CC BY
73
РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ
К 125-летию Бориса Валентиновича Яковенко
«...СОВРЕМЕННАЯ ЭПОХА РАЗВИВАЕТСЯ И ПРОТЕКАЕТ ПОД ЗНАКОМ РУССКОГО ДУХА»
Вступительные статьи Б. В. Яковенко к трем номерам журнала «Вег гиз$18ске Оейапке». Предисловие и примечание А. А. Ермичева.
Переводы П. Ю. Нешитова, А. Ю. Вязьмина, А. А. Ермичева
Нынешний год щедр на философские юбилеи. Двухсотлетие со дня рождения Н.В. Гоголя — это и наша, историков русской мысли, дата — спорить не о чем... Состоялась замечательная конференция по Николаю Федорову. Исполнилось сто лет сборнику «Вехи», и это событие широко обсуждалось в прессе. Подоспело столетие книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Не знаю, празднует ли эту дату КПРФ. Философский гений Ленина значительно выше его «Материализма» — уже тогда устарелого в теоретическом отношении и к тому же испорченного сугубо политико-партийной пристрастностью.
На обочине юбилейного шоссе остались другие даты, но забывать их не нужно. В феврале 1884 года родился А. Ф. Степун, в мае того же года — Б. В. Яковенко. Сто двадцать пять лет — это тоже вполне «круглая», юбилейная дата. Два бойца-неозапад-ника в 1910-1917 годах по горячей молодости своей много наделали шуму в русской философии.
С деятельностью первого из юбиляров — Федора Августовича связана еще одна дата — столетие появления в Лейпциге сборника «Уот Ме881аз. КикигрЫЬэорЫзсЬе Езэауе» — «О мессии. Очерки по философии культуры»1. Он был посвящен больной теме кризиса европейской культуры, а написали его немецкие и русские студенты, объединившиеся в так называемом гейдельбергско-фрейбургском содружестве, участником которого был Ф. А. Степун.
С работы над этим сборником собственно началась история «Логоса» — первого в истории международного философского журнала. И подзаголовок его гласил: «Международный ежегодник по философии культуры»2. По программе, согласованной
1 Перевод этого сборника готовится в издательстве Русской христианской гуманитарной академии.
2 Все номера русского «Логоса» репринтным способом воспроизведены домом «Территория будущего» в Москве в 2005 г. О самом журнале уже написано довольно много, но на три названия нужно
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2009. Том 10. Выпуск 2
153
в главном, но под руководством национальных редакций выходил он в Германии, России и Италии.
Наш «Вестник» отметит годовщину Ф. А. Степуна еще и потому, что в 1999 году Русская христианская гуманитарная академия издала два тома его статей — «Портреты» и «Чаемая Россия». То было первое издание, по которому читатель постсоветской России ознакомился с философской по духу эссеистикой мыслителя.
Сегодня журнал предлагает малоизвестные материалы о жизни и творчестве другого юбиляра — Бориса Валентиновича Яковенко (1884-1949), многие годы связанного дружескими и деловыми узами со Степуном, но имеющим свое особое место в истории русской философии.
Как и Ф. А. Степун, Б.В. Яковенко тоже получал философское образование в Германии и принимал активное участие в создании «Логоса». Когда журнал стал выходить в России, то, начиная со второго номера, Б.В. Яковенко становится его соредактором и — это, пожалуй, важнее — его самым активным и продуктивным автором, в значительной степени определившим теоретическую позицию издания. Сам Б. В. Яковенко подчеркивал, что он первым из инициаторов «Логоса» предложил философскую систему собственной разработки, названную им критико-трансцендентальным интуитивизмом или трансцендентальным плюрализмом. То было что-то вроде ответа противникам «Логоса», обвинявшим журнал в кантианском гносеологизме и неокантианском методологизме. Тогда же он выступил неутомимым исследователем и пропагандистом европейской философии, а позднее — автором первого фундаментального труда по истории русской философии.
Сегодняшний, две тысячи девятый, год в отношении событий жизни и творчества Б. В. Яковенко оказывается «юбилейным» несколько раз. Сто лет назад «были» напечатаны материалы Третьего Международного философского конгресса, среди которых был доклад Б. В. Яковенко «Что такое трансцендентальный метод?», с которым он впервые выступил на столь представительном собрании. Восемьдесят лет назад, в 1929 году, он начал издание «Международного журнала русской философии, науки о литературе и культуры» под названием «Бег п^зсИе Сес1апке» — «Русская мысль»3. Это издание справедливо рассматривается в качестве постистории журнала «Логос». Наконец, семьдесят лет назад, в 1939 году в Праге, на чешском языке появляется упомянутая «История русской философии» («Бецпу гшке ШоэоАе»). Наконец, в этом, 2009 году исполнилось шестьдесят лет со дня кончины мыслителя.
