CC BY
14
ИСТОРИЯ. АРХЕОЛОГИЯ
да да да да да да да да да да да да да да да да да да дада да да да да да да да да да да да да да да да
DOI 10.24412/2223-0564-2021-4-8-14 А.И. Акманов, Г.З. Кутушев УДК 94 (470)
СОВЕТСКАЯ ШКОЛА И ИСЛАМ: ПРОТИВОРЕЧИЯ И КОМПРОМИССЫ ПЕРИОДА НЭПА (ПО МАТЕРИАЛАМ БАШКИРСКОЙ АССР)
Аннотация
Цель исследования заключается в изучении особенностей нормативно-правового регулирования деятельности религиозных школ на территории Башкирской АССР со стороны Башкирского народного комиссариата просвещения и Башкирского обкома РКП(б) в годы НЭПа. Проводится сравнительный анализ общественной позиции мусульманского населения Башкирской АССР и государственного идеологического курса большевиков в отношении религиозного фактора в школьной системе. Рассматриваются социально-политические, культурные и экономические факторы, которые способствовали длительному сохранению высокой степени влияния учителей из числа мусульманского духовенства на образовательную систему в условиях антирелигиозной пропаганды большевиков. Приведенные факты позволяют сделать вывод о том, что политика государственных и партийных органов по отношению к религиозным школам отражала политику лавирования со стороны центральных и местных органов власти, которые были вынуждены учитывать общественно-политические настроения коренного населения, продолжавшего жить в ракурсе традиционного мировоззрения. Полученные результаты позволят выработать научную концепцию исторической роли религиозного просвещения в развитии отечественного образования, науки и культуры с позиции современных общественно-политических условий.
Ключевые слова: религиозные школы, Башкирская АССР, НЭП, антирелигиозная пропаганда, нормативно-правовое регулирование, религия в 1920-е годы, советская пропаганда, исламское вероучение, учителя-мусульмане, советская школьная политика
Aytugan I. Akmanov, Gaziz Z. Kutushev
SOVIET SCHOOL AND ISLAM: CONTRADICTIONS AND COMPROMISES OF THE NEP PERIOD (ACCORDING TO THE MATERIALS OF THE BASHKIR ASSR)
Abstract
The purpose of the study is to investigate the features of the legal regulation of the activities of religious schools in the Bashkir Autonomous Soviet Socialist Republic by the Bashkir People's Commissariat of Education and the Bashkir Regional Committee of the RCP (b) during the NEP years. A comparative analysis is performed regarding the public position of the Muslim population of the Bashkir ASSR and the state ideological course of the Bolsheviks towards the religious factor in the school system. The article examines the socio-political, cultural and economic factors that
Акманов Айтуган Ирекович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института стратегических исследований Республики Башкортостан (Уфа), e-mail: aytuganakmanov@gmail.com
Aytugan I. Akmanov, Dr. Sci. (History), Chief Researcher at the Institute for Strategic Studies of the Republic of Bashkortostan (Ufa), e-mail: aytuganakmanov@gmail.com
Кутушев Газиз Загирович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и теории государства и права Уфимского юридического института МВД России (Уфа), e-mail: gazizkutushev@rambler.ru
Gaziz Z. Kutushev, Cand. Sci. (History), Associate Professor of History and Theory of State and Law Sub-Faculty of the Ufa Legal Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia (Ufa), e-mail: gazizkutushev@rambler.ru
contributed to the long-term preservation of a high degree of influence of teachers from among the Muslim clergy on the educational system in the context of the anti-religious propaganda of the Bolsheviks. The above-mentioned facts allow us to conclude that the policy of state and party bodies in relation to religious schools reflected the policy of maneuvering pursued by the central and local authorities, as they were forced to take into account the socio-political moods of the indigenous people, who in many ways continued to follow the traditional worldview. The results obtained will make it possible to create a scientific concept of the historical role of religious component in the development of national education, science and culture from the standpoint of modern socio-political conditions.
