112,4%, но задействовал в основном собственные инвестиционные ресурсы. В Киргизии темп прироста инвестиций был еще меньше -100,7%. Самая проблемная с этой точки зрения ситуация сложилась в Узбекистане, где показатель роста инвестиционных вложений в 2008 г. составил всего 41%. В этой связи решение руководства Узбекистана о выходе из Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС), обнародованное в ноябре 2008 г., выглядит, по меньшей мере, немотивированным.
Не рассматривая политические и экономические причины этого решения, отметим, что оно, скорее всего, приведет к замедлению реализации совместных проектов и, соответственно, притока российских инвестиций в республику. В то же время Узбекистан сейчас вряд ли может рассчитывать и на существенный приток западного капитала, а собственных инвестиционных средств у республики практически нет. В целом же представляется, что сложившаяся непростая экономическая ситуация как в Центральной Азии, так и на всем пространстве СНГ требует политического и экономического сближения государств постсоветского пространства, которое позволит совместными усилиями преодолеть отрицательные последствия мирового финансово-экономического кризиса.
«Азия и Африка сегодня», М., 2009 г., № 2, с. 13-17.
Юрий Рубцов,
доктор исторических наук
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ В «НЕОБЪЯВЛЕННОЙ»
ВОЙНЕ В АФГАНИСТАНЕ (1979-1989):
ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОШЛОГО
К 2009 г. относятся две даты, связанные с участием Советского Союза в гражданской войне в Афганистане: 25 декабря -30-летие ввода ограниченного контингента советских войск (ОКСВ) на территорию соседней страны, а 15 февраля - 20-летие его вывода. Более чем девятилетнее участие Советской Армии во внутриафганском конфликте стало важнейшим событием в новейшей истории СССР. Ряд исследователей прямо квалифицируют его как «необъявленную» войну против Афганистана. За минувшие годы по проблеме накоплена значительная литература, насчитывающая более 800 наименований. Ее наиболее полный историографический анализ проведен А.А. Костырей и С.В. Червонописким.
Едва ли не большая часть исследований участия СССР в войне в Афганистане принадлежит перу профессиональных военных. Эта литература представлена как исследованиями, проведенными сугубо под углом зрения военного искусства, так и работами военачальников, в которых научно-исследовательские аспекты тесно соседствуют с мемуарными. Несколько работ мемуарно-исследо-вательского характера издано видными советскими дипломатами.
Несмотря на обилие литературы, было бы излишне оптимистичным утверждать, что осмысление «необъявленной» войны в Афганистане можно считать свершившимся фактом. Не стихающие по сей день боевые действия в этой стране, эскалация внутриаф-ганского конфликта в связи с вторжением в 2001 г. войск США и международных сил НАТО, осуществленным под предлогом борьбы с международным терроризмом и движением «Талибан», побуждают вновь обращаться к страницам недавнего прошлого в стремлении извлечь уроки из тех событий. В настоящей статье автор попытался, опираясь на имеющийся массив литературы и источников, проанализировать участие Советского Союза в войне в Афганистане, выявить ее непосредственные и отдаленные последствия для исторической судьбы СССР, а затем и России.
Предыстория войны
До 1978 г. отношения СССР с Демократической Республикой Афганистан (ДРА) регулировались договорами 1921 и 1931 гг. и отличались дружественным характером, независимо от менявшихся в Кабуле политических режимов. Северный сосед оказывал Афганистану существенную экономическую и финансовую помощь. С 1954 г. при технико-экономическом содействии СССР было построено и введено в эксплуатацию 70 промышленных, энергетических, транспортных объектов. Они составляли до 60% всех предприятий госсектора. Было подготовлено более 60 тыс. специалистов различного профиля. Советский Союз обеспечивал также до 40% внешнеторгового оборота Афганистана. Он занимал первое место по объему предоставленной ДРА иностранной экономической помощи, его доля составляла 54% общего объема внешних займов и кредитов (для сравнения - доля США составляла 15%). Однако, несмотря на значительную иностранную помощь, ДРА продолжала оставаться одной из самых бедных стран мира. По уровню национального дохода на душу населения, составлявшему
160 долл. США в год, ДРА, по оценке экспертов ООН, занимала 108-е место из 129 развивающихся стран. Крайне низкими оставались темпы экономического роста. Две трети валового внутреннего продукта обеспечивали сельское хозяйство и кустарные промыслы. В деревне, где проживали не менее 13-14 млн. человек из 15,5 млн., составлявших население страны, преобладали докапиталистические отношения, что предопределяло глубокую социально-экономическую отсталость ДРА. В жизни афганского общества огромную роль играли племенные и клановые порядки. Рутинные экономические и социальные отношения во многом предопределяли менталитет афганцев, на формирование которого решающее воздействие оказал ислам, исповедующийся 98% населения.
В апреле 1978 г. лидеры действовавшей на полулегальном положении Народно-демократической партии Афганистана совершили военный переворот, получивший название Саурская, или Апрельская, революция. В результате был свергнут авторитарный режим М. Дауда, главой государства стал генеральный секретарь народно-демократической партии Афганистана (НДПА) Н.-М. Та-раки. Новые власти объявили о вступлении страны на путь социалистических преобразований. 3 декабря 1978 г. в Москве между двумя странами был заключен Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Как стало ясно позднее, особое значение в нем имела статья 4, которая зафиксировала взаимное обязательство «предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности». Именно на эту статью власти СССР и ДРА позднее ссылались, как на правовою базу ввода советских войск в Афганистан. Заключение полномасштабного договора и значительный динамизм, который после апреля 1978 г. приобрели отношения между двумя странами, отразили новую политическую реальность в Афганистане. Переворот, организованный НДПА, был громко объявлен народной революцией, на самом же деле он представлял собой очередной акт верхушечной борьбы за власть различных политических сил, отнюдь не пользовавшихся массовой поддержкой населения. Сразу же после победы в НДПА разгорелась ожесточенная борьба между фракциями «Хальк» (руководители - Н.-М. Тараки и X. Амин) и «Парчам» (Б. Кармаль), сопровождавшаяся массовыми репрессиями по отношению к более слабым «парчамистам». Она постепенно выходила за рамки сугубо партийных рамок и охватывала все новые слои афганского общества.
