CC BY
0
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023.
№ 76. С. 141-152.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2023. 76. pp. 141-152.
Научная статья
УДК 001.4; 001.9; 167.7
doi: 10.17223/1998863Х/76/14
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ КОММУНИКАТИВНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ НАУКИ И ОБЩЕСТВА
Наталья Николаевна Погожина
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия, pogozhinann@gmail.com
Аннотация. В статье рассматривается сущностная связь научной подсистемы общественной коммуникации и общества в целом в свете фундаментальных изменений ди-гитального воспроизводства знания. Критически анализируются модели популяризации знания в социуме (иерархии, диалога, участия), роль экспертизы в современности и феномен привлечения гражданских агентов к работе научного сообщества через призму сетевого характера функционирования коммуникативных интеракций. Ключевые слова: коммуникация, общество, научная коммуникация, гражданская наука, наука в обществе, экспертиза, популяризация науки
Благодарности: статья подготовлена при финансовой поддержке РНФ, проект № 22-28-00804 «Наука как коммуникативная система и научная политика в социально-сетевую эпоху».
Для цитирования: Погожина Н.Н. Современные тенденции коммуникативного взаимодействия науки и общества // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023. № 76. С. 141-152. doi: 10.17223/1998863Х/76/14
Original article
MODERN TRENDS IN THE COMMUNICATIVE INTERACTION OF SCIENCE AND SOCIETY
Natalya N. Pogozhina
LomonosovMoscow State University, Moscow, Russian Federation, pogozhinann@gmail.com
Abstract. In the article, the author analyzes the relationship between science and society, as well as communicative resources for its establishment. The phenomenon of "open science", the construction of scientific communication and the specifics of its network nature in our time are discussed; the influence of expert knowledge on the public perception of science is noted. The author aims to demonstrate the implementation of the scientific communication functioning mechanism in network societies based on the reproduction of communication with other subsystems. An overview of models of such interaction between science and civil society as part of the popularization of scientific knowledge is given, a hierarchical (scarce) dialogical model and a model of "engagement" are reconstructed. The "citizen science" project is involved in the analysis of the science-society interaction, which is characterized not only as one of the options for popularizing scientific knowledge, but also as a platform for changing the angle of professional expert examination and including "citizen scientists" as subjects of interaction with scientific and political subsystems. The above trends indicate the integration of the communicative fields of science-politics-economics, hybrid forms of communication. However, this is not enough at the moment to talk about the own subjectivity of science in the political or other social subsystems.
© Н.Н. Погожина, 2023
Keywords: communication, society, scientific communication, citizen science, science in society, expert examination, popular science
Acknowledgments: The study is supported by the Russian Science Foundation, Project No. 22-28-00804: Science as a Communicative System and the Science Policy in the Social-Network Era.
For citation: Pogozhina, N.N. (2023) Modern trends in the communicative interaction of science and society. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 76. pp. 141-152. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/76/14
Актуализация обсуждения связи науки и общества в современности является следствием тенденции, направленной на «открытость науки». Основа данного тренда - прозрачность взаимодействия внутри научного сообщества и высокая степень общественной инклюзии, предполагающая участие общества как в выработке знаний, так и в оценке эффективности научной коммуникации [1]. Эти тенденции неизбежно возвращают к анализу основ формирования коммуникативных связей внутри научного сообщества, а также между учеными и гражданами в обществе.
Принципиально значимой точкой отсчета в исследовании научной коммуникации является системная теория [2], которая повлияла на рассмотрение науки как дифференцированной социальной системы с уникальными значениями коммуникативного кода (истина / ложь) [3]. Развитие системно-коммуникативного подхода дало импульс к институционализации научной коммуникации как обособленной дисциплины с собственным предметным полем исследования. Необходимо отметить влияние больших социально-теоретических проектов / программ на преодоление некоторой изолированности и схематизма структурной теории в вопросах взаимодействия научной и иных сфер общественной жизни. В частности, речь идет о роли концептуализации «общества знания», связанным с этим прогностическим оптимизмом. В дальнейшем - оценкой рисков и причин, по которым концепция «общества знания» не была реализована на практике в полной мере.
