CC BY
99
УДК: 34.01 ББК: 67.0
Калинина Е.Ю.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ В КОНТЕКСТЕ МИФОЛОГИИ ПРАВОСОЗНАНИЯ
Kalinina E. Yu.
JUSTICE IN THE CONTEXT OF LEGAL CONSCIOUSNESS MYTHOLOGY
Ключевые слова: справедливость, миф, правосознание, иррациональность.
Keywords:justice, myth, legal consciousness, irrationality.
Аннотация: в контексте данного исследования правосознание представляется как совокупность мифологических конструкций, посредством которых происходит восприятие явлений и фактов окружающего мира. Базисным мифом правосознания является справедливость - иррациональная конструкция, определяющая правовое мышление индивида и коллективов. Правовое поведение формируется в процессе социализации с помощью усвоения и применения на практике таких наследуемых моделей.
Abstract: in the context of this studythe legal consciousness is supposed as a complex of mythological structures by virtue of which we perceive phenomena and facts of the surrounding world. The basic myth of legal consciousness is justice that is an irrational structure, defining the legal mentality of the individual and groups. Legal behavior is formed in the process of socialization by means of the assimilation and application in practice of these inherited models.
Справедливость как базовый миф правосознания
Справедливость представляет собой базисный социальный миф, на основе которого складывается обыденное правосознание индивида и групп. Под мифом мы будем понимать особый способ видения правовых явлений
действительности, формирующий
определённую картину (отражение) мира с помощью набора шаблонов, которые внедряются в правосознание индивида или группы. В этом определении не содержится никаких угрожающих футурологических картин: наше сознание не способно отразить никакой объект одновременно со всех возможных ракурсов. Поэтому в отражённом образе действительности остаются пробелы, которые заполняются сознанием с помощью разных инструментов, например, по аналогии. Аналогия - это один из универсальных способов восполнения недостающей информации, который часто применяется в праве. Но этот инструмент, естественно, не совершенен, поэтому в нашей картине мира могут возникнуть ошибочные представления о том или ином
объекте. Впрочем, подобное
несовершенство не мешает нам пользоваться этим инструментом для познания правовых явлений.
Мифологическое видение
формируется на основе использования целого ряда инструментов, которые облегчают нам восприятие, помогают сформировать целостный образ действительности. Если в окружающем мире происходит что-то, что мы не можем себе объяснить, то у человека появляется чувство тревоги. Усиливающееся чувство тревоги может, в свою очередь, привести к таким неблагоприятным последствиям как депрессия, стресс, фрустрация, когнитивный диссонанс и т.п., то есть к психологическому кризису или даже психическому расстройству. Поэтому в целях создания комфортного образа мира для восполнения пробелов и нестыковок человек может воспользоваться
иррациональными способами, приняв к сведению противоречивую информацию Важно только, чтобы она была изложена понятным языком и компенсировала чувство тревоги. Так рождаются мифы. Содержащаяся в них информация призвана
формировать способ видения
действительности индивида и коллективов, создавать образ комфортного и безопасного мира. Миф также может использоваться, наоборот, для разрушения привычного взгляда на реальность, то есть выступать в качестве инструмента формирования общественного мнения с политическими целями.
Миф о справедливости основан на психофизиологических свойствах
личности. То есть он во многом носит природный характер. Существуют исследования учёных, которые связывают понятие о справедливости с наличием или отсутствием некоторых химических элементов в организме человека1, некоторые говорят о требовании справедливости как физиологической реакции на уровне инстинктов. То есть справедливость, вероятно, биологична. Но в равной мере понятие о справедливости представляет собой социальный феномен, который воспитывается той или иной культурой. В этом смысле справедливость разная в разных странах в разные периоды времени. Например, современный индивид, скорее всего, сочтёт несправедливыми ряд правовых норм, действовавших на территории нашего государства сто лет назад.
Иррациональный характер
справедливости
Как и любой другой социальный конструкт, миф о справедливости несёт в себе противоречивую информацию, в нем заложены противоречивые ценности. Но эта противоречивость - его фундаментальное свойство. Оно помогает мифу оставаться прежним на протяжении столетий, меняя форму и
приспосабливаясь к разным историческим обстоятельствам. Даже если мы попытаемся выделить основные принципы справедливости, то мы, в конце концов, придём к двум основополагающим требованиям, заложенным в этом мифе.
