CC BY
57
уютного ощущения и восприятия космоса: моя звезда - мое счастье - мать-земля - родина Тун-ка. Таким образом, ключевым оказывается образ малой родины, ценность которой, лично осознаваемая автором, утверждается в контексте мироздания. Можно предположить, что эмоциональное отношение - чувство любви к родине, прямо не названное и нигде открыто не выражаемое, проецируется и «сворачивается» в метафорический ряд, и этим, в частности, может быть объяснено восприятие звездного неба не как холодного пространства, а как дышащего теплом и уютом.
Таким образом, анализ образов небесных светил в лирике бурятского поэта Б. Сыренова выявляет контекст национального художествен-
ного мышления, который задается логикой индивидуально-авторской интерпретации. Яркость и необычность авторских метафор солнца, луны, неба и звезд основываются на воспроизведении архаической модели мира, показывают еще один вариант мифопоэтического мышления в литературе новейшего времени, основанный на таком понимании природы и космоса, когда человек не выделяется из окружающего мира по принципу доминирования, а растворен в нем. Образный ряд, принципы метафоризации в лирике Сыре-нова раскрывают близость явлений человеческой и космической жизни, «одушевление» космоса, который начинает мыслиться как мир, тождественный человеческому по ритмам и закономерностям жизни.
Литература
1. Нанзатов Б.З., Николаева Д.Н., Содномпилова М.М., Шагланова О.А. Пространство в традиционной культуре монголов. - М.: Восточная литература РАН, 2008.
2. Сыренов Б. Тэнгэриин мандал.
3. Никитина М.И. Луна и солнце как элемент пространственно-временной системы сиджо // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. - М., 1977.
Фролова Ирина Владимировна, доцент кафедры зарубежной литературы Бурятского госуниверситета, кандидат филологических наук.
Frolova Irina Vladimirovna, associate professor, department of the foreign literature, Buryat State University, candidate of philological sciences.
E-mail: amargol21@mail.ru
УДК 78.07
Л.Л. Пыльнева
Специфика формирования национальной композиторской школы Бурятии и поиск методов ее исследования
Статья посвящена выбору принципов изучения творчества композиторов Бурятии как составной части российского искусства. Выбор контекстно-диалогического метода анализа дает возможность определить в творчестве бурятских композиторов элементы национальной, региональной и общероссийской специфики.
Ключевые слова: музыкальная культура Бурятии, композиторы Сибири, композиторская школа Бурятии.
L.L. Pylneva
The Specific Character of Formation of a National School of Composition in Buryatia and Search
of Methods of Its Research
The article is devoted to the choice of principles of study of Buryat composers’ creativity as a part of Russia art. The choice of contextual-diological method of analysis gives a possibility to determine the elements of national, regional and all-Russia specific character in Buryat composers’ creativity.
Keywords: music culture of Buryatia; composers of Siberia; the school of composition in Buryatia.
Бурятское композиторское творчество, становление которого охватывает временной отрезок с 30-х гг. прошлого века до современности, - весомая часть регионального и российского культурного наследия. Развитие искусства в республике ознаменовалось выраженной преемствен-
ностью между поколениями музыкантов, устоявшимися профессиональными традициями, серьезными достижениями в области музыкального творчества. Это привлекает внимание исследователей к названным пластам профессионального искусства. Однако еще больший инте-
рес вызывает факт формирования композиторов национальной республики в неоднородном поле музыкального искусства сибирского региона, которое образовалось в результате переплетения многочисленных культурных составляющих. Формирование музыки Бурятии в подобном контексте, на пересечении различных направлений придает ей черты многосоставной культурной модели.
Названная множественность тенденций предопределена самой историей развития коренных народов Сибири и процессом последующего заселения и освоения края. Приращение культурных слоев продолжается вплоть до настоящего времени и включает элементы полинациональ-ной, поликонфессиональной, полисоциальной самоидентификации, переплетающиеся в едином пространственно-временном континууме. «Уникальность бурятской культуры, - писал министр культуры РБ В. Прокопьев, - в интеграции между азиатскими и европейскими народами. Ценности, идеалы и традиции кочевников и европейцев, отраженные в культуре, тесно переплелись с бурятской культурой. Все это привело к религиозному и культурному синкретизму. И в то же время основные черты этнических культур сохранили свою оригинальность до наших дней» [1, с.5].
