ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКИ
О.А. Осипова
МЫСЛИ ОБ ИНДОЕВРОПЕЙСКОМ ГЕТЕРОКЛИТИЧЕСКОМ СКЛОНЕНИИ
Томский государственный педагогический университет
Одним из древних индоевропейских склонений является гетероклитическое. Отголоски его можно обнаружить в отдельных ветвях и.-е. языков, например: гот. fon, но двн. fiur (fuir) 'огонь' или греч. царц, но лат. manus 'рука' (таких примеров можно достаточно найти у Э. Бенвениста [ 1 ]. Кроме чередований r-/n- в однокорневых словах приводятся также чередования i-/n-, en-/n-, l-/n- [2, c. 267]. Отмечены и другие чередования, но наиболее распространенным считается чередование r-/n-. Сохранение подобных чередований в одной парадигме было зафиксировано в санскрите, хеттском, древнеар-мянском (грабаре) и в отдельных словах в других древних и.-е. языках. В санскрите чередование основообразующих формантов представлено незначительным количеством слов. В.Д. Уитни отмечает, что эти чередования скорее всего можно обнаружить в словосочетаниях, а также в парадигме склонения. Так, санскр. áhan 'день' выступает в форме ahar или ahas, если она предшествует другому слову, и в форме ahar, ahas, ahan, если это слово замыкает предложение. Подобным же образом в предложении чередуются üdhan и üdhas 'вода' в более древнем языке, а затем последнее переходит в основы на -as [3, c. 160]. В древнеармянском языке гетероклитическое склонение включает значительную группу слов, которые образуют 7 подтипов. В грамматиках грабара этот тип склонения называют нерегулярным, поскольку многие слова имеют склонение, характерное только для данного слова. Наиболее распространенным для прямых падежей ед. ч. является формант -r, который чередуется или с гласной основой (возникшей из *и-основ), или с сонантом -n [4, c. 228-134]. Однако чаще всего в древнеармянском чередуется основа слова на гласную или нулевую ступень основы с основой на согласную, в основном на сонант [там же]. Х. Стерте-вант приводит довольно большое количество слов в хеттском языке с чередованием r-/n-основ, где в прямых падежах обычно употребляется формант -r-, а в косвенных - -n-. Приведем парадигму ед. ч. склонения слова 'вода' по Стертеванту: Nom.-acc. watar Gen. wetenas
Dat. weteni
Abl. wetenas
Inst. wetenet
Кроме того, им также отмечены более редкие формы склонения данного слова: Nom. wetar, Gen. wetnas, Instr. wetant [5, c. 184-186].
Известный исследователь древних и.-е. языков А.В. Десницкая также уделяет достаточно внимания этому загадочному склонению. Ученый подчеркивает, что корреляция основообразующих формантов наблюдается между прямыми падежами (им. и вин. п.) и косвенными падежами. Так же, как и другие исследователи, А.В. Десницкая указывает на наиболее распространенное чередование r-/n-, например: греч. им. п. bôrnp 'вода', но род. п. ûSamÇ (<* ûSvmÇ) . Кроме чередования r/n ею приводятся форманты -i и -n, которые занимают те же позиции, например: др.-инд. им. п. asthi 'кость' и род. п. asthnah [6, с. 208-209].