Относительная современность начиная со второй половины ХХ в. рассматривается как пространство становления «global society» с характерными чертами всеобщей включенности. В глобальной современности трансформируется само понимание работы алгоритма исключения / включенности в социальные интеракции посредством интернет-коммуникации. Наряду с этим возникают новые формы неравенства, например цифровое. Однако концептуализация глобальных процессов заставляет обратить внимание на интенсификацию локальных связей, ориентацию на инаковость. Подобная разнона-правленность характеризует феномен «глокализации» и ставит под сомнение универсалистское видение глобального порядка, демонстрирует явные ограничения такого подхода.
На изменение взаимосвязи «наука-общество» оказывает существенное влияние концепция сетевого взаимодействия. Феномен «общества-сети» отражает пространственную неравномерность, динамический характер, конструктивизм, интегрированность социальных взаимодействий разного уровня и степени интенсивности в современности. Очевидно, что на протяжении как минимум последних тридцати лет фундаментальные изменения, коснувшиеся привычного жизненного уклада, продиктованные сетевой формой общения,
напрямую повлияли как на практику публичной научной коммуникации, так и на опыт выстраивания диалога науки / государства / общества [4]. Это находит отражение в увеличении числа исследований, посвященных коммуникации в современной науке в рамках программного поля социальной теории науки, а также в приоритетном финансировании исследований, предпо-
1
лагающих комплексный и сложно прогнозируемый характер .
Подтверждением данных тенденций выступают множественные концептуальные построения, фиксирующие меняющиеся связи - «пост-нормальность» науки [5], «пост-академизм» [6], новые формы научной модальности [7]. Исследование связей между сферой выработки научного знания, культурной средой и политическими интеракциями показывает гибкий характер и взаимное влияние означенных социальных полей. Общей здесь видится идея проницаемых границ. Таким образом, научная подсистема общества формируется не только за счет внутренней логики становления и развития научного знания, «собственно научных» методологических опор, но и под влиянием широкого спектра социальных, политических, экономических и иных явлений. Ключевой вопрос состоит в глубине этого влияния и в возможности сохранения если не замкнутой, то самостоятельной и относительно обособленной системы науки. Другими словами, в том, насколько реально смешение науки и иных коммуникативных общественных подсистем (например, политики)? Для определения субъектности науки в политической и иных коммуникативных сферах обратимся к обзору моделей построения коммуникации науки и общественности.
Взаимодействие «наука-общество»: от иерархичности через диалог к вовлечению
Обсуждение механизмов построения диалога науки и общества связано с феноменом «популяризации науки» как с очевидным способом демаркации научного и не-научного в публичном поле. Устойчивый и системный опыт популяризации и репрезентации результатов научных изысканий восходит к оформлению академического сообщества, развитию экспериментальной науки с «наглядным» результатом.
Исследование влияния популяризации и массовизации науки тесно связано с проблематикой выявления путей координации между коммуникативными подсистемами. На протяжении долгого времени научная выработка знаний представлялась связанной исключительно с положительным опытом технического прогресса, экономическим успехом, затем наращиванием военного потенциала, что подкреплялось государственным финансированием [8]. Постепенно модель приоритета централизованного инвестирования меняется в пользу рыночного регулирования - самостоятельного поиска иных источников финансирования, поддержки и социального одобрения. Таким образом, популяризация науки несет очевидную утилитарную функцию, репрезенти-
1 В распределении заявок и победителей по приоритетам стратегии научно-технологического развития РФ с 2017 по 2021 г. фиксируются и лидируют направления научных разработок в сфере инноваций (передовые цифровые технологии, персонализированная медицина), высокой неопределенности, рисков (техногенные угрозы, терроризм), а также исследования, ориентированные на «че-ловекоразмерные» комплексы (человек-природа-технологии) (см. подробнее: http://pp.rscf.ru/proekty-pobediteli/vedushchie-laboratorii/).
руя широкой общественности коммерческие выгоды вложений в развитие тех или иных исследований [9].