Лишь по большому недоразумению утвердившийся в Кабуле режим можно было квалифицировать как социалистический. По обоснованному мнению бывшего первого заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС К.Н. Брутенца, «на самом деле это была своеобразная, даже странная смесь пуштунского национализма с марксистской идеологией в ее догматической упаковке». Тем не менее факт прихода к власти партии, по лозунгам родственной КПСС, в Москве встретили с повышенным вниманием. В советском руководстве оказалось немало энтузиастов «прыжка» Афганистана из феодализма в социализм, подобно Монголии или советским республикам Средней Азии. В первую очередь, это были секретари ЦК КПСС М.А. Суслов и Б.Н. Пономарёв, отвечавшие за идеологию и связи с братскими партиями, и поддерживавший их аппарат. Не случайно секретарь ЦК, заведующий Международным отделом ЦК Пономарев в течение короткого времени дважды выезжал в Кабул. В декабре 1978 г. визит в СССР совершили генеральный секретарь ЦК НДПА, президент Афганистана Н.-М. Тараки и заместитель премьер-министра и министр иностранных дел X. Амин (вскоре он стал премьером). Некоторое время взаимоотношения двух стран развивались за счет наращивания экономической и научно-технической помощи со стороны СССР. Увеличивалась и военная помощь. Только по линии Министерства обороны СССР в Афганистан в течение года были направлены примерно 550 советников. С июня 1979 г. на Баграмском аэродроме (в 60 км севернее Кабула) базировалась эскадрилья самолетов Ан-12, вместе с которой для усиления охраны аэродрома прибыл парашютно-десантный батальон. На территорию страны под различным прикрытием были переброшены и некоторые другие советские воинские подразделения. Падение и без того непрочного авторитета власти в глазах населения (по существу провалилась аграрная реформа, страну лихорадили репрессивные кадровые чистки, грубо попирались нормы ислама), рост выступлений оппозиции, поддерживаемой из-за рубежа, вызывали растущее беспокойство руководства НДПА за свое положение. Рассматривая помощь, которую антиправительственным силам оказывали Пакистан, США, Китай и другие страны, как вмешательство последних во внутренние дела ДРА, кабульский режим стал все более уповать на прямое военное вмешательство со стороны СССР.
Вопрос о возможности ввода советских войск на территорию Афганистана Н.-М. Тараки впервые поднял ранней весной 1979 г.
Его постановку стимулировали массовые антиправительственные выступления, начавшиеся 15 марта 1979 г. в Герате. На сторону восставших почти полностью перешла дислоцированная в городе пехотная дивизия. Заговор был раскрыт также в Джелалабадском гарнизоне. Правящая власть зашаталась, страна встала перед угрозой гражданской войны общеафганского масштаба. Руководители страны обратились в Москву с настоятельной просьбой оказать помощь войсками для подавления выступления в Герате.
В этой связи 17-19 марта 1979 г. члены Политбюро ЦК КПСС обсуждали возможные меры помощи правительству Афганистана. Имеющиеся в распоряжении историков документы оставляют двойственное впечатление от степени твердости позиции отдельных членов Политбюро. В течение нескольких дней одни и те же лица (прежде всего те, кто впоследствии фактически определял афганский курс) высказывали подчас противоположные взгляды. Так, министр иностранных дел А.А. Громыко заявил: «Я считаю, что нам нужно будет прежде всего исходить из главного при оказании помощи Афганистану, а именно: мы ни при каких обстоятельствах не можем потерять Афганистан». Конечно, оговаривался он, одно дело применять такую крайнюю меру, как ввод войск, в случае, когда афганская армия поддерживает законное правительство, и совсем другое - когда армия «будет против правительства, а следовательно, и наших войск». Секретарь ЦК КПСС А.П. Кириленко, рассуждая, с кем будут воевать советские войска, «если мы их туда пошлем», тоже видел реальную опасность в том, что придется воевать не с ограниченным количеством недовольных, а «в значительной степени с народом». В то же время он поддержал министра обороны Д.Ф. Устинова в его призыве «выступить против мятежников». Неоднозначную позицию занял глава правительства А.Н. Косыгин. С одной стороны, он высказался за то, чтобы не «подталкивать» афганское руководство к обращению о направлении советских войск и всемерно побуждать его опираться на собственные силы. Желая компенсировать отказ, он предложил увеличить объем и ускорить поставки вооружения и продовольствия, предоставить афганцам дополнительную финансовую помощь. С другой стороны, Косыгин высказался за то, чтобы загодя сформировать воинские части, предназначенные для ввода в соседнюю страну, и «послать по особой команде».
Наиболее последовательным сторонником вооруженного вмешательства во внутриафганский конфликт предстал Устинов.
Он проинформировал Политбюро о том, что в Министерстве обороны разработаны два варианта военной акции, которые могут быть реализованы уже через трое суток. Первый из них предусматривал переброску в течение суток 105-й воздушно-десантной дивизии и мотострелкового полка непосредственно в Кабул, а также подтягивание к границе еще двух мотострелковых дивизий - 68-й и 5-й. По второму варианту предполагался одновременный ввод большего числа войск - двух дивизий. Державшийся почти все заседание в тени председатель КГБ Ю.В. Андропов высказался скорее за, чем против ввода: «Политическое решение (о направлении войск) нам нужно разработать и иметь в виду, что на нас, наверняка, повесят ярлык агрессора, но, несмотря на это, нам ни в коем случае нельзя терять Афганистан». Дискуссия была прервана в связи с необходимостью узнать точку зрения генсека Л.И. Брежнева, отсутствовавшего на заседании из-за болезни, а также учесть результаты предстоявшего телефонного разговора Косыгина с Тара-ки. В ходе разговора афганский президент напрямую поставил вопрос о направлении в его страну советских войск, обосновывая просьбу тем, что лишь эта кардинальная мера сможет спасти революцию. Он предложил Москве не связывать себя нормами международного права и направлять в Афганистан солдат и офицеров, призванных на службу из среднеазиатских республик и переодетых в афганскую военную форму, а на танки и самолеты поставить афганские опознавательные знаки, и «никто ничего не узнает». Тара-ки явно не желал прислушаться к советам своего собеседника и заняться мобилизацией союзников власти внутри Афганистана.
Возобновившийся 18 марта 1979 г. разговор в Политбюро показал, что позиция ряда его членов существенно изменилась. Громыко и Андропов отошли от уклончивой позиции, занятой накануне, и выступили против военного вмешательства. Им явно стала известна отрицательная позиция Брежнева, которую на следующий день, 19 марта 1979 г., генсек, прибыв в Кремль, сформулировал следующим образом: «У них распадается армия, а мы здесь должны будем вести за нее войну».
