CC BY
28
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2012. № 1
Н.В. Шведова
СОВРЕМЕННОЕ ИЗУЧЕНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ СЮРРЕАЛИЗМА (СЛОВАЦКИЙ АСПЕКТ)1
В современном мире ведется активное изучение литературы и искусства сюрреализма. Словацкий сюрреализм почти не знаком западноевропейскому литературоведению. Это было наиболее значительное направление в словацкой поэзии середины ХХ в., которое ныне плодотворно исследуется как в России, так и в Словакии.
Ключевые слова: сюрреализм, литературоведение, поэзия, словацкая культура.
Surrealist literature and art are actively studied in the modern world. The Slovak surrealism is nearly unknown in West-European criticism. It was the most significant literary school of Slovak poetry in the middle of the 20 century which is now fruitfully researched both in Russia and in Slovakia.
Key words: Surrealism, literary criticism, poetry, Slovak culture.
Сюрреализм в литературе и искусстве — одно из наиболее значительных и притягательных художественных направлений ХХ в. Его «официальная» история охватывает 1924-1969 гг., а первый «автоматический текст» появился в 1919 г.: это были «Магнитные поля» А. Бретона и Ф. Супо. Изобретение самого слова «сюрреализм» (или «сюрреалистический») приписывают Г. Аполлинеру, употребившему его в предисловии к своей пьесе «Груди Тиресия» (1916), хотя есть и другие версии.
Зародившись во Франции, сюрреализм впоследствии обнаруживается во многих странах мира. Его проявления отыскивают даже там, где сюрреалистических групп не существовало. Для Восточной Европы это Польша, Венгрия, Россия. Одной из черт сюрреализма была известная организованность его участников: создание групп, выпуск манифестов, совместные акции и т.п. Движение объединяло писателей, художников, музыкантов, деятелей театра и кинематографа. Среди них были теоретики и практики: так, чешский деятель культуры Карел Тейге известен более как творец теории сюрреализма.
Изучение сюрреализма в СССР было достаточно специфичным. Иррациональность сюрреализма, его апелляции к Фрейду,
1 Основные положения статьи прозвучали в докладе на Международном научном симпозиуме филологического факультета МГУ «Славянские языки и культуры в современном мире» (Москва, март 2009 г.).
119
его шокирующая «непонятность» для широкого читателя были в идеологизированном литературоведении так же неприемлемы, как и склонность Бретона к троцкизму и сложные отношения французских сюрреалистов с коммунистическим движением в целом. В оценке крупных писателей, чьи взгляды можно было «подогнать» к идеологической схеме, — таких как Луи Арагон, Поль Элюар, Витезслав Незвал — сюрреалистический этап творчества трактовался как «временное увлечение», которое литераторы непременно «преодолевали». В наши дни порой происходит обратное: на прошедшем весной 2008 г. в Москве сюрреалистическом фестивале редакторы чешского журнала «Аналогон», высоко оценивая творчество Незвала в русле сюрреализма, называли знаменитую поэму «Песнь мира» (1950) художественной «деградацией» автора.
После «потепления» в советской культурной и научной жизни (60-е гг.) литературу сюрреализма, переживавшего новый всплеск и во Франции, и в других странах, стали с известной осторожностью изучать и в нашей стране. Акценты неизбежно смещались с «неприемлемых» (хотя и левых) убеждений на художественную практику его деятелей. В числе первых обобщающих трудов советских литературоведов была монография авторитетного литературоведа-зарубежника, профессора МГУ Л.Г. Андреева «Сюрреализм» (1972), уже в 2000-е гг. дважды переизданная. Отметим, что ученый не подвергал книгу «радикальным» изменениям в духе времени; это говорит, по нашему мнению, в пользу книги, основное содержание которой выдержало напор конъюнктуры и тогда, и сейчас. Андреев, в частности, писал в заключительном разделе книги: «Считая искусство последним козырем сюрреализма, логически конечным пунктом его социальных и философских блужданий, мы вовсе не считаем сюрреализм какой-то особенно благоприятной для искусства художественной школой. <.. .> Талант и сюрреализм оказались трудно совместимыми понятиями»2. Труд Л.Г. Андреева остается первым целостным исследованием феномена литературного сюрреализма в отечественной науке.
