CC BY
127
10. Anishchenko O. A. EHvoIyuciya oboznacheniya molodyozhnoj rechi: ot tekhnicheskogo yazyka do zhargona [Evolution of denomination of the youth speech: from technical language to slang] // Voprosy yazykoznaniya - Problems of linguistics. 2009, No. 2, pp. 108-117.
11. Matyushenko E. E. Funkcii zhargonizmov v sovremennoj molodyozhnoj presse: diahronicheskij aspekt [Functions of jargon in modern youth media: a diachronic aspect] // Izvestiya Volgogradskogo gosudarstvennogo tekhnicheskogo universiteta - News of the Volgograd State Technical University. 2008, vol. 7, No. 5, p. 102.
12. Savitskaya D. A. Slova parazity v rechi molodyozhi [Words-parasites in the speech of young people] // Russkijyazyk v shkole i doma - Russian language at school and at home. 2009, No. 4, pp. 22-26.
13. Kuzmina N. A. DJ EHSEHMEHSIT: populyarnye zaimstvovaniya na stranicah molodyozhnoj pressy [DJ-SMS'es: popular borrowings on the pages of the youth press] // Omskij nauchnyj vestnik - Omsk scientific herald. 2008, No. 5-72, p. 126.
14. Gabdullina A. H. YAponskie zaimstvovaniya vyazyke sovremennyh molodyozhnyh zhurnalov [Japanese loanwords in the language of modern youth magazines] // Znak: problemnoe pole mediaobrazovaniya - Sign: the problem field of media education. 2011, vol. 1, No. 7, p. 59.
15. Filin F. P. O leksiko semanticheskih gruppah slov [About lexical-semantic groups of words] // Езико-ведски исследования в чест на акад. Стефан Mladenov. Sofia. 1967.
16. . Russkij semanticheskij slovar'. Tolkovyj slovar', sistematizirovannyj po klassam slov i znachenij -Russian semantic dictionary. Explanatory dictionary, classified according to the classes of words and meanings / edited by N. Y. Shvedova. Vol. I. Moscow. 1998.
17. Wang Zhi. Naimenovaniya lic obobshchennoj semantiki v molodezhnoj presse (na materiale kirovskoj gorodskojgazety «StudEnter») [Names of persons of generalized semantics in the youth press (on the material of the Kirov city newspaper "СтудEnter")] // Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta - Herald of the Vyatka State University of Humanities. 2014, No. 6, pp. 122-129.
18. Wang Zhi. Sushchestvitel'noe student: semantika i sintaksicheskie pozicii (na materiale regional'noj gazety «StudEnter») [Noun student: semantics and syntactic positions (on the material of the regional newspaper "СтудEnter")] // Rational and emotional in the Russian language: intern. coll. of scientific articles. Moscow. 2013. Pp. 25-27; Wang Zhi. [The word student in syntagmatic row (on the material of the Kirov newspaper СтудEnter")] // Semantika. Funkcionirovanie. Tekst: mezhvuz. sb. nauch. tr.- Semantics. Functioning. Text: inter-high school coll. of scientific articles. Kirov. 2013. Pp. 109-113.
19. Chernov S.V. Obraz cheloveka: tolkovanie termina, istochniki dlya izucheniya, mnozhestvennost' interpretacij, lingvisticheskij analiz [The image of a man: interpretation of the term, sources for the study, the multiplicity of interpretations, linguistic analysis] // Interpretaciya obraza cheloveka kak lingvisticheskaya problema: materialy Mezhdunar. konf. 5-7 oktyabrya 2011 g - Interpretation of the image of a man as a linguistic problem: proceedings of the Intern. conf. October 5-7, 2011. Kirov. 2011. Pp. 9-24.
УДК 81'42
М. М. Морараш
Сравнение как особый компонент художественного содержания текста (на примере романа В. В. Набокова «Машенька»)
В статье на основе анализа романа В. Набокова «Машенька» показаны некоторые особенности организации сравнительных конструкций. Традиционное понимание сравнения как средства языка, устанавливающего буквальные связи и отношения между предметами/явлениями действительности, в условиях художественного текста расширяется за счет выявленной роли сравнения в моделировании действительности. Сравнение предстает как структурно-семантическая единица, обладающая собственными средствами выражения и закономерностями реализации в дискурсе. Определено, что разнообразие синтаксических конструкций ориентировано на вскрытие сложного комплекса семантических отношений, но сущностью сравнения главным образом является сам образ, он же в свою очередь служит для обозначения как наглядности, так и оценочности. Отношение автора к создаваемому им духовному миру человека и окружащей его действительности репрезентировано имплицитно, с помощью сложных сравнений.