Пласт этносов вбирает коренных жителей Бурятии и прошедшие за триста с лишним лет многочисленные волны переселенцев и ссыльных из европейской части страны, а также попавших в регион различными путями жителей Восточной и Западной Европы. Пласт конфессиональных пересечений включает влияние до-шаманских языческих культов и шаманизма, которые до сих пор являются живой традицией в различных регионах Сибири, а также буддизма (ламаизма), который получил продолжительное распространение на бурятской территории. Важное значение приобрела и христианская (старо- и новообрядческая) религия, которая не могла не повлиять на мировоззрение сибирских народов за века бытования. В социокультурном плане изучаемый регион сконцентрировал представителей различных слоев общества, среди которых были и носители культуры традиционного типа, и знатоки профессионального европейского и русского искусства. Таким образом, в республике оказались срезы, пересечения многих культурных слоев европейской части России и традиции сопредельных стран Востока. Все это обогатило весьма емкую местную культурную систему и обусловило гетерогенность музыкального пространства.
Наблюдались и трансформации различных тенденций в новых условиях. Во-первых, оставаясь неизменным сам по себе пласт культуры мог получить иное видение в новой среде как на уровне мировоззрения, так и в чисто художественном плане, а во-вторых, иной раз серьезные изменения претерпевало и само явление. Так, например, христианство, будучи для переселенцев из европейской части государства основной мировоззренческой базой, для представителей сибирской культуры имело значение одной из многих существующих религий и не приобрело всеобъемлющего характера. Точно так же некоторые верования бурят были приняты российскими новопоселенцами в качестве дополнения к их основному мировоззрению. В результате русские крестьяне «отдавали дань» бурханам и почитали обожествляемые «святые бурятские места» [2, с.557], творили обряды «прошений о милости» после охоты или вырубки леса у хозяев рек, гор и лесов наряду с отправлением христианских культов. В новой интонационной среде переосмыслению подвергалась и музыкальная сторона обрядов. Изменились их текстовая, тембровая составляющие, обусловленные различными у коренных народов и переселенцев техниками вокального звукоизвлечения, исполнительскими возможностями, произношением, а также спецификой переводов на другие языки, навыками хорового пения и т. д. Новое звучание приобретали бурятское народно-поэтическое творчество и переселенческий русский фольклор, обогащенные иным видением и восприятием со стороны представителей других культур, а также иными исполнительскими традициями. В частности, произошла известная консервация жанров, содержания и музыкального языка славянского фольклора [3, с.6], приобретшего новое значение в сибирских условиях. И если в европейской части России в контексте профессионализации музыкального искусства многие образцы русского и малороссийского фольклора оказались утраченными уже на рубеже ХУН-ХУШ вв., то в Бурятии они бытуют вплоть до настоящего времени [3, с.200-201], становясь интонационными источниками для авторских сочинений. Таким образом, принцип переосмысления разных культур стал одним из ведущих в самом процессе формирования культурного фонда региона, в том числе и музыкального.
Важно учесть, что время формирования каждого из культурных пластов в республике различно. Например, если фольклор и устное профессиональное творчество местных жителей уходят корнями в глубокую древность, то пере-
селенческие культуры появились в Бурятии не ранее ХУН-ХУШ вв. Этим отчасти и обусловлена различная степень их влияния на общую жанрово-интонационную картину. Но очевидно, что данные наслоения нашли отражение и в традиционном музыкальном искусстве, и в музыке композиторов Бурятии. Уже поэтому процессы становления письменной традиции достаточно сложны и о них невозможно судить как о явлении однолинейном.