Было решено ограничиться наращиванием экономической и финансовой помощи ДРА: для охраны границы выделить 10 млн. руб. в валюте; на безвозмездной основе поставить оружие и боевую технику, за которые афганская сторона по ранее заключенным контрактам должна была платить; вместо запланированных 75 тыс. т хлеба поставить 100 тыс. т; поднять цену, по которой
СССР закупал в соседней стране газ, с 15 до 25 руб. за 1 тыс. кубометров. Не обошлось и без мер военного характера: в приграничных районах Министерство обороны «на всякий случай» разворачивало две дивизии, если все же возникла бы необходимость их оперативной переброски на территорию соседней страны по линии Министерства обороны; КГБ и МВД в Афганистан дополнительно направили примерно 200 советников. 20 марта 1979 г. в Москву прилетел Тараки. Он был принят Брежневым, дважды встречался с Косыгиным и другими членами политического руководства СССР. На просьбу о направлении в ДРА советских воинских частей Тара-ки официально получил отказ. Руководители СССР, соглашаясь на оказание ДРА дипломатической поддержки, финансовой и экономической помощи, на поставки вооружения и направление большего числа советников, критиковали гостя за иждивенчество, ориентировали его на активизацию усилий по расширению базы своей власти внутри собственной страны.
Как показали дальнейшие события, решимость советского руководства пока не вмешиваться в афганский конфликт оказалась шаткой. Мартовские дискуссии в Политбюро продемонстрировали твердую готовность «ни при каких обстоятельствах не потерять Афганистан», а именно ею, в первую очередь, руководствовались в Кремле. Одновременно проявилась четкая зависимость мнений членов высшего руководства от позиции Брежнева, которая тоже не оставалась неизменной. «Гибкость» членов Политбюро, диктовавшаяся не реальной обстановкой, а мнением первого лица, вместе с поверхностным уровнем обсуждения острейшей проблемы, пренебрежением аргументами профессионалов и непониманием специфики условий исламского общества предопределили, в конце концов, ошибочное и трагическое решение о вводе войск. Швейцарские авторы П. Алан и Д. Клей назвали эти факторы «рамками идеологии и бюрократии», внутри которых развивался Советский Союз и действовало, казалось бы, всесильное руководство страны. Все большая вовлеченность в афганские события поставила Москву перед необходимостью радикальных решений. Уже в начале апреля 1979 г., во время поездки в Афганистан начальника Главного политуправления Советской армии и Военно-морского флота генерала армии А. А. Епишева, Тараки и Амин вновь поставили вопрос о вводе войск. С аналогичной и весьма настойчивой просьбой -прислать на помощь не менее двух дивизий - они обратились также к Пономареву, находившемуся в Кабуле во второй половине
июля 1979 г. В общей сложности историки насчитывают не менее 20 обращений подобного рода, исходивших от различных афганских руководителей.
Документы и свидетельства непосредственных участников тех событий показывают, что наиболее трезвую позицию в вопросе, как реагировать на такие просьбы, занимали высшие военные руководители, рекомендовавшие воздержаться от попыток решать политические вопросы в соседней стране с помощью советских штыков. Начиная с 17 августа 1979 г. заместитель министра обороны СССР, главнокомандующий сухопутными войсками генерал армии И. Г. Павловский два с лишним месяца изучал сложившуюся в Афганистане обстановку и состояние вооруженных сил ДРА. Вместе с сопровождавшими его генералами и офицерами он оказывал помощь в планировании и практическом осуществлении боевых действий против оппозиции, иначе говоря, имел возможность изнутри оценить боеспособность афганской армии. Возвратившись из ДРА, Павловский рекомендовал отказать афганским руководителям в их просьбах о направлении советских войск. Устинов, недовольный рекомендацией Павловского, доложил в ЦК КПСС, что задачи, которые были поставлены перед его заместителем на период командировки, выполнены, однако посчитал необходимым скрыть от ЦК отрицательный вывод Павловского. Последовательную позицию, суть которой заключалась в понимании серьезной опасности широкомасштабного военного вмешательства в афганские дела, занимал начальник Генерального штаба ВС СССР маршал Советского Союза Н.В. Огарков. В первой декаде декабря 1979 г. маршала дважды приглашали на совещания к Брежневу, где он доказывал бесперспективность и опасность ввода войск в Афганистан. На заседании Политбюро ЦК КПСС 12 декабря 1979 г. начальник Генштаба вновь выступил против такого авантюристического акта, но так и не был услышан. Хорошо информированный А.Ф. Добрынин, бывший посол в США, а в дальнейшем секретарь ЦК КПСС, вспоминал, что у начальника Генштаба было немало единомышленников: «Высшие чины генералитета - Огарков, Ах-ромеев (первый заместитель начальника Генштаба), Варенников (начальник Главного оперативного управления - заместитель начальника Генштаба) - даже обратились с необычным коллективным рапортом по этому поводу к министру обороны Устинову. В ответ они услышали раздраженный окрик: "Не рассуждать. Выполняйте решение Политбюро"». К слову, аналогичное раздражен-
ное замечание - мол, о большой политике есть кому думать, а вы озаботьтесь выполнением указаний ЦК, - Огарков получил на одном из заседаний и от Андропова.
Выводами своих ближайших подчиненных - профессиональных военных с огромным боевым опытом - в первую очередь пренебрег министр обороны Устинов. Отсутствие основательных знаний военного дела явно не позволило ему глубоко оценить военно-политическую ситуацию в Афганистане и последствия вмешательства в противостояние враждующих внутри этой страны сил. Но он, как и Андропов, имел серьезное влияние на Брежнева, а значит - на формирование политического курса СССР. У руководства КПСС возобладали идеологические, доктринальные соображения, заключавшиеся в стремлении поддерживать в мире любое общественное движение, которое объявляло о своей приверженности марксизму, и расширить за счет еще одной страны лагерь социализма. Близки к ним были и партийно-политические соображения: отстранение от власти идеологически родственной партии могло быть негативно, как прецедент, воспринято в социалистическом лагере и коммунистическом движении, сказаться на престиже КПСС и СССР.
