CC BY
289
21. Endresen A., Janda L. A., Kuznetsova J., Lyashevskaya O., Makarova A., Nesset T., Sokolova S. Russian 'purely aspectual' prefixes: Not so 'empty' after all?" // Scando-Slavica. Association of Nordic Slavists and Baltologists, 2012. No. 58 (2). P. 231-291.
22. Makarova A. Rethinking diminutives: A case study of Russian verbs. Doctoral dissertation. Tromso: University of Tromso. 2014.
23. Roberts C. B. The origins and development of O(B)-prefixed verbs in Russian with the general meaning 'deceive' // Russian linguistics. 1981. Vol. 5. P. 217-233.
24. Slovnik jazyka staroslovënského (Vocabulary of the Old Slavonic language): I—IV. Praha: Nakladatelstvi ceskslovenske akademie vëd, 1966—1997 [SJS]. (In Slovak).
УДК 82(091)Лерм
В. М. Грязнова, Я. С. Швецова
СПЕЦИФИКА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ В РОМАННОМ ТВОРЧЕСТВЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
Настоящее исследование посвящено репрезентации хронотопических (время-пространство) категорий в лирико-психологи-ческом романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Индивидуально-авторские представления о пространстве и времени формируют собственную оригинальную модель художественной реальности писателя-романиста. Многообразие про-
странственно-временных отношений, представленное в романе, принимает форму теоретико-мировоззренческого осознания главными героями своего места и предназначения в мире.
Ключевые слова: время, пространство, хронотоп, М. М. Бахтин, М. Ю. Лермонтов, лирико-психологический роман.
V. М. Gryaznovа, У S. Shvetsova
SPECIFICITY OF THE SPACE AND TIME IN M. Y. LERMONTOV'S NOVEL ART
The present article is focused on the representation of chronotopic (space-time) categories in the lyrical-psychological novel by M. Y. Lermontov «A Hero of Our Time». Individually-author's presentations about the space and time form an original model of the novelist's artistic reality. The vast variety of the
novel's spatio-temporal relations takes a form of the theoretical and ideological self-awareness by main characters which try to find their own place and purpose in the world.
Key words: time, space, chronotope, M. M. Bakhtin, M. Y. Lermontov, lyrical-psychological novel.
Каждое литературное произведение так или иначе являет собой концептуально новый мир, отличный от жизненной (первичной) действительности, либо подобный ей наличием отдельных образов и характеристик объективной реальности. Восприятие художественной (вторичной) действительности основывается, главным образом, через взаимодействие категорий времени и пространства, которые терминологически реализуются в понятии «хронотоп», введен-
ном не только в русскую, но и в зарубежную литературоведческую науку благодаря научным трудам М. М. Бахтина («Формы времени и хронотопа в романе», 1975).
Изначально попытки объяснить сущность категорий времени и пространства с научно-философской точки зрения предпринимались еще во времена существования античной культуры. Так, например, с позиций Демокрита и Платона, это были самостоятельные сущности, не зависимые ни
от материи, ни друг от друга: пространство по своей природе объективно, однородно и бесконечно; время - вместилище событий, оно отождествимо с вечностью - это чистая длительность, равномерно текущая от прошлого к будущему.
И. Ньютон, развивая учение о времени и пространстве, аналогичным образом пришел к выводу об автономности этих категорий относительно друг друга. Пространство, по его мнению, неизменно и неподвижно, его свойства не зависят ни от чего, в том числе и от времени; даже если убрать из пространства все материальные тела, оно останется, и свойства его сохранятся. Время, как считал Ньютон, течет одинаково во всей Вселенной, и это течение, соответственно, тоже независимо по своей природе.
А. Эйнштейн рассматривал время и пространство через сформулированную им теорию относительности, по которой эти две категории неразрывно связаны между собой, составляя единое пространство-время. Именно теория Эйнштейна, признающая синтез пространственно-временных отношений, способствовала возникновению понятия «хронотоп» в различных областях научного знания.
Но сам термин отнюдь не принадлежит литературоведческой мысли, в научный оборот он был введен русским физиологом А. А. Ухтомским, затронувшем вопросы не только физиологического, но и эстетического характера в своем докладе о целостном восприятии хронотопа человеком.
М. М. Бахтин, присутствовавший на чтении доклада, впоследствии начал развивать это понятие с литературно-художественных позиций, а именно, в жанре романа. По Бахтину, хронотоп представляет собой существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе. К каждому отдельно рассматриваемому виду времени-пространства, т.е. хронотопу, привязан особый жанр и особый тип романного героя: «Хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотипичен» [1, с. 234].
