CC BY
57
зации прав участников нуждается в дополнительном теоретико-методологическом обосновании.
Рассмотренными не исчерпывается круг проблемных вопросов корпоративных правоотношений, но они могут быть предметом отдельного рассмотрения.
Литература
1. Российская газета. 2008. 23 июля.
2. Вестник ВАС РФ, 2009. № 11.
3. Корпоративное право: актуальные проблемы теории и практики // Под ред. В.А. Бедова. М., 2009. С. 47; Ломакин Д.В. Очерки теории акционерного права и практики применения акционерного законодательства. М., 2005. С. 20; Степанов Д.И. От субъекта ответственности к природе корпоративных отношений // Вестник ВАС РФ. 2009. № 1. С. 35; Долинская В.В. Акционерное право: основные положения и тенденции. М., 2006. С. 69-70 и др.
УДК 347.4
4. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1973.
5. Степанов Д.И. От субъекта ответственности к природе корпоративных отношений // Вестник ВАС РФ. 2009. № 1.
6. Суханов Е.А. О видах сделки в Германском и Российском гражданском праве // Вестник гражданского права. 2008. № 2.
7. Козлова Н.В. Правовая природа учредительных документов юридического лица // Хозяйство и право. 2004. № 1.
8. Рыбалов А.О. О новых попытках ревизии понятия права собственности // Вестник ВАС РФ. 2005. № 10.
9. Тарасенко Ю.А. Правовая природа договора хозяйственного общества с единоличным исполнительным органом // Вестник ВАС РФ. 2010. № 11.
10. Степанов М.Д. Договор об осуществлении прав участников ООО // Вестник ВАС РФ. 2010. № 12.
Тарасова А.Е.
СОВМЕСТИМОСТЬ ПРИНЦИПА ДОБРОСОВЕСТНОСТИ С ПРИРОДОЙ КОРПОРАТИВНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Гражданское право относится к частной отрасли российского права, составляющей основу регулирования всех частных отношений. Усложнение регулируемых правом общественных отношений требует соответственно модификации и развития норм их регулирующих. В частности, такое развитие норм гражданского законодательства касается расширения предмета гражданского права путем включения в него корпоративных отношений.
Закрепление в предмете гражданского права корпоративных отношений требует от законодателя создания целого ряда норм и институтов, позволяющих обеспечивать баланс корпоративных интересов различных субъектов, их защиту, устойчивость внутрикорпоративных связей, недопустимость злоупотребления правами и утраты корпоративного контроля с учетом существенной специфики внутрикорпоративных отношений и ее влияния на внешние хозяйственные отношения.
Тенденция последовательного закрепления в российском законодательстве норм, предназначенных для регулирования и защиты корпоративных отношений, наблюдалась на протяжении всего периода существования нового российского гражданского законодательства. Это относится к институту юридических лиц, который в общем виде закре-
плен в ГК РФ, (ч. 1) [1], и специально регламентирован в законах об акционерных обществах [2] и обществах с ограниченной ответственностью [3]. Однако нормы указанных законов подвергались неоднократным изменениям, связанным с необходимостью обеспечения прав участников внутрикорпоративных отношений, защиты предприятий от рейдерских захватов и недопущения утраты корпоративного контроля. Даже в процессуальное законодательство введена специальная глава 28.1. «Рассмотрение дел по корпоративным спорам» [4]. Таким образом, процессуальное законодательство быстрее отреагировало на необходимость более специального регулирования в части корпоративных отношений и корпоративных споров.
Именно поэтому назрел вопрос о совершенствовании, прежде всего, материального законодательства, приведении в систему норм различных специальных законов, регулирующих корпоративные отношения. Однако определяющим все же является правильный выбор законодателем самой модели регулирования корпоративных отношений и обеспечение ее совместимости с принципами гражданского права, в том числе теми, которые предлагается внести с учетом Концепции развития гражданского законодательства (далее Концепция) [5].
Так, вместе с включением в предмет гражданского права корпоративных отношений Концепция дополняет систему принципов (основных начал) гражданского законодательства принципом добросовестности.