Был проигнорирован вековой опыт взаимоотношений европейцев с афганцами. Словно специально для лиц, в 1979 г. принимавших решение о вводе войск, еще в 1921 г. крупнейший востоковед генерал А.Е. Снесарев писал об Афганистане и афганцах: «Это - горная страна, лишенная дорог, с отсутствием технических удобств, с разрозненным и ненадежным населением; а это ненадежное население сверх того свободолюбиво, отличается гордостью, дорожит своей независимостью. Последнее обстоятельство поведет к тому, что если этой страной и можно овладеть, то удержать ее в руках очень трудно, на заведение администрации и заведение порядка потребуется столько ресурсов, что страна этих трат никогда не вернет: ей вернуть их не из чего».
К радикальному решению о вводе войск в соседнюю страну советское руководство подтолкнуло убийство в сентябре 1979 г. президента Тараки, к которому в Москве питали особые симпатии. К этому времени афганский режим фактически вступил в стадию самоуничтожения: избавившись от конкуренции со стороны «пар-чамистов» (Кармаль был направлен послом в Чехословакию, а тысячи его сторонников репрессированы), руководители фракции «Хальк» стали все более открыто враждовать уже между собой. По
информации, представленной 15 сентября 1979 г. в ЦК КПСС руководителями министерств иностранных дел и обороны, а также КГБ, перевес оказался на стороне Амина, который был готов физически устранить лидера НДПА. Предлагалось всячески удерживать Амина от репрессий, не порывая контактов с ним самим «для окончательного выяснения его политического лица и намерений». Амин, однако, пренебрег советами Кремля и расправился с главой НДПА и президентом страны, предварительно добившись отстранения его от всех партийных и государственных постов. В Кабуле, по сути, произошел очередной военный переворот.
29 сентября 1979 г. «тройка», занимавшаяся в Политбюро афганской проблематикой (Устинов, Андропов, Громыко), представила новую записку, в которой констатировались «неискренность и двуличие» Амина, а также содержалось предупреждение о возможности изменения политической линии Афганистана в благоприятном для Вашингтона направлении. Окончательная утрата доверия к Амину сыграла роковую роль в принятии решения о вводе войск. Справедливости ради надо сказать, что у руководства СССР были и объективные основания для такого решения. Прежде всего, это - геополитическое противоборство с США во имя обеспечения национальной безопасности. На Юге Афганистан был в то время, по сути, единственным дружественным соседом СССР. К тому же он традиционно рассматривался как страна, находящаяся в зоне геополитического влияния СССР, а США явно пытались нарушить здесь баланс сил. Серьезную обеспокоенность в Москве вызывало стремление американцев существенно усилить свой военный потенциал в регионе: нарастить военно-морскую группировку в районе Персидского залива, переместить из Ирана, где победила исламская революция, на север Афганистана станцию слежения. Кроме того, на антисоветской основе шло быстрое сближение Вашингтона с Пекином. Обращает на себя внимание и такой факт: вводить войска в Афганистан руководство страны решило 12 декабря 1979 г., т.е. именно в тот день, когда Совет НАТО принял решение о размещении в Европе американских ракет средней дальности. Очевидно, что в Кремле свою военную акцию на южном направлении рассматривали, как некий «асимметричный ответ» на возросшую угрозу НАТО с Запада.
Ввод ограниченного контингента
Сказанное выше, однако, не отменяет общего вывода о том, что решение о прямом военном вмешательстве СССР в афганские события было принято поспешно, без обязательного в таких ответственных случаях глубокого анализа. Как писал бывший первый заместитель министра иностранных дел СССР Г.М. Корниенко, мнение компетентных экспертов, предупреждавших о катастрофических последствиях, проигнорировало руководство не только Минобороны, но и Министерства иностранных дел, международного отдела ЦК КПСС, а в конечном счете, и Политбюро ЦК. К декабрю 1979 г. члены высшего политического руководства обсуждали проблему лишь в своем узком кругу. Материалы готовились афганской «тройкой» и утверждались Генеральным секретарем ЦК КПСС. В этом контексте заслуживает внимания авторитетное мнение бывшего начальника 4-го главного управления Минздрава СССР Е.И. Чазова относительно того, что Брежнев в силу тяжелой болезни сосудов головного мозга даже не представлял, что в действительности происходит в Афганистане, и передоверил все ближайшему окружению. Как утверждает Корниенко, самым энергичным инициатором пересмотра ранее выработанной позиции - от военного вмешательства пока воздержаться - выступил Устинов. Его поддержал Андропов, пошедший на поводу у своего аппарата, который преувеличивал и опасность прихода к власти Амина, и возможность для СССР легко изменить ситуацию в желательном для себя плане. К коллегам по Политбюро присоединился и Громыко. Болезненное состояние и резко снизившаяся работоспособность Брежнева развязывали влиятельной «тройке» руки.
Как следствие: еще не было принято политическое решение, а Устинов в первых числах декабря 1979 г. уже проинформировал руководящий состав вооруженных сил о готовящемся вводе войск, а 10 декабря отдал распоряжение о создании группировки численностью до 75 тыс. человек. Сам за себя говорит и такой факт: еще в ноябре 1979 г. в Баграм был переброшен отдельный отряд специального назначения (так называемый «мусульманский» батальон) Главного разведывательного управления Генштаба (ГРУ) численностью более 500 человек, сформированный из военнослужащих, этнически близких афганцам, - узбеков, туркменов, таджиков. Одетый в униформу афганской армии и вооруженный оружием повышенной огневой мощи, отряд официально предназначался для
усиления охраны резиденции Амина. На самом же деле он предназначался для свержения этого правителя, совершенно потерявшего доверие Москвы.
К окончательному политическому решению руководство страны пришло 12 декабря 1979 г. Постановление ЦК КПСС (на одной странице, написанной рукой секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко, имело заголовок «К положению в "А"») из соображений сверхсекретности было лаконично и содержало положения, сформулированные в самом общем виде так, чтобы их смысл был понятен лишь участникам заседания. Были одобрены «соображения и мероприятия», изложенные Андроповым, Устиновым и Громыко по практическому осуществлению ввода войск, начало которого было намечено на 25 декабря 1979 г., на этих же лиц возлагалась и реализация указанных мероприятий. Постановление обязывало их информировать Политбюро о ходе выполнения ввода войск и своевременно вносить туда вопросы, требовавшие решений ЦК. 26 декабря 1979 г., на следующий день после начала ввода войск, на даче Брежнева было созвано совещание. После докладов руководителей КГБ, Минобороны и МИД Брежнев одобрил предложенный ими план действий на ближайшее время. «Тройка» в составе Андропова, Устинова и Громыко, к которой нередко присоединялся Пономарев, и далее сохраняла свои полномочия основного властного органа, на который замыкался весь комплекс вопросов, связанных с оказанием помощи Афганистану. Вскоре она трансформировалась в официально учрежденную комиссию Политбюро. Решение 12 декабря 1979 г. было принято лишь пятью членами Политбюро из 12, а если считать и кандидатов - из 16 членов высшего политического органа. Подписи восьми человек появились постфактум 25 и 26 декабря 1979 г. Глава правительства Косыгин документ не завизировал.