На рубеже 1990-х гг. возросший интерес нашего литературоведения к сюрреализму и изменение социально-политических условий в стране привели к радикальным сдвигам в изучении этой проблематики, что позволило органично влиться в общемировое русло исследований.
Пессимистический взгляд Андреева на сюрреализм, при детальном (и вместе с тем увлекательном) анализе литературы этого движения, большинству современных российских ученых не свойствен. Так, по словам исследовательницы французской литературы и авангарда в целом, Т.В. Балашовой, «сюрреализм занимает в русле
2 Андреев Л.Г. Сюрреализм. М., 2004. С. 341.
120
авангарда особое место. Именно ему суждено было оказать самое сильное влияние на все искусство ХХ века. Он пошел дальше других авангардных школ в сопоставлении несопоставимого, соединении разнородных качеств, сближении, казалось бы, принципиально чуждого»3. Все сторонники подобной точки зрения подчеркивают силу влияния сюрреализма на искусство, его решающую роль в появлении новых качеств художественной практики. Видный российский славист Л.Н. Будагова справедливо констатирует, что «другие течения авангарда, сыгравшие огромную роль в обновлении искусства ХХ в., — футуризм, конструктивизм, экспрессионизм, дадаизм и др., — сообщив свои идеи и импульсы мировой литературе, как бы растворились в ней, давно сойдя со сцены как течения, хоть и продолжая присутствовать в писательском творчестве элементами своих поэтик. Сюрреализм же неустанно напоминает о себе не только своими сообщенными искусству ХХ в. качествами, но именно как течение, не растерявшее своих программ, концепций и сторонников»4. Отметим, что этот оптимистичный вывод сделан главным образом на славянском материале.
И в зарубежном, и в отечественном литературоведении наблюдается заметная «франкоцентричность». Это оправдано, поскольку, как отмечает Е.Д. Гальцова, «французские сюрреалисты оказались не только, так сказать, «организаторами» движения у себя на родине и в некоторых странах мира, но и создателями специфического концептуального аппарата, который, несомненно, способствовал той легкости, с которой сюрреализму удалось завоевать весь мир»5. Тем не менее наши ученые уделяют значительное внимание тем литературам и культурам, которые нередко выпадают из поля зрения их западных коллег, а также и некоторых соотечественников. Это относится и к литературам Центральной и Юго-Восточной Европы, ведущими центрами изучения которых являются Институт славяноведения РАН и кафедра славянской филологии филологического факультета МГУ.
К сожалению, западноевропейские ученые порой просто не знают, что весьма серьезное и по меркам страны многочисленное движение сюрреалистов существовало в 1930-1940-е гг. в Словакии. Иногда кажется, что исследователи всерьез восприняли опрометчивое заявление Аполлинера (который по матери был славянином): «Насколько мы знаем, нет в наши дни поэтов, кроме франкоязычных»6. Правда, тут же он применяет гораздо более верную формулировку:
3 Балашова Т. Многоликий авангард // Сюрреализм и авангард. М., 1991. С. 24.
4 Будагова Л. Чешский сюрреализм. Динамика и функция // Литературные итоги ХХ века (Центральная и Юго-Восточная Европа). М., 2003. С. 135.
5 Введение // Энциклопедический словарь сюрреализма. М., 2007. С. 9.
6 Аполлинер Г. Новое сознание и поэты // Писатели Франции о литературе. М., 1978. С. 60.
121
«Французы несут поэзию всем народам»7. Обычно обзор восточноевропейского сюрреализма у западных коллег ограничивается Чехией (прежде всего В. Незвал), Сербией и Румынией.