Следует отметить, что попытка включения принципа добросовестности в механизм регулирования корпоративных отношений была предпринята в уже названном ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» № 205-ФЗ от
19.07.2009 г., в которым лоскутно изменены нормы материального права о корпоративных юридических лицах, а также создана специальная глава процессуального законодательства о корпоративных спорах. Указанный закон поставил возможность оспаривания сделок хозяйственных обществ, если такие сделки являются крупными или с заинтересованностью, в зависимость от добросовестной неосведомленности контрагента по таким сделкам.
При применении норм ст. 79, 84 ФЗ «Об акционерных обществах» и ст. 45, 46 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» судебноарбитражная практика прямо апеллирует к термину «добросовестность контрагента по сделке». Причем способ применения оговорки: «Другая сторона в двусторонней сделке не знала и не должна была знать о наличии признаков заинтересованности в сделке и несоблюдении установленного порядка ее совершения» - является весьма формальным. Для подтверждения добросовестности суды ограничиваются при установлении неосведомленности контрагента исследованием только тех документов, которые были предоставлены этому контрагенту противоположной стороной. Необходимость и возможность истребования контрагентом иных документов, которые позволили бы ему усомниться в законности совершаемой корпоративной организацией сделки, суд не исследует.
Такой подход представляет собой очередную крайность в достижении стабильности гражданского оборота. Первой крайностью являлась безусловная возможность оспаривания крупных сделок и сделок с заинтересованностью безотносительно к осведомленности контрагентов о нарушении порядка их совершения со стороны хозяйственного общества, что предусматривалось прежними редакциями соответствующих статей законов об обществах с ограниченной ответственностью и акционерных обществах до внесения в них изменений ФЗ № 205-ФЗ [6]. После вступления в силу указанных изменений добросовестность неосведомленных контрагентов в смысле, который придает ей судеб-
ная практика, нивелировала защиту корпоративных интересов участников хозяйственных обществ.
В ряде аналогичных дел суды пришли к следующим выводам о критериях применения категории добросовестности в корпоративных спорах. Так, в делах ЗАО «СТРИМ» против АК Сберегательный Банк РФ суд указал следующее: «Положения статьи 84 Федерального закона «Об акционерных обществах» предполагают необходимость установления как должной, так и фактической осведомленности контрагента акционерного общества по оспариваемой сделке с заинтересованностью о нарушении предусмотренного законом порядка ее совершения. При этом суду необходимо оценить, насколько контрагент акционерного общества мог, действуя разумно и проявляя требующуюся от него по условиям оборота осмотрительность, установить наличие признаков несоблюдения порядка совершения сделки с заинтересованностью. Статьей 83 Федерального закона «Об акционерных обществах» предусмотрено, что сделка, в совершении которой имеется заинтересованность, должна быть одобрена до ее совершения советом директоров (наблюдательным советом) общества или общим собранием акционеров в соответствии с настоящей статьей. Следовательно, при наличии оснований полагать, что сделка для акционерного общества может быть признана сделкой с заинтересованностью, контрагент общества должен удостовериться в наличии одобрения такой сделки в порядке главы XI Федерального закона «Об акционерных обществах».
Из материалов дела следует, что при заключении оспариваемого договора ипотеки Банк РФ проявил должную осмотрительность и истребовал у ЗАО доказательства одобрения сделки, в совершении которой имелась заинтересованность нескольких акционеров. В протоколе раскрыты все существенные условия сделки, ее крупность и наличие заинтересованности акционеров в ее совершении. С учетом сведений о составе участников внеочередного общего собрания акционеров, приведенных в таблице на странице 1 протокола, у банка имелась реальная возможность установить, что оспариваемая сделка была одобрена большинством незаинтересованных акционеров общества, что соответствует требованиям статьи 83 Федерального закона «Об акционерных обществах».