Наиболее полно прослеживаются чередования r/n, i/n и основы (чистого корня) с консонантом у Э. Бенвениста. Он указывает, что такие чередования наблюдаются не только в архаичном склонении, но и в словообразовании, и у прилагательных, производных от существительных [1, с. 47]. Этому вопросу Э. Бенвенист уделяет большое внимание в своей книге «Индоевропейское именное словообразование» (1955). Все факты гетероклизма в склонении Э. Бенвенист подразделяет на три группы: чередование чистой основы (корня) в им., вин. п. ед. ч. с основой на -n в косвенных падежах; аналогичным образом построено чередование r/n и i/n [1, с. 47]. К первой категории он относит такие примеры, как скр. ущ (ср. р.) 'похлебка' и ущт [там же], где мы находим чередование между прямым падежом (без окончания) и косвенными падежами, в которых выступает формант -n-. Чередование в одной парадигме r/n Э. Бенвенистом приводится из хеттского языка по Стертеванту. К параллельному чередованию, кроме r/n, Бенвенист относит также l/n, формы которого засвидетельствованы в разных древних и.-е. языках, например: авест. zsman 'земля', двн. himil- гот. himins (род. п. ед. ч.) 'небо'. Кроме того, Э. Бенвенист указывает, что формант -en-
встречается не только среди форм одного и того же слова, но ив словообразовании [там же, с. 47]. К сказанному добавим, что во многих наших работах показано, что одни и те же консонантные основообразующие форманты способны выступать в качестве первичных падежных показателей, суффиксов прилагательных, а также в словообразовании [7, с. 159-169; 8, с. 150-156 и др.]. Мы объясняем такие широкие функции одних и тех же консонантных формантов их местоименным происхождением [там же; 9-11]. Э. Бенвенист не стремится проникнуть в природу данных суффиксов, как это делает Шпехт [12, с. 293, 303-315, 353-386]. В его задачи входит показать, что когда-то данные форманты могли чередоваться в одной парадигме. По мнению Э. Бенвениста, большинство исследуемых им слов относится к среднему роду. Мы же считаем, что отнесение таких слов к ср. р. произошло на более позднем этапе развития древних и.-е. языков и, видимо, по чисто формальному признаку, т.е. корреляцией между прямыми падежами (им., вин. без окончания) и косвенными, в которых консонантные основообразующие форманты когда-то выступали в качестве показателя единственного активного падежа, а позже употреблялись перед окончанием. Чрезвычайно важно отметить, что Э. Бенвенист, описывая употребление форманта -еп-, подчеркивает, что этот формант образует основу косвенных падежей или производных слов и противополагается самому корню, образующему им.-вин. п. без какого-либо распространения [1, с. 49]. Далее он приходит к выводу, что элемент *-ег в им.-вин. п. имеет привходящий характер, т.е. он появился позже и не распространяется на всю парадигму [там же]. По нашему же мнению, большинство приводимых слов, когда-то относящихся к гетероклитичес-кому склонению, можно трактовать в качестве слов с одушевленной семантикой. Конечно, к одушевленным они относятся не в современном понимании, а в восприятии древними мира, что и маркировалось соответствующими показателями одушевленности/активности, которые в свою очередь использовались в качестве показателя первичного активного падежа [см. наши работы: 7, 11, 8 и др.], т.е. падежа деятеля. Это явление, как остаточное, сохранилось в некоторых косвенных падежах, которые способны передавать функцию агенса. М.М. Гухман посвятила специальную статью, в которой она рассматривает дат.-вин. п., способный обладать такой функцией [13, с. 58-73]. В другой своей работе М.М. Гухман не обходит вниманием гетероклитическое склонение и пытается объяснить его тем, что «в развитии отдельных и.-е. языков чередование суффиксов внутри парадигмы исчезло, причем для всех падежных форм обобщается один из указанных суффиксов: так, в греческом
этим суффиксом в слове пир оказалось -г- , в готск. --п- и т.д.» [14, с. 273]. Скорее, это констатация факта, а объяснение чередования в одной парадигме разных основообразующих формантов до сих пор не найдено. Однако в другом М.М. Гухман права, когда высказывает предположение , что в и.-е. языках «склонение имен существительных осуществлялось путем изменения характера самой основы, причем базой этого склонения являлась двухпадеж-ная система: прямой - косвенный падеж» [14, с. 274; 15, с. 202, 207]. По ее мнению, это может быть подтверждено склонением местоимений, в котором выступает противопоставление двух основ [там же]. После работ И.М. Тронского, А.Н. Савченко, Т.Г. Гамкрелидзе и В.В. Иванова не приходится сомневаться в отношении двухпадежной системы для очень древнего периода и.-е. языков, но поскольку такая корреляция была прежде всего свойственна активному классу [16, с. 61, 132], то прямой падеж без окончания и косвенный, офомленный консонантными формантами, как раз и представляли наиболее древнюю систему склонения активных имен. Языки активного класса, к каковым в глубокой древности принадлежали и и.