CC BY
0ЧАСТЬ II. ПЕРЕВОДЫ И ОБЗОРЫ
В.П. АБРАМЕНКО
«НЕТ ЛУЧШЕГО —
УЧИТЬ ПОСРЕДСТВОМ СЯО»1
В статье приведены поэтические переводы глав из древнекитайского трактата «Сяо цзин», не вошедшие в сборник «Человек и культура Востока. Исследования переводы. 2017—2018». Анализируется феномен «философской поэзии», являющейся частью культурного универсума древнекитайской мысли.
Ключевые слова: конфуцианство, канон, сыновняя почтительность, философская поэзия.
«Сяо цзин» (ФШ «Канон сыновней почтительности»)— литературный памятник китайской философской мысли, одно из канонических произведений конфуцианства. Окончательно его текст мог быть оформлен в III в. до н.э. [1]. В «Шу цзине» (ШШ «Канон [исторических, документальных] писаний») чжоуский князь Чжоу-гун использует понятие сяо в качестве определения одного из непременных свойств человека. Трактат «Мо-цзы» интерпретирует сяо как доставление «пользы/выгоды» исключительно старшим родственникам. В даосском трактате «Тай пин цзин» (^^Ш «Канон Великого Спокойствия») человек объявляется непочтительным сыном, если он отстраняется от служения природе и гармонии с ней.
Иероглиф сяо ф часто встречается в надписях на бронзовых сосудах эпохи Чжоу, где им мог обозначаться почётный титул предка. Культ предков уже начиная с династии Шан был важной составной частью
1 Канон «Сяо цзин», чжан 12.
религиозных представлений китайцев. Ритуально его соблюдение состояло в служении на алтарях клана, что обеспечивало благосостояние живущих и покой мёртвых. Преемственность такого служения являлась символом безопасности клана. Считалось, что нарушение преемственности грозит большой бедой, поэтому символическое обслуживание алтарей покорённых кланов сохранялось их соперниками.
С развитием философии понятие сяо переросло в абстрактную категорию, некий моральный императив. Конфуций, как и его последователи, избегали обсуждения религиозной и метафизической составляющих культа предков, не рассуждали о загробной жизни. В каноне «Лунь юй» Учитель2 поясняет:
Цзи Лу внимал Учителю — не слухам:
— Хочу понять, в чём суть служенья духам?
Учитель рёк: «Когда ещё прозреем?
Служить-то людям толком не умеем,
Как можем духов службой освящать?!».
Цзы Лу спросил Учителя опять:
— Что значит смерть, осмелюсь Вас спросить?
Сказал Учитель: «Тайну не раскрыть.
Что жизнь такое, не смогли понять
Откуда же о смерти можем знать?».
[2, с. 241]
Однако погребальная церемония для умерших родителей являлась неотъемлемой частью нормы сяо, и её выполнение рассматривалось прежде всего как наставление здравствующим. Предполагается, что Конфуций переформулировал понятие сяо, наполнив его новым содержанием на уровне личностных отношений в семье, и гармонизировал это понятие с государственной идеологией:
Учитель напоминал:
— Я молодёжь прошу не забывать:
Сыновнее почтенье соблюдать
В кругу семьи, а за стенами дома
Чтить старших — это аксиома;
Правдивыми, внимательными быть
И безгранично свой народ любить;
2 Учитель — Конфуций, настоящее имя Кун-Цю второе имя Чжунни ФФМ.
Сближаться с теми, кто добру открыт, Кто человеколюбие хранит; Коль силы остаются, их отдать На труд души — культуру изучать.
[2, с. 39]
Для конфуцианства символ сяо имеет глубокий практический смысл, заключающийся в максиме: служить родителям согласно установлениям ритуала (Ш ли)3, хоронить их согласно установлениям ли и подносить им по велениям ритуала жертвы после их смерти:
Учитель ответил: «Не так уж и мало, Родители живы — не требуй похвал, Служи им, чтоб радость их жизнь наполняла, Умрут — схорони, как велит ритуал. И жертвы носи им по правилам тоже, Храни ритуал, соблюдай его строже».
