В.П. АБРАМЕНКО СРЕДИННЫЙ ПУТЬ —
НРАВСТВЕННЫЙ ГИМН КОНФУЦИАНСТВА
В соответствии с критерием текстовой документальности в статье представлен поэтический перевод на русский язык нескольких чжанов древнекитайского трактата «Чжун юн», входящего в состав конфуцианского «Четверокнижия» («Сы шу»). Поэтический текст публикации предваряют замечания, где уделено внимание определению «философской поэзии» как специфического жанра в рамках умозрительных ландшафтов древней китайской мысли.
Ключевые слова: конфуцианство, срединный путь, философская поэзия, нравственные категории
О! Шунь! Преемство власти, — молвил Яо, — Ниспосланное Небом, пало на тебя, Держись в том середины, следуй Дао Тогда от упущений оградишь себя!
Лунь юй XX, 1
Эстетика литературного произведения определяется его жанром. Если задаться вопросом о существовании философской поэзии как отдельного жанра письменной традиции, то он, несомненно, уже утвердился в литературе. В основу этого жанра закладываются идеи-обобщения: соединяя микро- и макрокосмос, они выражают в художественных образах поэтическую модель мира с ее аллюзиями, афористичностью, параллелизмом между явлениями природы и душевными переживаниями человека.
Содержание текста и его жанр особенно тесно связаны в философской поэзии. Сама поэтическая форма слова, обладая ритмической энергией и эмоциональной окраской, позволяет по-новому понимать смысловые оттенки текста, выявлять в нем ранее упущенные нюансы. Имеются довольно веские основания относить, к примеру, такой древнекитайский трактат, как «Лунь юй», к философской поэзии1. И хотя жанровые характеристики этого трактата гораздо шире, все же отнюдь не случайно проф. А.Е. Лукьянов назвал его «поэзией конфуцианства», несущего в себе и ритуал, и музыку, и архитектонику китайского философского космоса.
В «Лунь юе» простое слово Учителя, уложенное в поэтическую строку, заглядывает в самые сокровенные уголки людских сердец. Именно в этом сила магии ритмического стиха, где семантически нейтральные в обычном языковом использовании грани слова наполняются новыми смыслообразующими признаками и воспринимаются как некое откровение. Трактат «Чжун юн», приписываемый традицией Цзы Сы (ок. 483—402 до н.э.) — внуку Конфуция, входит в состав классического конфуцианского четверокнижия («Сы шу»). Если оценивать «Чжун юн» по тем же критериям, что и «Лунь юй», то ему тоже можно дать жанровую характеристику, именуемую философской поэзией. Как и «Лунь юй», «Чжун юн» поет голосом просветленной культуры, умещая в себе и музыку, и ритуал, и стихи, т.е. поэзию. Конкретизируя, дополняя и развивая идеи «Лунь юя», трактат «Чжун юн» фокусирует основные постулаты цивилизации Поднебесной и обретает черты ее нравственного гимна. Здесь задаются моральные горизонты китайского духа, его интеллектуальные ценности и здесь же, повинуясь искренности Великого Учителя, неминуемо пересекаются пути философии и поэзии.
В «Чжун юне» встречается немало мест с зарифмованным текстом, разложенным в поэтические ряды. Ряд задает порядок, ритм, если хотите, узор, обладающий духовностью изначально (китайская древность считала духовным первопорядком сам космос, рожденный из хаоса). Ритмика, используя язык поэзии, прорывается на уровень философии и становится способом ее бытия и неиссякаемым источником полифонии смыслов.
1 См.: Беседы и суждения «Лунь юй» / науч. пер. А.Е. Лукьянова; поэт. переложение В.П. Абраменко. М.: ИД «ФОРУМ», 2011. 404 с.
Философия и поэзия, покинув свои языковые берега, вместе отправляются на поиски сокрытых сущностей. В таком совместном путешествии присутствует, можно даже сказать, некая правомерная ревность философии к поэзии: последняя может являть все содержание, добытое философией, однако поэзия, вовлекая слово в свое ритмическое пространство, способна и улавливать недосягаемые для философии новые семантические слои текста, рождая мысли-образы, мысли-полотна.