Во-первых, это стремление к уравнению. Во-вторых, это стремление к воздаянию по заслугам. И то, и другое
1 Британские учёные расшифровали химию справедливости. URL: http://www.membrana. ru/lenta/?8292 (дата обращения 27.01.2014)
качества признаются базовыми характеристиками справедливости. Однако существование их в один и тот же момент времени по отношению к одному и тому же объекту невозможно. Первое предполагает равное разделение ресурсов, как правило, материальных, но и моральных тоже. Второе предполагает возможность кого-либо получить больше, если он, например, вложил больше усилий для получения определённого продукта. Эти два принципа находятся в постоянном противоборстве.
Как справедливо разделить военную добычу или добычу, полученную на охоте? Следует ли разделять её между всеми членами общины или те, кто отличились, имеют право на увеличение своей доли? А быть может, наоборот, выделившемуся члену сообщества нужно выделить меньшую долю, чтобы у него не возникло чувство превосходства над другими, что в общине представляется невозможным? Справедливо ли будет выплатить премию по итогам получения прибыли всем работникам предприятия в равных долях (или, например, сотрудникам одного отдела) или необходимо особо поощрить работника, внесшего удачную идею, реализация которой позволила увеличить прибыль? А быть может, наоборот, нужно лишить премии работника, который нарушал дисциплину? И будет ли справедливо лишить его премии по этому основанию, если основанием для получения премии являлась вовсе не трудовая дисциплина, а удачно сделанные вложения?
Уже в указанных противоречиях проявляется иррациональный характер справедливости. И это ещё раз подчёркивает, что справедливость есть не что иное, как мифологическая социальная конструкция, поскольку миф способен нести в себе противоречивую информацию и в то же самое время восприниматься как высшая форма рациональности. Особенно если он будет преподнесён в наукообразной форме (это одна из форм за которой он обычно скрывается, чтобы придать сообщению, которое он в себе несёт, наиболее правдоподобный
характер).
«Не доставайся же ты никому», или парадоксы справедливости
Миф может заключать в себе парадоксы и противоречия. Это его природа. Наиболее удивительным психологическим феноменом является то, что они проявляются не последовательно, независимо друг от друга, но вполне вероятно, что они начнут действовать в сознании одновременно. При этом индивид может даже не осознавать, насколько противоречива его картина мира. Для него она будет представлять целостное и комфортное образование. В качестве замечательного примера можно привести одну из особенностей российского правового сознания: структурированность власти строго по вертикали (политико-правовая традиция, унаследованная от византийской модели государственного управления) и одновременно неуважение власти и особенно исходящих от неё требований и предписаний (вероятно, дохристианский политико-правовой компонент
правосознания, закрепившийся в традиционном общинном сознании). Это противоречие: безмерное подчинение вплоть до раболепства перед вышестоящим на социальной лестнице (это не только историческое наследие, но проявление реальности, например, на рабочем месте) и одновременно удальское нарушение любых правил, даже если они действительно полезны для самого нарушителя. Причём довольно часто нормы нарушаются, только потому, что исходят от власти, которая призвана, по мнению некоторых, «мешать» жить или выполнять свою работу.
Этот феномен ярко проявляется, например, в трудовых правоотношениях. Известно, что трудовой деятельностью управляют мотивы, лежащие в её основе. Мотивов таких огромное количество. Зачастую они вступают друг с другом в противоречие. Побеждает более сильный в данный момент мотив. И этим мотивом отнюдь не является стремление следовать установленным нормам. И даже не сохранение собственной безопасности. Это
часто могут быть мотивы, противоречащие, казалось бы, всякой логике. Например, негативное отношение к руководителю, подсознательное стремление «наказать» его. Подчеркну: некоторые люди в некоторых обстоятельствах готовы пожертвовать собственной безопасностью только ради того, чтобы восстановить нарушенный в их сознании «статус кво»,
соответствующий их понятиям о справедливости. Кстати, справедливость тоже может быть оценена как точка равновесия или «статус кво». Как только равновесие нарушается, «включаются» механизмы, в том числе, подсознательные, действие которых направлено на восстановление прежнего положения. И этот механизм настолько силён, что часто люди начинают действовать в ущерб себе ради восстановления баланса.
