CC BY
113
15. Kozin S.A. Sacred history. Mongolian chronicle of 1240. Moscow; Leningrad, 1941.
16. Comparative dictionary of the TungusManzhurian languages: materials for the etymological dictionary. Vol. 1. Leningrad, 1975.
Зориктуев Булат Раднаевич, д-р ист. наук, заведующий отделом истории и культуры Центральной Азии ИМБТСО РАН
Zoriktuev Bulat Radnaevich, head of Department of History and Culture of Central Asia of the Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, Siberian Branch of Russian Academy of Science, Doctor of Science (History)
Tel.: (3012) 433902; e-mail: [email protected]
УДК 494.3
ББК 81
А.В. Гатыпова Сравнительная характеристика деепричастий в монгольском, бурятском и тюркских языках
В статье проводится сравнительный анализ деепричастий в бурятском, монгольском и тюркских языках.
Ключевые слова: монгольские, тюркские языки, бурятский язык, деепричастие, деепричастные формы, аффиксы деепричастий.
A.V. Gatipova
The comparative characteristics of the verbal adverbs in the Mongolian, Buryat and Turkic languages
A comparative analises of the system of verbal adverbs in the Buryat, Mongolian and Turkic languages is adduced in the article.
Key words: Mongolian, Turkic languages, the Buryat language, verbal adverbs, the forms of verbal adverbs, the suffixes of verbal adverbs.
В монголоведении деепричастие определяется как морфологически неизменяемая форма глагола, выражающая второстепенное действие, сопутствующее другому действию, выражаемому сказуемым главного предложения [1, с. 156]. По своей семантике, происхождению и образованию деепричастные формы неоднородны, поэтому исследователи монгольских языков подразделяют их на первичные и вторичные формы. Первичные деепричастные формы образуются непосредственно от глагольных основ при помощи простых аффиксов, вторичные же при помощи сложных аффиксов [2, с.186]. Следует отметить, что в монгольских языках различают две группы деепричастий: сопутствующие и обстоятельственные. Первые обозначают зависимое действие, сопутствующее главному, вторые выражают различные обстоятельства, при условии выполнения которых совершается главное [3, с.120]. Формы обстоятельственных деепричастий «могут употребляться только в качестве обстоятельственных членов предложения, являясь обстоятельствами условия, цели, предела, образа действия, времени и т.п. [4, с. 280-281]. К первичным сопутствующим деепричастиям относятся следующие деепричастия: соединительное деепричастие с аффиксом -ж/-ч в монгольском, -жа/-ша в бурятском языках: монг. яв-ж «идя», бур. яба-жа «идя»; разделительное деепричастие с аффиксом -аад в монгольском и бурятском языках: монг., бур. яб-аад «пойдя»; слитное деепричастие с суффиксом -н в монгольском и бурятском языках: монг., бур. яба-н «идя».
Вторичные обстоятельственные деепричастия включают следующие виды: условное с аффиксом -вал в монгольском и бал- в бурятском: монг. яв-бал «если/когда пойдет», бур. яба-бал «если пойдет»; уступительное с аффиксом -вч в монгольском языке, в бурятском языке данный вид деепричастия отсутствует: ср. монг. ява-вч «хотя и пойдет»; последовательное деепричастие с аффиксом -хлаар в монгольском, -халаар в бурятском языке: монг. ява-хлаар «как только пошел», бур. яба-халаар id.; попутное деепричастие с аффиксом -нгаа, -нгуут в монгольском и -нгаа в бурятском языке: монг. ява-нгаа «отправившись», бур. яба-нгаа «отправившись...»; предварительное с аффиксом -магц в монгольском и -мсаар в бурятском языке: монг. яв-магц «только пошел, как сразу.», бур. яба-мсаар «только пошел, как сразу.»; целевое деепричастие с аффиксом -хаа, -хаар в монгольском и -хаяа в бурятском языке: монг. яба-хаар «чтобы идти», бур. яба-хаяа «чтобы идти»; степени действия. Деепричастие степени действие отсутствует в монгольском языке, а в бурятском языке образуется с помощью аффикса -хыса, -са: бур. яба-хыса «.до такой степени, что пошел»; заменное деепричастие с аффиксом -хаар в монгольском и -нхаар в бурятском языке: монг. ява-хаар «чем идти, лучше. », бур. яба-нхаар «вместо того, чтобы идти. »
Помимо этого выделяют деепричастия смешанного типа, которые объединяют в себе признаки сопутствующих и обстоятельственных деепричастий [2, с.203]. К ним относят продолжительное деепричастие с аффиксом -саар в монгольском и -Наар в бурятском языке: монг. яв-саар «пойдя» /и до сих пор идет/, бур. яба-Наар «пойдя»; предельное деепричастие с аффиксом -тал в монгольском языке и -тар в бурятском языке: монг. яв-тал «пока не уйдет», бур. яба-тар «пока не уйдет».