В этом состоит одна из важнейших особенностей философской поэзии как средства проникновения в сокровенный смысл подлинного, в глубинные основы (Дао) всех вещей:
Я взгляд свой поднимаю на него, Оно все выше и неуловимей, Пытаюсь вглубь проникнуть, но оно Таит себя за лабиринтом линий.
Лунь юй VI, 27
Философской поэзии достаточно лишь «шепнуть о том, пред чем язык немеет» (А.А. Фет), чтобы приблизиться ко многим таинствам, она преподносит идею в переживании, через художественный образ:
Я так бы Поднебесной управлял, Как будто мироздание познал, Как будто круг времён изведал весь, Как будто Поднебесная вот здесь! В лукавом взгляде промелькнул огонь, И указал он на свою ладонь.
Лунь юй III, 11
Для философской поэзии нет мелкого, пустякового и никчемного, она воспевает природу как живое существо, как равное человеку творение:
Так бывает, пробивается росток, Но на нём не распускается цветок, А порой росток в цветеньи превосходен, Всеми красками цветёт он, но бесплоден.
Лунь юй IX, 22
Китайский мудрец стремился не только унаследовать духовные принципы мироздания: он изменял сообразно им повседневную жизнь Поднебесной.
Вот почему в трактате «Чжун юн» философия и поэзия, сообща решая просветительскую задачу нравственного самосовершенствования человека, выдвигают в качестве его идеала благородного мужа (цзюнь-цзы), который центрирует природное и человеческое окружение.
Поэтический перевод «Чжун юна» на русский язык сохраняет архе-типическую сущность трактата, высветляя понимание таких важных нравственных категорий, как долг, искренность, человеколюбие, добродетель и доверие. Приведенные в данной статье чжаны взяты из полного поэтического перевода «Чжун юна», изданного отдельной книгой2.
Чжан I
Судьба небесная природу даровала, Природе следовать — зовётся это Дао, В нём совершенствовать себя, расти — ученье, Нельзя покинуть Дао даже на мгновенье, А то, с чем можно распрощаться хоть на миг, Совсем не Дао и иной имеет лик.
Вот почему страшится цзюньцзы бездны — там Мгла беспросветная с бездоньем пополам. Вот почему все страхи в нём обострены, Когда стоит он над безмолвьем тишины.
Незримо в тайном ничего, и неизменно Беззвучья тишь царит в тончайше-сокровенном. Вот почему трепещет цзюньцзы всей душою, Когда один он на один с самим собою.
Когда веселье с гневом в связке неразрывной С печалью, радостью — зовут их серединой. Когда ритмично с серединой расстаются — В таком ладу они гармонией зовутся.
2 См.: «Чжун юн» («Следование середине») / поэтический перевод В.П. Абра-менко. М.: ИДВ РАН, 2017.
Средина есть Великий корень Поднебесной, И у гармонии есть свой узор словесный — Всепроникающее Дао Поднебесной!
Итак... средина и гармония явились, Земля и Небо тут же самовоплотились И, животворное дыхание даря, Вещам врата разверзли в лоно бытия.
Чжан IV
Молвил Учитель: «Ответствует сердце уму — Не претворяется Дао и вот почему: Перебирает в учении Дао знаток, Недобирает невежа — ученье не впрок.
Знаю, поскольку я сердцем свой разум учу, Не понимается Дао и вот почему: Перебирает в учении Дао мудрец, Недобирает в учении Дао глупец.
Здесь никого пред другими нельзя предпочесть: Не отыскать таковых, кто б ни пил и ни ел, Но лишь по пальцам руки можно тех перечесть, Кто, не хвалясь бы напрасно, постичь вкус сумел».
Чжан XI
Учитель сказал:
Передвигаться тайными путями, Проникнуть в сокровенного секрет, Чтоб слава о тебе жила веками — Такого у меня и в мыслях нет.