На современной карте истории русской философии имя Б. В. Яковенко появилось совсем недавно, и становление новой его известности (а, повторюсь, в начале XX века его имя было известно русскому философскому читателю) происходит буквально
указать. Во-первых, на превосходную статью М. Безродного «Из истории русского неоканшанства. Журнал “Логос’’ и его редакторы» в био-библиографическом альманахе «Лица» (Вып. 1. М., СПб., 1992. С. 372-407), во-вторых, на био-библиографический указатель А. А. Ермичева и Б. В. Емельянова «Журнал “Логос” (Москва-Петербург 1910-1914, Прага, 1925) и его редакторы» (Екатеринбург, 2002), и, в-третьих, на сборник материалов «“Логос” в истории европейской философии: проект и памятник» под редакцией Н. С. Плотникова (М., 200б).
3 Когда М. А. Маслин в Москве готовил словарь «Русская философия» (ныне вышедший в статусе «энциклопедии»), я направил ему статью о «Бег пшізсіїе Сесіапке», но она не была включена в появившееся издание (1995 г.). Но о журнале Б. В. Яковенко имеется содержательная статья Н.С. Плотникова «Европейская трибуна русской философии: “Бег гішівсіїе Сесіапке” (1929-1938)» в «Исследованиях по истории русской мысли. Ежегодник за 1999 г.» (М., 1999); там же данароспись содержания вышедших номеров.
у нас на глазах4. У него сразу же сложилась репутация воителя с русской религиозной философией и даже больше — желчного Зоила русской философии вообще. Будучи выучеником старой Марбургской школы неокантианства, Б. В. Яковенко вместе с компанией других выпускников немецких университетов критиковал русскую философию за то, что она, выдавая себя за философию, собственно, таковой не является, ибо разум ее не автономен, а находится под воздействием иных, неразумных, нефилософских ценностей. Он хотел, чтобы русские учились хорошим современным, преимущественно немецким образцам философии. Научатся — возникнет оригинальная русская философия. Не научатся — останутся в философии недоучками, и русской философии не будет.
Оказалось, однако, что русские учились неплохо, и Б. В. Яковенко уже в 1915 году восхищался огромной философской работой, проделанной ими: «...Если даже России и не суждено дать миру никакого великого философского откровения, то все же совершенно несомненно, что настоящий подъем философских интересов поднимет ее творчески до нынешнего философского уровня других национальностей и позволит говорить о «русской философии» с таким же правом, с каким сейчас говорят о современной немецкой, американской, английской и итальянской философии»5.
С годами ригоризм Б. В. Яковенко в отношении философии исчез, свидетельством чему стала его «История русской философии», над которой он работал с 1933 году
4 В советские годы о Б. В. Яковенко вспоминали в связи с восприятием идей Э. Гуссерля в Росши.
А. Г. Вашестов предложил кандидатскую диссертацию «Феноменологическая философия в России. Критический анализ» (М.: МГУ, 1985), а Ю. Матьюс статью «К истории восприятия феноменолоши Э. Гуссерля в России» в «Ученых записках Тартусского государственного университета» (Вып. 787. Труды по философии. XXXIII. 1987). В1990 г. в сборнике «На перевале. Философия и мировоззрение. Философские дискуссии 20-х годов» П. В. Алексеев впервые в советской печати опубликовал статью Б. В. Яковенко «Мощь философт-си» и небольшой фрагмент из «Очерков истории русской философии», снабдив публикацию более чем скромной справкой о философе. Первая статья, анализирующая философию Б. В. Яковенко, принадлежит А. А. Ермичеву. Она была опубликована в петербургском журнале «Ступени» (№ 3 за 1991 г.). Тогда же были даны переводы статей Б. В. Яковенко — «Э. Гуссерль ирусская философия», «Критические замечания о феноменологии» (там же) и «Тридцать лет русской философии (1900-1929)» (в «Философских науках» № 10 за 1991 г.). В 2000 г. в петербургском издательстве «Наука» вышел большой сборник Б. В. Яковенко «Мощь философии» (более чем 60 листов), там же в 2004 г.— его сборник «Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фихте», а в 2003 г. в Москве — перевод его «Истории русской философии». Наконец, в очерках «История русской философии», принадлежащих Л. Н. Столовичу (М., 2005), впервые в историографии — отдельный параграф, посвященный Б. В. Яковенко (С. 306-310). Самые проверенные биографические сведения о нем см. у С. Магида «Философ Яковенко (Подготовительные материалы)» в сб. «Духовные течения русской и украинской эмиграции в чехословацкой республике (1919-1939)» (Прага, 1999) и у А. М. Шитова «Борис Валентинович Яковенко — факты биографии» в кн. Б. В. Яковенко о Фихте.