[2, с. 51—52]
Тем самым культ предков имеет всеобъемлющее социальное значение: добродетельный сын — от простолюдина до императора — посвящает свою жизнь служению родителям при их жизни и после их смерти. Забота об отце и матери, почитание их — неотъемлемый атрибут сыновней почтительности:
Цзы Ю для того, чтоб развеять сомненье, Спросил у Чжунни о сыновнем почтеньи. — Об этом сегодня так могут сказать: Умение мать и отца содержать. Однако взять, скажем, овец, лошадей, Их тоже содержат немало людей. Но если не чтили бы мать и отца, То чем бы от них отличалась овца? — Ответил Чжунни.
[2, с. 53]
3 Ритуал — одна из ключевых категорий китайской философии, главным образом конфуцианства. Ли — это нормы поведения, без которых, по Конфуцию, нет благородного мужа — Ш? цзюнъ-цзы, а значит и человеколюбия, учтивости, уравновешенности. По мнению Учителя, благородный муж, наделённый отвагой, но не действующий в соответствии с долгом, может стать мятежником.
Почтительный сын до конца своих дней обязан угождать родителям, прислуживать им, быть готовым на всё ради их блага и здоровья, чтить их при любых обстоятельствах. Даже если отец недобродетелен, почтительному сыну следует лишь увещевать родителя, просить его отказаться от неблаговидных поступков. О таком положении вещей свидетельствует канон «Лунь юй»: прямота и честность состоит не в том, чтобы совершить предательство по отношению к отцу, а в том, чтобы прикрыть его, даже если он «украл барана»:
Шэ-гун в беседе с Конфуцием сказал: — Правдивый парень в дане4 был моём, Конфуз произошёл с его с отцом: Отец украл барана, парень сам — Не принуждал никто — донёс властям. На то Конфуций рёк: «В моём же дане Правдивые на ваших не похожи, Они бы об украденном баране Не думали, что он отца дороже. Отец и сын друг друга прикрывают, Взаимно от невзгод оберегают. Так в дане понимают справедливость, И в этом заключается правдивость».
[2, с. 295]
Вместе с тем следует учитывать, что сяо не подразумевает слепого подчинения старшим и механического выполнения всех их прихотей. Текст «Сяо цзин» допускает, что сыновняя критика, направленная на выявление и устранение отцовских недостатков, составляет норму сяо, также как и чиновничий протест, представленный правителю во благо страны (см. в данном сборнике гл. XV «Увещевать и...»):
А если вырастил отец такого сына,
Который держится в поступках середины
И говорит отцу в лицо, губ не слюнявя,
О недоглядах, ничего не поубавя,
Тогда отцу и слово сына — добрый знак:
Не отступает он от долга ни на шаг.
Вот почему, когда поступки с долгом в ссоре,
4 Дан — одна из форм древнекитайской общины.
Обязан сын не устыдиться в разговоре Упомянуть отцу о промахах отцовых; Чиновник должен замечать в делах царёвых Все упущения, не затенять их хмарью Да сообщать об оных быстро государю.
Ранее в предисловии книги [2], где опубликован поэтический перевод канона «Лунь юй», отмечалось, что конфуцианство рождалось из модифицированных форм родовой мифологии, обладающей поэтическим стилем изначально. Видоизменение мифопоэтического стиля в философско-поэтический является закономерностью для всей первой философии. Определяющей характеристикой последнего было его композиционное совершенство — узорчатость. Именно изящные (узорчатые) письменные тексты обозначались в Китае приблизительно с первого века н.э. иероглифом ^ вэнъ. В понятие вэнъ была изначально заложена идея космоса, как упорядоченного гармонического целого. Словесный узор является отражением вселенских узоров — картины звёздного неба. Это понимание изобретения первых письменных знаков существует в легенде о триграммах, представляющих собой комбинации из трёх черт (прерывистых и непрерывных), через которые их создатель — божество Фу Си5 — хотел передать координаты мира и природные сущности в их взаимодействии. Триграммы широко использовались в процессах гадательных практик. В своё время автор данной статьи комбинациям черт посвятил стихотворение [3, с. 43—44]:
Мысль в изречённом слове ложна, Кто знает, тот не говорит, Безмолвный символ непреложно Клубок вселенских тайн хранит.
Язык простейшего узора Неисчерпаемо богат, Не скрыть от пристального взора Бинарной азбуки набат.