Муж благородный шествует по Дао, На полпути сойти? Взрастить брюзгу, Сказав себе, что сил осталось мало? — Такого допустить я не могу.
Муж благородный следует средине, Скрывается от суеты мирской, Никем не знаем он, никем не виден, Но грусти от того в нём никакой. Не всякому таким быть суждено — То совершенномудрому дано.
Чжан XIII
Учитель сказал:
«Когда по Дао действуешь, иди его путём, От меры человеческой не стой особняком, А отойдёшь — поплатишься, придётся скорбь испить: Не преуспеешь — не сумеешь Дао претворить. В каноне «Ши», хранящем мудрость, сказано о том:
Чтоб топорище вырубить, махая топором, Должно быть под рукою то, что служит образцом .
Коль топорище вырубать, используя топор, И не на образец, а мимо, устремлять свой взор, От меры значит отходить, всё больше «удаляться», Для «отдалённого» не будет Дао претворяться.
И потому муж благородный — так идёт от века — Посредством человеческого правит человека. Исправив лишь, вложив в него служения закон, После того и остановку может сделать он. Великодушие к низам и преданность верхам Недалеко стоят от Дао — видно по делам».
Чего себе бы не желал — не возжелай другим. Четыре важных принципа у Дао цзюньцзы чтим, Для Цю из них нет таковых, что был бы одолим:
Служить отцу и так служить, как это должен сын — Могу сказать, пока на это не способен Цю.
3 Ши цзин. Вырубают топорище (I, XV, 5).
Как подданному долг велит, лишь так служить царю — Могу сказать, пока на это не способен Цю. Так брату старшему служить, как должен младший брат — Могу сказать, пока у Цю в таких делах разлад. Проверить прежде на себе, что требуешь с друзей, Пока что не способен Цю идти дорогой сей.
Коль в добродетельном поступке высмотришь изъян, Не осуждай его... порой бываешь сам не прям. Коль в добродетели своей излишек дать посмел, Не полагай, что ты исчерпал благости предел. Дал слово — в дело претвори, то правило не рушь, Как может быть не твёрдым в этом благородный муж?!
Чжан XIV
Свой статус цзюньцзы не роняет, вымеряет шаг, Не примыкает ни к кому, не тужит об утратах, В кругу богатых и вельмож он поступает так, Как надлежит себя вести средь знатных и богатых.
Средь худородных4 находясь, он поступает так, Как следует вести себя средь бедных, худородных, А попадая к варварам — в края, где он чужак, Как должно он ведёт себя средь них и им подобных.
Среди бедующих людей он так себя ведёт,
Как надлежит себя вести средь них, нужду познавших.
В какой бы цзюньцзы ни попал судьбы водоворот,
Он не пойдёт путём кривых5 — мораль и долг поправших.
Когда высокий пост ему судьба кладёт у ног, Не помыкает цзюньцзы теми, кто по рангу ниже, Не просит помощи верхов, коль должностью обижен, Не взыскивает он с других, к своей особе строг.
4 Худородный — человек незнатного происхождения.
5 Кривой — безнравственный человек.
Враждебность, злоба не доходят до его дверей,
Не сетует на Небо он и не винит людей.
Таков уж благородный муж, он мудрый от рожденья,
В словах правдив, в поступках скромен, ждёт Небес веленья.
Ничтожный — опрометчив, и ему всё нипочём:
«Хоть лёд трещит — авось, пройду не прямо, так бочком».
Сказал Учитель: «В благородном — то письмён порука — Возможно нечто отыскать, что есть в стрельбе из лука: Коль попадает он стрелой не в яблочко мишени, Винит себя он одного, что сам несовершенен».
Чжан XVI
Учитель сказал:
Душа и дух — вершина Добродетели, Всё ими полно, всё! Всецарствованье двух! Во мраке смотришь ли на них, при свете ли, Не видишь их, не слышишь их — и слеп, и глух.
