CC BY
41
ЭТИКА И ЭСТЕТИКА
УДК 141.78
| СОВРЕМЕННЫЙ МИР: ПРОБЛЕМЫ ЧЕЛОВЕКА И АРХИТЕКТУРА
ФалеевАлексей Николаевич, кандидат философскихнаук, доцент, anfaleev@mail.ru, Московский архитектурный институт,
Шиповская Людмила Павловна, доктор философских наук, профессор,
ФГОУВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса», г. Москва
The authors examine the organic relations between people and contemporary architecture. The study discusses solutions to the current crisis situation, which ispost-modern by nature.
Б статье рассматривается органическая связь проблем человека с вопросами современной архитектуры. Предлагаются пути выхода из нынешней кризисной по своему характеру постмодернистской ситуации.
Key Words: individual, spirituality, architecture, value, culture
Ключевые слова: человек, духовность, архитектура, ценность, культура
Духовно-нравственные ценности составляют главную ценность и сущность жизни, претендуя по отношению к эмпирическому поведению индивидов на безусловно-долженствовательный смысл. Однако они, к сожалению, не всегда становятся фактом, достоянием жизни. Такое положение вещей достигло, очевидно, высшей степени в наше время, с присущей ему интенцией к манипулированию сущим как вещью. Это свидетельствует о неблагополучии современной цивилизации, которая разрешает обращаться с человеком как со средством. Под вопрос поставлена возможность сохранения «человеческого» в человеке.
«Человеческое в индивиде, — пишет Ю.М. Смоленцев, — это потенциально присущие ему способности, позволяющие реализовать в жизнедеятельности родовую сущность человека» [1]. В марксистской этикофилософской теории содержание понятия «родовая сущность» представлялось как совокупность постоянных признаков человеческой деятельности: творческо-созидательного ее характера (реализующая в деятельности человека способность к созданию «второй природы» и самого себя как деятеля), ее социальности (социальность как выражение сущности человека, его родовой признак, означает, что человек, с одной стороны, есть продукт общественных отношений, с другой — субъект социального творчества, создатель, творец новых форм и спосо-
30
бов взаимодействия людей). Все человеческие способности и потребности в свете такого понимания выступают как превращение внешних по отношению к индивиду общественных отношений в его внутренние личностные качества — установки, взгляды, принципы, идеалы. Только социальный характер жизнедеятельности человека, общение как необходимое условие его жизни создают ту реальную почву, на которой индивид обретает индивидуальность и утверждает себя. Социальность как сущностная черта человека есть диалектическое понятие, соединяющее в себе абсолютное и относительное в конкретном единстве. Поэтому в истории социальность человека имеет конкретные различные формы проявления, в том числе и отчужденные, в которых человек проявляет себя как эгоист; сознательности («действительность еще не реализованная детерминирует действия, посредством которых она реализуется») [2]. Это обращение обычной зависимости — центральный феномен сознания. С ним непосредственно связана и свобода человека) и универсальности (как присущая роду в целом, она реализуется практически в истории человечества, а по отношению к индивиду применяется для характеристики последнего, который в своей жизнедеятельности выступает либо как частично развитый индивид, либо как гармоническая личность).
научный журнал ВЕСТНИК АССОЦИАЦИИ ВУЗОВ ТУРИЗМА И СЕРВИСА 2010/ № 3
Современный мир: проблемы человека и архитектура
Вопрос о составе этого комплекса в марксистской этике всегда оставался дискуссионным. Не вдаваясь в полемику о количестве этих признаков, следует подчеркнуть одно: этих характеристик, вероятно, недостаточно для ответа на вопрос о том, что такое человек, но они совершенно необходимы для того, чтобы ответить на него. Отвечая на вопрос о том, в какой мере родовые признаки свойственны отдельно взятому индивиду, Ю.М. Смоленцев справедливо отмечает: «Отдельный индивид воплощает в своем бытии только известную, конкретно-историческую и социально обусловленную часть родовой сущности, причем в индивидуальной форме» [3].
Рожденный индивид — «кандидат в человека». Ему человеком еще надлежит стать. Человеческую сущность надо завоевать, что осуществляется в процессе присвоения человеком самого себя, родовых характеристик своего бытия. Между родившимся человеком и обретением им, как человеческим существом, своего понятия — пропасть, которой нет в животном мире. Между тем, относить подобную констатацию только к марксистскому пониманию человека и его родовой сущности вряд ли верно.
