CC BY
247
15 См.: Пиняева С.Е., Андреев Н.В. Определение профессиональной деформации сотрудников правоохранительных органов // Психопедагогика в правоохранительных органах. 1998. № 1. С. 25-29; Комлев Ю.Ю. Адаптация выпускников Казанского юридического института МВД России // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2003. № 2. С. 61-62; Караваев А.Ф., Михайлова В.К., Даниличева Т.П. Социально-психологическая адаптация молодых специалистов // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2004. № 1. С. 58-64; Состояние работы с кадрами ОВД РФ: Сборник аналитических и информационных материалов / ИМЦ ГУК МВД России. М., 2004.
16 См.: Шмыков В.И. Концепция психологического сопровождения психической устойчивости и профессиональной адаптации сотрудников органов внутренних дел. Пермь: Пермский филиал Нижегородской академии МВД России, ГУВД Пермского края, 2006; Его же. Учебная программа психологического сопровождения психической устойчивости и профессиональной адаптации сотрудников ОВД. Пермь: Пермский филиал Нижегородской академии МВД России, ГУВД Пермского края, 2006.
УДК 34.15 А.Л. Южаниноеа*
Способности к пониманию (осознанию)
и руководству собственными действиями
как судебно-психологические экспертные понятия
Статья посвящена определению судебно-психологического экспертного содержания понятий понимания (осознания) и регуляции собственных действий человеком в юридически значимой ситуации. Выделен и показан общий интегральный компонент в целостной характеристике данных понятий и определена его структура. Предложены критерии для судебной экспертно-психологической квалификации действий как предпринятых лицом, осознающим их значение и способным руководить ими.
A.L. Yuzhaninova. The abilities for understanding and guidance of self-conduct as a juridical psychology expert concepts.
The article concerns the determination of the juridical psychology expert concepts matter of the understanding and guidance of self-conduct by person in juridical significant situation. The general integral component is distinguished and demonstrated in complete characteristic of such concepts and its structure is determined. The criterions for juridical psychology expert qualification of actions as a conduct of the person who understands its meaning and is ability to guide of it are proposed.
Ключевые слова: судебно-психологическая экспертиза; психологический критерий; способность к пониманию (осознанию) собственных действий; способность к руководству собственными действиями; судебнопсихологическое экспертное понятие; интегральный компонент.
Судебно-психологическая экспертиза (СПЭ) является ведущей формой использования специальных знаний в области психологии при отправлении правосудия. Назначение СПЭ осуществляется в тех случаях, когда обстоятельства, подлежащие доказыванию по делу, имеют психологическую природу. По своему содержанию СПЭ является деятельностью судебного эксперта, состоящей из проведения научного психологического исследования. Его предмет очерчен рамками вопросов, представленных на разрешение эксперту сотрудниками правоохранительных органов. Понимание психологического значения экспертного задания и в зависимости от этого последующее построение программы исследования психологом представляют собой решение им «задачи на смысл» и зависят от того, какое содержание он вкладывает в используемые юристами психологические понятия.
* Заместитель заведующего кафедрой, правовой психологии и судебной экспертизы доцент Саратовской государственной академии права, кандидат психологических наук, доцент.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
Еще в 1978 г., обсуждая перспективы развития СПЭ, М.М. Коченов назвал ряд научных и практических вопросов, которые требовали решения в ближайшие годы. Среди них была выделена проблема разработки таких специальных судебно-психологических экспертных понятий, как «способность полностью сознавать значение своих действий», «способность руководить своими действиями», «способность понимать характер и значение своих действий»1. В последующие годы эта задача решалась в работах Л.В. Алексеевой, В.Л. Васильева, И.А. Горьковой, Е.Г. Дозорцевой,
В.Ф. Енгалычева, Л.П. Конышевой, М.М. Коченова, И.А. Кудрявцева, Ф.С. Сафуанова, О.Д. Ситковской, С.С. Шипшина, С.Н. Шишкова и др. и была связана с разработкой понятий, используемых в экспертных психологических и психолого-психиатрических исследованиях в уголовном процессе. Позднее в работах Т.В. Сахновой, Т.Н. Секераж, А.Л. Южаниновой и др. была показана специфика содержания экспертных понятий способности к осознанию и руководству собственными действиями, используемых в СПЭ в гражданском процессе. Вместе с тем сделать вывод о том, что вопрос о психологическом содержании выделенных судебно-экспертных понятий является решенным, нельзя. На это указывает прежде всего отсутствие единого подхода в практической деятельности судебных экспертов-психологов, что нередко приводит к формулированию ими спорных экспертных выводов и затрудняет судебное рассмотрение конкретных дел. В этой связи цель данной работы состоит в определении судебно-психологического экспертного содержания выделенных понятий.
