CC BY
57
УДК 81:3 9
Алексей Бурыкин1
СОВРЕМЕННЫЕ МИФЫ: МИФЫ О НАЧАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ ПИСЬМЕННОСТИ У МАЛОЧИСЛЕННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРА
MODERN MYTHS: MYTHS INITIAL PERIOD OF WRITING AMONG MINORITIES OF THE NORTH
Мифология культуры народов Севера - сложное явление, которое характерно для относительно узкого хронологического периода - 1970-х-начала 1990-х годов. Причиной его стало несоответствие большого количества пропагандистской информации и малого - материальных произведений культуры народов Севера. Основная масса образцов оригинальной литературы на языках народов Крайнего Северо-Востока - переиздания напечатанных ранее книг. Питательной средой для этой мифологии явлется неадекватное восприятие культуры народов Севера самими коренными жителями, незнание ее в среде приезжего населения и утрата части научной информации о языке, литературе и культуре народов Севера в среде специалистов из-за смены поколений специалистов и образовательных стандартов. Дальнейшие перспективы этих мифов весьма туманны в силу ряда причин.
Ключевые слова: мифология, письменность, Север, коренные народы Севера, алфавит, графическая основа, дополнительные знаки, язык.
The morphology of the culture of the peoples of the North - a complex phenomenon, which is characteristic of a relatively narrow chronological period - the 1970s and early 1990s. The reason it was a mismatch of information a large number of outreach and small - pieces of material culture of the peoples of the North. The bulk samples of original literature in the languages of the peoples of the Far Northeast - reprinting previously printed books. A breeding ground for this mythology yavletsya inadequate perception of the culture of the North by the indigenous people, lack of knowledge among its population and the loss of the visitor of the scientific information on the language, literature and culture of the North among the experts due to the change of generations of specialists and educational standards. Further prospects of these myths are very vague in a number of reasons.
1 Бурыкин Алексей Алексеевич, доктор филологических наук, доктор исторических наук, Институт лингвистических исследований РАН, г.Санкт-Петербург. E-mail: [email protected]
Burykin Alexey, Doctor of Philosophy, Doctor of Historical Sciences, Linguistic Research Institute, Russian Academy of Sciences, Saint-Petersburg.
Keywords: mythology, writing, North, indigenous peoples of the North, alphabet, graphic basis, additional signs, language.
В современных условиях Крайнего Севера начальный этап преобразований жизни и быта коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока воспринимается самими коренными жителями Севера как некий почти фольклорный компонент их культурной и этнической истории. В этих условиях начинают формироваться представления о некоторых составляющих культуры, носящие совершенно мифологический характер.
Один из самых поистине поэтических мифов, рассказывающий о вкладе представителей коренного населения в освоение Севера и представляющий собой изысканный художественный образец устной прозы, был услышан нами в 1988 г. в тундре близ пос. Омолон Билибинского района Чукотки от эвена Николая Михайловича Дьячкова, 1934 г. рождения. Приведем его запись (рассказ на русском языке):
Рядом с нами есть совхоз, он называется "Турваургин". Так звали чукчу, который первым нашел золото на Чукотке. Он кочевал с оленями, нашел в реке самородок золота, взял его и носил с собой. Встретился с геологами, которые искали золото, те увидели у него этот самородок, спрашивают "Ты где его нашел?". Он показал им место, там открыли прииск, которй называли по его имени - "Турваургин". Потом на том месте создали оленеводческий совхоз, и его тоже назвали "Турваургин".
В этой истории есть одна странность, неочевидная для непосвящнного слушателя, но представляющая интерес для лингвиста. Омолонские эвены по большей части двуязычны и хорошо владеют разговорным чукотским языком (в свою очередь, омо-лонске чукчи, особенно женщины, иногда говорят по-эвенски свободно и без акцента). Название "Турваургин'; в чукотском звучании "Торвагыргын", на самом деле имеет значение "Новая жизнь", оно было весьма популярно на Чукотке в 1930-е-1960-е годы и сохранилось в названии одного из совхозов1. То, что иноязычное название стало основой сюжета мифа, будучи осмыслено как личное имя - не удивительно, такова история многих топонимических легенд. Вполне логичен и приоритет коренного жителя, пусть соседа, перед приезжими, в столь значимой области, как добыча золота. Однако достаточно странно то, что у ближайших соседей чукчей - омолонских эвенов, знакомых с чукотским языком мог возникнуть мифологический рассказ, основывающийся на непонимании чукотского слова и переосмыслении его значения.
