CC BY
463
Монгольские глаголы движения (явах — идти, ирэх — прийти, очих — идти, пойти, гуйх — бегать, бежать, сэлэх — плавать, плыть, нисэх — летать, лететь) не выделены в отдельную категорию [4, с.208]. Глаголы движения в русском языке однонаправленные: (бежать, идти, везти, вести и др.) и неоднонаправленные: (бегать, ходить, возить, водить и др.) передаются формой несовершенного вида и имеют семантику однонаправленности/ неод-нонаправленности. Семантическая и морфологическая соотнесенность («парность») является их характерным признаком [2, с.5].
Глаголы движения в монгольском языке не различаются по способу передвижения. Глагол явах означает процесс без указания на способ передвижения. идти, явах ехать Иными словами, семантический объем монгольского глагола движения явах включает в себя семантику передвижения и пешком, и на транспорте.
Таким образом, анализ функционирования глаголов движения в русской речи монголов позволяет вскрыть нарушения в системе интеръязыка, представляющей промежуточную компетенцию учащегося на неродном языке, определить природу нарушений и найти пути их устранения.
Литература
1. Рогозная Н.Н. Лингвистический атлас нарушений в русской речи иностранцев. - Иркутск: ИГУП, 2001.
2. Виноградов А.В. Лингвистика и обучение языку. - М.: Академия, 2003.
3. Санжеев Г.Д. Сравнительная грамматика монгольских языков. Глагол. - М.: Наука, 1963.
4. Галсан С. Сопоставительная грамматика русского и монгольского языков. - Улан-Батор: Просвещение, 1981. Ч. 1.
Literature
1. Rogoznaya N.N. A linguistic atlas of mistakes in the foreigners’ Russian speech. Irkutsk: ISUP, 2001.
2. Vinogradov A.V. Linguistics and training for language. Moscow: «Academia», 2003.
3. Sanzheev G.D. The comparative grammar of the Mongolian languages. The Verb. Moscow: Nauka, 1963.
4. Galsan S. The comparative grammar of the Russian and Mongolian languages. P. 1. Ulan-Bator: Prosveshenie, 1981.
Ербаева Лариса Лазаревна, преподаватель кафедры русского языка и межкультурной коммуникации, аспирант Иркутского государственного технического университета
Erbaeva Larisa Lazarevna, a teacher at the department of the Russian language and cross-cultural communication at Irkutsk State Technical University.
Tel.: (83952)405204; e-mail: G09@istu.edu
УДК 390 (= 942) + 415.4 (= 942)
ББК 63.5 (3)
Б.Р.Зориктуев О происхождении и семантике этнического названия монгол*
Статья посвящена этимологии этнонима монгол, определению его первоначального звучания, семантики, места и времени возникновения. Исследование проведено в тесной связи с проблемой Эргунэ-куна, являющейся одной из основных в мировом монголоведении.
Ключевые слова: Эргунэ-кун, ранние монголы, шивэй, ономастика.
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 09-01-00569 а/G.
B.R. Zoriktuev
On the origination of the ethnic name of Mongol
The article is devoted to the etymology of the ethnonym Mongol, defining its original sound, semantics, place and time of its appearance. The research is closely connected with the problem of Ergune-kune, which is one of the most important in the world Mongolian studies.
Key words: Ergune-kun, early Mongols, Shivei, onomastic.
В мировом монголоведении одной из ключевых является проблема Эргунэ-куна. Предположительно в начале 2-й половины I тысячелетия н.э., потерпев в войне сокрушительное поражение от тюркских племен, уцелевшие предки монголов ушли в малодоступную местность Эргунэ-кун. Там стала складываться основа современного монгольского народа и возникло этническое название монгол. Термин монгол впервые встречается в китайских источниках. Самая ранняя его запись как наименования этнической общности относится к «Цзю Тан шу» («Старая история [династии] Тан», составлена в 945 г.). Там он в форме мэнъу шивэй упоминается в кругу названий шивэйских племен [1, 199 цзюань, 5356].
Так как любой этноним при его точной расшифровке является ценнейшим источником для изучения происхождения того или иного этнического образования, то этимология названия монгол всегда привлекала внимание ученых. Одним из первых к его разгадке обратился Д. Банзаров. Он писал, что имя монгол «без всякой натяжки... разлагается на мон-гол, “река Мон”. Значение этих слов прямо указывает, откуда произошло это имя, т. е. от реки, на которой жил самый народ». Однако не обнаружив на географических картах р. Мон, а найдя в Южной Монголии, напротив Ордоса, гору Мона, Д. Банзаров предположил, что около этой горы протекала река, которая называлась Монгол [2, с.169, 170, 172].