Им форму вещную пытаешься придать, Но безуспешно — не расширить их, не сжать. Они людей склоняют предков почитать: Готовить к сроку жертвенное просо, Чтоб не смотрели с Неба предки косо; Наряды надевать и без попранья Вершить, как должно, предкам воздаянья.
Душа и дух то там — под Небесами, Витают будто бы над головами, То рядышком ступают величаво, И слева будто бы они, и справа.
В каноне «Ши» такие строки есть:
Светлые духи бывают в палатах земных, Ты ж, не предвидя, что явятся духи сюда, Разве не вызовешь тем отвращение в них!?6
6 Ши цзин. Груша (III, III, II).
А это по преданьям достославным Точь-в-точь тому равно, что в середине быть: Меж тем, что «тайное всё ж станет явным», И тем, что «искреннее невозможно скрыть».
Чжан XX
Ай-гун спросил о сути принципов правленья. Учитель: «Выложить могу для обозренья Дела Вэнь-вана и У-вана, их веленья.
Все начинанья ванов ясны, совершенны, Искусно выверены, как изгибы лука, Мудры их принципы правления, нетленны — Они начертаны на планках из бамбука.
Коль есть достойные в стране, то беды тают, Законы, принципы правленья процветают. Коль нет достойных, неизбежны упущенья, При недогляде меркнут принципы правленья.
На то оно и человеческое Дао, Чтоб совершенным управленье царством стало. Земное Дао — ритм, гармония движений, Своей энергией питает рост растений. Ведь управление, как тот камыш густой, Что к Небу тянется, сближая высь с водой.
Отсюда следует — искусство управленья Определяется достоинством людей, Так подбирай их по себе, являй терпенье, Себя по Дао совершенствуй, будь прямей.
По жэнь и Дао улучшай, почётный труд, А жэнь есть то, что человеческим зовут. Любовь к другим: не это разве человечность — Её величие в любви к родне растим. Долг — это должное, незыблем он как вечность, Его величье множим тем, что мудрых чтим.
Любовь к родным и почитание достойных — Вот где истоки ритуала, а не в войнах. Коль нет доверия низов к вышестоящим, То править людом — с делом нянчиться пропащим.
Вот потому и почитая, и любя, Муж благородный совершенствует себя, Тем самым близким служит он день изо дня. О близких думая, становится мудрей, В служеньи близким познаётся и народ, А размышляя о познании людей, Он не вредит себе и Небо познаёт.
Пять отношений есть, и в практике совместной Они собой являют Дао Поднебесной, А то, чем в действие приводится оно, В трёх ипостасях мудрецом отражено.
Правитель — подданный, друг — друг, отец и сын, Жена и муж, брат старший — младший брат: вот им, Пяти, что дух людской питают в связке тесной, Дано являть собою Дао Поднебесной.
Блестят три качества строкою полновесной: То доблесть, человеколюбие и знанье, Они и есть основа Дэ — Дэ Поднебесной, А движет им — Одно, Одно — его дыханье.
Такие есть, кто знает это от рожденья, Кто уясняет это через обученье, Кто через трудности — уж так предрешено, И всё, что им даёт познанье, есть Одно.
Есть те, кто следуют за этим без сомнений, Себя от бед оберегая, злоключений. Других зовёт идти за этим алчность мысли: Хотят дом яшмою набить из-за корысти. Есть те, кто следуя за этим, с сердцем спорят, Но всё — Одно, к чему они в конце приходят».
Сказал Учитель, придавая вес словам: «Любовь к учёбе открывает мудрость нам, Путь к человечности — величие труда, А путь к отваге — осознание стыда. И все, понявшие три эти положенья, Идут дорогой совершенства, обновленья.
Кто совершенством овладел, в таком нет фальши, Он может людом управлять, он видит дальше. О том, кто может управлять людьми, слог лестный, Поскольку знает он, как править Поднебесной.
