Современный международный порядок и его перспективы Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Улобализация: теоретические и практические аспекты проблемы

^Шумилов, Алехин

Современный международный порядок и его перспективы

Основными элементами современного международного порядка, как и прежде, выступают отношения господства, интереса и согласия международных акторов, а также соответствующий механизм, обеспечивающий его бесперебойное функционирование.

Во-первых, характеризуя современный международный порядок, следует отметить, что военно-силовое противоборство государств на мировой арене и складывающаяся на его основе международная иерархия в меньшей степени влияют на формирование отношений господства-подчинения, чем в прежнее время. Эти отношения все сильнее попадают в зависимость от уровня экономического развития национальных государств, а также от иерархии, обусловленной как неравенством государственных и негосударственных участников международной экономики, так и их возрастающей множественностью. Сосуществование обоих видов иерархий и связанных с ними мотиваций различных международных акторов — существенная черта нынешнего международного порядка.

"Если в прежней системе государств, — указывал известный американский специалист в области международных отношений Д. Розенау, — отношения власти на глобальном уровне в значительной степени базировались на военном потенциале, то сегодня источники власти более диверсифицированы, связи между различными властными структурами усложнены, а акторы располагают возможностями добиваться своих целей различными способами... Анахронизмом становится и институт международных союзов. При высоком уровне международной взаимозависимости линии противостояния между возможными противниками становятся все менее четкими, а на передний план выходят соображения экономической, а не военной безопасности, тем более, что безопасность в современном мире может быть обеспечена не только и не столько межгосударственными союзами, накладывающими на своих членов обременительные обязанности, сколько неформальными соглашениями и закупками оружия. В последние десятилетия в мире не было создано ни одного военного союза, но при этом распались несколько крупных межгосударственных военных организаций. На смену международному союзу как форме дипломатии приходит другой институт — ограниченные по числу участников и ориентированные на конкретные проблемы межгосударственные соглашения и договоренности, каковыми собственно и являются соглашения по конт-

ролю над вооружениями, раунды торговых переговоров, культурные протоколы, научно-технические соглашения".1 Профессор международных отношений Южно-Калифорнийского университета (США) Э. Тикнер отмечает, что в период холодной войны внимание политиков и ученых концентрировалось на военном измерении безопасности сверхдержав. В 1990-е гг. определение безопасности было расширено за счет включения в него экономического и экологического элементов. Иными словами, "в сегодняшнем чрезвычайно взаимозависимом мире, безопасность которого подвергается множеству угроз, критики реализма утверждают, что госу-дарственно-центричный анализ, фокусирующийся исключительно на военно-политических измерениях безопасности, уже не адекватен предъявляемым требованиям".2

Во-вторых, происходят существенные изменения в структуре интересов государств и нег осударственных участников современной мировой политики: на передний план выдвигаются интересы, связанные с обеспечением экономического процветания и материального благополучия. При этом экономический компонент национального интереса становится уже не только фактором, который призван служить увеличению военной мощи, но приобретает самостоятельное значение — как необходимый ответ государства на возросшие требования населения к уровню и качеству жизни, с одной стороны, и, с другой стороны, как ответ на новые внешние вызовы, связанные с авторитетом и престижем государства на мировой арене, его местом в международной иерархии, складывающейся сегодня на иных принципах. К примеру, в начале 2005 г. начальник Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации Ю. Н. Балуевский заявил о том, что прямой угрозы агрессии против России со стороны иностранных держав не существует; у армии появилась "уникальная возможность разогнуть спину" благодаря тому, что основной целью государственного руководства стало развитие благосостояния населения.3

1 Розенау Дж. Мировая политика в движении. Теория изменений и преемственности. Реферат. М., 1992. С. 7-8, 12-13.

2 Тикнер Э. Переосмысливая проблемы безопасности // Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита. М., 2002. С. 188.

3 Советская Россия. 5.03.2005 г. Впрочем, это выступление было встречено "в штыки" ви-цепрезидентом Академии геополитических проблем генерал-полковником Л. Г. Ивашовым. Он, в частности, отметил, что это не первое высказывание Ю. Н. Балуевского, "которое вызывает путаницу не только в военных умах. Прежде всего, об отсутствии внешней военной опасности для России. Но ведь и министр обороны С. Б. Иванов, и президент В. В. Путин уже неоднократно заявляли, что против России идет война. А как война может идти без агрессии? Это — первое. Второе, если военной угрозы нет, для чего тогда нужна армия? И для чего вообще Генеральный штаб нужен, если мы наблюдаем такую благостную картинку, что нам никто не угрожает? Этим самым Юрий Николаевич, а он делает это уже не раз, как бы подыгрывает агрессивной стратегии США и политике НАТО. И особенно линии на окружение России сетью военных баз. А для чего вокруг России наращивается военная инфраструктура. Причем инфраструктура новых членов НАТО — Польши, Латвии, Литвы, Эстонии — разворачивается в нашем направлении. Даже старые аэродромы советского периода получают этакую восточную направленность. И все это вызывает большие вопросы. Последний

Более того, отмечающееся усиление влияния негосударственных акторов, прежде всего в лице глобальных корпораций и финансовых институтов, сопровождается снижением контроля со стороны суверенных государств над мировой экономической жизнью и распределением ресурсов. Следовательно, на соперничество государственных интересов накладывается соперничество интересов негосударственных акторов. Британский автор Сьюзен Стрендж прямо говорит о том, что в эпоху глобализации необходимо расширять концепцию власти путем включения в нее и прямой принудительной власти, и власти четырех первичных структур глобальной политэкономии — безопасности, производства, финансов и знания, и относительной власти, связанной с возможностью "влиять на идеи других, их доступ к кредитам, перспективы их безопасности, их возможности лучшей материальной жизни как производителей, так и потребителей". Одновременно она призывает к расширению границ политики, то есть к выходу за пределы государств и функционирующих правительств, учету интересов и влияния таких политических сил, как рынки, рыночные операторы и стоящие за ними негосударственные власти.4

В-третьих, повсеместное распространение в современном мире либеральных ценностей и идей не должно создавать иллюзий, будто относительно них уже существует общемировой консенсус. Попытки представить идеалы рыночной экономики, парламентаризма, индивидуальных свобод и прав человека в качестве рациональных потребностей, вытекающих из самой человеческой природы, сталкиваются с серьезным противодействием. Далеко не многие разделяют убеждение, что все проблемы современности могут быть решены, исходя из либеральных предпосылок. Более того, в мире нарастает культурное многообразие. Каждое общество, осуществляющее модернизацию, сталкивается с дилеммой — как осуществить необходимые для повышения эффективности экономики и подъема уровня жизни населения технико-экономические преобразования, не утратив собственной социокультурной идентичности.

Наконец, в-четвертых, что касается четвертого элемента международного порядка — механизмов, обеспечивающих его функционирование, позволяющих регулировать возникающие в его рамках конфликтные отношения то, следует отметить возрастание роли международных обменов и коммуникаций. Сегодня международные коммуникации представляют собой широкую сеть каналов общения акторов, которая постоянно разви-

объемный документ, подготовленный РЭНД-корпорейшн по заказу армии США, называется так: "Обеспечение доступа вооруженных сил США в стратегические районы". Там есть конкретно отработанный план операции против наших Ленинградской и Калининградской группировок войск по отторжению Калининградской области. И соотношение сил там прописано, и наши мобилизационные возможности указаны. И состояние наших систем вооружения проанализировано. И там нас иначе как противником не называют..." (Тикнер Э. Переосмысливая проблемы безопасности // Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита. М., 2002.)

4 Стрендж С. Политическая экономия и международные отношения // Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита. М., 2002. С. 175-182.

вается, приобретая все более сложный характер. Сегодня она представлена общением по традиционным официальным институциональным и неинституциональным каналам: дипломатические отношения, двусторонние и многосторонние встречи, визиты официальных лиц и т.п.; взаимодействием между официальными инстанциями и общественным мнением, которое оказывает возрастающее влияние на правящие режимы, дипломатические ведомства и т.п.; самостоятельной и непосредственной ролью средств массовой информации как каналов международного общения, оказывающих усиливающееся воздействие на существующий мировой порядок. При этом каждый из указанных каналов, призванных способствовать сохранению и стабильности, и совершенствованию международного порядка, способен вызвать обратный эффект: спровоцировать его кризис, усиливая неудовлетворенность тех или иных влиятельных акторов международных отношений.5

Как свидетельствует история, в прошлом крушение одного типа международного порядка и замена его другим происходили в результате масштабных войн или революций. Своеобразие текущего "глобального политического перехода" состоит в одновременном кризисе Ялтинско-Потсдам-ской системы международных отношений и Вестфальской системы. Более того, крах международного порядка, сложившегося после 1945 г., происходит в условиях мирного времени. Следует согласиться с П. А. Цыганковым в том, что последствия окончания "холодной войны" "во многом сходны с последствиями прошлых мировых войн, знаменовавших переход к новому международному порядку: крупномасштабные геополитические сдвиги; временная дезориентация как победителей, так и побежденных в результате потери главного противника; перегруппировка сил, коалиций и союзов; вытеснение ряда прежних идеологических стереотипов; смена политических режимов; возникновение новых государств и т.п. Происходит конвульсивная трансформация всей системы сложившихся международных отношений, сопровождающаяся высвобождением политического экстремизма и агрессивного национализма, религиозной нетерпимости, ростом конфликтов на национально-этнической и конфессиональной основе, возрастанием миграционных потоков: "раздвоением" привычного государственно-центричного мира и сосуществованием его с миром нетрадиционных акторов".6

В течение последних столетий межгосударственная система, становилась все более структурированной и регулируемой. Многим даже казалось, что человечество постепенно продвигается к функциональному мировому правительству. Однако в условиях кризиса Вестфальской модели мира и Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений вдруг обнаружилось, что ООН и вся международная архитектура, возведенная после Второй мировой войны, оказались плохо приспособлены к

5 См.: Цыганков П. А. Теория международных отношений. М., 2002. С. 487-491.