Ни одного упоминания о словацком сюрреалистическом движении нет в статье французской исследовательницы М. Ванчи-Перахим «Авангард и сюрреализм в Центральной и Юго-Восточной Европе и его соотношение с французским сюрреализмом»8. В энциклопедической книге французов А. и О. Вирмо «Мэтры мирового сюрреализма» мы читаем, что после раскола группы Незвала в 1938 г. «во время немецкой оккупации на смену первой группе приходят более или менее подпольные — группа Спорилова, словацкая группа» (курсив наш. — Н.Ш.)9. «Группа Спорилова» — не что иное, как споржилов-ская группа, существовавшая в Чехии во время войны и названная не по имени ее участника, как можно предположить в связи с цитатой, а по названию района Праги. Воздействие этой группы на чешскую поэзию, уже прошедшую через искус сюрреализма, было, конечно, не столь значительно, как воздействие на национальную культуру «словацкой группы». В последнюю входили поэты, художники, литературоведы — не один десяток человек, она получила в литературе обозначение «Авангард-38», поскольку оформилась как движение в 1938 г., еще до Мюнхенского соглашения, когда о подполье еще никто не думал. Собственно, подпольной группа словацких сюрреалистов (самоназвание — надреалисты) и не становилась, несмотря на периодические трудности с публикацией или организацией культурных акций. К ведущим литераторам надреализма традиционно относят поэтов Р. Фабри, В. Райсела, Ш. Жари, П. Бунчака, Ю. Ленко, Я. Бре-зину, Я. Рака. За недолгий период — с 1935 и примерно по 1949 г. — было издано около 50 книг в русле сюрреализма, индивидуальных и коллективных, существовал неофициальный манифест «Да и нет» (1938), проводились вечера поэзии, в том числе и во время войны, велась ожесточенная полемика в сфере литературной критики. Место словацкого надреализма в литературе Чехословакии верно определила Л.Н. Будагова: «Чешский сюрреализм просто отныне вступил в другую фазу своего существования. Лишившись такого мощного лидера, как Незвал, он становится периферийным течением чешской литературы. Однако, как бы по закону компенсации, с конца 30-х гг. набирает силу словацкий надреализм, во многом вдохновлявшийся чешским движением»10. Заметим попутно, что словацкие сюрреалисты в лице одного их наиболее ярких своих представителей, В. Райсе-
7 Там же. С. 61.
8 Сюрреализм и авангард. М., 1991. С. 82-98.
9 Вирмо А. и О. Мэтры мирового сюрреализма. СПб., 1996. С. 152.
10 Будагова Л. Чешский сюрреализм. Динамика и функция // Литературные итоги ХХ века. С. 138.
122
ла, вдохновлялись и непосредственно французской поэзией, которую будущий поэт читал в оригинале и переводил еще в гимназические годы.
Изучению чешского и словацкого сюрреализма посвящены многие работы Л.Н. Будаговой, автора монографии «Витезслав Незвал» (1967). Нередко это рассмотрение проблематики литературного сюрреализма в соотношении с изобразительным искусством (исследовательница сотрудничает с Институтом искусствознания в Москве). О словацком надреализме Будагова непредвзято писала, например, в конце 1980-х гг. При этом традиционно признаваемая за надреализ-мом антифашистская направленность соединялась в ее суждениях с осознанием революционного прорыва поэтов. Исследовательница справедливо отметила, что надреалисты, «отстаивая право поэзии на разного рода алогизмы <.. .> исходили не из творческого волюнтаризма, не из соображений о допустимости абсолютной творческой свободы, переходящей в произвол, а из стремления познать еще не познанное. Примечательны их попытки доказать жизненную обоснованность многих якобы абсурдных композиций, представляющих, однако, вполне реальное явление, показанное лишь в неожиданном ракурсе»11. Ссылаясь на работы Д.Ф. Маркова, Будагова в другой статье делает важный вывод: «... Именно славистические исследования позволили предпринять попытку "реабилитировать" авангард, перевести его из "кризисных" в "прогрессивные" явления культуры ХХ в.»12. В той же статье содержится еще одна существенная констатация — об отношении к традициям, которые классический авангард стремился попирать: «Антитрадиционализм смягчался и по мере продвижения авангарда на Восток, в славянские страны, встречая там довольно сильное сопротивление культурной среды, приверженной живым национальным и мировым традициям»13. Направленность против «культурной реакции, против фашизма» (выражения из манифеста «Да и нет») и выраженная в нем же опора на плодотворные традиции национальной культуры ярко воплотились в творческой практике и являются веским подтверждением вышеизложенных заключений Л.Н. Будаговой.