Брежнев по совету Суслова посчитал излишним хотя бы формально придать решению Политбюро законную силу, учитывая, что применение вооруженных сил было прерогативой высшего органа государственной власти. Вопреки Конституции, использование советских войск за рубежом не было освящено даже указом Президиума Верховного Совета СССР. Цели ввода войск в соседнюю страну и методы их действий не определялись, правовой статус ограниченного контингента не формулировался. В печати говорилось лишь об оказании интернациональной помощи «дружественному афганскому народу» в защите Апрельской революции.
После решения, принятого 12 декабря 1979 г. высшими политическими руководителями, были резко интенсифицированы непосредственные военные приготовления к вводу войск. По приказу министра обороны 14 декабря 1979 г. в Термез, пограничный город на территории СССР, прибыла специально сформированная оперативная группа Министерства обороны во главе с первым заместителем начальника Генштаба генералом армии С.Ф. Ахромеевым. Через некоторое время ее возглавил первый заместитель министра обороны маршал Советского Союза С.Л. Соколов. Группа руководила проведением мобилизационных мероприятий в Туркестанском и Среднеазиатском военных округах, масштаб и сроки которых были беспрецедентны. В течение двух недель до полных штатов было развернуто около 100 соединений, частей и учреждений, в том числе управление 40-й армии (командующий - генерал-лейтенант Ю.В. Тухаринов). Из запаса были призваны более 50 тыс. военнообязанных, из народного хозяйства подано около 8 тыс. автомобилей и другой техники. 24 декабря 1979 г. руководящий состав вооруженных сил был ознакомлен с директивой министра обороны, в которой определялись задачи и порядок действий войск на начальном этапе ввода в Афганистан. Советские воинские части должны были расположиться гарнизонами и взять под охрану важнейшие объекты, при этом их участие в боевых действиях против антиправительственных формирований не предусматривалось. Первые советские воины из разведывательного подразделения пересекли границу 25 декабря 1979 г. в 18.00 по местному времени. По наведенному через Амударью в районе Термеза понтонному мосту переправилась 108-я мотострелковая дивизия, а на аэродромы Кабула и Баграма по воздуху к 17.30 (по местному времени) 27 декабря были переброшены основные силы 103-й воздушно-десантной дивизии и отдельного парашютно-десантного полка. Десантники взяли под свой контроль здания ЦК НДПА, министерств обороны и внутренних дел и другие важные объекты. Вечером того же дня спецгруппами КГБ «Гром» и «Зенит», а также «мусульманским» батальоном ГРУ была осуществлена спецоперация «Шторм-333». В результате операции - ею руководили глава нелегальной разведки КГБ СССР генерал-майор Ю.И. Дроздов и полковник ГРУ (впоследствии - генерал-майор) В.В. Колесник - был захвачен дворец Тадж-Бек, где размещалась резиденция главы Афганистана, а Амин убит. Штурм едва закончился, как кабульское радио объявило о том, что в результате на-
родного восстания свергнут «кровавый тиран и агент ЦРУ» Амин и к власти пришли революционные силы во главе с Кармалем. Последний был накануне нелегально доставлен из Москвы и до последнего момента находился в расположении «мусульманского» батальона под охраной сотрудников КГБ. Было спешно оформлено избрание его генеральным секретарем ЦК НДПА, председателем Революционного совета Афганистана и назначение премьер-министром ДРА.
В Кремле и на Старой площади не могли не понимать, что факт совпадения во времени двух событий - вхождения советских войск и смены руководства Афганистана - неизбежно привлечет пристальное внимание мирового сообщества и его надо будет логично объяснить. В связи с этим 27 декабря 1979 г. Политбюро приняло постановление «О пропагандистском обеспечении нашей акции в отношении Афганистана», содержавшее требования, которые было необходимо выдерживать при освещении вопроса в печати, по радио и телевидению. Так, предписывалось в обязательном порядке подчеркивать, что решение о направлении войск советским руководством было принято в ответ на просьбу правительства Кармаля и эта мера служит одной цели - оказанию народу и правительству ДРА помощи в борьбе против внешней агрессии. Политбюро потребовало также давать твердый и аргументированный отпор «любым возможным инсинуациям насчет имеющегося якобы советского вмешательства во внутренние афганские дела. Подчеркивать, что СССР не имел и не имеет никакого отношения к изменениям в руководстве Афганистана». Указанные выше положения составляли ядро и других утвержденных Политбюро документов -указаний советским послам за рубежом и советскому дипломатическому представителю в Совете Безопасности ООН, сообщений ТАСС и писем ЦК КПСС местным парторганизациям и коммунистическим и рабочим партиям несоциалистических стран.
Афганские руководители, не отрицая факта обращения руководства ДРА с просьбой о присылке войск, от личной причастности к такой акции решительно отмежевывались. «До начала 1980 г., -говорил Кармаль, - я ни по закону, ни на практике не был ни руководителем Афганистана, ни тем человеком, который пригласил в мою страну советские войска». Наджибулла, сменивший Кармаля в ноябре 1986 г., заявил: «Обстоятельства ввода советских войск мне неизвестны в деталях. Я был в то время за рубежом, в Югославии». Правда, говорилось все это много позднее, а по горячим следам
силы, утвердившиеся в руководстве Афганистана, были вполне согласны с версией Москвы. В те же дни Кремль обнародовал официальную позицию. В концентрированном виде она была изложена в ответах Брежнева на вопросы корреспондента «Правды» 13 января 1980 г. и не оставляла сомнений, что советское руководство действовало, исходя из логики глобальной конфронтации с Западом. В качестве мотивов ввода войск генсек назвал вооруженную интервенцию, развязанную извне против революции, угрозу утраты Афганистаном своей независимости и превращения его в «империалистический военный плацдарм на южной границе нашей страны». Брежнев упомянул также о неоднократных обращениях афганского руководства, апеллировал к советско-афганскому договору 1978 г. и праву каждого государства, в соответствии со ст. 51 Устава ООН, на индивидуальную и коллективную самооборону. «Единственная задача, поставленная перед советскими кон-тингентами, - заявил он, - содействие афганцам в отражении агрессии извне. Они будут полностью выведены из Афганистана, как только отпадут причины, побудившие афганское руководство обратиться с просьбой об их вводе». В ответах на вопросы «Правды» Брежнев имел возможность опираться и на неопровержимые факты. Он прямо обвинил США, Китай, Пакистан и некоторые другие страны во вмешательстве во внутренние дела Афганистана. Такое вмешательство действительно имело место, приобретая со временем все большие масштабы.