Наш журнал тоже «приложил руку» к популяризации творчества Б. В. Яковенко, предложив ряд материалов о нем во втором выпуске седьмого тома за 2006 год. Из них наибольшую ценность представляют рецензия И И. Лапшина на рукопись книш Б. В. Яковенко «История русской философии» и ответ философа на критические замечания своего товарища и коллеги (См. с. 195-212).
5 Яковенко Б. В. О положении и задачах философии в России // Мощь философии. СПб., 2000. С. 738-739. В оптимизме относительно русских философских достижений и возможных перспектив, скорее всего, все-таки «повинен» патриотизм ее автора. Как и подавляющее большинство русского общества, Б. В. Яковенко, уже проживая в Италии, был захвачен ожиданиями чего-то преобразующе-судьбоносного для России, когда она вместе с союзниками одержит победу в Первой мировой войне. Цитируемая статья была напечатана в январском номере журнала «Северные записки» за 1915 год.
(вышла в свет в 1939 году). Не отказавшись от критики в адрес русской мысли, он чрезвычайно высоко ценит ее участие в становлении и развитии отечественной культуры6.
Известно, что в 1913 году Б. В. Яковенко был вынужден покинуть Россию. Октябрьская революция, гражданская война и новый строй сделали его возвращение на родину невозможным. Сначала он жил в Италии, а с 1925 года — в Чехословакии.
За рубежом, несмотря на трудные материальные условия, научная и научнообщественная активность философа была весьма велика. О первой свидетельствует впечатляющая библиография его работ, опубликованных в немецких и чешских изданиях. Среди прочего им написана и опубликована на немецком языке «вевсЫсМе Hegelianismus т Р.Ш81апс1» (на русский не переведена).
Говоря об общественно-научной деятельности ученого, следует указать на четыре факта его жизни. Первый — это постоянное участие Б. В. Яковенко в европейской философской жизни (множество конгрессов и конференций). Второй — предпринятое им в одиночку возобновление издания журнала «Логос» (в 1925 году выходит лишь один номер). Третий — опять же в одиночку издаваемая им серия «Международной библиотеки философии» (1935-1944 годов) и, наконец, четвертый факт — это издание им уже упомянутого журнала «Бег п^эсЬе вес!апке» — «Русская мысль».
Ему-то и посвящена предлагаемая публикация. Берлинская газета «Руль» (№ 2534 от 27 марта 1929 года) сообщала: «Известное издательство Фридриха Когена в Боне предприняло издание нового журнала под редакцией г. Б. Яковенко. Журнал носит название “Бег п^эсЬе Сескпке”, а в подзаголовке сказано, что он представляет собой международное издание для русской философии, литературы и культуры...» Таким образом, в текущем году исполняется другой юбилей Б. В. Яковенко — восьмидесятилетие его детища.
За первые два издательских года (1929/1930 и 1930/1931) вышло пять книжек журнала. В последующем, до 1938 года, Б. В. Яковенко издал шесть дополнительных томов; среди них было два тома в честь 80-летия Т. Г. Масарика, один — в честь 60-летия Н.О. Лосского. Особый интерес вызывает последний, шестой том. В нем было представлено уже упомянутое исследование Б. В. Яковенко о гегельянстве в России. В одиннадцати книгах приняли участие 33 русских и 54 европейских автора, и многие из них были имениты и знамениты. Из русских, к примеру,— Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков,
Н.О. Лосский, а из европейцев — Э. Ло Гатто и А. Алиотта (Италия), Л. Брунсвик (Франция), Д. Михалчев (Болгария) и др.
Правда, статьи русских авторов не были совсем новыми. Поначалу они появлялись в каком-либо журнале русского зарубежья и затем, переведенные на немецкий язык, публиковались в «Бег гш818сЬе вескпке». Скорее всего, то была продуманная практика, соответствующая более чем скромным экономическим возможностям издателя. Но это не умаляет благородного звучания этого издания. Оно было сознательной попыткой, используя интерес европейцев к СССР, «вдвинуть», наконец, русскую философию в их культурное пространство. Подобно тому как когда-то Яковенко со товарищами «ввозили» европейскую философию в Россию, так и теперь журналом «Бег п^зсЬе вес1апке» Яковенко «вывозит» отечественную мысль на Запад.
6 См.: Ермичев А. А. «.. .На основе географических и этнографических соображений...» У чение Б. В. Яковенко о русской философии. (Статья опубликована в № 8 журнала «Вопросы философии» за 2008 г.)
