Советская и постсоветская историография о причинах установления фашистских диктатур в странах Западной Европы Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 342.39(4):930(47+57) ББК 67.99(4)+63(2)

СОВЕТСКАЯ И ПОСТСОВЕТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ПРИЧИНАХ УСТАНОВЛЕНИЯ ФАШИСТСКИХ ДИКТАТУР В СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

Богдашкин Александр Андреевич,

кандидат исторических наук, научный сотрудник

Военного учебно-научного центра

Военно-воздушных сил «Военно-воздушная

академия им. проф. Н.Е. Жуковского и

Ю.А. Гагарина»

(Воронеж, Россия)

[email protected]

Аннотация. В очерке рассматриваются взгляды советских и российских исследователей о причинах зарождения и прихода к власти в странах Западной Европы фашистских движений. В исторической и политической литературе различных стран ведутся дискуссии о сущности фашизма. Среди исследователей нет единства мнений о том, существовал ли вообще фашизм, как международное явление. В рамках этой публикации в качестве фашистских режимов рассматриваются диктатуры Б. Муссолини и А. Гитлера в Италии и Германии, а также диктатуры А. Салазара и Ф. Франко в Португалии и Испании.

Ключевые слова: советская историческая наука, российская историческая наука, советская и российская италъянистика, советская и российская германистика, иберийские исследования в СССР и России, историография раннего фашизма, италъянский фашизм, германский национал-социализм, фалангизм, Новое государство в Португалии, Муссолини, Гитлер, Салазар, Франко.

SOVIET AND POST-SOVIET RUSSIAN HISTORIOGRAPHY ON THE REASONS FOR THE ESTABLISHMENT OF FASCIST DICTATORSHIPS IN WESTERN EUROPE

A.A. Bogdashkin

Candidate of Historical Sciences,

Researcher, Russian Air Force Military-Educational and Scientific Centre, Zhukovsky-Gagarin Air Force Academy, Voronezh, Russia

Abstract. This essay considers the views of Soviet and Russian scholars on the causes of the origin and rise to power of fascist movements in Western Europe. At the same time, this article examines international historical and political literature and discussions on the essence of fascism. Among scholars there is no consensus about whether fascism constituted an international phenomenon. In this article looking at fascist regimes, the dictatorships of Benito Mussolini and Adolf Hitler in Germany and Italy, as well as the dictatorships of Antonio Salazar and Francisco Franco in Portugal and Spain, are considered.

Key words: Soviet historical science, Russian historical science, Italian studies in Soviet Union and Russia, German studies in Soviet Union and Russia, Iberian studies in the Soviet Union and Russia, historiography of early fascism, Italian Fascism, German National Socialism, Falangism, "New State " in Portugal, Mussolini, Hitler, Salazar, Franco.

Первые попытки осмысления

Изучение истории фашизма долгие годы было одним из магистральных направлений отечественной историографии. Его основы были заложены в

20-е гг. прошлого века и тесно переплетены с тактико-стратегической линией Коммунистического Интернационала. Попытки осмысления фашизма предпринимались еще до прихода Б. Муссолини к влас-

Й

г 41

ти в Италии. Террористические акции фашистов против активистов коммунистических и других пролетарских организаций настоятельно требовали от теоретиков марксизма детального изучения стратегии и тактики фашистских организаций. Деятели Коминтерна всегда рассматривали фашизм в качестве международного движения. Его появление они связывали со своими общими представлениями о кризисе капитализма, обострением социально-классовых конфликтов и стремлением сил реакции сохранить господство капитала, прибегая к террористической диктатуре [1].

Авторы первых публикаций о фашизме выдвигали разные интерпретации рассматриваемого ими феномена. Как справедливо отмечал известный советский экономист Е. Варга, большинство марксистских публицистов исследовали лишь частные явления в фашизме и на их основании делали обобщающие выводы о характере этого движения [2]. Тем не менее, уже в первых работах были высказаны суждения о националистическом и контрреволюционном характере фашистского движения [3]. Звучали и предостережения от упрощенного представления о фашизме, как простом инструменте в руках итальянской буржуазии. Возглавляемый Е. Варгой Международный экономико-статистический институт сообщал Коминтерну, что итальянские фашисты ведут борьбу на два фронта: против правительства Д. Джолитти и против «рабочих всех категорий» [4].

Значительное влияние на анализ феномена фашизма коммунистическим движением оказала разработанная В.И. Лениным концепция об империализме, как высшей и последней стадии капитализма. Многие деятели коммунистического движения, основываясь на этой теории, заявляли о «революционизирующем характере» фашизма. В одной из статей опубликованной в журнале «Коммунистический Интернационал», утверждалось, что фашизм, вбирая в себя все большие массы мелкой буржуазии и обездоленных, «меняется и перерождается». Фашистская партия из орудия буржуазии «превращается понемногу в массовую демократическую организацию, идущую на поводу у капиталистов подобно желтым синдикатам и пр.». Автор статьи полагал, что в скором времени итальянская буржуазия столкнется с угрозой «взбунтовавшейся черни» [5]. Подобные поверхностные предположения были высказаны на IV Конгрессе Коминтерна, проходившем спустя несколько дней после прихода Муссолини к власти, председателем Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьевым и другим видным деятелем коммунистического движения К.Б. Радеком [6].

Тем не менее, на конгрессе звучали и иные, противоположные оценки, феномена фашизма. Это

предопределило расхождения в толковании фашизма в документах, принятых конгрессом. Практически все участники были едины в том, что социальной базой фашизма выступает мелкобуржуазная среда и деклассированные элементы. Однако в вопросе о функциях фашистского движения единой точки зрения выработано не было. Так, в «Манифесте к итальянским рабочим», принятом Коминтерном, констатировалось, что фашисты являются, в первую очередь, «оружием в руках крупных землевладельцев», и что промышленная и торговая буржуазия с тревогой наблюдают за экспериментом свирепой реакции, которая расценивается ими как «черный большевизм» [7]. Но в заключительных тезисах IV конгресса фашизм уже рассматривался, как проявление политического наступления буржуазии на пролетариат [8].

Несмотря на неспособность многих деятелей Коминтерна реалистично оценить обстановку тех лет и признать возможность спада революционного движения, на IV конгрессе была все же подчеркнута опасность возможных фашистских переворотов во всей Центральной Европе. Имеются сведения, согласно которым В.И. Ленин говорил делегатам Конгресса от Коммунистической партии Италии (КПИ), что «рабочий класс в борьбе с фашизмом должен отстаивать демократические права и для этого искать союзников». В своих выступлениях он не исключал возможности «отступления компартий и рабочего движения» [9].

В документах IV конгресса Коминтерна подчеркивалось, что «фашисты не только образуют вооруженные с ног до головы контрреволюционные организации», но и пытаются путем социальной демагогии создать себе почву в массах: крестьянстве, мелкой буржуазии и даже среди части пролетариата» [10]. В дальнейшем этот тезис был развит на III (расширенном) пленуме Исполкома Коминтерна (1923 г.) представителем Коммунистической партии Германии (КПГ) К. Цеткин. Оценка коммунистическими партиями фашизма лишь как военно-террористической диктатуры, а не как массового движения с глубокими социальными корнями, по ее мнению, была ошибочной. Цеткин убеждала своих соратников в том, что прежде чем победить в военном отношении, фашизм одержал политическую и идеологическую победу над рабочим движением. Она также предостерегала коммунистов от неоправданно оптимистических прогнозов относительно быстрого разложения фашистского движения [11]. Эти и другие аналогичные заявления нашли свое отражение в итоговой резолюции Пленума.

Уже в 20-е гг. XX в. советские издательства начали печатать специальные работы по фашизму. Их

авторы стремились предоставить читателям как можно больше информации о стратегии и тактике фашистских организаций и определить сущность феномена фашизма. До 1929 г. практически для всех работ по этой проблематике был характерен творческий подход. Авторы стремились тщательно рассмотреть взгляды зарубежных журналистов и проанализировать всю информацию, которая была им доступна в то время. Единообразия в оценках фашизма не наблюдалось.

Весомый вклад в изучение фашистского движения Италии и других европейских стран внес видный деятель революционного движения, публицист, в прошлом анархист Герман Сандомирский [12]. Уже в первой работе «Фашизм», увидевшей свет в 1923 г., он рассматривал фашистский феномен, как интернациональное явление, не ограниченное Италией. При этом он, не без оснований полагал, что «фашизм чуть ли не в каждой стране обладает своеобразными организационными формами» и особенностями. Первостепенной задачей он считал изучение именно итальянской разновидности фашизма [13].

Рассматривая итальянский фашизм как контрреволюционную реакцию и обращая внимание на то, что помещики и фабриканты с «воодушевлением приветствовали зарождение фашистского движения», Сандомирский не игнорировал и другие важные причины, способствовавшие деятельности фашистов. Он считал, например, необходимым подчеркнуть, что основателями фашистского движения стали ренегаты рабочего движения - выходцы из рядов интеллигенции. К числу таких ренегатов относился и Б. Муссолини. Сандомирский также подчеркивал постоянные попытки фашистов заручиться сторонниками в пролетарских слоях города и деревни. Фашисты, отмечал он, всячески стремятся внушить трудящимся мысль, что они «являются борцами за увеличение внешнего престижа Италии и возрождение ее высоких национальных традиций» [14]. Не прошло мимо внимания Сандомирского и создания сторонниками Муссолини собственных синдикатов, а также использование фашистами батраков для подавления антикапиталистических выступлений в итальянской провинции [15].

Отмечая позитивные стороны творчества Сан-домирского, нельзя не констатировать, что ряд сформулированных им выводов свидетельствует о неполном понимании автором сущности фашизма. Так, ему принадлежит ошибочное суждение, согласно которому фашизм «ни в малейшей мере не обладает признаками, способными придать ему прочную структуру социального движения, не только опирающегося на ясно выраженные классовые или груп-

повые интересы, но и связанного определенной идеологией» [16]. Отметив важную роль высших кругов итальянского общества в установлении фашистского режима, Сандомирский излишне прямолинейно заявил, что итальянские землевладельцы и промышленники занимали единую позицию по отношению к фашистскому движению [17]. В его работах нет ни малейшего намека на то, что Муссолини, основав фашистское движение, вскоре изменил свою стратегию борьбы, начал заигрывать с правящей элитой, стремясь, тем самым, обеспечить себе необходимые условия для захвата власти. Между тем, именно поддержка, которой заручился фашизм в высших кругах итальянского общества, бесспорно, предопределила решение короля о назначении Муссолини руководителем итальянского правительства.

Вывод Сандомирского об отсутствии у итальянского фашизма своей собственной идеологии, не был поддержан многими советскими публицистами. Так Д. Антонов в книге «Очерки фашизма в Италии» исходил из того, что фашистская партия выражает в первую очередь интересы мелкой буржуазии, а крупная буржуазия просто использует это движение как орудие против революции. Главными постулатами фашисткой идеологии, по его мнению, выступают национализм и классовое сотрудничество [18]. Бывший полпред СССР в Риме Н. Иорданский в своих работах подчеркивал, что фашизм «провозглашает себя творцом новых истин ... Судьба фашизма, его интернациональный размах, его быстрое и широкое распространение в самых различных странах наглядно показывают, что в фашистском движении имеются если не выработанная идеология, то зачатки такой идеологии, и что в современном обществе сложилась та классовая почва, которая обеспечивает обильные всходы фашистских семян» [19].

По мере укрепления фашистской диктатуры в Италии, в Коминтерне и в советской печати стала усиливаться тенденция сводить феномен фашизма к диктатуре крупных промышленников. В неопубликованной брошюре Е. Варги «Фашизм», распространявшейся среди руководителей Коминтерна, утверждалось, что «фашизм ... - является ударным отрядом промышленного капитала. Доказательства этому неопровержимо дали первые шесть месяцев правления Муссолини» [20]. В изданном в 1923 г. сборнике статей о фашизме как международном явлении подавляющее большинство авторов рассматривало его «как орудие крупной буржуазии, как проявление ее диктатуры над приходящим в революционное движение пролетариатом» [21]. Поражение организованных Коминтерном выступлений пролетариата в Болгарии, Польше и Германии в 1923 г.

способствовало углублению этой тенденции. Раздраженные произошедшими событиями, деятели Коминтерна утверждали даже, что в Германии «фашизм победил Ноябрьскую (т.е. Веймарскую) республику» [22].

На V конгрессе Коминтерна, состоявшемся в 1924 г., многие делегаты утверждали, что средние слои выступают лишь в качестве пассивного материала, из которого формируется фашизм. Они не только не обращали внимания на противоречия между классовой сущностью и социальной базой фашизма, но и отказывали самой этой базе в какой-либо самостоятельной роли [23]. Тем не менее, в резолюции конгресса присутствовало утверждение, что фашизм по своей социальной структуре представляет собой мелкобуржуазное движение.