Современное философское знание создает целый ряд принципиально новых подходов к миру, основанных на принципах плюрали-стичности, диалогичности различных приемов способов изучения действительности. Ценно то, что различные точки зрения при этом рассматриваются как взаимодополняющие друг друга, как попытка движения к единой истине различными путями.
Существует множество подходов к пониманию того, что представляет собой выраженное качество «человеческое в индивиде». Очевидно одно, что в данной определенности человек существует в мире. В этом высший смысл его бытия и его тайна. «Человеческое в индивиде» в своей сущности не обеспечено никакими естественными механизмами. Как совершенно особое явление, оно «изобретено» миром созданной человеком культуры
Существуют различные пути созидания человеком себя в бытии. В процессе этого пути сам человек становится другим, больше себя самого. Стремление подняться к чему-то большему, чем жизненная данность, является для человека определяющим. Но какова побудительная сила этого движения?
Ответы на этот вопрос можно найти разные. По Платону, это — стремление к реальности, бытию, бесконечно превосходящему человека. Поиск бытия — смысл жизни, но путь к бытию — это поиск сущности человека. Сущность человека, с онтологической точки зрения, является стремлением к бытию, «толчок» к которому дается в процессе общения с личностью — носительницей такого стремления. Все диалоги Платона, описывающие Сократа, свидетельствуют об этом. В то же время путь к бытию — всегда личное, индивидуальное усилие человека как существа, причастного к бытию. Вчитываясь в диалоги Платона, можно увидеть, что человек — это тот, кто поднимается из «жизненного мира пещеры» к свету подлинного бытия, и не вернуться назад он не может. Бытие и небытие в реальной жизни пронизывают друг друга, и только из реальной жизни человек может подняться к бытию. Иного не дано. Платон, стремясь к нахождению смысла, сознавал бесконечность пути к этому и незаконченность своих попыток.
По Ф.М. Достоевскому, побудительной силой движения к высшему является склонность к вечному поиску «в себе человеческого». Согласно Л.Н. Толстому, это «заданность жить по растущей совести»; призыв «слушать бытие», по М. Хайдеггеру; задача строить жизнь согласно идее бесконечности, ведь само «стремление к бытию бесконечно по определению», по Э. Гуссерлю.
Человек есть только в той мере, в какой он самосозидается. Этот процесс особо проявляется тогда, когда устанавливается связь с чем-то вневременным, «вечным». Такая связь всегда конструктивна по отношению к человеку. Она выводит его за пределы наличного бытия, в сферу долженствования. Каждое человеческое действие связано с требованием «как должно быть», которое реализуется через установленные цели, ценности, смыслы, идеалы, т.е. через определенные формы совершенствования человеком себя. Человек как духовное существо должен выходить за пределы наличного, за пределы обстоятельств и конечных целей, иначе он растворится в повседневной суете и мелочных заботах. Он должен сам искать свои идеалы и делать их точкой отсчета. В противном случае не только мораль сведется к рациональным правилам общежития, но и философия превратится в технологию установления частных истин.
31
ЭТИКА И ЭСТЕТИКА
Выход за пределы конечных целей — условие духовности. Есть принципиальное различие между простой целенаправленностью и выработанным на основе культуры ценностноориентированным поведением человека. Последнее предполагает цель как акт культурного действия, что дает человеку возможность пользоваться «интенциональными, идеальными объектами», воплощающими определенные критерии совершенства. По своей сути эти критерии обосновывают не только заданные потребности человека, но и содержат то, что можно назвать «вызовом бытия». Уровень интенциональности выражает уровень духовности, которая выступает как принцип самостроительства человека, как выход к высшим ценностным инстанциям конструирования личности.
Духовность инобытийна обыденности, повседневности. Однако говоря о духовности, нельзя забывать о том, что упразднение повседневной реальности вызывает примитивизацию жизни, насаждение умозрительных моральных и социальных норм, более того, лишает любую социокультурную теоретическую конструкцию твердой практической базисной основы. Реабилитируя повседневность, следует учитывать, что она есть вещь отнюдь не безобидная. Она опасна тем, что сама считает себя превыше всего не повседневного, прежде всего, специализированных форм (духовной) деятельности.
