CC BY
73
References
1. Pushkin, A.S. Polnoesobraniesochineniy in 17 vol. Moscow, Voskresenie, 1995, Vol. 6, 700 p.
2. Barskij, O.V. The Plotline Of The Author In TheA.S. Pushkin's Novel "Eugene Onegin"// The science of person: humanitarian researches, 2013, no. 1 (11), pp. 196-202.
3. Koshelev, V.A. «"Onegina" vozdushnajagromada...» - SPb.:Akademicheskijproekt, 1999 - 286 p.
© Барский О.В., 2014
Автор статьи - Олег Вадимович Барский, кандидат филологических наук, доцент, Омская гуманитарная академия.
Рецензенты:
С.В. Демченков, кандидат филологических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского;
А.Э. Еремеев, доктор филологических наук, профессор, Омская гуманитарная академия.
УДК 82-12
А.Э. Еремеев Омская гуманитарная академия,
«РОМАННАЯ ПОВЕСТЬ» КАК ЖАНРОВОЕ ЯВЛЕНИЕ
В РУССКОЙ ПРОЗЕ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА («ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» М.Ю. ЛЕРМОНТОВА И «ЗАПИСКИ ОДНОГО МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА» А.И. ГЕРЦЕНА)
В статье рассматриваются проблемы жанра и стиля произведения М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Творческие поиски автора постигаются в контексте русской философской прозы, в особенности в связи с прозой А И Герцена. Жанровый синтез и философизация русской прозы 1830-40-х представлены как разные уровни общего историко-литературного процесса в отечественной традиции XIX в.
Ключевые слова: русская философская проза, биографический жанр, роман, повесть, психологизм, поэтика прозы.
Перед прозой 1820-1830-х гг. стояла одна из самых важных проблем - проблема создания психологического романа и повести: на этом этапе русская проза в современном понятии еще не имела в законченном виде подобных жанровых форм. Современники М.Ю. Лермонтова, как и он сам, находились в поисках и самого героя времени, и форм его отражения.
В это время А.И. Герцен замечает по поводу «Записок одного молодого человека»: «Моя повесть - это моя жизнь <...> тут будет все: философия, поэзия, жизнь...» [4, с. 109110]. Еще в очерке «Гофман» молодой писатель приветствовал предпринятые юной Францией «анатомические разъятия души человеческой», благодаря которым раскрылись «все смердящие раны тела общественного, и романы сделались психологическими рассуждениями» [3, с. 70].
Лермонтов оставляет незаконченным «Вадима» и обращается к «Княгине Литовской», увидев новые психологические задачи, которые поставило время перед литературой. У него рождается замысел написать книгу об этом трагическом поколении, о «недуге», поразившем современных ему молодых людей. В процессе работы выкристаллизовывается замысел повести. «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа» [8, с. 249], - замечает Лермонтов в Предисловии к «Журналу Печорина». Симптоматично, что в начале 1830-х гг. Герцен пишет статью «Развитие человечества, как и одного человека», где выражает мысль, что «... ум человеческий должен получить вознаграждение - должен явиться скептицизм, анализ» [3, с. 26].
«Герой нашего времени» - первое в русской прозе произведение, выросшее из цикла повестей («Бэла», «Фаталист», «Тамань», напечатанных в «Отечественных записках» с 1839 по 1840 гг.), где жанрообразующим центром служит история человека, его душевная и умственная жизнь, взятая изнутри, как процесс. Напряженное самосознание, предельно острая постановка вопроса о человеке были присущи как Лермонтову, так и Герцену. Л.Я. Гинзбург отмечала, что «автобиографический герой раннего Герцена так близок к лермонтовскому лирическому герою первой половины 30-х годов» [5, с. 109]. Оба автора сходились как в трактовке героя, так и в определении жанровых задач. Если Лермонтов создает своего героя-эгоцентриста еще в оболочке «демонизма», то Герцен стремится изобразить своеобразие характера, мышления героя, теоретически объяснить его сущность в историческом и социальном контекстах, уловить отношение мысли к жизни, познать характер современника, его идейную судьбу.