6 Там же. С. 491-492.

урегулированию новых нас ильственных потрясений. Стала очев идной противоречивость многих правовых норм и принципов — права наций на самоопределение, с одной стороны, и сохранения целостности государства — с другой; невмешательства во внутренние дела — с одной, и оказания гуманитарной помощи, обеспечения прав человека — с другой.

Право вмешательства в конфликт с целью его урегулирования (Устав ООН, гл. VII) нередко входит в противоречие с адекватностью силовых мер (санкции ООН, использование ВВС и ВМС, "вытеснение" вооруженных группировок, "превентивная самооборона", обеспечение доставки гуманитарных грузов, "принуждение к миру" и т.п.). По мнению первого заместителя председателя Комитета Государственной думы Российской Федерации по международным делам Ю. А. Квицинского, США сегодня развернули активную возню вокруг расширительной интерпретации ст. 51 Устава ООН, которая, как известно, допускает применение силы и без решения Совета безопасности (далее — СБ) ООН в порядке права на самооборону: "имеется в виду придумать достаточно широкий набор ситуаций и поводов, которые можно было бы подвести под понятие "непосредственной угрозы", дающей право нанести упреждающий удар в порядке самообороны, и, исходя из этого, составить оперативные планы для действий войск в подобных случаях. Пока что процесс этого творчества только

начинается, но смысл его очевиден: вернуть европейских членов НАТО на

8

роль послушных соисполнителей военных планов

США". И. Валлер-

стайн считает, что "по мере того как идеология перестает быть объяснением межгосударственных конфликтов, "нейтральность" слабой и построенной на конфедеративных началах Организации Объединенных Наций все более ставится под подозрение. Способность ООН к осуществлению "миротворческих" операций, ограниченная так, как сейчас, в существующей атмосфере может скорее уменьшиться, чем возрасти. Призыв к "гуманитарному вмешательству" может начать рассматриваться просто как свойственный XXI в. вариант западного империализма XIX в., который также прикрывался цивилизаторскими оправданиями".

7

В ст. 51, в частности, говорится: "Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации, до тех пор пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности... "

Советская Россия. 27.11.2004 г. Россия, впрочем, не остается безучастной. Исходя из примата международного права и, в частности, ст. 51 Устава ООН, подтверждающей неотъемлемое право государства на самооборону, Департамент информации и печати МИД РФ в начале 2005 г. сообщил, что Россия будет наносить превентивные удары по базам террористов в том случае, если подвергнется террористической атаке и будут серьезные основания полагать, что повторение этой атаки из установленного источника неотвратимо (Санкт-Петербургские ведомости. 5.02.2005 г.).

9 Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб., 2001. С. 365-366.

Мысль о реформировании ООН, переживающей кризис, уже давно носится в воздухе.10 Так, 13 марта 2003 г. "Вашингтон пост" опубликовала статью под заголовком "Абсурдность ООН", в которой уподобила ООН собранию режимов "более чем неоднородной легитимности". Газета критиковала эту универсальную МПО за то, что она возвела себя в ранг единственного арбитра в вопросе легитимности военных акций, провозгласила своим долгом повязать руки единственной стране, оплачивающей четвертую часть всех счетов ООН и достаточно могущественной, чтобы принуждать к выполнению резолюций ООН. По мнению же Л. Г. Ивашова, в недавнем прошлом начальника Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны Российской Федерации, "очевидной стала тенденция превращения ООН в инструмент американской политики, в трибуну оправдания силовых действий, разрушающих не только отдельные государства, но и саму систему принципов, на которых базируются межгосударственные отношения". 1 С точки зрения министра иностранных дел Кубы Фелипе Переса Рока, "после агрессии в Ираке не существует Организации Объединенных Наций, понимаемой как полезный и многообразный форум, основанный на уважении прав всех и с гарантиями также и для малых государств. Она переживает наихудший момент в свои уже почти 60 лет. Она вянет, задыхается, делает вид, будто она есть, но не функционирует".12 По словам заместителя ди-

10 Вопрос о реформировании СБ ООН безуспешно обсуждается с 1992 г. Мало кем оспаривается, что Япония и Германия должны получить статус постоянных членов СБ ООН, так как это позволит им набрать недостающий политический вес к общепризнанному статусу экономических сверхдержав. Однако не решен вопрос, какие страны должны представлять в СБ ООН соответственно Азию, Африку и Латинскую Америку, так как сегодня немало многонаселенных стран — Индия, Пакистан, Индонезия, Бразилия, Мексика, Нигерия, Турция, Египет — являются одновременно и региональными центрами силы. И, наконец, не решен спор о будущем численном составе СБ ООН. В 2004 г. Индия с присоединившимися к ней Бразилией, Японией и Германией образовали квартет или "кофейный клуб", добивающийся реформирования СБ ООН. 12 октября 2004 г. на заседании 59-й сессии Генеральной ассамблеи ООН постоянный представитель Российской Федерации А. Денисов заявил, что Россия считает достойными кандидатами на дополнительные места постоянных членов Совета Безопасности Японию, Германию, Индию и Бразилию, а также "авторитетного представителя Африки". Сами же эти страны выступили с инициативой расширения состава членов СБ ООН с 15 до 25, в том числе на шесть постоянных членов, претендуя на четыре из них. Намереваясь стать постоянными членами СБ ООН, они в то же время выражали готовность отказаться от права "вето", по меньшей мере на 15 лет. В свою очередь, США предложили увеличить состав СБ ООН лишь на пять членов, из которых двое были бы постоянными, а другие — на ротационной основе. Из этих двух постоянных членов одним должна быть Япония, а другим — одно из авторитетных развивающихся государств. Китайцы же категорически возражали против кандидатуры Японии и вели активную работу в этом направлении среди стран Юго-Восточной Азии, напоминая о преступлениях японской военщины в годы Второй мировой войны и о нынешних претензиях Японии на усиление своего влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

11 Санкт-Петербургские ведомости. 31.10.2003 г. В пользу данной точки зрения свидетельствуют факты противозаконной деятельности "Международного трибунала по военным преступлениям в бывшей Югославии", созданного во исполнение резолюции N 825 СБ ООН 25 мая 1993 г. в разгар войны на территории СФРЮ.

12 Советская Россия. 30.09.2004 г.

ректора ИМЭМО Геннадия Чуфрина, "на практике СБ ООН неуклонно утрачивает свой авторитет в мире. Среди причин — политика "унилатера-лизма" ("односторонности"), проводимая США и призванная обеспечить осуществление на международной арене выгодных им акций, в том числе и силовым путем, в обход СБ и Устава ООН. Представляется вполне очевидным, что если эти деструктивные действия будут продолжены, ООН ждет судьба Лиги наций, а человечество — возвращение в эпоху, когда в международных отношениях будет безраздельно торжествовать право силы, а не право закона".13 Президент Российской Федерации В. В. Путин предрекает ООН судьбу Лиги наций, если произойдет "размывание" права вето и других эффективных инструментов деятельности СБ ООН.14

Несмотря на разноречивость этих высказываний, все они констатируют неадекватность ведущей межправительственной организации и, таким образом, работают на "моральную делегитимацию" ООН и основанной на ней системы мирополитического регулирования.

Как считают А. Г. Арбатов и А. А. Пикаев, "наблюдается определенная деинституционализация международных отношений, выражающаяся в снижении роли международных организаций, включая ООН, при растущем значении деятельности отдельных государств и форумов, предназначенных для регулирования индивидуального взаимодействия заинтересованных столиц, например, Группы восьми (Г8)".15 А. Д. Богатуров утверждает, что одновременно с реформированием ООН при активном участии американской дипломатии "явочным порядком" была осуществлена реорганизация глобальных структур мироуправления таким образом, что наряду с универсальным по охвату и официальным по статусу ооновским механизмом вырос полузакрытый (по избранности допущенных в него членов) и неформальный (по типу принятия решений) тандем "семерка" — НАТО, который по практическому воздействию на мировую поли-

13 http://www.rian.ru/analytics/20050505.

14 http://www.kremlin.ru.

15 Разоружение и безопасность. 2001-2002 гг. Международная безопасность: новые угрозы нового тысячелетия / Отв. ред. А. Г. Арбатов. М., 2003. С. 12. Г. Киссинджер выражает сожаление в связи с тем, что "встречи "восьмерки" выродились в неуклюжие мероприятия, проводимые почти исключительно для прессы" (Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? / Под ред. В. Л. Иноземцева. М., 2002. С. 260). Это мнение разделяет Ю. А. Квицин-ский. По словам бывшего советского дипломата, если "семерка" еще представляет собой "некий внутренний "междусобойчик" западного мира" (они там о чем-то шептались, о чем-то втихаря сговаривались, мир ничего толком не знал. Отсюда и создавалась аура таинственности, загадочности, представления о том, что разрабатываются и принимаются какие-то планы и решения, не подчиниться которым никто не сможет), то о "восьмерке" этого сказать нельзя: ее встречи "стали все больше напоминать пиаровские акции. Все торопятся как можно раньше высказаться насчет тем, которые обсуждались на встрече. Кто первый что-то озвучил, тому и внимание. В мире престали ожидать от "восьмерки" действительно серьезных договоренностей, особенно важных решений... Таких элитных клубов с большими претензиями на управление миром сейчас развелось довольно много. Поэтому и ценность их заметно девальвировалась. Кроме того, крупные, реальные игроки на международной арене, например Китай и Индия, в эти клубы не входят. Это один из моментов, сильно подрывающих их авторитет" (Советская Россия. 10.06.2004 г.).