© Морараш М. М., 2014 162
On the basis of analysis of the novel by Vladimir Nabokov, "Mary" shows some of the features of the organization of comparative constructions. The traditional understanding of language as a means of comparison, establishing literal connections and relationships between objects / phenomena of reality, in terms of a literary text is expanded by identifying the role of comparison in the simulation of reality. A comparison is presented as a structural semantic unit, with its own means of expression and the laws implemented in the discourse. Determined that a variety of syntactic structures focused on opening a complex set of semantic relations, but the essence of the comparison is mainly a self image, he, in turn, serves to indicate the clarity and Evaluation. Author's attitude to it creates a spiritual world of man and the reality around him to represent implicitly, using sophisticated comparisons.
Ключевые слова: В. Набоков, роман «Машенька», сравнительные конструкции, простое сравнение, образное сравнение, сложное сравнение, имплицитность, оценочность, модель мира.
Keywords: Vladimir Nabokov, novel "Mary", comparative design, simple comparison, figurative comparison, a complex comparison, implicitness, estimation, model of the world.
На нынешнем этапе развития лингвистики осознание роли языка как средства концептуализации действительности может быть соотносимо с языковым отражением этой самой действительности в художественном тексте. Художественный текст в когнитивной лингвистике рассматривается как сложный знак, который репрезентирует действительность в виде индивидуально-авторской картины мира. Трудно было бы утверждать, что для понимания языковой картины мира, созданной в художественном тексте, не требуется осмысления структурно-семантической организации его языка. Насколько позволяют судить доступные данные нашего анализа романа «Машенька» [1], сравнение (всем известно как стилистический прием] может представлять собой значимый автономный когнитивный компонент информации, входящий во взаимодействие с другими когнитивными компонентами информации. Мы вполне разделяем точку зрения С. И. Ожегова, определяя сравнение как «слово или выражение, содержащее уподобление одного предмета другому» [2]. Из этого определения следует, что в структуре сравнения оказываются соотнесены как минимум два предмета/явления, однако стоит уточнить, что один из них, скорее, является источником сравнения, а значит эксплицитным, т. е. понимаемым буквально. Кроме того, сравнение, как правило, предполагает соответствие морфологических форм участвующих в его образовании компонентов.
Как языковые ресурсы демонстрируют различные структурные формы реализации сравнительных конструкций, так же и в языке романа «Машенька» В. В. Набокова нашла отражение особая своеобразноразвитая система изучаемых конструкций, расчлененная на два основных типа:
I тип - конструкции с явно выраженными сравнительными признаками. Они подразделяются на следующие:
1] конструкции, построенные посредством сравнительных союзов / сравнительных модальных частиц (как, как будто, будто, словно и др.]: Этот день его, как и предыдущие, прошел вяло (41] и др. Они являются достаточно известными и часто описываемыми в научных трудах. В них возможно несоответствие морфологических форм сравниваемых компонентов: висячими ушами (Т. п.], бархатными на концах, как бахрома (И. п.] бабочки (38], ленивых рабочих (Р. п.], вольно и равнодушно, как синие ангелы (И. п.], проходивших с балки высоко наверху (49], а по улицам (Д. п.], ставшим широкими, как черные блестящие моря (И. п.], в этот поздний час (53], и там прощались - длительно, горестно(наречие], словно перед долгой разлукой (предлож-но-падежная форма существительного] (82], валил отвесно крупный мягкий снег в сером, как матовое стекло (И. п.], воздухе (П. п.] (83] и др. Приведенные примеры демонстрируют несоответствие форм падежей: формы уши как бахрома бабочки, рабочие как синие ангелы, улицы как черные блестящие моря и т. д. были бы вполне традиционными. Сравнительный оборот может представать и вовсе с «отсутствием соотносимого члена» [3], в таких случаях мы имеем сравнивающее без сравниваемого. Приведем примеры: лежишь (где?] словно на воздухе (56], не глядите (как?] на меня, Клара, как раненая лань (101], ходить на руках и двигаясь (как?] подобно парусу (39], распахивавшиеся (как?] как легкие крылья (43], повернувшись (как?] как корабль ушел (50], лежала (как?] как мертвая (55], Лидия Николаевна с ведрами в руке шуркнула (как?] мимо него, как мышь (69] и др. Здесь сопоставляемый член без соотносимого члена в первой части сравнения выступает в качестве обстоятельства. Кроме того, сопоставляемый член может выступать в качестве определения: «между черных задних стен (каких?], словно срезанных, домов» (41], «и цветной моток шелка (какой?], как живой, спрыгивает с колен матери» (57] и др.
