Борис Яковенко и Фердинанд Пеликан Текст научной статьи по специальности «История и археология»

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ

ВЫСТАВКА И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ СЕМИНАР В СЛАВЯНСКОЙ БИБЛИОТЕКЕ

В Праге, в знаменитой Славянской библиотеке, в сентябре-октябре 2006 г. была развернута выставка «Борис Валентинович Яковенко — философ и историк философии». Экспозиция интереснейшая. Документы, семейные фотографии, письма рукописи, первые издания книг... все экспонаты не перечислить, но на некоторые указать нужно... Например, на письмо М. Унамуно нашему философу или адресованные ему же письмо А. М. Горького. А разве не интересно взглянуть на рукопись знаменитой статьи Б. Я. Яковенко «Философия отчаяния»?

В рамках этого мероприятия, был проведен теоретический семинар, посвященный Б. В. Яковенко. На нем выступали автор экспозиции А. М. Шитов (Чехия), рассказывавший об обстоятельствах переезда Б. В. Яковенко в Чехословакию, А. А. Ермичев (Санкт-Петербург, Русская христианская гуманитарная академия) с сообщением «Б. В. Яковенко и журнал “Логос”» и С. Магид (Чехия) с темой «Б. В. Яковенко и чешские философы»,

Выставка и теоретический семинар состоялись благодаря усилиям директора Славянской библиотеки д-ра Л. Бабки, директора Российского центра науки и культуры в Праге Б. В. Ионова и его заместителя А. В. Рыченко.

Ниже мы публикуем выступление С. Магида.

Сергей Магид

БОРИС ЯКОВЕНКО И ФЕРДИНАНД ПЕЛИКАН

Очень странное, можно даже сказать, маргинальное положение Яковенко в русской эмигрантской среде не в последнюю очередь объясняется, очевидно, тем, что он был, пожалуй, единственным философом-эмигрантом (во всяком случае, в Италии и потом в Чехословакии), которого изгнал не большевистский, а из России царский и из Италии фашистский режим. Яковенко не пришлось плыть в неизвестность на «философском параходе» как Бердяеву, или переходить ночью по льду Финский залив как Струве и Гессену. Яковенко уехал с относительным комфортом и совершенно легально. И хотя он принципиально не принимал большевистскую идеологию, — об этом достаточно ясно говорит его исследование «Философия большевизма», — не принимал он ее не с консервативно-почвенных позиций, на которых стояло большинство эмигрантов, а с позиций, по его собственному выражению, «либерального

европейского Запада», с позиций «просвещенного демократизма»1, с позиций, которые не только с подозрением воспринимались большинством русской эмиграции, но за исповедание которых могли и убить, как убили в Берлине В. Д. Набокова.

При этом надо помнить, что свои политические убеждения Яковенко сам для себя достаточно давно и ясно определил своей философской концепцией «трансцендентального плюрализма». Эта концепция в философском плане обосновывала либерально-демократическое политическое устройство. Она предполагала наличие не единственной (и потому монопольной) истины бытия, а множественность истин, т. е. множественность статусов, позиций, ликов живого сущего. Именно основываясь на допущении множественности истин, «организующих» бытие, и на их абсолютном равенстве друг другу при полной друг от друга незвисимости и принципиальной друг к другу несводимости, концепция философского плюрализма (как противоположность монизму и дуализму) закономерно обосновывает теорию плюрализма политического: этот вывод лег в основу общественных взглядов Бориса Яковенко. Но этот же вывод позднее привел и австрийского философа Карла Поппера к созданию основных положений его главного социологического труда «Открытое общество и его враги»2. Этот труд был написан Поппером в эмиграции в Новой Зеландии во время Второй мировой войны и в наше время стал Новым Заветом либеральной демократии. Яковенко же выводил философское оправдание «открытого», т. е. по-настоящему свободного гражданского общества, растущего из автономности своих составляющих и плюрализма их сил и стремлений, еще в 1922 г. (В 1922 г. Карл Поппер еще работал учеником мастера-краснодеревца, причем без особого успеха.) Вот что Яковенко писал о плюрализме в своих «Очерках русской философии»: «Нет в сфере Сущего ничего такого, что объединяло бы в себе, а, объединяя, поглощало бы или всю множественность его существа, или хотя бы его отдельные провинции. Каждая отдельность в нем, каждый трансцендентальный миг его существования есть нечто самостное, самоопределительное, первично-последнее, в себе законченное и в своей трансцендентальной сущности совершенно особенное»3. С этими взглядами Яковенко на переломе 1924-1925 гг. переселился из фашистской Италии Муссолини в демократическую Чехословакию Масарика.