Понятия понимания (осознания) и руководства собственными действиями включены в некоторые нормы уголовного и гражданского права в качестве интеллектуального и волевого признаков психологического критерия невменяемости («...лицо ... не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими.»); ограниченной вменяемости («лицо. не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими.»); возрастной невменяемости («несовершеннолетний. не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими.»); беспомощного состояния потерпевшей по факту сексуального насилия («потерпевшая была не способна осознавать и понимать характер совершаемых с нею действий и оказать сопротивление»); недееспособности («гражданин. не может понимать значение собственных действий или руководить ими»); сделок с пороками воли (в момент совершения сделки дееспособный гражданин находился «в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими»). Полагаем, что наряду с элементами специфики интеллектуального и волевого признаков в каждом из названных случаев можно говорить о существовании общего интегрального компонента в целостной характеристике выделенного психологического критерия. Определение общезначимого для приведенного ряда частных случаев судебно-психологического экспертного содержания понятий способностей субъекта к пониманию (осознанию) и руководству собственными действиями составляет задачу данной работы.
Включение названных понятий в нормы права диктует необходимость использования специальных психологических или (в случае психического расстройства индивида) психиатрических знаний в форме судебных экспертиз. Это, в свою очередь, наделяет такие понятия статусом судебных экспертно-психологических или экспертно-психиатрических. Мы разделяем точку зрения О.Д. Ситковской о том, что установление интеллектуального и волевого критериев психологического признака входит в компетенцию экспертов психологов. Она пишет: «Формулировки закона о понимании содержания и значения действий и руководстве ими со стороны субъекта имеют в виду оценку психологического механизма этих действий, способности осуществлять избирательные акты поведения, с учетом их последствий (соотнося с социальными нормами, в том числе подчиняя импульсы сознательному контролю)»2. Из этого следует, что при установлении интеллектуального и волевого признаков при наличии данных о психическом расстройстве подэкспертного необходимо назначение комплексной психолого-психиатрической экспертизы, а при отсутствии таких данных -собственно психологической экспертизы.
Понятия «способность к пониманию значения собственных действий», «способность к руководству своими действиями» входят в категориальный аппарат психологии. Однако их содержательное наполнение в «материнской» науке не может автоматически переноситься в теорию и практику судебно-экспертного исследования. Базовое психологическое содержание дополняется особенным, зависящим от специфики получения доказательственной информации в судебном процессе. Синтез психологического и юридического значений научных понятий порождает их новое судебноэкспертологическое психологическое значение.
СПЭ способности к управлению своим поведением в юридически значимой ситуации проводится в отношении психически здоровых лиц, т.е. тех, у кого принципиальная способность к
осознанию и саморегуляции сохранена. Ее снижение может носить временный или ситуационный характер. К числу факторов, снижающих ее уровень, можно отнести внешние условия, в которых находится человек, его жизненную ситуацию, возможное влияние людей, заинтересованных в исходе дела. К внутренним факторам относим возраст человека (детский, подростковый, юношеский или старческий), его соматическое состояние (например, болезнь, травма), необычное эмоциональное состояние (тревога, фрустрация, стресс, растерянность, кризис), недостаточный жизненный опыт, некоторые личностные особенности (эмоциональная неустойчивость, склонность к фантазированию, повышенная внушаемость и др.). Влияние на психическое состояние названных причин нуждается в специальном экспертно-психологическом исследовании, а сведения о них должны служить поводом к назначению СПЭ.
Одним из методологических принципов экспертизы способности к пониманию и руководству собственными действиями является принцип единства интеллектуального и волевого признаков. В соответствии с данным принципом установление неспособности к осознанию совершаемого влечет за собой формулирование экспертного вывода о неспособности субъекта руководить своими действиями. Сохранность же способности к осознанию и пониманию может быть сопряжена как со способностью, так и неспособностью к руководству своими действиями3 .
Другим важным методологическим нормативом рассматриваемого вида СПЭ является принцип единства двух составляющих - потенциальной (или принципиальной) психологической возможности и актуальной способности ее реализации в конкретной юридически значимой ситуации. В экспертной практике данный принцип нередко игнорируется.
