CC BY
213
СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ КАТЕГОРИИ ОПРЕДЕЛЕННОСТИ/НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ В ГОТСКОМ ЯЗЫКЕ
И.В. Новицкая
Аннотация. Рассматриваются первичное содержание древнегерманской категории определенности/неопределенности как противопоставления родового и индивидуального, а также различные языковые средства выражения определенности. Устанавливается функциональное сходство между готским основообразующим суффиксом -ein- и древнеисландским суффигиро-ванным артиклем -inn. Проводится анализ синтаксических конструкций с ein-основными абстрактными существительными для выявления индивидуализирующей семантики основообразующего суффикса.
Ключевые слова: категория определенности/неопределенности; определенный артикль; основообразующий суффикс; индивидуализирующая определенность; древнегерманские абстрактные существительные.
Согласно проведенным исследованиям [1. С. 77-78], засвидетельствованный период существования древнегерманских языков может быть охарактеризован как время становления особой грамматической категории - артикля, который являлся указанием на особый акцент в семантике слова. В готском языке артикль как особый класс слов еще не выделяется, однако во многих случаях отмечено употребление указательного местоимения в артиклеобразной функции [2. С. 113].
В германских языках артикль является центральным языковым средством выражения значения определенности/неопределенности и может выступать в двух разновидностях - определенном и неопределенном артиклях [3. С. 132]. Формально определенный артикль в древнегерманских языках имеет две формы: препозитивную и суффиксальную. Суффи-гированный артикль в древнеисландском языке имеет формы -inn и -it, а самостоятельно стоящий препозитивный артикль - форму hinn [4. С. 624; 5. С. 93]. В готском языке суффигированный артикль не идентифицируется, а функцию препозитивного свободностоящего артикля выполняет указательное местоимение sa/^ata «этот» [2. С. 113].
Как установлено, указательные местоимения являются универсальными источниками для образования определенных артиклей [4. С. 624; 5. С. 93; 6. С. 73; 7. С. 357]: ди. препозитивные указательные местоимения в функции артикля hinn (м. р.), hin (ж. р.), hit (ср. р.), а также inn, enn или sa inn, sa enn перед прилагательным, определяющим существительное; ди. суффигированный артикль, -enn (м. р.), -ini-en (ж. р.), -iti-et (ср. р.) образован от той местоименной основы, которая представлена в ди. hinn, др.-дат. hin. В древнешведском и древнедатском языках наряду с этим специфическим скандинавским указательным местоимением в функции сво-
бодностоящего препозитивного определенного артикля использовалось и другое указательное местоимение: др.-шв. (м. р.), (ж. р.), (ср.
р.), др.-дат. th$n (м. р.), the (ж. р.), th$t (ср. р.), которое впоследствии вытеснило местоимение hinn.
В современной лингвистике большинство ученых придерживаются следующей трактовки определенности/неопределенности: «Под определенностью понимается такой признак в значении языковой единицы, который несет информацию о том, что денотат именной группы представлен в сознании говорящего выделенным либо из множества объектов, либо “вообще” через приписание объекту “уникальных”, одному ему свойственных признаков (в данной ситуации). Напротив, под неопределенностью понимается такой признак, который несет информацию о том, что денотат именной группы идентифицируется только до уровня члена класса или - если речь идет о классе объектов - до уровня члена множества классов. Объекту не приписаны “уникальные” свойства, он наделен только качествами, общими для всех членов класса» [8. С. 38].
Тем не менее исследования категории определенности/неопределенности в древнегерманских языках позволяют говорить об ином содержании, выражаемом артиклеобразными средствами - указательными местоимениями и артиклями. С одной стороны, некоторые ученые (С.Д. Кацнельсон, О.А. Смирницкая, Н.Ю. Гвоздецкая) высказывали уверенное предположение о том, что ди. лексемы enn и inn - это препозитивные артикли, которые развились на базе указательного местоимения hinn и выполняли роль детерминативов, т.е. их роль заключалась в том, чтобы подчеркнуть выделенность имени качественного - слабого прилагательного в сравнении с сильным прилагательным. Следовательно, первоначальной функцией определенного артикля было не его определенное, а индивидуализирующее значение [9. С. 309]. С другой стороны, Н.Л. Огу-речникова предложила иную этимологию элементов еnn и inn: эти элементы связаны с и.-е. основами *eno, *ino, контаминация которых лежит в основе рус. «иной» [9. С. 314-318]. На этой основе она сделала вывод о том, что лексемы enn и inn не выполняли функцию артикля, а несли семантические отличия: enn, inn указывали на то, что объект относится к целому ряду подобных объектов и является одним из них, подобных, а hinn относится к объекту, который рассматривается как сам по себе, т.е. выполняет роль определенного артикля. Следовательно, сочетания «enn, inn + слабое прил. + сущ.» и «hinn + слабое прил. + сущ.» имеют разную природу и хронологически относятся к различным слоям.
