ленинским социализмом, то теперь она начинала отождествляться с западными либеральными ценностями, а упоминание об истинной цели перестройки стало достаточно редким. Это был очередной шаг на пути постепенного отказа от сложившегося традиционного представления о социализме как ответ на разраставшийся кризис в попытке сохранить и укрепить свои позиции. Подобные изменения нашли отражение как в характере публикуемых статей, так и в самой структуре дискурса, что в конечном итоге привело к отходу большей части авторов от ортодоксальной парадигмы и переходу их на позиции новых парадигм. На основе этого момента стали рассматриваться проблемы демократического устройства. Данные парадигмы можно обозначить как социал-демократическую и либеральную.
Основной характеристикой работ, созданных в рамах первой, было стремление объединить элементы социалистической модели с западным опытом построения демократических систем при общей неизменности основных принципов социализма. Именно этим она отличалась от программы западной социал-демократии, нацеленной на включение элементов социализма в капиталистическую систему. С 1988 по 1989 г. в работах таких авторов, как К. Холодковский, С. Перегудов, О. Богомолов, Ю. Красин, Ю. Шишков, отмечалась необходимость заимствовать положительные элементы западной цивилизации, к которым прежде всего относились политические институты, при этом не отбрасывались основные элементы социалистического управления. То есть дискурс, развивающийся в рамках данного направления, приобрел ярко выраженный структурный характер, что указывает на то значение, которое стала приобретать западная система для ученых. Фактически с этого момента можно говорить о начале ее постепенной идеализации, отразившейся на развитии данного направления исследований в целом.
Либеральную же парадигму отличала резкая критика системы социализма и, как следствие, обоснование необходимости ориентироваться исключительно на западный опыт построения демократии. Именно в ее рамках, начиная с 1989 г., появляются отдельные статьи и целые сборники, рассматривающие коммунистическую теорию Маркса-Ленина как утопию, применение которой на практике завело целую страну в тупик. Соответственно из этого логически вытекала необходимость отказа от социалистических идей, попыток их реализации и переход к западной политической и экономической системе уже без привнесения в нее элементов социализма. Естественно, что в работах Л.Шевцовой, Л.Гордона, М. Урнова, Г. Дилигенского речь шла преимущественно о тех же самых структурных преобразованиях, т. е. копировании западной системы, что и в социал-демократическом направлении. Западные структуры проходят здесь окончательную легитимацию, что было связано с полным признанием за ними прогресса и цивилизованного существования. Попытки таких исследователей, как А. Мигранян и И.Клямкин, обратить внимание на специфику происходящих преобразований, функциональную сложность самой либерально-демократической системы, которая не сводится исключительно к институтам, успеха не имели.
Демонстрационный эффект западного образа жизни, соотнесенный с политической структурой, был достаточно сильным, а возможность создать ее в России за счет копирования структур не казалась неразрешимой задачей. Но причины этого коренятся не только в идеализации либерально-демократической системы. Они восходят к методологической основе этих двух направлений, где, несмотря на все изменения, продолжает
доминировать марксистская парадигма. Это приводило к тому, что данные направления, следуя в русле теории марксизма, создавались как макросоциальные теории, но экономический детерминизм был здесь заменен институциональным.
Современные концепции перехода к демократии. Очевидно, что закат социалистического этапа развития страны, распад Советского государства и начало радикальных рыночных преобразований окончательно поставили точку на социалистическом этапе исследований. Перед учеными встали иные вопросы, связанные с необходимостью объяснения происходящих процессов и поиска факторов и условий, определяющих успешность российского демократического транзита. Решение данных проблем, начиная с 1992 г., привело к появлению таких направлений, как цивилизационное, социокультурное, элитистское и институциональное.
Цивилизационный подход — фактически первая попытка академического сообщества проанализировать происходящие в стране события и представить их научную трактовку. Нацеленный на рассмотрение государства или группы государств, имеющих отличительные черты преимущественно социокультурного характера как отдельного образования, он был обусловлен спецификой как политических преобразований, так и научных представлений о демократии, господствовавших в советский период. Как мы отмечали, особенность большинства отечественных теоретических моделей и представлений, созданных до 1991 г., заключалась в редуцировании представлений о переходе к демократии до механического переноса политических институтов, который не должен был вызвать существенных проблем. Реформаторы не предполагали длительного перехода к демократии, а тем более имеющего столь тяжелые последствия. О возникновении тех трудностей, с которыми столкнулось общество после 1991 г., не предвидел практически никто. Соответственно первые результаты потребовали ответа на вопрос о причинах подобного несоответствия действительности господствовавшим ожиданиям. Кроме того, формированию цивилизационного подхода в определенной степени способствовала основная идеологическая линия проводимых реформ, которая самими реформаторами была представлена как либеральная. Соответственно именно либерализм стал увязываться с возникшими проблемами и привел к укоренению мнения о том, что демократия в ее западном варианте не совместима с российской спецификой.
