CC BY
37
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023.
№ 72. С. 16-24.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2023. 72. pp. 16-24.
Научная статья УДК 001
doi: 10.17223/1998863Х/72/2
МЕЖДУ ДОВЕРИЕМ И ПОНИМАНИЕМ: ЗАЧЕМ НУЖНА ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ НАУКИ
Анна Владимировна Сахарова
Межрегиональная общественная организация «Русское общество истории и философии науки», Нижний Новгород, Россия Нижегородский государственный университет имени Н.И. Лобачевского, Нижний Новгород, Россия, hanna.lazareva@gmail.com
Аннотация. Ученые пытаются «одарить» общество знанием, однако при таком подходе мы сталкиваемся с «парадоксом экспертов»: научное значение исследования могут оценить только сами ученые. Исходя из этого, коммуникация науки и общества происходит не столько для передачи научного знания, сколько для развития доверия между учеными и обществом. Популяризация помогает науке и обществу сделать первый шаг навстречу друг другу, открывая новые возможности для обеих сторон. Ключевые слова: научная коммуникация, популяризация науки, общественное понимание науки, эпистемология
Благодарности: исследование выполнено при поддержке Российского научного фонда, грант № 19-18-00494 (продление), https://rscf.ru/project/19-18-00494/
Для цитирования: Сахарова А.В. Между доверием и пониманием: зачем нужна популяризация науки // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023. № 72. С. 16-24. doi: 10.17223/1998863Х/72/2
Original article
BETWEEN TRUST AND UNDERSTANDING: WHY POPULARIZE
SCIENCE?
Anna V. Sakharova
Russian Society for History and Philosophy of Science, Nizhny Novgorod, Russian Federation Lobachevsky University, Nizhny Novgorod, Russian Federation, hanna.lazareva@gmail.com
Abstract. Science is complex and incomprehensible to society. At the same time, the price of misunderstanding between scientists and society can be incredibly high, both representatives of the scientific community and the public are aware of this. So, for the benefit of both parties, it is still necessary to try to build "bridges" between science and society. This communication, to be successful, must be initiated and supported by both parties. Scientists are trying to "gift" society with knowledge; however, with this approach, we are faced with the "expert paradox": the scientific value of the study can only be truly appreciated by scientists themselves. A person who is not connected with science cannot really understand science and distinguish it from magic or pseudo-scientific delusions. Therefore, communication between science and society takes place not only and not so much to achieve understanding - then for what? For science, popularization serves not so much as a tool for transferring knowledge, but as a tool for building public confidence in science. Popularization helps science to take the first step towards society - by forming the society's consent and desire to hear and listen to experts from the field of science, receive an education and systematically learn the skills of analysis and critical thinking in the future.
© А.В. Сахарова, 2023
But what does society want from popular science? Does it really matter how a mobile phone works if it works, or how medicines work if they cure diseases? What society wants from science is not an explanation of specific practically applicable research. Society needs a truly royal gift from popular science - an opportunity to get closer to fundamental things and the idea of scientific truth and a great scientific discovery. For society, the popularization of science acts as a benefit in practical and socio-cultural aspects: as a condition for a prosperous life, an ethical guideline, and a source of intellectual tension. Science, explaining its achievements to society, invites it to trust science and climb at least to the first step of its "ivory tower" (which, however, now resembles more a tourist tower) to see the world in a slightly different, more rational perspective compared to ordinary one.
Keywords: scientific communication, popularization of science, public understanding of science, epistemology
Acknowledgments: The study is supported by the Russian Science Foundation, Project No. 19-18-00494, https://rscf.ru/project/19-18-00494/
For citation: Sakharova, A.V. (2023) Between trust and understanding: why popularize science?. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 72. pp. 16-24. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/72/2
Введение
Представление об особенной сложности науки утвердилось в общественном сознании в начале XX в. в результате достижений физики этого периода. Символическую черту «понятной науки» подвел в 1919 г. Альберт Эйнштейн в интервью «New York Times» о теории относительности: «В лучшем случае мою теорию может понять только дюжина человек в мире» («At most, only a dozen people in the world can understand my theory») (цит. по: [1. Р. 58]). Эти слова сейчас цитируются в разных вариантах и приписываются разным авторам, но продолжают появляться в разговорах о фундаментальных науках. Иными словами, где-то «в начале XX века растущая профессионализация и специализация заставили ученых воспринимать себя как особую группу, отделенную от простых обывателей» [2. С. 83].