Сравнения могут быть осложнены обособленными оборотами и придаточными определительными: И было что-то трогательно-чудесное, - как в капустнице, перелетающей через
траншею, - в этом странствии писем через страшную Россию (97]; Дом был, как призрак, сквозь который можно просунуть руку, пошевелить пальцами (100];
2] конструкции со сравнительной степенью прилагательных или наречий или с использованием формы существительных в творительном падеже: и с плеском легкого дождя, сетью мгновенных колец прыгнула стая рыб (104]; Этот желтый блеск свежего дерева был живее самой живой мечты о минувшем (111]; еще так недавно он умел, не хуже японского акробата, ходить на руках (39].
II тип - конструкции с неявно выраженными сравнительными признаками. Они, в свою очередь, подразделяются на следующие:
1] конструкции, имеющие в своем составе неопределенное местоимение что-то и следующее за ним прилагательное с зависимыми словами, слова типа похожий, подобный, напоминавший, изображая, представился, казался, что и т. д.: было что-то лубочное, слащаво-евангельское в его чертах (37] (неявное сравнение с лубочным, слащаво-евангельским]; И прищуренными глазами глядя внимательно на что-то желто-зеленое, текучее, жаркое, что было в обыкновенное время липовой листвой (76] (здесь скрытое сравнение во второй части предложения становится вполне раскрытым: желто-зеленое, текучее, жаркое - это и есть липовая листва]; Это было мучительное и страшное состояние, несколько похожее на ту тяжкую тоску, что охватывает нас, когда, уже выйдя из сна, мы не сразу можем раскрыть, словно навсегда слипшиеся, веки (47]; почти неземного волненья, подобно музыке, играющей именно тогда, когда мы делаем что-нибудь обыкновенное (48], вся жизнь ему представилась той же съемкой, во время которой равнодушный статист не ведает, в какой картине он участвует (50]; Кларе казалось, что она живет в стеклянном доме, колеблющемся и плывущем куда-то (61]; И Ганину казалось, что чужой город, проходивший перед ним, только движущийся снимок (71]; темные, густые брови, напоминавшие Кларе обрезки дорогого меха (88]; было что-то подобное смерти в их неизбежных отъездах (94]; и его крепкие шаги будили в ступенях отзвуки, подобные бою медленного сердца (110] и др.;
2] конструкции, в которых определенные формы слов могут указывать на имеющееся сходство предметов/явлений (существительные, выступающие в функции несогласованного определения, качественные прилагательные, перешедшие из разряда относительных или притяжательных, глаголы, наречные слова]: оба по-женски (наречие] смешливые, худенькие с припудренными носами и мускулистыми ляжками (38] (сравнение мужских персонажей Колина и Горностаева с женщинами]; он [Колин] по-женски (то же самое) надувал губы, возясь с чайником, а потом стал что-то мурлыкать (глагол в перен. значении - говорить мягким голосом, что также вполне схоже с женщинами], тихо и сосредоточенно; чулки поросячьего (перешедшее из разряда притяжательных качественное прилагательное] цвета, с птичьими (то же самое] ужимками (43], деревянным (то же самое] голоском (46], мышиными (то же самое] шажками, цвета высохшей глины (существительное, выступающее в роли несогласованного определения] (109] и др.;