Если обратиться к логике диахронного развертывания, то до начала прошлого века в республике преобладала традиционная культура, а с начала 20-го столетия набирает силу типичный процесс, когда на определенном этапе наряду с музыкальной культурой традиционного типа появился и новый, который принято также называть - опусным, авторским, письменным, профессиональным. Таким образом, сформировалась естественная двухуровневая структура, где наряду с системой традиционного мышления (фольклором) окристаллизовалось новое системное мышление. Названные сдвиги, в свою очередь, усилили разнообразие культуры. Безусловно, процессы культурной трансформации носили постепенный характер. Этим обеспечивалось плавное перетекание из однородной традиционной системы в двусоставную, поэтому правомерно говорить не столько о границе между двумя системами, сколько о некой временной зоне, на протяжении которой постепенно начинали появляться ростки нового искусства, поначалу сосуществующего с традиционным. И только когда накопилась «критическая масса» аномалий, не вписывающихся в рамки традиции, формирование культуры нового типа приобрело необратимый характер и названная двусостав-ность стала свершившимся фактом.
Сосуществование традиционной и новой культур прослеживается и в современном музыкальном искусстве. Так, например, в 70-е гг. ХХ в. исследователи писали «о богатстве местного фольклора» и отмечали, что «фольклорные традиции в Бурятии очень устойчивы, они почти не подвергались разрушению» [4, с.262]. Но в тот же период фольклор послужил и базой для создания столь ярких сочинений сибирских авторов, как оперы «Анда ^хэд» («Побратимы», 1958)*, «Братья» (1963), «Саян» (1967) Д.Д. Аюшеева, оратория «Гудящие сосны» (1965) Б.Б. Ямпилова, балет-поэма «Красавица Ангара» (1959) Л.К. Книппера - Б.Б. Ямпилова, балеты «Во
* Первая опера Д. Д. Аюшеева создана в соавторстве с Б.С. Майзелем.
имя любви» (1957), «Золотая свеча» (1958) Ж.А. Батуева - Б.С. Майзеля и «Цветы жизни» (1960), «Чурумчуку» (1964), «Гэсэр» (1967), «Джангар» (1970), «Сын земли» (1972) Ж.А. Батуева и др. Отметим, что в настоящее время композиторы постоянно находят неисчерпаемый источник в традиционном музыкальном искусстве бурят.
Нельзя не учитывать и такой фактор внутрирегионального влияния, как российское музыкальное искусство, о чем свидетельствуют инфраструктура сложившегося к ХХ в. образования, краеведческая и просветительская деятельность поколений переселенцев, сформированное звуковое пространство, включающее сочинения русских композиторов. Естественно, что имевшая не одно столетие присутствия в Сибири русская культура стала для коренных народов в определенной степени системным контекстом и повлияла на становление профессиональной музыкальной культуры в Бурятии.
Названные процессы взаимовлияний привели к снижению замкнутости пространства, к большей открытости и восприимчивости коренных и переселенческих народов, когда постоянное расширение кругозора стало одним из факторов ускорения развития культуры. При этом очевидно, что формой передачи информации между различными культурными слоями служили разные типы посредничества. Это и культура-посредник как целостная система передачи знания - такими, например, стали уже названные конфессиональные, переселенческие и коренные традиционные культуры, а также российская профессиональная композиторская культура, т.е. те слои, которые имели (или имеют) целостное продолжительное бытование в Бурятии и обеспечиваются наличием определенной массы носителей. Функцию передачи культуры могла выполнять и книга-посредник, являющаяся порой мощным информационным источником. Роль посредника принадлежала и отдельным индивидам - носителям какого-либо знания, таким как П.М. Берлинский, В.И. Морошкин, М.П. Фролов, Л.К. Книппер, С.Н. Ряузов. Очевидную посредническую функцию в передаче культуры выполняло образование, а, как известно, многие бурятские композиторы обучались в крупных вузах страны: Д.Д. Аюшеев, Ж.А. Батуев, Б.Б. Ямпилов учились в Свердловской консерватории, С.С. Манжигеев, А.А. Андреев - в Уральской, Ц.И. Ирдынеев, Л.Н. Санжиева - в Новосибирской и т.д.