5 Фу Си — мифический персонаж, считается первым правителем Поднебесной и изобретателем восьми триграмм, музыки, шелководства, рыболовства, рецептов приготовления пищи.
Сонм слов расплывчат, очень зыбок, И первопредок себя сам, Чтоб уберечься от ошибок, Обвил спиралями триграмм.
Словесной проповеди места В исходной матрице триграмм Не отыскать: штрихом маэстро Здесь возведён духовный Храм.
Черта, ещё одна с разрывом Вершат узоры цянъ, кунъ, ли6, Вплетаясь строчечным извивом В круг Неба и квадрат Земли.
Попарно сходятся триграммы, Делясь энергией полей, И порождают гексаграммы, Удваивая мир вещей.
Графическая форма Дао, Усилий разума метель, Внутри «квадратного овала» Двоичных чисел карусель.
Без афоризмов, наслоений Она по-мудрому проста: «Нить перемен», вязь просветлений, Узор на полотне холста.
Тропинка к первородной сути, К первоистокам бытия, Спрессованный в одной минуте Столетий бег — в стежках шитья.
6 Цянъ — триграмма, представляющая собой три сплошные линии, символизирует Небо, власть, энергию ян, мужское начало; кунъ — триграмма, состоящая из трёх прерывистых линий, символизирует Землю, связана с тёмной энергией инъ — женским началом; ли — триграмма, образована одной прерывистой линией инъ и двумя сплошными линями ян сверху и снизу, символизирует огонь.
Вот прагматическая книга И для вельможи и раба: Вопрос — ответ, мертва интрига, И предначертана судьба.
Древний трактат вещает: «Если слова не будут располагаться в узоре, то они не смогут распространяться» [4]. А поскольку стихотворный текст является одним из самых организованных, внешне упорядоченных видов «словесного узора», то поэтический стиль с неизбежностью стал доминирующим на шкале изящной словесности.
Поэтический перевод канона «Сяо цзин», включающего в себя строки из стихов «Ши цзина» [5], проникает в сферу поэзии по тому же самому пути, что и поэтические переводы «Лунь юя», «Чжун юна» и «Сань цзы цзина» [6, 7]. Все эти каноны говорят языком просветлённой культуры, впитывая в себя и музыку, и ритуал, и стихи, т.е. поэзию. Такую поэзию можно назвать философской, хотя термин «философская поэзия» несёт в себе некоторую долю условности, поскольку. в нём отсутствует раз и навсегда заданная определённость.
Если обратиться к истории термина «философская поэзия», то его ввели в русскую общественную мысль (начало 20-х гг. XIX в.) приверженцы немецкой идеалистической философии «любомудры» (И.В. Киреевский, Д.В. Веневитинов и др.) в ходе своих философско-эстетических исканий [8]. Следуя за немецким романтизмом, «любомудры» предприняли попытку теоретически обосновать необходимость объединения философии с поэзией, которое они называли «созвучием ума и сердца», «музыкой мыслей и чувств». Для «любомудров» поэзия была формой выражения их философских воззрений, позволяющая не упускать из духовного багажа богатства феноменального мира явлений. Как писал С.Л. Франк [9], поэзия связана с философией «глубоко и интимно».
Освящённая традицией для литературы тема «человек и природа» видоизменяется в философской поэзии в более объёмистую: «человек и космос». Интерес к месту человека во Вселенной связан с его неудовлетворённостью обыденным, земным существованием, с извечным стремлением постигнуть тайное неразрывное единство человечества с космосом:
Я человек, я посредине мира, За мною — мириады инфузорий, Передо мною мириады звёзд. Я между ними лёг во весь свой рост —
Два берега связующие море, Два космоса соединивший мост.
А. Тарковский «Посредине мира»
В категориях космического порядка воспринимается природа большим художником-мыслителем Ф. Тютчевым. Космос — Человек — Земля — одно целое, проникнутое божественным духом, ощущением родственной безграничности души и Неба:
Небесный свод, горящий славой звёздной, Таинственно глядит из глубины, — И мы плывём, пылающею бездной Со всех сторон окружены.