3] конструкции, содержащие уточняющий оборот или придаточное определительное с указательным местоимением тот в главной части сложноподчиненного предложения: Идя к обеду, он не подумал о том, что эти люди, тени его изгнаннического сна (люди как тени] будут говорить о настоящей его жизни, - о Машеньке (71]; Стояла та особая, тяжелая, глуховатая тишина, которая бывает, когда несколько человек молча сидят вокруг больного (тишина сравнивается с тишиной при других обстоятельствах] (106]; с тем щемящим чувством одиночества, которое всегда овладевает нами, когда человек, нам дорогой, предается мечте, в которой нам нет места (88];
4] конструкции, в которых создаются такие не менее известные приемы, чем сравнение, как метафора и перифраза и др. Нельзя не отметить в нашем исследовании данные языковые явления, поскольку метафора общеизвестно определяется как разновидность сравнения, при этом слова, участвующие в образовании метафоры, используются в переносном значении на основе сходства предметов (явлений]: к пурпурной резине ее поддающихся губ (поддающиеся губы сравниваются с резиной]; мутные сумерки, которыми постепенно наливалась комната, заполняют его всего, претворяют самую кровь в туман (природные сумерки сравниваются с сомнительными, противоречивыми чувствами или эмоциями] (47]; А что если этот сложный пасьянс никогда не выйдет во второй раз? (воспоминание Ганина, постепенно выстраивающее цепь событий и эмоций, сравнивается с пасьянсом] (59); Да, вы правы, нежнейший цветок. Я вот уверен, что она приедт сюда цветущая, веселая (Машенька сравнивается с цветком] (45]. Перифраза в условиях функционирования романа также становится разновидностью сравнения: Где оно, - все это далекое, светлое, милое (98] (прошлое сравнивается с далеким, светлым, милым].
Итак, в количественном отношении преобладают сравнительные конструкции с соответствующими союзами или модальными частицами, но нельзя сказать, что именно это и является оп-164
ределяющим в стиле В. Набокова. Писатель не ограничивается обычными способами создания сравнительных элементов (с союзами как, словно, будто и т. д. или сравнительной степенью прилагательного и наречия] и, отказавшись от прямолинейного отождествления предметов/явлений, использует достаточно оригинальные (непривычные с точки зрения образования и весьма разнообразные], на наш взгляд, построения. Указанные особенности сравнительных конструкций заставляют задуматься над вопросом: а можно ли это считать проявлением известной набоковедам склонности писателя к языковой игре? Возможно, если учесть, что такой простой компонент художественной литературы, описанный в разделе стилистики, действительно обыгрывается писателем. Здесь в принципе возможны два направления исследования. Одно из них может быть обусловлено спецификой идиостиля автора (своего рода украшение простой фабулы романов, вовлечение читателя в игру и т. д.], в этом случае непривычные и разнообразные языковые конструкции могут представать «стилевой доминантой», «знаком стиля» В. В. Набокова. Другое направление исследования может быть связано с тем, что оригинальные построения данного языкового явления выдают стоящую за этим знаком сложную систему идей произведения, поэтому сравнение является синтаксическим средством активации определенной когнитивной модели действительности. На наш взгляд, названные особенности сравнительных конструкций (мы отметили их неповторяемость и разнообразие] в значительной мере способствуют формированию насыщенной семантики и эмоционального отношения писателя к создаваемому им миру.