Сомнение в правильности гипотезы Д. Банзарова выразил Г.Е. Грумм-Гржимайло, а позже - Г.Н. Румянцев. Гора Мона, указал Г.Н. Румянцев, действительно находится в Иншаньской горной системе. Но ее название Банзаровым передано неточно. Это не Мона, а Муне-ула, т.е. слово, принадлежащее к палатальному, а не гуттуральному, как монгол, ряду слов. Поэтому оно не может иметь с именем монгол общего происхождения [2, с. 306, прим.274; с. 307, прим.280]. Со своей стороны, считаю необходимым пояснить, что статья Д. Банзарова "О происхождении имени монгол” была опубликована в 1849 г. в Казани в первом томе "Библиотеки восточных историков". Но еще до выхода ее в свет Д. Банзаров признался в ошибочности своего предположения об имени монгол, о чем написал в своем письме от 4 января 1849 г. акад. А.А.Шифнеру, но исправить что-либо в статье или снять ее с печати, видимо, было уже поздно. Вот что, в частности, сообщил в своем письме Д. Банзаров: «Любезный друг Азии, Антон Антонович! Удивляюсь быстроте, с которою вы отвечали на мое письмо с запросом насчет монов, которых Вы с такою находчивостью вывели на чистую воду. Теперь я очень хорошо знаю, кто они такие и что за люди; они не обманут уже меня и ни чем не убедят, что они причитаются роднею. За такую услугу благодарю Вас сто восемь раз, т.е. по разу за каждый том Ганчжура...» [2, с.230-231].
Хотя Д. Банзаров ошибся в вопросе о происхождении названия монгол, его гипотеза о двусложной конструкции этого этнонима (мон + гол) оказала заметное влияние на ряд последующих исследователей, направив их по неверному пути. Так, Ч. Хасдорж писал, что значение термина монгол - «главное племя мон», Намжилцэвээн - «истинный центр», Ли Дунфан - «вечная река» и т.д. Вскоре после Д. Банзарова необычную гипотезу предложил В.П. Васильев. По его мнению, на северо-востоке от чжурчжэней жило маньчжурское племя мэнгу, название которого однородно с маньчжурским мангу - «вода, река». Когда к Чингисхану во время войны с Цзинь явились чжурчжэньские перебежчики, они посоветовали ему назвать жителей созданного им государства устрашающим для цзиньцев именем мэнгу, т.е. монгол, что Чингисханом и было сделано [3, с.81, 134, 159-161, 165, 166].
Появление гипотезы В.П. Васильева было с недоумением встречено в отечественных научных кругах. Удивила постановка вопроса, по которому монголы вначале будто не назывались монголами и это название по подсказке со стороны якобы было заимствовано Чингисханом от живших в низовьях Амура маньчжуров. Выражая общее настроение, И.Н. Березин заметил: «.Сопоставление мусульманских известий с китайскими приводит нас положительно к тому результату, что Мэнгу китайских писателей суть Монголы, жившие на северо-запад от Кэлурэна, а не Маньчжуры, жившие на устье Амура, как того хочет одна из китайских летописей, а за ней и профессор Васильев» [4, с.186].
В 1970-х гг. прошлого столетия достаточную ясность в вопросе о местонахождении мэнгу по отношению к чжурчжэням внес М.В. Воробьев. Им дано важное разъяснение, что авторы сунских источников, говоря о местообитании мэнгу на северо-востоке, ориентировались не от Маньчжурии - родины чжурчжэней, а от Китайской равнины, завоеванной государством Цзинь [5, с.209-210].
Казалось, что давняя и совсем непродуктивная с научной точки зрения дискуссия завершилась, так как безосновательность и наивность суждений о существовании где-то на северо-востоке от чжурчжэней второй группы монголов, название которой якобы для обозначения своего государства перенял Чингис-
хан, очевидна. Но в конце 1980-х гг. появилась статья Э.В. Шавкунова, в которой автор, используя гипотезу Д. Банзарова и сочинение южносунского ученого Ли Синьчуаня, предположил, что мэнъу жили на Нижнем Амуре. Об этом говорит связанная с мэнъу покровская археологическая культура IX-XII вв. и то, что нижнее течение Амура известно тунгусо-маньчжурским народам под общим названием Манггу, Мангга. По Б. Карлгрену, утверждает Э.В. Шавкунов, иероглифические записи этнонима мэнъу должны читаться мунгнгот, манггот. Под этими терминами скрываются древнемонгольские слова манггол и монггол, где слоги манг и монг означают «сильный», слог гол - «река». В целом манггол переводится как «сильная, строптивая река» [6, с.166-169].