Название «Герой Нашего Времени» обозначено Лермонтовым в Предисловии с большой буквы, что говорит о равнозначности, равноакцентности этих трех понятий. Характерно, что Лермонтов первоначально озаглавил свой роман «Один из героев начала века». Предметом повествования у обоих писателей становится один из многих, личность, наделенная чертами героики, но превращающаяся в «антигероя». Лермонтов, как и Герцен, в своих произведениях начинает отходить от романтической традиции и переходит к осмыслению действительности с позиций «натуральной школы». Так, в «Тамани» Печорин, вольно или невольно «решающий» судьбы «честных контрабандистов», в своем дневнике, одновременно возвышая себя до образа Манфреда, заявляет о себе: «Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!» [8, с. 260]. И далее следует авторефлексия, в которой он расстается с собственным романтическим, «надчеловеческим» «я», восклицая: «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих...! » [8, с. 260]. Затем появляется местоимение «мне», одновременно акцентирующее внимание на собственном «я» и развенчивающее, уничижающее это «я». Возникает самопроизвольное нивелирование значимости героя, он в своих глазах становится одним из многих, затерянных на дороге жизни. Так, Печорин произносит по поводу себя эпитафию, эпатируя самого себя: «Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!.. » [8, с. 260].
Тем самым Лермонтов и Герцен делают предметом художественного анализа время и «одного» из тех, кого оно породило. Хотя один писал «историю души», другой - «отражение истории в человеке», - они сходились в одном: в создании подлинно эпического жанра - повести.
Название «Герой нашего времени», как и название «Записки одного молодого человека», синтезирует, сводит разные жанровые тенденции: стремление к углублению во внутренний мир героя в его специфически романном ракурсе и установку на охват самого процесса бытия через становление личности, обретающей свою историческую меру, характерную для повести. Заглавия в их обобщенно-неопределенном тоне даются с далекой панорамной дистанции автора-творца художественного целого, они явно не принадлежат самим героям и несут в себе ту необходимую меру отчужденности от конкретных событий и личностей, которая обеспечивает художественное единство и известную объективность авторского взгляда. Если говорить о временной установке названий, то они звучат предельно объективно, как бы завершая и отодвигая в прошлое раздумья молодых людей, предстающие в свете трезвого сегодняшнего знания автора-повествователя, позволившего себе обращение к этим вехам вчерашнего духового развития, к которым он не причастен, они ему чужие, и интерес его носит объективированный характер.
Перед нами названия, в которых главным смысловым моментом является указание на характер субъекта высказывания (обозначено его родовое качество в общественно-историческом контексте эпохи, приобретавшее конкретное социальное и идеологическое со-
держание) и подчеркивание письменной формы подобного высказывания. Такие названия характеризуют не предмет, не героя, но бытийную ситуацию (ср. названия романного типа: «Евгений Онегин», «Анна Каренина», «Обломов») и субъект повествования, что чаще всего встречается применительно к повести, реже - очерку или рассказу (например, «Записки охотника», «Дневник лишнего человека», «Дневник студента», «Отцы и дети», «Война и мир»).
Уже в названиях «Герой нашего времени» и «Записки одного молодого человека» сделан акцент на характеристике основного субъекта повествования. Таким образом, проявляется жанровая доминанта повести, она настраивает читателя на определенный лад, подготавливая к восприятию последующего текста в ключе заголовка.
Лермонтов, как и Герцен, стремится к принципиальной незавершенности, фрагментарности, отрывочности. Здесь многое сознательно отдается читателю на домысливание. Форма фрагмента связана у обоих писателей с убеждением во всеобщей взаимосвязанности явлений и фактов бытия, в том, что «отрывочные» части целого героя и записок дают вдумчивому читателю представление о целостности мира, являются отражением истории в человеке.
При всем своеобразии и оригинальности произведений Лермонтова и Герцена они представляют собой типичную форму повести биографического характера, несмотря на то, что в них существуют и другие жанровые тенденции. Оба художника с редкой целеустремленностью и четкостью определяют угол зрения на события, овладение эпохой в том аспекте, который связан с такими способами изображения, что приводят их к построению жанра повести. Так или иначе для обоих писателей важна тема перехода от молодости к зрелости, то есть естественного процесса течения жизни, становления человека по мере соприкосновения с миром. Это вполне отвечает эстетическому заданию повести. Как справедливо замечает В. Кожинов, «основное развитие художественного смысла повести совершается не в собственно сюжетном движении, а в развертывании, расширении многообразия мира по мере простого течения жизни во времени [выделено нами. - А. Е.]» [7, с. 225].