тику стал вровень с ООН. Между двумя ветвями мирополитического регулирования — формальной, ооновской, и неформальной, "семерко-натов-ской"16, разворачивается конкуренция, в которой вторая обладает рядом преимуществ.

Прежде всего, "неформальная" ветвь подчас отличается большей эффективностью в принятии решений. Члены "семерки" представляют собой однородные в политико-идеологическом и экономико-социальном отношениях государства, и им проще "притирать" свои интересы, чем разнородным субъектам, составляющим большинство ООН. Страны "семерки" имеют возможность заранее согласовывать свои позиции по важнейшим международным вопросам, а затем отстаивать их в ООН коллективно.

Другим преимуществом механизма "неформального регулирования" является его замкнутость на военную организацию НАТО. ООН не имеет собственных вооруженных сил, в силу чего любое потенциальное решение СБ ООН о силовых санкциях грозит перерасти в громоздкое многоканальное согласование, способное отсрочить действия на неопределенный срок. Страны "семерки", напротив, могут мобилизовать свои военные ресурсы сравнительно быстро, руководить ими слаженно и применять по своему усмотрению, учитывая собственные политические интересы, равно как и задачи испытания боевой техники, "обкатки" и "обстрела" военных формирований на случай последующих конфликтов. В октябре 1998 г. на 44-й сессии НАТО в Эдинбурге был одобрен доклад "НАТО в XXI в.", в котором нашел отражение новый взгляд на проблему обеспечения безопасности в современном мире.

Как можно заметить, формирующийся международный порядок характеризуется сменой руководящей идеи, лежавшей в основе межгосударственных отношений с Вестфальского мира. Вместо принципа "разреши-тельности" ("невмешательства"), в соответствии с которым каждое государство хотя бы теоретически было свободно в своей внутренней политике до тех пор, пока это не начинало угрожать безопасности других государств, 1999 г. принес утверждение принципа "избирательной легитимности", в соответствии с которым государства-лидеры (страны "оси"), могут сами определять параметры законности или незаконности того или иного правительства в зависимости от соответствия или несоответствия его политики интересам и представлениям государств-лидеров. Можно предположить, что США и НАТО подготавливают международное общественное мнение к "вбросу" тезиса о непригодности ООН для выполнения регулирующих функций в международных отношениях и о неизбежности передачи ее роли тем механизмам, которые де-факто уже и так перенимают существенную долю ее прежде исключительных функций.17

16 "Большая семерка" появилась в 1975 г. после Вашингтонского совещания министров финансов крупнейших держав (1973).

17 Богатуров А. Д. "Стратегия перемалывания" во внешней политике США // Богату-ров А. Д., Косолапов Н. А., Хрусталев М. А. Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений. М., 2002. С. 356-372.

Первой жертвой реализации новой концепции стала Югославия во время конфликта в Косово. "После войны в Косово, — отмечает в связи с этим А. Д. Богатуров, — когда страны НАТО вмешались во внутренние дела Сербии, не граничившей ни с кем из членов Альянса, стало ясно, что "группа семи" фактически приняла к руководству новую доктрину международного порядка — доктрину "избирательной легитимности". В соответствии с ней страны НАТО присвоили себя право самостоятельно определять параметры легитимности действий суверенных правительств в вопросах внутренней политики и самые пределы государственного суверенитета других государств. Отход от устоявшегося принципа упорядочения международных отношений стал возможен на фоне военного превосходства НАТО над странами — потенциальными объектами политики "избирательной легитимности". От этого в международной политике возрос потенциал недоверия и конфликтности".18 А. Г. Арбатов и А. А. Пикаев тоже полагают, что "новые тенденции в международных отношениях безопасности, снижение ценности действующих механизмов их регулирования создают риск столкновения интересов и возобновления соперничества великих держав в ключевых регионах Евразии".19 Защищаясь от нападок обвинения в Международном трибунале по бывшей Югославии (МТБЮ), бывший президент этой страны С. Милошевич в сентябре 2004 г. открыл

18

Богатуров А. Д. Глобализация как "синдром поглощения" в международной политике // Богатуров А. Д., Косолапов Н. А., Хрусталев М. А. Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений. М., 2002. С. 353. Прикрываясь пропагандистским клише об этнических чистках албанцев, 24 марта 1999 г. блок НАТО начал военную операцию в Югославии без согласия СБ ООН и консультаций с Россией. Бомбардировки Сербии авиацией НАТО преследовали несколько целей. Во-первых, это свержение режима Слободана Милошевича, который рассматривался стратегами из Брюсселя в качестве возмутителя спокойствия на Балканах. Во-вторых, достижение данной цели должно было облегчить вхождение в альянс Венгрии, Чехии и Польши, ибо наличие "очага напряженности" на южном фланге Европы в преддверии расширения НАТО могло породить ненужные проблемы. И, конечно же, руководство альянса стремилось установить свой прочный контроль над Балканами, регионом чрезвычайно важным во всех отношениях. Операция "Аллайд форс" потребовала от НАТО больших усилий. Бомбовые удары по югославской территории наносились в течение 78 дней. В общей сложности было совершено около 38 тыс. самолетовылетов, в том числе более 14 тыс. ударных, в которых было применено около 1000 крылатых ракет и 20 тыс. авиационных бомб и управляемых ракет. Отвечая на вопрос Секретариата ООН, генсек НАТО письменно подтвердил, что в войне против Югославии страны НАТО выпустили 31 тыс. снарядов, содержащих обедненный уран. Были использованы запрещенные кассетные бомбы. Основную роль в операции играли США: на их долю пришлось 52% всех воздушных ударов и около 70% авиаподдержки. В результате этих действий было убито более 2000 мирных жителей, уничтожено и повреждено 82 моста, разрушено и повреждено 422 здания образовательных учреждений, 48 медицинских объектов, более 750 тыс. жителей СФРЮ были вынуждены покинуть места своего жительства и искать возможности для нормальной жизни за пределами страны. Новые толпы албанских и сербских беженцев потянулись из Косово. В экономическом развитии Сербия оказалась отброшенной назад на несколько десятилетий. По оценке нового президента СРЮ В. Коштуницы, ущерб экономике страны во время натовских бомбардировок 1999 г. составил 30 млрд. долл. США. За 1990-е гг. ВВП Югославии снизился почти наполовину. К началу октября 2000 г. внешняя задолженность СФРЮ оценивалась в 12 млрд. долл.

19 -*-

Разоружение и безопасность. С. 12.

международной общественности ту исдину, что "разрушено не только одно государство, а разрушена правовая система ООН, разрушена система нравственных начал, на которых покоилась мировая цивилизация. При этом никогда в истории исчезновение ни одного государства не явилось случайностью".20

Кризис на Балканах, особенно события в Косово (1999), непосредственно повлияли на завершение разработки новой стратегической концепции НАТО, которая была утверждена в Вашингтоне на сессии альянса 23-24 апреля 1999 г. Ряд положений этой концепции носит принципиально новый характер. Это, прежде всего, касается оценки вызовов в сфере обеспечения безопасности и факторов риска и подхода к безопасности в начале третьего тысячелетия. Так, в концепции констатируется, что "крупномасштабная агрессия против Североатлантического союза с применением обычных вооружений весьма маловероятна", хотя и не исключается "возможность возникновения такой угрозы в далекой перспекти-

ве".21

Вместе с тем, в концепции дается расширительное толкование безопасности и угроз для Евроатлантического региона, т.е. стран-членов НАТО: "Безопасность Североатлантического союза по-прежнему остается подверженной широкому диапазону военных и невоенных потенциальных угроз, проистекающих из разных источников и зачастую трудно предсказуемых. Такие угрозы включают в себя неопределенность и нестабильность внутри и вокруг Евроатлантического региона, возможность быстрого возникновения и развития региональных кризисов в районах на периферии союза. Ряд стран внутри и за пределами Евроатлантического региона переживают серьезные экономические, социальные и политические трудности. Противоборство на этнической и религиозной почве, территориальные споры, малоэффективные или неудавшиеся попытки осуществления реформ, нарушения прав человека и распад государств могут привести к локальной и даже региональной нестабильности", а это, в свою очередь, может повлечь за собой вооруженные конфликты и "нанести ущерб безопасности Североатлантического союза".22

Таким образом, НАТО выражает готовность реагировать на любые ситуации, подпадающие под определения "вызовы" и "факторы риска". Квинтэссенцией такого подхода можно считать положение Стратегической концепции о возможности "проведения операций реагирования на кризис вне ст. 5 Вашингтонского договора".23 По словам министра обороны Российской Федерации С. Иванова, "особенно тревожным было реше-

20

Советская Россия. 28.06.2005 г. Международный трибунал по военным преступлениям в бывшей Югославии в Гааге (МТБЮ) учрежден во исполнение резолюции СБ ООН N 825 от 25 мая 1993 г. Свергнутый в октябре 2000 г. С. Милошевич был передан белградскими властями МТБЮ 28 июня 2001 г., откуда живым уже не вышел.

21 Стратегическая концепция Североатлантического союза. Брюссель. 1999. С. 7.

22 Там же.

23 Там же. С. 10.