Приступая к критическому рассмотрению гипотезы Э. В. Шавкунова, прежде всего стоит сказать, что из текста Ли Синьчуаня, который фактически послужил автору методологической основой для построения всей его гипотезы, им опущено предложение «При Тан его называли племенем мэнъу», которое, если в него вдуматься, дает знать, что никаких мэнъу в устье Амура не было. Полностью текст, на который ссылался Э.В. Шавкунов, выглядит так: «Существовало еще какое-то монгольское государство. [Оно] находилось к северо-востоку от чжурчжэней. При Тан его называли племенем мэн-у. Цзиньцы называли его мэн-у, а также называли его мэн-гу. [Эти] люди. из шкур акулы делали латы, [которые] могли защитить от шальных стрел» [7, с.51].
В изъятой фразе под предлогом его подразумевается «государство» монголов, якобы находившееся к северо-востоку от чжурчжэней. Однако весь смысл фразы надо понимать так, что это самое «государство» в период династии Тан называлось племенем мэнъу. Так как из средневековых хроник достоверно известно, что в танскую эпоху существовало только одно этническое образование мэнъу, то понятно, что и в последующее время была лишь одна общность мэнъу. Можно было бы допустить, что в танское или более позднее время произошло разделение мэнъу на две части, одна из которых ушла на Нижний Амур. Но тогда это событие было бы известным фактом и в труде Ли Синьчуаня имелось бы указание, что при Тан или позже оба монгольских «государства» назывались мэнъу. Но такой фиксации в источниках нет. К тому же непонятно, почему оставшаяся на северо-западе группа, если действительно предположить разделение мэнъу на две части, должна была заимствовать имя монгол, ведь она уже имела это название. С другой стороны, если принять во внимание такой исключительно важный для уяснения проблемы факт, что источники танской эпохи («Цзю Тан шу», «Синь Тан шу») указывают местообитание мэнъу, которое никак не совпадает с сообщением Ли Синьчуаня, то следет признать безусловно верной точку зрения М.В. Воробьева, что авторы сунских сочинений, в том числе Ли Синьчуань, при опрделении земель мэнгу (к северо-востоку от чжурчжэней) ориентировались от Китайской равнины, а не от Маньчжурии.
Покровскую культуру большинство российских и китайских ученых относят к чжурчжэням. Кроме того, Нижний и Средний Амур начиная с древности были территорией обитания племен дунъи, в состав которых входили прототунгусские и палеоазиатские этнические группы. Поэтому ни о каких монголах, якобы изначально живших на Нижнем Амуре, говорить не приходится.
Что касается транскрипций иероглифических записей этнонимов мэнъу и мэнгу, предложенных Б.Карлгреном, то они Э.В.Шавкуновым прочитаны неточно. Но даже если бы эти названия прочитывались мунгнгот или манггот, то искусственность разделения их на две части и замены конечной буквы т буквой л с целью получить якобы монгольское слово гол («река») для аргументации гипотезы об обитании монголов в низовьях Амура более чем очевидна.
Комаи Ёсиаки и Фудзита Тоёхати полагали, что название монгол восходит к имени одного из предков жужаней Мугулюя [8, с.399]. Аналогичного взгляда придерживался Г. Сухбаатар. Он писал, что Мугулюй было прозвищем пленного раба, полученным из-за того, что волосы у него были наравне с бровями. Мугулюй - это монгольское слово мухар («комолый»), которое по смыслу идентично слову "бессильный", приведенному как объяснение термина монгол в «Сборнике летописей». Поэтому имя Мугулюй превратилось в название монгол [9, с.72-74].
Другие ученые дали иную трактовку имени Мугулюй. Ц. Хандсурэн со ссылкой на «Вэй шу» пишет, что в конце правления императора Шэн юаньди был пленен один раб. Его голова была выбрита на макушке, а волосы зачесаны вперед до бровей, из-за чего он стал известен как Мугулюй, т. е. «плешивый». Мугулюй является искаженным монгольским словом мугулай - «бритоголовый». Так как потомки Мугулюя приняли фамилию Юйгюлюй, то в китайских источниках жужани часто называются родом юй-гюлюй [10, с.6-7].