Актуальность ревизии базовых предпосылок и ценностных ориентаций научной коммуникации была связана и со сменой оптики на приоритетные социальные проблемы. Начиная с последних десятилетий ХХ в. общественный дискурс формируется как включающий в себя экологическую повестку, рассмотрение деятельности движений по ядерному разоружению и тд., что созвучно нарождающимся пацифистским настроениям в обществе того времени. Общественная дискуссия также разворачивается посредством формирования новых социальных движений и манифестации их протестной риторики. Экологическая борьба, протесты за мир, против ядерного оружия самовоспроизводятся на постоянной основе ввиду специфического устройства протестной коммуникативной практики - всеобщей включенности. Такое «сосуществование» возможно в связи с отсутствием алгоритма директивного исключения одной из сторон коммуникации. Это может не относиться к специфическим и радикальным вариантам (уличным выступлениям, радикальным организациям), но распространяется на все «социально приемлемые» («уживчивые») формы - сетевое обсуждение, сбор информации о проблеме и оценку мнений общественности, подписание петиций. Поэтому на протяжении довольно долгого времени устойчиво существуют новые общественные движения, имплицитно встроенные в повседневность. Они перманентно воспроизводят коммуникацию с другими общественными акторами (социальными группами, институциями, гражданами) «универсальным языком» - через связь с наукой, апелляцию к научному факту. Выступают как с критикой достижений отдельных отраслей (ядерные разработки), так и обращаются к научным разработкам и исследованиям для подкрепления своей позиции (например, по вопросам климата).
Наблюдается девальвация способа выстраивания коммуникации профессиональной науки и общества, основанного исключительно на механизме передачи знаний - тиражировании научных результатов в публичное поле. Научная экспертиза может по-прежнему выступать патерналистски, но только если фоном оказывается общественность, совсем не включенная в научный дискурс. Эти соображения неизбежно приводят к необходимости исследования иных моделей коммуникативных связей науки и общественности.
Можно выделить две противоположные модели популяризации научного знания: иерархичную и диалогичную [10].
Рассмотрим основные положения первого подхода. Речь идет как раз о нисходящей модели иерархии, отсюда второе название концепции - «дефицитная» [11]. Согласно этой модели, диалог науки с обществом выстраивается в рамках представления о заведомо неравном положении осведомленности. Оно проистекает из относительно скрытых внутренних процессов, разворачивающихся в среде ученых. Со стороны общественности коммуникативное неравенство обусловлено смещением акцентов средствами массовой информации в научном нарративе: алармизмом, выборочным подсвечиванием тех или иных вопросов, связанных с развитием научно-исследовательской деятельности (например, ядерная энергетика, ГМО, вакцинация).
В результате складывается нисходящая дефицитная деформация коммуникативных практик. У общества есть запрос на знание, которое транслируют
ученые, обладающие выделенной позицией. С одной стороны, наблюдается закрытость научного сообщества, с другой - слабая подготовка «непрофессионалов», невысокая степень подкованности по основным положениям спектра наук, которые накладываются на акцентную подачу информации в СМИ. В совокупности эти процессы могут порождать у общественности широкий диапазон иррациональных позиций и умонастроений - от отсутствия любой критической оценки информации до страха и недоверия, откровенной враждебности к результатам научных исследований. Примером может послужить общественный резонанс вокруг введения обязательных мер по вакцинации от коронавирусной инфекции. Тогда в Сети приобрел особую популярность анализ «примагничивания» предметов к месту инъекции. Эти ролики повлекли за собой дискуссию и подозрение в «чипировании». Мнения о воздействии на организм разделились по степени опасности. Варьировались от ограничений и невозможности продолжения вести прежний «нормальный образ жизни», до предельных последствий - серьезных и непоправимых для здоровья.
Очевидно, что такая форма коммуникативного взаимодействия требует преодоления когнитивного «разрыва» между учеными и гражданами в рамках общественной коммуникации. В ограниченных формах дефицитная модель продолжает существовать, занимая определенную нишу в коммуникации. Критика данной модели базируется на позиции, согласно которой коммуникация, основанная лишь на простом постулировании иерархической разницы между положением коллективной общественности и выделенной позицией самозамкнутого профессионального научного сообщества, контрпродуктивна. Такая форма популяризации научного знания не отвечает постепенно формирующемуся запросу в обществе на обсуждение результатов и большую включенность. Также встает вопрос о том, что именно первостепенно продемонстрировать обществу для более плодотворной коммуникации: фактологический базис научных концепций, специфику методов, применяемых в науке, информацию о научном сообществе, развенчивание заблуждений и разрушение стереотипов, представление рутинных процессов научного взаимодействия [12]?