Дискуссии о сущности фашистского феномена не прекращались вплоть до начала 1930-х гг. В сборнике «Международный фашизм» наряду со статьей Н. Мещерякова, настаивавшего на том, что фашистское движение в Италии представляет собой буржуазно-помещичью организацию, «в распоряжении которой находятся темные массы несознательных промышленных и сельскохозяйственных рабочих и крестьян, люмпен-пролетариев и мелкобуржуазной молодежи» [24], была опубликована статья Н. Иорданского. Положив в основу своей работы учение немецкого философа О. Шпенглера о противоречиях между «мировым городом» и «деревней», Иорданский рассматривал фашизм как порождение «крес-тьянско-кулацкой стихии, которая притягивает к себе мелкобуржуазные элементы городского населения, служащих государственных учреждений и частных предприятий, учащуюся молодежь и часть интеллигенции» [25]. Схожей позиции относительно классовой сущности германского фашизма придерживалась историк С. Шахновская [26]. По мнению С.Д. Мстиславского, фашизм представлял собой не что иное, как борьбу «средних классов за самосохранение и утверждение старого буржуазного государства» [27]. Только в одной из всех опубликованных в 20-е гг. работ о фашизме - И.М. Майского, утверждалось об отсутствии принципиальных различий между фашизмом и другими буржуазными партиями [28].

Подвергая справедливой критике односторонние подходы к пониманию сущности фашизма, Иорданский и Шахновская предложили столь же однобокую интерпретацию, не учитывающую все стороны этого многогранного явления. Однако следует признать, что, выдвигая различные гипотезы происхождения и борьбы за власть фашистских движений, практически все советские авторы того периода стремились внести свой вклад в борьбу с фашизмом.

Немалую роль играло при этом то, что из-за отсутствия необходимых источников им не всегда удавалось с точностью оценить основные цели стратегии и тактики фашистских движений.

В связи с тем, что процесс консолидации фашистского режима в Италии растянулся на несколько лет, ряд авторов оказался не в силах в должной степени оценить значимость националистических лозунгов Б. Муссолини и его последователей. Так, Н.Л. Мящеряков утверждал, что «патриотическим шумом» итальянская буржуазия ловко прикрывала создание послушной для себя организации, которая образовывалась не для борьбы «против притязаний империалистов других стран», а с целью подавления пролетарского движения [29]. Автор также не сумел оценить роль королевского двора в процессе формирования правительства во главе с Муссолини. Конечно, подобного рода выводы были связаны и с догматическим восприятием многими коммунистическими теоретиками перспектив идеи мировой революции.

На V конгрессе Коминтерна впервые были высказаны суждения, способствовавшие последующему становлению теории «социал-фашизма». Защита социал-демократией буржуазного строя, по мнению ряда участников конгресса, свидетельствовала о том, что она выполняет функции, практически одинаковые с фашизмом. Зиновьев заявил даже, что «социал-демократия стала крылом фашизма» [30]. Однако в 20-е гг. эта точка зрения не стала преобладающей. Да и сами авторы этой концепции впоследствии умерили тон в оценке социал-демократии. Во всяком случае именно в это время в Советском Союзе появилось наибольшее число интересных публикаций о фашизме.

Среди наиболее значимых работ по итальянскому фашизму следует выделить монографию С. Слободского «Социальная сущность фашизма» [31]. В ней содержалась оригинальная интерпретация причин установления фашистской диктатуры в Италии. По мнению исследователя, в силу особенностей ее исторического развития и крайне негативных последствий Первой мировой войны крупная буржуазия не могла решить проблемы классового сотрудничества с пролетариатом в рамках буржуазно-демократического режима. Итальянская буржуазия использовала фашизм, чтобы при помощи террора принудить рабочих к заключению классового мира на условиях корпоративного строя.

Слободской считал, что итальянский фашизм представлял собой организационное и идейное слияние двух течений - фашистского и националистического. Первое течение несло на себе отпечаток мелкобуржуазного анархо-синдикализма, отражая

стремление к власти мелкой буржуазии, служащих, низших слоев интеллигенции и неорганизованного пролетариата. Второе - олицетворяло интересы крупных промышленников. В его программе преобладали националистические и империалистические устремления, антидемократические и антипролетарские тенденции [32]. Объединение этих двух тенденций, по убеждению автора, никогда не было полным. Даже после установления фашистской диктатуры в Италии эти течения продолжали сосуществовать друг с другом.

В связи с активизацией деятельности германских фашистов в 1923 г. в советской печати появилось множество публикаций о фашистском движении в Германии. В них наиболее отчетливо проявилась тенденция к расширительному толкованию понятия фашизм. Многие деятели Коминтерна утверждали, что установление военной диктатуры генерала Г. фон Секта свидетельствует о торжестве фашизма в Германии. В опубликованных в 1923/1924 гг. статьях, брошюрах и книгах к числу фашистских движений были отнесены не только Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП) и ряд военизированных образований типа «Стального шлема», но и традиционные буржуазные партии -Немецкая национальная народная партия (НННП) и Немецкая народная партия (ННП) [33]. В книге, изданной под псевдонимом Евсеев, утверждалось, что баварский путч 1923 г. способствовал активизации фашистского движения, поскольку он дал возможность «умеренному фашизму» почти целиком захватить государственный аппарат и обуздать невоздержанность крайних элементов [34].

Тем не менее, большинство авторов считало, что фашисткой партией Германии, выстроенной по итальянскому образцу, является НСДАП. В работах подчеркивалась важная роль руководителей германской тяжелой промышленности и баварского правительства в финансовой поддержке и покровительстве гитлеровской партии. В то же время немецкий коммунист Г. Мёллер подчеркивал, что эта партия создается «из деклассированных элементов, применяет методы «прямого действия» против рабочего движения и демагогически использует националистическую и антисемитскую идеологию, страх перед революцией, охвативший приходящие в упадок слои средней буржуазии». Автор усмотрел в фашизме тенденцию к самоопределению, которое ведет его к превращению «в своего рода бонапартизм» [35]. Представитель Коммунистической партии Германии (КПГ) А. Тальгеймер на VI конгрессе Коминтерна (1928 г.) характеризовал фашистский режим, как бонапартистскую диктатуру, возникшую в условиях равновесия противоборствующих социальных

сил и подчиняющую себе все классы общества. Однако большинство участников конгресса не поддержало его взглядов, посчитав, что они смазывают зависимость фашизма от крупного бизнеса [36].

На VI конгрессе Коминтерна в стратегии и тактики коммунистических партий произошел резкий сдвиг влево. По инициативе И.В. Сталина и его фракции в программные документы конгресса были внесены положения о повсеместном нарастании революционного подъема. Сторонники этой точки зрения потребовали ужесточения нападок на социал-демократию и, особенно, на ее левое крыло, поскольку их деятельность, де, тормозила развитие революционного процесса. Одновременно настойчиво выдвигался тезис о всеобщей фашизации буржуазных режимов и перерастании буржуазной демократии в фашизм. Правда, конгресс не поддержал высказывавшуюся тогда точку зрения, согласно которой фашизм является неизбежной ступенью в развитии капитализма [37].

Начавшийся в 1929 г. мировой экономический кризис был воспринят Сталиным и его соратниками как начало «третьего периода» общего кризиса капитализма, который породит новую волну войн и революций. Исполком Коминтерна, неверно оценивая соотношение классовых сил, пришел к ошибочному выводу о том, что размах революционных боев превзойдет подъем 1918-1919 гг. Распространение фашистами своего влияния воспринималось в качестве ответа реакции на ускорение революционного процесса. Вновь возрождался тезис о фашизме как революционизирующем факторе. Все правые буржуазные правительства и буржуазно-либеральные режимы стали рассматриваться как фашистские.

Общепринятой становится и концепция «социал-фашизма». Лидеры Коминтерна считали, что в условиях кризиса социал-демократы и социалисты выступят совместно с буржуазными партиями против курса компартий, направленного на свержение капиталистического строя. Поскольку предполагалось, что в сложившихся условиях дальнейшее развитие капиталистических государств неизбежно потребует его обращения к методам фашистского типа, социал-демократы составят одну из движущих сил процесса фашизации. Эта система взглядов оказала крайне негативное воздействие на практическую деятельность коммунистов и способствовала углублению раскола в рабочем движении [38].

В 1929-1933 гг. в СССР было издано крайне мало публикаций о фашистских партиях и движениях. В центре большинства опубликованных работ оказалась критика социал-демократических партий. Соответственно, решительно отвергался творческий подход к оценке сути фашизма. Главной мишенью

атаки в этом деле стала теория бонапартизма. Ей пытались придать научное обоснование. Так, автор книги «Кризис капитализма и социал-фашизм» П. Лапинский утверждал, что между фашизмом и бонапартизмом существуют лишь чисто внешнее сходство. Основное и решающее историческое различие между ними, по его мнению, состояло в том, что бонапартизм в любом его виде представлял собой внешнюю политическую оболочку «бурного расцвета капитализма», а фашизм «появляется на исторической сцене в эпоху упадка капитализма» [39]. Подход к фашизму как своеобразной форме бонапартизма, получивший впоследствии широкое распространение в зарубежной марксисткой мысли, советскими авторами воспринят не был.

Крайне негативное воздействие на осмысление роли фашизма в СССР оказала политика тогдашнего партийного руководства в том, что касалось исторической науки. Наряду с так называемым процессом «Промпартии» сталинским руководством было инсценировано «Академическое дело». В его рамках была репрессирована большая группа историков во главе с академиками С.Ф. Платоновым и Е.В. Тарле [40]. Окончательно конец дискуссиям о фашизме в советской публицистике и науке положили выступления Сталина и его печально знаменитое письмо в адрес редакции журнала «Пролетарская революция».

В книгах и статьях этого периода основные этапы борьбы за власть фашистских партий рассматривались в тесном переплетении с ложными представлениями о социал-фашизме и фашизации всех буржуазных партий и систем. В книге Г. Минского «Социал-фашисты у власти» утверждалось, что «фашизм становится все более распространяющимся методом управления и господства буржуазии». Автор утверждал, что, несмотря на разнообразие приемов, используемых фашистами для утверждения своей власти, во всех случаях фашизм «знаменует собой отказ буржуазии от установленной ею же легальности и переход к методам голого насилия по отношению к рабочему классу». При этом не существует принципиальных различий между процессами, происходящими в Англии и отчасти Франции, а также в Италии и Польше [41].

В работе Л. Жестяникова «Фашизм и социал-фашизм», вышедшей в 1932 году, была представлена более-менее объективная картина событий, предшествовавших приходу к власти в Италии Б. Муссолини. Наряду с критикой деятельности итальянских социалистов и подконтрольных им профсоюзов, автор указал на утвердившуюся в среде коммунистов недооценку фашистской угрозы. Жестяников объявил несостоятельным бытовавшее в Коминтер-

не мнение о фашизме как своеобразной форме «революции мелкой буржуазии». При этом, он счел возможным указать и на то, что, будучи подвержены «детской болезни левизны», итальянские коммунисты не уделяли должного внимания работе с массами и «не поддержали поднявшегося массового, преимущественно батрацко-крестьянского движения против фашистов» [42].

Жестяников, показал и то, что назначение Муссолини главой итальянского правительства произошло вследствие закулисных интриг, а вовсе не похода на Рим фашистских отрядов. Рассмотрение отношений между руководителями германского крупного бизнеса и гитлеровской партией, подчеркивал он, свидетельствует о том, что большинство крупных промышленников и банкиров Германии в 1923 г., а также в 1929-1931 гг. предпочитали сотрудничать с традиционными буржуазными партиями и социал-демократами. При всем этом, несмотря на нарисованную им объективную картину автор в заключении своей работы счел возможным, явно преувеличивая остроту кризиса фашистского режима в Италии и трудностей, с которыми сталкивается фашистское движение в Германии, сформулировать следующий вывод: «Пролетариат должен бороться и с фашизмом, и с социал-фашизмом. ... Нельзя бороться успешно с диктатурой буржуазии, с фашизмом, если не разоблачить социал-фашизм» [43].

В идеологической атмосфере тех лет писать о фашизме без привязки его к социал-фашизму было невозможно. Книга советского экономиста Е.А. Преображенского [44] была подвергнута решительной критике не в последнюю очередь за то, что автор «обошел вниманием "социал-фашистское перерождение" социал-демократии и на первое место ставил необходимость борьбы не с ней, а с фашизмом» [45].

Однако даже в таких условиях нашлись авторы, сумевшие выявить специфические черты классических партий фашистского типа (именуемых в те годы «национал-фашизмом»). В книге, изданной под псевдонимом Германикус, было уделено значительное внимание анализу идеологии НСДАП. Автор одним из первых в советской историографии обратил внимание на антисемитскую составляющую национал-социалистического движения. Идеология НСДАП, отмечал он, была «построена на одной и той же предпосылке избранности германского народа». Автор исходил из того, что мистицизм и запутанность воззрений нацистов были отчасти «преднамеренными и сознательными», поскольку Гитлер и его сподвижники обладали способностями изощренно «прощупывать уязвимые места психики взбесившихся мелких буржуа и в совершенстве играют на всех струнах демагогии» [46].

Приход Гитлера к власти в Германии 30 января 1933 г. не отрезвил руководителей Коминтерна и доминировавших в нем партий. В постановлении президиума ИККИ от 1 апреля 1933 г. утверждалось, что стратегия и тактика КПГ накануне и в период гитлеровского переворота была правильной и что гитлеровская диктатура не прочна, так как она «не может решить ни одного политического и экономического вопроса современной Германии», а «установление открытой фашистской диктатуры ... ускоряет темп развития Германии к пролетарской революции» [47].