Впрочем, о задачах издания лучше расскажут три вступительных редакционных слова, предлагаемых ниже. Естественно, что редакция журнала состояла только из одного человека и, конечно, им был Борис Валентинович.
В этих вступительных заметках, поясняющих замысел журнала, среди прочего (указания на число русских философов в эмиграции, на главные направления в философии русского зарубежья и др.) обращает на себя внимание отношение редактора к изгнанию людей мысли из Советской России. Он пытается понять это событие всего лишь как некий эпизод в великом эмиграционном сдвиге мировой истории, скорее констатируя, нежели оценивая его7. Он даже хочет увидеть в этом чуть ли не нечто отрадное, положительно и мощно влияющее на мировую культуру.
Дело, по-видимому, в том, что в 1929-1930 годах Б. В. Яковенко по-прежнему разделял большевизм как политическую силу (и к ней относился отрицательно) и большевизм как стихийное стремление народа к переустройству жизни на трудовьк и демократических основаниях, увидев в Октябре один из переворотов русского революционного движения. Философ, похоже, оставался верен заветам родителей-народовольцев и сохранил «левые» настроения в русской эмиграции, о чем свидетельствовал, в частности, И. А. Ильин8. Быть может, в этом нужно искать причины «очень странного, можно даже сказать, маргинального положения Яковенко в русской эмиграционной среде», на что жалуются биографы философа9.
Вступительное слово [к первому номеру журнала «Русская мысль»]
Появление нового философского журнала в современной, столь богатой на издания философской жизни требует объяснения и оправдания. Тем более они нужны при учреждении русского философского журнала, который, не на русском языке, будет выходить в центре Европы, как раз в той стране, которая уже более ста лет бессменно и неоспоримо первенствует в области философии. Однако дать такие объяснения и оправдания несложно, если только за отправную точку принять духовно-культурную жизнь человечества, в частности европейского, за последние десять-пятнадцать лет.
7 Под пером современных исследователей этот факт приобрел очень большое симптоматическое значение, что, безусловно, верно. Современники оценивали это событие спокойнее. Так, Г. Г. Шпет в «Очерке развитая русской философии», опубликованном сразу по завершении кровавой гражданской войны, в 1922 г., выражал осторожный оптимизм относительно возможного русского ренессанса и рождения «новой здоровой народной интеллигенции». Предисловие к «Очерку» он пометал многозначительной датой — семнадцатым августа 1922 г. Не может быть, чтобы он не знал, что в ночь на 16 августа во всех крупных городах были проведены аресты «старой» интеллигенции, скоро высланной из страны. В 2008 г. «Очерк» Г. Г. Шпета был переиздан с вступительной статьей
B. К. Кантора и подробнейшими комментариями Т. Г. Щедриной. Удивительно, но почтенные ученые никак не прокомментировали эту дату.
8 Ильин И. А. Собрание сочинений. Дневник. Письма. Документы (1903-1938).— М., 1999.—
C. 118-119,317-319.
9 На этот счет смотрите статью С. Магида «Борис Яковенко и Фердинанд Пеликан» в «Вестнике Русской христианской гуманитарной академии» (2006. Том 7. Вып. 2. С. 223-227).
Действительно, несмотря на разлад, противостояние и отчуждение, на противоречия, которые привели к великой войне и последующему периоду революций и, прежде всего, к великой русской революции, и которые ведущими народами даже внешне сегодня, по-видимому, еще не вполне изжиты, все же во внутренней, духовной жизни современного культурного человечества эти великие события породили более тесное, открытое и активное взаимодействие. В ходе этих процессов представители и руководители разных народов, равно как и они сами, стали проявлять больше интереса друг к другу; они получили более основательное и обширное знание о других народах и оказали друг на друга более глубокое и разностороннее влияние, чем когда-либо ранее. Это взаимное движение навстречу сначала было предписано и мотивировано нуждами войны и обнаружилось более под знаком негативных чувств вражды, ненависти и гнева. Соответственно, люди общались и учились взаимопониманию, главным образом, для того, чтобы преуспеть в военных действиях и убедительнее оправдывать взаимную ненависть и гнев. По окончании войны, когда Европа стала более спокойной, духовное взаимодействие и сближение между разными народами диктовалось нуждами и требованиями, казалось, прочного, но, в сущности, еще слабого мира; развиваясь преимущественно под знаком симпатии, доброжелательности и любви, это сближение и взаимодействие быстро распространилось вширь и вглубь, действенно и плодотворно проявляясь в разных отношениях, а не только в области духа.