Альтернативный подход популяризации научного знания заключается в выстраивании диалога между обществом и наукой [13]. Основа такого диалога - запрос на мнение ученых по ключевым и предельно важным для общества вопросам, выносящимся на обсуждение в публичное поле. Видится тенденция включения и вовлечения общества в общий нарратив с научным сообществом профессионалов в рамках публичной коммуникативной практики. И такой подход представляется более успешным с точки зрения закрепления и интенсивности воспроизводства коммуникации при сохранении дефицитной модели в собственных определенных рамках. В исследовательской литературе суть подхода находит выражение в виде метафоры «диалогического поворота» (очевидно, с отсылкой к другим значимым поворотам в со-циогуманитарной рефлексии - лингвистическому, онтологическому, медиальному и др.) [14]. Тем не менее более детальное рассмотрение не позволяет говорить о симметричности позиций акторов в рамках такого «диалогического поворота». Прослеживается ангажированность со стороны научных учреждений и / или политических структур, неравномерное распределение силовых и ресурсных позиций по сравнению с гражданами и, следовательно,
предрешенный результат по тем или иным исследованиям, общественным обсуждениям. Вторым важным аспектом критического анализа диалогичной модели является непрозрачная целевая ориентация коммуникации - возможное несовпадение предполагаемых конечных итогов. Примером тому может служить довольно популярный формат общения в «научных кафе»1. В качестве успешного итога такой коммуникации рассматривается самозамкнутый обмен, а не выработка формального знания.
В качестве третьего устойчивого варианта взаимодействия выступает модель «участия или включенности» как попытка преодоления сложностей, возникающих при практической реализации первых двух подходов [15]. При означенном выше бинарном подходе два модельных формата коммуникативных практик науки в обществе являются взаимоисключающими, поскольку диалоговая модель приходит на смену дефицитной, заполняя лакуны последней. В этой точке наблюдения эволюционные изменения практики популяризации науки выглядят как безвозвратная смена дефицитной модели на диалоговую. Однако диалоговая, дефицитная и модель участия могут рассматриваться не только в оппозиции друг к другу, в формате взаимоисключения. В череде исследований отмечается формирование той или иной коммуникативной практики в рамках диапазона возможных синтетических вариантов или их сосуществования [16, 17]. Эта ориентация на сосуществование в коммуникативном поле представляется наиболее эффективной для описания процесса взаимного влияния науки и общества.
«Модель участия или включенности» - термин, использующийся для обозначения крайне широкого спектра различных практик взаимодействия науки, политики, образовательных институций, информационного пространства и развлечений. В англоязычной литературе закрепилась аббревиатура PEST (public/engagement/science/technology), отражающая идею публичного взаимодействия ученых с аудиторией. Формат «участия или включенности» предполагает изменение отношений между агентами коммуникации. Если в первых двух моделях связи были либо иерархичными, либо характеризовались прямым взаимодействием (как в диалоговой), то в третьей - связи гете-рархичны, что соответствует сетевой структуре коммуникации в современном обществе. Третья модель характеризуется разнородным уровневым форматом, вариативностью способов интеракций2. Это позволяет выстроить наиболее эффективную коммуникацию. Интенсификация взаимодействия широкой общественности с научными идеями, соприкосновение с управленческой деятельностью в науке в рамках данной модели наиболее репрезентативны - от выбора темы коммуникации до этапа общественного контроля.
1 В отечественных реалиях также существует подобная практика. Среди известных проектов можно назвать те, что функционируют на базе СФУ, МГПУ, Политехнического музея.
2 Примером может послужить опрос ВЦИОМ, согласно результатам которого 82% респондентов были уверены в пользе нанотехнологий. Однако всего половина (51-48%) опрошенных от 18 до 44 лет и 24% пожилых людей могут объяснить значение этого понятия (см.: https://www.interfax.ru/russia/21901). Данный факт, как отмечалось выше, демонстрирует эволюционный коммуникативный успех третьей модели - модели участия, поскольку выходит, что привлечение общественности к обсуждению научных наработок заблаговременно, использование средств массовой коммуникации в этих целях, включение в контекст позволяют увеличить степень доверия общества, повысить шансы к продолжающемуся характеру коммуникации гражданского общества и науки.
В отличие от бинарных форм диалога / иерархии в модели участия нет односторонних или двусторонних отношений.