На XIII пленуме ИККИ (ноябрь - декабрь 1933 г.) многие делегаты продолжали сохранять иллюзии относительно неизбежности социального взрыва в Германии. Многие выступающие на пленуме говорили о фашизме как о двузначном явлении, которое одновременно и затрудняет, и ускоряет революционный подъем. Не утихали также нападки на СДПГ. Тем не менее пленум стал важной вехой в развитии советской историографии фашизма. Именно тогда было выработано определение фашизма, которое долгие годы содержалось во всех научных трудах советских историков, в учебниках и в публицистике. Это определение гласило, что «фашизм есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала» [48].

Одним из первых авторов, попытавшихся проанализировать феномен фашизма на основе определения и других установок XIII пленума ИККИ, был известный деятель британского коммунистического движения Р. Палм Датт. До сегодняшнего дня многие западноевропейские и американские историки, ссылаясь на книгу Датта «Фашизм и социалистическая революция» [49], утверждают, что официальная коммунистическая историография рассматривала фашистских лидеров в качестве «простых игрушек» в руках «монополистического капитала» [50].

Однако подобного рода выводы не полностью соответствуют действительности. В одной из статей, опубликованной в журнале «Коммунистический Интернационал», Палм Датт писал о том, что при анализе фашизма марксистские теоретики не могут основываться лишь на определении, разработанном на XIII пленуме ИККИ. Отмечая его позитивные стороны, он высказал предположение, что, опираясь на это определение, исследователи не смогут вскрыть черты фашизма, отличающие его от других контрреволюционных диктатур. Отказ от вычленения резко отличительных черт фашистских движений, по убеждению Датта, «порождает опасность слишком вольного употребления термина фашизм

..., в применении его ко всем без разбора явлениям реакции». «Отличительная черта фашизма, - подчеркивал он, - состоит не в степени его реакционности, терроризма или шовинизма, а в особом социально-политическом аппарате для проведения этого террора, то есть в особой системе социальной демагогии, имеющей целью создать «реакционное массовое движение» [51].

Под влиянием событий в Западной Европе, особенно после попытки фашистского мятежа во Франции в феврале 1934 г., в Коминтерне все отчетливее стали звучать голоса тех, кто требовал кардинального пересмотра оценки социал-демократии. Видный деятель Коминтерна и болгарской компартии Г. Димитров поставил вопрос о необходимости отказа от характеристики социал-демократии как социал-фашизма. Он выступил с идеей создания единого рабочего фронта без предварительного признания гегемонии компартий. Секретарь ИККИ, возглавлявший делегацию ВКП(б) Д.З. Мануильский признал, что лозунг пролетарской революции не отвечал реалиям, сложившимся в большинстве европейских стран. Сталин первоначально выражал сомнения в возможности образования единого фронта с социал-демократическими партиями. Однако вскоре поддержал ряд предложений Димитрова [52].

VII конгресс Коминтерна и новые подходы

VII конгресс Коминтерна стал знаменательным событием в истории международного коммунистического движения. Конгресс отверг точку зрения о несущественности противоречий между фашизмом и буржуазной демократией. В докладе конгрессу Г. Димитров подчеркнул, что в современных условиях «фашистская контрреволюция атакует буржуазную демократию, стремясь установить над трудящимися режим самой варварской эксплуатации и подавления их. Сейчас трудящимся массам в ряде капиталистических стран приходится выбирать конкретно на сегодняшний день не между пролетарской диктатурой и буржуазной демократией, а между буржуазной демократией и фашизмом». На конгрессе было подчеркнуто, что приход фашизма к власти не является простой заменой одного буржуазного правительства другим. Это «смена одной формы классового господства буржуазии (буржуазной демократии) другой (открытой террористической диктатурой)» [53].

В докладе Димитрова повторялось определение фашизма XIII пленума ИККИ. Скорее всего, это было обусловлено конкретной тактико-стратегической линией Коминтерна. Из определения исключалась оценка мелкобуржуазной социальной базы фашистских движений, поскольку в период борьбы за

образование Народного фронта перед всеми коммунистическими партиями была поставлена задача создания широкого фронта прогрессивных сил для борьбы с фашистской угрозой. Мелкая буржуазия рассматривалась в качестве одного из возможных союзников пролетариата в этой борьбе, а реакционные круги монополистического капитала были той силой, против которой и должен был создаваться Народный фронт.

В современной историографии ведутся многочисленные дискуссии о степени воздействия комин-терновского определения фашизма на развитие антифашистского движения в европейских странах. Высказывается мнение, что решения конгресса не оказали значительного влияния на антифашистскую борьбу. Однако вряд ли есть основания отрицать, что вторая половина 1930-х гг. была отмечена усилением влияния коммунистических партий в рабочем и профсоюзном движении, а также в парламентах стран Западной Европы. В этом смысле решения VII конгресса Коминтерна следует рассматривать как серьезный шаг вперед в деле расширения массовой базы антифашистского движения.

В решениях Коминтерна также отмечалось, что «фашизм пытается обеспечить за монополистическим капиталом массовый базис среди мелкой буржуазии, апеллируя к выбитому из колеи крестьянству, ремесленникам, служащим, чиновникам и, в частности, к деклассированным элементам крупных городов, стремясь проникнуть также в рабочий класс» [54]. Г. Димитров говорил и о том, что фашизм импонирует отчаявшимся массам «резкостью своих нападок на буржуазные правительства, непримиримостью своего отношения к старым партиям буржуазии ... Фашизм приспособляет свою демагогию к национальным особенностям каждой страны и даже к особенностям различных социальных слоев в одной и той же стране». Фашизм, подчеркивал он, «приходит к власти как партия удара против революционного движения пролетариата, против находящихся в брожении народных масс, но он обставляет свой приход к власти как "революционное" движение против буржуазии от имени "всей нации" и за "спасение" нации» [55]. Эти уточнения в какой-то, пусть и небольшой, степени оставляли советским исследователям возможность для маневрирования.

Тем не менее, в идеологической атмосфере, царившей в Советском Союзе в 1930-е гг., исследователи фашизма не могли отказаться от определения XIII пленума ИККИ. Виток политических репрессий, кульминацией которого стали годы ежовщины (1936-1938 гг.), оказал крайне негативное воздействие на осмысление причин установления фашистских диктатур в странах Западной Европы. Многие

советские авторы, опубликовавшие работы о фашизме в 20-е гг., были обвинены в шпионаже и расстреляны. Коминтерновская дефиниция фашизма, автором которой по имеющимся данным, был Сталин, стала общеобязательной.

Среди крупных работ второй половины 1930-х гг. о периоде, предшествующем установлению фашистского режима в Германии, следует выделить монографию А. Сидорова «Фашизм и городские средние слои в Германии». В ней автор подробно осветил положение мелкобуржуазных масс в годы Веймарской республики и убедительно показал, каким образом кризис 1929-1933 гг. поставил их в крайне тяжелое экономическое положение. Следуя решениям Коминтерна, Сидоров рассматривал германский фашизм в качестве инструмента в руках монополистического капитала. Однако он предпринял попытку проанализировать сущность и отличительные черты социальной и национальной демагогии гитлеровцев. Им были выделены три черты, которые, по его мнению, характеризовали специфику методов борьбы НСДАП. Это «антикапиталистическая демагогия, вплоть до "социалистической" фразеологии»; «антиверсальская демагогия, национализм и звериный шовинизм», а также «антисемитизм» [56].

Основное внимание в советских работах второй половины 1930-х гг. о германском фашизме уделялось уже анализу нацисткой диктатуры. После нападения Германии на СССР советские исследователи стали изучать преимущественно сущность оккупационной политики фашистов и масштабы совершенных ими преступлений. В литературе тех лет усиливалась тенденция акцентировать внимание на инструментальных функциях германского фашизма. Причем многие авторы не видели разницы между позициями различных групп германского крупного бизнеса [57]. В результате, приход Гитлера к власти и его последующая политика рассматривались как результат устремлений чуть ли не всех немецких монополистов.

Еще одним фактором, оказавшим негативное воздействие на осмысление в СССР феномена фашизма, стало стремление сталинского окружения устранить своих конкурентов из руководящих органов Советского Союза. Так, в предисловии к подготовленному Институтом философии Академии наук в 1936 г. сборнику статей «Против фашистского мракобесия и демагогии» утверждалось, что «троцкизм полностью слился с фашизмом», а «троцкист-ско-зиновьевская террористическая банда оказалась агентурой ... Гестапо». В научный оборот была введена такая дефиниция, как «троцкистско-зиновьев-ская разновидность фашизма» [58]. Несмотря на то,

что подобного рода подходы не получили масштабного распространения в советской историографии, они способствовали утверждению практики навешивания ярлыка «фашизма» на политические течения, противостоящие политическому руководству СССР.

Тяжелые последствия директивы сталинского руководства оказали на события, происходившие в Испании, где в 1936-1939 гг. развернулась полномасштабная гражданская война между сторонниками правительства Народного фронта и поднявшими мятеж силами реакции. Противостояние Коминтерна и Испанской коммунистической партии (ИКП) с марксистскими группировками троцкистского толка способствовало углублению раскола в рабочем движении и, в какой-то мере, падению Испанской республики.

Коминтерн расценил события 17-18 июля 1936 г. в Испании как фашистский мятеж [59]. В советской печати было опубликовано множество работ о ситуации в Испании [60]. Основное внимание в них уделялось борьбе ИКП и других антифашистских партий против фашизма. Подчеркивалось, что активную военную помощь мятежникам оказывают страны фашистской диктатуры - Италия, Германия и Португалия. Справедливой критике подвергалась деятельность международного комитета по применению соглашения о невмешательстве в испанские дела, а также внешнеполитический курс Лондона и Парижа, по сути позволивших фашистским государствам поставлять военную технику и солдат на фронты в Испании.

Однако в этих публикациях не предпринималось попытки анализа особенностей испанской разновидности фашизма, а главное - причин поддержки мятежников определенной частью испанского общества. Это обстоятельство во многом объясняется тем, что в исторических реалиях второй половины 30-х гг. XX века рассмотрение вопросов антифашисткой борьбы представлялось более актуальным. Кроме того, изучение фашистского движения в Испании осложнялось жесткими рамками коминтер-новского определения. В отличие от Италии и Германии, в первой половине XX века Испания оставалась слаборазвитой в промышленном отношении страной, и ее крупный бизнес не мог играть первостепенной роли в происходивших в стране политических процессах.

Аналогично складывалась ситуация при изучении советскими авторами политического режима, установленного после переворота 1926 г. в Португалии. Многочисленные факты, свидетельствовавшие о поддержке правительством Португалии испанских мятежников, способствовали активизации исследо-

вательского интереса к португальскому типу фашизма. В 1937 г. в СССР вышли в свет брошюра Е.С. Варги «Португалия и фашистская интервенция в Испании» [61] и монография Е. Аксанова «Португалия и ее роль в фашистской интервенции в Испании» [62]. Установленный в Португалии диктаторский режим в этих работах определялся как фашистский. Однако обе книги были в основном описательными. Варга уделил основное внимание вопросам экономики. Е. Аксаков, по-видимому, не ставил перед собой задачи рассмотреть характер переворота 1926 г., причин продвижения к власти в Португалии А. Салазара, а также определить сущностные черты португальской диктатуры. Он акцентировал внимание на роли Португалии в поддержке франкистов.

После разгрома фашизма

Ряд серьезных научных книг об итальянском и германском фашизме был издан в СССР на завершающем этапе Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы. В 1946 г. государственное издательство политической литературы выпустило книгу С.М. Слободского «Итальянский фашизм и его крах». Это была первая в Советском Союзе подлинно научная монография, которая содержала комплексный анализ итальянского фашизма. В работе просматривалось немало упрощенных суждений о причинах утверждения фашисткой диктатуры в Италии. Тем не менее, автор убедительно показал, что в начале своей деятельности фашисты сумели распространить влияние в итальянской деревне. При этом их идеи пользовались поддержкой не только землевладельцев, но и части крестьян. Слодобской описал и попытки фашистов склонить на свою сторону представителей пролетариата. Подъем фашистского движения в Италии, по его мнению, был обусловлен «политической активизацией мелкой буржуазии» и усилением «националистических настроений» в итальянском обществе, «особенно среди интеллигенции, служащих и учащейся молодёжи». Автор исходит из того, что значительная часть мелкой буржуазии и мелкобуржуазной интеллигенции к тому времени разочаровались, как в революционном движении, так и в парламентской демократии. В начале 20-х гг. мелкая буржуазия «обратилась к поискам "собственного" пути для разрешения социальных проблем. Над ней приобрели власть свойственные мелкой буржуазии иллюзии возможности создания "надклассовой" власти и ликвидации с её помощью классовой борьбы, при сохранении основ капиталистического строя» [63].

В работе Слободского рассматривались и возможности противодействия фашизму рабочим классом Италии. Однако исследование этого аспекта

было наиболее тенденциозным. Основное внимание автор сосредоточил на анализе политики социалистической партии, деятельность которой, по его убеждению, вносила раскол и идейной разброд в ряды рабочего класса. Слободской утверждал, что политика итальянской социал-демократии парализовала антифашистскую борьбу и имела «решающее значение для победы фашизма» [64]. О просчетах итальянских коммунистов в монографии даже не упоминалось.