Также в ХХ в. распространились средства современной коммуникации - от печатной прессы до радио и телевидения. На долю последних
приходилась важная функция воспроизведения музыкального материала. Эта звуковая трансляция, несомненно, послужила посредником не только для знакомства с опусами русских композиторов, но и с сочинениями представителей различных восточно- и западноевропейских школ, а также для ознакомления с новыми пластами фольклора, эстрадного советского и зарубежного искусства. И надо добавить, что во многих компонентах посредничества собственно европейская (в том числе и западная) музыкальная культура становилась объектом знания сквозь призму общероссийской, попутно вбирая и новые характерные черты. Это в результате и создало конгломерат, характерный для музыкального пространства Бурятии.
Обозначенная множественность тенденций, влияющих на развитие культуры региона в целом и на формирование творчества бурятских композиторов в частности порождает ряд вопросов и требует поиска адекватных методов анализа. Отметим, что к изучению этого пласта сибирской музыки неоднократно обращались исследователи, например: О.И. Куницын [5], О.Н. Полякова [6]. В том числе рассматривались проблемы синкретизма и специфики традиционного искусства, появлялись работы аналитического характера, а в связи с отдельными опусами поднималась тема «композитор и фольклор». В результате некоторые аспекты культуры региона оказались в известной степени освещенными, однако обобщенного представления до настоящего времени не сложилось. Поэтому проблема выявления целостности процессов, протекающих в творчестве композиторов Бурятии, становится одной из ведущих.
Не менее важны вопросы корреляции региональных процессов с единым руслом музыкальноисторического движения, их соотнесенность с общими закономерностями развития искусства, сложившимися в европейской части России и с другими явлениями внерегионального порядка. Принципиальным моментом при этом становится поиск сопряжения «коренного, почвенного» и «заимствованного, привнесенного» и их синтез, «диалог», происходящий в процессе становления национальной композиторской школы. Все это выдвигает ряд следующих задач: 1) выявление иерархичности различных компонентов данной культуры; 2) определение связей между образующими ее элементами; 3) понимание закономерностей движения различных элементов целого; 4) восприятие культуры как единого развивающегося объекта. Целостный же подход при анализе каждого из объектов в этом случае должен заключать-
ся в восприятии его в контексте целого, в поиске места данного явления в общей системе.
Данные вопросы актуальны в настоящее время, поскольку развитие любой культуры как явления в системе других культур можно считать состоявшимся фактом современного состояния мира; и межкультурные взаимодействия, процессы взаимообмена и смешение традиций в самых различных формах - естественный процесс, который в силу различных факторов только усиливается со временем. В этом плане развертывание музыкального искусства Бурятии отражает два ведущих и разнонаправленных вектора современной культуры - тенденцию к самоопределению, к осознанию генетической специфики фольклорного и национального исторического наследия (центробежную), с одной стороны, и тенденцию к объединению, поиску общности, к синтезу с достижениями мирового искусства (центростремительную) - с другой.
Именно поэтому при исследовании системы, сформированной нелинейными процессами, основным становится принцип, позволяющий учесть диалог многих логик, переплетающихся в едином узле, и ведущее значение приобретает взаимодействие различных методов анализа и точек зрения. Опираясь на концепцию М.М. Бахтина о возможном приращении смыслов явления в новых контекстных условиях, напомним, что любое явление, попав в описанную нами сложную многопластовую среду, автоматически оказывалось одновременно в контекстах различных культур и приобретало в них разные смыслы. Эта многозначность стала ведущим принципом как для формирования композиторского творчества в Бурятии, так и для всей ее культуры, которая явилась базой для развития профессионального искусства. Следовательно, односторонний подход при анализе любого из явлений способен затронуть лишь один из сущностных аспектов искусства Бурятии, тогда как суммирование методов становится приемлемым и для объединения различных точек зрения. И если в рамках одной плоскости состоится углубленное понимание явления вплоть до исчерпания возможностей метода, то в контексте иных взглядов и на разных уровнях могут появиться дальнейшие перспективы для приращения научного знания о нем. Важность данного подхода обнаруживает постоянная корреляция с протекающими в регионе процессами.