С точки зрения методологии данный подход продолжал опираться на теории мак-росоциального,уровня, т.е. охватывал значительные временные рамки, и стремился представить процесс перехода как поступательное линейное движение, протекающее в определенном направлении, под воздействием одного-единственного фактора. Очевидно, что, несмотря на публичное отречение от марксизма еще в конце перестройки подавляющего большинства исследователей академической сферы, его влияние продолжало сказываться на уровне методологии, поскольку другие представления пока еще не сформировались.
Таким образом, первоначальная трактовка протекающих политических процессов в работах таких ученых, как Б.Капустин, В.Пастухов, Г.Хорос, В.Пантин, В.Цимбур-ский, строилась на признании России совершенно уникальным географическим, культурным образованием, которое развивается по своим собственным законам. Следовательно, западные рецепты не подходят для установления в стране демократической системы. Принципиально то, что разговор велся исключительно о методах проведения реформ, их цель оставалась пока неприкосновенной. Практически все авторы признавали необходимость демократии, проблема заключалась в том, какие же методы необходимы, если существующий западный образец не подходит. Но она так и оста-
лась нерешенной. Масштабность, свойственная макросоциальным теориям, не позволяла в рамках цивилизационного подхода решить проблему субъекта демократических преобразований, который является одним из основных для политологов, изучающих закономерности протекания демократических транзитов. Требовались концепции, опирающиеся на более определенные, эмпирически верифицируемые понятия, вследствие этого более подходящие для решения стоящих перед политической наукой задач. Поэтому после 1993 г. происходит переход от теорий макроуровня к теориям микро- или среднего уровня, сторонники которых, наоборот, считали, что общество — производный результат поведения и действий отдельных людей. Отсюда следовало, что развитие не является универсальным и однонаправленным и зависит не от определенных институциональных условий, а деятельности конкретных индивидов, их волевых качеств. Соответственно здесь происходит выделение и рассмотрение конкретных условий, влияющих на протекание политической трансформации, где политико-культурные и эли-тистские факторы играют весьма значимую роль.
Потребность в таком методологическом подходе стала особенно очевидна после трагических событий 1993 г. Научное сообщество осознало, что демократический транзит не определяется только объективными факторами, а во многом зависит от ценностных установок и ответственности политических акторов. Выяснилось, что микросоциальные теории более успешны для решения задач, которые встают перед исследователями в условиях нестабильности и неопределенности системы. Макросоциальные теории, охватывая более продолжительные исторические периоды, лучше подходят для изучения стабильных обществ. В переходный же период их эвристический потенциал существенно падает. В связи с этим начинается становление таких подходов, как социокультурный, элитистский и институциональный. Естественно, данное обстоятельство не означало полного исчезновения трактовок российских преобразований как уникального цивилизационного явления. Данный подход продолжал использоваться для анализа складывающейся ситуации, о чем свидетельствуют публикации, появившиеся в последующие годы5, но доминирование после 1993 г. перешло к социокультурному подходу. Его становление помимо социально-экономических и политических имело еще и академические предпосылки, в качестве которых выступала такая проблема, как отсутствие в этой области серьезных исследований, если не считать сочинений русских философов середины XIX —начала XX в. Поэтому те работы, которые стали первыми в этой области, зачастую выступали базисом, задавая тон всем последующим исследованиям. Одной из таких публикаций стала книга российского ученого А. Ахиезера «Россия: критика исторического опыта», вышедшая в 1991 г. Сформулированные в ней основные принципы существования России стали определять характер рассуждений, разворачивающихся вокруг демократизации.