Изучение семантики артиклеобразных элементов в древнегерманских языках оказывается невозможным без обращения к категории слабого прилагательного, поскольку артиклеобразные слова употребляются в основном при существительном, распространенном препозитивным атрибутивным прилагательным [4. С. 624]. Ряд ученых [9-12] установили, что форма прилагательного - слабая или сильная - находилась в прямой зави-
симости от того, какое содержание необходимо было выразить. Первоначально высказывалась точка зрения о том, что в древнейшую эпоху развития древнегерманских языков прилагательные делились по форме на сильные и слабые, при этом сильные выражали неопределенные отношения, а слабые - определенные. Следовательно, слабое прилагательное ставилось при существительном, если существительное мыслилось как известное [11. С. 23]. В дальнейшем данная точка зрения подверглась корректировке, поскольку была установлена иная семантическая основа для разграничения сильных и слабых прилагательных. По мнению
В.М. Жирмунского и С.Д. Кацнельсона, слабые прилагательные обозначали признак, который мыслился как стойкий, общий, постоянный, идеальный, имеющий силу и вне узкой сферы данного высказывания (постоянный эпитет). Сильные прилагательные обозначали признак переменный, временный, изменчивый, приписываемый предмету в данном определенном контексте. Следовательно, первичной функцией слабого прилагательного было обозначение качества или признака определяемого существительного безотносительно к его определенности/неопределенности [12. С. 29].
Развитие данной концепции было продолжено Н.Л. Огуречниковой, которая исследовала контексты употреблений древнеисландских прилагательных-коррелятов (т.е. в сильной и слабой формах) и установила, что слабые прилагательные служили знаком конкретизации и исключительности лица или объекта, так как имели значение признака, в котором с предельной силой раскрывается особая природа данного персонажа в отличие от других персонажей. В ди. сочетаниях «артикль + слабое прил. + + сущ.» признак, выражаемый слабым прилагательным, обозначал родовой признак, т.е. качество, которое объединяет ряд лиц, как онтологическое свойство, поэтому не зависящее от чьей-либо оценки. При этом древний концепт рода включал не идею родовых связей, а идею сопричастности, что означало однородность в смысле качественной схожести представителей одного рода: все представители рода являлись носителями одного общего для всех качества или свойства [9. С. 326]. В противопоставление этому, прилагательное в сильной форме обозначало индивидуальный признак, т.е. такой, который зависит от восприятия субъекта и связан с оценкой [12. С. 278]. Отсюда Н.Л. Огуречникова сделала вывод о том, что сильные и слабые прилагательные были противопоставлены по характеру восприятия признака: слабые указывали на постоянный эпитет субъекта, который не зависел от восприятия субъекта, а сильные - на внешний признак, зависящий от мнения воспринимающего субъекта [12. С. 290]. Такое восприятие признаков, обозначенное двумя формами прилагательных, в ди. явилось проявлением более древней оппозиции активных и инактивных имен. В случае с сильными прилагательными обозначаемый признак мыслился как следствие внешнего восприятия, т.е. как результат действия, осуществленного субъектом. Более того, семантическая катего-
рия зависимости/независимости признака от восприятия субъекта поддерживалась различными языковыми средствами: грамматическими
(сильная У8. слабая формы прилагательных), лексическими (семантические ограничения на участие лексем в противопоставлении), синтаксической дистрибуцией сильной и слабой форм (запрет на предикативное употребление слабых прилагательных) [9. С. 76].
В соответствии с вышесказанным была переосмыслена роль ди. местоимений епп, тп и Ыпп при существительных. В работах Н.Л. Огуреч-никовой, посвященных древнегерманской категории определенности/неопределенности, подчеркивается необходимость рассматривать фонетические варианты местоимения епп и тп, а также Ыпп как артикли, но не в современной трактовке артиклей. Основу древнегерманской категории детерминации составляла оппозиция родового и индивидуального, а не определенного и неопределенного. В связи с этим функцией артиклей епп, тп была маркировка таких членов базовой оппозиции категории детерминации, которые обозначали родовой признак [9. С. 347; 12. С. 56]. Местоимение Ыпп, в свою очередь, указывало на то, что субъект/объект, обозначенный существительным, рассматривался сам по себе, индиви-дуализированно, следовательно, функционально больше соответствовал определенному артиклю [9. С. 326]. Сами же прилагательные, грамматически противопоставляя сильную и слабую формы, не передавали ни индивидуальной, ни родовой семантики, поскольку их собственное противопоставление было связано с категорией, отличной от категории детерминации. Однако существовала косвенная связь между грамматическим противопоставлением сильной и слабой форм прилагательных и категорией детерминации [13. С. 56].