В целях дальнейшего раскрытия нашей темы представляется целесообразным указать на два качественно различных состояния человека: 1) когда человек сам совершает свой выбор и несет за него ответственность, 2) когда действия человека мотивируются ожиданиями внешнего окружения, иначе говоря, тем, что так поступают все. Особенностью первого «индивидуализированного» состояния является самоопределяемость со всем возможным трагизмом жизненных ситуаций. Побудительным мотивом должного здесь выступает внутренняя неудовлетворенность собой, смыслом собственной жизни. Для второго состояния характерна незавершенность человека изнутри. Он здесь не может состояться, самовыявиться в качестве самоопределяющегося существа. Отсюда возникает потребность во внешнем завершении, поиске внешних опор. Отсутствие таковых вызывает растерянность и страдание. Человеческая реальность в своем бытии — это реальность постоянной раздвоенности, ее всег-
да преследует, по выражению Ж-П. Сартра, образ «полноты». Она, с одной стороны, есть сама «полнота» как существующая реальность, а с другой — не может ею быть, так как включает в себя должное. Поэтому, согласно Ж-П. Сартру, человеческое бытие никогда «не есть то, что оно есть, и есть то, что оно не есть» [4].
С появлением человека и человечества начался такой этап в общем культурно-историческом процессе, который характеризуется способностью и человека, и человечества к самоопределению, способностью не просто предвидеть объективный процесс развития, но и определять его направление. К сожалению, нет ровным счетом никаких гарантий, что эта способность будет непременно направлена в лучшую сторону. Будет то, что люди сделают. Объективная закономерность, безусловно, существует, но она выражается и в том, что люди сами творят свою историю. Поэтому односторонне выглядят не только точка зрения безусловной свободы самоопределения, но и противоположная позиция безусловной предопределенности существования. Надо стремиться к идеалу, но при этом совмещать стремление к высшему с любовью к земле и окружающим людям. Надо «так устроить окружающий мир, чтобы человек в нем познавал и усваивал истинно человеческое, чтобы он познавал себя какчеловека» [5].
Взгляд в будущее всегда касается потенциального многообразия и возможности выбора, опирающегося на морально-ценностные представления прошлого и накопленный опыт.
В XXI веке человек находится под грузом глобальных проблем: это проблема выживания человечества в условиях ядерной угрозы и возможности появления новых видов оружия массового уничтожения; проблема экологического выживания, связанная, главным образом, с растущим загрязнением окружающей среды. Обе эти перспективы — в своих конечных результатах — смертельны. Их реализация означает окончание истории и, возможно, самого человеческого бытия. Общечеловеческий смысл этих проблем очевиден. Чтобы эти проблемы решать, человеку надо, по крайней мере, быть, существовать. Есть еще одна проблема не столь заметная и однозначная, как две предыдущие. Это проблема кризиса человека, сохранение его как личности в условиях усложняющихся процессов его социального бытия. Без кризиса человека, этой «антропологической катастро-
32 научный журнал ВЕСТНИК АССОЦИАЦИИ ВУЗОВ ТУРИЗМА И СЕРВИСА 2010/№ 3
Современный мир: проблемы человека и архитектура
фы» XX века, не были бы столь реальными и другие глобальные проблемы. Эта катастрофа обращает на себя внимание иначе, чем просто опасности типа «не-быть», ведь она внутренняя. Ее приход предвосхитил своим художе-ственнымдаром Ф.М. Достоевский.
В романе «Преступление и наказание» убийцу Раскольникова постоянно тревожит страшный сон. Ему снится, что весь мир охватила какая-то мировая язва: распространились какие-то микроскопические существа — трихины, наделенные волей и захватывающие души людей. Зараженные ими люди превращались в бесноватых тварей, которые не понимали друг друга, убивали, мучили, не зная зачем. Они не знали, кого и как судить, «не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать» [6].
Добро и зло — духовно-нравственная основа жизни людей — их покинули. Это начало и смысл перерождения человека, которым управляют болезненные трихины, нечто не только нечеловеческое, но и враждебное ему по физической природе.
Насколько реальна проблема кризиса современного человека? Испанский философ Хосе Ортега-и-Еассет считал, что достигнутый техно-социальный прогресс, повысив уровень жизни и понизив уровень самого человека, привел к тому, что авансцену истории захватил не способный выдумать порох, но вполне способный им воспользоваться «массовый человек». Этот новый герой правит бал и в самых элитарных слоях, «не обманываясь насчет собственной заурядности», утверждает свое право на нее и навязывает ее всем и всюду. «Массовый человек» — это всякий и каждый, кто ощущает себя таким же, «как все». Не обремененный культурой, он спешит завладеть плодами цивилизации и бездумно подрывает ее корни.