Идея переезда стала реальной в связи с обстоятельством совершенно неожиданным: семидесятилетний президент Чехословацкой республики Т. Г. Масарик заболел тяжелой ангиной. Врачи рекомендовали президенту юг; весь курортный сезон 1921 г. — с мая по август — Масарик провел в Италии, в том числе на о. Капри. Отдых в Италии, очевидно, помог — лето 1922 г. Масарик снова провел на Капри, работая над книгой воспоминаний о Великой войне. В один из его приездов на Капри с ним и встретился Яковенко. Была ли встреча случайной или заранее спланированной, неизвестно. Во всяком случае, президент-философ лично пригласил философа-эмигранта в Чехословакию4. Помимо демократического образа правления и президентской стипендии была, возможно, и еще одна причина, обусловившая переезд именно в эту страну: наличие в ней русского издательства «Пламя», с тогдашним руководителем которого Е.А. Ляцким (1868-1942) Яковенко был знаком и активно переписывался, еще будучи в Италии. По этим письмам можно установить, когда Яковенко окончательно перебрался в Чехословакию: первый чехословацкий адрес появляется в его письмах только в январе 1925 г.: Máríanské Lazné, Lesni trida, villa Bar5. Поскольку население Марианске Лазни (или Мариенбада) было в ту пору в большинстве своем немецким, семье спешно пришлось, оставив итальянский, выучить новый иностранный язык — на этот раз немецкий.

Творческая деятельность Яковенко в новой стране пребывания сначала была очень активной. В издательстве «Пламя», руководимом Ляцким, в 1925 г. вышла первая книга пражского варианта журнала «Логос» («Международного ежегодника по философии культуры, издаваемого под редакцией С. И. Гессена, Ф. А. Степуна и Б. В. Яковенко»). Яковенко был уверен, что издание «Логоса», начатое так мощно, будет триумфально продолжаться; его жизнь в Чехословакии началась, таким образом, с самых «радужных планов». «Я в течение протекшего месяца, — писал он Ляцкому в феврале 1925 г., — был занят подготовкой 2-го номера «Логоса»6. Но планы не сбылись. Русский «Логос» 1925 г. так и остался единственным. Возможно, в связи с недостатком финансов, возможно, и по другим причинам, которые не место здесь разбирать. Во всяком случае Яковенко больше никогда не делал попыток издавать журнал на русском языке; в течение дальнейшей жизни в Чехословакии он писал либо по-немецки (и только на этом и других неславянских языках издавал книжки своих «следующих» журналов), либо друзья-чехи переводили его работы на чешский. Не сложился и контакт философа с русской эмигрантской интеллигенцией в Чехословакии. Вот, например, «Философское общество» в Праге. Образовалось оно в декабре 1924 г. и уже 11 декабря в нем состоялся первый доклад. Название доклада — «Сущность плюрализма». Первый в истории пражского Общества докладчик — приехавший из Италии Б. Яковенко7. В 1928 г. Общество выпускает отчет о своей деятельности, включая список опубликованных докладов, которые читались в течение истекших четырех лет8. Из этого списка видно, что доклад, прочитанный Яковенко четыре года назад, все еще «печатается», тогда как доклады остальных выступавших давно опубликованы. Как докладчик Яковенко больше не упоминается и как бы перестает существовать. Нет никаких данных о том, чем он занимался в качестве члена Философского общества, как относился к работам своих коллег, как остальные члены Общества относились к его работам. Нет ни одной рецензии на его доклад. Что же касается издания пражского номера журнала «Логос», то, хотя редакторами журнала и значились Гессен, Степун и Яковенко, но журнал готовил к печати практически один Яковенко (Гессен помогал ему чисто номинально, участие Степуна, как кажется, ограничилось лишь предоставлением своей фамилии для размещения на титульном листе, Ляцкий же мог в любую минуту отказаться от сотрудничества или просто начать тянуть время, как это постоянно происходило и потом, когда Яковенко втягивал его в свои издательские начинания). Нет никаких следов взаимообщения Гессена, Степуна и Яковенко по поводу издания журнала. Отсутствуют какие бы то ни было материалы к истории этого издания. Совершенно невыясненными остаются причины, по которым журнал не имел продолжения, — а ведь на последней странице первого номера с уверенностью написано, что «Русское издание «Логоса» выходит в Праге в издательстве «Пламя»... два раза в год». Почему же «Логос» погиб уже после первого номера, — если учесть, что следующий журнал, организованный усилиями все того же Яковенко, — «Русская мысль» (на немецком языке и в боннском издательстве) — выходил успешно и долго? В итоге вокруг истории рождения и гибели пражского «Логоса» нет ничего, кроме завесы умолчаний.