Обращаясь к истокам античного романа, Бахтин говорит о трех способах освоения романного времени-пространства:
1. Авантюрное время, которое «слагается из ряда коротких отрезков, соответствую-
щих отдельным авантюрам» [1, с. 235]. Это своеобразное «вневременье», вмешательство судьбы и иных иррациональных сил в поступательное движение биографического времени. «Вдруг» и «как раз» - наиболее существенные характеристики этого типа, которому свойственен такой набор мотивов, как мотивы встречи и расставания, потери и обретения, поисков и нахождения. Авантюрное время - сопутствующая характеристика хронотопа дороги, без которого практически невозможно построение сюжета большинства литературных произведений.
2. Авантюрно-бытовое время, которое характеризуется изображением исключительных, по-своему необычайных событий, происходящих на жизненном пути героя в какой-то из моментов его существования. Как правило, происходящее одномоментно и молниеносно, что подразумевает наличие мотивов внезапного столкновения и бегства.
3. Биографическое время, в ходе развертывания которого лежит «новый специфически построенный образ человека, проходящего свой жизненный путь ищущего истинного познания» [1, с. 281]. Этот тип времени связан со строгими формами мифологической метаморфозы. Жизнь героя делится не несколько этапов (или ступеней), подразумевающих самоуверенное невежество (на начальном этапе) => самокритический скепсис => познание самого себя => истинное познание (как конечный результат полученного знания).
Современные лермонтоведы по-разному характеризуют время-пространство поэзии и прозы М. Ю. Лермонтова. Так, например, по мнению Т. К. Черной, лермонтовское творчество в своем выражении тяготеет к космическому пространству, а сам поэт, бесспорно, является космическим поэтом. Особенность этого «космизма» она видит в следующем: «Она состоит главным образом в стремлении объять необъятное, в желании существовать без границ, везде и сразу; в желании снять границы там, где они могут остановить порыв, и в мятежном страдании, если снять их не представляется возможным» [5, с. 307].
Иную точку зрения на пространственно-временной критерий творчества Лермонтова высказывает К. А. Тангалычев, считая, что «Лермонтов - писатель пустыни, а не космоса. Пустыня - больше, чем космос,
если сам творец сказал, что он в каждой песчинке» [4, с. 4].
Тем не менее, творческий взгляд поэта устремлен в вечное и бесконечное; то, что нельзя объять, нельзя измерить. Космическое пространство неизмеримо, его четкой границы не существует. Безграничность, снятие «рамочности», томившей поэта на этой земле, - вот цель, которую преследовал Лермонтов: «Лермонтов (и его герой), хочет как бы сразу охватить взглядом, слухом, чувством, мыслью все мироздание...» [5, с. 307]. Пустыня - огромное, обширное пространство, особенный мир. Как правило, это мир без людей, куда уходят отверженные всеми, обреченные на смерть. Поэт был одинок лишь в жизни, сознательно выбрав уединение, в творчестве же он идёт к людям: «пусть не доходит, но идёт, пусть ненавидит, но не бесстрастен» [3, с. 350].
«Герой нашего времени» Лермонтова отличается особым выражением времени-пространства: хронотоп произведения представляет собой не отчетливо линейный порядок, а инверсию изложения событий. Несмотря на подобную перестановку, роман имеет сюжетную законченность.
Авантюрное время-пространство в «Герое» развернуто через хронотоп дороги, выполняющий функцию одной из основных сюжетных линий романа. Он связывает несколько обособленных друг от друга историй, которые, на первый взгляд, не имеют смысловой связи. Так, например, «Бела» начинается следующей репликой героя: «Я ехал на перекладных из Тифлиса» [6, с. 8]; предисловие к журналу Печорина берет начало со следующих слов рассказчика: «Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер» [6, с. 47]; в первом абзаце главы «Тамань» имеется такая фраза: «Я приехал на перекладной тележке поздно ночью» [6, с. 48]; «Княжна Мери», как и «Бела», тоже начинается со слов о дороге: «Вчера я приехал в Пятигорск.» [6, с. 58].
Немаловажно наличие сопутствующих образов, связанных с дорожными мотивами: «.фырканье усталой почтовой тройки и неровное побрякивание русского колокольчика» [6, с. 10]; «.пустая дорожная коляска; ее легкий ход...» [6, с. 40]; «Давно уж не слышно было ни звона колокольчика, ни стука колес по кремнистой дороге...» [6, с. 45]. Данные образы являются не только неотъемлемой частью хронотопа дороги, но и его характеризующими конкретизаторами.