Главную вину за приход Муссолини к власти Слободской возлагал на крупный бизнес Италии. В условиях разразившегося кризиса итальянская буржуазия, по его убеждению, не могла найти массовой базы для реализации своих планов вне фашистского движения, поскольку две ведущие партии, представленные в парламенте - социалистическая и народно-католическая [65] - являлись сторонниками демократических методов управления государством, а многие их члены занимали антикапиталистические позиции. Признавалась важная роль земледельческой аристократии и руководства армии в поддержке фашистской партии. Подчеркивалась деструктивная позиция либерально-демократических правительств, которые в той или иной степени оказывали помощь и покровительство фашистам. Предпринятый в октябре 1922 г. фашистский «поход на Рим», исследователь именовал «инсценировкой». Формирование правительства во главе с вождем фашистов Слободской связывал с закулисными интригами, наличием покровителей Муссолини и его партии в королевском дворце, реакционной верхушке армии, католической церкви, а главное, давлением на короля представителей ведущих кругов итальянской промышленности и финансов [66]. Несмотря на излишнюю категоричность, большинство этих выводов имели достаточные основания.

В 40-е - начале 50-х гг. XX века историками СССР было выпущено сравнительно немного работ, в которых бы рассматривалась предыстории установления гитлеровской диктатуры в Германии. После окончания Второй мировой войны в Советском Союзе были переведены несколько книг зарубежных авторов, в которых раскрывалась роль монополий в приходе Гитлера к власти и развязывании Второй мировой войны [67]. В отличие от историков, экономисты - академик Е.С. Варга, И.М. Файнгар, И.И. Гольдштейн и Р.С. Левина - уделили этой проблеме больше внимания [68]. Многие из этих работ были подготовлены еще в военные годы, когда Советский Союз был союзником Великобритании и США, поэтому антикапиталистический тон этих публикаций был менее четко выраженным, чем в 30-е и 50-е гг. Е. Варга в работе «Исторические кор-

ни особенностей германского империализма», ссылаясь на выступление И.В. Сталина, сформулировал вывод, согласно которому первоначально НСДАП «была преимущественно партией авантюристов вроде Гитлера, Геринга, Рема, за которыми шли мелкие буржуа, деклассированные интеллигенты и люмп-лен-пролетарии» [69]. И.М. Файнгар, подготовивший свое исследование еще в 40-е гг., но изданное только в 1958 г., был одним из первых советских ученых, который попытался рассмотреть приход Гитлера к власти как результат противоречий межу конкурирующими группами монополистического капитала. Подобного рода публикации могли создать основу для творческого анализа причин, проложивших путь к власти фашистским диктаторам. Однако «холодная война» положила конец этим начинаниям.

С 1948 г. и вплоть до конца 50-х гг. в Советском Союзе не публиковалось специальных работ о борьбе за власть фашистских партий. Большинство исследователей, затрагивавших эту проблему, усиленно пытались выявить сходные черты между фашизмом и основным идеологическим противником СССР - Соединенными Штатами Америки [70].

В советских издательствах в конце 40-х - начале 50-х гг. были опубликованы переводы нескольких книг бывших сотрудников американской оккупационной администрации в Германии, которые ушли в отставку со своих должностей в знак протеста против политики администрации США, направленной на свертывание декартелизации германской экономики. На страницах журналов печатались разгромные рецензии на работы зарубежных историков по истории Германии 1920-х - 1930-х гг. При этом бичующей критике подвергались даже монографии леволиберальных ученых. Правда, нельзя не учитывать, что многие из авторов этих рецензий впоследствии сами были обвинены в «космополитизме» и «апологетике американского империализма».

В обстановке демократизации общественной жизни в СССР

Существенные изменения в советской исторической науке начали происходить в 60-е гг. под влиянием XX съезда КПСС и разрядки в международных отношениях. В решениях XX съезда подчеркивалась необходимость серьезной борьбы против догматизма и субъективизма в трактовке исторического процесса и за объективное исследование исторических событий. При этом будущим авторам предписывалось ни на шаг не отступать от принципов марксистско-ленинской партийности. Несмотря на серьезные кризисные явления в советской историографии, возможности для более объективного научного исследования значительно расширились. Ряд

историков получил возможность выехать в страны Западной Европы и США для работы в архивах и библиотеках. Это позволило им создать важные в научном отношении труды, в которых объективно освещалась борьба за власть фашистских партий Западной Европы. Работы таких историков, как Б.Р. Лопухов, А.А. Галкин и С.П. Пожарская получили положительную оценку западных исследователей, в том числе и тех, кто придерживался немарксистских взглядов [71]. Коллективная монография «История фашизма в Западной Европе» (1978) до сих пор остается единственной в России работой, рассматривающей развитие фашистских движений в большинстве европейских стран.

Исторические труды о фашизме по-прежнему основывались на разработанной в конце 1920-х гг. «теории общего кризиса капитализма», которая оказывала негативное воздействие на процесс осмысления новейшей истории. Тем не менее, многие советские исследователи лишь формально включали в работы эти и другие положения догматизированного марксизма. Историки, хотя и с осторожностью, говорили об ограниченности коминтерновского определения и о невозможности только в его рамках понять истинную сущность фашизма.

Американский историк С. Пэйн считает, что в советских работах этого периода излагается всего лишь «несколько модифицированная и более изощренная версия» распространенной ранее в марксистской историографии теории, согласно которой фашизм выступает в качестве «агента монополистического капитала» (в западной историографии марксистскую интерпретацию фашизма часто называют «теорией агента») [72]. Однако это утверждение, на наш взгляд, не соответствует действительности. Представляется, что советские историки в возможных для них условиях стремились раскрыть различные стороны феномена фашизма и пересмотреть существовавшие ранее упрощенные оценки.

Известный американский политолог, придерживающийся консервативных взглядов, А.Дж. Гре-гор отстаивает мнение, согласно которому начавшийся в 60-е годы процесс переосмысления сущности фашизма марксистскими учеными представляет собой «еще один пример "конвергенции" между советской и западной мыслью». Исследователь предположил, что этот процесс может свидетельствовать о готовности ученых Востока и Запада приступить к серьезному изучению фашизма как международного явления [73].

В связи с тем, что ключевые положения своей концепции советские исследователи должны были подкреплять ссылками на труды теоретиков марксизма, в СССР возрос интерес к изучению взглядов

деятелей международного коммунистического движения, выступавших против односторонней интерпретации феномена фашизма, таких как А. Грамши, К. Цеткин, П. Тольятти. Историк И.В. Григорьева, посвятившая многие свои исследования анализу исторических воззрений А. Грамши, постоянно указывала на то, что этот видный деятель итальянской компартии решительно противился примитивному объяснению фашизма «всегдашней реакционностью буржуазии или столь же легковесной его интерпретации как преходящего явления послевоенного психоза, авантюры кучки шарлатанов». Она пришла к выводу о том, что Грамши в отличие от многих марксистских авторов, которые односторонне подчеркивали в фашизме его связь с интересами буржуазии, рассматривал фашизм как внутренне противоречивое, неоднородное и находившееся в постоянном движении явление [74].

Смелые для советской историографии того времени выводы сделал крупный специалист по истории итальянского фашизма Б.Р. Лопухов. В монографии «История фашистского режима в Италии» он подчеркивал, что учредительная программа фашисткой партии «не была программой крупного капитала». Она носила преимущественно мелкобуржуазный характер, «главный упор в ней делался на идею нации и патриотизм». Фашизм, по его убеждению, является «сложным социально-политическим и психологическим явлением». Его нельзя рассматривать только лишь как «орудие в руках промышленников, или орудие в руках аграриев. Нельзя сбрасывать со счета и различные группы средних слоев города и деревни, которые были не только жертвами демагогии фашизма, но и его довольно активной внутренней силой».

Главным положением авторской концепции Лопухова был тезис, согласно которому «многое . трудно будет понять в фашизме, если искать во всем направляющую руку или крупной монополистической или крупной аграрной буржуазии. Скорее, наверное, можно сказать об историческом синтезе и логике, обусловленной подлинными и мнимыми интересами, чувствами и действиями разных групп населения, которые способствовали, в конечном счете, превращению фашизма в авангард борьбы за интересы крупных промышленников и аграриев» [75].

В исследованиях Лопухова была представлена подробная картина развития фашистского движения от его истоков до назначения Б. Муссолини премьер-министром итальянского правительства [76]. Исследователь стремился рассмотреть разнообразные стороны, обусловившие зарождение фашизма и распространение его идей среди различных слоев итальян-

ского общества. Он приводил убедительные данные, свидетельствующие о сложных переплетениях в идеологии и тактике итальянских фашистов. Так, по его мнению, «лозунг "общих национальных интересов" ... позволял фашизму, ... с одной стороны, вести, и небезуспешно, свою пропаганду среди рабочих, а с другой - все более эволюционировать вправо, превращаясь . в откровенно консервативное и принципиально иерархическое движение» [77].

Изложенные в работе Лопухова факты свидетельствуют о серьезной эволюции итальянского фашизма в период 1919-1922 гг., вызванной его стремлением к расширению влияния и завоеванию власти. В поиске сторонников среди крестьянского населения Юга Италии, Муссолини и его сподвижники отказались от присущих им на начальном этапе атеистических и антиклерикальных идей и стали позиционировать свое движение, как «преданное религии и верное церкви». Фашисты пересмотрели также и свои антимонархические воззрения. По мнению исследователя, изменение фашисткой позиции в отношении Ватикана и монархии, свидетельствовала о его идейно-политической эволюции в сторону «аристократического национализма». Лопухов высказал новаторское для советской исторической науки суждение о том, что «придя к националистическим идеям антидемократизма, иерархии и аристократизма в отношении масс, фашизм тем не менее не отказался от своей безудержной погони за массовой базой. В отличие от аристократического национализма, не вышедшего за пределы сравнительно небольшого слоя интеллигенции, фашизм был "партией масс"». В этом историк усматривал «не только его отличие от национализма, но и предпосылки слияния с ним» [78]. Он был убежден, что при помощи этой эволюции фашизм сумел заручиться широкой поддержкой правящих классов и значительной части мелкобуржуазных слоев населения, а покровительство крупной буржуазии и землевладельческой аристократии обеспечило передачу власти Муссолини. В работе Лопухова впервые в советской историографии были приведены конкретные данные о финансовой и политической поддержке фашистского движения со стороны итальянского крупного бизнеса [79].

Более основательно, чем в публикациях советских авторов раннего времени, Лопуховым был рассмотрен вопрос о тактике рабочих партий в период борьбы за власть фашистского движения Италии. Наряду с критической оценкой тактики Итальянской социалистической партии, руководство которой недооценивало фашистскую угрозу, автор убедительно показал, что курс итальянских коммунистов в

период наступления фашизма был несостоятельным и носил сектантский характер [80].

Исследования Б.Р. Лопухова по праву можно считать лучшими советскими работами по истории итальянского фашизма. Его выводы оказали большое воздействие на развитие советской ита-льянистики и продолжают высоко оцениваться современными российскими учеными. В последующем ряд исследователей написали фундаментальные труды по различным аспектам истории фашистского режима и антифашистского Сопротивления в Италии [81]. Однако в этих работах специально не рассматривался период борьбы за власть фашистской партии.

Наибольшее число появившихся в СССР в 60-е - 80-е гг. исследований были посвящены истории германского фашизма. Германистика была одной из самых динамично развивающихся отраслей советской исторической науки. Память о преступлениях, совершенных гитлеровским вермахтом на территории Советского Союза, придавала особую актуальность изучению германского национал-социализма. Установленное, благодаря усилиям одного из выдающихся советских германистов А.С. Ерусалимс-кого, сотрудничество с историками ГДР способствовало выходу советской германистики на новый, более высокий научный уровень.

В появившихся в начале 1960-х гг. первых исследованиях о германском фашизме Г.Л. Розанова и В.Д. Кульбакина [82] при анализе периода, предшествующего назначению Гитлера канцлером, авторы отмечали наличие существенных противоречий в правящем лагере по вопросу о привлечении НСДАП к участию в правительстве. По мнению Розанова, «тесно связанные с гитлеровцами Тиссен, Кирдорф, Флик делали ставку на создание однопартийного национал-социалистского правительства во главе с Гитлером», а Крупп и «ряд других монополистов выступали за установление фашистской диктатуры в форме создания коалиционного правительства с участием гитлеровцев, националистов и, возможно, других правых группировок» [83].

В.Д. Кульбакин сформулировал вывод, согласно которому решение президента Германии П. Гин-денбурга о формировании правительства во главе с Гитлером было обусловлено неустойчивостью «"коалиционного правительства" Г. Мюллера, буржуазного правительства Брюнинга, реакционного буржуазного правительства Папена и псевдолибирально-го правительства Шлейхера». Исследователь отмечал, что прибегая к демагогическим обещаниям, националистической и антикапиталистической фразеологии национал-социалисты смогли распространить свое влияние на широкие слои городской и

сельской буржуазии, безработных, а также на «отсталые слои рабочего класса» [84].