Изгнанные из Ирана американцы проявляли интерес к соседнему Афганистану. Их участие в борьбе с режимом, пришедшим на смену М. Дауду, началось еще до декабря 1979 г. США были крайне заинтересованы во втягивании СССР в афганские события. Недолгая разрядка международной напряженности сменилась в конце 70-х годов очередным похолоданием советско-американских отношений; борьба двух сверхдержав за влияние в мире возобновилась с новой силой: США стремились максимально обескровить СССР. США рассматривали Афганистан как своеобразную компенсацию за поражение во Вьетнаме. Как следует из конфиденциальных документов администрации США, в Вашингтоне намеревалась добиться достижения трех целей: заставить СССР «заплатить за попрание фундаментальных принципов поведения на международной арене»; добиться, чтобы Советский Союз вывел свои воинские части из Афганистана; предотвратить эскалацию широкомас-
штабных военных действий советских войск против отрядов оппозиции.
Зловещую роль сыграл помощник президента США по национальной безопасности З. Бжезинский, приложивший немало сил, чтобы окончательно развернуть президента Дж. Картера от разрядки в сторону сдерживания СССР. Бжезинский считал, что СССР через Афганистан стремится к прямому выходу к Индийскому океану путем дальнейшего вторжения в Пакистан и Иран. Позднее Бжезинский неоднократно заявлял, что предвидел возможность ввода советских войск в Афганистан и был доволен этой акцией Кремля, поскольку она гарантированно толкала СССР к развалу. Американцы ждали военной акции Москвы, боясь «спугнуть» ее. Об этом в 1995 г. говорил и Б. Одом, бывший в упомянутые годы заместителем Бжезинского. Используя американский политический сленг, в первые три недели декабря 1979 г. в Вашингтоне «собака не лаяла»: в адрес СССР не последовало ни одного заявления, дабы не насторожить Кремль и невольно побудить его отказаться от ввода войск. США подливали масла в огонь и по ходу афганской войны. Устинов, докладывая в октябре 1980 г. в ЦК КПСС добытую ГРУ информацию, сообщал о непосредственном участии США и их союзников в обучении, оснащении и заброске в ДРА вооруженных формирований оппозиции. Разведка выявила на территории Пакистана 42 пункта подготовки вооруженных отрядов, где за 1980 г. с помощью американских, китайских, пакистанских и египетских инструкторов было подготовлено более 60 тыс. диверсантов, из которых 50 тыс. переброшены через границу с ДРА. Через третьи страны - Египет, Саудовскую Аравию -обеспечивались поставки оружия. Имелась также информация о разработке ЦРУ специальных рекомендаций по «использованию религиозных течений и группировок в борьбе с распространением коммунистического влияния». Руководствуясь ими, сотрудники американских спецслужб вели активную работу среди пуштунских и белуджских племен, провоцируя их на антиправительственные выступления. Под геополитическое противоборство с СССР в этом регионе мира США подводили беспрецедентную финансовую базу. По данным советских исследователей, за десять лет, начиная с момента Апрельской революции и до 1987 г., американская помощь афганской оппозиции составила 2,6 млрд. долл.
Эскалация боевых действий
В литературе пребывание ОКСВ на территории Афганистана принято делить на четыре этапа.
Первый (декабрь 1979 - февраль 1980 г.) - ввод основного состава 40-й армии, размещение по гарнизонам, обустройство, организация охраны постоянных пунктов дислокации и различных объектов.
Второй (март 1980 - апрель 1985 г.) - участие в боевых действиях против вооруженной оппозиции совместно с афганскими соединениями и частями, оказание помощи в реорганизации и укреплении вооруженных сил ДРА.
Третий (май 1985 - декабрь 1986 г.) - переход от активного участия в боевых действиях преимущественно к поддержке операций, проводимых силами афганских войск. Применение мотострелковых, воздушно-десантных и танковых подразделений главным образом в качестве резервов и для повышения морально-боевой устойчивости афганских войск. Оказание помощи в развитии армии ДРА. Частичный вывод советских войск с территории Афганистана.
Четвертый (январь 1987 - февраль 1989 г.) - участие в проведении политики национального примирения, продолжение работы по укреплению вооруженных сил ДРА и поддержка их боевых действий, планирование и осуществление полного вывода советских войск на территорию СССР.
Первоначальная численность войск, согласно постановлению Политбюро от 2 января 1980 г., составляла 50 тыс. человек. Сила, вполне достаточная для сдерживания вмешательства третьей стороны, но не для ведения масштабных боевых действий. Но уже первые месяцы пребывания в Афганистане показали: придется воевать с антиправительственной оппозицией. Надежды советских руководителей на то, что эту функцию возьмет на себя афганская армия, оказались безосновательными: эта армия была слишком слабой и ненадежной. В первый бой советские воины вступили уже 9 января 1980 г. при разоружении восставшего артиллерийского полка армии ДРА в населенном пункте Нахрин. Здесь же были и первые боевые потери. Некоторое время руководителям оперативной группы Министерства обороны Соколову и Ахромееву удавалось сдерживать постоянные попытки руководства ДРА втянуть ОКСВ в гражданскую войну. Но уже в конце февраля 1980 г. после
массовых антиправительственных выступлений в Кабуле и очередной настойчивой просьбы Кармаля из Москвы поступило категорическое указание: «Начать совместные с армией ДРА активные действия по разгрому отрядов вооруженной оппозиции». Так, спустя всего два месяца после ввода 40-й армии, высшее политическое и военное руководство СССР отказалось от первоначальных расчетов ограничить задачи ОКСВ пребыванием на территории Афганистана советских гарнизонов с целью охраны стратегических объектов и сдерживания внешней угрозы.