Непринятый дар: Джеймс Линд и витамин С
Идея о разнице в представлениях, принятых в науке и обществе, не нова, и случаев, когда ученый не был услышан своими современниками, немало. Один из возможных примеров - история Джеймса Линда: в его случае провал внешней научной коммуникации привел к серьезным последствиям и человеческим жертвам. Врач Британского флота Джеймс Линд, живший в XVIII в., известен тем, что одним из первых провел серию клинических экспериментов, которые помогли ему выявить продукты, спасающие от цинги, частой болезни моряков в то время, уносящей множество жизней. Во время одного из плаваний Линду удалось провести серию экспериментов - кстати, это было одно из первых клинических испытаний в истории - и определить несомненную эффективность цитрусовых для лечения цинги.
После возвращения из плавания Линд выпустил «Трактат о цинге», в котором во всех подробностях описал, что нужно делать, чтобы спасти моряков. Однако убедить армейское командование и доказать, что его подход эффективен и позволяет избежать цинги у моряков, ему не удалось [3. Р. 1-16]. Казалось бы, потенциальная польза (и своевременность) этого исследования была более чем очевидна, но в результате этого провала научной коммуника-
ции «потери британского флота от цинги значительно превысили потери от боевых действий» [4. С. 38].
Обществу (и в частности военно-морским властям) не удалось понять Линда, «дар» его исследования не был принят. Но можем ли мы ждать понимания науки от моряков XVIII в., если даже современные ученые за пределами своей узкой научной области могут оказаться бессильны?
Доверие без понимания: Лайнус Полинг и витамин С
Вспомним в этом контексте историю нобелевского лауреата Лайнуса Полинга. Полинг получил Нобелевскую премию по химии за исследование природы химической связи и Нобелевскую премию мира за деятельность против испытаний ядерного оружия. Однако в 1970 г. Полинг опубликовал книгу «Витамин С и простуда», где предлагал людям употреблять ежедневно огромные, во много раз превосходящие суточную норму дозы витамина С, а чуть позже выпустил книгу о том, что огромные дозы витамина С могут спасти от онкологических заболеваний. Медицинские эксперименты довольно быстро показали ошибочность этих убеждений, более того, исследования, которые проводились в созданном и контролируемом Полингом Институте ортомолекулярной медицины, также показали, что «лечение» витамином С не просто не помогает от рака, а увеличивает риск болезни.
Почему сам Полинг, знакомый с научным методом, блестящий ученый-химик, видя провальные эксперименты по использованию витамина С, не смог критически оценить ситуацию и признать, что с точки зрения науки его метод не работает?
Можно предположить, что, помимо некоторых когнитивных особенностей функционирования такого рода заблуждений (см., например: [5. Р. 505— 518]), имело место и хотя бы отчасти повлияло то, что Полинг изначально все же был химиком, а не специалистом в области медицины. Здесь мы в очередной раз [6. С. 254-262; 7; 8. С. 108-112; 9. С. 20-29] можем поставить вопрос о том, как ученые, находящиеся в разных научных сферах, вообще могут общаться с друг другом и достигать взаимопонимания и как преодолеть этот разрыв. В этом случае можно поставить вопрос о том, как один ученый, работая в рамках нескольких научных направлений одновременно, может (а точнее, не может) справиться с этой проблемой «внутри собственной головы».
Мы можем рассматривать этот кейс как подтверждение тезиса об экстремальной сложности науки и о том, как легко попасть в когнитивную ловушку, даже имея невероятную (фактически максимальную из возможных) академическую подготовку.
Несмотря на то что репутация Полинга в научном сообществе к концу его жизни была крайне низкой, популярность его идей в общественном сознании до сих пор чрезвычайно высока: миф о том, что большие дозы витамина С помогают от различных болезней, распространен повсеместно. Общество не может разобраться в научных подробностях, но уверено, что нобелевский лауреат не может ошибаться.
В кейсе Лайнуса Полинга мы видим пример чрезвычайно успешной коммуникации: успешное продвижение ложной идеи привело в лучшем случае к финансовым потерям (покупка БАДов и витаминов), а в худшем - к потере здоровья, а возможно и жизней. Успех коммуникации Полинга привел к
не менее разрушительным последствиям, чем провал научной коммуникации в случае Линда: в обоих случаях на кону были человеческие жизни, к сожалению, потерянные.
Парадокс эксперта: возможно ли понимание науки обществом?