Выбор дороги может быть либо целенаправленным и осознанным решением героя, либо самостоятельной силой, не поддающейся контролю. Это, как правило, судьба или случай, выполняющие функцию «поводырей» и выводящие персонажа туда, где ему полагается быть. Но такой ход событий у Лермонтова проявляется редко, в основном, персонажи произведений писателя вольны сами избирать нужное направление и цель проходимого ими пути. Так, Печорин решительно заявляет, что его первое удовольствие -«подчинять моей воле все, что меня окружает...» [6, с. 87]. Примечательно и то, что даже второстепенные герои, не играющие никакой роли для развития сюжета, обладают самостоятельным правом выбора. Примером такого персонажа может послужить контрабандист Янко, фигурирующий в повести «Тамань»: «. а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит» [6, с. 57].
Пространство дороги в романе «Герой нашего времени» в большей степени ориентировано на величественный, суровый и таящий опасность Кавказ, что всячески старался подчеркнуть Лермонтов: «Со всех сторон горы неприступные...» [6, с. 8]; «Золотые облака громоздились на горах, как новый ряд воздушных гор...» [6, с. 42]; «.синие зубцы Кавказа...» [6, с. 44]; «... мшистые зубцы скал...» [6, с. 115]; «... кругом народ дикий, любопытный; каждый день опасность...» [6, с. 12]; «Эти горцы народ мстительный...» [6, с. 32]. Высота, как одно из самых часто встречающихся у Лермонтова пространственных понятий, приобретает метафорический смысл: как природа, так и человеческая душа - душа Печорина - тянется к небесному пространству: «.какое-то отрадное чувство распространялось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром.» [6, с. 26].
Интересна оппозиция, путь жизненный/ путь реальный, реализуемая в рамках пространства-времени романа. Как следствие, движение/путь реальные тесно переплетаются с движением/путем жизненным, взаи-модополняя друг друга: «.неужели я не тот же?.. Что делать?.. всякому своя дорога...» [6, с. 45]; «Я знаю, мы скоро разлучимся опять и, может быть, навеки: оба пойдем разными путями до гроба...» [6, с. 75]; «отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою.».
Полифункциональность хронотопа дороги позволяет говорить о его сюжетообра-зующем значении в романе. Все основные жизненные перипетии, происходящие с Печориным на протяжении его «странствующей» жизни, случаются с ним именно в пути, либо в моменты его непродолжительных остановок. Герой встречает людей, которые призваны сыграть определенную роль в его жизни, например, таких ключевых персонажей, как Бела, Максим Максимыч, честные контрабандисты («Тамань»), княжна Мери, Грушницкий, Вера. В дороге происходит большинство основных центральных эпизодов романа: по пути в Персию Печорин случайно пересекается с Максимом Макси-мычем, обходясь с ним безразлично и рассеяно, несмотря на то, что им обоим пришлось пережить в прошлом смерть Белы; на дороге в Пятигорск Печорин, так и не сумевший догнать Веру, горько рыдает над трупом загнанного коня, осознавая, что она потеряна для него безвозвратно.
Примечательно и то, что в большинстве своем постоянное движение носит негативный оттенок: Печорин не приходит ни к пониманию собственного «Я», ни к удовлетворенности настоящим. Постоянное странствие - вынужденная мера, потому как постоянство чуждо лермонтовскому герою: «<...> мне пора... я спешу...» [6, с. 45]; «<...> солнце ярко, небо сине - чего бы, кажется, больше? <.> Однако пора...» [6, с. 58].
Суммируя вышесказанное, можно предположить, что хронотоп дороги в «Герое» является определителем как внешнего (бытийного), так внутреннего (душевного) пространства Печорина, указывая на шаткость, непостоянность его положения в обоих видах пространственной организации.
Обратим внимание и на то, что хронотоп дороги/пути у Лермонтова более топологи-чен (топос - вектор пространства; дорога векторна, Печорин постоянно находится в непрерывном поступательном движении), чем хронологичен (время в романе постоянно подвергается нарушению; для Печорина время по часам исчезает, оставляя лишь тяготение к вечному/бесконечному).