Этот порыв к усиленному взаимодействию и сближению наблюдался у всех культурных народов, но, пожалуй, нагляднее всего он дал себя знать на примере России. В самом деле, русский народ, столетием раньше поставивший крест на надменных наполеоновских притязаниях, в ходе последней великой войны, а особенно великой революции, снова вышел на мировую арену (в первую очередь, европейскую) — на этот раз не только как политическая и военная, но преимущественно как социальная и духовно-культурная сила. Уже более десяти лет взгляды всего культурного мира, полные симпатии, любви и воодушевления или ненависти и проклятий, доверчивого ожидания или недоверия, подозрения и презрительного разочарования, обращены к России и русскому народу. Никогда еще русские дела и идеи не удостаивались такого пристального всеобщего внимания; никогда еще русским мыслителям не удавалось вызвать к себе столь живой и безоговорочный интерес, как это случилось в последние десять лет, например, с идеями Толстого, Достоевского, Ленина. Никогда еще иностранные писатели и знатоки русской мысли и творчества, русской культуры и вообще России так много не писали, никогда еще величайшие и прочие произведения русского гения и русского рассудка не переводились на разные языки так часто и так много и не печатались в таком количестве и такими тиражами! Между тем тот, кто спокойно и объективно обобщает и оценивает все, что было пережито и передумано человечеством в послевоенные годы, может с уверенностью утверждать, что современная эпоха развивается и протекает преимущественно под знаком русского духа.
Этот факт дает первое и решающее объяснение и оправдание учреждения нового печатного органа. Можно только подивиться тому, что это не было сделано раньше. Далее, к первому добавляются еще три, хотя и специальных, но по-своему весьма убедительных основания. А именно, во-первых, чтобы суметь верно почувствовать, понять и оценить русский дух и его произведения, надо узнать его прошлое, что хорошо и систематически это может сделать только специальное издание, посвященное исключительно русским мыслителям и русской культуре. Одним из частных результатов русской революции стало пребывание в Европе многих русских мыслителей, число которых превышает полсотни и среди которых находятся самые выдающиеся умы нашего времени. Полностью
оторванные от родины и от своего народа, они сейчас очень близко связаны и активно взаимодействуют с европейской жизнью; само собой разумеется, чтобы иметь возможность непрерывно и систематически участвовать в ней, им нужен собственный, всех их объединяющий печатный орган. С другой стороны, такое издание может и должно облегчить участие в духовной жизни мира, и особенно Европы, для тех разных мыслителей, которые постоянно живут и работают в России и вследствие своеобразной политической изоляции страны вынуждены тоже жить в духовной изоляции от остального человечества. Наконец, современная русская мысль, безусловно, являет собой бесспорно своеобразное философское течение, установки и идеи, публикация которых в особом органе, представляющем их ясно, обстоятельно, сосредоточенно и красноречиво, может только способствовать развитию философского знания и человеческого общества. Помимо диалектического материализма, который постепенно развивается и утверждается в советской России, и предпочитая форму всеохватной (теоретической и практической) системы, здесь надо упомянуть следующие оригинальные проявления современного русского философского духа: идеалреалистический интуитивизм Н. Лосского, творческий антропологизм Н. Бердяева, идеалистический онтологизм С. Франка, обновление христианской метафизики в работах П. Флоренского, С. Булгакова и Л. Карсавина, он-тологическо-диалектический символизм А. Лосева, чистую гносеологию В. Сеземана, трансцендентальный плюрализм Б. Яковенко и т.д.
На таких основаниях учреждается новый журнал, начинающийся этой книжкой и решающий три главные технические задачи: во-первых, служить объединяющим центром и европейской трибуной для русских мыслителей всех без исключения направлений (первый раздел); во-вторых, поднимать и разрабатывать вопросы истории русской мысли и русской культуры вообще — главным образом, для нерусской аудитории (второй раздел); в-третьих, тщательно регистрировать и обсуждать новые явления в области русской мысли, а также новые русские и зарубежные работы и сочинения, посвященные России (третий раздел).
При решении этих трех задач редактор намерен действовать таким образом, чтобы перед взглядом постоянного и серьезного читателя, во-первых, обязательно прошли все основные течения современной русской мысли и культуры как таковой, во-вторых, он мог ознакомиться с целостной и конкретной картиной русского духовного и культурного прошлого, и, благодаря этому, в-третьих, ему с полной ясностью открылось духовное значение современной России.
Само собой разумеется, участие иностранных сотрудников в обоих последних разделах редактор считает не только желательным, но прямо-таки необходимым.
Разъяснение издателя [ко второму номеру журнала]
В философских журналах не принято всякий раз предварять публикуемые материалы разъяснениями издателя. Однако «Русская мысль» возникла при необычных обстоятельствах и преследует необычные цели, а значит, скорее всего, издателю позволительно, или, по крайней мере, простительно, что в большей или меньшей степени он захочет использовать предоставленную ему возможность войти в прямой контакт с читателем.