Анализируя гипотезы Ёсиаки и Тоёхати, В. С. Таскин заметил (его слова целиком относятся и к гипотезе Г. Сухбаатара): «На наш взляд, более правдоподобно считать мугулюй транскрипцией двух слов мугуй и люй, причем последний знак, по реконструкции Карлгрена, имел в средние века чтение liwo. Как указывает Б.Х. Тодаева, слова “плохой”, “дурной” передаются в монгорском языке му, в диалекте минхэ монгорского языка - мау, в Монгольском словаре Мукаддимат ал-Адаб - шй, maw, у Н.П. Поппе в “Квадратной письменности” - ma-un, в работе “Das mongolische Sprachmaterial einer Leidener Handschrift” - mayui, в монгольском письменном языке - mayu, в дунсянском - мау.
Люй - їім>о близко по звучанию к монгорскому там>а - «волосы». Таким образом, мугулюй, или му-гу ливо, - транскрипция шауитам>а - «плохие волосы». Получается не только фонетическая, но и смысловая близость, поскольку между значениями “голова облысела” и “плохие волосы” несомненная связь» [8, с.399].
Толкование слова мугулюй, данное Н.Я. Бичуриным, В.С. Таскиным и Ц. Хандсурэн, основано на более точном прочтении источников и потому предпочтительно. Приходится констатировать, что предложенная Г. Сухбаатаром и японскими учеными трактовка имени Мугулюй как первоосновы названия монгол ни одним фактом не подтверждается. Все это проистекает от того, что не только они, но и авторы всех других гипотез не попытались или не сумели найти правильную первоначальную форму этнонима монгол и не учитывали точно засвидетельствованные данные источников о возникновении этого названия в танскую эпоху в среде этнической группы шивэй. Тут следовало уяснить, что линия развития средневековых монголоязычных народов представляла собой цепь последовательно сменявших друг друга этносов. Вслед за дунху, про которых можно уверенно говорить как о предках всех монголоязычных этносов, появились сяньби, ухуани, жужани и только потом тот народ, который сейчас называется монголы. В этом плане безусловно верно мнение В.С. Таскина, который подводя итог анализу гипотез Ёсиаки и Тоёхати о генезисе этнонима монгол, подчеркнул: «Название “монгол” впервые встречается в китайских источниках в “Цзю Тан шу”, составленном в 945 г., и, если бы мнение японских ученых было доказано, историю монголов надо было бы начинать на семь веков раньше. Однако вряд ли эта соблазнительная точка зрения заслуживает доверия, будучи основанной лишь на некоторой фонетической близости слов мугулюй и монгол» [8, с.399].
Нами отмечено, что в китайских источниках общность мэнъу упоминается в составе шивэйских племен, которые в период Тан занимали территорию от Яблонового хребта до Малого Хингана. Где здесь конкретно обитали мэнъу, т.е. монголы, и что означает их имя? По данным «Цзю Тан шу», мэнъу шивэй жили по южной (правой) стороне р. Ванцзяньхэ. Источник гласит: «Ванцзяньхэ вытекает из озера Цзюйлуньбо. Она течет на восток по краю земель си шивэй. Далее на восток течет южнее да шивэй, захватывая часть их территории. Еще дальше на востоке протекает севернее мэнъу шивэй, южнее лодзюй шивэй. Дальше на востоке сливается с реками Нахэ и Хуханьхэ» [1, 199 цзюань, 5356]. В приведенном тексте Ванцзяньхэ - это р. Аргунь и Амур, Цзюйлуньбо - оз. Хулун, Нахэ - р. Сунгари, Хуханьхэ - р. Муданцзян.
Сведения «Цзю Тан шу» несколько конкретизируют исторические карты периода династии Тан, подготовленные учеными КНР. На них территория проживания мэнъу показана в виде узкой полосы по южному берегу Верхнего Амура [11, л.32-33]. Но кроме картографических имеются другие материалы, при рассмотрении которых выясняется, что мэнъу жили западнее, на правом берегу Аргуни, где находилась местность Эргунэ-кун.