Как известно, текст - это действительность образно-чувственного моделирования мира, причем он моделирует не только материальный мир, но и «переживания» писателя. Верно, на наш взгляд, отмечает О. Н. Кашкарова: «Ценность сравнения как акта художественного познания в том, что сближение разных предметов помогает раскрыть в объекте сравнения, кроме основного признака, также ряд дополнительных, что значительно обогащает художественное впечатление» [4]. Обогащению художественного впечатления в наибольшей мере, несомненно, способствуют так называемые образные сравнения. При этом лингвисты, помимо традиционного определения, данного упомянутого С. И. Ожеговым, чаще всего считают сравнением именно «образное выражение, построенное на сопоставлении двух предметов или состояний, имеющих общий признак» [5], или, согласно другой формулировке, «сопоставление одного предмета с другим с целью художественного описания первого» [6]. Конечно, в художественном тексте функционируют как простые, так и образные сравнения. Другое дело (что вполне логично], простые сравнения, функционируя в художественном тексте, трансформируются в художественные, а значит образные. Отсутствие строгой классификации сравнений позволяет определить сравнения в следующем виде: сравнительные конструкции, которые не содержат сравнение образного типа, называются простыми, и наоборот: сравнительные конструкции, которые содержат сравнение образного типа, относятся к образным. В первом типе предметы/явления, участвующие в процессе сравнивания, устанавливают между собой полную или неполную связь планов содержания и чаще всего выражения. Когда речь идет о неполной связи планов содержания, имеется в виду, что значения двух сближаемых форм могут быть возведены к одному общему значению, но в их соотнесении отражены только объективные (обычные, общеизвестные] свойства и, скорее всего, нельзя говорить о моделирующей роли их сочетания, данные формы в этом случае считаются корреспондирующими. Приведем примеры: он [Ганин] (одуш.], «как баба» (одуш.], страдает бессонницей (40]; как большинство стареющих поэтов (одуш.], он [Подтягин] (одуш.] был склонен к простой человеческой логике (45];] Людмила (одуш.] как большинство женщин (одуш.] ее типа (49]; оба [Колин и Горноцветов] (одуш.] по-женски (как женщина - одуш.] смешливые, худенькие с припудренными носами и мускулистыми ляжками (38]; улицы (неодуш.] как моря (неодуш.] (53]; чемоданы (неодуш.] как ведра (неодуш.] (109]; маленькая женщина (одуш.] как старушка (одуш.] (39]; стулья (неодуш.] как кости (неодуш.] (38]; небо (неодуш.] как молоко (неодуш.] (41]; чиновник (одуш.] как учитель (одуш.]; чайки (одуш.] как вороны (одуш.] (104]; Антон Сергеевич (одуш.] как младенец (одуш.] и др. Здесь сравнение происходит по сути на основе сопоставления однотипных объектов или субъектов по признаку одушевленность - одушевленность, неодушевленность - неодушевленность.
Во втором типе сопоставление фактически включает в себя разнородные объекты и по своей сути является алогичным (представляют собой сочетания несовместимых понятий]. Например: И было что-то трогательно-чудесное, как в капустнице (конкр.], перелетающей через траншею, - в этом странствии писем (абстр.] через страшную Россию (97] (странствие писем сравнивается с капустницей]; она [Лидия Николаевна] (одуш.] складывалась, как тряпичная кукла (неодуш.] (39]; ложь (неодуш. абстр.] как запах (неодуш. вещест.]; губы (конкр.] как резина (веществ.]; рука (неодуш., но относящееся к одуш. лицу - человеку] как лист (неодуш.]; числа (абстр.] как качели (конкрет]; люди (одуш. конкр.] как тени (неодуш. абстр.]; человек (одуш.] как
165
кукла (неодуш.] (77; Подтягин (одуш. конкр.] как смерть (неодуш., абстр.]; профиль (конкрет., относящееся к одушевленному лицу - человеку] Ганина как камень (неодуш.) (106); лицо (относящееся к одуш. лицу - человеку] как пятно (неодуш.]; цвет лица (относящееся к одуш. лицу -человеку] как глина (неодуш. веществ.] (109]; шелк (неодуш.] как живой (становится одуш.]; почерк (неодуш.] как что-то бегущее (становится одуш.] и др. В создании данных сравнений участвуют либо два существительных, либо существительное и прилагательное/причастие, образующих семантическую оппозицию по следующим категориям или признакам: конкретное - абстрактное, конкретное - вещественное, вещественное - абстрактное, одушевленное - неодушевленное.
В образных сравнительных конструкциях рассматриваемый предмет/явление, как правило, индивидуализируется и оценивается. О. Н. Кашкарова в своем исследовании обратила внимание, что «читатель принужден представить себе что-то постороннее сообщаемому, но для того, чтобы разыскать сходство с излагаемым и таким образом воспринять отношение автора к предмету» [7]. «Сравнение основывается не столько на сходстве сравниваемых предметов, сколько на сходстве авторского отношения к ним» [8]. Сравнивание в данных фрагментах происходит на основании субъективных ассоциаций писателя и создает специфический образ жизни человека, его внешности, души. Доминанта этих сравнений - нечеловекоподобие (одушевленные существительные - человек - отождествляются с неодушевленными предметами или нематериальными явлениями] - насыщается семантикой «мертвенности». Персонажи не являются самими собой, индивидуальностями (автор их постоянно с кем-то или чем-то сравнивает: «Что эта маленькая, седая, курносая женщина вовсе не хозяйка, а так просто, глупая старушка, попавшая в чужую квартиру» (39); «Получив через несколько минут билетик, он обрадовался, стал еще больше похож на толстую морскую свинку» (90]; «Изображая, как ей казалось, обиженную девочку, капризную маркизу» (42] и др.]. Конструкции со словами казался, похож, напоминавший с семантикой неявного выражения сравнения довольно распространены.