Например, существует такой эксперимент, который называется «Ультиматум»1. Он заключается в том, что испытуемый должен принять одно из двух возможных решений, когда ему предлагают поделить некоторую сумму денег, которую он знает. Если он соглашается, то может забрать деньги, если отказывается, то деньги не достаются ни одному, ни другому. Фокус в том, что тот, у кого деньги, может предложить любую часть суммы, например, 20%. Исследования показали, что от 70 до 80% испытуемых (в зависимости от конкретных обстоятельств эксперимента)
предпочитают отказаться, что
одновременно лишает денег и их, и второго участника. Оставшиеся же, хоть и получают некоторую сумму денег ни за что, чувствуют себя неудовлетворёнными. В первом случае они тоже могут ощущать некоторую неудовлетворённость, но ощущение справедливости его превышает, а потому люди скорее довольны, чем недовольны.
Приведу ещё один яркий пример того, как реализация принципа справедливости может показаться парадоксальной. В российском трудовом
1 Там же
законодательстве существует принцип, в соответствии с которым работникам, занятым на выполнении работ с вредными и/или опасными условиями труда, полагаются определённые
законодательством льготы и компенсации. Например, предоставление
дополнительного отпуска, сокращение рабочей смены, выдача молока или продуктов, его заменяющих. Одной из наиболее ценимых в народе льгот является возможность более раннего выхода на пенсию. К сожалению, надо отметить, что большое число работников выбирает работу в таких условиях исключительно ради получения этих льгот и компенсаций. Это один из основных мотивов заключения трудового договора и последующей деятельности. Однако по смыслу закона работодатель должен улучшать условия труда, стремиться к тому, чтобы действующие на предприятии вредные производственные факторы, были сведены к минимуму. Но в этом случае, естественно, предоставление льгот и компенсаций отменяется. И вот в этой ситуации мы можем наблюдать один из парадоксов справедливости. Оказывается, что большое число работников несогласно с тем, чтобы работодатель устанавливал на предприятии благоприятные для здоровья условия труда. Работники приняли для себя очень важное решение: они готовы работать в условиях, наносящих более или менее серьёзный вред здоровью, приняв в качестве эквивалента предложенные поощрения. Они выполняют свою часть негласного договора, подкреплённого, правда, правовыми нормами. И, предположим, что работодатель привёл условия труда в соответствие с законодательством, то есть вредные производственные факторы не превышают предельно допустимых норм.
Следовательно, в соответствии с законодательством (и здравым смыслом), льготы и компенсации оказываются недействительными. Так руководитель сообщает, что, в частности, отменяется возможность выхода на пенсию раньше. Но именно это условие, как правило, является определяющим. Более того, если
до выхода на пенсию остаётся несколько лет, то работник, проработавший много лет в условиях, подорвавших его здоровье, оказывается в неприятной ситуации. Чувство справедливости требует, чтобы условия труда были не соответствующими закону и наносящими ущерб здоровью. Так, справедливость может выступать в качестве парадоксального обстоятельства, которое, к тому же, может вступать в противоречие с законом.
Неэквивалентность справедливости
Справедливость, как мы выяснили, понимается, прежде всего, как баланс, равенство. Это одна из сторон справедливости, обычно наиболее важная. Именно так понималась справедливость в праве с глубокой древности, когда был установлен очень значимый для юриспруденции принцип: «око за око». Этот принцип требует установления максимально эквивалентного
преступлению наказания. Законодатель, таким образом, стремится «поставить стороны в совершенно одинаковое положение»1. Например, логично для древнего и для средневекового сознания «платить» жизнью за жизнь, то есть применять либо смертную казнь (наказание, от лица государства), либо кровную месть (наказание от лица общества).
Несколько сложнее в случае с другими видами преступлений, например, кражей. Наиболее логичным
представляется способ материального возмещения (то есть возврат вещи или возмещение её стоимости в случае утери или гибели), а также материальная компенсация морального ущерба. Именно этот способ широко применялся в средневековье. Однако наряду с такими способами начинают практиковаться неэквивалентные способы восстановления нарушенной справедливости. Они связаны с пониманием того, что преступник не только должен вернуться в исходное до совершения преступления состояние, но и
1 См.: Калинина Е.Ю. Кровная месть и смертная казнь: эволюция принципа справедливости в праве // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. 2013. № 2. С. 62-69.