Потребительский эгоизм и массовая косность избавляют его от личной ответственности за мир и свои действия в нем и неотвратимо ведут к стадности, добровольному превращению человека в деталь безликой государственной машины. Так, по словам Ортеги, «скелет съедает тело». Жизнь человека — это «жизнь в одиночку», сознание единственности, исключительности той судьбы, которая предназначена ему одному. Неповторимость каждого человека позволяет ему постичь ту сторону реальности, которая ему соответствует. «Каждый индивид, — говорит философ, — поколение,
эпоха выступают незаменимыми аппаратами познания. Целостная истина может быть получена только путем соединения того, что видит мой ближний, и того, что вижу я. Каждый индивид представляет существенную точку зрения»[7].
«Человек массы» предпочитает добровольно принять чужую перспективу в качестве своей. «Обобществление» человека — основная причина кризиса человека в нынешнюю эпоху, свидетельствует философ.
В современной западной философии появилось немало глубоких исследований, определивших кризис человека в разных категориях, но, по сути, в одном плане. По М. Буберу, это утрата «отношения Я — ТЫ» и господство «отношения Я — ОНО»; по М. Хайдеггеру, это господство безликости; по Е. Марселю и Э. Фромму, господство «иметь» над «быть».
Жажда обладания поглотила бытие. В виде развертывания этого конфликта можно представить сегодняшний мир. Экологический кризис определяется тем, что стремясь к «обладанию», человек разрушает условия своего существования. Желая быть хозяином природы, человек отчуждается от целостности космоса в его самоценности. Стремление превратить партнера в предмет «обладания», в средство, убивает то, что ведет к пониманию себя как человека и способствует самоидентификации с другими людьми. Отношение к другому как к вещи, подлежащей рациональному использованию, ведет к отчуждению человека от других людей как субъектов, теряющих в результате этого собственную самоценность. Противоядие от превращения модуса «быть» в модус «иметь» — мощный импульс человечности, выраженный в категорическом императиве И. Канта: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» [8].
Современный человек сознательно или бессознательно пытается разложить находящееся перед ним целое на части, в результате чего живое исчезает. Он все в большей степени утрачивает способность любить живое и стремится лишь к обладанию вещами, к использованию их. Стремясь к обладанию, человек делит мир на предметы и начинает смотреть на самого себя как на предмет, который можно использовать. Когда на человека начинают смотреть как на рыночное средство удовлетворения соб-
33
ЭТИКА И ЭСТЕТИКА
ственных желаний, неизбежно забывают о нем как о живой самостоятельной индивидуальности.
Утилитарныйподход,ксожалению,характе-рен для всех сфер и областей современной жизни, в том числе для искусства порождения формы — архитектуры, где трехмерная перспектива уже более не является единственным мерилом пространства. Последнее исчезает, дробится, ускользает. Пространства, четко очерченного в своих физических границах и структурированного, более не существует. Его место занимают информационные пространства, в которых безмерное «везде» растворяет в себе «место» как конкретное пространство опыта и действия «здесь». И это не удивительно, поскольку основанием такой пост-пространственной архитектурной парадигмы служит равноценность и равновероятность всех ее конструктивных элементов, связи между которыми воссоздаются, деконструируются, смешиваются, преобразуются согласно новым правилам игры. На смену «старому, доброму» пространству приходит фрагментарная, нелинейная, неиерар-хичная пост-пространственность. Она может быть описана в терминах пригожинской теории хаоса с ее аттракторами, в которых система детерминированно движется от одной точки к другой, и в конечном счете ее траектория настолько запутывается, что предсказать ее движение становится невозможным.
Одним из характеристических признаков современной архитектурной парадигмы является демонстративный отказ от композиционного мышления как в классическом, так и в авангардно-модернистском варианте. Вольной трактовке подвергается не только архитектоника классического ордера, но и основа модернистской композиции — архитектоника ордера супрематического, которая перестает рассматриваться в качестве нормы. Возникает ситуация, к которой неприменимы традиционные понятия композиции, ибо сдерживающее влияние правил и установок любого порядка игнорируется и отвергается. Эстетика хаоса, в отличие от прежней эстетики, ведет к практическому утверждению в жизни принципа нарушения устоявшихся моделей формообразования. Отторжение теории композиции принципиально меняет собой композиционную логику, с ее принципами нормативного мышления и выверенными приемами работы с формальными средствами выразительности.
В современной парадигме психоз становится нормой, а простота начинает расцениваться как странность.