В 2004 и 2006 гг. объединенным отрядом ИМБТ СО РАН, Института истории Академии наук Монголии и музея народов Хулун-Буира (АРВМ КНР), руководимым автором, была проведена широкомасштабная археолого-этнографическая разведка правобережной стороны Аргуни и долины Хайлара. Перед экспедицией стояла задача обследовать территорию и установить, имеется ли на ней местность, которую по наличию археологических памятников, особенностям рельефа и другим параметрам можно было бы соотнести с описанием Эргунэ-куна в «Сборнике летописей». Основное внимание экспедиция сосредоточила на разведке долины Аргуни, которая местным населением по-прежнему зовется ее древним именем Эргунэ. Территория справа от реки называется Шивэй. Через нее протекают и впадают в Аргунь ряд рек, среди которых самой крупной является стекающая с Большого Хингана Цзилюхэ. За 1012 км до Аргуни, правее устья Цзилюхэ, горы и сплошная тайга резко заканчиваются и открывается сравнительно небольшое, ровное степное пространство, местами покрытое небольшими лесками и рощами. Степь одной стороной подступает к низовью Цзилюхэ, другой - прилегает к Аргуни, за которой на российской стороне такого открытого пространства нет и сразу от реки начинаются горы и глухая тайга. Общий вид этой местности, отделенной от внешнего мира многими горами и реками, очень похож на описание Эргунэ-куна в «Сборнике летописей».
Здесь в 1991 г. китайскими археологами были обнаружены два средневековых городища и поселение. Оба городища расположены на высоких плато, одно из которых находится непосредственно на Ар-гуни, другое - в низовье Цзилюхэ. Между ними на гребне невысокой, но крутой горы находится поселение, выполнявшее, вероятно, роль наблюдательного пункта. На поверхности обоих плато видны остатки защитных валов и многочисленные жилищные западины, на горе - только следы жилищ. Внизу, на равнинной территории, археологические памятники отсутствуют, что свидетельствует о том, что жизнь обитателей городищ в основном протекала на плато, следовательно, они были неаборигенным, а пришлым населением.
Ключевое место в комплексе занимало городище в низовье Цзилюхэ, где, видимо, находилась ставка предводителя всего пришлого населения. В пользу этого предположения говорят такие факты: во-первых, на нем имеется самая крупная на всех памятниках западина, на месте которой, надо думать, и
располагалась ставка вождя; во-вторых, плато на устье Цзилюхэ отличается большей недоступностью и лучшей защищенностью по сравнению с плато, находящимся на Аргуни. Поэтому лучшего места для ставки вождя невозможно было найти.
На плато, в городищах, обитали представители одной этнической группы. Это подтверждается тем, что проведенная китайскими археологами разведка всех трех памятников при помощи шурфов дала совершенно одинаковый материал (фрагменты керамики, изделия из кости). В свою очередь, этот материал идентичен артефактам (остатки деревянного гроба-колоды, фрагменты керамики, луков), которые были обнаружены в погребениях в местности Барун Узур западнее г. Хайлара. Поскольку эти захоронения специалистами однозначно определены как раннемонгольские (мэнъу шивэй), датируемые концом VII в. н.э., то вполне оправданно выдвинуто предположение, что городища и поселение на правом берегу Аргуни тоже были оставлены ранними монголами [12, с.58-62]. Это означает, что та местность, где они находятся, вероятно, является тем самым Эргунэ-куном, куда восходят истоки этногенеза монголов и начало их истории.
Рашид-ад Дин, объясняя содержание топонима Эргунэ-кун, заметил, что слово кун имеет значение «косогор», а эргунэ - «крутой» [13, с. 153]. Принимая это сообщение, напомним, что в «Сборнике летописей» имеется точное указание на то, что Эргунэ является названием р. Аргунь, подтверждаемое «Тайной историей монголов» (дальше - ТИМ) и современным топонимическим материалом. Поэтому с учетом данного пояснения можно сказать, что значение «крутой» им также выводилось из компонента кун, т. е. семантику данного термина Рашид-ад Дин понимал как «крутой косогор». Наше предположение полностью подтверждается при обращении к упоминающимся у Рашид-ад Дина названиям Наху-кун и Джор-кал-кун, в которых кун обозначает одиночную гору с крутыми склонами [13, с.138; 14, с.129, 148]. Это значение термина кун выявляется и в ТИМ [15, §117, 196, 237]. Имеющееся в источниках описание горы Наху-кун, на которой Чингисхан блокировал найманов, дает яркое представление о том, какие горы монголы в далеком прошлом называли словом кун. «Так как была ночная пора и войско Таян-хана было разбито, - пишет Рашид-ад Дин, - а войско Чингис-хана преследовало его, беглецы от чрезмерного страха и ужаса бросились в трудно проходимые горы. Ночью многие из войска найманов соскальзывали, скатывались, низвергались вниз с крутых гор и трудно доступного косогора (курсив наш. - Б.З.), название которого Наку-кун, и погибали» [14, с.148]. Такая же характеристика горы Наху-кун приведена в ТИМ. «Тогда Чингисхан, - сообщает летопись, - ввиду позднего вечера ограничился оцеплением горы Наху-гун. Между тем, Найманы той же ночью вздумали бежать, но, срываясь и соскальзывая с Наху-гунских высот, они стали давить и колоть друг друга насмерть: летели волосы и трещали, ломаясь, кости, словно сухие сучья» [15, § 196].