Процесс становления национал-социалистического движения в Германии и его путь к власти был обстоятельно исследован А.А. Галкиным [85]. Его монография «Германский фашизм», впервые изданная в 1967 г., по праву считается в российской историографии классическим трудом по истории германского нацизма. В отличие от многих других публикаций того времени, в работах Галкина был предпринят историко-социологический анализ германской разновидности фашизма, который позволил автору по-новому взглянуть на наиболее сложные стороны этого явления.

Следует особо отметить, что А.А. Галкин подробно проанализировал распространенные на Западе теории происхождения фашизма, выявив наряду с недостатками их положительные стороны. Не будет преувеличением сказать, что ученый одним из первых в советской историографии попытался воспринять рациональные аргументы, выводы, достоверные факты у представителей различных историографических школ и направлений Запада, то есть положил в основу своего анализа принцип, который сейчас принято назвать принципом научного диалога. Воспроизводя во многих своих исследованиях ко-минтерновское определение фашизма, Галкин подчеркнул, что эта характеристика акцентирует внимание на важной, но не единственной стороне фашистских режимов. Исследователь заявил о необходимости творческого развития марксистской научной мысли применительно к изучению феномена фашизма [86].

Ключевое отличие фашизма от других форм реакционных диктатур Галкин усматривал в наличие «у него особенно широких связей с определенной, достаточно многочисленной частью населения, не относящейся к правящим классам». По мнению историка, «национал-социалистическая партия возникла как организация, рассчитанная на проникновение в ряды рабочего класса, на отрыв его отдельных отрядов от организованного рабочего движения, на использование его в качестве опоры капиталистического строя». Однако уже в первые годы существования НСДАП стало очевидным, что к ней тянулись только «представители наиболее отсталых прослоек рабочего класса, которые и так занимали консервативные позиции . Зато с самого начала нацисты сумели пустить корни среди мелкой буржуазии». Средние слои, по убеждению Галкина, дали НСДАП большинство ее лидеров и «поставляли ей солдат для отрядов СА», а ориентация нацистской партии на мелкобуржуазную публику «стала преобладающей» [87].

Тем не менее, исследователь не был склонен считать, что приход фашистов к власти в Германии был связан только с массовостью НСДАП и ее широкой поддержкой в кругах мелкой буржуазии. Галкин был убежден в том, что фашизм следует рассматривать как сложное явление. Без поддержки господствующих классов, по его мнению, Гитлеру не удалось бы возглавить правительство Германии и удерживать власть в своих руках.

В монографии Галкина была представлена подробная картина того, как руководители германской армии пытались использовать силы национал-социалистов, сначала в качестве «одной из ширм» для создания тайных военных организаций, а затем и «политической массовой опоры» с целью установления военной диктатуры. Историк считал, что, несмотря на имеющиеся между нацистами и генералитетом противоречия по вопросу о том, «кто из них будет всадником, а кто лошадью», они стремились к установлению диктаторского режима. В 1929-1933 гг. генералы рейхсвера выступали с идеей вхождения НСДАП в правую коалицию с целью образования массовой базы для президентского кабинета министров, который бы ликвидировал социальные завоевания германской революции 1918-1919 гг., объявил «о разрыве Версальского договора» и начал открыто осуществлять перевооружение Германии. По их замыслам, нацистская партия не должна была играть «сколь-нибудь самостоятельной роли». Однако ситуация стала развиваться по-другому. Галкин убедительно продемонстрировал, каким образом интриги генерала К. фон Шлейхера способствовали усилению роли НСДАП в политической жизни Веймарской республики и продвижению во власть Гитлера. Ученый уверен, что позиция руководителей рейхсвера оказала серьезное влияние на политическое развитие Веймарской республики и события 30 января 1933 г. [88].

Основную ответственность за назначение Гитлера канцлером Галкин возлагал на представителей германского крупного бизнеса. В то же время исследователь указал, что поддержка крупным бизнесом НСДАП не была «платонической». Размеры денежных субсидий «зависели от общей политической и экономической обстановки, от степени влияния нацистской партии и многих других причин». «Вера монополистической буржуазии в способность фашистских партий реализовать поставленные перед ними задачи», по его мнению, созревала «лишь постепенно». Один из наиболее важных для того времени выводов Галкина состоял в том, что «поскольку передача политического руководства фашистам означала смену власти, она неизбежно вела к коренной перестройке, а в ряде случаев к слому старого

партийно-политического механизма. Это шло вразрез со свойственным современной буржуазии консерватизмом, требовало от нее отказа от прежних политических симпатий и связей». Однако без поддержки крупного бизнеса НСДАП не сумела бы развернуть эффективной пропаганды, участвовать в избирательных компаниях и содержать штурмовые отряды. Без поддержки руководителей ведущих экономических структур Германии Гитлеру не удалось бы получить власть [89].

Еще одно важное положение концепции Галкина заключалось в том, что «развитие капитализма от монополистического к государственно-монополистическому необязательно должно было пройти через фазу фашизма ... Если бы не объективные потребности капитализма, переживавшего глубокий кризис, фашизм, возникший как в Италии, так и Германии . никогда не стал бы политической силой. Его постигла бы судьба сотен возникающих клубов и кружков, известность которых не выходила за пределы улицы, квартала или, в лучшем случае городского района». Причины выбора правящих классов Германии в пользу союза с НСДАП историк усматривал в их отказе от сотрудничества с СДПГ в годы мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. Галкин высказал суждение, согласно которому правящие круги Германии были намерены «искать выход из кризиса, прежде всего, в решительном наступлении на социальные и экономические права рабочего класса. . Для проведения такой политики социал-демократия, сохранившая свои связи с рабочим движением, была мало пригодна» [90]. Эти выводы являлись во многих отношениях созвучными с ключевыми положениями западногерманского историка К. Борхардта, которые были воспроизведены многими западными исследователями различных историографических школ и направлений.

Работы А.А. Галкина оказали большое влияние на развитие советской германистики. В 70-е - 80-е гг. XX века ряд исследователей СССР расширили и конкретизировали многие высказанные им положения. В дальнейшем исследовательские интересы А.А. Галкина пополнились другими самыми разнообразными и актуальными темами [91], но созданные им труды о германском фашизме продолжает внимательно изучать и использовать в своих работах представители нового поколения российских германистов.

Важный вклад в изучение борьбы за власть германского фашизма внес советский историк Л.И. Гинцберг. В обстоятельных исследованиях, наиболее полной и всесторонней из которых является монография «На пути в имперскую канцелярию. Германский фашизм рвется к власти», он в отличие

от А.А. Галкина применил более традиционные для исторической науки методы исследования. Историк сумел собрать и систематизировать значительно больше фактического материала, раскрывающего взаимоотношения фашизма с различными слоями и политическими силами германского общества, а также возможности противодействия установлению «Третьего рейха» [92]. Во многих обобщающих исследованиях по истории Германии, новейшей истории зарубежных стран, истории фашистских партий и движений в странах Западной Европы разделы, касающиеся предыстории прихода Гитлера к власти, написаны Гинцбергом.

Изучение роли крупной буржуазии в финансировании и политической поддержке гитлеровской партии были одной из ключевых тем в исследованиях Гинцберга. Историк считал, что позиция крупного капитала оказала решающее воздействие на президента Германии П. фон Гинденбурга в принятии решения о формировании правительства во главе с Гитлером. В то же время Гинцберг выступал решительным противником попыток некоторых западных ученых представить суть проблемы таким образом, что марксистские историки «отождествляют фашизм с капитализмом». «Марксисты, - заявлял ученый, - никогда не считали, что вся буржуазия той или иной страны является сторонницей фашистского образца правления». Историк отмечал, что в период борьбы НСДАП за власть сторонникам немедленного установления диктатуры в правящем лагере противостояла «группа крупных промышленников, в значительно большей мере зависящих от экспорта и склонных поэтому к более осторожному курсу» [93]. Исследователь признавал важную роль юнкерства, военщины и германской аристократии в росте влияния нацистской партии и захвате ею власти. Наряду с другим советским ученым Б.Г. Тарта-ковским, Гинцбергом были проанализированы основные аспекты деятельности традиционных буржуазных партий в последние годы существования Веймарской республики, которая расценивалась авторами как самоубийственная [94].

Большую известность Л.И. Гинцберг получил как исследователь стратегии и тактики борьбы с фашизмом двух ведущих партий германского рабочего класса - социал-демократической и коммунистической - в 1918-1933 гг. Эта проблематика была особенно актуальной в советской историографии. Однако подход к ней был наиболее тенденциозным. Советские историки охотно подвергали резкой критике тактико-стратегическую линию германской социал-демократии. Так, В.Д. Кульбакин, признавая, что в начале 30-х гг. ведущие силы делового сообщества Германии решили отказаться от сотрудниче-

ства с СДПГ, утверждал, что лишь из-за «опасения потерять влияние на массы министры социал-демократы под конец их пребывания у власти отказались одобрить дальнейшее сокращение государственных расходов на пособия по безработице, на чем настаивали буржуазные партии» [95]. Столь же негативно курс СДПГ начала 30-х гг. оценивался в работах Гинцберга [96]. Утверждая, что правительство Г. Брюнинга при помощи чрезвычайных президентских декретов осуществляло «постепенную фашизацию» Веймарской республики и проложило Гитлеру путь к власти, Кульбакин и Гинцберг всячески стремились подчеркнуть, что руководители СДПГ, проводя политику «меньшего зла», потворствовали этому процессу. Германские социал-демократы объявлялись главными виновниками раскола в рабочем движении перед лицом угрозы фашизма.

Совсем другая картина изображалась при рассмотрении деятельности германской компартии. Проводимая ею политика показывалась в идеализированном свете. КПГ объявлялась «единственным последовательным, принципиальным и неутомимым борцом против реакции и фашизма во всех их разновидностях» [97].

В 1960-е - 1980-е гг. советские историки имели возможность писать об ошибках и просчетах руководства германских коммунистов и деятелей Коминтерна. Однако делать это оказалось значительно сложнее, чем давать оценку деятельности итальянской компартии. Если руководство итальянскими коммунистами осуществлял левый радикал А. Бор-дига, то во главе КПГ стоял Э. Тельман - символ германского сопротивления фашизму, расстрелянный гитлеровцами в концентрационном лагере Бу-хенвальд в августе 1944 г. [98]. Поэтому советские историки, как правило, возлагали всю ответственность за сектантский курс на противников Тельмана в руководстве КПГ - в первую очередь на группу Г. Неймана-Г. Реммеле, несмотря на то, что их выступления во многих отношениях были созвучны общей тактико-стратегической линии германских коммунистов.

В дальнейшем в советской историографии появились и другие исследования, специально посвященные раннему этапу деятельности нацистской партии в Германии [99]. Важное значение имели публикации вологодского исследователя А.С. Бланка, в которых основное внимание уделялось социально-психологическим аспектам идеологии национал-социализма. Особое место занимало исследование ставропольского историка А.А. Аникеева, представившего подробный анализ вопроса об отношениях национал-социализма и крестьянства [100]. Эта монография остается единственной в СССР и постсоветской

России исследованием, в котором рассматриваются отношения германского фашизма с одной из социальных групп немецкого общества. Введенные Аникеевым в научный оборот источники, позволили ему сделать вывод о том, что путь фашизма к власти проходил в условиях «взаимной, подчас острой борьбы» в среде господствующих классов [101].

Множество появившихся в 60-е - 80-е гг. в СССР исследований было посвящено анализу зарубежной немарксистской историографии фашизма. Оценка воззрений западных авторов тогда была возможна лишь при противостоянии с буржуазной и поддержке марксистской историографии. Тем не менее, большинство советских историков стремилось понять мотивы своих оппонентов. Нередко историографы СССР пытались защитить зарубежных исследователей левых взглядов от нападок консервативных оппонентов. Эти работы помогали советским историкам ознакомиться с разнообразными теориями происхождения и прихода к власти фашистских движений.

Ряд исследователей, первоначально изучавших зарубежную историографию фашизма, в последующем создали фундаментальные работы на эту тему. Пермский историк, известный специалист по западным интерпретациям фашизма П.Ю. Рахшмир в 1981 г. издал монографию «Происхождение фашизма» [ 102]. В ней на базе анализа работ ведущих ученых различных стран представлена обстоятельная картина развития реакционных идеологических и политических течений, ставших питательной средой фашизма. Автором были убедительно выявлены причины, побудившие националистические круги Италии и Германии поддержать в борьбе за власть партии фашистского типа. Значительное внимание было уделено им влиянию итальянского и германского фашизма на развитие политической ситуации в других европейских странах.

В большинстве историографических исследований, опубликованных еще до начала «перестройки», признавалось, что некоторым немарксистским историкам удалось внести весомый вклад в выявление причин прихода к власти фашистских партий Италии и Германии. В монографии «Крах Веймарской республики в буржуазной историографии ФРГ» Л.В. Овчинникова доказала, что «саму постановку западногерманской неолиберальной историографией вопроса о связи монополий и фашизма, о роли германской буржуазии в разложении Веймарской республики и установлении фашистской диктатуры «надо расценивать как позитивный результат критического исторического мышления в ФРГ» [103].