-е. языки, обладали, по мнению Г.А. Климова, весьма бедной системой склонения [16, с.131]. Далее он пишет: «Активный падеж ввиду своей специфической падежной характеристики противопоставляется в плане выражения инактивному как маркированный член оппозиции немаркированному» [16, с.159]. В силу того, что и.-е. имена в косвенных падежах содержали консонантный формант, а прямой не имел окончания, они, возможно, по чисто формальным причинам были причислены к ср. р. На самом же деле корреляция между падежом без окончания и косвенным маркированным падежом свойственна именам активного класса, да и само склонение зародилось, по мнению И.М. Тронского, у имен именно этого класса. «Существовал, стало быть, период, когда имена инертного класса имели единую парадигму, в то время как в противостоящем активном классе уже развилась падежная дифференциация» [17, с. 92]. Ученый также считает, что «и для именного строя и.-е. языков, и для глагольного можно реконструировать некие ступени развития, предшествующие статусу, известному в исторически засвидетельствованных языках» [там же]. Архаичность парадигмы ср. р., в которой им. п. не маркирован, отмечает и М.М. Гухман [15, с. 201-202]. Не случайно А.Н. Савченко придает огромное значение древнему и.-е. генитиву на -5, который так же, как и им. п., мог служить падежом агенса [18, с. 7490]. Широкие функции за генитивом усматривают Э. Бенвенист и Леви-Брюль [19, с. 156-164; 20, с. 102]. Все сказанное лишь подтверждает, что в древности консонантные основообразующие фор-
манты выполняли очень широкие функции. Однако если мы в состоянии благодаря типологическим параллелям с финно-угорскими языками трактовать древние и.-е. склонения с консонантными основообразующими формантами в качестве бывших посессивных склонений [см. 8, 21, 22], то остается большим вопросом, как с ними соотносится и.-е. ге-тероклитическое склонение. Одно очевидно: гете-роклитическое склонение связано с консонантными склонениями, сущность которых хорошо раскрывается из финно-угорских языков.
В отдельных финно-угорских языках кроме посессивных склонений имеются еще определенные склонения, которые как бы отпочковались от посессивных, поскольку в них обобщены один или два местоименных форманта. Чаще всего таким формантом является местоименная основа, восходящая к 3-му л. ед. ч. Так, например, в мордовских языках кроме посессивного склонения развилось указательное или определенное склонение. В эрзянском языке в ед. ч. к имени прибавляются указательные частицы (в ед. ч. только две): к им. п. ед. ч. - частица сь, образованная от се 'тот', к окончаниям остальных падежей - нть или сть, которая содержит элемент ть- от те со значением 'этот' [23, с. 45-46]. Такую же корреляцию между им. п. и косвенными падежами можно наблюдать и в мокшанском языке, в котором в им. п. ед. ч. выступает частица сь, а в косвенных - ть [24, с. 204]. В тех финно-угорских языках, где не имеется отдельного указательно-определенного склонения, местоименные показатели посессивных склонений чаще всего 3-го л. ед. ч., а иногда и 2-го л. ед. ч. выполняют функцию передачи определенности, поскольку и то, и другое сформировалось на основе указательных местоимений. Именно поэтому 2-е и 3-е л. ед. ч. сохраняют функцию определенности даже в тех случаях, когда не сложилось специальное указательно-определенное склонение. В коми-пермяцком эту функцию выполняет 3-е л. ед. ч., в коми-зырянском - 2-е и 3-е л. ед. ч.; в пермском наречии языка коми это относится также ко 2-му и 3-му л. ед. ч.; в пресыктывкар-ском диалекте коми языка функцию определенности берут на себя аффиксы 2-го (-ыд/-ид) и 3-го л. (-ыс/-ис) ед. ч. [25, с. 304, 286; 26, с. 33; 27, с. 5961]. В одной из своих работ я показываю, что в хантыйском языке употребление имени в 3 л. ед. ч. в посессивном склонении, как правило, передает определенность [28, с. 10]. Первоначальное нахождение посессивных (местоименных) формантов в финно-угорских посессивных склонениях, как это отмечает Д. Дечи, было между основой имени и окончанием. Посессивные форманты указывали на обладателя или лицо и определенность, или посессивные отношения [29, с. 66]. Сами же посессивные форманты Д. Дечи, так же как и Б.А. Сереб-
ренников, считает более древними по сравнению с падежными показателями [29, с. 70; 30, с. 347]. Б.А. Серебренников очень глубоко анализирует появление посессивных формантов. Он пишет: «Притяжательные суффиксы образовались в тот период исторической жизни уральских и тюркских языков, когда личных местоимений еще не было, а было нечто совершенно другое. Материалы уральских языков наглядно свидетельствуют о том, что отношения принадлежности возникли в результате переосмысления первоначальных пространственных отношений. Это может быть доказано тем, что некоторые притяжательные суффиксы и указательные местоимения содержат одни и те же элементы» [31, с. 279].