Key words: religious schools, Bashkir ASSR, NEP, anti-religious propaganda, legal regulation, religion in the 1920s, Soviet propaganda, Islamic doctrine, Muslim teachers, Soviet school policy
Конституция Российской Федерации провозглашает гарантии права на защиту культурной самобытности всех народов и этнических общностей страны, а также курс на сохранение этнокультурного и языкового многообразия. Религиозная составляющая является важным компонентом культурно-мировоззренческого ядра любого этноса. Современное российское законодательство допускает существование как светских, так и религиозных учебных заведений. В то же время в последние годы весьма остро стоит вопрос о степени и формах проникновения религии в светские школы. Дискуссии относительно проблемы «школа и религия» выходят за рамки образовательной сферы, затрагивая социально-политические аспекты развития российского общества. Необходимо комплексно исследовать и разработать научно обоснованный подход, который позволит определить статус и место религиозного просвещения в русле существующих тенденций модернизации отечественного образования. В этой связи представляется актуальным обращение к историческому опыту функционирования религиозных учебных заведений на региональном уровне в условиях политических реалий раннего Советского государства.
В качестве цели нашего исследования предлагается изучить политику Народного комиссариата просвещения Башкирской АССР и Башоб-кома РКП(б) по регулированию деятельности религиозных мусульманских школ республики в годы НЭПа. В рамках этого целесообразно будет проведение сравнительного анализа общественной позиции мусульманского населения и политико-идеологических ориентиров органов власти в отношении религиозного фактора в школьной системе.
Стоит начать с того, что политика Башнар-компроса в религиозном вопросе с самого начала функционирования данного ведомства отличалась непоследовательностью и зачастую за-
висела как от общественно-политических настроений населения, так и от позиции центральных партийных органов.
В августе 1919 г., при возвращении Башво-енревкома из Саранска в Стерлитамак, Башкирская ЧК во главе с С.Ш. Мурзабулатовым отмечала необходимость отказаться от использования служащими государственных структур слов «Господь» и других религиозных терминов в разговорной речи [5]. Тем не менее, уже в Стер-литамаке по решению наркома труда И. Алкина 25 сентября 1919 г. было решено считать выходным днем «...по случаю празднования мусульманского нового года» [5].
Осенью 1919 г. Башнаркомпрос, вернувшись из саранской эвакуации, столкнулся с рядом проблем в процессе создания сети новых советских школ среди мусульманского населения.
Во-первых, попытки добиться реализации Декрета об отделении школы от церкви и внедрить принцип светского образования, зачастую встречали непонимание со стороны местных жителей, особенно в сельской местности. Это привело к тому, что в 1919/1920 учебном году в некоторых башкирских кантонах школы советского образца не пользовались популярностью, а родители не спешили отдавать в них своих детей [6].
Во-вторых, органы народного образования отмечали острую нехватку преподавательских кадров. К решению данной проблемы подошли комплексно. Башвоенревком обратился к командованию частей Красной Армии, с просьбой демобилизовать имеющихся в их рядах учителей для использования в сфере просвещения [7]. На территории республики также началась кампания по открытию краткосрочных педагогических курсов [8]. Однако этих мер было недостаточно. Тогда Башнаркомпрос на заседании 7 октября 1919 г. вынес компромиссное решение: «В виду недостатка учительского персонала для школ. духовные служители ме-
чети, муллы и муэдзины, имеющие достаточное образование и практику в деле воспитания и обучения детей и поддерживающие советскую власть, могут быть допускаемы к занятию должностей школьных работников.. .при непременном оставлении ими своих духовных обязанностей» [9].