Весомый вклад в изучение западногерманской историографии истории раннего нацистского движе-

ния внесли, кроме уже упоминавшихся выше Л.Г. Гинцберга, П.Ю. Рахшмира, В.Д. Кульбакина, В.Б. Ушаков, В.С. Дякин, Л.Н. Корнева, А.М. Фили-тов и Л.А. Мерцалова [104]. В 1987 г. свердловский историк В.И. Михайленко опубликовал монографию «Итальянский фашизм. Основные вопросы историографии» [105]. В ней представлено всеохватывающее исследование историографических концепций происхождения и прихода к власти итальянского фашизма.

Существенных результатов в 60-е - 80-е гг. достигла советская испанистика. Важной вехой на пути ее развития стала публикация бывшего советского посла в Лондоне и представителя Советского Союза в комитете по «невмешательству» академика И.М. Майского «Испанские тетради» [106]. Автор развернул перед читателями подробную международную панораму испанского конфликта. Были также опубликованы воспоминания участников интернациональных бригад [107]. Появлялись работы о борьбе рабочего движения Испании против фашизма [108].

Внимание ряда исследователей привлекли специфические черты испанской разновидности фашизма. Так, К.Л. Майданик в своей работе неоднократно подчеркивал, что особенность испанского фашизма заключалась в защите им «пережитков феодализма». В связи с этим массовая база фашистов в Испании была уже, чем у фашистских движений Германии и Италии. Зато в Испании на стороне фашизма выступила вся армия [109].

Впечатляющий вклад в изучение испанского фашизма внесла ученица И.М. Майского С.П. Пожарская [110]. Она подвергла всестороннему анализу деятельность партии «Испанская фаланга и XОНС» (ИФ XОНС), которую в апреле 1937 г. возглавил диктатор Ф. Франко. Именно эту партию, образованную 4 марта 1934 г. путем слияния двух реакционных объединений - Испанской фаланги и Xунты национал-синдикалистского наступления, Пожарская и рассматривала в качестве фашистской. При этом ею было уделено должное внимание ряду специфических черт ИФ XОСН, отличавших ее от фашистских партий Италии и Германии. Основатель Фаланги Xосе Антонио Примо де Ривера в отличие от Муссолини и Гитлера был представителем аристократии, выходцем из традиционной офицерской семьи, литератором и дипломированным юристом. После посещения Италии в октябре 1933 г. он заявлял, что «фашизм является, по существу, традиционалистским движением, и, если в Италии он обращен к традициям Римской империи, в Испании он будет взывать к традициям испанской империи». Даже хонсисты, псевдорадикальная и антиклерикальная фразеология которых не встречала одобре-

ния у руководителя Фаланги, идеализировали «испанские ценности» и восхищались Испанией времен Изабеллы и Фердинанда [111].

Пожарская неоднократно отмечала, что Фаланга первоначально не была массовой партией. Большинство лидеров правых партий, враждебных республиканскому строю, скептически относилось к социальной демагогии фалангистов, и отводили им вспомогательную роль в реализации своих планов. Ситуация изменилась после победы партий Народного фронта на выборах в картесы 1936 г. Численность Фаланги и ее военизированных организаций резко возрастала. Партия стала получать крупные субсидии от испанской буржуазии и землевладельцев. В годы гражданской войны Фаланга и карлист-ская «Коммунион традиционалиста» [112] «были единственными гражданскими группами, имевшими право на существование в лагере мятежников». Руководители правых партий, ранее выступавших за сохранение парламентских форм правления, «не смели и показаться в зоне мятежников» [113].

Пожарская считала правомерной оценку в качестве одной из причин сближения Франко и его сподвижников с Фалангой стремление к укреплению союза испанских мятежников с Германией и Италией. Однако, по мнению исследователя, немалую роль при этом играло и намерение руководителей мятежа использовать фашистское движение для расширения своего влияния на широкие слои испанского общества, и в первую очередь молодежь. Самого же Франко, «помимо всего прочего, привлекал в фашизме принцип "фюрерства"» [114].

При этом, как подчеркивала Пожарская, «провозгласив декрет о слиянии всех реакционных партий в единую "Испанскую традиционалистскую фалангу и XОСН", Франко недвусмысленно дал понять, что речь идет не о передаче власти Фаланге, а о ее подчинении государству». Высокий удельный вес консервативно-традиционалистских элементов в лагере реакции, влияние церкви, «воззрения самого Франко и его окружения, хотя и возлагавших большие надежды на Фалангу», но полагавших, что в настоящий момент только католическая церковь является объединяющей силой, не позволяли фашистской партии «в полной мере осуществить монополию на идеологическое руководство» [115].

Констатируя, что основной отличительной чертой испанского фашизма был его традиционалистский характер, Пожарская как бы отличает его от «классического» фашизма в его итальянском и германском вариантах с их псевдореволюционной риторикой.

Таким образом, есть все основания утверждать, что уже в эти годы многие советские историки, хотя

и с осторожностью, но признавали различия в позициях правящих кругов и фашистских движений накануне установления диктаторских режимов. Сравнивая основополагающие положения работ Галкина, Лопухова и Пожарской, не трудно убедиться, что все они рассматривали в качестве основного условия утверждения фашистских режимов в Италии, Германии и Испании своего рода союз экономической и политической элит с руководством фашистских движений. При этом, естественно, выявлялись и некоторые, не очень существенные различия. Если в Италии и Германии фашистские партии, захватив власть, со временем сконцентрировали в своих руках все бразды правления, то в Испании военно-аристократические круги, возглавив фашистское движение, подчинили его своим интересам.

К сожалению, как в советский период, так и в современной России, опубликовано крайне мало научных трудов, посвященных анализу характера диктатуры А. Салазара в Португалии и причин ее установления. Издававшиеся до середины 70-х гг. работы советских авторов о Португалии, где диктаторский режим просуществовал до 1974 г., не могли основываться на португальских источниках. Ни в «Истории фашизма в Западной Европе», ни в книге «Фашизм и антидемократические режимы в Европе» не было специальных разделов о португальской разновидности фашизма.

В обобщающих работах Г.Н. Коломиеца по новейшей истории Португалии, написанных в конце 50-х - середине 60-х гг., утверждалось, что салазаров-ская диктатура была установлена «самой реакционной частью правящих классов Португалии по образцу германского и итальянского фашизма». Период, начиная от военного переворота 28 мая 1926 г. до назначения А. Салазара «председателем совета министров с диктаторскими полномочиями», историк рассматривал как процесс фашизации Португалии. Этот процесс, по его убеждению, завершился только после прихода Гитлера к власти в Германии, когда 19 марта 1933 г. в результате плебисцита «Португалии была навязана новая конституция», разработанная са-лазаровской партией Национальный союз. Причины военного переворота и дальнейшей фашизации страны Коломиец связывал с экономическим и политическим кризисом и стремлением крупных помещиков, финансовой олигархии и верхушки церкви стабилизировать финансовую систему страны за счет трудящихся и населения колоний [116]. Скудность источ-никовой базы не позволили автору сделать выводы, более точно отражающие португальскую специфику.

Попытка выявить отличительные особенности португальского варианта фашизма была предпринята Ю.М. Кукушкиным. Исследователь исходил из

тезиса П. Тольятти, согласно которому методы, применяемые фашизмом «для захвата и сохранения за собой власти в разных странах, достаточно резко отличались друг от друга». Причины переворота 1926 г., характеризуемого в качестве «военно-фашистского», Кукушкин связывал с чрезвычайной нестабильностью буржуазно-политического строя. За период с 1910 по 1926 г. в Португалии сменилось 8 президентов и 44 правительства, произошло 24 восстания. Громче всех, по его мнению, за установление военной диктатуры ратовала крупная земельная аристократия [117].

Одной из наиболее важных особенностей установления фашистского режима в Португалии, Кукушкин считал то, что «салазаровские идеи проводились в жизнь постепенно». Португальская военщина не спешила с фашизацией страны. Она исподволь формировала правящую группировку, преодолевая внутренние противоречия и укрепляя репрессивный аппарат. Сам Салазар в 1930 г. утверждал, что создаваемая в Португалии диктатура схожа с диктатурой Муссолини лишь в том, что «она укрепляет власть, объявила войну некоторым демократическим принципам, носит националистический характер и заботиться об общественном благе». При этом диктатор заверял, что «насилие, как постоянное и прямое средство, противоречит португальским принципам».

Кукушкин отмечал, что при детальном сравнении португальской конституции с фашистским законодательством Италии и Германии, а также методов, при помощи которых Салазар завоевывал и укреплял власть, созданный им режим мог «показаться чуть ли не "либеральным"». Тем не менее, по убеждению исследователя, в распоряжении Салазара «были десятки всевозможных декретов, дополнявших конституцию и дававших ему "законное" основание действовать, когда это необходимо с иезуитской жестокостью» [118].

В статье Кукушкина впервые в советской историографии нашел отражение его анализ националистической и социальной доктрины Салазара. Исследователь попытался определить массовую базу португальского фашизма, и рассмотреть вопрос об отношениях между диктатурой и португальской католической церковью. Однако, как справедливо отмечал в начале 90-х гг. автор фундаментальной монографии «Португалия после Второй мировой войны (1945-1974 гг.)» Р.М. Капланов, вне поля зрения Кукушкина остался такой важнейший аспект сала-заризма, как корпоративизм. Ничего не говорится в его работах о внутренних противоречиях в фашистском лагере, об идеологических предшественниках Салазара - интегралистах» [119].

Капланов подчеркивал, что при всей реакционности военного переворота 1926 г., «среди "людей 28 мая" не было единства взглядов о путях развития страны . Современники вспоминали, что организаторы переворота не хотели включать в свое правительство ни последовательных монархистов, ни непримиримых республиканцев». Салазар, будучи министром экономики, посредством проводимой им экономической политики, которая удовлетворяла интересы экономической элиты страны, постепенно расчищал путь к формированию «нового государства» [120].

По мнению исследователя, салазаровский режим в отличие от военной диктатуры обладал собственной идеологией, ключевым компонентом которой был национализм. Национализм Салазара, как отмечал Капланов, отличался от большинства фашистских националистических учений. Историк справедливо обращал внимание на то, что в Португалии не существовало «ни "еврейского вопроса", ни сепаратизма национальных меньшинств». К тому же на всем протяжении XX века Португалия оставалась отсталой страной и не могла «осуществлять захватнической внешней политики, как это делали Германия, Италия или даже испанские режимы Примо де Риверы и Франко». Вместе с тем, Капланов обращал внимание на то, что некоторые идеологи португальского фашизма вынашивали идеи превращения Португалии в «великую державу», пребывающую в тесном союзе с другими иберийскими странами. Сала-зар использовал термин национализм «в качестве синонима национального единства, осуществляемого на надклассовой основе в рамках сильного централизованного и авторитарного государства». Широкий размах приобрели его устремления создать культ португальских завоевателей, основавших «колониальную империю», «величие и блеск» которой вознамеривался возродить Салазар. Эти идеи, также как клерикальный характер португальского фашизма и корпоративизм, рассматривающийся в качестве одного из важнейших средств «укрепления национального единства» и «ликвидации классовой борьбы», по убеждению Капланова, сделали Салазара популярной политической фигурой и обусловили концентрацию в его руках всей полноты власти [121].

Капланов отмечал, что опасаясь «нарушить баланс сил внутри правящего блока», Салазар в отличие от других фашистских диктаторов проводил гибкую политику. Он лишь частично пересмотрел антиклерикальное законодательство, принятое Первой республикой. Несмотря на схожесть португальского корпоративизма с многими положениями итальянской Xартии труда, Салазар неоднократно выступал с заявлениями, согласно которым корпорати-

вистская система Португалии основана «не на огосударствлении, как в Италии, а на принципах свободной ассоциации». В этой системе, по словам диктатора, должны были быть «представлены не только экономические, но также "моральные и культурные" интересы». Однако как однозначно констатировал Капланов, на практике салазаризм реализовы-вал только негативную часть корпоративисткой программы. Исследователь обращал внимание и на то, что «первый корпоративистский эксперимент был проведен в период диктатуры генерала Сидониу Паеша (1917-1918)». По мнению Капланова, уже в тот период в Португалии проявились некоторые черты «классического фашизма» [122].

По всем поднятым Каплановым вопросам в зарубежной историографии ведутся дискуссии. Значительная часть историков ставит под сомнение характеристику салазаровского режима как фашистского. Однако эта проблема не приобрела однозначной трактовки. Не вызывает сомнений, что в работе, посвященной истории «нового государства» в послевоенный период, Капланов сумел обстоятельно представить процесс восхождения Салазара к власти и дать краткую характеристику сущности создаваемого им политического режима. К сожалению, эти проблемы не нашли в дальнейшем углубленного рассмотрения в трудах российских историков.

В постсоветский период

В годы «перестройки» многими советскими исследователями высказывались сомнения относительно безукоризненности марксистского, классового подхода к анализу фашизма. Но, несмотря на открывшиеся в 90-е гг. XX века новые возможности для развития российской исторической науки, изучение феномена фашизма происходило далеко не лучшим образом. Многие современные российские историки не безосновательно обращают внимание на то, что в постсоветской историографии не было выдвинуто сколько-нибудь новых исследовательских парадигм, позволяющих осмыслить это явление. В результате «отечественная наука оказалась теоретически безоружной перед фашизмом» именно в тот момент, когда он начал пускать первые побеги на целине российской действительности [123].