В древних и.-е. консонантных склонениях мы застаем лишь второй уровень, сопоставимый с финно-угорскими указательно-определенными склонениями, где обобщаются один или два дейктических форманта. Еще раз подчеркнем, что чередование двух основообразующих формантов в и.-е. гете-роклитическом склонении очень напоминает подобное же чередование, сохранившееся в эрзянском языке, где в прямом падеже употребляется один дейктический элемент, а во всех косвенных падежах - другой [см. 23]. Употребление же в финно-угорских языках двух посессивных формантов со значением определенности подводит нас к иному осмыслению и.-е. гетероклитического склонения. В последнем, видимо, чередовались две дейктичес-кие частицы с указанием на ближний и дальний предмет. Ближнее маркировало им. п., а дальнее -косвенные падежи. Однако более ранний этап формирования древних и.-е. склонений нигде не зафиксирован. Мы можем лишь предполагать, что гете-роклитическому склонению предшествовали посессивные склонения с местоименными формантами для всех трех лиц. Сохранение же пространственных значений у и.-е. консонантных основообразующих формантов в локативных падежах, равно как и развитие генитива на основе этих пространственных отношений, может свидетельствовать о том, что развитие склонений в и.-е. языках шло по той же схеме, которую мы обнаруживаем в уральских языках, т.е. генитивная форма падежа в и.-е. языках возникла на основе первичных формантов местных падежей, что мы пытались показать в своих статьях [см. 8 и др.]. Мы уже приводили возможные генитивные форманты по В.В. Шеворошкину, в которых явно проступает локативный характер [32, с. 90]. Поэтому можно с уверенностью сказать, что и.-е. консонантные основообразующие суффиксы использовались очень широко - от словообразования до формообразования. Их былая полисеман-тичность с течением времени начала утрачиваться, поскольку, по мнению М.М. Гухман, в и.-е. языках
произошел глубокий типологический сдвиг [15, с. 239]. Только этим можно объяснить, что и.-е. языки пошли иным путем развития нежели уральские языки, в которых в большинстве своем сохранился агглютинативный строй. Сравнение финно-угорских языков с и.-е. в этом плане вполне обосновано, ибо, ссылаясь на мнение Петерсена, Г.Б. Джа-укян пишет, что «...если бы исчезли все финно-угорские языки и мы открыли бы один из них, то не преминули бы назвать его индоевропейским» [33, с. 49]. Вслед за Джаукяном можно предположить, что в далеком прошлом и.-е. языки могли быть агглютинативного строя. Об этом свидетельствуют некоторые глагольные формы отдельных и.-е. языков. Например, в следующей готской глагольной форме без труда можно выделить показатели, каждый из которых, как это имеет место в агглютинативных языках, передает только одно значение: sandidedeina (sand-i-ded-ei-na) - претерит оптатива от гл. sandjan 'посылать'. В этой глагольной форме можно расшифровать почти все элементы: sand— основа глагола, -i- - формант глаголов первого класса, -ded- - показатель прошедшего времени (развившийся из самостоятельного глагола со значением 'делать'), -ei- - показатель оптатива пр. вр. (употребляется так же самостоятельно, как относительная частица), -na- - окончание глагола 3-го л. мн. ч. В имени же основообразующий формант очень рано начинает сливаться с окончанием. И все-таки даже скудные остатки, где можно выделить основообразующий формант, говорят о том, что и имени в глубокой древности была свойственна агглютинация. Такой подход к древним и.-е. языкам позволяет трактовать и.-е. гетероклитическое склонение в качестве промежуточного этапа в развитии склонений от посессивных (в чистом виде не засвидетельствованных в и.-е. языках) к указательно-определенным склонениям и далее к так называемым консонантным склонениям, в которых обобщался только какой-то один дейктический элемент.