Получается, что разобраться даже в какой-то одной научной области и отличить науку, какой она представляется ученым, от магии или околонаучных заблуждений для человека, не связанного с наукой, почти невозможно. По большому счету, возможность этого различения по сути (а не некритично опираясь, например, на авторитеты) очень элитарна и возможна разве что в рамках одной научной сферы. Какого же понимания мы ждем от общества и возможно ли оно в принципе? И что нужно сделать науке, чтобы такая коммуникация стала возможной?
Способно ли общество в полной мере принять «дар» знания и ответить науке если не пониманием, то хотя бы признанием его ценности? Как мы уже написали, ссылаясь на сложность и динамичность научного знания, в его «исконном», сугубо научном виде, не способно. Но тем не менее «дарение» [10. С. 443-452] происходит и оказывается возможным, если ученые пробуют объяснить его обществу [11. С. 302] и сделать еще один шаг в науке после самого научного исследования - шаг к коммуникации и взаимопониманию. Ни статьи, ни значимость научных проектов, ни даже прикладные результаты, которые можно использовать в повседневной жизни, как мы видим из истории Джеймса Линда, сами по себе не понятны обществу и нуждаются в объяснении, интерпретации и продвижении. Ученые (и научные коммуникаторы) «договариваются» с обществом о том, что считать наукой, а что вынести за ее пределы, пытаются объяснить, что «работает» с точки зрения науки, а что может навредить, - и все эти процессы происходят не внутри науки, а на поле внешней научной коммуникации.
Разные формы научной коммуникации работают с обществом по-разному. Образование и экспертиза - это формы коммуникации, которые происходят в заданных извне рамках, говоря метафорически, в специально отведенных для этого местах. Они в большей степени нацелены на восполнение дефицита знаний, в то время как основная задача популяризации науки - не столько научить и дать ответы на прикладные вопросы, сколько управлять кредитом доверия, который общество выдало науке с целью сделать свою жизнь лучше. Польза популярной науки, на первый взгляд, не так очевидна, как польза экспертизы и образования: зачем ученым говорить, рискуя оказаться неуслышанными и непонятыми, а публике слушать, рискуя ничего не понять и зря потратить свое время?
Популяризация науки: от доверия к пониманию
В отличие от образования и экспертизы популяризация науки не привязана ни к месту (она может происходить где угодно - от научных лабораторий до уличных лекториев), ни к определенной форме (от научно-популярной статьи до Art&Science и научного волонтерства), ни к «нисходящим» отношениям от науки к «простым» людям (она может организовать диалог и дать возможность науке задавать вопросы обществу, а обществу - науке). В этом
и ее слабость (легко потерять «научность»), и ее сила (большой охват и разнообразие языков). Роли в этой коммуникации не так однозначно распределены, как в экспертизе и образовании: конечно, ученый так и остается экспертом, но происходит смещение акцентов и возрастают роль и степень участия общества в науке и роль научного коммуникатора.
Популяризация науки служит не столько инструментом передачи знания, сколько инструментом развития доверия между учеными и обществом. Посетители научно-популярной лекции не смогут рационально оценить рассказ спикера на предмет соответствия реальности: у них просто нет таких компетенций. И вряд ли читатель научно-популярной статьи действительно поймет теорию элементарных частиц с нуля. Популяризация помогает науке сделать первый шаг навстречу обществу - формируя у общества желание слышать и слушать научную экспертизу, получать образование и учиться навыкам критического мышления. Поэтому мы прощаем популяризации науки некоторую поверхностность и малую детальность, которые мы бы не простили при обучении или экспертизе.
Кейс Линда, упоминаемый выше, говорит не столько о дефиците знания у тех, кто ему не поверил, сколько о недостатке доверия между ученым и обществом: Линда не захотели услышать, не выдали ему «кредит доверия», не дали доказать свою правоту на практике.
Если наука сразу переходит к восполнению дефицита знаний публики, не заручившись доверием общества, то она может попасть в ситуацию, выраженную и осмысленную художественно в популярном фильме-катастрофе 2021 г. «Don't look up» («Не смотрите наверх»). Фильм является антиподом обычного голливудского фильма-катастрофы, в котором после обнаружения «угрозы» герой спасает планету под героическую музыку и всеобщее рукоплескание. В фильме «Don't look up» все происходит иначе: ученые-астрономы обнаруживают комету, рассчитывают траекторию ее движения и понимают, что совсем скоро она столкнется с Землей и уничтожит все живое. Это происходит в самом начале фильма, а все оставшееся время ученые пытаются при помощи рациональных аргументов и апелляции к здравому смыслу доказать правительству, обществу и корпорациям реальность угрозы, однако никто не воспринимает их всерьез из-за кризиса доверия к науке.