претерпеть дополнительные страдания (физические или моральные) в качестве собственно наказания. Ведь
восстановление положения,
существовавшего до совершения противоправного поступка, - не наказание, а именно восстановление «статуса кво». Возникает вопрос: насколько это справедливо, если мы считаем справедливостью равенство и
эквивалентность? Но одно дело, если речь идёт о преступлениях, где такое эквивалентное возвращение на позиции до его совершения, возможно, однако существуют и такие, где такого восстановления баланса достичь невозможно. Например, при причинении вреда здоровью или преступлению против нравственности, где затронуты
нематериальные и нефизические аспекты. Тогда понятие эквивалентности приходится «достраивать». В этом случае возникает большое количество
ценностных вопросов, каким образом сравнить ценности, на которые происходит посягательство и на которые претендует посягнуть государство в качестве возмездия.
Вероятно, в самом понятии «возмездие» кроется ответ на поставленный нами вопрос, поскольку речь идёт о «цене» (мзде), которую должен заплатить преступник. Эта метафора стала частью правового сознания, и отражает уже не вопросы эквивалентности (ведь цена товара не идентична стоимости), а вопросы возмещения плюс
дополнительных неудобств и страданий, которые должен испытывать тот, кто осмелился посягнуть на установленные государством принципы. Впрочем, в психологии отельных людей этот феномен также проявляется: в ответ на использованный конфликтоген возникает желание использовать конфликтоген равной силы или даже причиняющий больший ущерб и гарантированно ведущий к конфликту как к катарсису.
Например, если гражданина толкнули в общественном транспорте, то у него чаще всего возникает чувство возмущения, которое может проявиться
при определённых обстоятельствах, либо сразу (в виде ответного конфликтогена) либо позже (если чувство социального у него так сильно, что он не может себе позволить негативные проявления в общественном месте). Однако в любом случае есть опасность (при стечении определённых обстоятельств), что ответная реакция будет либо той же силы, либо даже разрушительнее. И эта иррациональная, казалось бы, реакция будет восприниматься пострадавшим как справедливая, поскольку происходит ответ на негативные внешние обстоятельства, хотя бы он был неадекватным.
Выходит, что реакция государства на совершённые преступления, как правило, бывает неадекватной, поскольку в противовес декларированному принципу справедливости она неэквивалентна. Однако чувство справедливости человека удовлетворяется именно в случае такой диспропорции, поскольку в соответствии с ним, тот, кто сознательно причинил вред, должен претерпеть больше, чем тот, кто пострадал. Только в этом случае жертва преступления сочтёт решение суда справедливым. Но тогда появляется извечный нерешённый вопрос: до какой степени возможно это превышение равенства, чтобы соблюсти разумный баланс? В этом случае исторически совершались разнообразные попытки найти некоторое метафизическое равенство между объектами (например, похищение чужого имущества могло караться отрубанием руки), которое так и не устоялось в виде непреложного правила для какого-либо народа.
Обратная сторона справедливости, или что скрывается за фасадом
Чувство справедливости как психофизиологическая реакция на воздействие на «Я» индивида извне по механизму своего возникновения и протекания очень похоже на другие родственные проявления: чувство мести и зависть. Об этом, в частности, писала в своей статье Н.Д. Субботина1.Также
1 См., напр.: Субботина Н.Д. Триада «справедливость - зависть - месть» как результат естественной и социальной эволюции // Ученые Записки Забайкальского государственного университета. Серия: философия,
исследователи обращают внимание на сходство таких понятий, как месть и возмездие. Последнее обычно признаётся справедливым. Первое, как правило, связывается с «тёмной стороной» человеческой психики, представляет собой инверсированное возмездие. И то, и другое выражаются в действии. Если они не дошли в своём развитии до проявления, то они существуют в виде чувства (мести в дурном случае и справедливости в положительном варианте). Но в любом случае они генетически связаны между собой, в ряде случаев могут перетекать из одного в другое. Более того, справедливость обычно прикрывает собой чувство зависти. Индивид, не желая испытывать неодобряемые социумом чувства, подавляет их, и в результате они проявляются в виде благородного негодования по поводу неравномерного или «неправильного» распределения материальных или духовных благ. Обычно это происходит в том случае, если в обществе (или в социальной группе) действительно проявляется
несправедливость, особенно в тех случаях, когда она закрепляется законом или закон оправдывает социальную
несправедливость и неравенство.