Надо сразу же с горечью признать, что далеко не все мифы об истории народов Севера столь поэтичны по форме и содержанию, столь наивны и безобидны по своему бытованию, и связаны непосредственно со средой носителей традиционной культуры и фольклора. Гораздо чаще они существуют вне этой среды внутри совсем иных социальных групп и затрагивают в позитивном или негативном смысле чьи-то персональные интересы.
1 Когда в начале 2000-х годов строители-турки приехали в Анадырь строить новое здание аэропорта, а у местных жительниц появились дети - турецко-чукотские метисы, их стали называть «турчукчи». Для того, кто знает чукотский язык, это смешно вдвойне: торчавчыват по-чукотски «новые чукчи».
Одним из самых частых предметов мифологизирования в культуре коренных жителей Севера является история и судъба письменности малочисленных народов Севера. Известно, что в 1932 году письменность на латинской графической основе была введена в практику школьного и ликбезовского обучения, а также по отдельным регионам - для средств массовой информации и отчасти для местного делопроизводства для 14 коренных народов Севера. В 1936-1939 гг., а в некоторых регионах, возможно и позднее (для ряда территорий нет достоверных данных), письменность этих народов была переведена на кириллическую (русскую) графическую основу. Подробности и детали этого процесса (который, как оказалось, длился более пяти лет), выявляются только сейчас - например, нанайский алфавит был заменен на кириллический фактически в марте 1936 г., причем по инициативе местных органов и Комитета Нового алфавита и был оформлен в виде брошюры; эвенская письменность на кириллической основе стала использоваться с 1935 г., а алфавит на латинской основе сохранялся в местной газете "Оротты правда" до начала 1939 г.
Тем не менее, в среде интеллигенции различных малочисленных народов Севера (на Чукотке, в Магаданской области, в Якутии) периодически слышны голоса, утверждающие, что письменность на латинской графической основе была более совершенной и, главное, лучше приспособленной к звуковому строю языков соответствующих народов. Обычно эти голоса принадлежат педагогам, занятым составлением учебников и учебных пособий, а также научно-методических разработок по отдельным языкам, реже - писателям. Формой обнародования такой информации являются обычно разнообразные педагогические конференции и совещания районного, окружного, реже областого и республиканского уровней, семинары авторских коллективов, работающих над учебными пособиями, иногда - боллее широкие мероприятия, проводимые местными Ассоциациями коренных народов или региональными учреждениями культуры. Такие высказывания практически не попадают даже на страницы местной периодики; нет подобных суждений и в научно-методических изданиях, где обсуждаются в основном вопросы частичных реформ алфавита и графики языков отдельных народов. Нередко реализуются явочным порядком без согласования с административными и консультативными органами частичные, а иногда и радикальные изменения в графике отдельных языков народов Севера. Точнее выразиться - данные изменения затрагивают только состав используемых знаков, статус же многих из новоизобретенных знаков трудноопределим. Причина невозможности установить статус графических знаков одна - сплошь и рядом графическая система либо вообще не имеет алфавита как определенного порядка графических (буквенных) знаков и кодификации статуса графического знака. Так, у ханты после частичной реформы графики 1992-1993 годов вообще остался неопределенным ни набор букв, ни алфавитный порядок. Часть знаков графики языка может быть не включена в нормативный список знаков-алфавит, как это имеет место у ительменов с 1988 года - и как это имеет место в немецкой или французской графике без ущерба лоя обучения языкам и чтения. Возможна и такая ситуация, когда обновленный алфавит
применяется лишь в учебной литературе, и не находит поддержки в других сферах функционирования письменности, как у чукчей с 1989 г. - алфавите добавленным "хвостатым л" применяется только педагогами и только для учебников, поскольку кириллическое Л и «хвостатое» Л не имеют словоразличительной функции.