Ф. Тютчев «Как океан объемлет шар земной»
И стихи позднего А. Фета («Как нежишь ты, серебряная ночь...»), одного из русских родоначальников вселенского миросозерцания, притягивают космос к человеку:
Какая ночь! Алмазная роса Живым огнём с огнями неба в споре, Как океан, разверзлись небеса, И спит земля — и теплится, как море.
Мой дух, о ночь, как падший серафим, Признал родство с нетленной жизнью звездной И окрылён дыханием твоим, Готов лететь над этой тайной бездной.
Если коснуться гносеологического смысла философской поэзии, то его можно было бы определить, как способ взаимодействия с миром на художественном уровне, что нередко связано с присутствием метафизического переживания в контексте произведения. Возвращаясь к древней китайской поэзии, мы обнаруживаем в известном даоском каноне «Дао дэ цзин» образное мировидение людей далёких эпох:
Бессмертен, вечен дольний дух нетленный, И он зовётся Самкой Сокровенной. Там за её вратами животворен Земли и Неба глубочайший корень. Его без устали спиральное вращенье
Предвосхищает сущего творенье — Диковинных узоров изобилия, Он совершает действо без усилия.
[5, с.21]
Сакральным созвучием неделимой триады «Небо — Человек — Земля» отмечено поэтическое наследие китайского мастера пейзажной лирики Ли Бо:
К Синему Лотосу в мыслях тропу одолел, Город покинул один без прощальных речей. В сумраке колокол, тронутый инеем, бел, Чашу луны омывает Тигровый ручей.
Здесь ароматы густые живят пустоту, Льётся небесная музыка — вечности зов, Тихо сажусь, замираю и всю красоту Сердцем вбираю я — звёздную россыпь миров.
Невозмутимость в душе моей не исчерпать, Нить появлений-уходов сумел я прервать. Ли Бо «Ночные раздумья в Дунлиньском монастыре на горе Лушань»7
В приведённом стихотворении предпочтение отдаётся не отвлечённой философской схеме, а живому поэтическому образу с его афористичным соединением природы (Й^ цзыжанъ) и человека. При этом ритмизованная конструкция стихотворения и рифма удерживают ускользающие семантически нейтральные в обычном языковом исполнении грани слов, которые подчиняясь движущей силе ритма, наполняются новыми смыслообразующими признаками и воспринимаются как некое откровение. Нередко именно звуковая гармония рождает эмоцию, а за ней следует поток живых земных образов, придающий будничному смыслу, некое особое, возвышенное значение:
Как нежный побег, что проклюнулся к свету, рука, Как жира застывшего отсветы кожи белы, И шея гладка, и гибка как личинка жука,
И зубы как семечки тыквы-горлянки ровны. Твой лоб — от цикады, и бабочки-брови тонки, В улыбке чарующей — тайная сладость мечты, В глазах — удивительный свет и тепло доброты.
[5, с.189]
Одна из важных особенностей философской поэзии состоит в том, что она подпитывает идею всеобщей взаимосвязи вещей и явлений в мире. Всё в нём — великое и малое, живое и неживое, духовное и телесное — является предметом человеческих томлений и надежд. То есть философская поэзия вовлекает в своё художественное пространство не только природный пейзаж, но и гнев с радостью, горе со счастьем. Стоит лишь поэту с философским стилем мышления обратиться к лику бытия, стоит лишь полюбить то, что почти никому незаметно, так оно непредвиденно может стать внушительным и значимым, равным человеку творением. Показательно в этом смысле эссе «О любви к лотосу» (Ай лянъ шо) китайского философа Чжоу Дуньи — одного из основоположников неоконфуцианства [13]. Вот стихотворное переложение этого эссе, в котором Чжоу Дуньи, воспевая уникальную красоту цветов, очеловечивает их:
О, сколько искренности здесь проникновенной — В поющем хоре удивительных цветов! Но есть в нём голос сребротканный, несравненный — Звук дивной цитры из неведомых миров.
Природы тайна, волшебство — цветы-тотемы, Их красотою взор взыскательный пленён, Так, Тао Юань-мин влюблён был в хризантемы, В эпоху Тан мирянам нравился пион.
А мне же лотос из цветов всего милее! — Дитя Изящного в прозрачной ряби вод — Как нежен он и чист! Он белизны белее, Хотя из слоя ила грязного растёт.