Анализируя ряд экспертных заключений по делам о признании недействительными имущественных сделок, а также по делам о преступлениях несовершеннолетних, выполненных в г. Саратове, мы обнаружили, что экспертные выводы при установлении способностей понимать значение своих действий и руководить ими в момент совершения юридически значимых действий основываются, как правило, на выявленных в процессе проведения судебной экспертизы интеллектуально-мнестических и волевых возможностях человека как индивидуальнопсихологических свойствах. При обнаружении у подэкспертного таких сформированных или ненарушенных способностей экспертами однозначно делался вывод о его способности понимать значение своих действий и руководить ими в юридически значимой ситуации. В противном случае давался отрицательный ответ. Исходя из здравого смысла, совершенно ясно, что если человек не способен в целом к осознанному и волевому поведению, то, вероятнее всего, что и в конкретных обстоятельствах при совершении юридически значимого действия он проявит себя типичным образом. Однако однозначного экспертного вывода о способности к пониманию и руководству своими действиями только на том основании, что нарушений в интеллектуальной и волевой сферах в момент проведения экспертизы не обнаружено, быть не может.
Опыт нашей работы согласуется с результатом, к которому пришел наш коллега из г. Ростова-на-Дону С.С. Шипшин. Он пишет: «Нередко в экспертной практике у испытуемого констатируются только потенциальные способности к осознанной регуляции деятельности, т.е. наличие у обвиняемого психологических ресурсов, развитых и адекватно функционирующих личностных и познавательных структур, интеллектуальных предпосылок и социального опыта, достаточных для организации и осознанно-волевой регуляции им своего поведения в период времени, относящийся к интерпретируемому деянию. Этим «грешат» многие эксперты. Например, отмечается, что уровень интеллектуального развития достаточен, явных признаков дефекта эмоционально-волевой сферы, а тем более признаков психического расстройства не имеется, а потому испытуемый был способен сознавать свои действия и руководить ими. Из виду упускается то обстоятельство, что необходимо установить актуальную способность субъекта к осознанной регуляции деятельности, которая отражает меру потенциальной способности к осознанной регуляции деятельности в конкретных обстоятельствах в зависимости от динамического (эмоционального) состояния, соответствия интеллектуальных и личностных ресурсов требованиям задачи (ситуации)»4.
Считаем, что сложившаяся судебно-психологическая экспертная практика не вполне согласуется с содержательной ориентацией норм права. Закон направлен на правовую квалификацию совершаемых субъектом деяний, а не его личности, однако эксперты в своих заключениях акцентируют внимание не столько на самих действиях, сколько на личностных предрасположенностях к их совершению.
В работах по теории СПЭ неоднократно отмечалась научная несостоятельность подобного смещения акцентов в экспертных исследованиях. Так, М.М. Коченов писал в связи с экспертизой несовершеннолетних обвиняемых: «Экспертное психологическое исследование всегда направлено не на установление общей, проявляющейся как свойство личности, способности или неспособности
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
сознавать значение своих действий и руководить ими, оно касается сугубо конкретных действий, совершенных в конкретных условиях. Поэтому судебно-психологической экспертизой поведение подэкспертного лица должно рассматриваться в неразрывном единстве с ситуацией»5. Сходное мнение по методологии судебно-экспертного установления способностей высказано М.В. Морозовой. Она считает, что при проведении СПЭ должны определяться сохранность принципиальной способности и актуальная возможность ее реализации в юридически значимой ситуации6. Исключение из данного правила составляет, на наш взгляд, судебная экспертиза недееспособности, поскольку она устанавливается на основании принципиальной неспособности лица вследствие психического расстройства к осуществлению мыслительных и волевых функций на достаточно протяженном отрезке времени.
Реализация методологического принципа единства потенциальной и актуальной способности при проведении СПЭ осуществляется в организации ее методического обеспечения. Наряду с методами психодиагностики, устанавливающими особенности интеллектуально-волевой сферы подэкспертного, должен использоваться метод психологического анализа материалов дела. Экспериментально-психологическое исследование дает возможность раскрыть своеобразие устойчивых, типичных индивидуальных и личностных свойств подэкспертного. Материалы дела содержат информацию о конкретном поступке (поведении), психическом состоянии в сложившейся юридически значимой ситуации. При этом центральным, по мнению Л.П. Конышевой, должен быть метод психологического анализа материалов дела7 .