ние пражского саммита альянса 2002 г. осуществлять "в случае необходимости" боевые операции за пределами территории стран-членов. Если этот новый принцип превентивного применения силы станет рассматриваться как легитимный в международных делах, у России не будет другого выбора, кроме как приспособиться самой и действовать соответствующим образом для обеспечения своих национальных интересов".24 8 сентября 2004 г., после серии терактов против России начальник российского Генштаба генерал-полковник Юрий Балуевский заявил, что Москва готова нанести превентивные удары по бадам террористов в люД ом редионе мира: "что касается нанесения превентивных ударов по базам террористов, то мы будем принимать все действия, чтобы ликвидировать базы террористов в любом регионе мира. Однако это не значит, что мы будем наносить ядерные удары".25

Международные отношения в 1990-е гг. XX в. характеризовались прекращением глобального соперничества двух идеологий, двух систем, двух военно-политических блоков — ОВД и НАТО: 9 ноября 1989 г. пала Берлинская стена; летом 1990 г. президенты М. С. Горбачев и Дж. Буш-старший заявили о том, что СССР и США больше не рассматривают друг друга в качестве военных противников. 1 июня 1991 г. в Праге был подписан Протокол о прекращении действия Варшавского договора и т.д. Наметился переход к новой многополярной (многополюсной) системе международных отношений. В совместной Кемп-Дэвидской декларации от 1 февраля 1992 г. президенты России и США подтвердили конец "холодной

войны".26

Окончание "холодной войны" сначала породило оптимистические прогнозы о наступлении эры бесконфликтного существования на планете и в этом смысле — даже о "конце истории". Казалось, что с исчезновением противостояния двух сверхдержав — СССР и США, канут в лету и региональные конфликты, не говоря уже об угрозе третьей мировой войны. В

24

Аргументы и факты. 2004. N 15.

25 http://www.newizv.ru. Глава комитета Совета Федерации по безопасности и обороне В. Озеров поправил коллегу, сказав, что если Россия и будет наносить превентивные удары по базам террористов в любой стране мира, то "только в рамках международного права". 3 декабря 2004 г. в интервью индийской газете "Хинду" В. В. Путин заявил: "впредь мы намерены действовать против террористов также и превентивными методами, но в строгом соответствии с законом, нормами российской Конституции и положениями международного права" (http://www.kremlin.ru). 22 декабря 2004 г. командующий стратегической авиацией И. Хворов заявил, что в ближайшее время дальняя — стратегическая — авиация получит новое задание — уничтожение террористов на их базах. С 2004 г. на вооружение ракетоносцев поступили новые крылатые ракеты большой дальности с неядерным оснащением, которые позволят летчикам более активно участвовать в антитеррористической деятельности (Санкт-Петербургские ведомости. 23.12.2004 г.).

26 "Россия и Соединенные Штаты, — заявили Б. Н. Ельцин и Дж. Буш, — не рассматривают друг друга в качестве потенциальных противников. Их отношения характеризуются отныне дружбой и партнерством, основанными на взаимном доверии, уважении и общей приверженности демократии и экономической свободе: мы будем добиваться устранения всех остатков враждебности периода "холодной войны", включая шаги по сокращению своих стратегических арсеналов".

1989 г. американский политолог Фрэнсис Фукуяма опубликовал вызвавшую широкий резонанс статью "Конец истории?", в которой обосновал вывод о том, что главное содержание современной эпохи определяется переходом большинства стран мира на путь созидания гражданского общества, базирующегося на принципах либеральной демократии и рыночной экономики. "Исчезновение марксизма-ленинизма сначала в Китае, а затем в Советском Союзе, — указывал автор, — будет означать крах его как жизнеспособной идеологии, имеющей всемирно-историческое значение. И хотя где-нибудь в Манагуа, Пхеньяне или Кембридже (штат Массачусетс) еще останутся отдельные правоверные марксисты, тот факт, что ни у одного крупного государства эта идеология не останется на вооружении, окончательно подорвет ее претензии на авангардную роль в истории. Ее гибель будет одновременно означать расширение "общего рынка" в международных отношениях и снизит вероятность серьезного межгосударственного конфликта".27 По словам Ф. Фукуямы, "бархатные" революции в странах ЦВЕ символизировали убедительную победу либеральных идей. Вместе с тем он не настолько наивен или не осведомлен, чтобы полагать, что весь мир теперь функционирует на основе либеральных принципов. "То, что победило, — утверждает Фукуяма, — это не столько либеральная практика, сколько либеральная идея".28 Более того, в своей работе "Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния" (1995) он даже отметил, что некоторые страны, особенно в отдельных частях бывшего коммунистического лагеря, стремившиеся создать демократические институты и рыночную экономику, "скатились назад к фашизму или анархии..."29

Как показали дальнейшие события, 1990-е гг. не принесли человечеству ни гармонии, ни всеобщего благоденствия. Претендуя на единоличное управление миром, США и их союзники не раз демонстрировали свое пренебрежение к международному праву, намерение вести превентивные войны, вмешиваться во внутренние дела других стран под предлогом "поддержки демократии". Призывая смотреть реальности в глаза, известный британский экономист Р. Скидельски обращает внимание на то, что в современном мире "ни одна страна не способна совершить ничего такого, против чего выступала бы Америка. Если кто-то попытается воспользоваться правом вето, скажем, в СБ ООН, то США все равно преодолеют это вето и будут действовать по своему усмотрению"; иными словами, "система безопасности, ныне не основывается на ООН, а основывается на

30

американской мировой империи".

27

Фукуяма Ф. Конец истории // Политология. Хрестоматия. СПб., 2001. С. 204.

28 Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N. Y., 1992.

29 Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В. Л. Иноземцева. М., 1999. С. 127.

30

Присоединение России к ВТО: шаг к сближению с ЕС или новая линия противоречий / Отв. ред. Н. К. Арбатова. М., 2003. С. 22.

Некоторые авторы поспешили провозгласить наступление эпохи хаоса и дезориентации в международных отношениях. Так, французский автор Заки Лаиди заявил, что конец холодной войны означает "не только разрыв с коммунизмом, но и окончание эпохи Просвещения". По его словам, это обстоятельство обостряет "кризис смысла" мирового развития, препятствуя тем самым возникновению нового миропорядка. Сам кризис проявился, во-первых, в "утраде конечной цели" (куда движется мир?) и, во-вторых, в "утрате центростремительных тенденций" (все институты, как международные, так и национальные, переживают кризис).31 По мнению выдающегося американского предпринимателя Д. Сороса, отличительной особенностью нынешнего положения дел в международных отношениях является отсутствие "мирового порядка". Во-первых, исчезло равновесие сил, существовавшее во время холодной войны. Во-вторых, США, хотя и остались единственной сверхдержавой, "но они пока не имеют четкого представления о своей роли в мире". В-третьих, в глобальном плане отсутствует организация, способная к эффективному миротворчеству. В-четвертых, существующая мировая политическая система, представленная национальными государствами, не соответствует мировой капиталистической системе и т.д. 2

Ощущение беспокойства — естественную реакцию на отсутствие рычагов контроля над ситуацией — четко выразил К. Джоуитт, озаглавивший свою книгу "Новый мировой беспорядок". В эпоху новой и новейшей истории мы привыкли отождествлять порядок с "контролем над ситуацией". Именно этого ощущения "контроля над ситуацией", обоснованного или чисто иллюзорного, нам больше всего не хватает. Интерпретируя, а, фактически, защищая эту позицию, З. Бауман пишет: "Сегодняшний "новый мировой беспорядок" нельзя объяснить лишь ссылкой на обстоятельство, служащее непосредственной и наиболее очевидной причиной ощущения потерянности и потрясения: а именно "похмельную" растерянность после внезапного окончания "великого раскола мира" и мгновенного исчезновения привычной рутины блоковой политики — даже если это исчезновение действительно было сигналом тревоги, возвещающем о "новом беспорядке": До краха коммунистического блока случайная, хаотичная и своенравная сущность международной обстановки просто заслонялась повседневным, поглощающим всю энергию и мысли воспроизводством баланса сил между мировыми державами. Разделяя мир, силовая политика создавала образ целостности. Наш общий мир скреплялся тем, что каждый уголок земли имел свое значение в "глобальном порядке" — то есть в конфликте "двух лагерей" и тщательно сохраняемом, хотя и неизменно хрупком, равновесии между ними. Мир был целостным постольку, поскольку ему негде было укрыться от этого значения, а значит, в нем не было места безразличию, с точки зрения баланса между двумя силами, присво-

31 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 495.

32 Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности / Пер. с англ. М., 1999. С. 236-237.

ившими себе немалую часть этого мира и наложившими глубокий отпечаток на существование остальных. Все в мире имело свое значение, и это значение исходило из одного, пусть расколотого, центра — двух гигантских международных блоков, намертво сцепившихся в борьбе, прикованных и приклеенных друг к другу. Без Великого раскола мир уже не выглядит целостным; скорее он похож на поле деятельности разрозненных и разнокалиберных сил, входящих в соприкосновение в самых неожиданных местах и набирающих инерцию, которую никто не знает, как остано-вить".33

Отражая крайнюю противоречивость мировой политики, директор Гарвардского института стратегических исследований С. Хантингтон заявил в нашумевшей статье "Столкновение цивилизаций" (1993), что после краха коммунизма течение международной жизни станет менее предсказуемым и более опасным. В новом мире основные различия между людьми и между народами носят не идеологический, не политический, не экономический, а культурный характер. Все чаще они самоопределяются, исходя из истории своих предков, религии, языка, ценностей, обычаев, институтов, идентифицируя себя с такими культурными сообществами, как племена, этнические группы, религиозные общины, нации и, в самом широком плане, цивилизации. Неудивительно, что в основе многих региональных конфликтов последних десятилетий XX в. лежат цивилизацион-ные факторы.34

В дальнейшем Хантингтон продолжал утверждать, что облик нового мирового порядка определяется взаимодействием и столкновением цивилизаций, и что самые опасные международные конфликты будут вспыхивать не между социальными классами, не между богатыми и бедными, не между какими-то иными экономически конкретными группами, а между народами, принадлежащими к разным культурам, вдоль демаркационных линий, разграничивающих цивилизации. Выделяя шесть современных цивилизаций — западную, исламскую, китайскую, индуистскую, японскую и православную (в дополнение к ним говорится еще о двух — африканской и латиноамериканской), Хантингтон рассматривал их как широчайшие уровни культурной идентичности, определяемые как объективными элементами (язык, история, религия, обычаи, институты), так и субъективной самоидентификацией народа. Разные цивилизации изначально придерживались различных философских убеждений, основополагающих ценностей, социальных связей, обычаев, мировоззрения в целом. Эти культурные различия углубились в результате возрождения религии во многих регионах мира.