Я наслаждаюсь им, к нему не прикасаясь, Его не вьющийся, упругий стебель пол, Тугой бутон, с лучом рассветным раскрываясь, Срывает с уст немых восторженный глагол.
Кто на какой цветок похож? На эту тему Спор зародился в глубине седых времён: Отшельник мне напоминает хризантему, Вельможа — пышный полный гордости пион.
Прелестный лотос — колдовство благоуханья, Души целитель, величавости исток! О, целомудренное, чудное созданье! Свет к сердцу! Мужа благородного цветок! Увы, не слышно после Тао Юань-мина,
Чтоб кто-то был так хризантемой восхищён. Моя же к лотосу любовь неугасима, Пусть многим нравится прекраснейший пион.
Цветок блаженства — белый лотос над водой, В любви к нему сравниться может кто со мной?! Чжоу Дуньи «О любви к лотосу»8
Философская поэзия способна проникнуть в сокровенный смысл подлинного, растягивая художественное пространство стиха, увеличивая в нём видимость незримого: расстояние и время в текстах расширяются до космических измерений и вечности:
Есть нечто с хаосом извечным односущее, Ещё до Неба и допрежь Земли живущее, Не изменяется, пустынное, беззвучное, В себе непрекращающе вращается И Поднебесной Матерью считается.
[5, с. 43]
Или:
Вот и достиг предела пустоты, В душе царят покой и чистота, Здесь зрелище вселенской простоты: Небытия и бытия врата.
[5, с. 33]
Древние китайские философы смотрели на мир глазами поэта, так как последний не столько понимает, сколько видит и чувствует живую основу мироздания. Не случайно Конфуций считал высшим родом знания поэтическое постижение мира («Начинай со "Стихов", утверждайся в ритуале, завершай музыкой», [2, с. 180]). Поэзия, выражая посредством звуковой гармонии внутреннюю связь между природой и человеком, между вселенной и человеческим «я», рождает наиболее сильную эмоцию (роль эмоции удивления в познавательной деятельности весьма велика [10], так как сколько бы раз неизвестное нам явление ни попадало в поле нашего зрения, мы совершенно не храним его в памяти, если только представление о нём не укрепилось в нашем сознании с помощью какой-нибудь эмоции):
В суть ди проникнуть некто возжелал, Учителя спросил, тот отвечал: — Не ухватил её, не обессудь,
А если бы сумел постигнуть суть, Я так бы Поднебесной управлял, Как будто мироздание познал, Как будто круг времён изведал весь, Как будто Поднебесная вот здесь! В лукавом взгляде промелькнул огонь, И указал он на свою ладонь.
[2, с. 75]
В «Лунь юе», «Чжун юне», «Сяо цзине» древними мудрецами выработан свой образно-понятийный язык. Отражая законы человечности, эти каноны фокусируют основные постулаты цивилизации Поднебесной, задают моральные горизонты китайского духа и ориентируют людей на познание и самопознание. Сообща решая просветительскую задачу нравственного самосовершенствования человека, каноны выдвигают в качестве его идеала благородного мужа (Ш^ цзюнь-цзы), придавая ему невиданную философскую масштабность:
Есть в Поднебесной человек: его призванье — Быть совершенномудрым, таинства хранящим, Кто может ум такой иметь, такие знанья,
9 Ди — жертвоприношение в Храме Предков, которое совершал верховный правитель.
Которых хватит для того, чтоб быть всезрящим; Кому размах и мягкость могут быть послушны, Которых хватит, чтобы быть великодушным; Кто может силой обладать, упорством славным, Которых хватит для того, чтоб быть державным; Кто может взыскивать, быть в деле справедливым, Чего достаточно, чтоб быть особо чтимым; Кто может дать совет, как старцам, так и юным, Чего достаточно, чтоб быть благоразумным. Необозримый и бездонный — это он Ввивает жизнь свою в круговорот времён. Он необъятен словно Небо и глубинен, Бездонен он, подобен тем земной пучине.
Куда бы лодки ни везли и колесницы, В какую даль ни направлялись бы возницы, Что ни несла бы на себе Земля, и что бы Ни покрывало Небо — воды ли, чащобы, И что бы Солнце и Луна ни освещали, И где бы иней и роса ни выпадали — Везде, везде, где кровь жива и есть дыханье, Все как один ему являют почитанье. Любовь людская для него — на все лета, О нём и молвят: «Небесам чета!»