Интересно, что даже в простых сравнениях характеризуется мир, действительность по тем же самым признакам (он предстает нежизнеспособным], поэтому первоначально, говоря о простых сравнениях, мы отметили тот факт, что простые сравнения в условиях художественного текста становятся образными, т. е. участвующими в создании образа мира или человека. Приведем примеры: Столы, стулья, скрипучие шкафы и ухабистые кушетки разбрелись по комнатам, которые она собралась сдавать и, разлучившись таким образом друг с другом, сразу поблекли, приняли унылый и нелепый вид, как кости разобранного скелета (38]; Каждые пять минут сдержанным гулом начинал ходить дом, затем громада дыма вздымалась перед окном, заслоняя белый берлинский день, медленно расплывалась, и тогда виден был опять веер полотна, суживающийся вдаль, между черных задних стен, словно срезанных, домов, и над всем этим небо, бледное, как миндальное молоко (41] (семантика бледного цвета и его оттенков и образ жизни персонажей в романе «Машенька» подробно раскрываются в статье [9]]; Валил отвесно крупный мягкий снег в сером, как матовое стекло, воздухе (83]; Внизу проливались улицы, по солнечным зеркалам асфальта разбегались черные фигурки, автобус качался, грохотал, и Ганину казалось, что чужой город (город предполагает движение, так как предназначен для жизни людей], проходивший перед ним, только движущийся снимок (снимок - застывший, статичный объект] (71]; Дом был, как призрак, сквозь который можно просунуть руку, пошевелить пальцами (99]; «Кларе казалось, что она живет в стеклянном доме, колеблющемся и плывущем куда-то» (61] [10]. В последних двух цитатах определение дома как «стеклянного» и дома как «призрака» весьма значимо не только для конкретного контекста, но и для концептуализации действительности романа в целом. Очевидно, что в «стеклянном» доме или вообще доме-призраке не может быть внутреннего ощущения тепла, домашнего очага, как правило, нет ощущения любви близких и родных людей, а значит нет ощущения безопасности. Портрет людей, которые населяют подобный дом, является также подчеркнуто нежизненным, эксплицирует либо их духовную пустоту, либо «безжизненность» и «отсутствие смысла жизни»: «Морщинистая рука, как сухой лист» (43]; «Подтягин, бледный как смерть» (92]; «было что-то подобное смерти в их неизбежных отъездах» (94]; «Ганин заплатил за последнюю неделю, поцеловал легкую, как блеклый лист, руку» (94]; «Поодаль, на маленьком диванчике рядышком уселись Горноцветов и Колин, - и лица их были как два бледных пятна» (106]; «Глазау него были закрыты, лицо, цвета высохшей глины, изредка искажалось выражением муки» (109]; «Уже начинало светать, воздух в комнате как будто медленно линял, - и профиль Ганина, пристально глядевшего на кровать, казался высеченным из бледно-голубого камня» (106] и др. Настоящие жильцы «мертвы» по своей сути, т. е. они живы в физическом плане, но духовно умерли («Вот такие мелочи, - не тоску по оставленной родине, - запомнил Ганин, словно жили одни только его глаза, а душа притаилась» (103]]. В явном виде реальной жизни персонажи отсутствуют, так как практи-166
чески нет событий и их участия в них. Любопытно, что если одушевленные объекты становятся нереальными, «мертвыми», то неодушевленные предметы, напротив, обладают характером жизнеспособности: шелк (неодуш.] как живой (становится одуш.], почерк (неодуш.] как что-то бегущее (становится одуш.] и др.