Тот факт, что древнеисландские артикли маркировали родовые и индивидуальные признаки и свойства существительных, не должен означать, что семантика определенности/неопределенности была нерелевантным для языка содержанием. Напротив, закрепление за артиклями вторичной типологически универсальной функции маркера референции имени, с которым они употребляются, является красноречивым свидетельством того, что данная категория находилась в стадии формирования. Поэтому необходимо сделать несколько замечаний о некоторых других ресурсах, которыми мог воспользоваться язык для передачи семантики определенности/неопределенности.
Возвращаясь к грамматическим формам прилагательного в древнегерманских языках, следует напомнить о том, что слабое склонение прилагательных развивается из именных основ на -п [11. С. 21], а сильное представляет собой результат вытеснения исконных именных форм местоименными падежными формами [14. С. 92]. Видится, что сильные (местоименные) формы прилагательных следует трактовать как относительные в силу того, что постпозитивные местоименные актуализаторы при именах служили для указания на наличие субъекта, производящего оцен-
ку по признаку, обозначенному прилагательным [13. С. 77]. Поэтому атрибутивные комплексы с сильными прилагательными обозначали в древнеисландском языке индивидуальную референцию. Подобное положение дел засвидетельствовано также и в древнецерковнославянском, где категория определенности/неопределенности нашла выражение в разряде определенных прилагательных. Те прилагательные, которые определяли уже упоминавшийся, или иначе известный предмет, выступали в членной форме, которая состояла из краткой (именной) формы прилагательного и члена - указательного местоимения И «он», который согласовывался с прилагательным в роде, числе и падеже. В функции, близкой артиклеобразному выражению определенности, зафиксированы также постпозитивные местоимения ТЪ, СЪ «этот, тот» [15. С. 52].
Прилагательные в древнегерманских языках могли употребляться в предикативной (только сильные) и атрибутивной функциях в зависимости от своей синтаксической позиции [13. С. 61]. В атрибутивной функции прилагательное могло стоять как в препозиции, так и в постпозиции к существительному. Первичной и древнейшей считается конструкция «сущ. + артикль + прил.», в которой роль артикля выполняло указательное местоимение. В этом случае сочетание артикля со слабым прилагательным выполняло роль аппозитивного элемента, который сигнализировал о значении определенности [11. С. 17] как результата индивидуализации. Таких конструкций в самых ранних готских текстах очень мало и впоследствии они полностью исчезают, поскольку заменяются более частой конструкцией «сущ. + прил.».
В атрибутивной функции при древнегерманском существительном могло находиться и другое существительное, которое сужало различным образом круг лиц, предметов, явлений, к которому относится определяемое, и тем самым служило средством детерминации ядерного существительного. Подобный атрибут, стоящий в форме род. п., тем самым мог сигнализировать как об индивидуальной, так и видовой характеристике определяемого [10. С. 12]. Так, в древневерхненемецком существительное в род. п. выполняло роль детерминанта в том случае, когда оно называло вполне конкретный предмет или лицо и указывало на принадлежность определяемого данному лицу или предмету. При этом с сущ. в род. п. мог употребляться артикль (лавки тех менял), притяжательные местоимения 1-го и 2-го лица, указательное местоимение и имя собственное (двор дома Якова). Все эти случаи сигнализировали об определенности существительного. Сами детерминирующие слова могли стоять как в пре-, так и постпозиции, однако к препозитивному употреблению тяготели те виды род. п., которые обладали наиболее выраженным детерминирующими свойствами [10. С. 13].
Как показало исследование готских сложносоставных слов и субстантивных словосочетаний с приименным родительным (модели «сущ. + + сущ. в род. п.», «сущ. в род. п. + сущ.») [16], наиболее распространен-
ной моделью являлись сочетания с приименным родительным в постпозиции (1 252 примера, т.е. 95,4%), которые могли быть расширены за счет использования детерминантов. Случаи с нерасширенной моделью преобладали (947 примеров; 75,8%), что объясняется следованием греческому оригиналу, в котором отклонения от греческого порядка следования элементов не допускались. Тем же самым фактором объясняется и преобладание в готском конструкций с приименным родительным в постпозиции, поскольку модели с препозитивным родительным являлись результатом творческих экспериментов переводчика. Тем не менее считается, что готский уже обладал условиями для передачи греческих конструкций с приименным родительным, что подтверждается данными подсчета двух моделей в Skeireins - готском оригинальном, а не переводном произведении, где они употреблены в равном количестве [16. С. 9-11]. Примечательно, что готские расширенные субстантивные сочетания с приименным родительным в постпозиции формально не соответствовали греческим, поскольку в готском артиклеобразный элемент употреблялся независимо от наличия артикля в греческом. При этом характер отношений между ядерным словом словосочетания и его уточнителем (= приименным родительным) характеризовался как отношения посессивности: frisahts gu^s «тот образ, который присущ богу» [16. С. 14]. Динамика распространенности двух обсуждаемых моделей показывает, что в готских переводах доминируют модели словосочетаний с постпозитивным приименным родительным, в то время как в других древнегерманских текстах препозитивный генитив начинает преобладать [16. С. 23]. Следовательно, можно предположить, что в готском языке постпозиция атрибута сигнализировала о большей определенности ядерного существительного.