[6, с. 83—86]
Новых концепций философская поэзия не создаёт, в то же время образная ткань стихотворения зачастую выявляет нечто, что до этого оставалось скрытым, невидимым. Автор данной статьи придерживался в своей работе критериев смысловой и документальной адекватности перевода.
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ ИЗ КАНОНА «СЯО ЦЗИН» в поэтическом переводе
III. «Чжухоу1»
Если наверх вознесённые вымели спесь за порог, То и опасности сверзиться нет, пусть их пост и высок. Если верхи умеряют расходы и нормы блюдут, Значит, они бережливы, срединной дорогой идут. Если верхам не грозит, что их власть покачнётся, То и надолго они сохранят благородство. Если верхи растащить закрома не стремятся, То и надолго они не утратят богатства. Если достаток удержат верхи, благородство и сан, Честь не растопчут, поставят заслоны разброду, То и страну не накроет нежданной беды ураган, И обеспечат верхи безнаветность народу. Именно в том проявляется сяо чжухоу, В своде «Стихов2» обратимся к точёному слову: Будь сдержан, осторожность не вредит, Как будто ты стоишь у края бездны, Как будто под ногами лёд трещит.
X. «Записи о действиях, согласно сыновней почтительности»
Учитель сказал:
— Так должен сын служить родителям своим, Когда всем сердцем беззаветно предан им: Коль с ними он живёт в одной семье, Им уваженье выражает без остатка, Заботится, даёт отпор беде, Дом полнит радостью, пусть на душе несладко; Когда родители больны, печаль Владеет им, утехи держит он в загоне; Бескрайна скорбь его, как поля даль,
1 Чжухоу — все вместе взятые удельные правители.
2 «Стихи» — «Ши цзин», древнекитайский канон, см. [5, с. 382].
В тот час, когда своих родителей хоронит. Когда он духам предков бьёт поклон, Им выражает целиком благоговенье — Вот пять замет, коль сын им подчинён — Искусство сяо он постиг, как откровенье. Кто верно служит матери с отцом, Пусть пост его высок, тот гасит власть гордыни, А если он и обделён постом, То в бестолковщине не может быть повинен; Среди таких же находясь, как он — средь равных, Не сеет распри... Помни три завета главных: Высокий пост и гордость ткут урон — Ведут к погибели с былых времён. Кол низок пост, а вкруг тебя бардак, Жди наказанья — до него лишь шаг. Средь равных распри — к веянью невзгод: К войне — великой скорби — поворот. Не забывай об этих трёх средь дел несчётных, Иначе, пусть и будешь как должно — День ото дня кормить трёх жертвенных животных3 — Ты сяо не достигнешь всё равно.
XI. «Пять наказаний»4
Учитель сказал:
— Пять наказаний есть, три тысячи людей Им подвергались со времён далёких дней, Но не сравнится ни одно из них с таким, Как непочтительность к родителям своим. Стыдить правителя и силой принуждать К тому, чтоб действовал — отвратности под стать; Пренебреженье к совершенномудрым Поступком называю безрассудным; Забвенье сяо — редкостная низость,
3 Три вида жертвенных животных (Нй санъ шэн): бык, баран, кабан.
4 Пять наказаний (ЕМ у син): клеймение, отрезание носа, отрубание пальцев на ногах, кастрация, смертная казнь.
Оно изводит родственную близость. Три эти упущения по сути, Рождая зло, ведут к великой смуте.
XII. «Расширять основной принцип»
Учитель сказал:
— Уж если обучать любви народ И почитанью предков, то сначала Пусть он сыновнее почтенье обретёт: Нет лучшего — учить посредством сяо. Уж если взяться обучать народ И послушанию, и ритуалу — Пусть прежде старшим выражать почёт Научиться, потом — всему помалу. Уж если нрав народа шлифовать, То музыкой — вернее не бывало, Смирять чинуш и людом управлять — Нет лучше в этом деле ритуала. Почтение — в нём весь и ритуал, Отрада для сынов — к отцу почтенье, А кто по возрасту из братьев мал, Им в радость к старшим братьям уваженье. Почтенье к государю — щедрый дар Чиновникам, их радость, утешенье. Отрада людям, для души нектар — Являть к кому-то одному почтенье. Кто чтит немногих, дарит радость многим — Вот главный принцип жизненной дороги.