1. Вскоре после появления первого номера этого журнала появились высказывания, что нужно вернуться к некоторым недоразумениям, касающимся возникновения журнала и его цели. Во-первых, нужно заново подчеркнуть то, о чем уже было сказано в предисловии к первому номеру: данный журнал намерен служить европейской трибуной не только для тех русских философов, которые проживают в эмиграции, но для всех современных течений русской философской мысли и русской духовной культуры. Если в силу неблагоприятных и ненормальных обстоятельств привлечение к работе представителей всех русских философских течений оказалось невозможным, то в этом случае недостаток можно устранить объективным, богатым цитатами изложением работ русских философов, лишенных возможности непосредственного и личного участии в журнале. Во-вторых, именно поэтому в журнале ни в коем случае не должно быть единодушия. Он призван отразить разнообразную духовную действительность, каковой фактически является русская философия, служить сборным пунктом не для одного философского направления и уметь интересно и значимо представить ее большим числом мыслителей.
В-третьих, при осуществлении намеченной программы издатель рассчитывает не на пару номеров и не на годовой цикл выпусков, но на многолетнюю деятельность, в ходе которой только мало-помалу должна открываться пестрая панорама минувшей и современной русской философии. Речь идет не о том, чтобы одним разом подбросить европейской публике неизвестное, интересное и самое сенсационное, а о том, чтобы работать серьезно, медленно и систематически. Все важное или только интересное, что скрывает в себе русская философская мысль и русская культурная жизнь прошлого или настоящего, таким образом, окажется на своем месте и в определенный момент попадет в печать, чтобы в конце концов серьезный и постоянный читатель, обладающий разносторонним и правильным представлением о русском духе и жизни, увидел это сам. При этом совершенно естественно, что все характерное для русской мысли и русской духовной культуры, например, идеи Толстого или Достоевского, все, что чаще всего приводит к дискуссии, будет тщательнейшим образом изучаться и излагаться. Тем самым предлагается поступить иначе, чем в одном появившемся за границей журнале, посвященном немецкой философской мысли и немецкой духовной культуре: говорить как можно меньше о Лютере, Канте, Гегеле или Ницше, под предлогом, что они слишком известны, а посему меньше всего могли бы заинтересовать читателя.
2. Далее, когда таким образом цели и намерения журнала приобрели некую острую, точную формулировку и разъяснение, настало время сказать также о европейской или мировой судьбе современных русских философов. Русская революция изгнала большинство — и значительнейших из них — из Отечества в Европу фактически как своего прямого противника, который своим собственным мировоззрением угрожал ее движению и деянию и тормозил ее. Она могла своего противника просто уничтожить (и кто стал бы отрицать ее правоту, когда повсюду под тем или иным предлогом стало оправдываться убийство людей?); однако она не сделала этого, а подарила им жизнь в эмиграции. Более того: тем самым, она дала русской философской мысли возможность не только сохраниться, но и развернуться, расцвесть и явить себя на европейской сцене, и в том числе с помощью этого журнала. Это звучит парадоксально, но все-таки это очевидный факт и, говоря объективно, это и заслуга русской революции в отношении человеческой культуры. Многие и разнообразные основания послужили поводом для такого поступка ведущих лиц русской революции. Среди них не последнюю роль, по-видимому, сыграли два следующих: вопреки особому положению официально при-
нятого и превозносимого мировоззрения, скрываемое признание общекультурного значения философских достижений высланных мыслителей и отчетливое сознание своего собственного сущностного, в глубине души и разума коренящегося родства с запрещенными и выдворенными направлениями мысли и идеями, несмотря на внешнюю практически огромную дистанцию и очевидную вражду между ними. Словом, Россия, занятая революцией, отправила русских философов в европейское изгнание как своих духовных предвестников, которые сейчас на ее собственной земле оказались вредными и совершенно нетерпимыми.
Изгнанники нашли за пределами Отечества очень дружеский прием и очень значительную поддержку, без которой, конечно, частью они оказались бы на дне общества, а частью освободились от поиска любой возможности заниматься философской деятельностью и творчески принимать участие в философской жизни Европы. В организации этой поддержки первое место, а заодно и громадную заслугу снискала молодая Чехословакия, где много русских философов уже нашли свое пристанище. Также Германия и Северо-Американская христианская молодежная ассоциация (УМСА) очень много поспособствовали решению этой общеевропейской задачи. Было бы несправедливо, в этой связи также не упомянуть Югославию и Францию. Благодаря этой поддержке живущие в изгнании русские философы в течение последних десяти лет смогли продемонстрировать значительные философские достижения, а также развить плодотворную преподавательскую деятельность. Несмотря на это, условия, в которых они живут, экономически затруднительны, а их позиция не вполне безопасна. Однако их нынешнее положение ни в коем случае не должно быть рассматриваемо как постоянное, но скорее как временное. Совершенно очевидно, что они могли бы плодотворно и творчески работать дальше только в случае, если бы в их состоянии вскоре произошли явные улучшения. Как можно достичь этого? Как это сделать?