Помимо хронотопа дороги, в «Герое» фигурирует и такая разновидность времени-пространства, как авантюрно-бытовое и биографическое. Авантюрно-бытовой хронотоп воплощается, как правило, в изображении событий/обстоятельств конкретно-историче-
ского и социального характера. Такое время-пространство характеризует, например, жизненный путь Максима Максимыча, который по долгу военной службы постоянно сталкивается с опасностью в лице горцев.
Биографическое воплощение хронотопа может быть охарактеризовано через характерологическое значение, которое у всех персонажей создается по-разному. Например, княжна Мери приобретает биографический опыт через знакомство с Печориным. Прикосновение к его внутреннему пространству оставляет глубокий след в душе героини, внутренняя организация которой уже никогда не вернется к «допечоринскому» восприятию мира: «... Она больна <...>, это не простая болезнь! Печаль тайная ее убивает.» [6, с. 123].
Приведем еще один пример пересечения пространственного и временного рядов, а именно, обыденно-житейского циклического бытового времени, представленного в главе «Тамань». Из повествования ясно, что это типичный провинциальный городок с закостенелым бытом. Ночь, которая, казалось бы, должна придавать всему оттенок очарования и таинственности, смягчая изъяны, ярко освещаемые днем, этой функции не выполняет. Время здесь тянется в пространстве очень медленно и отличается бытовыми обы-денностями: «.после долгого странствования по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы...» [6, с. 49]. Пространство здесь ограничено, оно имеет свои рамки. Куда бы ни кинул взгляд Печорин, он видит лишь скромные избы, ветхие заборы да грязные переулки.
Далее следует яркая антитеза: «скверный городишко» с его бытовыми деталями противопоставлен «небольшой хате на самом берегу моря» [6, с. 49], освещаемой полным месяцем. Пространство здесь уже расширено. Это и море: «берег обрывом спускался к морю...» [6, с. 49]; и небеса с царящей в них полной луной; и корабли вдали, очертания которых были заметны на «бледной черте небосклона» [6, с. 49]. Метаморфоза, пришедшая на смену закостенелому быту, позволяет рассматривать действие в «Тамани» с позиций авантюрного хронотопа. Перед нами развертывается социально-природный мир, вмещающий в себя фольклорное начало (контрабандистка, сравниваемая с русалкой, переход из реальности в ирреальность, и наоборот).
Посредством введения в повествование необычных персонажей, происходит реали-
зация мотива встречи героя с обитателями загадочного мира. Первым таким обитателем стал совершенно слепой от природы мальчик с пугающими своей белизной глазами. Печорин замечает, что «всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душой: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство» [6, с. 49]. Вторым обитателем становится девушка в полосатом платье с распущенными косами - почти ундина, «странное существо». Уже по характеристике Печорина можно заметить, что она явно не принадлежит пространству, в котором живут обыватели. Но иллюзия рассеивается - перед Печориным разыгрывается трагедия круга «честных контрабандистов», которыми в итоге оказывается и слепой мальчик, и «ундина», что снова возвращает нас к реальности как таковой с ее закостенелым бытом. В сознании Печорина проникновение в жизненное пространство «ундины» и слепого мальчика стало опытом поиска, попыткой прикосновения к «радостям и бедствиям человеческим», к большому миру моря, паруса и ирреальных сил.
Таким образом, рассмотрев авантюрный, авантюрно-бытовой и биографический разновидности времени-пространства, выделенные М. М. Бахтиным, мы выявили, что каждый хронотоп обладает своими характерными призраками, а именно, определенным набором мотивов, значений, событий и т.д.
На основе указанных характеристик, мы исследовали художественное время-пространство произведения «Герой нашего времени», что позволяет говорить о том, что роману свойственны такие виды хронотопа, как хронотоп дороги, авантюрно-бытовой хронотоп и биографический хронотоп, имеющие следующие характерные, отличительные черты:
• Инверсиальность (связывает между собой несколько отдельных эпизодов, на первый взгляд не имеющих ничего общего друг с другом);
• Метафоричность (оппозиция жизненный путь / путь реальный);
• Сюжетообразующее значение (все основные события случаются с героем во время его пребывания в дороге);
• Связь с мотивом судьбы через философские аспекты в произведении (герой постоянно движется во внешнем пространстве и рефлексирует во внутреннем, находясь в противоборстве с судьбой);
• Выражение конкретно-исторических и социальных обстоятельств через авантюрно-бытовое время-пространство (отражение реально существующих и предметно определенных понятий и событий);
• Характерологическое значение, выраженное через биографическое воплощение хронотопа (каждому персонажу присущ тот или иной биографический опыт).