XIII. «Расширять наивысшую добродетель»
«Муж благородный — добродетели хранитель, Посредством сяо наставляет, — рёк Учитель, — Но, обучая, верный зову родовому, Не ходит чинно он день изо дня От одного домовладения к другому: Посредством сяо учит, предков чтя.
Посредством сяо наставлять — привить уменье Являть всем старшим в Поднебесной уваженье. Учить по сяо — вразумлять, чтоб долг хранили, Чтоб в Поднебесной всех правителей ценили. Напоминает «Ши»5:
Государь полон милости, светел душой, Благодетель народа, отец всем и мать. Без добродетели, кто сможет без хлопот Утихомиривать с величием народ?».
XIV. «Расширять известность»
Учитель сказал:
— Муж благородный — образец, носитель норм, Посредством сяо служит матери с отцом. И по тому же сяо, что закономерно, Он государю служит истово и верно. Признанье старших братьев — это основанье Являть пред старшими смиренье, послушанье. Когда в семье налажен жизненный уклад — И служба ладная, как музыкальный ряд. В семье успешной благородный, без сомненья, Известен будет и грядущим поколеньям.
XV. «Увещевать и указывать [на ошибки]»
Цзэн-цзы сказал:
«О милости, любви, почтеньи, уваженьи, О славе, родственников умиротвореньи — Я наставления всецело обо всём Уж получил, и потому вопрос мой в том: Простое следование отцовой воле — Могу я «сяо» называть? Чего здесь боле — Лжи или правды?». Рёк Учитель: «Что за речи? В те времена седые, что уже далече, Держал на службе семь чиновников Сын Неба,
И ни один из них подвергнут казни не был За то, что смело государю говорили О промахах его. И пусть он был не в силе Порой законам добродетели внимать, Зато сжимал надёжно власти рукоять. И чжоухоу пять чиновников держал, От них и вовремя свои просчёты знал, Благодаря поддержке-помощи такой, Он не терял бразды правления страной. К себе приблизил трёх чиновников дафу6, Об упущениях его они ему Без промедленья говорили, и тем самым Своё главенство не терял дафу над кланом. У ши27 был друг, ценил тот правду, не остроты, Он ши указывал впрямую на просчёты, Не услаждал его беседою лукавой, И потому ши был овеян громкой славой. А если вырастил отец такого сына, Который держится в поступках середины И говорит отцу в лицо, губ не слюнявя, О недоглядах, ничего не поубавя, Тогда отцу и слово сына — добрый знак: Не отступает он от долга ни на шаг. Вот почему, когда поступки с долгом в ссоре, Обязан сын не устыдиться в разговоре Упомянуть отцу о промахах отцовых; Чиновник должен замечать в делах царёвых Все упущения, не затенять их хмарью Да сообщать об оных быстро государю. Когда нарушен долг — такое нетерпимо, На то указывать всегда необходимо. Так можно ль следование отцовой воле Считать за сяо хоть в низах, хоть на престоле?».
6 Дафу ^^— ранг родового аристократа и высокопоставленного чиновника в древнем Китае.
1 Ши — низшая прослойка древнекитайской аристократии и бюрократии.
XVI. «Взаимный отклик»
Учитель сказал:
— Служил отцу ван просветлённый в дни былые Посредством сяо, чтил заветы родовые,
Тем волю Неба претворял; посредством сяо Служил и матери, тем самым величаво Нёс службу он проникновенности Земли; Себя почтительно со старшими вели И младшие — благоговейно и смиренно, Вот потому правленье было совершенно. Коль Небо светлое и чистая Земля, То открывают духи явственней себя. И пусть ты даже Неба Сын, ни на мгновенье Не выпускай из сердца правила почтенья. Тот, кто почтителен, и молвят о таком: Какой достойный сын, воспитанный отцом; Векует век, о предках память не утратив, — О нём толкуют, что он рос средь старших братьев. Кто уваженье в Храме Предков проявляет — Тот, значит, родственников чтит, не забывает. Ум шлифовать, недрёмным быть и в деле скорым — Бояться предков осрамить, покрыть позором. Являть любовь и уваженье в Храме Предков — И духи будут милосердными нередко. Кто для почтительности отворён сыновней, В любови к старшим дотянулся до предела — Тот достигает просветлённости духовной, Лучи которой озаряют мир всецело. Свод «Ши» напоминает:
С восточной и до западной сторон8 — Везде покорность люди проявляют.