Достаточно объективную, хотя и краткую характеристику словацкого надреализма дал еще в 1970 г. наш крупный словакист Ю.В. Богданов. Он отметил новизну поэтики этого направления и особо подчеркнул его антифашистский пафос и неприятие поэтами
11 Будагова Л.Н. «Быть ближе к истине.» Направление поиска в поэзии Чехословакии 20-30-х годов // Реализм в литературах стран Центральной и Юго-Восточной Европы первой трети ХХ в. М., 1989. С. 99.
12 Будагова Л.Н. Авангардизм в поэзии славян (о функции и специфике авангардных течений) // Славянские литературы. Х1 Международный съезд славистов. Доклады российской делегации. М., 1993. С. 129.
13 Там же. С. 132.
123
войны в 1939-1945 гг.14 Развернутый анализ этой проблематики с современных позиций сделан ученым в третьем томе «Истории литератур западных и южных славян» (как и предыдущая книга, труд подготовлен в Институте славяноведения РАН). Богданов, в частности, пишет о словацкой литературе 1930-х гг.: «Именно в это время амплитуда и ритмы ее движения в основном синхронизируются с поэтическими ритмами в других, более развитых европейских литературах. <...> Чрезвычайно характерной именно для 1930-х гг. представляется история формирования в Словакии группы поэтов-сюрреалистов». Во время войны, подчеркивает ученый, надреализм становится «и эстетической крепостью, гуманистическим убежищем для большой группы творческой интеллигенции, категорически отказывающейся от конформистского сотрудничества с властями и активно сопротивляющейся попыткам ее идеологического обуздания». Далее указано, что «своей принципиальной культурно-политической позицией и общей гуманистической направленностью творчества надреализм в годы существования Словацкой республики оказывался притягательным для многих молодых поэтов»15.
Как мы видим, надреализм оценивается у российских исследователей как весьма крупное и значительное явление в национальной литературе, и упоминание о «словацкой группе» через запятую после «споржиловской группы» (названной Л.Н. Будаговой периферийной) становится не только неуместной скороговоркой, но и в корне неправильным суждением.
Из работ последних лет в отечественной науке следует выделить «Энциклопедический словарь сюрреализма» (М., 2007), созданный в Институте мировой литературы РАН. Словацкому надреализму и его отдельным представителям посвящены содержательные статьи известного литературоведа-слависта А.Б. Базилевского. Три страницы занимает в словаре статья «Словакия», самостоятельные статьи информируют о творчестве Р. Фабри, В. Райсела, Ш. Жари, Я. Рака — ведущих поэтов-надреалистов, а также о деятельности теоретика и критика М. Поважана. Стоило бы дать небольшую статью о другом литературоведе, стоявшем у истоков надреализма и исследовавшем его в 1960-е гг., — М. Бакоше. (Написание имен в данной работе несколько отличается от использованного в словаре, так как приближено к подлинному звучанию словацких фамилий.) В общей характеристике движения Базилевский констатирует: «Сюрреализм воспринимался как синтез новаторских течений ХХ в., был притягателен пафосом познания, неприятием дидактизма, спонтанностью, преобразующей
14 Богданов Ю.В. Литература 1918-1944 гг. // История словацкой литературы. М., 1970. С. 337-338.
15 Богданов Ю.В. Словацкая литература // История литератур западных и южных славян. Т. 3. М., 2001. С. 517, 818-819.