Суд отклоняет доводы истцов о том, что банку следовало затребовать также протокол итогов голосования, бюллетени для голосования, журнал регистрации прибывших на собрание лиц, реестр владельцев именных ценных бумаг ЗАО. Перечисленные документы не являются в силу закона
обязательными при заключении договора ипотеки. Истребование данных документов банком не может быть оценено как его обычная должная осмотрительность. Напротив, истребование иных доказательств одобрения сделки с заинтересованностью, помимо предусмотренного статьей 83 Федерального закона «Об акционерных обществах» одобрения компетентного органа общества, свидетельствовало бы о принятии чрезвычайных мер банком, имеющим для этого какие-либо веские основания. Из материалов дела наличие соответствующих оснований, которые позволили бы банку усомниться в достоверности представленных ЗАО документов, не усматривается.
Таким образом, учитывая презумпцию добросовестности участников гражданских правоотношений (пункт 3 статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации), достаточным для банка доказательством одобрения договора ипотеки компетентным органом управления ЗАО являлся протокол внеочередного общего собрания акционеров, согласно которому оспариваемая сделка была одобрена большинством незаинтересованных акционеров общества.
Предоставление ЗАО недостоверного протокола общего собрания акционеров об одобрении оспариваемой сделки, не влечет автоматически недействительности такой сделки. Вышеприведенные нормы закона (ст.84 Федерального закона «Об акционерных обществах»), исходя из необходимости учета баланса интересов акционеров и контрагента общества, фактически относят на акционеров риск злоупотребления должностными полномочиями исполнительным органом общества либо отдельными акционерами и иными должностными лицами общества при установлении добросовестности (не информированности) контрагента. В данном случае акционерам предоставлен иной способ защиты их нарушенных прав (иск о возмещении убытков, причиненных обществу, к соответствующим лицам -ст.71 Федерального закона «Об акционерных обществах»)» [7].
Подобное правоприменение сводит категорию добросовестности исключительно к формальным критериям, без учета практики хозяйственной деятельности контрагентов, выступающих субъектами предпринимательской деятельности и обязанных проявлять повышенную осмотрительность в работе с корпоративными организациями, при этом судами не учитывается и сложившаяся деловая практика проверки контрагентами своих профессиональных рисков. В частности, к субъектам хозяйственной деятельности, которые основываются не только на
положениях закона, но и на правилах внутренней практики, относятся банки. Их деятельность формально регламентирована множеством внутренних актов. Банки как профессиональные субъекты предпринимательства в своей деятельности должны руководствоваться знанием, а не просто осведомленностью, корпоративного законодательства, его специфики. Так, в своей деловой практике многие банки применяют условие о нотариальном удостоверении подписей акционеров, тем более незаинтересованных, на протоколах об одобрении крупных сделок и сделок с заинтересованностью, к которым относятся кредитные сделки и обеспечительные сделки, в частности договоры залога, ипотеки. Ряд банков практикует оформление протоколов в присутствии представителей кредитной организации на общем собрании (как правило, такие собрания являются внеочередными и призваны решать один вопрос - о получении кредита и предоставлении обеспечения его возврата). Таким образом, формальные выводы судебных органов о достаточности протокола общего собрания акционеров для оценки добросовестной неосведомленности контрагента по сделке свидетельствуют о механистическом отношении к вопросу о балансе интересов внешнего контрагента и участников корпоративного правоотношения и сделаны без должного анализа природы корпоративных отношений и профессиональных рисков внешних контрагентов. Если в любом случае злоупотребления со стороны исполнительного органа или части участников корпорации относить исключительно на риск других участников (акционеров), тогда объективно появляется вопрос о целесообразности включения корпоративных отношений в предмет гражданского права, а также ценности регулирования таких отношений, если оно для защиты их участников является заведомо бессмысленным. Кстати, такой формальный подход к установлению добросовестности неинформированного контрагента в большей степени приводит к недобросовестному поведению, которое может стать распространенной моделью во внутрикорпоративных отношениях.
В рассмотренном примере из судебной практики даже не профессиональному участнику хозяйственной деятельности очевидно, что одного протокола общего собрания акционеров без истребования выписки из реестра акционеров недостаточно, хотя бы потому, что невозможно определить, кто действительно является акционерами общества. При отмеченном судебном подходе в качестве акционеров могут указать себя лица, посторонние для акционерного общества. Также в приведенных делах на
представленных обществом Банку протоколах были подписи председателя и секретаря собрания тех акционеров, которые являлись заинтересованными в совершении оспариваемых сделок, подписей незаинтересованных акционеров, которые якобы участвовали в собрании и голосовали за совершение сделок из протокола, не усматривалось. Указанное обстоятельство не может не вызвать сомнения у контрагента в вопросе о фактическом соблюдении при одобрении сделки интересов и прав незаинтересованных акционеров и выполнении порядка заключения сделки, предусмотренного законом.