Опора на обозначенные выше тенденции популяризации научного знания и учет особенностей коммуникации в современном обществе дают возможность выстроить аналитические модели коммуникативных связей между наукой и обществом, определить, насколько эти связи будут устойчивыми. Согласно системной теории, предельный успех всякой коммуникации заключается в ее самопродуцировании (аутопоэзисе). Процесс вариативен по смысловому наполнению, интенсивности протекания и иным характеристикам. Но успех достигается за счет присоединении ответов, обратной связи на «коммуникативное приглашение», что обеспечивает длительность цепочки коммуникации. Модель участия и совместного производства знаний о мире способствует продолжительному и включенному диалогу научного сообщества и граждан, а также порождает гибридные формы взаимодействия - «гражданскую науку».
Программа «гражданской науки» (citizen science) как открытая платформа для со-исследований «гражданских ученых» и профессионалов
Общественное участие может выражаться посредством реализации проектов «гражданской науки», представляющих собой включение неученых в рутинизированные практики научного сообщества (например, в форме научного волонтерства - наблюдения за животными, сбор данных и т.д.). В этом видится реализация принципа «открытости», т.е. собранная и обработанная информация может храниться в открытых базах данных, что позволяет отслеживать ее накопление, систематизацию. Такие практики, безусловно, демонстрируют высокую степень возможности подключения новых участников к коммуникации, но также несут содержательный вклад в развитие научного знания.
Важно остановиться подробнее на анализе платформы «гражданской науки». Рассмотрим собственный потенциал этой тенденции в отрыве от трактовки ее как одного из вариантов популяризации научного знания. Здесь можно выделить, например, возможность учета локальной специфики, формирование децентрализованного исследования, изменение рамок экспертизы, смещение перспективы наблюдения в механизме взаимодействия науки и общества на граждан, их актуальный запрос и неформальные инициативы. Проект «гражданской науки» зарождался как мост, соединяющий сообщество ученых, исследователей-любителей и конкретные научно-технические разработки. В первых работах, где использовалась данная терминология (citizen science), ставился вопрос о наделении субъектностью граждан в научном поле, о возможностях сдвига профессиональной экспертности в сторону сопричастности на примере исследования экологических угроз [18].
С развитием интернет-технологий включенность платформы «гражданской науки» в исследование и сбор информации для больших баз данных, разработок в сфере искусственного интеллекта становится еще более значимой. Можно обратиться к отечественному опыту уникальной самоорганизации добровольцев и созданию канала на платформе Telegram, где все желающие могли отмечать симптоматику, общее состояние организма и уровень
антител на третьей фазе испытания вакцины «Спутник V» (на канал подписано более 3 000 пользователей)1.
Феномен «гражданской науки» в определенной мере продолжает и усиливает линию демократизации процесса выработки научного знания [19]. Но также существуют исследования, демонстрирующие прикладной характер итогов работы «гражданской науки» для подключения государства как актора коммуникации в связку «наука-общество». Например, предметом рассмотрения является уровень участия и влияние включенности гражданских наблюдателей в определение временных промежутков ядерной катастрофы на АЭС Фукусима-1 (Фукусима-дайити) в 2011 г. [20]. Силами гражданского населения были получены и зафиксированы данные о степени загрязнения почвы радиоактивными веществами. Данные собирались в базу MDS (Minna-no) и служили средством принятия решений по ликвидации катастрофы для государства и обеспечения череды иных управленческих шагов в этой связи.
Таким образом, сторона «гражданской науки» меняет позицию выделенного места профессиональной экспертизы, расширяет инклюзивные возможности, поскольку «гражданские ученые» получают доступ к аналитической оценке процессов, осознают этапы и некоторую методологию исследования, иногда привносят ту специфику локальной осведомленности, которая может существенно повлиять на итоги, а также в процессе «полевой» работы перенимают опыт научного изыскания.