После ликвидации первого состава Башво-енревкома Валидова летом 1920 г. прежний подход в религиозном вопросе меняется в противоположную сторону. На III Всебашкирской конференции РКП(б) представители Башобко-ма обрушились с разгромной критикой на наркома просвещения А.А. Айдарова, обвиняя его в контрреволюционном поведении в области народного образования, в том числе и по причине привлечения в школы и центральный аппарат Наркомпроса представителей духовенства. Участники конференции заявили о том, что попы и муллы не могут быть «проводниками коммунизма» и призывали очистить «... аппарат просвещения от негодного элемента» [10].
Вслед за этим, на заседании Башнаркомпро-са от 25 ноября 1920 г. было принято решение отменить принятый ранее циркуляр, который разрешал преподавать религиозные дисциплины в советских школах. Наблюдение за исполнением данного поручения было возложено на школьных учителей и местные власти. Кроме того, внешкольному отделу Башнаркомпро-са ставилась задача «провести агитацию против увлечения населения религией» [11].
Однако уже в 1921-1922 гг. жесткий антирелигиозный курс в области просвещения, заданный Башобкомом РКП(б), начинает корректироваться в силу двух объективных обстоятельств: 1) катастрофические экономические последствия массового голода в Урало-Поволжье начала 1920-х гг.; 2) новые культурные тенденции политики НЭПа.
В условиях голода Башнаркомпрос с 1921/22 учебного года начал практиковать перевод части начальных и средних школ на местное обеспечение волостных исполкомов и сельских обществ. Но вскоре выяснилось, что добиться выделения средств, для содержания школ за счет местного населения удается далеко не всегда. Во многих мусульманских волостях жители на сельских сходах выдвигали требование привлекать в советские школы знакомых им учителей-мугаллимов и только на этом основании соглашались оказывать материальную помощь орга-
нам народного образования. Инспекторы Баш-наркомпроса также отмечали, что подобные заявления были характерны и для представителей русского православного населения, «.влияние духовенства в котором не меньше.» [12]. Тем самым, революционная практика и идеология вошли в жесткое противоречие с ментально-культурными установками населения, которое во многом продолжало жить в ракурсе традиционного мировоззрения.
Подобное положение дел было характерно для многих национальных регионов РСФСР, вследствие чего советское правительство и партийные органы переходят к более гибкой тактике. 4 февраля 1922 г. издается директива ЦК РКП (б) за подписью В.М. Молотова, в которой местным партийным организациям были даны новые инструкции по реализации антирелигиозной пропаганды. Отмечалось, что агрессивные и непродуманные действия по отношению к духовенству только озлобляют население, поэтому культурно-просветительскую работу следует вести более воздержанно, учитывая национальные особенности в каждой местности. Предлагалось разнообразить методику антирелигиозной риторики с помощью обращения к политической сатире в средствах массовой информации. В Башкирской АССР указанный курс был взят на вооружение газетой «Власть труда» [2, с. 212].
После административно-территориального создания Большой Башкирии партийное руководство республики продолжало придерживаться жесткой позиции в отношении религиозного вопроса в системе образования. К примеру, в октябре 1922 г. на очередном заседании коллегии Наркомпроса БАССР, присутствовавшие отвергли возможность преподавания основ исламского или православного вероучения в советских школах, в том числе и в свободное от учебы время. Одновременно с этим было решено не допускать открытия каких-либо школ религиозного типа [13].
Несмотря на это жители многих кантонов продолжали посещать мечети и церкви, придерживались религиозных традиций, и, по-прежнему привлекали представителей духовенства к обучению подростков и молодежи. Свою позицию население выражало в составлении обращений на имя высшего руководства страны. Так, в марте 1923 г., жители башкирских деревень Ибрагимово, Бакаево и Ильясово Абра-
евской волости Уфимского кантона обратились с коллективным ходатайством на имя наркома просвещения А.В. Луначарского. В нем они просили не облагать налогами местных «.имамов и азанов, так как мы им жалованья не платим... и мы им ничего не жертвовали, они живут только своими трудами и они же наши службы исполняют, то есть умерших с молебном хоронят, за больными ухаживают.поэтому мы без них жить не можем.». Также жители выражали просьбу о том, «... чтобы не воспрещать... мек-тебе и медресе от 8 до 18 лет, учить своему религиозному учению мусульманскому детей, так что мы граждане общества не отказываясь от советской власти. просим товарищей не оставить наши просьбы без внимания». Под указанными ходатайствами подписались сотни людей, причем любопытно, что грамотные жители ставили личные подписи, а неграмотные вместо этого указывали родовые тамги вотчинников [17].