Т акими же возвышенными местами с крутыми склонами являются оба плато и гора на берегу Ар-гуни, на которых находятся городища и поселение. Поскольку подобные возвышенности, о чем свидетельствуют письменные памятники, в языке средневековых монголов обозначались термином кун, то данное слово вместе с названием р. Эргунэ составляло единый топоним Эргунэ-кун, который вошел в «Сборник летописей». Тогда выходит, что местность на правобережье Аргуни действительно может рассматриваться как та самая местность Эргунэ-кун, где в эпоху династии Т ан, спасшись от тюркского разгрома, жили предки монголов.
Возвращаясь к этнониму монгол и завершая разбор его этимологии, укажем, что из множества толкований выделяется версия о происхождении данного термина от тунгусо-маньчжурского слова ман-гму /манггу / мангга, означающего «сильный, упругий, твердый» [16, с.525-526, 529-530]. Впервые такое предположение, напомним, высказал В.П. Васильев, позднее оно было поддержано Э.В. Шавкуновым. Но оба исследователя ошибались, утверждая, что тунгусо-маньчжурские народы данное слово в качестве названия прилагали только к Нижнему Амуру и, следовательно, этноним монгол возник там. Изучение фактического материала показывает, что словом мангу / манга эти народы называли весь Амур [16, с.525-526]. Более того, данный гидроним существует в бассейне правобережья Аргуни. Неоднократно упоминавшаяся р. Цзилюхэ, которая впадает в Аргунь и название которой в переводе с китайского означает «стремительная, бурная река», до своего переименования китайцами называлась Мангу. Это тунгусское слово с тем же значением, что и название Цзилюхэ.
Наличие р. Мангу в системе Аргуни может расцениваться как яркое свидетельство обитания там монголов. Так как в низовье Мангу жил вождь складывавшегося монгольского этноса, название этой реки было положено в основу имени монгол. Сказанное убедительно доказывает исходная форма данного этнонима. Монголоведам повезло в том плане, что в их распоряжении имеется ТИМ - выдающийся памятник монгольской истории и культуры, созданный, что очень важно, самими монголами. В монгольском тексте летописи имя монгол передано в форме мангол [ша^уоЦ, что говорит о том, что в XIII в. еще сохранялась эта первоначальная его форма. Слово мангол, в котором гласный звук о является средним между звуками у и о, состоит из двух частей: корня манго, соотносимого с названием р. Мангу, и суффикса множественного числа -л, обозначающего групповую совокупность людей. В сумме обе части дают значение «люди, живущие на реке Мангу». По-другому термин мангол интерпретировать невозможно.
На первых порах слово мангол было прозвищем, полученным предками монголов от окружающего населения. Позже оно, сохранив свое изначальное произношение и смысловое значение, закрепилось у них как самоназвание, которое после XIII в. в результате внутренного развития приняло современную форму монгол. Несмотря на несколько иное звучание, этноним монгол имеет ту же семантику, что и его исходная форма мангол - «люди, живущие на реке Мангу».
Предложенное объяснение названия монгол является наиболее удовлетворительным среди обилия существующих гипотез. Возможно, решена одна из давних и многотрудных проблем монголоведения, выходящая далеко за рамки чистой ономастики. Выяснение содержания этнонима монгол означает не только раскрытие его этимологии, оно позволяет приподнять завесу над ранней историей монголов. Теперь, опираясь на весь наработанный материал, можно сказать, что после разгрома жужаньского каганата часть жужаней, идентифицируемая с родом чино (со временем, на позднем этапе эволюции культа предков, этноним чино стал пониматься как имя реального предка Чингисхана Бертэ-Чино, который с супругой Хоай-Марал вышел из Эргунэ-куна; с Бертэ-Чино обычно начинаются монгольские генеалогические предания. - Б.З.), в течение достаточно длительного времени находилась за пределами своей родины, на правобережье Аргуни, в качестве отдельного этнического подразделения, внедрившись в среду шивэй-ских племен. Проживая здесь, в труднодоступной местности Эргунэ-кун, беглецы по месторасположению ставки своего вождя, находившейся в низовье Мангу, притоке Аргуни, получили от своих соседей имя мангол, которое с течением времени приняло ныне известную форму монгол.