2009/10
В тюркских языках в зависимости от функций выделяют три вида деепричастий: 1) в обстоятельственной функции; 2) в функции привязочной части; 3) в функции первого члена сложной глагольной формы [5, с. 128]. Выступая в предложении в функции обстоятельства, деепричастия принимают различные аффиксы. К наиболее древним деепричастиям можно отнести деепричастия на -ып//-ип (<пан//-пэн) и деепричастие на -а//-э [6, с.228]. Например: др.-тюрк.пам. олурыпан «сев», тат. а°лъп «взяв» от а°л «брать»; азерб. алыб, кирг., тур., туркм. кум., гаг., кар., казах., ал. алып, к.-калп. алып и т.д.; тат. ба°ра «идя». К числу простых аффиксов, используемых для образования деепричастий, можно отнести также деепричастия на:
-зач (в кыпчакских языках и некоторых тюркских языках Сибири): тат. ба°/ъгащ «когда закатилось», узб. дкоргач «когда рассвело»;
-арак//эрж (в кыпчакских, огузских языках): тат. кит эрж «уходя», тур. дуяарак «чувствуя», гаг. качарак «бегая» [6, с.232];
-ан (в якутском языке): кврэн «смотря» [6, с.232];
-са (в чувашском языке): калаза «говоря», илзе «взяв» [6, с. 232];
-ча//чз в значении «когда», «как только»: терчэ «когда он собрал», бэк эригчэ «будучи беком» [5,
с.134].
К собственно сложным аффиксам относятся деепричастия на: -mati//-meti (< ма - афф. глагольного отрицания + ти - аффикс деепричастия), -sar//-sár (условное деепричастие; < sa + r), -yal'i// -gáli, -qali//-káli (< ya - причастие будущего времени + li), yanda//-gándá (причастие + дат.п.), -anda (причастие + дат.п.); qunca //-yunca (< qun (причастие) + -са (аффикс древнего терминатива); -dikca//-dikce. Следет отметить, что в сложных аффиксах деепричастий второй компонент нередко связан с аффиксом -ли, аффиксом местного падежа на -да, аффиксом терминатива на -ча.