Следует отметить, что такие выступления жителей были характерны для многих мусульманских регионов. К примеру, мусульмане деревень Нижний Тархан, Большой Тархан, Утя-мышево Буинского кантона и города Буинска Татарской АССР в феврале 1923 г. также составили обращение на имя Луначарского, где указывали, что прекращение преподавания религиозных дисциплин «.во всех школах, мечетях, частных квартирах. печально и тяжело отзывается на населении мусульманской религии». Отмечалось, что «почти насильственное отобрание Буинским исполкомом и кантонным ОНО от наших мулл подписки не преподавать вероучение детям моложе 18 лет и закрытие существующего нашего медресе озлили до глубины души население» [17].
Интересно и то, что Агитпроп Башкобкома РКП(б) в одном из своих циркуляров еще в конце 1922 г. отмечал «весьма ненормальное явление в области борьбы за марксистскую идеологию.. .некоторые организации совершенно прекратили борьбу с религиозными предрассудками». В качестве мотивов такой пассивности коммунисты-мусульмане приводили аргументы о том, что «.выдвигать лозунги борьбы с церковью значит отождествлять партию с прежним правительством-антогонистом», «церковь и религия распадется без наших усилий» и т.д. [18].
В условиях партийного давления на религиозные школы лидеры исламских общин России попытались пойти на переговоры и проде-
монстрировать лояльность по отношению к советской власти. В июне 1923 г. в Уфе состоялся Всероссийский съезд мусульманского духовенства. По итогам съезда его участники составили резолюцию, где отмечали, что признают трудовую советскую школу и не препятствуют ее становлению, а также не выступают против привлечения к обучению женского населения [19].
В январе 1923 г. в Президиум ВЦИК РСФСР поступило заявление от уфимского муфтия Р. Фахретдинова и некоторых других религиозных деятелей, где высказывалась просьба разрешить преподавание вероучения детям моложе 18 лет в государственных школах. В ответном письме представитель Президиума ВЦИК П.Г. Смидович заявил, что преподавание основ религиозного вероучения детям в случае согласия родителей законами РСФСР не воспрещается. Вскоре копии данного письма широко разошлись среди башкирского духовенства, которое использовало этот документ в качестве обоснования своей легальной деятельности. В кантонах в массовом порядке стали открываться религиозные школы в домах местных мулл. Инициатором данной кампании выступало Башкирское Духовное управление мусульман. В связи с этим в начале 1924 г. представители Башнаркомпроса докладывали в БашЦИК о том, что мусульманское духовенство охвачено воодушевлением, искренне полагая, что советская власть дала добро на создание религиозных учебных заведений [14].
В свою очередь БашЦИК в своем циркуляре от 9 января 1924 г. в жесткой форме обратился к кантонным исполнительным комитетам, отмечая, что учреждение религиозных школ противоречит как центральному, так и местному законодательству. Сверху было дано указание не выходить за рамки декрета об отделении школы от церкви. Предписывалось привлекать к уголовной ответственности всех лиц, которые организовывали групповое религиозное обучение в школах или на частных квартирах [14].
Тем не менее, центральные власти РСФСР были вынуждены приступить к уступкам в рассматриваемом вопросе. В 1923 г. Народный комиссариат по делам национальностей РСФСР официально заявил о недопустимости применения карательных мер к представителям мусульманского духовенства за ведение богослужений или организацию религиозного обучения на дому или в мечетях. Был принят компромиссный
вариант. С одной стороны, допускалось учреждение религиозных школ, которые содержались на добровольные пожертвования. С другой стороны, было запрещено преподавание религии в медресе, мектебе и в советских трудовых школах [14].