Немецкий исследователь А. Умланд в основном прав, утверждая, что «постсоветское российское толкование фашизма подверглось фрагментации, а использование термина «фашизм» в публичном дискурсе страдает от "гиперинфляции"» [124]. В 1990-е гг. большинство российских исследователей проявили интерес к распространенной на Западе теории тоталитаризма и сравнительному анализу сталинской диктатуры в СССР и режимов Муссолини

и Гитлера. В большинстве научных публикаций, появившихся в эти годы в России, фашистские диктатуры в Италии и Германии рассматривались в качестве вариантов абстрактной тоталитарной модели общественно-политического устройства.

В постсоветский период только А.А. Галкин, считавший, что использование категории «тоталитаризм» практически «делает невозможным уяснение специфики» фашистского феномена, предложил собственную гипотезу, позволяющую, по его мнению, выявить глубинные основы фашизма. Исследователь исходит из того, что «фашизм представляет собой иррациональную, неадекватную реакцию современного общества на острейшие кризисные процессы, разрушающие экономические, социальные, политические и духовные структуры. Особенность этой реакции обусловлена в решающей степени тем, что она формируется, находясь в своеобразном растворе правоконсервативных ценностей». Фашизм, согласно интерпретации Галкина, отличается от «традиционных диктатур тем, что черпает свои силы в массовом движении протеста». С этим обстоятельством ученый связывает «огромную роль фашистских организационных структур, способных направить недовольство граждан, обусловленное кризисным развитием, в желательном для себя направлении» [125].

Вместе с тем, в постсоветский период появился ряд важных исследований конкретных форм фашизма. Профессор Л.С. Белоусов издал несколько монографий, в которых с новых методологических позиций рассматривается сущность диктатуры Б. Муссолини в Италии и биография самого дуче [126]. Однако в этих фундаментальных работах основной акцент сосредоточен на периоде функционирования фашисткой диктатуры. Автор подробно не рассматривает стратегию и тактику фашисткой партии в период ее образования и борьбы за власть.

Активную работу по изучению итальянского фашизма продолжил екатеринбургский историк В.И. Михайленко. В своих новых публикациях он сформулировал положение, согласно которому возникновение этого фашизма связано с последствиями Первой мировой войны. По его мнению, это эпохальное историческое событие ускорило «процессы социальной и государственной модерности, начатые Великой французской революцией». Михайленко считает, что после 1918 г. политические деятели, исповедовавшие традиционные для Италии либеральную и консервативную идеологию, практически не имели «шансов на завоевание масс». Процесс тотальной секуляризации государств, их отделение от религии привели к замещению традиционных иде-

ологий «рациональными и фетишистскими светскими идеологиями». Эти явления завершили «период господства позитивистской культуры», положив начало «триумфу иррационализма» [127].

Высказанные Михайленко концептуальные положения способствовали возникновению дискуссии, в которой приняли участие, как российские, так и итальянские ученые. Известный историк В.П. Лю-бин выразил обоснованные сомнения относительно достаточной аргументированности точки зрения о том, что появление фашизма на исторической сцене необходимо связывать лишь с массовизацией общества. Нельзя не согласиться с его мнением, что «увлекшись опровержением коминтерновского определения фашизма» Михайленко «оставил в тени отношения власти и капитала в Италии». Любин признает важную роль масс в процессе борьбы за власть фашистского движения. Однако при этом он считает, что «Муссолини не смог бы прийти к власти и оставаться главой государства, диктатором на протяжении более 20 лет без поддержки отдельных групп крупного итальянского капитала, и к тому же еще и поддержки королевского двора» [128].

Вопросы предыстории установления фашисткой диктатуры в Италии были рассмотрены в работе профессора Московского университета И.В. Григорьевой «Италия в XX веке». В своей интерпретации описываемых событий она исходит из множественности факторов, обусловивших образование фашистского движения и рост его влияния в стране. Рассматривая в качестве важнейшей черты фашисткой партии Италии ее массовость, автор в то же время говорит о глубинной контреволюцион-ной, антипролетарской и антидемократической направленности фашизма. Организованный последователями Муссолини террор, направленный против рабочих организаций и «красных муниципалитетов», выдвижение в своей программе на передний план идеи «сильного государства, которое покончит с «анархией» и не допустит ее повторения в будущем», по мнению Григорьевой, отвечали «стремлениям напуганной, с трудом удержавшейся у власти итальянской буржуазии». Она полагает, что, несмотря на различия в позиции двух основных группировок итальянской буржуазии, «обе они действовали в поддержку фашизма. Буржуазных партий или политических течений, которые заняли бы открыто антифашистскую позицию, в начале 20-х годов в Италии не было». Это обстоятельство, а также неспособность руководителей рабочего движения объединить все силы на отпор фашизму, по убеждению Григорьевой, способствовали назначению Муссолини премьер-министром итальянского правительства [129].

Несмотря на серьезные трудности, связанные с недостаточным финансированием исторической науки, а также разрывом научных контактов с историками ГДР, в 90-е гг. XX века были опубликованы работы, в которых рассматривались дискуссионные вопросы предыстории установления гитлеровской диктатуры. Их изучение продолжается и в XXI веке, но уже не столь интенсивно, как в Советском Союзе.

Одним из основных аспектов многих исследований было переосмысление тактико-стратегической линии Коммунистической партии Германии в 1930-1933 гг. Этот вопрос был подробно рассмотрен в статьях Л.И. Гинцберга. Историк признал, что в советский период объективный анализ деятельности германских коммунистов был невозможен. Ошибки, допущенные руководством КПГ в преддверии прихода фашистов к власти, в советских исследованиях оттеснялись на задний план. Публикации, в которых говорилось об этих ошибках, должны были содержать больше страниц с восхвалением героической борьбы германской компартии. Основываясь на новых архивных данных, Гинцберг утверждает, что «политика ... КПГ объективно способствовала победе нацизма. Будучи его непримиримым врагом, она своим сектантством, упорным нежеланием блокироваться с другими антифашистскими силами, непримиримой борьбой против Веймарской республики, существенно ослабила ряды ее защитников» [130].

В число новых тем, ставших объектом исследований российских германистов, попало осмысление оценки германского фашизма в советской историографии, особенно в 1920-х-1930-х гг. Рассмотрение этой проблемы долгое время было затруднительно в связи с невозможностью умолчать о несостоятельном ультралевом курсе Коминтерна конца 1920-х - начала 1930-х гг. и о доминировании в эти годы теории «социал-фашизма». Первым комплексный анализ отечественной историографии национал-социализма представил кемеровский историк Ю.В. Галактионов [131]. В его исследованиях были рассмотрены взгляды на фашизм таких деятелей международного коммунистического движения, как Л.Д. Троцкий, Н.И. Бухарин и др. Ряд статей о позиции Л.Д. Троцкого накануне прихода Гитлера к власти написаны Л.И. Гинцбергом [132]. Эти исследования представляли важный шаг вперед в отечественной исторической науке. Однако нельзя не упомянуть в этой связи о присущей им чрезмерной идеализации позиции Л. Троцкого, критиковавшего в начале 30-х гг. левацко-сектант-ский курс Коминтерна и выступавшего в поддержку единства действий с социал-демократами против фашизма. Как аргументировано считают авторы

вступительной статьи к сборнику документов «Коминтерн против фашизма», «признавая справедливость ряда положений Троцкого, . мы должны учитывать, что многое в его критике имело чрезвычайную политическую заостренность ... Ведь сам Троцкий через три года объявит первые конкретные шаги Коминтерна к единому фронту с социал-демократией постыдной капитуляцией перед мелкобуржуазным реформизмом и пацифизмом» [133].

Активно обсуждаемой в российском историческом сообществе оказалась и позиция СДПГ в 1930-1933 гг. Некоторые авторы попытались по новому взглянуть на политику «меньшего зла», проводимую руководством социал-демократии в период канцлерства Г. Брюнинга. Профессор М.И. Орлова высказала суждение, согласно которому главная ошибка СДПГ «состояла не в том, что они поддержали Брюнинга, а в том, что не подкрепили тактику толерантности внепарламентскими акциями». Кабинет Брюнинга Орлова рассматривает как «последний козырь парламентаризма и демократии» [134].

Иной позиции придерживался Л.И. Гинцберг. По его мнению, нельзя считать оправданной решение лидеров СДПГ «о проведении политики "меньшего зла". Конечно, по сравнению с Гитлером Брюнинг был меньшим злом, но поддержка кабинета, основным методом правления которого были чрезвычайные декреты, ненавистные народным массам, вела к неуклонному падению популярности СДПГ» [135].

По мнению профессора Е.Ф. Язькова, в деятельности правительства Брюнинга отчетливо проявлялось «стремление к отходу от парламентских методов управления, к переходу на позиции авторитаризма». Во многих отношениях эта политика совпадала с установками НСДАП, «хотя гитлеровцы шли гораздо дальше по этому пути». Историк убежден, что стратегия СДПГ «могла быть близкой к верному политическому курсу» только в случае ее «ориентации на массовые движения . вплоть до [организации] всеобщих стачек с целью изменения правительственного курса, ликвидации угрозы фашизма и решительной демократизации режима Веймарской республики». Однако руководство СДПГ «отвергло этот реалистический курс, целиком ориентируясь на традиционные буржуазные партии» [136].

Как видно из анализа этих работ, оценка политики СДПГ неразрывно связана с отношением авторов к деятельности Г. Брюнинга. В 2010 г. профессор М.Е. Ерин издал монографию «Генрих Брюнинг. Канцлер и политик: биография» [137]. В ней речь идет о Брюнинге как чрезвычайно противоречивой фигуре, не имевшей конкретного плана действий в годы своего канцлерства. Однако его назначение

главой правительства Германии, считает Ерин, знаменовало резкий сдвиг вправо. В работе рассматриваются попытки канцлера установить сотрудничество с НСДАП, о которой обычно умалчивают некоторые историки, дающие деятельности этого канцлера необоснованно завышенную оценку. В целом монография М.Е. Ерина является пока самым обстоятельным исследованием не только деятельности Брюнинга, но и внутриполитических перипетий в Германии в марте 1930 - мае 1932 гг.

Практически все споры российских ученых о канцлерстве Брюнинга и социал-демократической политике «меньшего зла» сводятся к вопросу о том, мог ли он стать «консервативной альтернативой» Гитлеру. Однако представляется более важным выяснить, почему Брюнинг не стал этой альтернативой. Ряд западных исследователей, как консервативного, так и более левого направления исторической мысли, еще в 80-е гг. прошлого века убедительно доказал, что германские элиты в условиях мирового экономического кризиса считали необходимым осуществление жесткой экономии и дефляции. К 1930 г. элиты, и в первую очередь, руководители Имперского союза германской промышленности, выступали против сотрудничества правительств с социал-демократической партией, которая пусть и непоследовательно, но выступала с идеями социальной поддержки трудящихся. Именно попытки Брюнинга, направленные на сотрудничество с СДПГ, стали одной из главных причин образования реакционного Гарцбургского фронта и отставки возглавляемого им кабинета министров в мае 1932 г. Без опоры на социал-демократию правящий класс не мог обеспечить поддержки рейхстагом своей экономической программы. Это подталкивало германскую элиту к установке на включение нацистов в состав правительства.

Вряд ли можно отрицать, что политика СДПГ в период канцлерства Брюнинга фактически способствовала легализации управления страной с помощью чрезвычайных декретов. Не протестуя против этой противоправной и порочной практики, социал-демократы невольно породили ситуацию, при которой чрезвычайный декрет Гинденбурга о назначении Гитлера рейхсканцлером был воспринят как рядовой акт политической жизни Германии.

Некоторые российские историки и публицисты высказали суждения о соответствии конституции Веймарской республики решения Гинденбурга о формирования правительства во главе с Гитлером [138]. Однако сколько-нибудь убедительных обоснований, подтверждающих эту позицию, они не приводят. Между тем обстоятельства складывались следующим образом. Несмотря на то, что на

парламентских выборах 1932 г. НСДАП заняла первое место, полученных ею мандатов было недостаточно для одобрения рейхстагом формирования правительства, возглавляемого Гитлером. На следующих выборах 6 октября 1932 г. нацисты потеряли около 2 млн. голосов. Следовательно, они не могли рассчитывать на поддержку парламента -даже в союзе с консерваторами. Поэтому рейхстаг и был распущен Гинденбургом. При этом законодательный орган даже не был извещен о принятии этого декрета и был лишен возможности высказать свою позицию, что требовала конституция.

Большая группа отечественных исследователей считает, что единство действий двух ведущих партий рабочего класса - СДПГ и КПГ - могло преградить Гитлеру путь к власти. В подтверждение этой позиции, зачастую, приводится довод, согласно которому в период Капповского путча 1920 г. объединенные усилия коммунистов и социал-демократов в борьбе с мятежниками, организация ими всеобщей забастовки привели к быстрому провалу авантюры, организованной германской реакцией. Аналогичная ситуация, по их мнению, повторилась бы в 1933 г. Однако сторонники таких взглядов в должной мере не учитывают, что позиции элиты в 1920 г. и 1933 г. была различны. В отечественной историографии до сих пор не изучен вопрос о позиции крупного бизнеса Германии во время путча Кап-па-Лютвица. Между тем многие из его представителей сохраняли в те дни молчание, а ряд руководителей промышленных концернов открыто поддержали всеобщую забастовку, поскольку были заинтересованы в сохранении нормальной политической обстановки, чтобы не лишиться иностранных кредитов [139]. В 1933 г. расстановка сил в Германии была совсем иной.