Пример из личной практики: рассказываю студентам об эксперименте, проведённом на одном «западном» предприятии (пример взят из какого-то пособия). Там руководитель предложил ввести систему учёта не отрицательных случаев: нарушений, недочётов и т.п., как это обычно принято во всём мире, а, наоборот, положительных. Идея заключалась в том, что вешался ящик, как обычно это делается для жалоб, но класть туда нужно было исключительно положительные отзывы о коллегах. По результатам некоего периода руководитель награждал лучшего работника. Студенты задумались. Вывод, однако, был неожиданный: нам лучше такой эксперимент не повторять. В итоге можно сделать вывод: в условиях социального неравенства у людей происходит
перетекание чувства справедливости в противоположное ему чувство зависти. Но противоположность эта видимая. Правильнее говорить о том, что зависть -оборотная сторона справедливости. Социально-правовыми последствиями испытываемого чувства зависти и стремления к восстановлению
справедливости могут стать различные правонарушения вплоть до преступлений. Хотя в юриспруденции и считается, что мысли человека неподсудны, но нужно понимать, что ущербное правосознание, заражённое такими негативными чувствами как, например, зависть, может порождать преступные замыслы.
Поскольку чувства зависти и справедливости являются частично психофизиологическими и частью социальными, то они переживаются на уровне ощущений. «Поскольку ощущение несправедливости мучительно, постольку ясно, что оно связано с биохимическими процессами в организме. То же самое можно сказать и о чувстве облегчения в результате восстановления
справедливости, или возникающем порой чувстве злорадства по отношению к тем, кто допускал ранее несправедливость. Желание восстановить справедливость зачастую бывает очень сильно, порождая злопамятность и потребность в мести»1.
И здесь мы сталкиваемся с одним интересным парадоксом. Если
справедливость и месть - суть две стороны одного целого, то как мы можем различить, что присутствует в большей степени в наказании, применяемом государством по отношению к правонарушителям? Почему мы можем позволить себе утверждать, что государство действует на основании принципа справедливости, а обычный индивид, например, совершая убийство в ответ на направленное против него преступление, руководствуется чувством мести? Связано ли это с высказанным ранее положением о том, что справедливость казуальна? В результате оказывается, что смертная казнь,
социология, культурология, социальная работа. - №4, 2012. - с. 227-237
1 Субботина Н.Д. Указ. соч. С. 236
устанавливаемая государством, и кровная месть, осуществляемая частным лицом, на деле представляют собой две стороны одного и того же явления1. Оба этих явления в разных контекстах можно назвать справедливыми, а можно преследующими цели отмщения. Обратим внимание, что у мести и справедливого наказания одна и та же конечная цель: заставить виновного претерпевать равные (или большие) страдания, то есть расплата.
Интересный пример о взаимосвязи чувства справедливости, выражающегося в возмездии, и мести привёл Пётр I в своём законе Артикулы воинские2, в толковании к 157 статье (артикулу). Речь в нём идёт о необходимой обороне и случаях её превышения. Одно из условий превышения необходимой обороны, когда обороняющийся уже не освобождается от уголовной ответственности, - это несоблюдение времени, отведённого законом на самооборону вплоть до убийства. По мысли Петра, если убийство в результате обороны совершается сразу же в процессе нападения, то такое причинение смерти не будет считаться убийством. Если же нападавший «побежит», а обороняющийся начнёт его преследовать и убьёт, то это уже расценивается как «смертное убивство из отмщения, нежели от оборонения»3. Так, одно действие может быть расценено либо как возмездие, либо как отмщение, то есть определено как преступное или непреступное. Справедливость тем временем может присутствовать как на стороне одного лица, так и другого в зависимости от обстоятельств. Из всего сказанного можно сделать вывод, что в некоторых случаях справедливость легитимирует применение насилия.
Истинна ли справедливость?
Когда мы говорим об истине в праве, мы находимся в его ценностной области.
1 См. об этом подробнее, напр., в статье: Калинина Е.Ю. Кровная месть и смертная казнь: эволюция принципа справедливости в праве // Вестник Волжского Университета им. В.Н. Татищева. - №2, 2013. - с. 62-69
2 См.: Артикул воинский 1715 г. |-Электронный ресурсу Военная литература. Уставы и законы URL: http://militera.lib.ru/regulations/russr/1715_artikul/01.html. ^-Дата обращения 27.01.2014
3 Там же.