После неудачи с «Логосом» Яковенко почти на три года (1925-1926-1927) практически исчезает из общественной и культурной жизни русской эмиграции в Чехословакии. Но если в феврале 1925 (еще полный «радужных планов») он пишет Ляцкому: «Жить в Мариенбаде для такого “солитария” [отшельника] как я, чистое наслаждение!», то уже с июня тон писем кардинально меняется.

«У меня сейчас снова... очень острый денежный кризис... только безвыходность положения заставляет меня беспокоить Вас... » (28 июня 1925).

«Работаю, как вол... Перевожу [на итальянский] для двух разных издательств “Войну и мир” [!] и “Анну Каренину” [!]... » (21 февраля 1927). [Совершенно непонятно, как можно одновременно переводить два эти произведения].

«Я нахожусь в отчаянном положении. ... Я очутился... в совершенно безвыходном и нестерпимом положении... Не беспокоил бы Вас, если бы не самая крайняя необходимость» (14 июля 1927 г.).

«...Я сижу совершенно без денег и со срочными, нетерпящими никаких отлагательств мелкими платежами... Трудно, ох как трудно работать...» (3 августа 1927).

«Увы! Мое положение не улучшилось, а ухудшилось... » (13 августа 1927 г.)

«Положение мое действительно отчаянное, а кроме того и дурацкое... » (18 августа 1927).

В эти годы Яковенко живет исключительно гонорарами за свои переводы русской классики на итальянский язык. Список переведенного им огромен. Работа же переводчика, являющаяся вынужденной, но побочной поденщиной, исполняемой ради хлеба насущного, как известно, есть добровольная деятельность по самоиссушению творческих душ и умов.

Тем не менее у Яковенко хватило сил остаться по-прежнему восприимчивым к философии. Осенью 1927 г. он возвращается в общественную жизнь; но на сей раз это не была жизнь русской эмигрантской общины, — Яковенко делает крутой и мудрый поворот, — он начинает принимать активное участие в философской жизни страны обитания, становится одним из постоянных авторов и энергичным сотрудником молодого чехословацкого философского журнала «Рух филозофицки» (Ruch й1с«ойску).

Молодой «идеалистический» «Рух» (1920-1942 гг.), руководимый философами нового поколения Фердинандом Пеликаном (1885-1952), Карелом Воровкой (1879— 1929), Владимиром Гоппе (1882—1931), вел бескомпромиссную борьбу (одна из передовых статей Ф. Пеликана так и называлась «Борьба за свободу чешской философии») с оплотом чешских позитивистов, журналом «Ческа мысл» (1900—1947 гг.), который возглавлял Франтишек Вацлав Крейчи (1867—1941). Яковенко оказался в самом эпицентре этой идейной борьбы. Он не был единственным русским философом, которого печатали в «Рухе», наоборот, почти в каждом номере можно было увидеть статьи и рецензии Лосского, Гессена, Лапшина, Чижевского, но никто из них не посвятил всего себя в таком объеме чехословацкому философскому журналу, как Яковенко. В «Рухе» он сотрудничал, начиная с седьмого выпуска (октябрь 1927/1928) и до самого его закрытия весной 1942. Издатель и душа всего предприятия Фердинанд Пеликан, будучи ровесником Яковенко и его единомышленником, стал впоследствии его постоянным переводчиком и преданным другом. С этой дружбой Яковенко на редкость повезло. Почти все его крупные работы по теории познания и истории философии, написанные в эмиграции, были переведены на чешский язык Ф. Пеликаном и изданы с его же помощью. Яковенко, в свою очередь, издавал труды друга в «собственных» журналах — Der Russische Gedanke и Internationale Bibliothek für Philosophie. В «Рухе» Яковенко взял на себя нелегкую работу обозревателя и рецензента иностранных (т. е. не чехословацких) философских журналов, сборников материалов международных философских съездов и новых работ по философии, выходящих не только в Германии, Италии и в среде рус-