Выскажем также свои соображения в отношении корреляции двух основообразующих формантов в одной и той же парадигме в праиндоевропейском, которая еще встречается в хеттском. Видимо, из самых древних чередований было чередование между чистой основой и косвенной с консонантным основообразующим формантом (как это приводит Э. Бен-венист). Консонантный формант в косвенных падежах нами трактуется как первичный падежный показатель с широкими функциями, в том числе и функцией агенса [8, с. 150-156 и др.]. Появление же в прямом падеже (им. п.) форманта -r-, который, по мнению Э. Бенвениста, носит более поздний характер, может быть объяснено только тем, что с развитием склонения (видимо, прошедшего в глубокой древности путь посессивного склонения) еще до
обобщения какого-либо одного консонантного форманта чередовались разные местоименные частицы как остаточное явление от посессивных склонений (ср. с эрзянским языком). С перенесением функций агенса на прямой падеж, скорее всего, стала употребляться клитика, которая начала восприниматься как падеж субъекта, т.е. именительный падеж (падеж производителя действия). Видимо, эта клитика когда-то могла быть связана с номинативом. В косвенных же падежах употреблялся другой формант (чаще всего -n-), который передавал большую удаленность, поскольку имел связь с третьим лицом, исторически же восходя к указательному местоимению. Приведем трактовку К. Бруганом этого элемента, восходящего к и.-е. *-eno-, *-enä-, *-ono-, *-onä-, который представлен в арм. как ana- 'этот, он' (dieser, der, er), ав. апа, лит. ana-s, ans 'тот', ж. р. ana, ст.-сл. onü 'тот, он', ж. р. ona [34, c. 769]. Формант -r- в качестве самостоятельной указательной частицы не приводится. Однако если исходить из того положения, что в древних и.-е. языках дейктических частиц существовало гораздо больше, чем это зафиксировано у А. Мейе, то формант -r-, возможно, где-то сохранился с указательной функцией. Нам удалось установить, что в одном из древних и.-е. языков - древ-невалийском (кельтская группа языков) - сохранился определенный артикль ir , например: ir anamou 'пятна', yr eiry 'снег', yr heul 'солнце' [35, с. 268]. Как известно, артикли восходят к указательным местоимениям, и факт существования элемента -r- в артик-леобразной форме говорит о том, что такой элемент должен был существовать в протоиндоевропейском. Так или иначе, но обе дейктические частицы в склонении r-ln-основ имеют местоименное происхождение. Подчеркнем, что более позднее появление -r- (по Э. Бенвенисту) связано с перестройкой индоевропейской падежной системы, направленной на передачу субъектно-объектных отношений.
Подводя итоги, можно предполагать существование в древнейший период и.-е. языков посессивных склонений для всех трех лиц, как это имеет место быть в уральских языках. Гетероклитическое же склонение в древних и.-е. языках и его отголоски в виде склонений родственных слов в одних языках с основой на -r, а в других - на -n (то же самое относится и к чередованию других консонантных основ), по всей видимости, отпочковались от когда-то существовавших и.-е. посессивных склонений. В свою очередь, и.-е. консонантные склонения, обобщившие дейктический элемент, связанный, как в финно-угорских, со 2-м или 3-м лицом, могли выполнять роль определенно-указательных склонений. Эта черта частично сохраняется за формантом -n- и -inl-ein в качестве постпозитивного суффигированного артикля в готском [7, с. 163] и древнескандинавских языках [36, с. 190-193].
Литература
1. Бенвенист Э. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955.
2. Сравнительная грамматика германских языков. Т. 3, М., 1963.
3. Whitney W.D. A Sanskrit grammar. Leipzig, 1889, XXVI.
4. Туманян Э.Г. Древнеармянский язык. М.: Наука, 1971.