Кроме того, если сравнить критерии добросовестности, которыми руководствуются арбитражные суды при рассмотрении, например, споров об истребовании имущества от незаконного владельца [8] с тем, как решается вопрос добросовестности в корпоративных спорах по крупным сделкам и сделкам с заинтересованностью, то становится очевидным, что никаких критериев суды в корпоративных отношениях не используют, кроме безусловного признания добросовестной неосведомленности контрагента по формальным основаниям. Такие неодинаковые подходы в судебной практике к оценке одной правовой категории нельзя считать правильными. Они же свидетельствуют о крайней неопределенности самого принципа добросовестности в гражданском законодательстве и практике его применения, неподготовленности законодательства к внедрению такого принципа при включении в предмет гражданского права корпоративных отношений.
Следует отметить, что сама совместимость принципа добросовестности с природой корпоративных отношений является достаточно спорной. Данный вывод вытекает из более серьезной проблемы совместимости принципа добросовестности, если считать его общегражданским, с задачами, которые ставит перед собой гражданское законодательство.
Не только гражданский (хозяйственный) оборот не готов к внедрению принципа добросовестности, но и сама система построения гражданского законодательства с учетом тенденций ее развития включает регулирование таких областей отношений, которые априори не могут и не должны опираться на принцип добросовестности как на «средство против всех болезней».
Так, гражданское законодательство, расширяя предмет правового регулирования, ставит перед собой задачу создать такую модель регулирования корпоративных отношений, которая бы максимально обеспечивала защиту прав и интересов их участ-
ников, в том числе от внутренних злоупотреблений, и обеспечивала баланс таких интересов. С другой стороны, внутренние корпоративные отношения (которые принимаются за истинно корпоративные) сталкиваются с отношениями извне. Насколько успешно законодатель обеспечит модель регулирования внутрикорпоративных отношений и их защиту, будет зависеть стабильность этих отношений и защита корпоративной собственности, в том числе ее уважение со стороны внешних контрагентов. Напротив, максимальная защита внешних отношений, обеспечение их стабильности в ущерб интересам корпорации, позволяет уменьшать ценность внутрикорпоративных отношений, порой сводя ее на нет. Таким образом, безусловная добросовестность внешних контрагентов парализует решение законодателем задачи по изменению предмета гражданского права и введению специального развернутого регулирования корпоративных отношений, с тем, чтобы уверенность в своих правах была у каждого их участника.
Установление принципа добросовестности в качестве общегражданского вступает в явное противоречие с гражданско-правовыми институтами защиты не только на примере корпоративных отношений. Сама направленность гражданского права состоит в максимальной защите прав участников оборота, так как основу - базис гражданского права, составляют отношения собственности. Корпоративные отношения есть своего рода форма существования консолидированной собственности и ее введения в экономический оборот. Гражданское право носит максимально компенсационный характер в случае нарушения прав участников правоотношений, заключающийся в восстановлении имущественной сферы потерпевшей стороны или максимально возможной компенсации личного вреда. Достигать такого компенсационного эффекта, а также стимулировать участников к соблюдению прав и интересов друг друга и исполнению обязательств удается посредством презумпции вины в нарушении обязательств (ст. 401 ГК РФ). При этом гражданское право подчиняется преимущественно диспозитивному методу регулирования и представляет собой отрасль частного права, в то время как карательное публичное уголовное право основано на противоположной презумпции невиновности. При том, что уголовная ответственность жестко императивно установлена и является неотвратимой. Такой правовой парадокс, как ни странно, позволяет двум разным отраслям права достигать нужного для каждой отрасли правового эффекта. Возвращаясь к принципу добросовестности как общеграж-
данскому принципу, следует констатировать, что такой принцип более отвечает праву уголовному, а не гражданскому.