ЦК РКП(б) в циркуляре Башобкому от 3 мая 1924 г. предлагал более не чинить препятствий к открытию мусульманских религиозных школ. Разрешалось обучать вероучению детей в мечетях, но при условии, что они окончили советскую школу I ступени и достигли 14-летнего возраста. В то же время по отношению к православным верующим применялись более жесткие меры, не позволявшие им создавать православные учебные заведения [3, с. 117].
Дальнейшая условная либерализация подхода в религиозном вопросе прослеживалась в резолюции, принятой XIII съездом РКП(б) в мае 1924 г. В резолюции отмечалось, что в сфере антирелигиозной пропаганды следует отказаться от административного принуждения и закрытия религиозных учреждений всех конфессий. Указывалось, что наиболее действенным методом борьбы против религии будет ведение агитации и пропаганды через советские школы, избы-читальни и печатные издания. При этом подчеркивалось, что «.такое осторожное отношение особенно необходимо в восточных республиках и областях» [4, с. 53].
9 июня 1924 г. вышло Постановление Президиума ВЦИК, которое официально допускало преподавание мусульманского вероучения лицам с 14 лет. На основе данного постановления, в декабре 1924 г. в Башкирской АССР была опубликована инструкция, разрешавшая преподавание основ ислама в мечетях республики. Посещать занятия могли лица, окончившие 4-летний курс начальной советской школы или достигшие 14-летнего возраста. Все расходы на содержание частных религиозных школ возлагались на родителей учащихся. Однако в мусульманских школах не допускалось преподавание общеобразовательных дисциплин, что оставалось прерогативой советской трудовой школы [1, с. 28-29].
После издания перечисленных нормативно-правовых актов 1923-1924 гг. на территории Башкирской АССР достаточно активно развернулось открытие школ религиозного типа среди башкирского и татарского населения. Так, только в Стерлитамакском кантоне к апрелю 1925 г.
функционировало 32 религиозные школы, где проходили обучение 369 мальчиков и 142 девочки. При этом инспекторы местного отдела народного образования с тревогой отмечали тот факт, что с появлением религиозных школ «.участие населения в деле оказания материальной поддержки советской школе уменьшилось» [15].
По официальным данным 1925/26 учебного года, на территории БАССР функционировало 195 религиозных школ. Башнаркомпрос в своих докладах делал вывод о том, что муллы завоевывают симпатии сельского населения, оказывая жителям материальную поддержку. В целях противодействия усиливавшемуся влиянию духовенства при Башобкоме ВКП(б) была создана специальная антирелигиозная комиссия. В ее состав вошли пять ответственных коммунистов, включая двух бывших наркомов просвещения А.К. Адигамова и Г.К. Касымова [16].
К концу 1920-х гг. общественно-политический и экономический курс развития СССР резко меняется. Относительная либерализация в культурно-образовательной сфере периода НЭПа уступает место жесткому государственному доминированию в рамках форсированного социалистического строительства. В данных условиях усилилось противостояние партийно-государственных органов против представителей мусульманского духовенства, вновь окрепла антирелигиозная пропаганда.
В сентябре 1928 г. Башобком ВКП(б) призвал партийные и государственные органы начать поход на все религиозные школы [3, с. 117]. В итоге к началу 1930-х гг. оставшиеся в республике религиозные школы были ликвидированы [20].