3. Кажется, к этому ведет единственный и совершенно прямой путь. Живущих в ссылке русских философов нужно рассредоточить по различным государствам старого и нового мира и использовать в качестве специалистов в соответствующих учебных заведениях. Это, конечно, было бы со стороны этих государств актом щедрости, но в то же время не только актом щедрости, но и мудрости, и практической пользы. Ибо национальный дух проявляет себя всегда в культуре тем плодотворнее, чем богаче и разнообразнее он оплодотворен духовно. Как правило, всякий раз в человеческой истории большой культурный расцвет национального духа происходит вследствие поглощения различных и самых разнообразных чужих культурных элементов со стороны проживающего народа. Исторические подтверждения этого — Афины Перикла, Рим Августа, итальянская эпоха Возрождения, немецкий классический идеализм, русская литература XIX столетия. Напротив, националистическая замкнутость всегда была могилой для культурного развития и самоутверждения народов. Если один боится другого, то это является верным свидетельством того, что он сам, конечно, не чувствует себя уверенным, а значит, не силен, будучи еще не способным к созиданию и творчеству.
Однако и с другой точки зрения было бы продуктивно и целесообразно рекомендовать предоставить русским философам возможность заниматься специальностью под покровительством других народов. Большинство из них по своим духовным традициям и душевному устройству являются провозвестниками и носителями великих идей примирения народов и братства людей. Чисто идеологически эти идеи лежат в основании общего дела, нашедшего себя в ходе русской революции. Если прибавить
к этому и еще фактическую безгражданственность русских философов, то нельзя не признать, что они, вероятно, могут рассматриваться как первые истинные граждане мира, или, если ограничиваться только Европой, по крайней мере, как первые настоящие граждане долгожданной будущей Объединенной Европы.
Говоря уже о практике, то следовало бы учредить по всему миру двенадцать или четырнадцать отдельных кафедр и предоставить их в распоряжение русских философов, живущих в эмиграции (приблизительно по такому плану: две в Германии, три в Соединенных Штатах Америки и по одной в каждом из следующих девяти государств: Франции, Англии, Италии, Японии, Чехословакии, Бельгии, Швейцарии, Швеции и Австрии).
Декларация издателя [в первом номере журнала «Русская мысль» второго года издания]
Появление нашего журнала было в общем встречено с симпатией и одобрением. Большинство согласилось с последующим выполнением его программы и приветствовало это. Но тогда же высказывалось и, помимо того, в разной форме повторялось мнение, что в полном объеме журнал свою задачу не выполняет, что в современных условиях и отношениях он определился к тому, чтобы стать не западноевропейским органом всей современной русской мысли, но скорее только части ее, а именно русской эмиграции. Внешне (географически и политически) это звучит совершенно правильно, однако внутренне и существенно (то есть идеологически и философски) не соответствует действительному положению дел.
Во-первых, как уже не раз подчеркивал издатель — страницы этого органа предоставлены в распоряжение любого русского философского направления, независимо от того, в каких географических и политических обстоятельствах оно может работать и развиваться и в каких философских воззрениях себя осознает. Во-вторых, вообще, фактически большинство выдающихся представителей современной русской мысли находятся в Западной Европе. В России осталось очень мало философов в собственном, подлинном смысле этого слова, и они, как известно, за малым исключением, вынужденно малопродуктивны, между тем как господствующее в России идеологическое направление доныне не способствовало появлению никакого значительного философского труда и не привело в движение никаких выдающихся философских сил. Наиболее значительным, что оно на сегодня предъявило миру, стали философские заметки Ленина, оригинальность которых вне всякого сомнения, но теоретическая разработка является совсем недостаточной, если вообще допустимо об этом говорить.
Издатель данного органа по различным основаниям меньше всего склонен недооценивать философскую продукцию молодого коммунистического направления. В противоположность большинству русских и нерусских наблюдателей этого движения, он убежден, что великий русский социально-политический переворот чисто идеологически будет обнаруживаться в единственной форме, совершенно приспособленной к пропорциям и радиусу его действия, и в этом как будто уже чувствуются признаки близкого философского роста и подъема.