124
активностью. С другой стороны, словацкие сюрреалисты, не будучи сторонниками бретоновского "абсолютного нонконформизма", стремились стать выразителями "словацкой души", искали корни в национальной фольклорной и литературной традиции»16. Как и в высказываниях предыдущих авторов, в этой характеристике отражена диалектика позиций надреалистов: при новизне поэтического языка и литературного мышления, это движение не порывало с традициями, а наоборот, стремилось подчеркнуть связь с некоторыми из них. В целом словарь, безусловно, обогащает представления специалистов (да и широкого читателя) о столь важном явлении в мировой культуре ХХ в. Словацкие реалии органично вписались в мировое сюрреалистическое движение, получив адекватное освещение. Это касается не только литературы, но и других видов искусства.
В Словакии надреализмом занимались с момента его зарождения (1935). Одной из главных публикаций был сборник статей и документов, изданный представителем самого этого движения, М. Бакошем, в конце 1960-х гг., когда в стране была подходящая для «вольномыслия» атмосфера. Бакош, в частности, писал: «Надреализм в словацкой лирике удивительным образом развился вопреки неблагоприятному отношению Словацкого государства, стал наиболее определившимся и внутренне наиболее компактным движением в словацкой литературе со времен Штура и повлиял на все дальнейшее развитие нашей поэзии»17. Многие статьи видных критиков — Й. Феликса, М. Пишута, А. Мраза, М. Хорвата и других — переиздавались в 1960-е — 1980-е гг., сохраняя преемственность науки по отношению к межвоенному периоду. Свою роль сыграли такие факты, как антифашистская позиция ведущих словацких надреалистов и их добровольный переход на «рельсы» социалистического реализма в 1950-е гг.
В широкий контекст мировой литературы вводит надреализм словацкий литературовед П. Винчер в монографии «Связи в пространстве и во времени» (2000)18. В книге есть разделы о влиянии Аполлинера на чешскую, словацкую и польскую поэзию, о восприятии поэтики Незвала, например его «эластичной строфы». Два больших раздела посвящены вершинным произведениям надреализма — поэмам Р. Фабри «Я это кто-то другой» (1946; от пунктуации поэты отказались) и В. Райсела «Нереальный город» (1943). В связи со второй из них ученый отмечает как ее новизну и значение для поэзии 1940-х гг., так и ослабление значимости поэмы в наши дни. С последним утверж-
16 Словакия // Энциклопедический словарь сюрреализма. М., 2007. С. 450.
17 Bakos M. Avantgarda 38. Bratislava, 1969. S. 160. — Людовит Штур (1815— 1856) — поэт, ученый, общественный деятель, глава словацкой романтической школы.
18 Winczer P. Suvislosti v case a priestore. Bratislava, 2000.
125
дением стоило бы поспорить: поэма по-прежнему, на наш взгляд, привлекает внимание читателя богатой и необычной образностью, искренностью, воспроизведением надрывных противоречий любви в вихре исторических событий.
Поэзию надреализма в социально-политических рамках рассматривает В. Бакош в книге «Авангардистский проект современности» (2006). Об аспектах изучения темы говорят и названия глав: «Поэзия нового видения», «Между поэтикой и политикой», «На пороге тоталитаризма». В подразделе «Авангардисты в ловушке» исследователь пишет: «Судьбы авангардистов могли бы быть иллюстрацией того, что было и остается большой иллюзией интеллектуалов, — такова была их убежденность в том, что возможно рационально направлять общественные процессы, причем даже по заранее созданному проекту»19. Этот факт помогает понять, почему надреалисты в 1950-е гг. так решительно расправлялись с «"декадентским" прошлым» (Ю.В. Богданов)20 и вливались в обезличенный поток славословий социалистическому строительству (этой участи не избежали и самые талантливые).