В работе "Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка" (1996) автор уточнил, что после окончания "холодной войны" центральная ось мировой политики прошла между Западом, с одной стороны,

33

Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М., 2004. С. 85-86.

34 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис. 1994. N 1. С. 33-48.

и "всеми остальными", прежде всего, исламскими странами и Китаем, то есть цивилизациями, которые бросают вызов Западу. В перспективе их отношения останутся напряженными и антагонистическими: ""холодный мир", "холодная война", торговая война, необъявленная война, трудный мир, непростые отношения, острое соперничество, сосуществование в условиях конкуренции, гонка вооружений — именно эти понятия, скорее всего, будут использоваться для характеристики отношений между группами, представляющими разные цивилизации".

Хантингтон допускает, что в перспективе усиление Китая может стать потенциальным источником крупной войны между ведущими государствами, принадлежащими к разным цивилизациям. Однако большее беспокойство ученого вызывает усиление напряженности между Западом и исламской цивилизацией. По его словам, "конфликт между исламом и христианством, с одной стороны, является продуктом различий, в особенности между мусульманской концепцией ислама как образа жизни, выходящего за пределы религии и политики и одновременно их объединяющего, и концепцией западного христианства, гласящей, что Богу — Богово, а кесарю — кесарево. Конфликт, однако, обусловлен и схожими их чертами. И в том и в другом случае речь идет о монотеистических религиях, которые, в отличие от политеистических, неспособны к безболезненной ассимиляции чужих богов, и которые смотрят на мир через призму понятия "мы — они". Обе они имеют универсалистский характер, претендуя на роль единственной истинной веры, которой должны следовать все живущие на Земле. Обе являются миссионерскими по своему духу, возлагая на своих последователей обязанность прозелитизма. С первых лет существования ислама его экспансия осуществлялась путем завоеваний, и христианство тоже не упускало такую возможность. Параллельные понятия "джихад" и "крестовый поход" не только схожи друг с другом, но и выделяют эти две религии среди других ведущих религий мира. Ислам и христианство, наряду с иудаизмом, придерживаются также телеологического взгляда на историю, в отличие от циклических или статических подходов, принятых в других цивилизациях".

В 1980-х — 1990-х гг. в рамках как мусульманской, так и христианской цивилизации взаимная терпимость резко пошла на убыль. После иранской революции 1979 г. между ними началась необъявленная война. "Необъявленной, считает Хантингтон, она остается по трем причинам. Во-первых, далеко не весь ислам сражается с далеко не всем Западом. Два государства, где правят фундаменталисты (Иран, Судан), три государства, где у власти стоят нефундаменталистские правительства (Ирак, Ливия, Сирия), а также множество различных исламских организаций, пользующихся финансовой поддержкой со стороны других мусульманских стран, таких как Саудовская Аравия, ведут войну с Соединенными Штатами и, временами, с Великобританией, Францией и другими западными государствами и группами, такими как Израиль и евреи в целом. Во-вторых,

война остается необъявленной в силу того, что, за исключением событий 1990-1991 гг. в Персидском заливе, она ведется ограниченными средствами: терроризм, с одной стороны, и удары с воздуха, подрывная деятельность и экономические санкции — с другой. В-третьих, война остается необъявленной потому, что, несмотря на продолжающиеся насильственные действия, они не носят непрерывного характера. Они представляют собой эпизодические действия, предпринимаемые одной стороной, которые провоцируют реакцию другой стороны. Однако необъявленная война, тем не менее, остается войной. Даже если не считать десятки тысяч иракских солдат и мирных жителей, погибших под западными бомбами в январе-феврале 1991 г., жертвы исчисляются многими тысячами, и, начиная с 1979 г., это длится из года в год. Гораздо больше жителей Запада погибло именно в этой необъявленной войне, чем в "настоящей" войне в Персидском заливе".

Выясняя причины конфликта, Хантингтон обращает внимание на то, что, во-первых, рост мусульманского народонаселения вызвал всплеск безработицы и недовольство молодежи, примыкавшей к исламским движениям. Во-вторых, возрождение ислама укрепило веру мусульман в особый характер и особую миссию своей цивилизации. В-третьих, острое недовольство среди мусульман вызвали усилия Запада по обеспечению универсализации своих ценностей и институтов, по сохранению своего военного и экономического превосходства наряду с попытками вмешательства в конфликты в мусульманском мире. В-четвертых, крушение коммунизма привело к исчезновению общего врага, имевшегося у Запада и у ислама, в результате чего главную угрозу для себя они стали усматривать друг в друге. В-пятых, ограниченность прав и возможностей мусульман-мигрантов в странах Запада еще сильнее озлобили их против "неверных". Стараясь быть объективным, он также приводит оценки авторитетных представителей исламской цивилизации, прогнозирующих перспективы формирующегося миропорядка. Вывод напрашивается однозначный: в современном мире усиливается столкновение между иудейско-христианской западной этикой и исламским движением возрождения, которое разворачивается от берегов Атлантического океана на Западе до Китая на Востоке; борьба за новый мировой порядок действительно начнется именно с и3с6-ламскими нациями, протянувшимися от Магриба до Пакистана и т.д.36

35

Это общая проблема для стран периферии в XXI в. И. Валлерстайн считает, что и в дальнейшем Запад не сможет эффективно предотвращать въезд мигрантов. Следствием этого станет, что примерно к 2025 г. "в Северной Америке, Западной Европе и (даже) Японии население, социально определяемое как происходящее с "Юга", может составить 25-50%, и намного больше в определенных регионах и крупных городских центрах. Но поскольку многие (пожалуй, большинство) из этих людей не будут иметь права голоса (и в лучшем случае иметь ограниченный доступ к благам социального обеспечения), будет существовать высокая корреляция между занятостью на наименее оплачиваемых городских рабочих местах (а урбанизация к тому времени достигнет новых высот) и лишением политических (и социальных) прав" (Валлерстайн И. Анализ мировых систем: С. 358).

36 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В. Л. Иноземцева. М., 1999. С. 531-556.

Заострив внимание на геополитических изменениях в Европе в 1990-е годы, российский ученый И. И. Орлик сформулировал ее отличительные признаки:

— мировая система социализма прекратила свое существование;

— общественный строй "реального социализма" в СССР и странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) доказал свою неэффективность;

— распад ОВД фактически привел не к стабильности и упрочению европейской безопасности, а к ликвидации Хельсинкских соглашений 1975 г.;

— значительно возросло, а по существу стало определяющим влияние Запада на все сферы жизнедеятельности (экономическую, политическую, военную, идейную, культурную и др.) стран ЦВЕ;

— США и подчиненная им НАТО стали играть главенствующую роль в геополитике Европы и обеспечении ее безопасности;

— распад системы социализма и СССР изменил геополитическое положение России, затруднив реализацию ее политических и экономических интересов;

— сохранив многие атрибуты великой державы, Россия утратила возможность существенно влиять на геополитическую ситуацию в ЦВЕ и

т.д.37

Согласно опросу "Гэллап интернэшнл" (2004), которым в 60 странах были охвачены десятки тысяч людей, свыше 45% респондентов ответили, что мир в будущем они видят более опасным, чем сегодня. Лишь 22% опрошенных высказались за то, что мир будет более безопасным. Комментируя этот факт, Л. Г. Ивашов указывает, что "современный мир не является цельным, устоявшимся. Это какой-то переходный этап человечества к своей новой фазе человеческого развития, к новому мироустройству. Но самое главное — никто не видит проекта: каким же будет этот мир, что будет представлять собой новая мировая иерархия? И это, безусловно, вызывает тревогу. Мир сегодня как бы уходит от философии и жизнеустройства человечества XX века и находится на переходном этапе... мы видим две концепции мирового господства. Первая: государство США во главе мировой империи, в которую оно пытается загнать все остальные страны и народы; с другой стороны, аналогичные претензии мирового финансового капитала, который опирается на разветвленную сеть сионистских центров и прикупленные элиты ряда государств — установить свой мировой порядок и контролировать планету через финансовые потоки".38

Действительно, самой распространенной является точка зрения о формировании однополярного мира и лидирующей роли США в этой системе международных отношений. При этом если одни авторы олицетворяют однополярность с гегемонией США, то другие разрабатывают более сложные конструкции._

37

Орлик И. И. Россия и Центрально-Восточная Европа в новой геополитической ситуации // Многоликая Европа: пути развития. М., 2002. С. 161.

38 Советская Россия. 30.12.2004 г.

К числу первых, бесспорно, принадлежит З. Бжезинский, по словам которого, в результате краха СССР, "Соединенные Штаты оказались в уникальном положении. Они стали первой и единственной действительно мировой державой".39 З. Бжезинский также выделяет четыре основные области, в которых Америка лидирует: военно-политическая, экономическая, технологическая и массовой культуры.