Есть девять принципов, как царством управлять: Свои достоинства растить и шлифовать; Любовь дарить родным и близким, мудрых чтить; Ценить министров, и с прислугой чутким быть; О тех заботиться, кто, как и дети, светел — То люд простой, чей труд тяжёл и неприметен; В делах поддерживать мастеровых людей; Быть с чужеземцами приветливей, добрей И привлекать в свои союзники князей.
И если доблести растить — не распылится Сосуд духовности, и Дао утвердится. И если взращивать любовь к родным — проклятья Не будут сеять меж собой дядья и братья. И если мудрых почитать — спадут с душ путы, В пределах четырёх морей утихнут смуты.
Министров если почитать, уйдёт шумиха, Теснить не будет дел чреду неразбериха. Ежели искренним быть к слугам, должным рвеньем Они ответят — ритуальным уваженьем.
Коль люд любить, не лицемеря ни на йоту, И как о детях проявлять о нём заботу, То без печалей, в счастье тысячи веков Жить будут все сто человеческих родов.
Коль приглашать мастеровых, то не в упадке Хозяйства будут, а при них — народ в достатке. И коль не хлещет чужеземцев лютый кнут, К тебе со всех сторон стекаться будет люд.
Коль убедить князей шагать одной стезёй,
Вся Поднебесная склонится пред тобой.
Быть просвещённым, беспристрастным, как судья,
В одежды праздничные облачать себя,
Сверять поступки, каждый шаг свой с ритуалом —
Вот к совершенству путь! Не будь на нём усталым!
Ложь истребляй, будь справедливости радетель, Распутство, деньги презирай, чти добродетель — Так станешь предков приснопамятных достойным, А сердцу радость — будет чистым и спокойным.
Покрыть род славою от севера до юга, Платить сородичам достойно, по заслугам, Их вкусам быть созвучным, помнить их желанья — Тем обретать любовь у близких и признанье.
Растить чиновников, чтоб были в деле быстры, Чины давать — так поощряются министры. Внушать доверие, платить без промедленья — Тем поднимать служилым воодушевленье.
Брать меньше податей, не смаивать работой, Людей тем радовать и не томить заботой. Проверки делать ежедневно, но без рвенья И ежемесячно отслеживать уменье. Хвалить за службу — вот к делам подход толковый, Одобрит это всё народ — люд ремесловый.
Тех провожать, кто в путь отправился далече, И быть готовым с теми, кто приехал, к встрече, Искусность славить их, жалеть их неспособность — Так к чужеземцам проявляют благосклонность.
Нить родословной длить, обуздывать бунтарство И вновь отстраивать разрушенные царства. Давать приёмы своевременно князьям, Дарами жаловать их, славить по трудам И принимать те подношенья, что скромней — Тем достигается доверие князей.
Вот девять правил управленья в назиданье, Для Поднебесной — основанье процветанья. А кто же правилами теми хороводит? — Одно-единое их в действие приводит!
Коль подготовлены заранее дела — То утвердишься, нет — погибнешь в лапах зла. Коль слово выверено и коль речь тверда — То не оступишься, не нанесёшь вреда.
Коль дело выверено загодя, без лени — Всё, что задумал, воплотишь без затруднений. Коль предварительно обдумаешь поступки — В порок не ввергнешься, не тронешься в рассудке.
Коль Дао выверено прежде — ни навет, Ни злые козни не затмят душевный свет. Коль нет доверия к верхам среди низов — Не подчинят народ ни меч, ни пламень слов.
Вот Дао — судит о доверии к властям: Коль нет доверия к друзьям — нет и к верхам. Вот Дао — судит о доверии к друзьям: Коль послушанья нет сородичам, то тает К друзьям доверие, что дружбу разрушает.
Вот Дао — им... смятенье сердца объяснимо, И послушание сородичам в нём зримо: Коль свою искренность отправил ты в изгнанье, То и сородичам не будет послушанья.
Вот Дао — судит, есть ли искренность в тебе: Коль не достигнешь просветления в добре, Не будет искренности и в твоей душе.