Другим важным признаком современной архитектурной парадигмы является «снятие» характерной для традиционной архитектуры системы отношений, и, прежде всего, «внешнее — внутреннее». В коммуникационной культуре отменяется нерушимая взаимосвязь формы (внешнее) и содержания (внутреннее), в силу их принципиальной контекстуальной разнородности.
К примеру, город как контекст внешней репрезентации локален и консервативен. Однако внутреннее его пространство включено в иной коммуникационный контекст, который динамичен и подвижен. Содержимое пространства и его оболочка оказываются принадлежащими разным культурным системам, что существенно меняет традиционные представления о «внешнем» и «внутреннем», тем более что нынешнее внутреннее пространство становится в большей степени внешним благодаря открытости информационных потоков, а внешний мир становится более интерьерным.
В указанной парадигме изменяется также представление о главном предмете архитектуры — пространственной границе, которая приобретает функцию мембраны, вибрирующей на стыке различных сред. Теперь это не глухая стена и не прозрачное тело, а прозрачнонепрозрачный экран, мерцающий на границе между реальностью и виртуальностью. Именно он представляет собой всю «поэтику» новой пространственности, являющейся, по сути, выставочной, экспозиционной, что позволяет указать на некоторые принципиальные различия между «пространственными» и «постпространственными» архитектурными сооружениями. Так, «пространственная» архитектура сакральна, она обращена к вечности и полагает свою смысловую укорененность в традиции, в прошлом. Напротив, «выставочная» архитектура целиком профанна и безответственна. Она апеллирует к сиюминутности и оценивает себя исключительно в настоящем. Не неся перед реальной жизнью никаких моральных обязательств по повышению ее качества, по обустройству обыденной повседневности, «выставочная» архитектура все больше приобретает черты инсценированной рыночной подделки, противоречиво сочетающей элементы различных архитектурных стилей.
34 научный журнал ВЕСТНИК АССОЦИАЦИИ ВУЗОВ ТУРИЗМА И СЕРВИСА 2010/№ 3
Современный мир: проблемы человека и архитектура
В наши дни динамику рынка, в том числе и архитектурного, в огромной степени определяет сложившийся институт «звезд». Понятно, что без «кумиров», «идолов» потребительское общество существовать не может. Они обеспечивают функционирование и развитие рынка культуры. При этом отнюдь не реальное качество продукта становится предпосылкой и условием рыночного успеха, а, прежде всего, удачно проведенная PR-компания, выводящая на первое место не сам продукт, а субъективные рассуждения о нем. К сожалению, не только архитектурный рынок может служить тому примером.
В условиях тотальной коммерциализации архитектура становится таким же потребительским продуктом, как и любой другой. Устойчивые пространственные системы не могут уже больше раз и навсегда удовлетворять непредсказуемой изменчивости рынка, и архитектор теряет контроль над своим объектом — пространством. Теперь предметом архитектуры становятся не просто пространства осуществленных качеств, а пространства условий осуществления, что заставляет сегодняшних зодчих проектировать здания странных и причудливых форм, сооружения семантически невнятные, непростые для возведения, но вместе с тем обладающие необходимыми качествами архитектуры как товара в рыночной культуре — медиа-успехом и профитом. Таким образом на месте «ансамбля» появляется «застройка», на месте «порядка» — «хаос» или казенный «распорядок» правил и норм.
Вседозволенность сменяет строгость, самодеятельность — профессионализм, ирония — благоговение перед формой. На авансцену выходит архитектурный китч, заимствующий из сложившейся культурной традиции различные приемы, темы, подходы, основные правила. Сохраняя зрелую традицию, но не в неизменном фиксированном виде, а свободно расчленяя и трансформируя, играя ее элементами, современные «мастера» нередко создают собственную неповторимую комбинацию этих элементов прошлого — эстетически вторичную несуразицу, прикрывая собственную бездарность и безвкусицудухом времени.
Как показывает практика, качество таких архитектурных сооружений оценивается по показателю «вау-эффекта». Данный термин появился и вошел в архитектурный обиход в
ходе оживленной и длительной полемики, касающейся здания музея Гуггенхайма в Бильбао Фрэнка Гери. Он означает удивление и восторг неискушенного простака произведением культуры и вместе с тем предельно ясно выражает специфику нынешнего потребительского отношения к архитектуре как продукту медийного творчества, как к культурному знаку. Сегодняшний обыватель, живущий в информационном пространстве и с восторгом взирающий на архитектурные «чудеса», навязанные ему рекламой и глянцевой околоархитектурной прессой, предстает как идеальный потребитель и покупатель таких знаков — вульгарных и беспорядочно украшенных безделушек.