Что же касается определения жанра «Героя нашего времени», то, скорее всего, это произведение было задумано как роман. Лермонтов усваивает достижения современной ему романистики, использует ряд традиционных ситуаций и мотивов, типичных для произведений этого жанра. Продолжая и развивая традиции мирового исторического романа, Лермонтов обращается, в частности, к творчеству И.-В. Гёте, В. Скотта, Б. Констана, А. де Мюссе, что проявляется даже во внешнем строении произведения. Внимателен он и к складывающейся в эти годы русской национальной прозаической традиции, особенно к той жанровой разновидности, которая представлена в произведениях В.Ф. Одоевского, Н.Ф. Павлова1, В.А. Соллогуба, О.М. Сомова.
Несомненно, что «Герой нашего времени» связан с ранними формами эпоса, игравшими в творчестве Лермонтова центральную роль. Эта связь, по мысли Г. В.-Ф. Гегеля, прояв-
Лермонтов:
Герцен:
«... верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал назначения <...> утратил навеки пыл благородных стремлений» [8, с. 321].
«Жизнь раскрывалась перед нами торжественно, величественно; мы откровенно клялись пожертвовать наше существование во благо человечеству; чертили себе будущность несбыточную, без малейшей примеси самолюбия, личных видов. Светлые дни юношеских мечтаний и симпатии, они проводили меня далеко в жизнь... (Здесь опять недостает двух-трех страниц)» [3, с. 282].
ляется прежде всего в более непосредственном, чем в романе, «воссоздании национальной общности и ее субстанциального единства» [2, с. 409].
В свое время А.И. Журавлева, размышляя о загадке жанра «Героя нашего времени», писала: «Он - не роман... какой же роман может так не заботиться о связном изложении хода событий и мало-мальски выдержанном жанровом единообразии отдельных эпизодов? По тем же причинам он не повесть...» [6, с. 128].
В современной теории классическая эпопея и роман воспринимаются как четко отделенные друг от друга и качественно различные этапы исторического развития в пределах эпического рода. В «Герое нашего времени» прорастают и поляризируются в своем синкретизме жанровые стихии и тенденции как романа, так повести. Это особенно видно в принципах организации повествования этого произведения. В классическом эпосе, по определению М.М. Бахтина, представлена «единая система языка и говорящего на этом языке индивида» [1, с. 23]. Классически-эпопейное повествование являет собой «простой» рассказ о событии и представляет это событие «объективно», то есть с одной и единственно возможной здесь точки зрения, перспективы. Этому принципиальному «одноголосию» противостоит многоголосие романного повествования, осложненное различными субъектными призмами рассказчиков и героев.
В «Герое нашего времени» различные субъективные планы: слово Печорина-героя и других действующих лиц переосмысливается и переоценивается в слове Печорина-рассказчика, над которым, в свою очередь, возвышается издатель. Они являются одновременно и нераздельными, и неслиянными в едином целом лермонтовского произведения. Разные повествовательные позиции - Печорин-герой, Печорин-рассказчик, Максим Максимыч и издатель - образуют полифонию произведения. В этом повествовательно едином и роман-но многоликом субъекте повествования представлено сочетание противоположных жанровых традиций в «Герое нашего времени». На этом жанровая сложность произведения отнюдь не исчерпывается, она также отягчена дневниковой формой, которая, в свою очередь, «продлевается» новеллистическими сюжетами, воссозданными в «Журнале Печорина» («Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»). Взаимопроникновение различных жанров оказывается необходимой формой художественного историзма «Героя нашего времени», с которым связан новый этап развития эпического рода. Скрепляющим началом этого многообразия является слово автора, прямо выраженное в обоих Предисловиях: «Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом <...>, но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге...» [8, с. 248].
Авторская позиция гармонически объединяет в себе противоположности и создает такое художественное целое, в котором отражаются внутренние связи духовной жизни героя и сопряженного с ним миробытия. Следовательно, в уникальном жанровом начале «Героя нашего времени», которое можно обозначить как «романизированная повесть», эпически воссоздается Время в единстве присущих ему противоречий исторического бытия, его Героя и идеальной перспективы исторического развития.
Итак, «Герой нашего времени» и «Записки одного молодого человека» явились логическим продолжением философизации русской прозы, в которой организующим принципом является самосознающий и самопостигающий герой условно-биографического или автобиографического типа, благодаря которому рождается внеличностный общезначимый исторический масштаб изображения мира. И Лермонтов, и Герцен создают такие произведения, где в биографии личности выразилось бы все миробытие. Именно в этих произведениях биографический элемент, философская образность, риторическое начало образуют плоть художественного исследования жизни.