У известного чукотского писателя Юрия Рытхэу есть небольшая повесть "Наборщик Эму". Содержание ее вкратце таково: автор, приехавший в северный поселок, встречает старого знакомого эскимоса Эму. В свое время Эму выучился грамоте, и, освоив специальность наборщика, работал в типографии, печатавшей местную газету, набирал материалы на русском, чукотском и эскимосском языках. Затем в один момент газету закрыли, печатную машину, вместо того, чтобы просто выбросить, разрезали автогеном (заметьте, действие происходит в отдаленном районе на Чукотке во время войны!), а Эму получил приказ райкома утопить шрифты в море. В финале повести ее главный герой говорит повествователю:
- Я тебе по секрету скажу, что шрифт я не утопил. Не мог я такого сделать. Я спрятал мешки. А куда - этого я даже тебе не скажу. Но если они понадобятся, я их достану. Вот так. Ждем. (Ю.С.Рытхэу. В тени айсберга. Л., 1971, с. 285).
Зададим себе вопрос: какие именно шрифты из бытовавших в разные периоды письменности северных народов мог спрятать в скалах наборщик Эму - герой рассказа Юрия Рытхэу? Могли ли это быть шрифты на латинской графике? Как видно из изложенного, эти шрифты не изымались из обращения даже в Магадане, в редакции газеты "Оротты правда", более того, они поддерживали навыки чтения и письма у тех, кто прошел курс обучения грамоте на таком алфавите. По одному из сообщений В.В. Леонтьева, латинская графика держалась в употреблении на Чукотке едва ли не до 1950-х годов, если это не опечатка.
Может быть, это были шрифты на кириллической графической основе с использованием дополнительных знаков К" и Н", которые используются в наши дни?
Дело в том, что эти шрифты с использованием отдельных литер для увулярного К" и заднеязычного носового Н" вошли в употребление для чукотского языка лишь в 1950-е годы, причем только в учебной литературе. В художественной литературе на языках народов Чукотки, издаваемой Магаданским книжным издательством (основано в 1954 г.) такие шрифты начали применяться только с 1982-83 годов.
На самой Чукотке - в Анадыре, где издавались газеты "Советская Чукотка" (ныне, с ноября 1993 г. "Крайний Север"), "Советкэн Чукотка (с мая 1953 г.; ныне "Мургин ну-тэнут" -"Наш край" - приложение к газете "Крайний Север"), чукотских и эскимосских шрифтов на кириллической основе с дополнительными литерами К" и Н" никогда не было. И при наборе чукотских текстов в газете "Советская Чукотка" в 40-е -начале 50-х годов, и позднее, при издании газет "Советкэн Чукотка", а с 1989 по 1994 г. "Мургин нутэнут" как отдельного самостоятельного не переводного издания, в этих изданиях применялись те же шрифты, что и при наборе русскоязычного текста окружной газеты, а соответствующие чукотские звуки передавались знаками К' и Н'. Такое положение дел, при котором в учебной и художественной литературе на чукотском языке
применялись знаки К" и Н", а в газетах и печатной продукции местной типографии
- знаки К' и Н, имело место до апреля 1993 года - до того момента, когда в редакции газеты "Советская Чукотка" появились чукотские, эскимосские и эвенские шрифты со всеми необходимыми дополнительными литерами, но эти шрифты появились сразу же в компьютерном варианте. Таких шрифтов в металле на Чукотке не было никогда даже в окружном центре, не говоря уже о районных типографиях Певека, Мыса Шмидта и такого отдаленного районного центра как Лаврентия (у Рытхэу он называется Кытрын).
Отметим при этом, что в связи с нестандартным расположением дополнительных знаков на клавиатуре образовались дополнительные проблемы использования новых шрифтов. Применительно к чукотскому языку знаки К"и Н" встречающиеся в тексте довольно часто, потребовали дополнительных навыков компьютерного набора по сравнению с машинописью. Эвенские шрифты с дополнительными знаками Н" О перечеркнутое и О перечеркнутое с точками, которые имели очень неудачное расположение в клавиатуре, вводились в обиход постепенно; сначала использовался шрифт без дополнительных литер, затем вошел в применение знак Н", потом примерно через два месяца - о перечеркнутое и только в последнюю очередь знак О перечеркнутое с точками, встречающийся в ограниченном числе слов, хотя и довольно частотных.