Так идет процесс демифологизации и демистификации архитектуры как универсальной формы социокультурной коммуникации, позволяющей человеку приобщаться к ценностям культуры.
Девальвация духовно-нравственных ценностей в условиях безраздельного господства потребительской культуры сжимает масштабность жизненной позиции человека. Идеалы утрачивают свою духовно-нравственную высоту. Происходит измельчание всего. Атмосфера «измельчания» поддерживается недомыслием и безмыслием, а на этой почве уже не может взращиваться духовность. Окончательной истиной утилитарного рационализма и бездуховности становится профанация, утрата ценностной укорененности в истории, культуре и фактическое превращение реальной жизни в шоу с его «клиповым» сознанием, для которого характерны краткость, поверхностность, непродуманность выводов, перескакивание с одной мысли на другую. Постмодернизм, в котором целое не господствует над составляющими его частями, отказавшись как от «возвышенного» отношения к геометрической регулярности архитектурных форм, так и от «возвышенных» идеалов, сменил их на гедонизм, комфорт и развлечения.
Сегодняшнее стремление к оригинальности любой ценой, к непрерывному производству сенсаций есть, в значительной степени, следствие ослабления потенциала гуманитарной культуры, которая усомнилась в своем призвании: в век навязанного избыточного потребления морально-ценностная ориентация, базирующаяся на принципе долженствования, кажется кое-кому донкихотством. Но это от-
35
ЭТИКА И ЭСТЕТИКА
ступление гуманитарной культуры ослабило полюс напряжения между человеком и его средой и грозит растворить человека, в том числе архитектора, в среде, освободив от каких-либо обязательств по обустройству повседневной жизни, повышению ее качества.
Рост преступности и катастроф, сращение архитектуры с большим бизнесом, творческая бесперспективность общества потребления — все эти, казалось бы, очень далекие по содержанию феномены на самом деле тесно связаны и переплетены. Их объединяет то, что все они — следствия и причины духовно-нравственного кризиса человека, того образа жизни, который сложился и развивается в русле современной техницистской цивилизации.
Если кризис налицо, то возникает вопрос, каков из него выход? В методологическом плане выход потребует переосмысления многих ценностно-мировоззренческих установок сознания, которые, став сейчас поистине массовыми, выявили свои сущностные характеристики и тем самым настоятельно поставили вопрос о своем объективно необходимом пересмотре. По сути дела, это может стать основанием, способным стать опорой оптимистического видения социальных перспектив, в том числе архитектурных. Во всяком случае, при
таком подходе есть надежда, что судьба архитектуры не фатальна и зависит от интенсивности усилий теоретической мысли, критического самосознания. Неслучайно в самых новых и передовых направлениях современной архитектуры отчетливо обнаруживает себя попытка к созданию потребности в новых, функциональных формах, стремление к возрождению поэтики прекрасного, идеи гармонии человека и мира, которая генетически заложена в культуре, языке искусства.
Трансформация жизненных установок и ценностей, предполагающая радикальную переоценку и духовный переворот в жизни современного человека, должна происходить не столько путем санкций, сколько глубоко личностным, индивидуальным путем духовнонравственной эволюции. Самостоятельность и свобода индивидуального решения — трудный и длительный процесс самосозидания. Здесь нет никаких чудодейственных рецептов, которые смогли бы его ускорить. Этот путь, конечно, требует времени.
Таковы ответы на поставленные в работе вопросы, диктуемые философским подходом, который помогает избежать абсолютизации средств разрешения указанных выше проблем, стремящихся стать самоцелью.
Литература
1. Достоевский Ф.М.Бедные люди. Преступление и наказание. М., 1992. С. 663.
2. Кант И. Соч. в 6 томах. Т. 4.Ч.1.М., 1967. С. 270.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.42. С.145.
4. ОртегаХ.-и-Г. Теманашего времени //Что такоефилософия. М., 1991. С. 49.
5. РубинштейнЛ.С. Бытиеисознание. М., 1957. С. 284.
6. Смоленцев Ю.М. Мораль и нравы: диалектика взаимодействия. М., 1998. С. 199.
7. Смоленцев Ю.М. К проблеме абсолютного в морали // Этика. Мировоззрение. Нравственное воспитание. М., 1987. С. 67.
8. S'arte/.-.P.LetreetleNeant.P., 1957.Р.663.
36 научный журнал ВЕСТНИК АССОЦИАЦИИ ВУЗОВ ТУРИЗМА И СЕРВИСА 2010/№ 3