При проведении СПЭ интеллектуального и волевого признаков перед экспертом встает задача отнесения рассматриваемого конкретного случая к одной из следующих категорий: 1) подэкспертный мог полностью осознавать значение своих действий и/или руководить ими; 2) мог, но не в полной мере; 3) не мог. Такие экспертные оценки предполагают проведение измерения качественных характеристик по номинальной шкале. По сути измерение этого уровня подразумевает классификацию признаков по определенным показателям и формирование групп признаков, эквивалентных по какому-либо показателю. Отметим, что сегодня в судебной экспертологии не существует общепринятых психологических критериев, разграничивающих разные уровни способности к осознанию человеком значения своих действий и руководству ими.
Рассмотрим критерии, необходимые для экспертной квалификации актуальной способности к пониманию (осознанию) значения собственных действий. При проведении судебно-психиатрической экспертизы Ю.Л. Метелица и С.Н. Шишков предложили рассматривать данную способность как многоуровневую систему. Ими выделено четыре уровня понимания (осознания). Первый уровень -это отражение в сознании субъекта внешней стороны юридически значимых явлений (время, место, последовательность событий и др.), осуществляемое на уровне восприятия. Второй уровень - это осознание фактической стороны или «внутреннего» содержания воспринимаемых явлений. Третий уровень понимания юридически значимых явлений - осознание их социального значения. Четвертый уровень - это понимание личностного смысла юридически значимых явлений. По мнению авторов, поражение на каждом из «низших» уровней блокирует понимание на более высоких уровнях. Для экспертно-психиатрического заключения о возможности подэкспертного отдавать себе отчет в своих действиях необходима констатация сохранности всех четырех уровней понимания, тогда как для противоположного вывода достаточно выявить поражение на любом их них8.
Представление о способности к пониманию значения собственных действий как многоуровневой системы разрабатывается и в судебно-психологической экспертологии. Вслед за М.М. Коченовым экспертами-психологами принято выделять два уровня психического отражения - внешний и внутренний. М.М. Коченов писал: «Мы уже говорили о необходимости учитывать степень осмысленности восприятия, от которой во многом зависит точность и полнота отражения факторов действительности. Необходимо подчеркнуть, что речь может идти не только о правильном восприятии чувственно познаваемых материальных объектов, но и об отражении внутреннего содержания жизненных ситуаций, действий людей, позволяющих судить об их целях и намерениях, сознавать их значения»9. М.В. Морозова пишет: «Внешней фактической стороной воспринимаемых событий является фиксация их на уровне чувственного отражения: восприятие предметов и обстоятельств криминальной ситуации; действий обвиняемого, окружающих, своих собственных; их последовательность и др. Внутренняя, содержательная сторона - это понимание объективного характера и значения происходящего события, оценка его как такового уже в момент происшествия»10.
Понимание человеком значения собственных действий включает отражение как объектных (внешних по отношению к нему), так и субъектных (собственных) характеристик. Именно такой методологический подход был предложен М.М. Коченовым. Он писал: «Способность сознавать значение своих действий во многом сводится к способности понимать условия ситуации действования,
видеть в ней задачу и находить самостоятельное решение»11. Кроме того, М.М. Коченов отмечал: «Полное осознание человеком значения своих действий включает в себя правильное понимание объективного содержания собственного поведения, целей совершаемых действий, предвидение их прямых и косвенных результатов, оценку своего поведения с точки зрения действующих правовых норм и общепринятой морали»12.
Поскольку в СПЭ мы выделяем необходимость устанавливать, понимает ли человек отношение совершаемых им действий к поставленной цели и причинам (мотивам), которые заставляют его совершать эти действия, а также последствия, к которым могут привести его действия, то значит, мы ставим задачу определить, понимает ли человек смысл (по терминологии А.Н. Леонтьева) своих поступков.
Актуальная способность к руководству собственных действий может определяться через реализацию волевого уровня саморегулирования.
Волевым может считаться лишь такое поведение, которое упорядочено и организовано общей целью. Поведение, не подчиненное главной цели, не является целенаправленным, а значит, и собственно волевым. Оно дезорганизовано и беспорядочно. Вместе с тем поведение не обязательно может быть лишенным всякой целенаправленности. Не подчиненное главной цели, внутри себя оно может содержать некую цель, достижение которой, однако, лишено смысла относительно исходной цели. В этом случае речь должна идти о снижении волевого уровня регуляции, превращении поведения в ситуационное, подчиненное ситуативно возникшим целям. Волевое целенаправленное поведение является признаком способности человека руководить своими действиями в юридически значимой ситуации. Поведение целенаправленное, но не подчиненное главной цели, сопоставимо с тем, в котором способность к руководству своими действиями снижена. Поведение дезорганизованное, беспорядочное, нецелесообразное следует рассматривать как такое, в котором проявляется неспособность к руководству своими действиями.