Таким образом, запрещенные к употреблению чукотские шрифты, которые наборщику Эму было приказано утопить в море - не что иное, как не лишенный привлекательности миф, возможно, имеющий под собой событийную основу, но не имеющий и не могущий иметь предметной основы. Кстати, и выходящая в Чукотском районе газета "Заря Чукотки" (до сентября 1991 г. - "Заря коммунизма" имела солидный возраст и перестала выходить только в середине 90-х годов: при этом с 1992 по 1994 г., после выхода из строя районной типографии в с.Лаврентия эта газета набиралась и печаталась в окружной типографии в Анадыре.
В.В.Леонтьев, живший на Чукотке с 1935 года, был свидетелем всего, что связано с функционированием чукотской письменности; как педагог, проработавший более десяти лет в системе образования, он знал, как и какой письменностью пользуются чукчи - школьники и их родители; как литератор, он описал изобретение рисуночного письма чукчей Антымавле в своем романе "Антымавле-торговый человек". Сообщения из его научных работ заслуживают всяческого доверия.
С данным мифом связан второй миф о письменности малочисленных народов
- согласно ему, алфавиты на латинской основе якобы точнее передавали звуки языков малочисленных народов. В наши дни под таким высказыванием могут подписаться представители самых разных народов. Так ли это на самом деле?
В этом случае мы имеем очень разную картину по отдельным языкам. Весьма совершенными в отношении передачи фонемного состава языков были алфавиты нивхского и удэгейского языков, в обоих случаях при разработке алфавитов учитывались экспериментально-фонетичские исследования звукового строя языков. Что
касается чукотского языка, то в основе чукотской графики и орфографии лежали записи В.Г. Богораза, не всегда отличавшиеся точностью (образованные чукчи-профес-сиональные журналисты в 1992 г. с трудом могли прочитать слова чукотские слова, напечатанные латинским алфавитом в книге В.Г. Богораза «Материальная культура чукчей» (М., 1991), при этом около 20% слов, записанных Б.Г. Богоразом, остались не-идентифицированнными со словами разговорного чукотского языка: подчеркиваем - в этом участвовали лучшие знатоки чукотского языка! Аналогичным образом обстоит дело с эвенским алфавитом на латинской основе (на основе Единого северного алфавита (ЕСА). Мало того, что в 1930-1940-е годы оставался не выясненным до конца состав гласных фонем (фактически вокализм эвенского языка получил адекватное описание с учетом предварительных экспериментальных данных только в самом конце 40-х годов в трудах К.А. Новиковой, опубликованных только в 1960 и 1980 годах), а более или менее адекватно отражающая его графика введена в употребление только в 1959 г., в то время как графика на основе ЕСА воспроизводила написание эвенских слов в миссионерских изданиях XIX века. Небезынтересно отметить, что в образцах эвенского фольклора, изданных в 1970-е годы XIX века, отмечаются те же особенности передачи звучания эвенских слов, что и в переводе Евангелия, хотя в этих изданиях используется запись латинским алфавитом (лишь один текст записан русскими буквами).
Таким образом, система нормативных написаний слов - орфография эвенского языка с использованием графики на основе ЕСА, не только не была фонематической, вопреки множеству работ 1940-х -1950-х годов - она была по существу традиционной, причем в достаточной степени немотивированной. То же справедливо и по отношению к чукотской орфографии. Неудачным был выбор многих знаков: если буква [э] (шва) обозначала гласный э, то чукотский краткий [ы] обозначался в чукотском алфавите на латинской основе взятым из кириллицы мягким знаком (хочется задать вопрос: знает ли об этом кто-нибудь из нынешних сторонников латинизации северных письменностей?). Более того, распространение латинского алфавита при школьном обучении иностранным языкам в его стандартном английском (чаще всего) или немецком вариантах, чего не было в 1930-е1940-е годы в северных школах, делает ЕСА совершенно непригодным для применения: слишком велики его отличия от общеупотребительного набора знаков латинской системы письма.