Не раз выражаемое опасение, что поворот, который приняла революция, обрекает русскую философскую мысль на умирание, всегда казался ему и сегодня кажется более
чем недальновидным, нефилософским и просто смешным. Но при всем этом является фактом, что до сих пор марксистско-материалистическое направление в русской философской мысли играло весьма скромную роль, и что сегодня, как вчера, и как пятнадцать лет назад, значительнейшие и типичнейшие представители русской философской мысли принадлежат совершенно иным течениям и направлениям. Великим русским философом последних тридцати лет всегда оставался умерший в Москве десять лет тому назад Л.М. Лопатин; и такими всегда будут Н. Лосский, И. Лапшин,
Н. Бердяев, Л. Карсавин и другие философы, пребывающие сегодня вне России. Преимущественно они более выразительно и существенно представляют и развивают русскую мысль. Это является главным основанием, почему издатель чувствует себя призванным решительно отклонить одностороннюю характеристику этого журнала как органа русской философской эмиграции. Изначально задуманный и основанный как западноевропейский орган русской философской мысли, он и должен таким оставаться. Его задача состояла и состоит прежде всего в том, чтобы служить местом сбора и европейской трибуной русских мыслителей всех направлений без различия, вообще содействовать изучению истории русской мысли и русской культуры и далее продолжать его и вообще объективно и внепартийно регистрировать все новые выдающиеся проявления русской мысли.
Если в дальнейшем издателю не удастся вступить в прямое общение с еще остающимися в России или нашедшими себя там философскими силами и привлечь их к непосредственному сотрудничеству, то это сегодня общее явление, которому настолько же безнадежно противостоять, как и управлять опытами и трудами во всех отношениях лучше оснащенными и политически менее рискованными.
ЛИТЕРАТУРА
1. Безродный М. Из истории русского неокантианства. Журнал «Логос» и его редакторы // Биографический альманах «Лица».— Вып. 1.— М.; СПб., 1992.— С. 372-407.
2. Вашестов А. Г. Феноменологическая философия в России. Критический анализ. Канд. дис.— М.: МГУ, 1985.
3. Емельянов Б. В., Ермичев А. А. Журнал «Логос» (Москва-Петербург 1910-1914, Прага — 1925) и его редакторы (био-библиографический указатель).— Екатеринбург, 2002.
4. Ермичев А. А. «... На основе географических и этнографических соображений...» Учение Б. В. Яковенко о русской философии // Вопросы философии.— 2008.— № 8.
5. Ермичев А. А. Борис Валентинович Яковенко // Ступени. Философский журнал. 1991,— №3.—С. 106-114.
6. Ильин И.А. Собрание сочинений. Дневник. Письма. Документы (1903-1938).— М., 1999.
7. Лапшин И.И. Рецензия на рукопись книги Б. В. Яковенко «История русской литературы» // Вестник Русской христианской гуманитарной академии.— СПб., 2006.— Т. 7.— Вып. 2.
8. «Логос» в истории европейской философии: проект и памятник / под редакцией Н. С. Плотникова.— М., 2006.
9. Магид С. Борис Яковенко и Фердинанд Пеликан // Вестник Русской христианской гуманитарной академии.— СПб., 2006.— Т. 7.— Вып. 2.— С. 223-227.
10. Магид С. Философ Яковенко (Подготовительные материалы) // Духовные течения русской и украинской эмиграции в чехословацкой республике (1919-1939).— Прага., 1999.
11. Матьюс Ю. К истории восприятия феноменологии Э. Гуссерля в России // Ученые записки Тартусского государственного университета.— Вып. 787. Труды по философии. XXXIII.— 1987.
12. Плотникова Н.С. Европейская трибуна русской философии: «Оег п^эсЬе ОеЛапке» (1929-1938) // Исследования по истории русской мысли. Ежегодник.— М., 1999.
13. Столович Л. Н. История русской философии.— М., 2005.
14. Шитов А. М. Борис Валентинович Яковенко — факты биографии // Яковенко Б. В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фихте.— СПб., 2004.
15. Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии.— Пг., 1922.
16. Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии. I / отв. ред.-составитель Т. Г. Щедрина.— М., 2008.
17. Яковенко Б.В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фихте.— СПб., 2004.
18. Яковенко Б. В. История русской философии.— М., 2003.
19. Яковенко Б. В. Критические замечания о феноменологии II Ступени. Философский журнал.— 1991.— № 3.
20. Яковенко Б.В. Мощь философии.— СПб., 2000.
21. Яковенко Б. В. Тридцать лет русской философии (1900-1929) // Философские науки.— 1991.— №10.
22. Яковенко Б.В.Э. Гуссерль и русская философия // Ступени. Философский журнал.— 1991.—№3.