В фильме осуществляется попытка осмыслить опасность того, что наука окажется в ситуации Кассандры и будет предупреждать о беде, реальность которой очевидна с научной точки зрения, но знания о которой ученые не смогут донести до общества. Здесь же поднимается вопрос о роли ученых в обществе: исследователи, открытые к научной коммуникации и понимающие ее необходимость, хотят влиять на общественное мнение ради того, чтобы принести этому обществу пользу. Но готово ли общество их услышать? Воспринимает ли оно науку как «дар» и способно ли оно этот «дар» принять? Или общество воспринимает эту коммуникацию как еще одно развлечение?
Регулярная коммуникация с миром науки через популяризацию - даже без активного участия в процессе, просто в качестве слушателя лекций/видео/под-кастов или читателя научно-популярных материалов - не сделает никого ученым, но может сделать ученых и науку более понятными и близкими. Обществу, в котором принято взаимодействие с наукой ради любопытства
или развлечения, проще «услышать» науку и доверять ей, когда она будет говорить о серьезных или сложных вещах, проще осуществлять с ней коммуникацию, когда то, что наука говорит, пугает (вспомним фильм «Don't look up»), когда то, что она говорит, кажется нереалистичным (как в кейсе с Джемсом Линдом) или когда нужно критично отнестись к тому, что говорит ученый (в лице Полинга, например).
Но какой запрос формирует само общество - к науке, ученым и популярной науке? Чего общество хочет от науки, наверное, в целом понятно: речь об улучшении качества и продолжительности жизни, различных материальных благах. Опрос PEW показал, что 79% людей считают, что наука делает жизнь проще и вносит положительный вклад в качество здравоохранения, питания и окружающей среды [12].
Однако это не объясняет, зачем обществу нужна популярная наука: не все ли равно, как работает мобильный телефон, если он работает, или как действуют лекарства, если они помогают от недугов? Тем более зачем людям знать и понимать что-то о черных дырах, теории элементарных частиц, далеких галактиках и другие фундаментальные и теоретические вопросы?
В популяризации науки как раз такие темы становятся самыми распространенными: наука (в целом) не отвечает на вопрос, какую таблетку выпить от простуды, самыми популярными темами часто оказываются фундаментальные темы и мегапроекты вроде Mars One, ЦЕРНа и LIGO, изучающие возможности полетов на Марс, элементарные частицы, историю Большого взрыва, гравитационные волны, черные дыры и пр. Короткая популярность «прикладных» историй про COVID-19 меркнет на этом фоне.
Запрос общества к популярной науке не в объяснении конкретных практически применимых исследований, а в возможности прикоснуться к научной «истине», проверенному знанию и радости от удавшегося исследования. Обществу от популярной науки нужен не просто дар, ему нужен «великий», воистину королевский дар - возможность приблизиться к самой идее научной истины и большого научного открытия. Нужны не научные нарративы - рассказы о различных научных фактах, а то, что за ними стоит - сама идея науки/истины/знания, идея понимания того, как устроен мир. Общество хочет, чтобы наука стала ближе и доступнее, но при этом нет потребности в десакрализации науки - специальный (а может, даже немного мистический?) ореол непонятности и непостижимости должен сохраняться.
Исходя из этого запроса, общество и формирует образ ученого, который будет «достоин» того, чтобы говорить с ним от имени науки, которого общество хочет видеть. Общество видит ученых как «особых» людей, как бы оно к ним ни относилось: и А. Флеминг, который изобрел антибиотики (полезные для общества), и Р. Оппенгеймер, создававший атомную бомбу (опасную для общества), и С. Хокинг, который исследовал черные дыры («бесполезное» в прикладном смысле), - для общества особенные. И эта особенная роль, этот образ «сверхчеловека» навязывается ученому обществом, а не привносится из научной среды (в научной среде образ ученого совсем иной). Общество видит его не просто как рассказчика - своеобразного Гомера от науки, который рассказывает сказки, но как Харона, который «знает дорогу» и может безопасно проводить туда, куда без него не попадешь, если, конечно, сможешь принять этот дар.