Конкретизируя данную точку зрения, отечественный ученый и политик В. С. Ягья считает, что поскольку Соединенные Штаты, несмотря на несогласие таких держав, как Франция, Германия, Китай и Россия, смогли реализовать свои военно-политические планы в Ираке в 2003 г., то это подтверждает точку зрения о пирамидальном (однополярном) устройстве нынешнего миропорядка: "ведь прежний мир, который существовал до начала 1990-х годов, имел, как принято считать, два полюса, значит, он был не однополярным. А вот теперь, увы, ярко выраженный полюс только один. И война в Ираке укрепила США в статусе супердержавы. Они — вершина пирамиды, ниже — развитые страны, а все остальные — на еще более низких этажах".40 Фактически к той же мысли склоняется Г. А. Зюганов, допуская, впрочем, возможность воссоздания в среднесрочной перспективе биполярного мира. "Через 15-20 лет, — рассуждает лидер российских коммунистов, — КНР станет по уровню экономического развития в один ряд с США. Это создаст новый баланс сил в мире, предпосылки для усиления взаимодействия между Россией, Китаем и Индией в качестве противовеса "новому мировому порядку" — по-американски".41

По мнению же Н. А. Косолапова, "политико-организационный тип нынешней системы международных и межгосударственных отношений в категориях современной теории политики следует охарактеризовать как зародышево-авторитарный (доминирование, но не господство Запада, а в нем — США), закамуфлированный под олигархический ("семерка", "восьмерка" или даже группа из 10-15 ведущих государств, фактически определяющих решения важнейших вопросов мировой политики и экономики). Это тип еще зарождающийся, поскольку ни США, ни Запад не управляют ходом мировых экономики, политики, развития. Но это тип уже действу-

39

9 Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1999. С. 20.

40 Санкт-Петербургские ведомости. 6.09.2003 г. Вторжение в Ирак было первым формальным применением со стороны США новой военной доктрины, принятой в сентябре 2002 г. под названием "Стратегия национальной безопасности США". Ссылаясь на угрозу международного терроризма, авторы доктрины, подписанной президентом Дж. Бушем, резервировали за правительством США право нанесения упреждающего удара по любому государству, которое будет признано в качестве потенциальной угрозы для национальной безопасности США. В доктрине также заявлено право США применять любые формы давления на те правительства, которые выступают против американского понимания свободы. При этом правительство США присвоило себе право действовать в одностороннем порядке, не считаясь ни со своими союзниками, ни с общепринятыми международными нормами: "Осуществляя наше лидерство, мы будем уважать ценности, суждения и интересы наших друзей и партнеров. Однако мы будем подготовлены, чтобы действовать обособленно, когда наши интересы и уникальные обязанности этого требуют".

41 Советская Россия. 21.08.2004 г.

ющий — Запад, особенно США, на протяжении 1990-х гг. все более активно реализует их притязания направлять (если нужно, то силой) ход мировых экономики, политики, порядка и развития. Все более откровенные на протяжении 1990-х гг. тенденции к усилению роли НАТО, стремление поставить альянс выше международного права, ООН и ее СБ указывают в направлении нарастающего авторитаризма. Это тип, закамуфлированный под олигархический (но не олигархический в чистом виде) потому, что в "большой семерке" или "восьмерке" резко различаются реальные вес и возможности США, с одной стороны, и иных участников группы, с другой. Формальное равенство прав пяти постоянных членов СБ ООН (иной возможный состав группы "государств-олигархов") ослабляется размыванием веса и роли СБ и ООН в целом по сравнению с "большой семеркой" и НАТО".42

В свою очередь, А. Страус, координатор от США Комитета НАТО по Восточной Европе и России — организации, занимающейся вопросами адаптации НАТО к условиям эпохи после холодной войны, считает, что в настоящее время значительные экономические державы объединены в организационных структурах глобально главенствующего униполя — ат-лантическо-трехсторонней системы военного и экономического союза, сконцентрированной вокруг Соединенных Штатов. Такой многополярный баланс, какой существует сегодня, есть многополярный баланс влияний в рамках глобального униполя, а не многополярный баланс могущества между обособленно соперничающими на мировой арене центрами силы обычного характера. Это — многополярность в рамках всеобъемлющего униполяризма, а не традиционный мультиполяризм: Америка по-прежнему является ведущей державой в рамках униполя; слухи об ее упадке сильно преувеличенны. Эта ведущая роль не лишена сбалансированности; она не означает, что Америка может делать все, что угодно. Слишком властное или одностороннее осуществление лидерства привело бы к его утрате. Лидерство Америки в рамках униполя носит характер первенства среди равных и друзей, а не господства одной державы над сопротивляющимися подчиненными народами. Оно осуществляется не путем принуждения, а путем согласия, прежде всего, через посредство многосторонних структур униполя, существующих для того, чтобы проводить консультации, осуществлять сотрудничество, принимать решения и предпринимать действия.43

42

42 Косолапов Н. А. Глобализация: от миропорядка к международно-политической организации мира // Богатуров А. Д., Косолапов Н. А., Хрусталев М. А. Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений М., 2002. С. 327-328.

43 Страус А. Униполярность (Концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России) // Полис. 1997. N 2. С. 27-44. Сегодня три основных центра постиндустриального мира — США, ЕС и Япония — создают более 62% мирового ВНП, на их территории начинается или заканчивается более 80% мировых торговых потоков, они обеспечивают около 85% общемирового объема международных инвестиций. Наконец, в этих странах сосредоточено почти 97% мирового интеллектуального потенциала, обеспечивающего более 90% производства высокотехнологичных товаров.

Соглашаясь в принципе с точкой зрения А. Страуса, российский ученый А. Д. Богатуров тоже считает, что новый мировой порядок уже приобрел характер однополярной струкхуры, полюсом кохорой является не одна страна, а их узкая группа оси "семерка" — НАТО. В одной из своих публикаций он предложил именовать такую структуру "плюралистической однополярностью".44 Вместе с тем Богатуров настаивает на том, что "параллельно с укреплением позиций группы "оси" в целом по отношению к остальному миру внутри нее развивается весьма любопытный процесс децентрализации. Этот процесс (его иногда описывают как частное проявление общей тенденции к фрагментаризации современного мира) имеет несколько проявлений. Прежде всего, в рамках "оси" продолжает отвердевать собственно европеистское начало, пытающееся равнополо-жить себя по отношению к атлантическому. Ускорившийся с 1998 г. бег стран Западной Европы в поиске западноевропейской военно-политической и оборонной идентичности, настойчиво повторяемое желание иметь мощную европейскую основу для того, что когда-то должно стать единой оборонной политикой Европейского Союза, — самый заметный из этого ряда признаков".45

Таким образом, "на политику Вашингтона в известной степени влияют семь других важных субъг ктов международной политики, в "плотном окружении" которых действует американская дипломатия. В круг избранных семи партнеров США формально входит и Российская Федерация — хотя пока еще с ограниченными правами.46 Все вместе США со своими союзниками и Российской Федерацией образуют "группу восьми" — наиболее престижное и влиятельное неформальное межгосударственное образование современности. Страны НАТО и Япония образует в нем группу "старых" членов, а Россия представляет пока единственного нового. На фоне такого соотношения возможностей между ведущими мировыми державами очевидно, что говорить о серьезных ограничителях американско-

44 См.: Богатуров А. Д. Плюралистическая однополярность и интересы России // Свободная мысль. 1996. N 2. С. 25-36.

45 Богатуров А. Д. "Стратегия перемалывания" во внешней политике США // Богатуров А. Д., Косолапов Н. А., Хрусталев М. А. Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений М., 2002. С. 359.

46 Начиная с 1994 г. в обращение стал входить термин "Группа 8". У нового образования тот же статус, что и у "Группы 7". Саммиты "Группы 8", за исключением специального Московского (1996) по ядерной энергетике, всегда "привязаны" к саммитам "Группы 7". Самостоятельного механизма у "Группы 8" нет: используется механизм "Группы 7". Однако Россия представлена в нем частично, получив возможность участвовать лишь в политических дискуссиях. Этот жест был сделан, главным образом, для демонстрации Западом отношения к России как важному игроку на международной арене, несмотря на ее поражение в холодной войне и разрушительные последствия экономических реформ. На Западе, конечно, отдают себе отчет в том, что Россия не принадлежит к числу постиндустриальных стран с устойчивой либеральной демократией. Действительно, если к 1997 г. удельный вес России в мировом ВВП превзошел 1%, то дефолт августа 1998 г. вновь уронил его до значений ниже 1% в 1999-2000 гг. (Смирнов П. С. Национальная безопасность: вопросы торговой политики. М., 2001. С. 254-255).

го доминирования в мире можно лишь с долей условности. Разумно полагать, конечно, что современной международной системе присущ плюрализм — в том смысле, что ключевые международные решения реально вырабатываются в ней не единолично Соединенными Штатами. К процессу их формирования, как в рамках слабеющей ООН, так и вне их, имеет доступ относительно широкий круг государств. Но с учетом рычагов влияния США плюрализм международно-политического процесса не меняет структурного смысла текущей ситуации: Соединенные Штаты ушли в огромный отрыв от всех остальных членов международного сообщества по совокупности своих возможностей, следствием чего и является тенденция к росту всестороннего американского влияния на мировые дела.

Разумеется, уместно предполагать углубление тенденций к дальнейшему наращиванию потенциала других мировых центров — Китая, Индии, России, объединенной Европы, если последней все же суждено стать политически единым целым. В случае разрастания этой тенденции в будущем возможна новая трансформация международной структуры, которая, не исключено, приобретет многополярную конфигурацию. Но пока констатируется иное: международная структура в том виде, в каком она сформировалась к началу XXI в., — структура плюралистичного, но однопо-лярного мира".47

Впрочем, в литературе высказываются и другие мнения. Так, в конце 1990-х гг. в России сделалась популярной концепция многополюсного мира. Во многом это было связано с именем Е. М. Примакова, министра иностранных дел Российской Федерации (1996-1998). По его словам, после окончания холодной войны ослабли центростремительные силы как вокруг России, так, хотя и в меньшей степени, вокруг США. Одновременно произошло формирование новых "центров силы", или полюсов в лице Китая и Западной Европы. Отставая в одних областях, в других они оказываются едва ли не мировыми лидерами: "так, например, Европа, уступая США и Японии по уровню развития технологий, в первую очередь технологий управления, является бесспорным лидером по темпам и уровню равноправной экономической интеграции — в частности, валютной". Впрочем, у Примакова многополюсный мир являет собой, скорее, не политическую реальность, возникшую в результате крушения биполярного мира, а формирующийся миропорядок, находящийся в процессе перехода от системы баланса сил к равноправному партнерству.48 Г. Киссинджер и М. Тэтчер пророчат в недалеком времени восстановление системы баланса сил, характерной для европейской политики XIX в., только теперь в

47

Богатуров А. Д. Брюссельско-вашингтонский порядок. // Богатуров А. Д., Косола-пов Н. А., Хрусталев М. А. Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений М., 2002. С. 374-375.