А что есть искренность, и в чём её примета? — О ней лишь сказано, что Дао Неба это: Достигнуть искренности по нему от века Считалось корнем жизни — Дао человека.
Таков он искренний — правдивый справедливый, Без размышлений обретает, без усилий, Слит со срединным Дао, в нём он растворён, Великой мудростью отточен, огранён.
Кто Дао Неба выбирает образцом,
Находит искренность, идёт шаг в шаг с добром.
Чтоб сердце к Дао пристрастить, дотошным будьте, Старайтесь Дао изучать, дойти до сути, В него вникайте всякий раз без принуждений, Чтоб добиваться убедительных суждений.
Осуществляйте Дао щедро, одержимо, Путём тем следуйте во всём неутомимо. Не доучил — смотри пытливо, изучай, Сил нет — вперёд шагай, ещё не бездны край. Не докопался, не добрался до корней — Не отступай, ищи ответ, преодолей, И если что-то не додумал до конца, Решай, додумывай, убей в себе глупца.
Не знаешь чёткого сужденья — мысли взвесь, Не прояснил — отринь с уныньем злости смесь. Не воплотил задумку — действуй, продолжай, Не постарался, не доделал — не бросай.
Там, где другой одно усилье тратит, ты — Сто прилагай, твои окупятся труды. Там, где другой осилить может десять нош, Ты в сотни раз свои усилия умножь.
Итак, достойно всё конца, в чём есть начало, В движеньи будь, трудись, тогда постигнешь Дао. Коль глупым был, то станешь умным, дальновидным, Коль слабым был и уязвимым, станешь сильным».
Чжан XXVI
Итак, совершенная искренность: Она неистощимая исконно, А коль неистощима, значит вечна, И если вечна, то и протяжённа, Коль протяжённа, то не скоротечна, А долго-длительная, знать, на все века, Коль долго-длительная, то и широка, Коль широка, щедра, то, значит, высока. Широко-щедрая — на том несёт и вещи, Высоко-светлая — тем покрывает вещи, А долго-вечная — тем созидает вещи. Широкой будучи и щедрой в том числе, Дарует милости, она — чета Земле. Высоко-светлой состоясь, она чиста, Ясна и Небу всемогущему чета.
Как долго-вечная — она необозрима, Непроявляема, но не проходит мимо Любого хаоса — с порядком неделима. Не движется, но вызывает измененья, Хоть недеяет, но она — исток творенья.
О Дао Неба и Земли так рёк поэт:
«Так как в его природе двойственности нет,
То порожденье им вещей непостижимо
[В своём глубинно-скрытом таинстве, вестимо]».
Оно и щедрое, и вечное, широкое,
Оно и светлое, и длинное, высокое.
Взгляни на Небо — лишь сияние огней, Но если взять его в развёрнутости всей — В нём умещаются и Солнце, и Луна, Узоры ярких звёзд, таящих письмена. Ничто от Неба и никто не ускользает, Весь мир вещей оно собою покрывает.
Из уймы щепотей она — на Землю глянь,
Но если взять её как есть — во всём объёме,
Она и горы держит — скажем, Хуашань,
Не зная тяжести, вмещает водоёмы,
Моря и реки, но не впитывает их,
Весь мир вещей несёт, в ней вдоволь сил земных.
Взгляни на гору — масса камушков она, Но если взять её как есть — во всём объёме, На ней трава цветёт, растут бамбук, сосна, И звери с птицами живут; на горном склоне Сверкают грани самоцветов. Вот река — Воды в ней... тыща тыщ объёмов черпака, Но там, в глубинах, обитают рыбы-пилы И черепахи, и драконы, крокодилы, Под толщей вод мир по-особому устроен, В подводном царстве много водится диковин.
В каноне «Ши» об этом сказано:
Судьба подвластна Небу, живёт в бездонных высях, Она неистощима в величии своём7. Как видно, сказано о том: знай, кто б ты не был, Нет выше Неба ничего, есть только Небо.