Место научной экспертизы в связи с интенсификацией коммуникативного взаимодействия «общество-наука»
Следующей точкой обзора взаимодействий гражданского общества и науки в коммуникативном пространстве является трансформация позиции экспертизы. Эта трансформация выступает следствием включенности общественности в производство знаний. Даже опираясь на обыденные наблюдения социальной реальности, можно заметить, что институт экспертизы / экспертная оценка занимает важное место в системе массовой коммуникации современности. Тенденция продуцирования научной коммуникации через агент-ность ученых-экспертов сегодня является одной из наиболее популярных. На первый план выходит вопрос коммуникативного и эпистемологического статуса экспертизы. Что привносит с собой экспертиза в научную коммуникацию? Коммуникативное поле выглядит следующим образом: персона ученого становится более публичной, роль эксперта обеспечивает выход из узко специализированного сообщества. При этом сохраняется достаточный уровень сложности в коммуникации, если речь идет о высоком порядке экспертизы. Форма экспертизы позволяет взаимодействовать с политической сферой и другими институциями в обществе в силу репрезентативности и направленности вовне - показательности результата.
Исследования науки в обществе, коммуникативных практик взаимодействия ученых и общественности акцентировано на анализе шагов, с помощью которых некоторое знание легитимируется и признается авторитетным. В дальнейшем это позволяет эмоционально «присоединяться» к общему переживанию «совместного» научного открытия. Экспертиза может исследо-
1 См.: https://t.me/covid_dobrovolec
ваться с точки зрения этических посылок и следствий, через призму социального института науки, позиционироваться частью «этоса науки» или, наоб-рот, иметь выделенное место экспертного этоса.
Особый интерес, на наш взгляд, представляет анализ экспертизы, базирующейся на сетевых коммуникативных практиках, которые неинституали-зированы, обладают полицентричностью и большей гетерогенностью. В частности, это отражается в экспертных позициях сетевого протестного дискурса в науке.
***
Тенденции изменчивости современного мира актуализируют поиск новых подходов, моделей, стратегий исследования коммуникативных отношений. Рассмотрение точек соприкосновения «ненаучного» и «научного» в современности должно происходить с учетом специфической площадки взаимодействия.
Характер массмедиа-коммуникации и сетевого обмена информацией задает рамку и для научной коммуникативной практики. Диалог сегодня выстраивается с использованием ресурсов новейших медиа, участием общественных сил в виде лидеров мнений, активистов, представителей бизнеса, словом, гражданского общества, продуцирующего те или иные тиражируемые инициативы. Здесь может наблюдаться также потенциал конфликтоген-ного характера такого коммуникативного взаимодействия. Поскольку формируются несколько дискурсивных полей: научная элитарность, формы экспертности, гражданская оценка, основанная на эгалитарных принципах, условной «прозрачности», демонстративности, низком пороге входа, свойственных сетевой коммуникации.
Говоря более предметно о формировании сетевой коммуникации, мы с необходимостью должны учитывать неравномерное воздействие сразу нескольких агентов - «гражданских экспертов», профессионального научного сообщества, использующим медийные возможности и сетевой формат, а также агентов, репрезентирующих альтернативные формы - протестную научную коммуникацию. Все это коренным образом влияет на производство и обращение научного знания. Наблюдается слабый контроль или полная его потеря над знанием, которое было выработано учеными и неучеными, включенными в процесс. С одной стороны, расширение агентности в рамках научной коммуникации посредством моделей популяризации или форм «гражданской науки» увеличивает число участников коммуникации, что делает коммуникацию успешной в силу большей устойчивости. С другой - это расширение научных практик в современности видится проблематичным, поскольку ставит под сомнение использование классических формулировок (например, «научного сообщества»). Все сложнее говорить об однородном характере, целях, задачах, а также единой ценностной ориентации ученых.
Системно-коммуникативный подход фиксирует принцип эволюционизма для объяснения механизма функционирования научной коммуникации, выборки и оценки потенциала научных теорий [21]. Влияние эволюционного принципа возможно расширить для анализа способов закрепления и продуцирования моделей научной коммуникации и общества. Таким образом, будет происходить отсев и сохранение «эволюционно успешных» форм координации научной коммуникативной подсистемы с иными - политической,
экономической и т.д. [22]. Коммуникативное пространство науки в сетевом обществе отличается высокой степенью взаимодействия с другими коммуникативными подсистемами.