Социокультурный подход как теория микроуровня должен был опираться на конкретные факторы социально-культурного развития общества. В качестве такого фактора стала выступать политическая культура. Она начинает рассматриваться как условие, от которого непосредственно зависит становление современной развитой демократической системы. Его отличие от цивилизационного подхода заключается в том, что национальная культурная специфика здесь стала выступать уже не как элемент самобытности российской цивилизации, которую необходимо сохранить, а как препятствие для становления развитой демократической системы. То есть как только эта специфика обрела более конкретные черты, она мгновенно потеряла ореол неприкосновенности, обычно возникающий при рассуждениях о национальном богатстве русской культуры, и превратилась в научно исследуемый фактор демократического транзита. Демокра-
тия и либерализм оказались большими ценностями, ради достижения которых стало возможным пренебречь уникальным, превратившимся в традиционное и ветхое, но сами это изменения, естественно, должны были учитывать национальную специфику и осуществляться в соответствии с ними. Эта общая формула российских преобразований стала своеобразным магическим заклинанием отечественных исследователей, за пределы которой их не могли вывести попытки описания отдельными авторами западных схем политической трансформации, которые скорее использовались в качестве отрицательного образа.
О формировании достаточно серьезного отношения к исследованию политической культуры российского общества свидетельствует появление многочисленных публикаций в журнале «Полис», которые полностью основывались на социологических данных, предоставленных российскими социологическими центрами6. С этого момента изучение процессов в обществе как главного фактора перехода было окончательно поставлено на эмпирическую основу.
Использование социокультурного подхода хоть и способствовало более тщательному изучению переходных процессов, но в то же время поставило ряд новых проблем. В частности, трактовка политической культуры как детерминирующего транзит условия приводила к однозначному представлению демократии как несовместимого с российской спецификой режима, так как все исследования указывали на преобладание в ней антидемократических элементов. Соответственно политическая культура не могла в российском варианте выступать «двигателем» преобразований. Она, являясь эндогенным фактором, скорее создавала препятствия для продвижения к демократии. Поэтому, начиная с 1995 г., ученые стали обращать внимание на иные факторы, также оказывающие влияние на процесс демократизации. Такими факторами стали элитист-ский и институциональный.
Элитистский фактор в качестве основного субъекта реформ рассматривает политическую элиту, от деятельности которой зависит характер их протекания. Именно компетентность российской элиты, соответствие ее задачам и целям, стоящим перед политическими лидерами, стали изучаться в работах Г. Ашина, О. Крыштановской, Т. Воро-жейкиной, В. Лапкина. Неспособность действующей элиты создать условия для становления демократического режима была очевидной, и задача исследователей сводилась к выявлению причин этой несостоятельности. В качестве объяснения были предложены, с одной стороны, ментальность элиты, а с другой — отсутствие фактора ее регенерации после 1991 г. Последнее обстоятельство уже указывалось в качестве одной из характерных черт действующей элиты, но теперь те ученые, которые опирались на процедурный компонент реформ, ссылались на него как на основную причину, объясняющую противоречивость проводимых реформ7. Российскому варианту политической трансформации явно недоставало чешского опыта борьбы за чистоту элиты от элементов прежней власти, обозначенной как люстрация. Именно на необходимость такого приема латентно указывалось при проведении реформ.
Что касается ментальности, то она фокусировала внимание на социопсихических качествах элиты, появление которых стало следствием российской традиции. С этого момента критика политической элиты стала опираться не только на оценку результатов ее деятельности, не соответствовавших ожиданиям и надеждам, но и на социокультурный фактор, который опять-таки объяснял несоответствие ожиданий полученным результатам. Иначе говоря, элита стала скрыто рассматриваться как часть общества, разделяющая его культурную специфику, которая, в свою очередь, была поставлена в разряд условий, препятствующих быстрому переходу к демократии в России. Изу-
чение деятельности элиты под таким углом зрения не было частным случаем общего изучения элит, а составило целое направление в исследовании отечественного перехода к демократии, что впоследствии дало начало теории перехода к демократии под влиянием процедурного фактора. Использование элитистского фактора позволило перейти от изучения отдельных элементов транзита к рассмотрению его как целого, т. е. изучению российского политического режима. Он стал получать такие дефиниции, как «номенклатурная демократия», «номенклатурный капитализм» (Ю.Буртин), «демократия беспорядка» (Ю. Левада), в основе которых лежал процедурный фактор. Соотношение данного фактора с социокультурными условиями привело к появлению представлений о начале авторитарного перерождения существующего режима, который со временем может принять более жесткие черты.