В каноне «Ши» здесь же говорится:
Сияет добродетель Царя в душе и мыслях, Чистейшей сути доблесть Вэнь-вана воспоём!
7 Ши цзин. Судьба небесная (IV, I, II).
Слова прозрачные, как Небо в ясный день — Вэнь-ван премудрый сам собой являет вэнь. Прекрасно Дэ его, как кроны шелковиц, Вдаль простирается, не ведая границ.
Чжан XXVII
О, как совершенно премудрого Дао! Растит, нянчит вещи, стремится туда, Где Неба пределы, оно Величаво И делится щедро плодами труда!
Оно состоит из трёхсот церемоний, В трёх тысячах правил хранит этикет, Оно ждёт таких, кто добрей и достойней, И только потом льёт живительный свет.
Поэтому молвится обыкновенно: «Коль нет средь людей тех, чьё Дэ совершенно, Коль Дэ совершенного в душах не стало, Не сбудется и совершенное Дао».
Природу Дэ чтит потому благородный, Идёт путём Дао — звездой путеводной — До края широкого и величайшего, До дна истощает заветно-тончайшее, Пределы высокого им покоримы, Идёт путём-Дао, путём середины.
Он тайны читает, причины вскрывает И искренность в каждом поступке являет, В сердечности, честности славу снискал, И тем возвышает и чтит ритуал.
Поэтому, если судьбой вознесён Наверх — ко двору — то не хвастает он. Коль ранг невысокий ему уготован, То он не бунтует ни жестом, ни словом.
Коль есть в царстве Дао, ни много ни мало — Он в меру речёт, чтоб страна процветала. Коль нет в царстве Дао — молчит он в той мере, В которой бы был след несчастий затерян.
Об этом же ровно канон «Ши» вещает:
Он был умён, дыханьем добрых сил согрет, Того хватало и себя спасать от бед8.
Кто мудр, зло осадит, как мутную взвесь, Сиречь — не о том же ли мысли и здесь?
Чжан XXVIII
Учитель сказал:
Глупец полагается лишь на себя, А подлый таков — сам себе голова, Не чтит Дао древних, родившийся ныне: К нему липнут беды по этой причине.
Не Сын Неба в таинства не посвящён — И он не силён в начертаньи письмён, Не вносит он и в ритуал изменений И не утверждает уклады правлений.
Повозки во всей Поднебесной сравни — Имеют одну ширину колеи. Довлеет единая письменность ныне, Моральные принципы тоже едины.
Пусть даже воссядешь на трон Сына Неба, Но если твоя Добродетель слабей, Чем Дэ Сына Неба, творить, где бы не был, Ни музыку, ни ритуалы не смей.
Пусть даже твоя Добродетель блистает, Но если не смог власть Верховную взять,
8 Ши цзин. Род людской (Ш, III, VI).
Не смей ритуалы творить — Небо знает — И музыку тоже не смей создавать.
Учитель сказал9:
Я мог бы вынести сужденье о ритуале дома Ся,
Но недостаточно свидетельств нашлось в Ци царстве для меня.
Я изучаю ритуалы, что дому Инь принадлежат,
Не все — лишь те, что в Сун остались, и их свидетельства хранят.
Я изучаю ритуалы, что ныне существуют в Чжоу,
Им твёрдо следую сегодня, вбирая сердцем их основу.
Чжан XXIX
Кто в Поднебесной принял власть, воссев на трон, Есть два завета для него с былых времён. Те, кто их помнит на пути своих свершений, Гораздо меньше допускают упущений.
Гласит один из них: «Бывает иногда, Что не востребована в царстве доброта, Коль спроса нет, мертва и вера — духа плод, Народ за тем, во что не верит, не пойдёт».
Гласит второй «Порой случись — то как беда — Без почитанья остаётся доброта, Без почитанья нет и веры, а народ, За тем, во что угасла вера, не пойдёт».