При сопоставлении деепричастных форм в бурятском и монгольском языках с системой деепричастий в тюркских языках необходимо учесть формы деепричастий в старописьменном и средневековом монгольском языке, поскольку деепричастные формы последних являются прототипами аффиксов деепричастий в современных бурятском и монгольском языках и позволяют в целом реконструировать общий архетип деепричастий рассматриваемых языков. Известно, что система деепричастных форм в старописьменном доклассическом монгольском языке представлена следующими формами:
1) соединительного деепричастия на -ji/-ci, -ju/-jü, -cu/-cü, например: tere yamasa eberleji kibe «обожал ту вещь» [2, с.143]; соответствует аффиксу -жа в современном бурятском языке и -ж/-ч - в монгольском;
2) разделительного деепричастия с аффиксом - ‘ad/- ‘ed, - ‘at/- ‘et<-yat/-get ,-qat/-yet<-get [2, c.145];
3) слитного деепричастия с показателем -n; имеется почти во всех монгольских языках и диалектах, образуется в современном монгольском и бурятском языках с помощью аффикса -н;
4) условного деепричастия с аффиксом ст. монг. -basu/-besü<-bala/-bele<-qula/-küle, средневеков. -basu/- ‘asu; соответствуют в современном халха-монгольском языке аффиксу условного деепричастия на -вал, в бурятском на -бал;
5) цитатного деепричастия с аффиксом -r-un/-r-ün, -run/-rün; не имеет соответствий в современном халха-монгольском и бурятском языках, употреблялась только в письменных текстах, как ранних, так и классических, и совершенно неизвестна в живой разговорной речи. В современном монгольском языке изредка употребляется в произведениях эпистолярного жанра, где образуется от основ некоторых речевых глаголов и всегда предваряет прямую речь. В доклассических и классических формах эта форма довольно часто употреблялась, и при этом ее основами служили не только речевые, но другие глаголы [7, с.54-55];
6) деепричастия цели с аффиксом -r-a/-r-e; соответствует аффиксу -хаяа в некоторых диалектах бурятского языка и -хаа/-хоо в монгольском языке;
7) продолжительного деепричастия на -gsa ‘ar/-kse ’er—kseyer, -gse ’er, -qsabar/-gseber—gseger, -gsa’ar/-kse’er—kseber, -qsabar/-kseber—qsaqar/-kseger, -qsayar/-gseger [2, с.145];
8) предельного деепричастия в памятниках средневекового периода; имеет показатель -tala/-tele, в современном монгольском аффикс -тал, в бурятском -тар;
9) предварительного деепричастия с аффиксом -mayca/-megce; в бурятском языке имеет соответствие аффиксу -мсаар, в халха-монгольском - -магц.
Исследуемый материал позволяет выделить аффиксы, развившиеся по всей вероятности под тюркским влиянием. Так, старописьменный аффикс -basu/-besü, происхождение которого до сих пор вызывает споры ученых, можно сопоставить с условной формой в тюркских языках на -са/-сэ, которая, по мнению Н.А. Баскакова, являет собой «аффикс образования глагола от имени и имени действия с оттенком желания, хотения» [8, с.54-56]. В отношении же других условных форм, в частности на -bala/-bele, -qula/-küle, то происхождение элемента -la/-le в составе аффиксов bala/-bele, -qula/-küle следует соотнести, на наш взгляд, с тюркской условной формой на -sa/-se<-sar/-ser. По мнению Н.А. Баскакова, в тюркских языках наиболее древним и близким по своему значению и фонетическому оформлению является соответствие
аффиксов условных форм на -са/-сэ и -ла/-лэ [8, с. 52,56]. Вполне вероятно, что монгольский элемент -la/le в условных формах на -bala/-bele и -qula/-kule соответствует монгольскому -sa/-se (средневековый монгольский язык) // -su/-su, несущему значение условности в тюркских языках.
Форма предварительного деепричастия на -mayca/-megce также имеет тюркское происхождение и представляет собой тюркское отглагольное имя на -maq/-mek в сравнительно-предельном падеже -ca/-ce (аффикс терминатива на -ca). Заметим, что первый компонент -maq/-mek широко употребляем в тюркских языках. Так, будучи оформленный аффиксом местного падежа -ta/-te, он образует в турецком языке форму на -makta/-mekte, служащую для выражения настоящего длительного времени, например: ben okumaktayim «я читаю». Второй элемент -ca/-ce, по мнению ряда ученых, представляет собой формант исходного падежа [9, с.62]. Другие полагают, что этот аффикс развился от послелога cay-a «вплоть до, размером с». [10]. A. von Gabain считает этот формант аффиксом тюркского сравнительно-предельного падежа [11, § 236].