XVII. «Служить государю»
Учитель сказал:
— Вышестоящим благородный служит строго,
Аудиенция с верхами для такого Удобный случай поразмыслить и о том, Как государю верность выдержать во всём. А покидая государевы покои, Ондуму думает— занятье вековое: Как испалить просчёты царские дотла, Как благо пестовать в царе, спасать от зла. Тогда верхи с низами, радость не тая, Друг к другу тянутся, как близкая родня. В «Стихах» сказано: В себе упрячу я к нему любовь глубоко9, И будет жить она во мне всегда... без срока.
XVIII. «Носить траур по родителям»
Учитель сказал:
«Когда родителей хоронит сын примерный, Он не взвывает, плачет горю соразмерно, И внешний облик свой во время ритуала Его заботит и волнует очень мало; Одежд изяществом смущён он, а слова Его не вычурны, мелодии тона Не радуют; обильных яств роскошный вид В примерном сыне не рождает аппетит — Так он являет скорбь, родителей так чтит. Должно пройти три дня с момента похорон, Тогда лишь к пище прикоснуться может он. Иной порядок ритуалом не дозволен, Чтоб не губить свою природу сильным горем — Вот принцип совершенномудрых. Длиться дольше Трёх лет не должен траур — нет дней этих горше. Сей срок отмерен для того, чтоб знал народ: Конечен траур, и ему ведут свой счёт. Готовы гроб и саркофаг, идёт прощанье: Умерший — в должном по обряду одеяньи, Для жита жертвенного виден короб тут,
Для наполненья просом — жертвенный сосуд. Скорбь проявляют бурно женщины — рыдают, Мужчины, всхлипывая, слёзы утирают. Гаданьем выбор останавливают свой На месте том, где ждёт усопшего покой, И опускают в темноту земли родной. Приносят жертвы в Храме Предков — сердца труд, Весной и осенью поклоны духам бьют, И по умершим своевременно скорбя, Живых родителей чтут, силы не щадя. И после смерти служат им — вот вечный бег — И в этом корень жизни всех, кто Человек».
ЛИТЕРАТУРА
1. Сыма Цянь. Ши цзи [Записи историка]. Т. 7. Пекин, 1982. — С. 2205.
2. Беседы и суждения: «Лунь юй» / науч. Пер. А.Е. Лукьянов; поэтич. пер. В.П. Абраменко; Учреждение Российской академии наук Институт Дальнего Востока РАН; Исследовательское общество «Тайцзи». — М.: ФОРУМ, 2011. — 464 с.
3. И цзин («Книга перемен») / пер. с кит. А.Е. Лукьянов, Ю.К. Шуцкий. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — С. 43—44. ISBN 5-91181-139-1.
4. «Цзо чжуань» («Комментарии Цзо», цз. 21, записи о 25-м годе правления князя Сян-гуна). URL: https://ctext.org/chun-qiu-zuo-zhuan/zh.
5. Абраменко В.П. Китайская философская классика в поэтических переводах / «Дао дэ цзин», «Ши цзин» (Канон поэзии): в 2 т. Т. 1. М.: Маска, 2017. — 628 с.
6. Абраменко В.П. «Чжун юн» («Следование середине») [Текст] / поэт. пер. В.П. Абраменко. М.: Маска, 2017. — 100 с.
7. «Троесловие» («Сань цзы цзин»): Переводы с китайского / отв. ред. М.Л. Титаренко; сост. В.П. Абраменко. — М., ИДВ РАН, 2013. — 156 с.
8. Русская «философия — поэзия» как форма историософского миросозерцания. URL: https://cyberleninka.ru/article/v/russkaya-filosofiya-poeziya-kak-forma-istoriosofskogo-mirosozertsaniya.
9. Франк С.Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб., 1996. — 315 с.
10. Исследование влияния эмоций на познавательную деятельность. URL: https://revolution.allbest.ru/psychology/ 00547803 0.html.