Волевое поведение упорядочено и организовано целью и одновременно оно сообразно личностно значимому мотиву (целесообразно и мотивосообразно). Утрата мотивосообразности или целесообразности указывает на нарушение волевой регуляции собственным поведением.
Для отсутствия мотивосообразности поведения «характерна как раз утрата связи, через которую от мотива передается действию смысл. Человек лишается сознательного контроля над связью своего поведения с исходным мотивом... Мотивация здесь отделяется от причинения как объясняющее понятие»13.
Поведение может быть организовано как целью, достижение которой ведет к реализации исходного мотива, так и целью, ситуативно возникшей. Оно может быть также или не организовано целью, или дезорганизовано. В случаях дезорганизации поведения целью, но сохранности мотивосообразности, или упорядоченности целью, но утраты мотивосообразности, нарушаются процессы волевого регулирования поведения. О его отсутствии свидетельствует утрата как целесообразности, так и мотивосообразности действий. Таким образом, характеристики целесообразности и мотивосообразности поведения являются необходимыми критериями для определения уровня саморегуляции при решении психолого-экспертных задач14.
И.А Кудрявцевым, Н.А. Ратиновой, О.Ф. Савиной на основании учета ведущего уровня саморегуляции представлена методология экспертного психологического анализа агрессивнонасильственных правонарушений15. Однако данный методологический принцип может быть положен в основу любого экспертного психологического анализа, если в его задачи входит определение наличия или отсутствия нарушений произвольной регуляции поведения.
Предложенный подход опирается на представление о многоуровневом и системном характере механизмов саморегуляции и самоконтроля. Высшим является личностный уровень регуляции поведения, затем - индивидуальный, и, наконец, - индивидный. В руководстве конкретным поведенческим актом ведущую роль играет какой-либо один из уровней саморегуляции, остальные являются комплементарными. В тех случаях, когда по каким-либо причинам возникает «сбой» в ведущем уровне саморегуляции, его функции принимает на себя один из нижележащих уровней.
Авторы отмечают, что внешне, на феноменологическом уровне, разные поведенческие акты могут быть сходны. Однако, управляясь разными уровнями саморегуляции, они могут занимать разное место в структуре деятельности субъекта и в связи с этим наполняться принципиально иными смысловыми содержаниями и, следовательно, могут быть отнесены к разным классам.
Первому классу соответствует деятельность, которая является максимально произвольной и осознанной. Здесь индивид обладает наибольшей свободой воли, селективностью выбора средств и способов действий. Как деятельность в целом, так и ее операциональный состав обусловлены общей социальной направленностью личности, соотнесены с ее системой ценностей, ведущими мотивами
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
и целями, т.е. являются в полной мере характерными для субъекта как внешние проявления его внутренней (личностной) структуры. Таким образом, выбор форм поведения, соотнесение их с общепринятыми нормами (в т.ч. моральная оценка) осуществляются на иерархически наиболее высоком - личностном уровне саморегуляции. Деятельность произвольна, упорядочена, подконтрольна, носит мотиво- и целесообразный характер, при этом не наблюдается существенного снижения прогностических способностей.
Второй класс образуют поведенческие акты, утратившие мотивосообразность, а активность направляется аффективно насыщенными или ситуационно возникшими целями. Ведущим уровнем, детерминирующим характер и специфику поведения, становится не личностно-смысловой, а индивидуальный: факторами, определяющими деяние, выступают не смысловые образования и ценностные ориентации личности, а присущие субъекту индивидуально-психологические, характерологические особенности. Регресс на индивидуально-психологический уровень приводит к поведению, релевантному не мотивам, а лишь целям, причем ситуационно обусловленным. Активность представляет цепь относительно упорядоченных и ситуативно целесообразных действий. Ослабляется произвольность и опосредованность осуществляемых действий, повышается импульсивность, непосредственность реализации возникающих побуждений. Действия психологически не носят характера свободного и осознанного выбора. Поведение субъекта является «нехарактерным для него», не вписывается в его жизненный опыт, не соответствует практикуемым им обычно способам поведения.