Рассмотрев, как реализуется категория художественного времени-пространства в главе «Тамань», мы пришли к выводу, что повесть характеризуется такой разновидностью хронотопа, как авантюрно-бытовой, выделив следующие особенности, конкретизирующие данный тип времени-пространства:
1. Наличие антитезы «засилье быта/исключительные события» (противопоставленность пространства типичного провинциального городка с бытовыми реалиями пространству контрабандистов, живущих в таинственной хижине на берегу моря);
2. Отсылка к народному фольклорному началу (девушка-контрабандистка сравнивается с ундиной/русалкой);
3. Наличие мотива встречи с необычными персонажами (слепой, ундина).
Литература
1. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. 504 с.
2. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 4. М.: Художественная литература, 1965. 520 с.
3. Мережковский Д. С. М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества // Маркович В. М., Потапова Г. Е. M. Ю. Лермонтов: pro et contra. СПб.: Русский путь, 2002. 1074 с.
4. Тангалычев К. А. Лермонтов читает Россию // Его отчизна в небесах: материалы шестых Лермонтовских чтений. Ярославль: [б.и.], 2007. С. 4-10.
5. Черная Т. К. Русская литература XIX века. Ч. I. Поэтика художественно-индивидуальных систем в литературном процессе. Ставрополь: СГУ 2004. 623 с.
References
1. Bakhtin M. M. Voprosy literatury i estetiki. Issledovaniya raznykh let. (Questions of literature and aesthetics: the study of different years). Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1975. 504 p.
2. Lermontov. M. Y Sobranie sochinenii. In 2 Vols. Vol. 4. (The Works of M.Y. Lermontov in 4 volumes). Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1965. 520 p.
3. Merezhkovskii D. S. M. Y. Lermontov. Poet sverkhchelovechestva (M. Y. Lermontov is a poet of superhumanity) // Markovich V. M., Potapova G. E. M. Y. Lermontov: pro et contra. St. Petersburg: Russkii put', 2002. 1074 p. (In Russian)
4. Tangalychev K. A. Lermontov chitaet Rossiyu (Lermontovreads Russia) // Ego otchizna v nebesakh: materialy shestykh Lermontovskikh chtenii (His homeland in the heaven: Materials of Lermontov's sixth readings). Yaroslavl', 2007. P. 4-10. (In Russian)
5. Chernaya T. K. Russkaya literatura XIX veka (Part. 1). Poetika khudozhestvenno-individual'nykh sistem v literaturnom protsesse (Russian literature of the 19th century (part 1). Poetics of literary and individual systems in a literary process). Stavropol': SSU, 2004. 623 p. (In Russian)
УДК 81'371
С. В. Гусаренко
ПРАГМАТИКА РЕЛЕВАНТНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ НАРРАТИВЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ И УЧЕБНО-НАУЧНЫХ ТЕКСТОВ)
В статье представлены результаты исследования лингвопрагматических свойств высказываний в их взаимодействии в художественном нарративе и в учебно-научных текстах. Рассмотрена взаимная зависимость референциальных параметров, пропозиционального содержания и прагматики релевантности высказываний в современном русском нарративе. Определено, каким образом прагматика релевантности обуслов-
ливает состав и характер когнитивно-семантических структур в актуальном дискурсе высказывания. Главным образом это касается пропозиционалного содержания высказывания и референциальных характеристик именных групп в его составе.
Ключевые слова: прагматика, релевантность, дискурс, нарратив, прагматическая пресуппозиция, пропозиция, референция.
S. V. Gusarenko
PRAGMATICS OF RELEVANCE IN MODERN RUSSIAN NARRATIVE (ON LITERARY AND EDUCATIONAL SCIENTIFIC TEXTS)
The article represents the results of analysis of linguistic pragmatic properties of utterances in their interaction within literary narrative as well as within educational scientific texts. Interdependence between referential parameters, propositional content and pragmatics of relevance of utterances in modern Russian narrative are also considered. The way in which pragmatics of relevance conditions the contents and specifics of
cognitive semantic structures within the actual discourse of an utterance is defined. The aforementioned considerations are mostly related to propositional contents of an utterance and referential characteristics of nominal groups contained in it.
Key words: pragmatics, relevance, discourse, narrative, pragmatic presupposition, proposition, reference.
Цель данной статьи состоит в том, чтобы представить результаты исследования ре-ференциально-прагматических и пропозициональных характеристик высказываний в
современном русском нарративе в отношении прагматики релевантности каждого их них. Работа выполнена на материале современных русских художественных текстов и