Существенным вкладом в исследование надреализма стала только что вышедшая в Словакии книга «Надреализм. Авангард-38» (2006, реально — 2008). Основную работу по подготовке этой антологии художественных и научных текстов и документов провел видный словацкий литературовед М. Гамада. Им написаны обширное послесловие и комментарии к текстам, составлены справочные разделы. Труд является преемственным по отношению к сборнику М. Бакоша и в то же время принципиально его расширяет и дополняет. Соединение наиболее репрезентативных художественных текстов с их литературоведческим осмыслением разными критиками позволяет читателю экономить время и усилия. Особую ценность книге, подготовленной Гамадой, придают небольшие, но очень выразительные выдержки из переписки поэтов и теоретиков надреализма. Например, переписка В. Райсела с М. Бакошем в конце 1930-х гг. помогает понять причину чрезвычайной эмоциональности и драматичности стихов поэта в надреалистический период и позволяет сделать предположение о том, что упомянутая выше «иллюзия интеллектуалов» была для Райсела просто спасением от депрессии. Свой нюанс вносит тот факт, что Гамада выдвигает поэму Ш. Жари «Станция смерть» (1941) в ряд вершинных достижений надреализма, причем хронологически она оказывается первой в этом ряду. В послесловии ученый, в частности, пишет о периоде надреализма: «Можно сказать, что никогда до этого и после этого в истории нашей культуры между поэзией и
19 Bakes V. Avantgardisticky projekt modemosti. Bratislava, 2006. S. 266-267.
20 Богданов Ю.В. Словацкая литература // История литератур Восточной Европы после Второй мировой войны. Т. 1. 1945-1960 гг. М., 1995. С. 289.
126
искусством не существовали такие тесные взаимоотношения, как в этом случае»21. Это отразилось и в составлении книги: в ней представлено изобразительное искусство, анализируемое в отдельном послесловии (И. Мойжишова) и воспроизведенное в иллюстрациях, даны краткие портреты художников (С. Чузиова) и создан раздел «Связи», в котором приводятся свидетельства взаимодействия художников и поэтов. Антология дополнена и переводами В. Райсела из французской поэзии сюрреализма и более ранних периодов. В целом эта объемистая книга — ценнейший материал для изучающих словацкий надреализм: в ней собрано самое значимое для понимания особенностей национального варианта сюрреализма и уяснения его места в мировом сюрреалистическом движении.
Как мы видим, сюрреализм в целом и его частное проявление в словацкой культуре дают богатую пищу для размышлений и научных поисков. Российское литературоведение вносит весомый вклад в выполнение этих задач, рассматривая и национальную специфику словацкого надреализма. В настоящее время назрела необходимость обобщающих работ по литературе надреализма, который справедливо считают вторым (после романтизма) крупным и ярким движением в национальной культуре.
Список литературы
Андреев Л.Г. Сюрреализм. М., 2004.
Вирмо А. и О. Мэтры мирового сюрреализма. СПб., 1996.
История литератур Восточной Европы после Второй мировой войны. Т. 1.
1945-1960 гг. М., 1995. История литератур западных и южных славян: В 3 т. Т. 3. М., 2001. История словацкой литературы. М., 1970.
Литературные итоги ХХ века (Центральная и Юго-Восточная Европа). М., 2003.
Писатели Франции о литературе. М., 1978.
Реализм в литературах стран Центральной и Юго-Восточной Европы первой
трети ХХ в. М., 1989. Славянские литературы. XI Международный съезд славистов: Доклады
российской делегации. М., 1993. Сюрреализм и авангард. М., 1991. Энциклопедический словарь сюрреализма. М., 2007. Bakos M. Avantgarda 38. Bratislava, 1969. Bakos V. Avantgardisticky projekt modernosti. Bratislava, 2006. Nadrealizmus. Avantgarda 38. Bratislava, 2006. Winczer P. Süvislosti v case a priestore. Bratislava, 2000.
Сведения об авторе: Шведова Наталия Васильевна, канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН. E-mail:???
21 Nadrealizmus. Avantgarda 38. Bratislava, 2006. S. 593.