К третьему классу отнесены действия, совершенные в состояниях аффекта: физиологического, аномального или на патологической почве. В этих случаях регресс достигает не индивидуального, а индивидного уровня саморегуляции. Утрачивается не только мотивосообразность, но и целесообразность, поведение развертывается в форме отдельных операций и динамических стереотипов, носит неупорядоченный, хаотический характер. На этом уровне саморегуляции нивелируются как личностные, так и индивидуальные особенности субъекта.
Подводя итог, отметим, что судебно-психологическое экспертное содержание общего интегрального компонента в целостной характеристике психологического критерия, включающего интеллектуальный и волевой признаки, может быть представлено как единство двух многоуровневых подсистем.
Для судебной экспертно-психологической квалификации действий как предпринятых человеком, осознающим и понимающим их значение, необходимо наличие четырех критериев: 1) осознание и понимание условий ситуации; 2) осознание и понимание фактического содержания совершенных действий; 3) осознание и понимание объективного характера и значения этих действий; 4) осознание и понимание личностного смысла собственных действий (их целей и мотивов, отношений собственных мотивов и целей с мотивами и целями других людей, а также последствий предпринятых действий). Нарушение одного из четырех уровней позволяет сделать вывод о неспособности человека в полной мере отдавать отчет в своих действиях, понимать их значение. Нарушения двух и более уровней свидетельствуют о неспособности подэкспертного осознавать значение собственных действий.
Экспертный вывод о способности субъекта к руководству своими действиями возможен при установлении мотивосообразности и целесообразности совершаемых им поступков в юридически значимой ситуации. При одновременной утрате мотивосообразности и целесообразности делается экспертный вывод о ситуационности совершенных действий, обусловленных специфичным психическим состоянием или особыми внешними обстоятельствами, не позволяющими ему осуществлять руководство собственными действиями. Остальные соотношения мотивосообразности и целесообразности совершаемых субъектом поступков могут свидетельствовать об ограничении его способности в полной мере осуществлять руководство своими действиями, имеющими правовые последствия.
Полагаем, что дальнейшие уточнения и развитие предлагаемого системного подхода к определению содержания судебно-психологических экспертных понятий способностей субъекта к пониманию (осознанию) и руководству собственными действиями помогут психологам избежать формулирования научно не обоснованных экспертных выводов, затрудняющих судебное рассмотрение уголовных и гражданских дел.
1 См.: Коченов М.М. Состояние и перспективы развития судебно-психологической экспертизы // Вопросы судебнопсихологической экспертизы. М., 1978. С. 3-19.
2 Ситковская О.Д. Новые проблемы комплексной психолого-психиатрической экспертизы // Ситковская О.Д., Конышева Л.П., Коченов М.М. Новые направления судебно-психологической экспертизы. М., 2000. С. 118.
3 См.: Секераж Т.Н. Теоретические и методические основы диагностики «порока воли» в судебной психологической экспертизе: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 14.
4 Шипшин С.С. Судебно-психологическая экспертиза несовершеннолетних обвиняемых // Ювенальная юстиция: мульти-дисциплинарный подход / Под ред. Е.Л. Воробьевой. Ростов н/Д., 2002. С. 62.
5 Коченов М.М. Судебно-психологическая экспертиза. М., 1977. С. 116, 117.
6 См.: Морозова М.В. Психологический аспект экспертизы способности малолетних и несовершеннолетних давать показания по уголовным делам // Психологический журнал. 1997. Т. 18. № 4. С. 57-68.
7 См.: Конышева Л.П. Анализ материалов уголовного дела - центральный метод судебно-психологической экспертизы / / Методы психологии. Вып. 1. Ростов н/Д., 1997. С. 136-138.
8 См.: Метелица Ю.Л., Шишков С.Н. Значение категории понимания в судебной психиатрии // Психологический журнал. 1989. Т. 10. № 5. С. 75-80.
9 Коченов М.М. Судебно-психологическая экспертиза. С. 73, 77.
10 Морозова М.В. Указ. соч. С. 60.
11 Коченов М.М. Судебно-психологическая экспертиза. С. 107.
12 Там же. С. 100.
13 Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984. С. 41.
14 См.: Южанинова А.Л. Судебно-психологическая экспертиза в гражданском процессе: В 3 ч. Ч. 3. Сделки с пороками воли. Саратов, 2006. С. 190, 191.
15 См.: Кудрявцев И.А., Ратинова Н.А., Савина О.Ф. Деятельностный подход при экспертном анализе агрессивнонасильственных правонарушений // Психологический журнал. 1997. Т. 18. № 3. С. 45-57.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 3 (39) 2008