Литература
1. Цзю Тан шу. - Пекин, 1959.
2. Банзаров Д. Собр. соч. - М., 1955.
3. Васильев В.П. История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII века с приложением перевода китайских известий о киданях, джурджитах и монголо-татарах // Тр. Вост. отд-ния Импер. Рус. археол. общ-ва. Ч.1У. - Спб., 1859.
4. Березин И.Н. Сборник летописей. История монголов. Соч. Рашид-Эддина. История Чингиз-хана до восшествия его на престол / перс. текст, с предисл. И.Н. Березина // Тр. Вост. отд-ния Импер. Рус. археол. общ-ва. Ч.ХШ. -Спб., 1868.
5. Воробьев М.В. Чжурчжэни и государство Цзинь. X в. - 1234 г. Исторический очерк. - М., 1975.
6. Шавкунов Э.В. Еще раз об этимологии этнонима монгол // Древний и средневековый Восток. - М., 1987.
7. Мэн-да бэй-лу. Полное описание монголо-татар: факс. ксилограф. / пер. с кит., введ., ком. и приложения
Н.Ц. Мункуева. - М., 1975.
8. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху / введ., пер. и ком. В.С. Таскина. - М., 1984.
9. Сухбаатар Г. Монгольские этнонимы дочингисовой эпохи // Монголо-бурятские этнонимы. - Улан-Удэ, 1996.
10.ХандсYрэн Ц. Жужаны хаант улс. - Улаанбаатар, 1994.
11.Чжунго лиши диту чжи. Т.5. - Пекин, 1982.
12.Чжао Юе. Кай у со Тан. - Хайлар, 2003.
13.Рашид-ад Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.1. - М.; Л., 1952.
14.Рашид-ад Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.2. - М.; Л., 1952.
15.Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. Введение в изучение памятника, перевод, тексты, глоссарии. - М.; Л., 1941.
16. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков: материалы к этимологическому словарю. Т.1. - Л., 1975.
Literature
1. Tzu Tang shu. Pekin, 1959.
2. Banzarov D. Collection of compositions. Мoscow, 1975.
3. Vasiliev V.P. History and ancient Eastern parts of Middle Asia from X to XIII centuries with the translation of the Chinese news about kidans, jurdzhits and Mongolian Tatars // The works of the Eastern department of the Emperor’s Russian archaeological society. Part IV. St. Petersburg, 1859.
4. Berezin I.N. Selection of Chronicles. History of Mongols. Compositions by Rashid-Eddin. The history of Chingis khan before his ascension. The perspective text with the foreword by I.N. Berezin // The works of the Eastern department of the Emperor’s Russian archaeological society. Part XIII. St. Petersburg, 1868.
5. Vorobyov M.V. Czhurchzheni and the state of Jin, X century - 1234: historical essay. Мoscow, 1975.
6. Shavkunov E.V. Once again about the etymology of the ethnonym “Mongol” // Drevnii I srednevekovoii vostok. Мoscow, 1987.
7. Men-da bei-lu. „Complete description of the Mongolian Tatar: facsimile Xerox // Transl. from Chinese, introd., comment. and attachments by N.Ts. Munkuev. Мoscow, 1975.
8. The materials of the history of the ancient nomadic peoples of the dunhu group / introd., transl. and comm. by V.S. Taskin. Мoscow, 1984.
9. Sukhbaatar G. Mongolian ethnonyms of prior Chingis khan’s epoch // Mongolo-Buryatskie etninimi. Ulan-Ude, 1996.
10. Handsuren Ts. The zhuzhans haant uls. Ulaanbaatar, 1994.
11. Chzhungo lishi ditu chzi. Vol. 5. Pekin, 1982.
12. Chzhao Yue. Kai wu suo tang. - Hailar, 2003.
13. Rashid-ad-ding. Selection of chronicles. Vol. 1. Book 1. Мoscow; Leningrad, 1952.
14. The same. Book 2.
15. Kozin S.A. Sacred history. Mongolian chronicle of 1240. Мoscow; Leningrad, 1941.
16. Comparative dictionary of the TungusManzhurian languages: materials for the etymological dictionary. Vol. 1. Leningrad, 1975.