Впрочем, с самого начала питать иллюзии «о невмешательстве» в гражданскую войну в Афганистане могли лишь люди, имевшие крайне упрощенное представление о сути проблемы. Советское руководство сводило всю борьбу в афганском обществе в основном к противостоянию двух общественно-политических систем. На самом деле в тугой узел переплелось сразу несколько конфликтов различных уровней и цивилизаций: идеологический (капитализм - социализм); религиозный (ислам - власть, официально провозгласившая атеизм); национальный (гражданская война моджахедов и кабульского режима); межэтнический (вражда разных народностей и племен); внутриэтнический (вражда кланов, родов и семей). С вовлечением в войну ОКСВ к ним добавился, став одним их главных, межнациональный конфликт. Повстанческая борьба со стороны противников режима против советских войск приобрела еще и национально-освободительную окраску. Это сразу же отразилось на содержании пропаганды, которую вела оппозиция, призвав население на борьбу с советскими войсками. По некоторым сведениям, в конце февраля 1980 г. в Москве прорабатывался вопрос о выводе советских войск, поскольку можно было считать, что со свержением Амина и утверждением нового правительства Кармаля они свою миссию выполнили. Тогда еще не поздно было исправить допущенную ошибку и покинуть Афганистан, не уронив достоинства великого государства. Но, как и при вводе войск, в верхах было принято во внимание мнение Устинова, Андропова и, вероятно, Громыко, которые считали, что возвращение 40-й армии на Родину означало бы уступку агрессивной политике США, нанесло бы ущерб престижу СССР, вызвало бы дальнейшую дестабилизацию обстановки в ДРА, привело бы к резкому усилению религиозного экстремизма у южных границ СССР. С учетом этих соображений к вопросу о выводе ОКСВ было решено вернуться позднее, по мере стабилизации политической обстановки.
В июне-июле 1980 г. некоторые воинские части все же пришлось вернуть на территорию СССР. Среди них - несколько танковых полков, ракетные дивизионы мотострелковых дивизий, артиллерийскую и зенитно-ракетную бригады, другие подразделения. Эта мера была связана с упорядочением состава 40-й армии, для которой указанные части оказались излишними, учитывая характер боевых действий и рельеф местности.
Так или иначе, военному командованию стало ясно, что ОКСВ придется задержаться в Афганистане неопределенно долго. Началось быстрейшее «сколачивание» подразделений и частей, повышение их готовности к ведению боевых действий с противником, который избрал тактику партизанской войны. Положение советских войск осложнялось тяжелыми климатическими условиями и преимущественно горным рельефом местности. Все военнообязанные, призванные из запаса, были заменены кадровыми офицерами и военнослужащими срочной службы. В начальный период ставка делалась на уроженцев Средней Азии, как якобы более приспособленных для службы в Афганистане. Однако такой подход оказался бесперспективным. Бойцы, призванные из республик Средней Азии, были профессионально хуже подготовлены и недостаточно устойчивы в морально-политическом плане. В их среде моджахеды не без успеха создавали разведсети, многие открыто отказывались от участия в боевых действиях против единоверцев. По воспоминаниям генерала Б.В. Громова, начиная с 1982 г. 80% личного состава составляли призывники из европейской части страны, Сибири и Дальнего Востока.
До направления в Афганистан рядовой и сержантский состав в течение полугода обучался в школах подготовки специалистов на территории советских среднеазиатских республик. В течение месяца шла дополнительная подготовка и на территории Афганистана, только после этого пополнение начинало участвовать в боевых действиях. Общее руководство и координацию деятельности ОКСВ осуществляла оперативная группа Министерства обороны СССР. С 1979 по 1984 г. ее возглавлял первый заместитель министра обороны маршал С.Л. Соколов, периодически находившийся в Афганистане. В конце 1984 г. и вплоть до вывода войск группой руководил заместитель начальника Генштаба генерал армии В.И. Варенников, при этом с начала 1987 г. группа находилась в Афганистане постоянно. Непосредственное управление боевой и повседневной деятельностью ОКСВ осуществлял командующий
40-й армией. В течение девяти с небольшим лет в этой должности последовательно находились генерал-лейтенанты Ю.В. Тухаринов, Б.И. Ткач, В.Ф. Ермаков, Л.Е. Генералов, И.Н. Родионов, В П. Ду-бынин, Б. В. Громов. Важную роль в координации совместных действий ОКСВ и афганской армии, особенно в первые два-три года, выполнял главный военный советник в ДРА, в чьей роли довелось последовательно быть генерал-полковнику С.К. Магомедову, генералам армии A.M. Майорову, М.И. Сорокину, Г.И. Салманову, генерал-полковникам В. А. Вострову и М.М. Соцкову.
Как только ОКСВ втянулся в активные боевые действия, советское командование перешло к организации плановых операций против наиболее сильных группировок моджахедов. Всего за девять лет было спланировано и осуществлено 416 таких операций, большинство из которых имели крупномасштабный характер. В качестве наиболее удачных военные специалисты называют операции в изолированной горной долине и ущелье реки Панджшер против вооруженных формирований Ахмада Шаха, по разгрому крупного базового района оппозиции в районе Дархзаб, в зеленой зоне Джабаль-Уссарадж, Чирикар, Махмудраки в 1982 г., в районах Кандагара, Герата, Кундуза, в провинциях Логар, Нанганхар, Пактия и в округе Хост в 1985-1986 гг. Широко известной стала одна из последних операций советских войск «Магистраль» (конец 1987 - начало 1988 г.), проведенная совместно с афганскими правительственными войсками. В результате ее было осуществлено деблокирование дороги Гардез-Хост и проводка автомобильных колонн с запасами материальных средств. Было проведено также более 200 частных операций и боевых действий по уничтожению отдельных отрядов оппозиции, устройству засад на караванных путях, оказанию помощи своим подразделениям, попавшим в окружение. Широкое распространение получили рейдовые действия в районах предполагаемого расположения противника для разведки его сил и средств, а также действий из засад на путях выдвижения караванов и вооруженных отрядов моджахедов.
По мнению военных специалистов, советские солдаты и офицеры проявили высокие боевые качества, хотя действовать приходилось в самых тяжелых условиях, на высоте 2,5-4,5 км, при температуре плюс 45-50° и остром дефиците воды. С приобретением необходимого опыта выучка советских воинов позволяла успешно противостоять профессиональным кадрам моджахедов, подготовленным в многочисленных учебных лагерях на территории
Пакистана и других стран. «Но в целом, - как подчеркивал маршал С.Ф. Ахромеев, - главным образом из-за несоответствия поставленных тогдашним советским руководством военно-политических задач количеству выделенных для их решения войск и конкретной обстановке в этой стране, военного успеха не было и быть не могло».