Проделанный сравнительный анализ дает право заключить, что в «Герое нашего времени» Лермонтова и «Записках одного молодого человека» Герцена прорастают и поляризуют-
ся те жанровые стихии и тенденции, которые получат дальнейшее развитие в прозе XIX-XX вв.
Примечания
:Н.Ф. Павлова можно считать создателем жанра новеллы в русской литературе, хотя по традиции автор именует свои произведения «повестями».
Библиографический список
1. Бахтин, М. М. Слово в романе // Бахтин М. М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 3. Теория романа (19301961 гг.) / ред. тома: С. Г. Бочаров, В. В. Кожинов. М.: Языки славянских культур, 2012 С. 9-179.
2. Гегель, Г. В.-Ф. Лекции по эстетике: в 2 т. / ред. колл.: В. М. Камнев и др. Т. П. СПб.: Наука, 2001.
603 с.
3. Герцен, А. И. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 1. М.: Изд-во АН СССР, 1954. 572 с.
4. Герцен, А. И. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 21. М.: Изд-во АН СССР, 1961.639 с.
5. Гинзбург, Л. Я. «Былое и думы» А. И. Герцена. Л.: Гос. изд-во художественной литературы, 1957.
372 с.
6. Журавлева, А. И. Повествование и повесть у Лермонтова // Журавлева А. И. Кое-что из былого и дум: О русской литературе XIX века. М.:МГУ, 2013. С. 123-129.
7. Кожинов, В. Голос автора и голоса персонажей // Проблемы художественной формы социалистического реализма: в 2 т. М.: Наука, 1971. Т. 2. С. 195-235.
8. Лермонтов, М. Ю. Герой нашего времени // Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 6. Проза, письма / ред. Б. В. Томашевский. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 202-347.
A.E. Yeremeyev Omsk Academy of the Humanities
THE "NOVEL STORY" AS A GENRE PHENOMENON IN THE RUSSIAN PROSE OF THE FIRST THIRD OF THE XIX CENTURY ("A HERO OF OUR TIME" BY M. Y. LERMONTOV AND "THE NOTES OF A YOUNG MAN" A. I. HERZEN)
Thearticle deals with problems of genre and style of M. Y. Lermontov'swork"AHeroofourtime". Creativesearchof an author is comprehended in the context of Russian philosophical prose, particularly in connection with the prose of A.I. Herzen. Genre synthesis and filosofizationof Russian prose 1830-40 represented as different levels of general historical and literary process in the Patriotic tradition of the nineteenth century.
Key words: Russian philosophical prose, biographical genre, the novel, the story, the suspense, the poetics of
prose
References
1. Bakhtin, M.M. "Word in the novel".Collected Works: Volume 3. TheTheory of the novel (1930-1961/Moscow,Yazykislavyanskikhkul'tur, 2012.P. 9-179.
2. Hegel, G.W.-F. Lectures on aesthetics. S.-Peterburg,Nauka, 2001. 603 p.
3. Herzen, A.I. Collected Works: Volume 1. Moscow,ANUSSR Publ., 1954. 572p.
4. Herzen, A.I. Collected Works: Volume 21. Moscow, AN USSR Publ., 1961.639 p.
5. Ginzburg,L.Ya. "Byloeidumy" A.I. Gertsena ["Past and thoughts" of A.I. Herzen]. Lenin-grad,StatePublishingHouseofLiterature, 1957. 372 p.
6. Zhuravleva, A.I. "Narrative and story in the poem". Koe-chtoizbylogoidum: O russkoy literature XIX veka. Moscow, MoscowStateUniversity, 2013. P. 123- 129.
7. Kozhinov, V. "Author's voice and the voices of the characters". Problemy khudozhestvennoy formy sotsialisticheskogo realizma. Moscow,Nauka Publ., 1971. P. 195-235.
8. Lermontov, M.Yu. "AHeroofourtime".Collected Works: Volume 6. Proze, Letters. Moscow-Leningrad,AN USSR Publ., 1957. P. 202-347.
Автор статьи - Александр Эммануилович Еремеев, доктор филологических наук, профессор кафедры филологии, журналистики и массовых коммуникаций, Омская гуманитарная академия.
Рецензенты:
Е.А. Акелькина, доктор филологических наук, профессор, директор Омского регионального центра изучения творчества Ф.М. Достоевского при Омском государственном университете им. Ф.М. Достоевского; Е.В. Киричук, доктор филологических наук, профессор, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского.