48 Примаков Е. М. 1) Международные отношения накануне XXI в.: проблемы, перспективы // Международная жизнь. 1996. N 10. С. 3-13; 2) Постиндустриальная эпоха: вызов российским политикам // Постиндустриальный мир и Россия / Отв. ред. В. Г. Хорос, В. А. Красильщиков. М., 2001. С. 447.

глобальном масштабе.49 По словам бывшего министра иностранных дел Российской Федерации И. С. Иванова, "объективная тенденций развития цивилизации идет к многополюсности, и ей нет разумной альтернативы".50

Учитывая наличие у постоянных членов СБ ООН крупных арсеналов ядерного оружия (далее — ЯО), а также стратегические амбиции новых членов "ядерного клуба" — Израиля, Индии и Пакистана и "пороговых стран" — Северной Кореи и Ирана, Н. П. Ромашкина признает, что никакой другой целостной и емкой системы оценки стратегического баланса, кроме системы взаимного сдерживания в отношении между государствами, обладающими ЯО, пока не существует. Неудивительно, что автор соглашается с мнением значительного числа экспертов в области военно-политических отношений о том, "что, несмотря на существование нескольких сценариев, система международных отношений, скорее всего, будет двигаться к многополярности. Этот процесс отражает волю реальных и потенциальных центров силы, но, в то же время, характеризуется неустойчивостью, грозит дестабилизацией и конфликтами".51

"Как ни парадоксально, — отмечает Ю. А. Квицинский, — поспособствовав разрушению СССР как своего главного геополитического противника, США подписали приговор и себе как сверхдержаве потому, что претензии на мировое господство вызывают процессы, которые США и их союзники не в состоянии контролировать. Прежде всего, поскольку "счастья по-американски" ни у кого не получается, на Запад устремляется мощный поток беженцев, стремящихся встроиться в "золотой миллиард". Одновременно планы господства над миром вызывают все возрастающее сопротивление. И тут тоже есть две составляющие: идеологическая и военная. Сейчас, когда социализм пытаются дискредитировать, на смену ему приходит ислам. В истории мира уже не раз надежды угнетенных одевались в религиозные одежды. Ислам как молодая, динамичная религия, нацеленная на коллективные действия своих сторонников, становится новым знаменем, вокруг которого сплачиваются очень многие. Иракская война — это только первый сигнал грядущих поражений Америки. В военном же плане, поскольку для США закон не писан, самым простым выходом для стран, не желающих подчиняться диктату Америки, становится обладание атомным оружием. В те страны, где будет это оружие, "крестоносцы демократии" гарантированно не сунутся. Вот мы и видим, что немедленно после разрушения СССР как мировой державы многие страны занялись созданием атомного оружия как средства сдержать агрессив-

49 Кулагин В. М. Мир в XXI в.: многополюсный баланс сил или глобальный Pax Democrática (Гипотеза демократического мира в контексте альтернатив мирового развития) // Полис. 2000. N 1. С. 23.

50 Иванов И. Россия и современный мир // Дипкурьер НГ. 2000. N 1. С. 1.

51 Ромашкина Н. Непризнанные ядерные державы // Разоружение и безопасность. 2001-2002 гг. Международная безопасность: новые угрозы нового тысячелетия / Отв. ред. А. Г. Арбатов. М., 2003. С. 87-88.

ность США. Уже располагают этим оружием Индия и Пакистан, есть серьезные симптомы на этот счет в Иране, движутся в эту сторону Саудовская Аравия и Бразилия".52 Согласно прогнозу ведущих американских аналитиков из национального совета по разведке, к 2020 г. Китай и Индия будут соперничать с США за экономическое превосходство в мире.53

Китай, а затем Россия приняли концепцию многополюсного мира в XXI в. в качестве официальной внешнеполитической доктрины. В Концепции национальной безопасности Российской Федерации в редакции Указа президента Российской Федерации от 10 января 2000 г., в основу которой положены представления о роли государств в качестве доминирующих "полюсов" мирового развития, мощь которых определятся военно-политическим фактором, наша страна фигурирует как великая держава — один из влиятельных центров многополярного мира. Следовательно, один из рубежей защиты национальных интересов России должен сдерживать недружественные поползновения тех международных акторов, которые стремятся ослабить ее политическое, экономическое и военное влияние, как одного из центров влияния в многополярном мире.

Оригинальной точки зрения на "парадокс переходности" придерживается И. Валлерстайн. По его мнению, с конца 1960-х гг., по причине утраты преимуществ в эффективности аграрно-промышленного производства, продолжается упадок гегемонии США в мире. Одним из последствий этого стало разрушение сети союзов, созданных державой-гегемоном, и серьезное изменение конфигурации союзов. В конечном счете, крах социализма в Восточной Европе и распад СССР не стали благословением для США, которые "не выиграли, а проиграли "холодную войну", поскольку "холодная война" была не игрой, которую следовало выиграть, а скорее менуэтом, который необходимо было протанцевать. Если даже при рассмотрении ее как игры можно говорить о победе, то победа эта оказалась пирровой. Окончание "холодной войны" в конечном счете, уничтожило последнюю из основных опор гегемонии и процветания США — советский щит".54 Война против Ирака в 1991 г. с очевидностью показала экономическую слабость США, которые были не в силах финансировать собственные военные усилия. Так закончился "Великий американский мир", началась "новая эпоха" — эпоха дезинтеграции капиталистической мираэ-кономики.

Отвергая все разговоры о создании "нового мирового порядка" как "пу-

52 Советская Россия. 12.02.2005 г.

53

Санкт-Петербургские ведомости. 21.01.2005 г. Опираясь на данные о планетарном распределении экономического могущества, против такого вывода решительно возражает В. Л. Иноземцев. По его словам, сегодняшний мир формируется, скорее, как расколотая цивилизация с единым центром силы, представленным сообществом постиндустриальных стран; официально же выдвинутая российским политическим истеблишментом доктрина многополярного мира "оказывается не более чем очередной красивой иллюзией". (Иноземцев В. Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы: Учебное пособие для студентов ВУЗов. М., 2000. С. 6, 217.)

54 Валлерстайн И. Анализ мировых систем... С. 283-284.

стые заклинания, которым почти никто не верит и которые, во всяком случае, маловероятно осуществить", Валлерстайн предполагает, что через 50-75 лет с утратой гегемонии США обострится соперничество Японии и Европейского Союза. США, вероятно, окажутся в японо-американском экономическом картеле на правах младшего партнера. "Когда начнется следующий длительный подъем мира-экономики, — указывает автор, — наиболее вероятно, будут существовать два полюса силы: ось Япония — США, к которой можно подключить и Китай, и панъевропейская ось, к которой подключится Россия в ходе нового расширения и нового соперничества между державами сердцевины, когда каждый из полюсов сконцентрируется на развитии своей основной полупериферийной зоны (Китай в одном случае и Россия — в другом)". Остальной мир будет строить свои отношения к этим двум зонам биполярного мира ("биполярной ми-росистемы") многообразными способами. Юг в целом еще сильнее марги-нализируется. Валлерстайну также представляется, что борьба Японии и ЕС достигнет кульминации в очередной "тридцатилетней" (мировой) войне, которая вероятно завершится победой Японии.55

По мнению П. А. Цыганкова, новизна современного этапа в истории международных отношений со всей очевидностью обнаруживает ограниченность основанных на методологии политического реализма таких понятий, как "конфигурация соотношения сил", "биполярность" или "муль-типолярность". Распад советского блока и крушение сложившейся в послевоенные годы глобальной биполярной системы выдвигают на передний план такие вопросы, которые не могут быть решены в традиционных терминах "полюсов", "баланса сил"; "исчезла линия четкого раздела между "своими" и "чужими", союзниками и противниками; гораздо менее предсказуемым стало поведение малых государств, региональных средних и "великих" держав. Мир вступил в полосу неуверенности и возросших рисков, обостряемых продолжающимся распространением ядерных, химических, бактериологических и иных видов новейших вооружений".56 Принимая во внимание сложный и многоуровневый характер политической структуры современного мира, М. М. Лебедева полагает, что "точнее будет говорить не о многополярности мира, где полюсом выступает государство, а о его полицентричности, где полюса являются качественно различными и находятся на разных уровнях".57

Авторы, придерживающиеся неолиберальной ориентации, с особым пристрастием следят за развитием транснациональных отношений, которые, как они полагают, формируют многоуровневую, сложноорганизо-ванную сеть с далеко непростыми правилами и процедурами согласования интересов, в которую наряду с государствами включены международные межправительственные и неправительственные организации и институты, внутригосударственные регионы, мультинациональные пред-

55 Валлерстайн И. Анализ мировых систем... С. 102, 294-295, 316, 351, 353-355.

56 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 190-191.

57 Лебедева М. М. Мировая политика. М., 2003. С. 151.