Соблюдать законы, действовать разумно и порядочно граждане и юридические лица должны безотносительно к тому, в какие отношения они вступают. Сути же многих институтов гражданского права, позволяющих отрасли эффективно регулировать общественные отношения, этот принцип, в качестве средства регулирования, не только не отвечает, но и противоречит. Совершенно очевидно, что принцип добросовестности не согласуется с презумпцией вины в гражданском праве [9]. Так, принцип добросовестности не позволяет защищать интересы лиц недееспособных, частично дееспособных в спорах об истребовании незаконно отчужденного их имущества. Для этой области отношений не подходит сложившееся применение ст. 302 ГК РФ в ее конституционном смысле, придаваемом Постановлением Конституционного Суда РФ № 6-П от 21.04.2003 г. [10]. Так, законные представители указанных недееспособных граждан де-юре признаются действующими как волевые субъекты в сделках от имени представляемых, что лишает недееспособное лицо возможности виндицировать вещь в любом случае по критерию отсутствия воли. Воля представителя считается выражением воли представляемого. Фактически же у представляемого недееспособного или частично дееспособного лица отсутствует собственная воля либо она неполноценна, поэтому любые сделки, заключаемые от имени недееспособных, являются сделками, совершенными помимо их воли. Поэтому критерий действительности подобных сделок с особым пороком воли должен находиться в иной, чем воля, плоскости. Таким образом, и условия виндикации имущества недееспособных граждан должны быть иные, чем те, что охватываются ст. 302 ГК РФ и позволяют «законно» нарушать права недееспособных граждан (а это основная категория пострадавших от неуправомоченного отчуждения имущества).
Аналогичная ситуация складывается на примере корпоративных отношений. При отсутствии самого понятия корпоративных отношений и ясной модели их регулирования в рамках гражданского законодательства введение принципа добросовестности в качестве общегражданского является преждевременным шагом. Казусы судебной практики, мечущейся из крайности подходов в крайность благодаря противоречивой логике законодателя, являются ярким тому подтверждением.
Литература
1. ФЗ № 51-ФЗ от 30.11.1994 г. // РГ № 238-239, 8.12.1994 г.
2. ФЗ № 208-ФЗ от 26.12.1995 г. // РГ № 248, 29.12.1995 г.
3. ФЗ № 14-ФЗ от 8.02.1998 г. // РГ № 30, 17.02.1998
г.
4. ФЗ № 205-ФЗ от 19.07.2009 г. // РГ № 133,
22.07.2009 г.
5. Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 07.10.2009 // Вестник ВАС РФ. 2009. № 11.
6. Хотя это положение и было скорректировано п.2 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20.06.2007 № 40 «О некоторых вопросах практики применения положений законодательства о сделках с заинтересованностью», согласно которому, если будет установлено, что другая сторона в двусторонней сделке или выгодоприобретатель по односторонней сделке не знали и не должны были знать о наличии признаков заинтересованности в сделке и несоблюдении установленного порядка ее совершения, по смыслу статьи 84 Закона об акционерных обществах сделка не может быть признана судом недействительной.
7. Постановление 15 ААС от 7.12.2010 г. по делу А53-10662/2010, Постановление ФАС СКО от 6.04.2011 г. по делу А53-10662/2010, Постановление 15 ААС от 1.11.2010 г. по делу А53-10661/2010, Постановление ФАС СКО от 28.02.2011 г. по делу А53-10661/2010 // http://rostov.arbitr.ru
8. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 13.11.2008 N 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения».
9. Об этом уже говорилось в юридической литературе: Тарасова А.Е. Правосубъектность граждан. Особенности правосубъектности несовершеннолетних, их проявления в гражданских правоотношениях. М., 2008. С. 141-165; Власова А.С. Презумпция добросовестности в спорах из корпоративных правоотношений // Закон. 2011. № 3.
10. «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М.
Мариничевой, А.В. Немировской, З.А. Скляновой, Р.М. Скляновой и В.М. Ширяева» // РГ № 81, 26.04.2003 г.