Отдельно может обсуждаться вопрос о мотивации самих ученых заниматься популяризацией науки: ведь, в отличие от образования и экспертизы, в наших нынешних реалиях это или совсем не оплачиваемый, или малооплачиваемый труд. Возможно, ученый принимает эту роль потому, что воспринимает свою профессию не просто как профессию, но как призвание: «Профессия ученого перестает быть особой профессией: в ней сливаются культурная социализация и культурная узость, политическая нейтральность и стремление к власти, возвышенность и корысть, истина и манипуляция фактами. Трудности научной профессии вынуждают ставить вопрос о формировании особой мотивации для занятий наукой, о моральных аргументах в пользу науки, о возрождении идеи „призвания ученого"» [13. С. 21]. А призвание ученого предполагает определенные социальные обязательства: готовность делиться знанием и использовать полученное знание для практической пользы. Если в науке движущая сила ученого - это признание профессионального сообщества, то в популяризации науки - это реализация социальной ответственности и признание широкой публики.
Выводы
Популяризация науки в форме внешней зоны обмена - интеракции ученых и обывателей по поводу значимых социальных проблем - показывает естественные возможности адаптации научного знания к социальным интересам и одновременно повышает интеллектуальный уровень последних.
Популяризация науки направлена в большей степени не на восполнение недостатка знаний и не на обучение критическому мышлению, а на формирование и поддержание доверия общества к науке, а общество со своей стороны формирует запрос не столько на конкретные знания, сколько на демонстрацию самой идеи научной истины и утверждение права на критическое мышление и рациональный скептицизм.
Наука и общество всегда пытаются договориться и никогда не могут завершить разговор, и в этом напряжении непонимания между ними содержится потенциал для развития их обоих. Наука всегда - вне зависимости от действий ее популяризаторов - окружена публичным пространством, которое в зависимости от ситуации задает ей вопросы, высказывает критические замечания, просит о помощи, обвиняет во всех грехах. Она всегда включена в коммуникацию: и агентами этой коммуникации выступают и сами ученые, и преподаватели, и специалисты по продвижению и PR, и научные журналисты, и профессиональные популяризаторы науки. Все они заняты (помимо основной деятельности или в ее рамках) тем, чтобы объяснить понятно и доступно, чем занимается наука, сформировать и поддерживать доверие к ней, чтобы однажды ее «пророчества» оказались услышанными, чтобы наука могла принести и практическую (от спасения жизней до улучшения скорости интернета), и этическую пользу - чтобы помочь обществу довериться науке и сделать шаг хотя бы на первую ступеньку своей «башни из слоновой кости» и увидеть мир немного в другой - более рациональной - перспективе, чтобы наука стала тем самым источником напряжения, когнитивного диссонанса, возмутителем спокойствия, потенциальным нарушителем социальной стабильности, позволяющим сделать шаг к оздоровлению и «интеллектуализации» общества.
Список источников
1. Bucchi M. Of deficits, deviations, and dialogues: theories of public communication of science // Handbook of Public Communication of Science and Technology / M. Bucchi, B. Trench (eds). London : Routledge, 2008. 263. P. 57-76.
2. Догвуди Ш. Научная журналистика. Перспективы в цифровую эпоху // Пособие по общественным связям в науке и технологиях / под ред. М. Букки, Б. Тренча. М. : Альпина нон-фикшн, 2018. С. 81-108.
3. Tulchinsky Th.H. James Lind and Scurvy // Case Studies in Public Health y / ed. by Th.H. Tulchinsky. Academic Press, 2018. Р. 1-16.
4. Талантов П.В. 0,05. Доказательная медицина от магии до поисков бессмертия. М. : АСТ : CORPUS, 2019. 560 с.
5. Andrade G. Medical conspiracy theories: cognitive science and implications for ethics // Medicine, Health Care and Philosophy. 2020. Is. 23. P. 505-518.
6. Кун Т. Структура научных революций: пер. с англ. / сост. В.Ю. Кузнецов. М. : ACT, 2003. 605 с.
7. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М. : Прогресс, 1986. 542 с.
8. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М. : Дом интеллектуальной книги, 1998. 280 с.
9. Дорожкин А.М. Проблемы построения и типологии зон обмена // Epistemology & Philosophy of Science. 2017. № 4. С. 20-29.
10. Fuller S. Science as Gift, or Knowledge as the Offer That Cannot be Refused: Introducing Russian Science and Technology Studies // Philosophy of the Social Sciences. 2019. Is. 49(6). P. 443452.