Есть другая разновидность мифологическх рассказов о становлении и развитии письменности у народов Севера. Некоторые из пищущих на эти сюжеты, в частности, краеведы, склонны преувеличивать значение ранних форм изобразительной деятельности у северных народов, в частности, ограниченным использованим рисуночных знаков наподобие чукотской письменности Теневиля (Ср. публикации А. Макеева в газетах Корякского АО в последние годы). Представления, наведенные поистине донаучным уровнем публикаций на данные темы, оказались способными множить невежество в столь значимом вопросе на широкую аудиторию: несколько лет назад в популярной телеигре «Поле чудес» прозвучал вопрос: «Какой народ
пользуется письменностью, которую изобрел пастух?». Случайно подобранный, и оказавшийся по мысли устроителей игры правильным, ответ гласил: «Чукчи». То, что если чукчи пользуются какой-то письменностью, то эта письменность на основе русского алфавита осталась неведомой громадному большинству телезрителей во всех уголках России.
Еще один широко распространенный миф: для развития языков и письменности много сделали писатели из среды коренных народностей. Посмотрим, всегда ли литературная деятельность коррелирует с активной языковой деятельностью в сфере функционирования родного языка, и всегда ли литературное произведение и книга на родном языке, содержащая такое произведение - дело рук одного человека. Юрий Рытхэу написал на чукотском языке всего 4 книги из 13 изданных на чукотском языке его книг: остальные 9 переведены на чукотский язык с русского профессиональными переводчиками - мастерами своего дела М.П. Легковым, и Л.Г. Тынель. Правда, сам Ю.С. Рытхэу сыграл видную роль в издании литературы на чукотском языке и как переводчик.
Этот миф в определенной социальной среде - среде героев мифов и их ближайшего окружения, в основном педагогов, писателей, литературных критиков и журналистов, часто принимает следующую форму: «То, что сделано, сделано руками самих северян - наших современников». В начале 80-х годов в литературном мире России имело место шумная кампания, в центре которой был В.М. Санги, издавший перевод двух сказок Пушкина на восточно-сахалинский диалект нивхского языка: «Пушкин впервые заговорил по-нивхски». «Благодаря писателю (В. Санги. - А.Б.) впервые на нивхском языке в его переводах зазвучали произведения А. Пушкина, Л. Толстого, лучшие произведения советских литераторов» (В.В. Огрызко. Звуки языка родного. Магадан, 1990. С. 72). Никакие другие переводы на нивхский язык не издавались ни ранее, ни позже вплоть до настоящего времени.
Если выражаться в той же манере, то надо сказать, что Пушкин заговорил по-нивхски намного раньше, еще в 1936 г., но этого перевода «Сказки о рыбаке и рыбке», выполненного А. Тыхта, нет ни в одной библиографии по языкам и литературе народов Севера, и он стал библиографической редкостью. Статья об авторе этого перевода появилась только в биобиблиографическом справочнике В. Огрызко в 1999 г. Заметим, что тексты этого издания по языку все же не совпадают с текстами, изданными В.М. Санги, что свидетельствует о независимости и самостоятельности позже изданного перевода. Кстати, почему-то «Сказка о рыбаке и рыбке» всегда переводилась на северные языки под названием «Рыбак и рыба», «Рыбак и рыбка» ср. нивх. ч'онан"нигвн" хара ч'о хара, эвен. олраматти, олраккан-да, хотя у Пушкина слово «сказка» входит в заголовок текста.
Фактически любое упоминание какого-либо общественного деятеля или писателя, вышедшего из среды коренных северян в 30-40-е годы, сопровождается мифами. Так, на Чукотке после распространения по школам одного из методических материалов по литературному краеведению, получил хождение миф о том, что эскимосский
поэт, летчик по профессии Юрий Анко (1930-1960) трагически погиб в результате летного происшествия, причиной чего стали опубликованные воспоминания Ю. Рытхэу о встрече с Анко во время его работы в Анадырском авиаотряде, окрашенные в романтический тон (в настоящее время немногим известно, что подлинной причиной смерти Ю. Анко, уже после снятия его с летной работы, было самоубийство).