Вот почему муж благородный Дао чтит, Он Дао пестует в себе, его хранит И подтверждение ему всегда находит Средь тех, кто сметкою богат — в простом народе.
Он Дао учится, лукавство отдаля: Три Вана в деле том — его Учителя. Крепит он Дао между Небом и Землёй
9 Лунь юй (III, IX).
И споры с ним всегда обходит стороной. Взывает к духу и душе, вникая в суть Секретов Дао, чтоб сомненья оттолкнуть. Он ожидает, не тревожась, без смятений — Придёт Премудрый через сотню поколений!
Взывать к душе и духу, пряча тень сомнений — Познанье Неба это, путь преодолений. Ждать через сотню поколений без тревог Приход Премудрого — усердия исток Для постиженья человека... длинен срок.
Вот почему, что благородный делал, стало На веки вечные для Поднебесной Дао; Как благородный поступал, то прямиком Для Поднебесной становилось образцом; И слово каждое, что молвил благородный, Для Поднебесной становилось тут же нормой. Кто далеко был, встречи с цзюньцзы дожидались, Кто близко — им без пресыщенья наслаждались.
О том же сказано в каноне «Ши»:
Там к ним никто не питает ни зла, ни вражды, Здесь не наскучат они, не накличут беды. Почестей им пожелаем в стараньях своих, Впредь — доброй славы и милости духов святых10!
Чтоб благородный был другим — так не бывало, Ему в веках в Стране сопутствовала слава!
Чжан XXX
И Яо, и Шуня заветам Чжунни был повинен, Законы Вэнь-вана с У-ваном он чтил как святыни. Вверху брал времён круговой нескончаемый бег, Внизу подражал естеству почв родящих... и рек.
10 Ши цзин. Величавы белые цапли (IV, II, 3).
Равняясь на Землю, её величавую стать, Которая может нести всё и всё поддержать; Равняясь на Небо, хранящее высший закон, Которое всё покрывает собой без препон; Равняясь на Лето и Осень, на Зиму с Весной, Которые неумолимо идут чередой; Равняясь на Солнце с Луной, чьё сиянье нетленно, Которые с тьмою сражаются попеременно — Все вещи лелеются, пользой своей согреваясь, И шествуют рядом по Дао-пути, не толкаясь.
В Дэ малом текут непрерывно широкой рекой, В большом Дэ всё время меняются, чужд им покой — И тем создаётся величие Неба с Землёй!
Чжан XXXI
Есть в Поднебесной человек: его призванье — Быть совершенномудрым, таинства хранящим, Кто может ум такой иметь, такие знанья, Которых хватит для того, чтоб быть всезрящим;
Кому размах и мягкость могут быть послушны, Которых хватит, чтобы быть великодушным; Кто может силой обладать, упорством славным, Которых хватит для того, чтоб быть державным;
Кто может взыскивать, быть в деле справедливым, Чего достаточно, чтоб быть особо чтимым; Кто может дать совет как старцам, так и юным, Чего достаточно, чтоб быть благоразумным.
Необозримый и бездонный — это он Ввивает жизнь свою в круговорот времён. Он необъятен словно Небо и глубинен, Бездонен он, подобен тем земной пучине.
Приходит он, и все склоняются в почтеньи, Он скажет — верят, ступит — все без исключенья
Полны веселья, потому за ним лавиной И слава катится по всей стране Срединной, До мань и мо доходит песнею былинной.
Куда бы лодки ни везли и колесницы, В какую даль ни направлялись бы возницы, Что ни несла бы на себе Земля, и что бы Ни покрывало Небо — воды ли, чащобы, И что бы Солнце и Луна ни освещали, И где бы иней и роса ни выпадали — Везде, везде, где кровь жива и есть дыханье, Все как один ему являют почитанье.
Любовь людская для него — на все лета, О нём и молвят: «Небесам чета!»
11 Мань Й — некитайские племена, варвары; южные соседи древних китайцев.
12 Мо Ш — некитайские племена, варвары; северные соседи древних китайцев.