Вновь обратим внимание на артиклеобразные элементы в древнеисландском, а точнее на суффигированные фонетические варианты -enn и -inn. Не вызывает возражений мнение об их происхождении из указательного местоимения hinn, которое, согласно исследованным контестам [9. С. 325], первоначально использовалось для маркирования предмета, рассматриваемого самого по себе, т.е. в индивидуализирующей функции. Постпозитивное расположение элементов -enn и -inn после существительного в одной из падежных форм, т.е. в качестве энклитики [4.
С. 624], позволяет соотнести «существительное с постпозитивным артиклем» с конструкциями именных словосочетаний с постпозитивным атрибутом и местоименной (членной) формой сильных прилагательных. На основе всех предшествующих замечаний можно предположить, что линейная синтаксическая позиция определяющего элемента после определяемого способствует выражению большей определенности первого элемента (см. также работы Э. Лайсс [6, 17] о скрытых формах выражения определенности). Учитывая мнения исследователей о разной функциональной нагрузке указательного местоимения и определенного ар-
тикля [6. С. 94-95; 9. С. 337], не приходится удивляться тому факту, что употребление ди. постпозитивного элемента -inn ограничено указатель-ностью, а не определенностью [9. С. 338]. Следовательно, первичной функцией суффигированного артикля в древнеисландском являлось указание на самостоятельность некоего объекта, его выделенность среди других, отдельность от других, а не общая анафорическая референция. «Определенный артикль маркирует ссылку на общее знание, на информацию, известную как говорящему, так и слушающему. <...> Указательное местоимение отсылает к тому, что известно только говорящему» [6. С. 95]. Функцией указательного местоимения является информирование о том, что собеседник должен установить взаимооднозначное соответствие между существительным и его референтом на основе чувственного опыта [6. С. 337]. Поэтому в древнеисландском было возможно одновременное употребление как указательного местоимения, так и самостоятельного артикля при существительном: sa hinn helgi likamr «that the sacred body» [4. С. 627].
В этой связи обращает на себя внимание готский основообразующий суффикс -ein-, который, как известно, оформлял слой наиболее молодых существительных, семантически объединенных в лексико-семантические группы абстрактных имен. Согласно имеющимся этимологическим данным, консонантный элемент этого основообразующего суффикса восходит к той же и.-е. местоименной основе, что и древнеисландский суффигированный артикль - ди. -inn > ди. (h)inn > и.-е. *eno- «один, единственный», и.-е. *ino- «один из многих» [9]. Готский суффиксальный элемент -n- восходит к и.-е. указательным местоимениям с основами на *eno-(ena-, ono-, ona-) [18. С. 401; 19. С. 20], в которых элемент *-n- выполнял индивидуализирующую и персонифицирующую функцию у имен, а у прилагательных маркировал постоянное качество [20. С. 85]. Более того, готский основообразующий суффикс структурирован гласным элементом -ei-, который восходит к основе и.-е. относительного местоимения *-jo-[18. С. 401; 21. С. 36; 22. С. 97], рефлексом чего является употребление того же элемента в готских относительных местоимениях и суффиксах прилагательных [2. С. 114, 117; 23. С. 173].
В отличие от ди. суффигированного артикля, который присоединяется к существительному, уже снабженному флексией, готский основообразующий суффикс занимает положение между корнем и флексией. Данное обстоятельство может получить иную интерпретацию в связи с тем, что древнеисландский суффигированный артикль имел свои собственные падежные формы, которые располагались справа от него (табл. 1).
Определенный параллелизм можно обнаружить и в склонении готских слабых ein-основ (табл. 2).