Обращаясь к описанным ранее моделям взаимодействия научной коммуникации и общественности, модель «участия или включенности» может рассматриваться как наиболее адаптивная в связи с эволюционным принципом. Однако модели популяризации науки отличны по собственным целям [23]. Это объясняет сосуществование моделей, но не исключает ориентацию на модель «участия» как «успешную» для демократизации института науки и включения широкого пласта гражданского общества в равную коммуникацию с профессионалами, что ставит вопрос о субъектности науки в политической и экономической подсистемах. На фоне структурных изменений сохраняются прежние стратегии научной коммуникации - аргументированность высказываний, конечный критериальный характер истины как успешности коммуникативного акта. Поэтому можно говорить о более гибких границах между общественными подсистемами и гибридных вариантах взаимодействия гражданского общества и ученых, но, очевидно, этого пока не достаточно, чтобы наделить науку самостоятельной политической или иными формами субъектности в других коммуникативных подсистемах, кроме собственно научной.
Список источников
1. Lakomy M., Hlavova R., Machackova H. Open Science and the Science-Society Relationship // Society. 2019. № 56. P. 246-255.
2. Parsons T. The Social System. London : Routledge & Kegan Paul Ltd, 1951. 404 p.
3. Луман Н. Истина, знание, наука как система. М. : Логос, 2016. 408 с.
4. Касавин И.Т. Наука как общественное благо // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2021. № 60. C. 217-227.
5. Funtowicz S.O., Ravetz J.R. Science for the Post-Normal Age // Future. 1993. Vol. 25, № 7. P. 739-755.
6. Ziman J. «Postacademic science» : Constructing knowledge with networks and norms // Science studies, 1996. Vol. 9, № 1. P. 67-80.
7. Gibbons M. The new production of knowledge : the dynamics of science and research in contemporary societies. Sage, 2008. 98 p.
8. Miedema F. Science and Society an Overview of the Problem. Open Science: the Very Idea. Springer, Dordrecht, 2022. 247 p.
9. Lewenstein B. Popularization. The Oxford Companion to the Hiistory of Modern Science / ed. by J.L. Heilbron. Oxford : Oxford University Press, 2008. P. 667-668.
10. Trench B. Towards an Analytical Framework of Science Communication Models // Communicating science in social contexts. New models, new practices / ed. by D. Cheng, M. Claessens, T. Gascoigne, J. Metcalfe, B. Schiele, S. Shi. Dordrecht, Netherlands : Springer. P. 119-135.
11. Dickson D. The case for a deficit model of science communication. Paper presented to PCST Working Symposium, Beijing, June 2005. URL: https://earthscience.rice.edu/wp-content/uploads/2018/01/dickinson-2005-deficit-model-scinet.pdf
12. Durant J. What is Scientific Literacy? // European Review. 1994. Vol. 25, № 7. P. 83-89.
13. Science communication in the world: practices, theories and trends / eds. T. Claessens, J. Cascoigne, Metcalfe, B. Schiele, S. Shi. Springer Science+Business Media Dordrecht, 2012. 268 p.
14. Kent M.L., Taylor M. Toward a dialogic theory of public relations // Public Relations Review. 2002. Vol. 28, № 1. Р. 21-37.
15. Trench B., Bucchi M. Global Spread of Science Communication: Institutions and Practices Across Continents // Handbook of Public Communication of Science and Technology. London ; New York ; Routledge, 2014. P. 214-230.
16. Miller S. Public Understanding of Science at the Crossroads // Public Understanding of Science. 2001. Vol. 10, № 1. P. 115-120.
17. Wynne B. Public Engagement as a Means of Restoring Public Trust in science: Hitting the Notes but Missing the Music? // Community Genetics. 2006. Vol. 9, № 3. P. 211-220.
18. Irwin A. Citizen Science. A Study of People, Expertise and Sustainable Development. Routledge, 1995. 212 p.
19. FeyerabendP. Science in a Free Society. Verso, 1982. 221 p.
20. Abe Y. Temporal Citizen Science After Fukushima // International Journal of Communication, 2023. Vol. 17. P. 1573-1591.
21. Антоновский А. Ю. Эволюционные механизмы научного прогресса // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2022. № 68. С. 201209.
22. ЛуманН. Эволюция. М. : Логос, 2005. 256 с.
23. Bucchi M. Of deficits, deviations and dialogues: theories of public communication of science // Handbook of Public Communication of Science and Technology / ed. by M. Bucchi, B. Trench. 2008. P. 57-76.