Таким образом, короткий период существования религиозных мусульманских школ в советской образовательной системе 20-х годов XX века объяснялся несколькими факторами. Во-первых, национально-культурной предрасположенностью мусульманского населения Башкирской АССР к традиционным видам обучения и воспитания. Во-вторых, тактикой вынужденного отступления со стороны центральных и местных партийных и советских органов, которые были вынуждены учитывать общественно-политические настроения коренного населения в вопросе сочетания советского образования и исламского вероучения. В-третьих, ограниченными экономическими возможностями Башнаркомпроса, кото-
рый в условиях послевоенной разрухи не был в состоянии достаточно быстро создать обширную сеть советских начальных и средних школ, обеспечив ими охват всех детей школьного возраста. В силу этого содержание части учебных заведений перешло под контроль местного населения, требовавшего привлечения духовенства к обучению и воспитанию молодежи. В этой ситуации религиозные школы превратились в некое подобие социального компромисса.
ЛИТЕРАТУРА
1. Баишев И.Н. Правовые аспекты реализации Декрета об отделении школы от церкви (на материалах Башкортостана) // Вестник ВЭГУ. 2007. № 2. С. 25-30.
2. Киреева Н.А. Антирелигиозная пропаганда в деревне в 20-е годы XX века: особенности и результаты на примере Башкирии // Вестник ВЭГУ. 2007. №31-32. С. 211-217.
3. Киреева Н.А. Реализация декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» в Башкирской АССР в 1920-е гг. // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 69. С. 115-118.
4. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М.: Политиздат, 1970. 535 с.
5. Национальный архив Республики Башкортостан (далее - НА РБ). Ф. 1107. Оп. 1. Д. 28. Л. 92, 153.
6. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 84. Л. 45.
7. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 152. Л. 8.
8. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 3. Л. 6.
9. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 7. Л. 8.
10. НА РБ. Ф. 22. Оп. 4. Д. 12. Л. 13, 14.
11. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 35. Л. 117.
12. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 451а. Л. 4, 5.
13. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 475. Л. 40.
14. НА РБ. Ф. 798. Оп. 1. Д. 1084. Л. 1, 7, 8, 9, 12, 15, 27.
15. НА РБ. Ф. 122. Оп. 4. Д. 16. Л. 61.
16. НА РБ. Ф. 122. Оп. 5. Д. 35. Л. 14-16.
17. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 60. Д. 1033. Л. 28, 32, 38, 40, 43.
18. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60. Д. 301. Л. 48-49.
19. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 33. Д. 181. Л. 171.
20. Саяхов Ф.Л.Осуществление ленинского плана построения социализма в Башкирии (19261937 гг.). Уфа, 1972. 240 с.
REFERENCES
1. Baishev, I.N. Pravovye aspekty realizatsii Dekreta ob otdelenii shkoly ot tserkvi (na materialakh Bashkorto-stana) [Legal aspects of the implementation of the Decree on the Separation of the School from the Church (based on materials from Bashkortostan)]. Vestnik VEGU - Bulletin of VEGU. 2007. No. 2. P. 2530. (In Russ.).
2. Kireeva, N.A. Antireligioznaya propaganda v derevne v 20-e gody XX veka: osobennosti i rezultaty na primere Bashkirii [Anti-religious propaganda in the countryside in the 1920s: Features and results on the example of Bashkiria]. Vestnik VEGU - Bulletin of VEGU. 2007. No. 31-32. P. 211-217. (In Russ.).
3. Kireeva, N.A. Realizatsiya dekreta «Ob otdelenii tserkvi ot gosudarstva i shkoly ot tserkvi» v Bashkirskoy ASSR v 1920-e gg. [Implementation of the Decree «On the Separation of Church from State and School from Church» in the Bashkir ASSR in the 1920s.]. Izvestiya Rossiyskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo uni-versiteta im. A.I. Gertsena - Bulletin of the A.I. Herzen Russian State Pedagogical University. 2008. No. 69. P. 115-118. (In Russ.).
4. KPSS v rezolyutsiyakh i resheniyakh syezdov, kon-ferentsiy i plenumov TsK [The CPSU in resolutions and decisions of congresses, conferences and plenums of the Central Committee]. Vol. 2. Moscow: Politizdat, 1970. 535 p. (In Russ.).
5. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 1107, opis 1, delo 28, list 92, 153. (In Russ.).
6. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 84, list 45. (In Russ.).
7. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 152, list 8. (In Russ.).
8. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 3, list 6. (In Russ.).
9. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 7, list 8. (In Russ.).
10. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 22, opis 4, delo 12, list 13, 14. (In Russ.).
11. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 35, list 117. (In Russ.).
12. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 451a, list 4, 5. (In Russ.).
13. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 475, list 40. (In Russ.).
14. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 798, opis 1, delo 1084, list 1, 7, 8, 9, 12, 15, 27. (In Russ.).
15. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 122, opis 4, delo 16, list 61. (In Russ.).
16. Nacional'nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archives of the Republic of Bashkortostan]. Fond 122, opis 5, delo 35, list 14-16. (In Russ.).
17. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii [Russian State Archive of Social and
Political History]. Fond 17, opis 60, delo 1033, list 28, 32, 38, 40, 43. (In Russ.).
18. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii [Russian State Archive of Social and Political History]. Fond 17, opis 60, delo 301, list 48-49. (In Russ.).
19. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii [Russian State Archive of Social and Political History]. Fond 17, opis 33, delo 181, list 171. (In Russ.).
20. Sayakhov, F.L. Osushchestvlenie leninsk-ogo plana postroeniya sotsializma v Bashkirii (19261937 gg.) [Implementation of Lenin's plan for building socialism in Bashkiria (1926-1937)]. Ufa, 1972. 240 p. (In Russ.).
DOI10.24412/2223-0564-2021-4-14-19 И.С. Игдавлетов УДК 94 (47)
ЖАНР САЯХАТНАМЕ В НАУЧНОМ НАСЛЕДИИ БАШКИРСКОГО УЧЕНОГО-ВОСТОКОВЕДА РИЗАИТДИНА ФАХРЕТДИНОВА
Аннотация
В статье рассматриваются саяхатнаме (путешествие, путевые записи) в научном наследии башкирского ученого-востоковеда Ризаитдина Фахретдинова. Он уделял большое внимание исследованию и публикации подобных сочинений восточных авторов и российских мусульман Урало-Поволжья.
Известно, что в исторической науке записи путевых наблюдений являются ценными источниками по истории разных народов и стран. Традиция ведения путевых записей, имеет глубокие корни. Записки путешественников могут содержать достаточно интересную информацию как о своем народе или государстве, а также важные сообщения о дальних странах и разных народах.
Путевые записи, составление которых было особенно распространено в эпоху средневековья, имеют свои причины возникновения и историю развития. Исследователи путевых записей отмечают, что возникновение первых записей тесно связано с религиозной практикой хождений в святые места, а позже - с миссионерской деятельностью. В последующее время на сохранение традиций составления путевых записей повлияло также установление торговых и дипломатических отношений между странами. Данная формулировка причин возникновения подобных историко-литературных источников характерна как для Востока, так и для Запада.
Сведения путешественников, дошедшие до наших дней, неоценимы не только как историко-литературные памятники, но и как исторические источники, так как они хранят в себе большое количество информации для широкого ознакомления с различными сторонами социально-политической, экономической и культурной жизни других стран и народов.
Ключевые слова: Ризаитдин Фахретдинов, хаджнаме, саяхатнаме, Шура, путевые записи, паломники
Игдавлетов Ильшат Сулейманович, кандидат исторических наук, научный сотрудник отдела восточных рукописей Ордена Знак Почета Института истории, языка и литературы Уфимского федерального исследовательского центра РАН (Уфа), e-mail: igdavlet@mail.ru
Ilshat S. Igdavletov, Cand. Sci. (History), Research Fellow, Department of Oriental Manuscripts, Order of Honour Institute of History, Language and Literature, Ufa Federal Research Centre, Russian Academy of Sciences (Ufa), e-mail: igdavlet@mail.ru