Т а б л и ц а 1
Парадигма древнеисландского суффигированного артикля [4. С. 620]
Число Падеж Неопределенная форма Определенная форма
Ед. Им. Не8І;-г «конь» Hest-r + in-n
Род. Не8І;-8 Hest-s + in-s
Дат. Не8І-І Hest-i + n-um
Вин. Не8І Hest + in-n
Мн. Им. Не8І;-аг Hest-ar + n-ir
Род. Не8І;-а Hest-a + n-na
Дат. Не8І;-иш Hest-u +n-um
Вин. Не8І;-а Hest-a + n-a
Т а б л и ц а 2
Парадигма существительных ж. р. основ на -ein [24. С. 178]
Ед. ч. Им. п. Hauh-ei «высота»
Род. п. Hauh-ei-ns
Дат. п. Hauh-ei-n
Вин. п. Hauh-ei-n
Мн. ч. Им. п. Hauh-ei-ns
Род. п. Hauh-ei-no
Дат. п. Hauh-ei-m
Вин. п. Hauh-ei-ns
Следовательно, можно предположить, что готский основообразующий суффикс -еіп- мог функционально быть сходным древнеисландскому суффигированному артиклю и маркировать такие существительные, у которых акцент делался на выделенности и соотнесенности с определенным объектом. Иными словами, в структуре подобных существительных изначально была заложена относительная семантика, т.е. указание на индивидуализирующую соотнесенность типа «именно тот (та), который (ая)...». Подтверждением сделанному выводу может служить мнение К. Браун-мюллера о том, что на древнейшем этапе развития древнегерманских языков существовали маркеры индивидуализации, или определенности. К числу наиболее древних маркеров подобного рода можно отнести др.-герм. суф. *-ап- (хет. *-ап1>), который был заимствован из и.-е., но рано потерял свою функцию. Впоследствии система детерминирования вновь была восстановлена за счет либо дейктических элементов, либо маркеров аспектуальности (гот. ga-) [25. С. 39].
На основе уточненных данных относительно семантики и функциональной нагруженности артиклеобразных элементов в древнегерманских языках видится возможным провести некоторые параллели с готскими основообразующими суффиксами. Если принять во внимание тот факт, что основообразующие суффиксы по своему происхождению связаны с местоименными и дейктическими элементами, то одной из древнейших
для них следует признать функцию индикатора близости/дальности расположения объекта по отношению к говорящему и слушающему. Подобная семантическая опора могла способствовать развитию семантики относительности, которая была позднее сужена до значения индивидуализации и определенности.
Наблюдения над поведением суффигированного артикля и препозитивного свободностоящего артикля в древнеисландском языке позволили сделать вывод о том, что в системе языка было реализовано противопоставление семантики элемента enn/inn в зависимости от его синтаксической позиции: препозиция enn/inn являлась указанием на значение родового признака, в то время как постпозиция - на индивидуализирующее значение [9, 12]. Последнее значение позднее было закреплено за препозитивным свободностоящим артиклем hinn, который, как отмечают исследователи [4. С. 624], в современном норвежском языке как потомке древнесеверного употребляется в конструкциях одновременно с постпозитивным артиклем, создавая тем самым двойную определенность: den gamle hest-en (M) «the old horse», det gamle skip-et (N) «the old ship», dei gamle hesta-ne (Pl) «the old horses».
Родственный ди. суффигированному артиклю готский основообразующий суффикс -ein- оформляет лексические единицы, составляющие самый молодой и самый крупный парадигматический класс абстрактных существительных в готском языке (120 слов). В то же время у готских существительных ж. р. основ на -ein обнаруживается наибольшее число параллельных однокоренных форм - словообразовательных синонимов -относящихся к другим парадигматическим классам. Как показывают результаты исследования степени распространенности словообразовательной синонимии в готском языке [26], из 120 существительных ein-основ у 38 слов были обнаружены параллельные однокоренные формы с соотносимыми значениями. Среди них распределение словообразовательных синонимов по типам основ выглядит следующим образом:
F ein - F o (суф. -i^a-) - 15 слов;
F ein - F i (суф. -eini-) - 11 слов;
F ein - N ja - 7 слов;
F ein - F i (суф. -du^i-) - 3 слова;
F ein - F o - 2 слова;
F ein - F i (суф. -ti-) - 1 слово;
F ein - F i (суф. -ni-) - 1 слово.
Если допустить, что функция выделенности и индивидуализации объекта у основообразующего суффикса -ein- является первичной, то у их синонимов из групп F ein - F о и F ein - N ja должен быть восстановлен иной семантический «фокус», на основе которого стала возможной подобная оппозиция форм, поскольку в обеих группах единственным словообразовательным средством существительных выступает парадигма в целом, которая маркирована основообразующими суффиксами: -ein-, -о-, -ja-.
У всех указанных суффиксов как одноуровневых единиц восстанавливается сема принадлежности, однако у суффиксов -о- и -ja- она затемнена в результате их функционирования как маркеров грамматического рода [27]. У суффикса -ein-, напротив, данная семантика дублируется за счет гласного компонента, что способствует передаче значения относительности и, как следствие, большей конкретизации и индивидуализации. Вполне возможно предположить, что формальный показатель типа склонения, основообразующий суффикс -ein-, изначально указывал на определенность данного существительного в связи с тем, что оно относилось к конкретному лицу/объекту. Поскольку тип склонения на -ein включал отадъективные имена, т.е. такие, которые обозначали качества, свойства и признаки, то вполне возможно, что, исходя из специфики переводного готского текста, эти свойства и признаки были присущи последователю христианской веры, который и мыслился как конкретное лицо. Следовательно, ein-основы можно интерпретировать по следующей модели: ga-raihtei «такая справедливость, праведность, добродетельность, которая свойственна подлинному христианину»; diupei «такая глубина, которая свойственна христианскому учению» и т.д.