ской диаспоры в Европе, но и в СССР. Во время своего сотрудничества с журналом Яковенко написал около четырех десятков серьезных рецензий, обзоров и откликов. Еще раз надо напомнить, что после 1925 г. все, написанное Яковенко, появлялось в печати на немецком, итальянском, чешском, французском, английском языках, но не по-русски. Последней работой, при жизни философа увидевшей свет на его родном языке, была статья «К критике русского интуитивистического идеалреализ-ма», опубликованная в Научных трудах Русского народного университета в Праге в 1929 г. Огромный корпус текстов, в большинстве своем и по сей день совершенно неизвестных в России, ждет обратного перевода и тщательно комментированного издания. Только в журнале «Рух филозофицки» были опубликованы (по-чешски и по-немецки) такие работы Яковенко, как «О сущности плюрализма», «Отрицательное мировоззрение Достоевского», «Влияние Гегеля на русское мышление», «Идейное еретичество в русском марксизме и Н. Ленин», «Из новейшей истории итальянского мышления (75-летний юбилей Бенедетто Кроче», «Из истории русской философии», «Был ли Герцен фейербахианцем?», «М. Н. Катков и В. П. Боткин как гегельянцы», «Николай Платонович Огарев» и многие другие.

Ф. Пеликан продолжал издавать свой журнал и в эпоху Протектората Чехия и Моравия, причем печатал в нем статьи философов еврейского происхождения Гуссерля и Бергсона. «Рух филозофицки» перестал выходить в 1942 г., сборник Яковенко «Международная философская библиотека» —в 1944 г., но оба редактора пережили войну. Надо было еще пережить послевоенный постепенный захват власти леворадикальными силами, которые несли с собой новый тоталитаризм, выражавшийся, прежде всего, в запрете на свободную мысль и свободное слово. В этот недолгий трехлетний период (1945-1946-1947) Яковенко и Пеликан, чья дружба представляет собой поистине редкое явление цельности и долговременности деловых и человеческих связей людей разных национальностей и культур, снова работали вместе. Яковенко готовил к печатил свой следующий обширный труд. На этот раз это была огромная монография о Белинском. Пеликан переводил ее на чешский. Яковенко посвятил книгу памяти первого чехословацкого президента Т. Г. Масарика — это было в 1948 г.! Цензурный комитет пришедшего к власти политического режима запретил публикацию. Поэтому монография русского философа Яковенко о русском публицисте Белинском вышла в Австралии и только в 1986 г. в количестве 100 экземпляров. Яковенко при жизни так и не увидел свой монументальный текст в печатном виде, а Пеликан — свой монументальный перевод. Друзья умерли один за другим, Яковенко — в 1949 г., Пеликан, пережив его на три года, — в 1952. Четырехсотстраничный труд Б. Яковенко и Ф. Пеликана о Белинском до сих пор не издан ни на чешском в Чехии, ни на русском в России.

4 октября 2006 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Яковенко Б. Философия большевизма. Берлин, 1921. С. 5.

2 Popper K. The Open Society and its Enemies. London, 1945. —На русском языке издано почти через пятьдесят лет: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1-2. М., 1992.

3 Яковенко Б. В. Очерки русской философии. Берлин, 1922. С. 116-117.

4 Сообщено Н. Б. Яковенко, дочерью философа.

5 Письмо Яковенко Ляцкому от 27 января 1925 г. // Pamatnik narodniho pisemnictvi (далее PNP), Praha. Fond Je. A. Ljackeho, karton 62/63.

6 Письмо Яковенко Ляцкому от 13 февраля 1925 г. // Ibid.

7 См.: «Философское общество в Праге» // Путь. Орган русской религиозной мысли / Под ред. Н. А. Бердяева. Париж, август 1927, №8. С. 139-140.

8 См.: Философское общество в Праге. 1927-1928. Прага, 1928.