Это сфера наиболее идеалистических представлений о праве, где оно приближается по своей характеристике к религии. Здесь право всегда абсолютно справедливо. Это означает, что справедливость в праве стремится к истине, но не может её достигнуть, поскольку справедливость контекстуальна и зависит от различных обстоятельств. То, что справедливо в одном обществе, оказывается величайшей
несправедливостью в другом, то, что почитали наши предки, ныне отвергается и даже порой осмеивается. Однако мечтой человечества является нахождение таких правовых норм, таких форм судопроизводства, которые были бы подходящими для всех или, по крайней мере, для большинства людей. В период активной глобализации это проявляется особенно резко. Во время последней волны глобализации, в которой мы находимся (и которая временно отступила, как и полагается волне, так что мы сейчас находимся в процессе пассивной глобализации, когда властвуют
центробежные силы), были предприняты попытки создать такое законодательство. Это законы Евросоюза, а также крайне любопытный, к сожалению,
«провалившийся», проект
Евроконституции.
Однако сегодня мы столкнулись с ситуацией, что мы не можем собрать такое идеальное право, устраивающее все народы даже единообразного по своим цивилизационным характеристикам
региона, из отдельных кусочков мозаики. Вероятно, нам следовало бы обратиться к истории и понять, как римляне смогли объединить Европу с помощью двух идеологических конструкций - права и религии. Думается, тот опыт мог бы стать очень полезным. Но это я отмечаю в скобках.
Так же не «сработала» идея унификации правовых установлений разных народов. Подведение их под общий знаменатель. В этом случае начинают действовать центробежные силы, и регионы начинают бороться за свои права на самоопределение, что мы видим в
Европе. Это происходит потому, что не было найдено то глубинно общее, что связывает все народы, а акцент делался на различиях, которые нужно было устранить, в большей степени, нежели на сходства. Следовательно,
еврозаконодатели не стремились к поиску единой, связывающей все народы Европы, истине, но стремились привязать то, что справедливо для каждого народа в отдельности. Справедливость же одного народа может и вовсе не совпадать с пониманием справедливости другого, даже если народы эти будут казаться «братскими», исходящими из одного исторического корня. Бывает и так, что общий язык могут найти совершенно разные народы с разной правовой ментальностью. Это логично: такие разные субъекты правовых отношений прежде всего будут находить то общее, что позволит связать их понятия о справедливости воедино.
В результате мы можем прийти к выводу, что справедливость представляет собой иррациональный миф правового сознания, который является одним из основных способов формирования правовой картины мира. То, как мы видим различные правовые явления, оцениваем правовые факты, качество работы правоохранительных и судебных органов, относимся к политической власти, зависит от тех правовых шаблонов, которые заложены в нашем правосознании в процессе социализации. Эти шаблоны формируют наше видение
действительности и влияют на понимание жизненных обстоятельств и выработку той
или иной реакции на них. При этом каждый раз мы можем схожие обстоятельства интерпретировать по-разному, в зависимости от того, какой компонент правового мифа оказывает воздействие на наше сознание. С другой стороны, этот же механизм заставляет нас мыслить по аналогии и восполнять пробелы в познании мира с помощью хорошо изученных и имеющихся в нашем опыте моделей, которые «срабатывали» наиболее успешным образом в определённых ситуациях. Мы ждём, что и в последующей практике их влияние будет неизменно положительным. Всё это приводит нас к выводу, что наше видение мира, то чувство справедливости, которое мы применяем в качестве критерия правильности, истинности, не всегда является верным. То есть справедливость всё-таки не идентична истинности, как бы нам того не хотелось. В этом кроется причина недоверия к решениям, выносимым судебными органами, которые стремятся быть наиболее объективными, приближенными к истине, но в то же самое время они могут нарушить понимание о справедливости (то есть о балансе), а точнее, о мифологическом понимании того, что есть справедливость, в каждом конкретном случае. Вероятно, будет бесконечной конфронтация между людьми, которые у государства ищут справедливости, а государство, в свою очередь, старается установить
абстрактную и часто безликую истину, которая так часто не устраивает ни одну, ни другую стороны.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Артикул воинский 1715 г. [Электронный ресурс]: Военная литература. Уставы и законы. URL: http://militera.lib.ru/regulations/russr/1715_artikul/01.html.
2. Британские учёные расшифровали химию справедливости. URL: http://www. membrana. ru/lenta/?8292.
3. Калинина, Е.Ю. Кровная месть и смертная казнь: эволюция принципа справедливости в праве // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. - 2013. - № 2[78]. - С. 62-69.
4. Субботина, Н.Д. Триада «справедливость - зависть - месть» как результат естественной и социальной эволюции/ / Ученые Записки Забайкальского государственного университета. Серия: «Философия, социология, культурология, социальная работа». - №4, 2012. -С. 227-237.