Таким образом, сравнение героев с «мертвыми душами» и «тенью» («Идя к обеду, он не подумал о том, что эти люди, тени его изгнаннического сна, будут говорить о настоящей его жизни, - о Машеньке» (71]; «И Подтягин показался ему тоже тенью, случайной и ненужной» (71] и др.], а дом с «призраком» профилирует свойство нереальности, несуществование чего-либо или кого-либо при наличии формальных признаков существования их организмов.
С помощью сравнений, кроме того, создается образ механизированного коллектива русского пансиона госпожи Дорн по признаку «искусственность», «холодность». Не случаен в связи с этим неоднократно появляющийся в сравнениях образ куклы: «Она складывалась, как тряпичная кукла» (39]; «К нему на плечо, с размаху, как громадная, мягкая кукла, ничком пал человек» (77] и др. Образ куклы неразрывно соотносится с фальшивостью: «Острыми, словно фальшивыми, ногтями по его груди» (42]; «Ложь свою, которую она, как запах духов, всюду влачила за собой» (42] (по контексту запах духов характеризуется холодным, неприятно-знакомым: «Обдавая его каждый раз холодным, неприятно-знакомым запахом духов» (49]]; «К пурпурной резине ее поддающихся губ» (42]; «Быстро-быстро с какими-то птичьими ужимками» (43] и др. Напротив, заметим деталь, составляющую портрет Ганина, - светлое лицо: «Лицо у вас как-то светлее» и т. д. Эпитет «светлый» приобретает дополнительное значение «счастливый». Эту мысль также убедительно подтверждает проведенная аналогия по сходству описания глаз и/или взгляда Ганина и Машеньки. При создании их портрета глаза выступают как наиболее важная деталь: «ресницы придавали что-то пушистое, теплое его глазам», «переход от пасмурного вздоха к горячей живости взгляда». «Живость взгляда» Ганиным осознается как признак красоты - отражения в них богатого внутреннего содержания, духовности женщины. То же самое можно сказать и про портрет Ганина, где «теплота глаз» отражает его внутренний, душевный мир. «Живые» глаза являются признаком настоящей молодости. Скрыто сравниваются Ганин и Машенька (как «живые» герои] и противопоставляются: Ганин - остальным персонажам (по признаку «молодости», надежды на жизнь], Машенька - остальным героям (по признаку «естественности», «духовности»]. В этих контекстах обнаруживается противопоставление «естественной» внутренней жизни героя «искусственному» внешнему миру, личности - вещам, механизмам.
Наличие семантического соотношения, связывающее между собой признаки «искусственности», «мертвенности», «бездуховности», «однородности», «похожести», становится интенсифи-катором отрицательного оценочного значения.
Сложными сравнениями являются сопоставительные комбинации на концептуальном уровне. Как видно из последнего соотношения, внутренние логические и семантические связи при этом остаются абсолютно имплицитными (они открыто не сопоставляются], но совместно составляют мрачный фон мира как бы неживущих, «мертвых» и ненастоящих людей, т. е. искусственного мира. Тема смерти используется в качестве способа характеристики эмигрантского периода жизни героев (в том числе Ганина] и самих персонажей, постепенно становящихся «мертвыми душами», проживающими как таковую жизнь без смысла жизни. Символ ужаса смерти создает впечатление безысходности, трагической неизбежности жизненной катастрофы.
Данный анализ позволяет отнести сравнение к числу языковых феноменов, которые интересны не только разнообразием средств выражения, внимания заслуживает когнитивная основа формирования сравнительных конструкций в философии романа В. В. Набокова. Выявленные образные сравнения, как алогичные, так и предельно обычные с точки зрения семантики, вскрывают стоящую за ними систему идей произведения, кроме того, помогают глубже осмыслить художественное мышление писателя и его отношение к создаваемой им действительности. Разнообразные и непривычные с точки зрения построения и семантики конструкции являются значимыми в создании определенной концепции действительности, концепции человека определенного писателя, причем степень интенсивности каждого использованного в романе сравнительного приема высока (сравнения вводятся в повествование постепенно, но значение их усиливается лишь к концу романа], что позволяет судить и о его высоком семиотическом потенциале. В заключение хотелось бы акцентировать внимание на относительной нечастотности использования изучаемого приема, в этом отношении следовало бы оценить роль имплицитно реализованных сравнительных отношений.