5. Sturtevant E.H. A Comparative Grammar of the Hittite Language, Philadelphia, 1933.
6. Десницкая А.В. Вопросы изучения родства индоевропейских языков. М.-Л., 1955.
7. Осипова О.А. Функциональная вариативность древнегерманских консонантных основообразующих формантов // Языки мира. Проблемы языковой вариативности. М., 1990.
8. Осипова О.А. О возможном формировании индоевропейской падежной системы // Язык: теория, история, типология. М., 2000.
9. Осипова О.А. Следы классного и активного строения имени в древних индоевропейских языках // Теоретические аспекты лингвистических исследований. Новосибирск, 1984.
10. Осипова О.А. О двойственной природе индоевропейских основообразующих формантов // Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках. Томск, 1988.
11. Осипова О.А. Одно из обоснований местоименных истоков индоевропейской падежной системы // Актуальные вопросы лингвистики и лингводидактики. Тюмень, 1997.
12. Specht F. Ursprung der indogermanischen Deklination. Göttingen, 1947.
13. Гухман М.М. Конструкции с дательным-винительным лица и проблема эргативного прошлого индоевропейских языков // Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. Л., 1967.
14. Гухман М.М. Приемы сравнительно-исторического изучения словоизменения // Вопросы методики сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков. М., 1956.
15. Гухман М.М. Историческая типология и проблема диахронических констант. М., 1981.
16. Климов Г.А. Типология языков активного строя. М., 1977.
17. Тронский И.М. О дономинативном прошлом индоевропейских языков // Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. Л., 1967.
18. Савченко А.Н. Эргативная конструкция в предложениях в праиндоевропейском языке // Там же.
19. Бенвенист Э. К анализу падежных функций: Латинский генитив // Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.
20. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930, XXVIII.
21. Осипова О.А. Типология как один из методов лингвистической реконструкции // Тез. 36 Междунар. конф. Лингвистического общества Европы, 2003.
22. Ossipova Olga. The Possiobility of the Existence of Possessive Declensions in Ancient Indo-European // Lingua Posnaniensis, v. XLIV, 2002.
23. Евсевьев М.Е. Основы мордовской грамматики. Эрзянь грамматика. М., 1931.
24. Феоктистов А.П. Мокшанский язык // Языки народов СССР. Финно-угорские и самодийские языки. Т. 3. М., 1966.
25. Лыткин В.И. Коми-пермяцкий язык // Там же.
26. Зубов А. Основы грамматики пермского наречия языка коми. М., 1931.
27. Жилина Т.И., Бараканов Г.Г. Присыктывкарский диалект и коми литературный язык. М., 1971.
28. Осипова О. А. Типология как один из методов лингвистической реконструкции // Сравнительно-исторические и типологические исследования языка и культуры: проблемы и перспективы. Т. 2, Томск, 2004.
29. Decsy Gyula. The Uralic Protolanguage: A Comparative Reconstruction. Eurolingua, Dloomington, Indiana, 1990.
30. Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике. М., 1979.
31. Серебренников Б.А. К проблеме происхождения притяжательных суффиксов в тюркских и уральских языках // Фонетика. Фонология. Грамматика: К семидесятилетию А.А. Реформатского. М., 1971.
32. Шеворошкин В.В. К истории индоевропейского генитива // Вопросы языкознания, № 6, 1957.
33. Джаукян Г.Б. Очерки по истории дописьменного периода армянского языка. Ереван, 1967.
34. Brugmann K. Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen. Strassburg: Karl J. Trübner, 1892, Bd. 2, XIV, 1438 S.
35. Льюис Г., Педнрсен Х. Сравнительная грамматика кельтских языков. М., 1954.
36. Стеблин-Каменский М.И. Древнеисландский язык. М., 1955.
Принятые сокращения
Языки: и.-е. - индоевропейские, гот. - готский, греч. - греческий, др.-инд. - древнеиндийский, двн. - древневерхненемецкий, лат. - латинский, скр. -санскрит; грамматические пометы: вин. - вини-
тельный, дат. - дательный, им. - именительный, мн. ч. - множественное число, л. - лицо, п. - падеж, род. - родительный, пр. вр. - прошедшее время, ср. р. - средний род.