приятия и финансовые институты, секретариаты международных профсоюзов, религиозные организации мирового масштаба, фонды с широкой географией действия, отдельные города (например, Лондон) или регионы (в частности, Южная Калифорния) и многие другие неправительственные акторы. В связи с этим научный интерес представляет позиция английского автора С. Стрендж, которая уверена, что будущее мировой системы будут определять не армии или ресурсы, а то, насколько участник международного взаимодействия окажется влиятельным при определении новых "правил игры", т.е. тех норм и принципов, на основе которых будет строиться взаимодействие.58

Идея полицентричного мира, построенного по "сетевому типу" (т.е. такого, где множество центров увязаны в сеть в отличие от политической модели иерархического типа), активно разрабатывается некоторыми авторами, исследующими процессы глобализации. Так, в книге "Ворота в глобальную экономику" ("Gateways to the Global Economy"), подготовленной международным авторским коллективом под редакцией шведского профессора Оке Е. Андерссона, главное внимание акцентируется на рассредоточении финансовых, производственных, торговых, информационных, образовательных, научных, культурных и других сетей по Земному шару с одновременным их "пересечением" в некоторых мегаполисах и компактных регионах, образующих межсетевые узлы, которые являются "воротами" (англ.: gateways) в глобальный мир. Это, прежде всего, Нью-Йорк, Вашингтон, Лос-Анджелес, Майами, Ванкувер, Лондон, Амстердам, Барселона, Франкфурт-на-Майне, Милан, Венеция, Стокгольм, Токио, Осака, Сингапур, Тайвань, Шанхай, Гонконг, Сидней, сосредоточенные на передовых рубежах глобализирующегося мира. При всем разнообразии и специфике городов-ворот и регионов-ворот их объединяет то, что как раз здесь и происходит "завязывание" и пересечение межсетевых узлов, которые становятся центрами притяжения инвестиций, технологических инноваций, создания наукоемких производств, современных коммуникационных сетей и транспортной инфраструктуры, производства уникальных товаров и услуг, генерирования новых научных знаний, м культуры и искусства и других атрибутов постиндустриально-

Дж. Розенау считает, что после холодной войны для международной политики свойствен рост уровня институализации и резкое увеличение числа регулятивных механизмов. В отсутствие какой-либо наднациональной по своему характеру верховной власти это означает формирование "правления без правительства", другими словами, создание совместными усилиями новых международных акторов системы управления на основе общих ценностей. Такое управление, элементы которого, как он считает, уже существуют в виде эмпирического глобального порядка, как правило,

58 Лебедева М. М. Указ. соч. С. 150.

59 Ворота в глобальную экономику / Под ред. В. М. Сергеева. М., 2001.

не нуждается в средствах принуждения, поскольку в основе его лежит согласие акторов по поводу его основных целей. Тем самым происходит переход от централизованной и иерархизированной системы властных отношений к новой, не имеющей каких-либо определенных контуров, системе — системе неформальных связей и взаимодействующих институтов, нацеленных в своей деятельности на сближение целей сотрудничества. Автор также считает, что политическая структура мира в XXI в. будет напоминать, скорее, сеть по типу Интернета, с множеством узлов и сплетений — государственных, межгосударственных, негосударственных и смешанных по своей природе. Для описания нового феномена он предлагает использовать термин "постмеждународные отношения" (англ.: postinter-nalional relations).61

Авторы, прогнозирующие становление мирового порядка с позиций концепции глобального управления, тоже полагают, что в этот процесс помимо государств вовлечено множество других акторов, участвующих в создании единой в своем многообразии системы регулирования мировой политики.

Так, О. Янг утверждает, что, несмотря на отсутствие легитимной принудительной власти, действия новых акторов, соблюдающих формальные и неформальные правила и опирающихся на межправительственные и неправительственные механизмы, являются предсказуемыми. Совокупность институтов, норм и процедур, которые дают людям возможность выражать свои стремления и бороться за свои интересы в относительно предсказуемом контексте, создают основы справедливого управления. Развитие этих систем регулирования международной политики подчинено утилитарным и прагматическим тенденциям и отражает не только соотношение сил, но и растущее сближение интересов. По мнению М. К. Смутса, понимаемое таким образом управление международной жизни представляет собой постоянно продолжающийся процесс. Он преодолевает международную анархию, но, в отличие от режимов, никогда не представляет собой строто фиксированного состояния. Ретулирование исходит не из некоего свода предустановленных правил, а представляет собой совокупность совместных действий, формирующуюся через обмены, переговоры, взаимные уступки и конфликты. Поэтому, считает Т. де Монбриаль, тесная связь между понятиями governance и гражданское общество — это возникновение "транснационального гражданского общества и, следовательно, зародыша мирового общественного мнения, которое государства все больше и больше вынуждены принимать во внимание".62

Скептики, в числе которых могут быть названы такие ученые, как П. де Сенарклянс, Д. Золо, А.-М. Слоутер и др., указывают на ряд присущих

60 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 500.

61 Лебедева М. М. Указ. соч. С. 151.

62 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 500-501

данной концепции недостатков. По их мнению, она преувеличивает роль негосударственных акт оров, в частности транснациональных корпораций, принимая их вмешательство в политическую жизнь за позитивную эволюцию, которая позволяет смягчить недостатки государств. При этом наблюдается тенденция к смешению в неопределенном ансамбле всех акторов международных отношений, безотносительно к существующей между ними иерархии и той степени, в которой тот или иной из них способен оказывать влияние на их регулирование.

На деле же, как считает, например, П. Де Сенарклянс, основные черты международных акторов, их стратегия и их политическое влияние обусловлены конфигурацией международных политических сил и вытекающей из нее институциональной структурой. Вторжение же в сферу международных отношений различного рода экспертов, транснациональных бюрократий, локальных и региональных сетей вовсе не решает вопрос о процедурах политического участия и контроля властных пространств, поскольку природа этих акторов, как и инстанций, к которым они имеют доступ, очень разнородна. Так, неправительственные организации не имеют никакого доступа к ВТО или МВФ, в то время как число их представителей в международных организациях, имеющих ограниченное политическое влияние, не перестает расти. Имеющая в ряде случаев место делеги-тимация государства-нации, приватизация его функций деятельностью негосударственных политических и социальных сил носят ограниченный характер и не могут всерьез изменить место государства-нации в международной политике. Что же касается существования тенденций к становлению глобального гражданского общества, то они не являются необратимыми, испытывают сильное влияние противоположных процессов и не представляют собой проявлений процесса демократизации и транснациональной интеграции универсального характера и значения. "То, что западные космополитические круги называют "глобальным гражданским обществом", — пишет Д. Золо, — не выходит за пределы сети функциональных взаимодействий и взаимозависимостей, которые возникли в нескольких важных сферах "глобального рынка", главным образом в сфере финансов, технологии, промышленности и услуг". П. де Сенарклянс добавляет, что международные организации слишком часто избегают элементарных правил справедливого управления, в особенности механизмов контроля и противовеса, которые необходимы для функционирования демократических институтов.63

Как можно заметить, изложенные в современной отечественной и зарубежной литературе взгляды на существо и перспективы нового миропорядка крайне разноречивы. Следует согласиться с П. А. Цыганковым в том, что их несовместимость во многом обусловлена приверженностью авторов к той или иной теоретической парадигме и, соответственно, их идеологическими предпочтениями. Например, в основе концепций "кон-

63 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 502-503.

ца истории" и "глобального управления" лежит неолиберальный подход. Напротив, концепции "столкновения цивилизаций" и рассуждения о "полярности" и "конфигурации политических сил" исходят из реалистских взглядов. Сам же автор, выступая с позиций "глобального управления", считает, что "переживаемый ныне исторический период — это период перехода к новому международному порядку, регулируемому институтами, законные права которых будут складываться из добровольно отчуждаемой и постоянно возрастающей доли суверенитетов всех участников международных отношений".64

i. Лукин, ffl. ^усиенко

Экономическая глобализация и современные стратегии противодействия международному терроризму

Преобладают две противоположные точки зрения на проблему взаимосвязи экономической глобализации и международного терроризма. Наиболее распространен взгляд, согласно которому процессы, связанные с развитием мировой торговли и финансовых рисков, предстают факторами, способствующими распространению международного терроризма. Расширение торговых связей воспринимается как фактор усиления рисков незаконного ввоза оружия международными террористическими формированиями, контроль за которым существенно ослаблен в условиях либерализации правил внешней торговли. Увеличение объемов оборота финансовых средств, достигающего в сутки до двух триллионов долларов, также рассматривается как реальная угроза бесконтрольного финансирования международных террористических сетей.1

Больший интерес у современных политиков вызывает относительно новая позиция ряда исследователей, считающих, что экономическая глобализация имеет результатом сокращение транснационального терроризма. Эта менее распространенная в научной литературе точка зрения привлекает внимание своей конструктивностью в плане разработки экономических стратегий противодействия терроризму. Сторонники данной точки зрения выдвигают положение, согласно которому утверждается, что

64 Цыганков П. А. Указ. соч. С. 487, 503-504.

1 Freeland Ch. How Can Sound Customer Due Diligence Rules Help Prevent the Misuse of Financial Institutions in the Financing of Terrorism? // Financing Terrorism / Mark Pieth Ed. Dordrecht; Boston, London: Kluwer Academic Publisher, 2004. P. 41-48; Kersten A. Financing of Terrorism — A Predicate Offence to Money Laundering? // Financing Terrorism / Mark Pieth Ed. Dordrecht; Boston, London: Kluwer Academic Publisher, 2004. P. 49-56; Levi M., Gilmore W. Terrorist Finance, Money Laundering and the Rise and Rise of Mutual Evaluation: A New Paradigm for Crime Control? // Financing Terrorism / Mark Pieth Ed. Dordrecht; Boston, London: Kluwer Academic Publisher, 2004. P. 87-114; Pieth M. Financing of Terrorism: Following the Money // Financing Terrorism / Mark Pieth Ed. Dordrecht; Boston, London: Kluwer Academic Publisher, 2004. P. 115-128.