С 1996 г. изучение российской трансформации приобретает транзитологический характер. Исследования становятся комплексными и протекающие процессы начинают анализироваться как результат действия не одного, а группы условий, среди которых выделяется доминирующее. Одним из таких доминирующих факторов для ряда ученых 'Оставался процедурный фактор. Взаимодействие элит как условие перехода России к демократии будет рассматриваться вплоть до 1999 г., но и здесь исследователи столкнулись с тем, что на текущий момент невозможно сказать, перейдет ли существующий режим окончательно к демократии, так как невозможно предсказать шаги элиты, если они не являются институционально ограниченными.
Институциональный подход, акцентируя внимание на таких условиях становления демократии, как сильное государство и гражданское общество, начал формироваться начиная с 1991 г., и до 1995 г. удельный вес работ на данную тему был не только незначительным, но и публикации носили сугубо теоретический характер. Только с 1995 г. этатистская составляющая отечественных исследований переходных процессов получила дополнительное эмпирическое подтверждение: данные опросов общественного мнения выявили достаточно высокий уровень господства прогосударственных настроений, из чего делался вывод о том, что «капиталистическая идея не только овладела массами, но и сделала это, облекшись в традиционные для нашей страны национально-государственные одеяния»8. По мнению ряда ученых, в общественных настроениях стало доминировать представление о государстве как активном элементе перехода, без участия которого его нельзя совершить. Соответственно оно должно вернуть себе могущество и придать политическим преобразованиям некоторую упорядоченность, но не посредством силы, а через установление единых для всех правовых норм.
Согласно позициям Г. Дилигенского, С. Матвеевой, Л. Гордона, А. Межуева, Ю. Красина и В. Хороса, именно развитие западных демократий, которые не могли бы достичь состояний стабильности и процветания без сильного государства и гражданского общества, доказывает значимость этих институтов. Поэтому именно государство должно стать основным элементом консервативно-либеральной идеологии, которая, по мнению авторов, должна будет прийти на смену нынешнему либерализму как наиболее соответствующая духу России.
Естественно, подобная позиция — несомненный прогресс отечественной науки, поскольку в данном случае удалось выделить одну из центральных составляющих российской уникальности, которую уже можно было использовать в качестве активного фактора перехода, т. е. такого условия, которое, изменяясь, оказывает динамичное влияние на протекание транзита. Единственная проблема, которая здесь возникала, была связана с отсутствием актора, способного запустить в действие данное условие. Фак-
тически в качестве такового должна была выступить политическая элита, которая в условиях полного отсутствия общественных сил, способных оказать на нее влияние, должна была пойти на существенные ограничения своей власти, что предполагало обладание необходимой для этого политической волей. Но, как показывали результаты исследований, проведенных в рамках процедурного подхода, вероятность осуществления подобного сценария была крайне мала. Именно это обстоятельство, на наш взгляд, стало существенным препятствием для создания в рамках этатистского подхода российской модели перехода. Очевидно, что в условиях незавершенности российского транзита ее создание ставило много вопросов, главный из которых, очевидно, сводился к тому, сможет ли в России действительно утвердиться демократическая система? Только ее консолидация позволила бы создать целостную модель наподобие тех, что были составлены западными исследователями на основе изучения перехода к демократии в странах Латинской Америки и Южной Европы. Пока же ученым оставалось только рассматривать влияние тех факторов, которые уже были представлены в качестве основных при изучении транзитов других стран.
Новый всплеск рассуждений о роли государства в процессе демократического транзита обозначился начиная с 2000 г. Активизация, очевидно, была связана с изменившимися внешними условиями, а именно с приходом к власти нового человека, образ которого у ряда исследователей ассоциировался с образом сильного руководителя, способного такое государство создать, а также, вероятно, с исчерпанностью дискурса о роли элит в процессе перехода к демократии. Но следует заметить, что под сильным государством в представленных теориях подразумевалось прежде всего правовое государство, ставящее во главу своего существования закон, единый для всех. Очевидным является также и то, что такое государство не может существовать как без сбалансированного разделения властей, так и без ответственности правительства за принятые решения. Поэтому в этот период ученые активно обсуждают проблемы разделения властей и ответственность власти перед социумом, которые можно рассматривать в качестве предпосылок перехода к такому государству9.