В среде эвенов, в особенности за пределами Якутии, были распространены представления о том, что первый эвенский поэт и прозаик Николай Тарабукин (1910-1950) был крупным ученым и внес значительный вклад в изучение и описание эвенского языка. В 2000-е годы в одном из пособий по культуре эвенов, подготовленном на Камчатке, говорилось, что Н.С. Тарабукин - автор множества книг, где воспевается родная природа и культура эвенского народа. При редактировании пришлось уточнить, что Н.С. Тарабукину принадлежит 22 стихотворения (из которых два в первых изданиях напечатаны прозой) и книга «Мое детство» (1936). В 1980 г. в пос. Эвенск Магаданской области один из наших собеседников М.Д. Дьячков партийный работник (эвен по национальности, педагог по образованию, выпускник Хабаровскго пединститута - позднее автор книги сказок «Веселый Тунтукаки» (1983)), характеризуя себя, говорил, что он «представитель тарабукинского направления» в науке, и «не признает» трудов по эвенскому языку, написанных В.И. Цинциус, Л.Д. Ришес и К.А. Новиковой. Научные труды Н.С. Тарабукина не известны в печатном виде и никогда даже не упоминались в научной литературе по тунгусо-маньчжурским языкам. Похоже, что наш собеседник на тот момент не знал о своем известном соотечественнике ничего, кроме его имени и того, что он был писателем, и искренне полагал, что другие знают еще менее этого...
Предложения по реформе эвенской графики, подводящие ее под якутский графический набор, почти всегда без объяснения порядка знаков и состава алфавита, с которыми выступали В.Д. Лебедев, а ныне В.А. Кейметинов, никогда - вообще никогда! - не находили поддержки среди пишущих по-эвенски. Для того чтобы обосновать успешность той или иной реформы эвенской графики, необходимо не обивать пороги присутственных учреждений с измышлениями, в которых заключено менее 10 процентов правды, а продемонстрировать несколько десятков изданий (!), в которых участвовало бы не менее 20 авторов (!), причем имеющих разный возраст - до самых молодых, ведь забота о языке предполагает заботу о младших поколениях, а это не только дети, но и творческая молодежь. Без такого сопровождения, которое должно иллюстрировать реальную языковую практику, никакие реформы просто не нужны. Все подобные призывы остаются гласом вопиющего в тундре, ну или полицейским свистком в тундре - то и другое будет одинаково неуместным. Собственное литературное творчество В.А. Кейметинова, или как он себя называет Койэтти-Койэтмэтти (то есть, если это перевести по-русски «тот, у которого глаза смотрят друг на друга» - косой, одним словом) - несколько стихотворений-наборов слов из книжки «Хопкил галандулитнан» и таких же наборов слов, поданных как переводы стихов А.С. Пушкина на язык кобяйских эвенов к 200-летию великого русского поэта, пророчески сказавшего «.И ныне дикой тунгус.».
Мифология культуры народов Севера - сложное явление, которое характерно для относительно узкого хронологического периода - 1970-х - начала 1990-х годов. Причина его ясна: объем пропагандистской информации о культуре народов Севера, облеченной в наукообразную и художественную форму, намного превышал объем материализованных произведений культуры этих народов, созданных за то же время. Основная масса образцов оригинальной литературы на языках народов Крайнего Северо-Востока, выпущенных в свет в названные годы - переиздания напечатанных ранее книг: переиздания занимали значительное место и среди переводной литературы. Неясно, будет ли явление мифологизации культуры иметь какое-либо продолжение. Демографически такие мифы связываются с творческой или общественной деятельностью людей, чей возраст находится в диапазоне от 70 до 50 лет - людей 1930-1950 годов рождения. Питательной средой для этой мифологии является неадекватное восприятие культуры народов Севера самими коренными жителями северных регионов, незнание ее в среде приезжего населения и отчасти утрата какого-то объема научной информации о языке, литературе и культуре народов Севера в среде специалистов в связи со сменой поколений и не в последнюю очередь вследствие изменений в образовательном стандарте и национальном составе североведов. Перспективы у этих мифов неблагоприятные: большая часть их будет, очевидно, утрачена вследствие смены поколений. Но даже более вероятно, что ту часть их, которая относится к языку и письменности, будет сведена на нет дальнейшим падением уровня языковой компетенции коренных жителей Севера, которое неизбежно еще больше снизит внимание к образцам письменной культуры малочисленных народов Севера, ныне более представляющих собой музейные предметы, подобно вышивкам и гравированным клыкам, а отнюдь не единицы библиотечного хранения, что должно было ожидать от печатных текстов.