References
1. Lakomy, M., Hlavova, R. & Machackova, H. (2019) Open Science and the Science - Society Relationship. Society. 56. pp. 246-255.
2. Parsons, T. (1951) The Social System. London: Routledge & Kegan Paul Ltd.
3. Luhmann, N. (2016) Istina, znanie, nauka kak Sistema [Truth, Knowledge, Science as a System]. Translated from German. Moscow: Logos.
4. Kasavin, I.T. (2021) Science: A Public Good and a Humanistic Project. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 60. pp. 217-227. (In Russian). DOI: 10.17223/1998863X/60/19
5. Funtowicz, S.O. & Ravetz, J.R. (1993) Science for the Post-Normal Age. Future. 25(7). pp. 739-755.
6. Ziman, J. (1996) "Postacademic science": Constructing knowledge with networks and norms. Science Studies. 9(1). pp. 67-80.
7. Gibbons, M. (2008) The new production of knowledge: the dynamics of science and research in contemporary societies. Sage.
8. Miedema, F. (2022) Science and Society an Overview of the Problem. Open Science: The Very Idea. Springer, Dordrecht.
9. Lewenstein, B. (2008) Popularization. The Oxford Companion to the Hiistory of Modern Science. Oxford: Oxford University Press. pp. 667-668.
10. Trench, B. (2008) Towards an Analytical Framework of Science Communication Models. In: Cheng, D., Claessens, M., Gascoigne, T., Metcalfe, J., Schiele, B. & Shi, S. (eds) Communicating Science in Social Contexts. New Models, New Practices. Dordrecht, Netherlands: Springer. pp. 119135.
11. Dickson, D. (2005) The case for a deficit model of science communication. PCST Working Symposium. Beijing, June 2005. [Online] Available from: https://earthscience.rice.edu/wp-content/uploads/2018/01/dickinson-2005-deficit-model-scinet.pdf
12. Durant, J. (1994) What is Scientific Literacy? European Review. 25(7). pp. 83-89.
13. Claessens, M., Gascoigne, T., Metcalfe, J., Schiele, B. & Shi, S. (eds) (2012) Science Communication in the World: Practices, Theories and Trends. Dordrecht: Springer Science+Business Media.
14. Kent, M.L. & Taylor, M. (2002) Toward a dialogic theory of public relations. Public Relations Review. 28(1). pp. 21-37.
15. Trench, B. & Bucchi, M. (2014) Global Spread of Science Communication: Institutions and Practices Across Continents. In: Trench, B. & Bucchi, M. (eds) Handbook of Public Communication of Science and Technology. London; New York; Routledge. pp. 214-230.
16. Miller, S. (2001) Public Understanding of Science at the Crossroads. Public Understanding of Science. 10(1). pp. 115-120.
17. Wynne, B. (2006) Public Engagement as a Means of Restoring Public Trust in science: Hitting the Notes but Missing the Music? Community Genetics. 9(3). pp. 211-220.
18. Irwin, A. (1995) Citizen Science. A Study of People, Expertise and Sustainable Development. Routledge.
19. Feyerabend, P. (1982) Science in a Free Society. Verso.
20. Abe, Y. (2023) Temporal Citizen Science After Fukushima. International Journal of Communication. 17. pp. 1573-1591.
21. Antonovskiy, A. Yu. (2022) Evolutionary mechanisms of scientific progress. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 68. pp. 201-209. (In Russian). DOI: 10.17223/1998863X/68/20
22. Luhmann, N. (2005) Evolyutsiya [Evolution]. Translated from German. Moscow: Logos.
23. Bucchi, M. (2008) Of deficits, deviations and dialogues: theories of public communication of science. In: Trench, B. & Bucchi, M. (eds) Handbook of Public Communication of Science and Technology. London; New York; Routledge. pp. 57-76.
Сведения об авторе:
Погожина Н.Н. - старший преподаватель философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (Москва, Россия). Е-mail: po-gozhinann@gmail .com
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Information about the author:
Pogozhina N.N. - senior lecturer, Faculty of Philosophy, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russian Federation). E-mail: pogozhinann@gmail.com
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 21.07.2023; одобрена после рецензирования 22.11.2023; принята к публикации 13.12.2023
The article was submitted 21.07.2023; approved after reviewing 22.11.2023; accepted for publication 13.12.2023