Но неясность истинных намерений новой власти сохранила неопределенность перспектив, что можно рассматривать как причину перехода отечественной транзитологии в фазу кризиса. Сама неопределенность будущих результатов российского демократического транзита, его несоответствие западноевропейским теоретическим разработкам имели определенные последствия для развития дискурса. Во-первых, они служили постоянным источником непрекращающихся споров относительно уникальности России, а во-вторых, эти проблемы породили новую тенденцию, проявившуюся как в уходе ученых от темы демократизации, так и в критическом пересмотре используемых методов исследования. Данное направление можно обозначить как научно-критическое. Оно начало формироваться начиная с 2000 г., а в его основе лежала идея пересмотра созданных теорий российского демократического транзита. Эти теории преимущественно скопированы с западных транзитологических концепций и в силу данного обстоятельства не могут быть использованы для анализа российской действительности, которая представляет собой уникальный случай демократизации, отличающийся от всех известных политической науке. По мнению таких политологов, как А. Богатуров, В.Пантин, А.Лукин, В. Радаев, В.Гельман, Б. Капустин, отечественная политология и ее познание современных переходных процессов сводится прежде всего к банальному переводу и интерпретации мнения западных исследователей относительно ситуации в России. При этом детальное знание западных подходов не находит отражения в самостоятельном познании российской ситуации, которое принимает вид просто-
го описания полученного эмпирического материала с использованием заимствованных понятий. Результатом этого становится то, что накопленный эмпирический материал действует отдельно от объясняющих его схем и концепций, порожденных иными условиями и реалиями. Соответственно стратегия должна заключаться в том, чтобы ^критически воспринимать идеи западных коллег, выявлять пределы применимости их теоретических построений и ревизовать их, чтобы получить новое теоретическое знание»10.
Таким образом, на данный момент перед отечественными учеными стоит задача качественного обновления существующего инструментария, применения новых методологических принципов, которые бы позволили иначе взглянуть на проблему создания в России развитой демократической системы. В качестве одной из таких методологий можно использовать неоинституционализм, предполагающий рассмотрение созданных институтов в качестве фактора, оказывающего определенное влияние на протекание процесса демократизации.
Summary
The author considers premises for and evolution of the basic concepts of democratic transition generated and developed in the Russian political science from 1987 to 2001. Special attention is given to methodological questions of studying the Russian democratization and causes for increasing crisis in the Russian transit studies.
1 Ленин В. И. Пролетарская революция и ренегат Каутский // Поли. собр. соч. Т. 37. С: 251.
2 Соловьев О. М. Реальный социализм и демократия. Л., 1980. С. 15.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 147.
4 Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд. Т. 1. С. 253; Ленин В. И. Государство и революция // Поли. собр. соч. Т. 33. С. 90.
° Липкин А. И. «Духовное ядро» как системообразующий фактор цивилизации: Европа и Рос-:ия // Общественные науки и современность. 1995. №2; Осипов Г. В. Реформирование России: итоги и перспективы // Вестн. Моск. ун-та. 1995. Сер. 18, №2-3; Каспэ С. И. Российская цивилизация и идеи А.Дж. Тойнби // Свободная мысль 1995. №2.
6 См., напр.: Клямкин И.М., Паншин В. П. Политический курс Ельцина: предварительные итоги // Полис. 1994. №3; Клямкин И.М., Лапкин В. В. Дифференциация ориентаций в российском :оществе: факторы влияния // Полис. 1994. №6.
7 Ашин Г. К. Смена элит // Общественные науки и современность 1995. №1; Бадовский Д. В. Советская политическая элита: от «организации профессиональных революционеров» к номенклатурной системе // Вестн. Моск. ун-та. 1995. Сер. 12, №1; Четкое М. А. «Вечно живая» номенклатура? // МЭ и МО. 1995. №6; Елисеев С. М. Новая политическая элита и легитимность власти в России // Зестн. С.-Петерб. ун-та. 1995. Сер. 6. Вып. 2 (№13).
8 Зубов А. Б., Колосов В. А. Ценностные ориентации российских избирателей // Полис. 1994. № 1. С. 105.
9 Наумова Т. В. Россия: какие реформы нам нужны // Вестн. Моск. ун-та. 2000. Сер. 12, №2; Шмелев Б. А. Президент ушел! Что дальше? // Власть. 2000. № 2; Шестопал Е. Б. Ценностные вектора политического развития России // Полития. 2000. №1.
10 Богатпуров А. Д. Десять лет парадигме освоения // Pro et Contra. 2000. Т. 5, №1. С. 200.
Статья поступила в редакцию 26 марта 2003 г.