Зориктуев Булат Раднаевич, д-р ист. наук, заведующий отделом истории и культуры Центральной Азии ИМБТ СО РАН
Zoriktuev Bulat Radnaevich, head of Department of History and Culture of Central Asia of the Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, Siberian Branch of Russian Academy of Science, Doctor of Science (History)
Tel.: (3012) 433902; e-mail: imbt@bsc.burvatia.ru
УДК 494.3
ББК 81
А.В. Гатыпова Сравнительная характеристика деепричастий в монгольском, бурятском и тюркских языках
В статье проводится сравнительный анализ деепричастий в бурятском, монгольском и тюркских языках.
Ключевые слова: монгольские, тюркские языки, бурятский язык, деепричастие, деепричастные формы, аффиксы деепричастий.
A.V. Gatipova The comparative characteristics of the verbal adverbs in the Mongolian, Buryat and Turkic languages
A comparative analises of the system of verbal adverbs in the Buryat, Mongolian and Turkic languages is adduced in the article.
Key words: Mongolian, Turkic languages, the Buryat language, verbal adverbs, the forms of verbal adverbs, the suffixes of verbal adverbs.
В монголоведении деепричастие определяется как морфологически неизменяемая форма глагола, выражающая второстепенное действие, сопутствующее другому действию, выражаемому сказуемым главного предложения [1, с. 156]. По своей семантике, происхождению и образованию деепричастные формы неоднородны, поэтому исследователи монгольских языков подразделяют их на первичные и вторичные формы. Первичные деепричастные формы образуются непосредственно от глагольных основ при помощи простых аффиксов, вторичные же при помощи сложных аффиксов [2, с.186]. Следует отметить, что в монгольских языках различают две группы деепричастий: сопутствующие и обстоятельственные. Первые обозначают зависимое действие, сопутствующее главному, вторые выражают различные обстоятельства, при условии выполнения которых совершается главное [3, с.120]. Формы обстоятельственных деепричастий «могут употребляться только в качестве обстоятельственных членов предложения, являясь обстоятельствами условия, цели, предела, образа действия, времени и т.п. [4, с. 280-281]. К первичным сопутствующим деепричастиям относятся следующие деепричастия: соединительное деепричастие с аффиксом -ж/-ч в монгольском, -жа/-ша в бурятском языках: монг. яв-ж «идя», бур. яба-жа «идя»; разделительное деепричастие с аффиксом -аад в монгольском и бурятском языках: монг., бур. яб-аад «пойдя»; слитное деепричастие с суффиксом -н в монгольском и бурятском языках: монг., бур. яба-н «идя».
Вторичные обстоятельственные деепричастия включают следующие виды: условное с аффиксом -вал в монгольском и бал- в бурятском: монг. яв-бал «если/когда пойдет», бур. яба-бал «если пойдет»; уступительное с аффиксом -вч в монгольском языке, в бурятском языке данный вид деепричастия отсутствует: ср. монг. ява-вч «хотя и пойдет»; последовательное деепричастие с аффиксом -хлаар в монгольском, -халаар в бурятском языке: монг. ява-хлаар «как только пошел», бур. яба-халаар id.; попутное деепричастие с аффиксом -нгаа, -нгуут в монгольском и -нгаа в бурятском языке: монг. ява-нгаа «отправившись», бур. яба-нгаа «отправившись.»; предварительное с аффиксом -магц в монгольском и -мсаар в бурятском языке: монг. яв-магц «только пошел, как сразу.», бур. яба-мсаар «только пошел, как сразу.»; целевое деепричастие с аффиксом -хаа, -хаар в монгольском и -хаяа в бурятском языке: монг. яба-хаар «чтобы идти», бур. яба-хаяа «чтобы идти»; степени действия. Деепричастие степени действие отсутствует в монгольском языке, а в бурятском языке образуется с помощью аффикса -хыса, -са: бур. яба-хыса «.до такой степени, что пошел»; заменное деепричастие с аффиксом -хаар в монгольском и -нхаар в бурятском языке: монг. ява-хаар «чем идти, лучше. », бур. яба-нхаар «вместо того, чтобы идти. »
Помимо этого выделяют деепричастия смешанного типа, которые объединяют в себе признаки сопутствующих и обстоятельственных деепричастий [2, с.203]. К ним относят продолжительное деепричастие с аффиксом -саар в монгольском и -hаар в бурятском языке: монг. яв-саар «пойдя» /и до сих пор идет/, бур. яба^аар «пойдя»; предельное деепричастие с аффиксом -тал в монгольском языке и -тар в бурятском языке: монг. яв-тал «пока не уйдет», бур. яба-тар «пока не уйдет».