Обращаясь к анализу творчества композиторов Бурятии, надо учесть, что их принадлежность многомерному пространству означает вовлеченность в культурное поле на уровнях не-
скольких культурных систем и понимание их сути возможно в раскрытии внутренних взаимосвязей. «Каждый народ, - большой или малый, имеет свою индивидуальную историю, всегда обладающую оригинальными чертами неповторимости. Можно даже сказать, что история человечества проявляется именно в истории отдельных народов... но в то же время часто смысл исторических событий, составляющих, казалось бы, принадлежность истории только одного народа в полной мере открывается лишь через общую историю человечества» [7, с.475]. Поэтому, рассматривая процессы развития творчества бурятских национальных композиторов с точки зрения системного подхода, мы можем констатировать как минимум четыре уровня их идентификации, связанных с раскрытием их сущностных факторов и закономерностей на различных уровнях иерархии: на уровне национальной культуры и общерегиональной (сибирской) культуры, а также в контекстах общероссийской и мировой культур. И именно в результате принадлежности явления разным уровням может выстроиться контекстная иерархия - единая система взаимосвязей, позволяющая дать адекватную оценку и явлению в целом, и различным ее элементам.
Так, если обратиться к опере «Энхэ-булат ба-тор» («Энхэ - стальной богатырь») - одному из первых сочинений оперного жанра, созданному по бурятскому национальному источнику и принадлежащему М.П. Фролову (1940), то она несет в себе черты различных тенденций музыкальной культуры. С одной стороны, произведение, несомненно, принадлежит композитору русской школы, который опирался на традиции отечественной оперной классики. Это можно заметить и в принципах развития материала, и в системе лейтмотивов, в архитектонической вы-строенности, ясности оперных форм, в структуре ансамблей и сцен, в гармонических и оркестровых приемах. С другой стороны, неправомерно причислять его исключительно к русской культуре. Спектакль появился в Бурятии, сюжетом послужило сочинение национального драматурга Н.Г. Балдано, написанное по мотивам бурятского народного эпоса «Шоно-батор» («Волк-богатырь»), опера создавалась и исполнялась на национальном языке. Для этого М.П. Фролов не ограничился опосредованным знакомством с фольклором, используя готовые записи П.М. Берлинского, Б.П. Сальмонта и В.И. Морошкина, а совершил краткую экспедицию в районы Бурятии с целями ознакомления с традиционной культурой республики и изучения ее
музыкального фонда. Работа над оперой проходила в непосредственном содружестве с консультантом по фольклору Г.Ц. Цыдынжаповым и при активном участии молодого композитора Д.Д. Аюшеева, который помогал не владеющему бурятским языком М.П. Фролову справиться со сложностями, избежать ошибок в просодии, а также знакомил автора с неизвестными образцами традиционной музыки. В результате в музыкальной ткани сочинения оказался и цитатный, и авторский материал, созданный на фольклорной основе. Партитура была написана в расчете на вокальные, хоровые и хореографические возможности бурятских исполнителей: она стала первой оперой, постановка которой была осуществлена силами национальных коллективов. Все это свидетельствует о принадлежности оперы, написанной М.П. Фроловым, культуре Бурятии.
Данное сочинение также стало важным явлением для развития композиторского творчества республики, своего рода школой и первым приложением творческих возможностей для первого профессионального бурятского композитора Д.Д. Аюшеева. О важности произведения свидетельствует то, что оно имело успех на декадной премьере в Москве, прочно вошло в репертуар Бурятского театра оперы и балета, выдержало несколько постановок и продолжает звучать сегодня. В то же время использованная в опере сценография народных празднеств, близкое к аутентичному воплощение обрядовой стороны и выраженный синкретизм музыкальнохореографического начала свидетельствуют о неразрывной связи с глубинными пластами традиционного искусства в период первых постановок спектакля, переносимого на театральную сцену в первозданном обличии.