Примечания
1. Текст В. В. Набокова «Машенька» цитируется по: Набоков В. В. Машенька // Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1 / вступ. ст. В. Е. Ерофеева. М.: Изд-во «Правда», 1990. С. 33-112.
2. Ожегов С. И. Словарь русского языка: ок. 57000 слов / под ред. Н. Ю. Шведовой. 20-е изд., стереотип. М., 1998. С. 620.
3. Широкова Н. А. Из истории союзных конструкций, выражающих отношения сравнения. Казань, 1966. С. 61.
4. Кашкарова О. Н. Особенности сравнения в ранней лирике А. А. Ахматовой // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. «Филология. Журналистика». № 1. Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2010. С. 28.
5. Русский языки культура речи: учебник для бакалавров / под общ. ред. В. Д. Черняк. М.: Изд-во Юрайт: иД Юрайт, 2012. С. 408.
6. Голуб И. Б. Стилистика русского языка. 7-е изд. М.: Айрис-пресс, 2006. С. 141.
7. Кашкарова О. Н. Указ. соч. С. 28.
8. Там же.
9. См. подробнее об этом в статье: Morarash M. M. Vladimir Nabokov: Problem of Explication of the Phenomenon of Life // Life Science Journal. 2014. Vol. 11 (8 s]. P. 279-283. URL: http://www.lifesciencesite.com. 62
10. Там же.
Notes
1. The text of V.V. Nabokov "Mashen'ka" quoted from: Nabokov V.V. Mashen'ka // Works: in 4 vols. Vol. 1 / introd. art. V.E. Erofeev. Moscow. Pravda Publ. 1990. Pp. 33-112.
2. Ozhegov S. I. Slovar' russkogo yazyka: ok. 57000 slov [Dictionary of Russian language: 57000 words approx.] / ed. by N. Y. Shvedova. 20 ed., stereotype. Moscow. 1998. P. 620.
3. Shirokova N. A. Iz istorii soyuznyh konstrukcij, vyrazhayushchih otnosheniya sravneniya [From the history of the union structures, expresses the relations of comparison]. Kazan. 1966. P. 61.
4. Kashkarova O. N. Osobennosti sravneniya v rannej lirike A. A. Ahmatovoj [Features of comparison in early lyrics of A. A. Akhmatova] // Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta - Herald of the Voronezh State University. Ser. "Philology. Journalism". No. 1. Voronezh. Voronezh State University. 2010. P. 28.
5. Russkij yazyki kul'tura rechi: uchebnik dlya bakalavrov - Russian languages and speech culture: textbook for undergraduate students / under the general editorship of V.D. Cherniak. Moscow. Publishing house Yurait: PH Yurait. 2012. P. 408.
6. Golub I. B. Stilistika russkogo yazyka [Stylistics of the Russian language]. 7 ed. Moscow. Airis-press. 2006. P. 141.
7. Kashkarova O. N. Op. cit. P. 28.
8. Ibid.
9. See more about it in the article: M. M. Morarash Vladimir Nabokov: the Problem of Explication of the Phenomenon of Life // Life Science Journal. 2014, Vol. 11 (8 s], pp. 279-283. Available at: http://www.lifesciencesite.com. 62
10. Ibid.
УДК 82
А. О. Туева
Образы крестьян в рассказах Л. Леонова 1920-х гг.
В статье рассматриваются особенности создания и смыслового наполнения образов крестьян в рассказах «Гибель Егорушки» и «Петушихинский пролом». Отмечается идейное и композиционное родство персонажей, анализируются причины их духовного кризиса и его этапы. В обоих произведениях автор прослеживает путь безмятежной чистой души, воплощающей многовековую крестьянскую психологию, через мучительные религиозные искания к полному разочарованию, безумию, духовной смерти. Утверждается мысль о том, что специфика этих образов отражает авторское восприятие влияния революции и Гражданской войны на русскую деревню. Через образы Егорушки и Савосьяна Хараблева Леонов показывает, что, даже приняв новый уклад мира, крестьянин остаётся с изувеченной душой, потому что нельзя безболезненно отказаться от того, на чём строили жизнь многие поколения предков.
© Туева А. О., 2014 168