То, что по мере втягивания ОКСВ в боевые действия шансы на успех не возрастали, что надо было решаться на кардинальные меры - выводить войска, понимали многие военачальники. Но решали не они, а политики. В марте 1981 г. главный военный советник в ДРА генерал армии A.M. Майоров на заседании комиссии Политбюро по Афганистану заявил о необходимости в течение ближайшего года вывести на Родину 40-ю армию, ответственность же за защиту своей революции должны нести власти самой страны. Предложение было отвергнуто.
На состоявшемся в феврале-марте 1981 г. XXVI съезде КПСС были конкретизированы условия, на которых СССР выражал готовность по согласованию с афганским правительством вывести свои войска. Если в конце 1979 - начале 1980 г. в самом общем виде говорилось о том, что войска будут выведены, как только отпадут причины, побудившие Кабул обратиться с просьбой об их вводе, то теперь формулировались три условия: полное прекращение засылки в Афганистан контрреволюционных банд, закрепление такого положения договоренностями между Афганистаном и его соседями и, наконец, получение надежных гарантий, что новой интервенции не будет. Перелом в отношении СССР к участию в гражданской войне в Афганистане наметился, казалось, с приходом к руководству страной Андропова, который, наконец, решил непредвзято взглянуть на ситуацию. В апреле 1983 г. Андропов накануне второго раунда женевских переговоров заверил личного представителя Генерального секретаря ООН Д. Кордовеса в готовности сделать решительный шаг к выводу войск и достижению согласия с другими странами по афганской проблеме. Однако скорая кончина Андропова не позволила реализовать такое намерение вплоть до избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачёва. Тем не менее определенные шаги предпринимались. В 1983 г. на территорию СССР было возвращено несколько подразделений. А в октябре 1986 г. СССР в одностороннем порядке вывел сразу шесть боевых полков. Это стало выражением доброй воли к урегулирова-
нию афганской проблемы, а кроме того, весьма убедительным аргументом в пользу политики национального примирения.
Но идея сворачивания советского военного вмешательства, особенно в первые годы, когда иллюзии победы были сильны, имела влиятельных противников. Органы пропаганды играли строго определенную политическим руководством роль. Даже после того, как с приходом в 1985 г. к руководству КПСС М.С. Горбачёва был взят курс на вывод войск и решение проблемы Афганистана политическим путем, информация о происходящем там продолжала строго дозироваться. 25 июля 1985 г. в соответствии с постановлением ЦК КПСС Министерство обороны, МИД и КГБ разработали перечень сведений, разрешаемых к открытому опубликованию. Показывать участие в боевых действиях подразделений и частей от роты и выше запрещалось даже центральной печати. В отдельных случаях «дополнительно» разрешалось рассказывать о действиях небольших советских воинских подразделений по отражению нападения на них и охраняемые ими объекты, по оказанию помощи афганским войскам в разгроме формирований оппозиции и защите населения ДРА. Даже о фактах награждения наших военнослужащих можно было говорить лишь в том случае, если не показывалась их конкретная боевая деятельность. Чуть ли не прорывом в освещении афганской проблемы стало разрешение рассказывать о возвращении после излечения военнослужащих, бывших в составе ОКСВ, «в ряды тружеников народного хозяйства и проявлении заботы о них со стороны местных советских и партийных органов, учреждений социального обеспечения, руководителей предприятий».
Пока шла война, конкретных данных о потерях не сообщалось. Характерный пример - пресс-конференция начальника договорно-правового управления Генштаба генерал-полковника Н.Ф. Червова в октябре 1986 г. На просьбу британского журналиста назвать количество погибших и раненых советских воинов генерал ответил следующее: «Что касается наших утрат, то в настоящее время советские воины в Афганистане выполняют задачи только по охране местного населения от душманов, а также важных объектов. При нападении на них наши войска ведут боевые действия, и, конечно, есть потери, но они незначительны». Стремление прорвать информационную блокаду подчас оборачивалось лишь ненужным возбуждением общественных страстей. Широкий резонанс получило заявление, сделанное в марте 1989 г. народным
депутатом СССР академиком А.Д. Сахаровым канадской газете «Оттава ситизен» о том, что в ходе боевых действий в Афганистане советские вертолеты неоднократно открывали огонь по окруженным советским солдатам во избежание их сдачи в плен. Это высказывание было опровергнуто самими участниками войны. Маршал Ахромеев заявил, «что ни единого такого факта, о котором поведали канадские газеты, ссылаясь на академика Сахарова, не было... В любых погодных условиях, днем и ночью экипажи боевых вертолетов, рискуя своей жизнью, приходили на помощь нашим воинам в самых тяжелых боевых условиях, даже тогда, когда эти условия для боевых действий оказывались наиболее опасными». Эмоциональное заявление академика Сахарова, повторенное в том же году на заседании I съезда народных депутатов СССР, ударило не столько по скрывавшим правду об Афганистане властям, сколько по рядовым «афганцам».
Хотя об этом и не сообщали советские средства массовой информации, в Афганистане шла настоящая война, где советские солдаты, офицеры, генералы сполна проявили самоотверженность, храбрость, войсковое братство. Оценки участия СССР в афганской войне как акции глубоко ошибочной не могут распространяться на личный состав ОКСВ. Это была авантюра, даже преступление со стороны политических и военных руководителей, принимавших решение, но для солдат, офицеров и генералов это было выполнение приказа и воинского долга. В обращении ЦК КПСС к «Воинам-интернационалистам, возвращающимся из Демократической Республики Афганистан», опубликованном 14 октября 1986 г., впервые были названы имена многих воинов, удостоенных звания Героя Советского Союза: «Пройдут годы, но они не сотрут из памяти имена Николая Чепика, Александра Мироненко, Николая Анфино-генова, Гафира Намазова, Александра Стовбы, Вячеслава Гай-нутдинова, Александра Опарина, Зураба Члачидзе, Александра Де-макова, Эдмунтаса Шакиниса, Георгия Демченко, всех, кто высоко пронес честь и достоинство советского народа». Всего в составе ОКСВ «Золотые Звезды» героев получили 72 человека, в своем большинстве солдаты, сержанты, младшие офицеры. Многие из них, увы, посмертно. Более 200 тыс. военнослужащих были награждены орденами и медалями.
(Окончание в следующем номере)
«Новая и новейшая история», М., 2009 г., № 1, с. 48-70.