Целевое деепричастие на -r-a//-r-e и цитатное деепричастие на -r-un//-r-un представляют собой отглагольное имя на -r, имеющее значение будущего или настоящего-будущего времени + аффикс дательного падежа на -а//-е в первом случае и аффикс родительного падежа на -un//-un во втором. Здесь образование целевого деепричастия на -r-a//-r-e типологически сходно с тюркской моделью образования деепричастия на -yanda//-ganda, где второй компонент -da//-da представляет собой аффикс дательного падежа. Кроме того, в тюркских языках, в частности в башкирском, эта форма является как бы переходной от собственно причастий к отглагольным прилагательным [12, с.191]. В некоторых тюркских языках встречается та же самая модель образования отглагольного имени, что и в монгольских языках, например, при помощи аффикса дательного падежа. Ср.: тюрк. alurya, alurya «чтобы взять» и монг. abur-a «чтобы взять», тюрк. kalirga, kalirga «чтобы пройти» и монг. irer-e «чтобы прийти».
Результаты проведенного нами анализа показывают, что деепричастие в монгольском, бурятском языках имеет общие черты с деепричастием в тюркских языках. Эта общность вполне объяснима, поскольку, как известно, монгольские и тюркские языки являются отдаленно родственными и входят в так называемую алтайскую семью языков. Согласно историческим данным, соприкосновение тюркомонгольских племен происходило уже с древнейших времен, что не могло не отразиться на их языках. Следы тюркского влияния обнаруживаются как в лексическом составе бурятского языка, так и в грамматическом строе. Причем тюркские языки оказали большое влияние на формирование грамматического строя бурятского языка. В этом смысле достаточно привести данные алтайских языков В. Л. Котвича, о том, что около 50% грамматических элементов и 25% лексики в монгольских и тюркских языках являются общими. Выявление тюркских элементов как в грамматике, так и в лексике бурятского языка является крайне важной проблемой изучения истории формирования рассматриваемых языков, а также имеет значение для решения вопроса о родстве алтаистических языков.
Литература
1. Даржаева Н.Б. Синтаксические функции деепричастий в языке хоринских бурят // Проблемы бурятской диалектологии. - Улан-Удэ, 1996.
2. Цыренова Т.Б. Сложение системы деепричастий в монгольских языках // История развития монгольских языков: сб. ст. - Улан-Удэ, 1999.
3. Сундуева Е.В. Особенности системы деепричастий в баргузинском говоре // Мир Центральной Азии. Т. 4. Ч. 1: Языки. Фольклор. Литература. - Улан-Удэ, 2002.
4. Грамматика бурятского языка. Фонетика и морфология. - М.: Изд-во вост. лит-ры, 1962.
5. Кононов А.Н. Грамматика тюркских рунических памятников VII-IX вв. - Л.: Наука, 1980.
6. Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: учеб. пособие. - Баку: Маариф, 1979.
7. Орловская М.Н. Язык памятников монгольской письменности (ХШ-ХУП вв.): дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1994.
8. Баскаков Н.А. К вопросу о происхождении условной формы на -са/-се в тюркских языках // Акад. В.А. Гордлевскому к его 75-летию: сб. ст. - М., 1953.
9. Котвич В.Д. Исследования по алтайским языкам. - М., 1962.
10. Грамматика туркменского языка. Ч. 1: Фонетика и морфология. - Ашхабад, 1970.
11. Gabain, A. von. Altturkische Grammatik. 3. Auflage Wiesbaden, 1974.
12. Дмитриев Н.К. Грамматика башкирского языка. - М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1948.
Literature
1. Darzhaeva N.B. The syntactical functions of verbal adverbs in the language of Khori Butyats // The problems of Buryat dialectology. Ulan-Ude, 1996.
2. Tsyrenova T.B. The formation of the system of verbal adverbs in Mongolian languages // The history of the development of Mongolian languages: ojllected articles. Ulan-Ude, 1999.
3. Sundueva E.V. The peculiarities of the system of verbal adverbs in the dialect of Barguzin Buryats. V. 4. Part One: Languages. Folklore. Literature. Ulan-Ude, 2002.