В остальных группах синонимичные ein-основам существительные образованы при помощи «чистых» словообразовательных суффиксов -фа-, -du^i-, -eini-, *-ti-, *-ni-, которые хронологически относятся к различным пластам и различаются по степени продуктивности. Более того, степень морфологической слитности суффиксов (т.е. невыделимость основообразующего элемента из их структуры) служит указанием на то, что семантическая специализация суффикса закреплена за всем комплексом в целом, и основообразующий суффикс не имеет в нем самостоятельного значения. Следовательно, в цепочке словообразовательных синонимов F ein - F о (-фа-) - F eini семантическое противопоставление основывается на том содержании, которое закодировано в словообразовательных элементах. Данные этимологического анализа словообразовательных суффиксов абстрактности позволяют предположить процессуальный характер семантики слов с суф. -eini-, завершенность, инактивность и своего рода абсолютизированность, передаваемые суф. -фа-, и, наконец, относительную и индивидуализирующую функцию суф. -ein-.
Результаты наблюдений за синтаксическими конструкциями, в которых употреблялись словообразовательные синонимы F ein - N ja - F о, позволяют высказать следующие замечания.
Готский основообразующий суффикс -ein- оформлял абстрактные существительные, которые можно интерпретировать как контекстно более конкретные, благодаря их соотнесенности с индивидуализирующим лицом или объектом. Подобная соотнесенность (реляционность, относительность), эксплицитно маркированная в структуре слова основообразующим суффиксом, предполагала, что дополнительные языковые средства, передающие семантику определенности, не требовались, поэтому
существительные ein-основ в большинстве случаев употреблялись без вспомогательных детерминирующих элементов, т.е. артиклеобразных местоимений, притяжательных местоимений, конкретизирующих атрибутов. В таких контекстах определенность слова относится к разряду определенности, базирующейся на индивидуальной принадлежности, и восходит к первичной семантике категории определенности/неопределенности - противопоставлению индивидуального и родового. Описанные выше условия употребления существительных ein-основ были засвидетельствованы в 21 предложении из 30 рассмотренных примеров.
Ga-fra^jei (F ein) «целомудрие»
1) «ф ganisi^ ^airh bame gabaur^, jabai gastandand in galaubeinai jah frija^wai jah weihi^ai шф gafrapjein» (Т 2, 15 [A]) «13 Ибо прежде создан Адам, а потом Ева; 14 и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление; 15 впрочем спасется через чадорождение, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием».
Lausawaurdei (F ein) «пустословие»
2) «5 a^an andeis ist anabusnais fria^wa us hrainjamma hairtin jah mi^wissein godai jah galaubeinai unhindarweisai, 6 af ^aimei sumai afairzidai uswandidedun du lausawaurdein, 7 wiljandans wisan witodalaisarjos, nih frajndans nih hva rodjand nih bi hva stiuijand» (T 1, 5-7) «5 Цель же увещевания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, 6 от чего отступив, некоторые уклонились в пустословие, 7 желая быть законоучителями, но не разумея ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают».
В ряде проанализированных примеров существительное ein-основ было употреблено с постпозитивным атрибутом, в роли которого использовалось притяжательное местоимение (1 пример), другое существительное в род.п. (2 примера), слабое прилагательное в дат. п. (4 примера).
Frodei (F ein) «разум»
3) «usgeisnodedun ^an allai ^ai hausjandans is ana frodein jah an-dawaurdjam is» (L 2,47) «Все, слушавшие Его, дивились разуму и ответам Его». - F ein + притяжательное местоимение.
4) «du^e jah weis, fram ^amma daga ei hausidedum, ni hveilaidedum faur izwis bidjandans jah aihtrondans, ei fullnai^ kun^jis wiljins is in allai han-dugein jah frodein ahmeinai» (C 1, 9 [B]) «Посему и мы с того дня, как о сем услышали, не перестаем молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном ...». - F ein + постпозитивное слабое прилагательное.
В одном примере ein-основное существительное frumei «начало» употреблено с препозитивным указательным местоимением в функции анафорической референции.
Frumei (F ein) «первый»
5) «hait nu witan ^amma hlaiwa und ^ana ^ridjan dag, ibai ufto qiman-dans ^ai siponjos is binimaina imma jah qi^aina du managein: urrais us
dau^aim, jah ist so speidizei airzi^a wairsizei ^izai frumein» (M 27, 64) «Итак, прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого».
Однако здесь обращает на себя внимание тот факт, что само существительное образовано от формы порядкового числительного «первый», которое, как известно, склоняется как слабое прилагательное ж. р., т.е. по ein-основам [14. C. 119].