11. КасавинИ.Т. Наука - гуманистический проект. М. : Весь Мир, 2020. 496 с.
12. Public and Scientists' Views on Science and Society // URL: https://www.pewresearch.org/ science/2015/01/29/public-and-scientists-views-on-science-and-society/ (accessed: 23.11.2022).
13. Касавин И.Т. Дилемма ученого: после Макса Вебера // Вопросы философии. 2019. № 7. С. 18-22.
References
1. Bucchi, M. (2008) Of deficits, deviations, and dialogues: theories of public communication of science. In: Bucchi, M. & Trench, B. (eds) Handbook of Public Communication of Science and Technology. London: Routledge. pp. 57-76.
2. Dogwood, Sh. (2018) Nauchnaya zhurnalistika. Perspektivy v tsifrovuyu epokhu [Scientific journalism. Perspectives in the digital era]. In: Bucchi, M. & Trench, B. (eds) Posobie po obshchestvennym svyazyam v nauke i tekhnologiyakh [Handbook of Public Communication of Science and Technology]. Translated from English. Moscow: Al'pina non-fikshn. pp. 81-108.
3. Tulchinsky, Th.H. (2018) Case Studies in Public Health. Academic Press. pp. 1-16. DOI: 10.1016/C2015-0-01739-7
4. Talantov, P.V. (2019) 0,05. Dokazatel'naya meditsina ot magii dopoiskov bessmertiya [0.05. Evidence-based medicine from magic to the search for immortality]. Moscow: AST: CORPUS.
5. Andrade, G. (2020) Medical conspiracy theories: cognitive science and implications for ethics. Medicine, Health Care and Philosophy. 23. pp. 505-518. DOI: 10.1007/s11019-020-09951-6
6. Kuhn, T. (2003) Struktura nauchnykh revolyutsiy [The Structure of Scientific Revolutions]. Translated from English. Moscow: ACT.
7. Feyerabend, P. (1986) Izbrannye trudy po metodologii nauki [Selected works on the methodology of science]. Translated from German. Moscow: Progress.
8. Nikiforov A.L. (1998) Filosofiya nauki: istoriya i metodologiya [Philosophy of Science: History and Methodology]. Moscow: Dom intellektual'noy knigi.
9. Dorozhkin, A.M. (2017) Design - and typology problems of trading zones. Epistemologiya i filosofiya nauki - Epistemology & Philosophy of Science. 4. pp. 20-29. (In Russian). DOI:
10.5840/eps201754462
10. Fuller, S. (2019) Science as Gift, or Knowledge as the Offer That Cannot be Refused: Introducing Russian Science and Technology Studies. Philosophy of the Social Sciences. 49(6). pp. 443452.
11. Kasavin, I.T. (2020) Nauka - gumanisticheskiy proekt [Science is a humanistic project]. Moscow: Ves' Mir.
12. Pew Research Center. (2015) Public and Scientists' Views on Science and Society. [Online] Available from: https://www.pewresearch.org/ science/2015/01/29/public-and-scientists-views-on-science-and-society/ (Accessed: 23rd November 2022).
13. Kasavin, I.T. (2019) Dilemma uchenogo: posle Maksa Vebera [The scientist's dilemma: After Max Weber]. Voprosyfilosofii. 7. pp. 18-22.
Сведения об авторе:
Сахарова А.В. - исследователь Межрегиональной общественной организации «Русское общество истории и философии науки» (Нижний Новгород, Россия); младший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории «Наука, технологии, общество» кафедры философии Нижегородского государственного университета имени Н.И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия); директор Парка науки Нижегородского государственного университета имени Н.И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия). E-mail: hanna.lazareva@gmail.com
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Information about the author:
Sakharova A.V. - researcher, Russian Society for History and Philosophy of Science (Nizhny Novgorod, Russian Federation); junior research fellow, Science-Technology-Society Research Laboratory of the Department of Philosophy, Lobachevsky University (Nizhny Novgorod, Russian Federation); director of the Science Park of the Lobachevsky University (Nizhny Novgorod, Russian Federation). E-mail: hanna.lazareva@gmail.com
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 20.02.2022; одобрена после рецензирования 27.03.2023; принята к публикации 20.04.2023
The article was submitted 20.02.2022; approved after reviewing 27.03.2023; accepted for publication 20.04.2023