4. The grammar of the Buryat language. Phonetics and Morphology. Moscow, 1962.
5. Kononov A.N. The grammar of the Turkic runic monuments of the VIIth-IXth centuries. Leningrad: Nauka, 1980.
2009/10
6. Serebrennikov B.A., Gadzhieva N.Z. The comparative and historical grammar of Turkic languages. Baku: Maarif, 1979.
7. Orlovskaya M.N. The language of the monuments of Mongolian written language (XIII-XVII c.). Moscow, 1994.
8. Baskakov N.A. To the question of the origin of conditional form -sa in Turkic languages // To academician Gordlevskiy V.A. in honour of his 75th date of birth: collected articles. Moscow, 1953.
9. Kotvich V.D. Investigations on Altaic languages. Moscow, 1962.
10. The grammar of the Turkmen language. Part 1. Phonetics and Morphology. Ashkhabad, 1970.
11. Gabain, A. von. Altturkische Grammatik. 3. Auflage Wiesbaden, 1974.
12. Dmitriev N.K. The grammar of the Bashkir language. Moscow; St. Petersburg: The Publishing House AN SSSR, 1948.
Гатыпова Александра Викторовна, аспирант отдела языкознания Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН.
Gatypova Aleksandra Viktorovna, a post-graduate student of the Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan studies of Siberian Branch of Russian Academy of Science.
Tel.: (3012)423034, 669828; e-mail: [email protected]
УДК 81-2
ББК 81.2-3
Д.Ш. Харанутова Проблемы моделирования словообразовательных гнезд в генетически родственных языках
(на материале монгольского, калмыцкого, бурятского языков)
В статье утверждается, что словообразовательная морфология отражает действующие языковые модели и, следовательно, важным и многообещающим является сравнение словообразовательных систем родственных монгольских, калмыцких, бурятских языков в целях выявления структуры словообразования.
Ключевые слова: лексикография, производность, производное слово, словообразовательная цепочка, словообразовательное гнездо.
D.Sh.Kharanutova The problems of modeling of modelling of word-formative families in genetically related languages
Derivational morphology reflects the functioning language models of constructing derivatives of words (recorded in the linguistic consciousness of speakers) and, therefore, it is important and promising to study the derivatives within the boundaries of family of words. Modern slot - is one of the word-building system's states that is in motion and .the position of words in the nest is a form of lexical units that exsits in a language. Mongolian - Kalmyk - Buryat word dictionary allows to compare the word-building system of cognate languages and help to identify the unit composition which participates in the system of word-comparable languages.
Key words: lexicography, derivation, derivative word, word-building chain, word-building nest.
Словообразовательную систему монгольских языков можно представить как совокупность словообразовательных гнезд, под которой в дериватологии понимается упорядоченная отношениями произ-водности совокупность слов, характеризующихся общностью корня (в плане содержания и в плане выражения) [1, с.39-40]. При таком понимании словообразовательного гнезда требует своего решения вопрос о его вершине.
Современное гнездо - это одно из состояний словообразовательной системы, находящейся в движении, а позиция слова в гнезде является одной из форм существования лексической единицы в языке. Это проявляется в стремлении каждой лексемы быть производящей. Появление слова в языке всегда сопровождается процессом обрастания его производными, то есть любое слово готово стать производящим, и отношения между словами в гнезде - это не только отношения формальной, но и семантической выводимости. Таким образом, гнездовой подход позволяет выявить формально-семантические отношения, так как структура словообразовательного гнезда определяется соотношением единиц двух планов -синтагматического и парадигматического. Очевидно, что особенно явно это можно продемонстрировать при сопоставлении соответствующих гнезд родственных языков.
Большая заслуга в развитии теории словообразовательного гнезда принадлежит русистам. Труды
В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, В.В. Лопатина, Е.Л. Гинзбурга, В.Н. Немченко, И.А. Ширшова, А.Н. Тихонова и других исследователей внесли большой вклад в теорию словообразования в части изучения характеристик комплексной единицы словообразовательной системы и определении ее места в системе словообразования.
К сожалению, теоретическая разработка идеи сопоставительного изучения словообразовательных гнезд родственных языков, а также ее практическое осуществление не нашли своего окончательного решения. Имеются, например, работы по сопоставительному изучению словообразовательных систем славянских языков [2; 3 и др.]. Известны также работы по сопоставительному изучению морфологии родст-