Существительные основ на -ja, -o были употреблены без артиклеобразного слова в 16 примерах (из 34 предложений).
Frumisti (N ja) «начало»
6) «jus us attin diabaulau siju^ jah lustuns ^is attins izwaris wilei^ tau-jan. jains manamaur^rja was fram frumistja jah in sunjai ni gasto^; unte nist sunja in imma. ^an rodei^ liugn, us seinaim rodei^, unte liugnja ist jah atta is» (J 8, 44) «Ваш отец дьявол; и вы хотите исполнять похоти вашего отца. Он был человекоубийца от самого начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи».
Случаи употребления данных существительных с постпозитивным конкретизирующим элементом включают: сочетания с постпозитивным притяжательным местоимением (6 примеров), с постпозитивным существительным в род. п. (5 примеров), с постпозитивным слабым прилагательным (1 пример), конкретизирующим придаточным предложением в постпозиции (3 примера). В препозиции к существительному употребляется местоимение «весь, все» (3 примера), которое однажды представлено в виде косвенного дополнения.
Fra^i (N ja) «ум, помышление»
7) «ni galeiko^ izwis ^amma aiwa, <ak inmaidjai^> ananiuji^ai frapjis izwaris du gakiusan hva sijai wilja gudis, ^atei go^ jah galeikai^ jah ustauhan» (R 12,2) «И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познать, что есть воля Божия благая, угодная и совершенная». - N ja + притяжательное местоимение.
8) «anu^-^an-niujai^ (a)hminfrapjis izwaris” (E 4,23) «...а обновиться духом ума вашего...». - N ja + притяжательное местоимение.
9) «a^an frapi leikis dau^us, ф frapi ahmins libains jah gawair^i» (R 8, 6) «Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные -жизнь и мир». - N ja + существительное в род. п.
Таким образом, значение определенности в древнегерманских языках имело свою специфику: на первоначальном этапе категория определенности/неопределенности представляла собой оппозицию родового и индивидуального, а затем на основе индивидуальной определенности произошло ее обобщение как определенности в смысле указательности на некий объект. Современная трактовка определенности как анафорической референции - стадиально более поздняя функция артиклеобразных средств, зачатки которой можно выявить в готских текстах.
Анализ употребления артиклеобразных средств в готском языке, к числу которых можно отнести указательные местоимения, определительные придаточные предложения, атрибутивные лексемы (существительные и местоимения) в род. п., показывает, что в готском языке мы застаем период, когда определенность трактовалась как указательность на отдельное лицо или предмет. Подобное значение определенности могло быть передано как лексическими, так и грамматическими средствами. К лексическим средствам относились пре- и постпозитивные атрибуты, конкретизирующие придаточные предложения. Грамматическими средствами передачи семантики определенности являлись синтаксическая позиция (препозиция и постпозиция), основообразующий суффикс -ein-, указательные местоимения. Реляционное значение основообразующего суффикса -ein- было достаточным основанием для выражения определенной семантики древнегерманского существительного, при котором употребление артиклеобразного указательного местоимения было избыточным. Поэтому первоначально артиклеобразное местоимение употреблялось только в тех случаях, когда без него существительное воспринималось бы как неопределенное. Постпозитивный приименный атрибут также свидетельствовал об определенной семантике существительного, поэтому при таком комплексе артиклеобразное местоимение было редкостью. Употребление препозитивных указательных местоимений с существительными ein-основ свидетельствует о начавшемся этапе закрепления за первым функции анафорической референции.
Литература
1. Гухман М.М. Историческая типология и проблема диахронических констант. М.: Наука, 1981. 248 с.
2. Сизова И.А. Готский язык // Языки мира (германские языки, кельтские языки). М., 2000. С. 101-127.
3. Зеленецкий А.Л. Сравнительная типология основных европейских языков. М.: Academia, 2004. 252 с.
4. Faarlund J.N. On the History of Definiteness Marking in Scandinavian // Journal of Linguistics. 2009. № 45. P. 617-639.
5. Стеблин-Каменский М.И. Древнеисландский язык. М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1955. 286 с.
6. Leiss E. Covert patterns of definiteness/indefiniteness in Old Icelandic, Gothic and Old High German // Nominal Determination: typology, context constraints, and historical emergence. Amsterdam; Philadelphia, 2007. P. 73-99.
7. Молошная Т.Н. Системе артиклей в славянских и скандинавских языках. Сопоставительно-типологический аспект // Славянская языковая и этноязыковая системы в контакте с неязыковым окружением. М., 2002. С. 352-385.
8. Сулейманова О.А. Некоторые семантические типы субстантивов и их актуализато-ры весь/целый и all/whole: Дис. ... канд. филол. наук. М., 1985. С. 27-38.