Пересечение названных линий делает оперу фактором и бурятской национальной, и региональной, и общероссийской принадлежности. Если для бурят она стала первой оперой, основанной на национальном сюжете с использованием коренного фольклора и исполняемой на родном языке, в регионе - первой репертуарной оперой, созданной на основе сибирских источников, то для российской музыкальной культуры - новым опытом работы с фольклором и расширением географии бытования композиторских школ. Безусловно, опыт создания сочинений на инонациональные музыкальные и литературные народные источники встречался в композиторской практике неоднократно, в том числе и в творчестве русских композиторов. Однако, сравнивая ранние стадии формирования
национальной бурятской оперы и сочинения аналогичного жанра в истории школ, откристаллизовавшихся в ХУ111-Х1Х вв., отметим, что этот процесс в Сибири имеет существенные отличия. Например, если на первых этапах становления русской профессиональной школы происходила явная ориентация на каноны итальянской оперы и со стороны итальянских авторов, работавших в России, и со стороны первых русских композиторов, то в бурятской культуре обращение к национальному бурятскому фольклору и сюжетам было изначальной базовой идеей.
Таким образом, здесь мы имеем место с проявлением интеграции культур, обеспеченной двусторонними шагами, включающими попытку проникновения российских «европейцев» в логику мышления почвенных сибирских музыкантов, а также идею освоения коренными сибирскими авторами логики мышления представителей российской школы. Найденная здесь центральная ось двухвекторного движения позволила впоследствии, перемещаясь в сторону все большей профессионализации искусства, сохранить генетическую связь с предыдущими стадиями и в то же время сделать бурятское искусство полноправной составной частью всей оте-
чественной музыки. И обращение к творческим импульсам, идущим от сторонней практики, явилось не формальным заимствованием, а естественным откликом на изменившееся мироощущение, на эволюционировавшие потребности музыкантов. Реализация двустороннего процесса подчеркнула глубинную внутреннюю связь и общие закономерности развития бурятской и российской композиторских школ.
Возникшее для всех обозначенных пластов культуры новое качество обусловило синтез как результат диалога: 1) бурятской традиционной и профессиональной культур; 2) бурятского и российского профессионального искусства; 3) бурятского традиционного и русского композиторского творчества. И это характерное для ХХ в. взаимодействие различных логик как наиболее плодотворная форма существования искусства нового времени, формирование новой логики как диалогического столкновения минимум двух, а по сути - многих радикально различающихся культур мышления, «сопряженных в единой логике спора (диалога) логик» [8, с.41], - и стало отражением современной культуры Бурятии и всего Сибирского региона.
Литература
1. Prokopyev V.B. Culture of Buryatia: An introduction // Hymalayan and Central Asian studies. - Vol. 11. - N 3-4. - July-Desember 2007.
2. Русские в Бурятии: история и современность / отв. ред. В.И. Затеев. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2002.
3. Роменская Т.А. История музыкальной культуры Сибири от походов Ермака до крестьянской реформы 1861 года. -
Томск: Изд-во Том. ун-та, 1992.
4. Очерки истории культуры Бурятии. Т. 2: Советский период. - Улан-Удэ, 1974.
5. Куницын О.И. Музыка советской Бурятии. - М., 1990.
6. Полякова О.Н. Бурятская хоровая литература. - Улан-Удэ, 2006.
7. Конрад Н.И. Запад и Восток. - М., 1972.
8. Библер В.С. Культура. Диалог культур: опыт определения // Вопросы философии. - 1989. - № 6.
Пыльнева Лада Леонидовна, доцент Новосибирской государственной консерватории, кандидат искусствоведения. Pylneva Lada Leonidovna, associate professor, Novosibirsk State Conservatoire, candidate of musical art sciences.
Тел.: (383) 3328010; +79139193916; e-mail: pylneva@mail.ru