9. Огуречникова Н.Л. Функциональные основы дифференциации сильных и слабых прилагательных в языке «Старшей Эдды» // Лингвистика на рубеже эпох. М., 2001. С. 307-348.
10. Маслова Н.П. Субстантивные словосочетания с приименным родительным падежом и приименной падежной группой в древневерхненемецком языке: Дис. ... канд. фи-лол. наук. М., 1975. 149 с.
11. Двухжилов А.В. Семантико-синтаксическая природа противопоставления «сильная/слабая форма» прилагательного в готском языке: Дис. ... канд. филол. наук. Киев, 1980. 205 с.
12. Огуречникова Н.Л. Стратификация средневекового текста (на материале слабых форм прилагательных в «Старшей Эдде») // Раннесредневековый текст: проблемы интерпретации. Иваново, 2002. С. 256-291.
13. Огуречникова Н.Л. Сильные прилагательные в «Старшей Эдде»: морфологическая структура и категориальное значение // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2001. № 1. С. 55-78.
14. ГухманМ.М. Готский язык. М.: Иностр. лит., 1958. 288 с.; 1998. 288 с.
15. Супрун Е.А. Старославянский и церковнославянский язык / Е.А. Супрун, А.М. Молдован // Языки мира: Славянские языки. М., 2005. С. 29-69.
16. Карпов В.И. Структура, семантика и функции сложных слов и словосочетаний в готском языке (сопоставительный аспект): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2005. 24 с.
17. Leiss E. Artikel und Aspekt: die grammatischen Muster von Definitheit. Studia Linguis-tica Germanica [Die elektronische ressource]. Berlin; New York, 2000. 309 p. Die elektronische Version der Druckpublikation. URL: http://books.google.ru/books?id= LDU2yrUc1o8C&print-sec=frontcover&dq=inauthor:%22Elisabeth+Leiss%22&cd=4#v=onepage&q=&f=false
18. Brugmann K. Kurze vergleichende Grammatik der Indogermanischen Sprachen. Berlin; Leipzig, 1922. 774 s.
19. Иванов В.В. Сравнительно-исторический анализ категории определенности/неопределенности в славянских, балтийских и древнебалканских языках в свете индоевропеистики и ностратики // Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М.: Наука, 1979. С. 11-63.
20. Shields K. Comments about the Hittite suffix -ant- // Lingua Posnaniensis. Posnan, 2004. P. 83-88.
21. Uhlenbeck C.C. Kurzgefasstes etymologisches Wörterbuch der Gotischen Sprache. Amsterdam: Verl. von Joh. Müller, 1896. 174 s.
22. Feist S. Etymologisches Wörterbuch der Gotischen Sprache. Halle: Druck von Karras, Kröber und Nietschmann, 1920. 448 s.
23. Лебедько М.Г. Словообразовательный анализ прилагательных с суффиксом -ein- в готском языке // Деривационные типы и гнезда в синхронии и диахронии. Владивосток, 1989. С. 168-174.
24. Yoon H. Kritische Beleggrammatik zur bibelgotischen Substantivdeklination: dissertation. Wien University, 2005. 269 p.
25. Braunmüller K. Determination in early Germanic dialects // Типология языка и теория грамматики: Материалы Междунар. конф. СПб., 2007. С. 39.
26. Новицкая И.В. Проблема интерпретации однокоренных разносклоняемых существительных в готском языке // Вестн. Том. гос. пед. ун-та. Сер. Гуманит. науки (филология). 2005. Вып. 4. С. 27-32.
27. Новицкая И. В. Историческая интерпретация абстрактных существительных в системе склонения в готском языке: Дис. ... канд. филол. наук. Томск, 2002. 237 с.
Принятые сокращения
гот. - готский ди. - древнеисландский др.-герм. - древнегерманский др.-дат. - древнедатский др.-шв. - древнешведский
и.-е. - индоевропейский
рус. - русский
хет. - хеттский
сущ. - существительное
прил. - прилагательное
суф. - суффикс
F ein - существительное ж. р. основ на -ein N ja - существительное ср. р. основ на -ja
MEANS OF EXPRESSING THE CATEGORY OF DEFINITENESS/INDEFINITENESS IN THE GOTHIC LANGUAGE Novitskaya I.V.
Summary. An in-depth description of the original meaning of the Old Germanic category of defmiteness/indefiniteness is presented, that involved an opposition of generic and individual characteristics. Different linguistic means of expressing definiteness in the Old Germanic languages are enumerated. Some functional similarity is established between the gothic stem-forming suffix -ein- and the Old Icelandic suffixed definite article -inn. An analysis of syntactical constructions with the gothic abstract ein-stems helps to reveal an individualizing meaning of the stem-building suffix.
Key words: category of definiteness/indefiniteness; definite article; stem-forming suffix; individualizing definiteness; Old Germanic abstract nouns.