В некоторых обобщающих публикациях по истории Германии XX века авторы ссылаются на немецких исследователей, считающих, что сотрудничество социал-демократов и коммунистов в рамках совместных антиправительственных выступлений неизбежно спровоцировало бы кровопролитную гражданскую войну, в которой рабочие партии потерпели бы поражение [140]. В противовес этой точке зрения Л.И. Гинцберг приводит убедительные данные, свидетельствующие о достаточном количестве сил у СДПГ и КПГ для отпора реакционерам. Тем не менее, необходимо признать, что сотрудничество германских коммунистов и социал-демократов было тогда невозможным. Ни в одной другой европейской стране отношения между ведущими партиями рабочего класса не носили столь конфрон-тационный характер, как в Германии. Не имеет смысла вести дискуссии о том, какая из партий не-

сет большую ответственность за раскол в германском рабочем движении. Каждая из них несет свою долю вины за трагическое стечение обстоятельств, приведших к созданию «Третьего рейха».

К новаторским идеям в отечественной историографии можно отнести суждение профессора А.И. Патрушева, полагавшего, что «головокружительный рывок» НСДАП на выборах в рейхстаг 1930 г. был связан не столько с тяжелым экономическим положением населения Германии, сколько с «политическим дарованием» Гитлера и «притягательной силой нацистского движения». Исследователь считает, что «нацисты пришли в большую политику не на пике кризиса, а на заключительной стадии стабилизации», поскольку экономическая ситуация в Германии 1930 года была сопоставима с падением уровня производства в 1926 г. Полагая, что крах Веймарской республики в январе 1933 г. не был неизбежным, Патрушев все же склонен считать, что в тот период «национал-социализм наиболее адекватно выразил общий дух неудовлетворенности и смятения германского общества». Нацизм, по его мнению, выступил в качестве альтернативы «обанкротившемуся либерализму и демократии, которые воплощали старую цивилизацию и культуру, уничтоженную в огне Первой мировой войны» [141].

По убеждению профессора а А.Ю. Ватлина, было бы явным упрощением сводить причины гибели Веймарской республики к вопросу о том, кто в ней виноват. Историк считает, что «виноватыми были не конкретные силы, а исторические традиции, подводившие ее к тоталитарной диктатуре: тяга к национальному превосходству и вера во всевластие государства, мировоззренческий характер партийных конфликтов и неспособность к социально-политическому компромиссу» [142].

Профессор О.Ю. Пленков, напротив, исходит из того, что нацизм не соответствовал немецкой политической культуре. Этот вывод, по мнению исследователя, вытекает из «нерелевантности нацизма "консервативной революции", из которой он вышел». Кроме того, «назначение Гитлера рейхсканцлером произошло лишь из-за полностью запутанной внутриполитической ситуации», а силы, которые передали ему бразды правления, ожидали совершенно другого результата. Главный тезис историка состоит в том, что «у Гитлера были довольно сложные, а может быть, даже враждебные отношения с немецкой политической традицией». Признавая ключевую роль правых политических сил в продвижении нацистов к власти, Пленков, тем не менее, акцентирует внимание на их стремлении «приручить» Гитлера. Руководители правоконсервативного лагеря, как полагает автор, «не без оснований могли считать, что

лидер нацистской партии быстро образумится и перейдет к будничной работе в кабинете, где у него формально не было никакого маневра». Они не ожидали, что события 30 января 1933 г. вызовут безумную эйфорию в германском обществе [143].

Нельзя не согласиться с Пленковым в том, что со временем консервативная часть гитлеровского правительства была изолирована, а впоследствии и вытеснена из него. Однако при этом необходимо отметить, что ведущие круги крупного бизнеса, армии и аристократии, по крайней мере, до коренного перелома во Второй мировой войне, поддерживали гитлеровские авантюры. Германские концерны в годы войны участвовали в противоправном присвоении собственности иностранных предприятий и использовали рабский труд узников концентрационных лагерей. Основополагающие выводы автора выглядят далеко небесспорными. В них можно расставить совершенно другие акценты. Ведь есть все основания признать, что нацистское движение при формировании своей программы, определении стратегии и тактики опиралось на идейно-теоретический багаж, накопленный германской реакцией на протяжении нескольких веков.

В работах Пленкова поднимаются и многие другие спорные вопросы, которые ранее игнорировала отечественная историческая наука. Главный из них: символизировал ли приход Гитлера к власти в Германии преемственность или это была революция. Ответ на него долгие годы являлся предметом спора в западной историографии. Нерешенным он остается и в наши дни. Дискуссия сводится к необходимости выработки точного определения термина «революция». В работе Пленкова этот вопрос, на наш взгляд, остался не проясненным до конца, хотя автор однозначно склоняется к характеристике ситуации 1933 года в Германии как политической революции.

Российским исследователям, видимо, следовало бы, опираясь на уже имеющийся теоретический багаж мировой историографии, более взвешенно подойти к определению характера событий, произошедших в 30-е годы в Германии. Представляется, что при выявлении причин прихода Гитлера к власти историки должны исходить из множественности факторов. Установление нацистской диктатуры может быть в достаточной мере объяснено с учетом, как немецкой исторической традиции, так и конкретных политических и социально-экономических перипетий, происходивших в Германии в 1918-1933 гг.

Значительной переоценке подверглась в постсоветское время и интерпретация гражданской войны и франкистского режима в Испании. Многие российские средства массовой информации не удер-

жались от извращения роли Советского Союза и интернациональных бригад в испанской трагедии 1936-1939 гг. Фиксировались и попытки идеализировать Франко, изображая его спасителем Испании от анархизма и коммунизма.

Серьезный удар по всем этим тенденциям был нанесен публикациями С.П. Пожарской. В монографии «Франсиско Франко и его время» исследователь привела многочисленные свидетельства о преступлениях франкизма в годы гражданской войны и диктаторского режима. С критических позиций франкизм рассматривался в работах Ю. Рыбалкина и Н. Платошкина [144].

Сейчас основной акцент в большинстве российских исследований франкизма сосредоточен на изучении событий гражданской войны в Испании, роли СССР в конфликте, а также биографии Франко. Вопрос о характере франкисткого режима остается недостаточно освещенным. С.П. Пожарская в своей работе характеризует Франко как многоликую личность. Франкизм, по ее убеждению, не был монолитным явлением, а сам диктатор был вынужден постоянно лавировать между различными силами, составивших костяк лагеря мятежников. Xарактер франкистской диктатуры не был неизменным. И если в 30-е - первой половине 40-х гг. XX века франкизм во многом походил на фашистские движения других европейских стран, то после Второй мировой войны он эволюционировал в сторону традиционного авторитарного режима. Пожарская подчеркивает, что даже после того, как Франко возглавил Фалангу, эта партия не стала монолитной и сплоченной. Она акцентирует внимание на том, что многие ее члены, как и сам Франко, были ярыми традиционалистами. При чтении монографии создается впечатление, что главную причину объединения франкистов с фалангистами, автор усматривает в стремление Франко заручиться поддержкой Германии и Италии в ходе гражданской войны. В последующем, как отмечает Пожарская, «диктатор быстро и решительно обезвредил» лидеров фаланги, не проявивших «необходимого восторга в связи с планами Франко приспособить фалангу к его нуждам» [145]. Правда, в совместной публикации С.П. Пожарской и А.В. Шубина «Гражданская война и франкизм в Испании» эта позиция несколько уточняется. Ее авторы указывают, что в разгаре гражданской войны Франко при выборе основополагающей доктрины «отдал предпочтение фаланге, программу которой считал более приспособленной к новой эпохе» [146].

А.В. Шубин, судя по его другой индивидуальной работе, убежден, что Франко «сразу понял необходимость связать судьбу движения с фашистскими державами». Несмотря на то, что «Франко и его генера-

лы самоидентифицировались весьма многозначным термином "националисты", - пишет он, - их идеология проявила свой фашистский характер, родственный итальянскому фашизму». При этом он считает, что в отличие от итальянских фашистов, которые долгие годы боролись с оппозицией путем «арестов, издевательств и отдельных казней», «франкисты сразу пошли по пути массового террора». Фалангизм Франко, по его мнению, «оказался жестче итальянской разновидности фашизма и в сфере идеологического контроля», используя институты католической церкви. «Итальянский фашизм - проба пера, испанский - зрелое произведение, отстающее разве что от "классики" нацизма», - пишет Шубин [147].

Споры относительно характера испанского франкизма во многом связаны с более общими дискуссиями о том, что представляет собой фашизм как международное явление. Был ли он модернистским или антимодернистким движением? Какая из его черт является наиболее отличительным признаком? Этими вопросами уже в течение многих лет задаются ведущие исследователи фашизма в различных странах и по-разному отвечают на них. Безусловно, франкистский режим был более традиционалистским, чем диктатуры Муссолини и Гитлера. Тем не мене, Муссолини и Гитлер сумели прийти к власти, только вступив в союз с консервативными элитами Италии и Германии. Со временем они избавились от левацких элементов в своих рядах. «Ночь длинных ножей» в Германии представляла собой более жуткую акцию по сравнению с устранением Франко своих противников из рядов фалангистов. На все эти спорные вопросы еще предстоит ответить российским исследователям, пока еще не сказавшим свое слово в активизировавшихся международных дискуссиях о сущности фашизма.

Заключение

Подведем некоторые итоги.

Советские политические деятели, публицисты и исследователи первыми зафиксировали ростки реакционного движения нового типа, получившего наименование - фашизм. Они первыми попытались определить характер лозунгов этого движения, его социальный состав, выяснить позицию правящих классов относительно фашизма, сформулировать задачи антифашисткой борьбы. Взяв за основу классовый подход применительно к анализу фашистского феномена, советские публицисты и исследователи все свое внимание сосредоточили на вопросе о том, выразителем интересов какой социальной группы является фашизм.

При этом, как справедливо отметил еще в 1967 г. американский исследователь Дж. Кэммет, ко-

минтерновская интерпретация фашизма имела ряд серьезных недостатков. Принятое на XIII Пленуме ИККИ и VII Конгрессе Коминтерна определение фашизма, считал он, с самого начала способствовало распространению склонности к «приуменьшению роли фашизма до уровня капиталистического заговора». Едва ли не исключительный акцент на значимости финансового капитала имел следствием концентрацию марксистских исследований на процессах, происходящих в сфере экономики и в структуре фашистских государств. Соответственно, усиливалось пренебрежение к проблемам идеологии фашизма и его организаций в рамках гражданского и политического общества.

Вместе с тем, Кэммет был убежден, что разработанные в этот период теоретиками Коминтерна подходы не содержали положений, которые бы заставляли марксистскую историографию испытывать чувство стыда. Противники марксизма, сосредоточившие все свое внимание на изучении идеологии фашизма, отмечал он, оказались «не в состоянии адекватно объяснить бесспорное совпадение интересов фашистских режимов и монополистического капитала». В целом, на начальном этапе своего развития историография Коминтерна внесла немалый вклад в изучение роли мелкой буржуазии в происхождении фашистских движений. Но только после VI конгресса Коминтерна изучение феномена фашизма стало все более приспособленным к сугубо политическим требованиям [148].

В послевоенные годы идеологическая атмосфера «холодной войны» мешала развитию советской историографии фашизма. Однако после XX съезда КПСС проблема фашизма стала одной из самых актуальных и востребованных. В 1960-е - 1980-е гг. в СССР увидели свет работы Б.Р. Лопухова, А.А. Галкина, Л.И. Гинцберга, С.П. Пожарской и ряда других исследователей, сохранившие свою научную значимость и сегодня. По своей фундаментальности многие из этих статей и монографий превосходят большинство работ о фашизме, опубликованные в постсоветский период.

Не все получалось в те годы. Практически не разработанной оставалась гипотеза, согласно которой фашизм представлял собой «иррациональное» движение, порожденное кризисом западной цивилизации. Тем не менее, преодолевая серьезные преграды, творческая мысль прокладывала дорогу для более глубокого анализа причин, обусловивших появление в первой половине XX века движений крайней реакции и завоевание ими власти.

В постсоветский период ряду исследователей удалось осветить многие вопросы, проигнорированных советской историографией. В России было пе-

реведено и издано немало работ иностранных авторов, концепция которых ранее подвергалось резкой критике. Тем не менее, нельзя не признать, что в настоящий момент в России еще не опубликовано сколько-нибудь фундаментальных исследований о фашизме как международном явлении.

Недостаточно востребован российскими учеными широко распространенный в зарубежной историографии культурологический подход, крайне важный для понимания привлекательности идей фашизма в различных группах населения. В кризисном состоянии на протяжении двух десятилетий пребывает историографическое направление. Отказавшись от сложившегося в советские время такого направления, как «критика буржуазной историографии», российские исследователи не сумели выработать новых подходов к анализу зарубежных историографических концепций. Только в последние годы некоторые из них вновь обратились к изучению зарубежной историографии фашизма [149] - к проблематике, некогда представлявшей одну из наиболее сильных сторон отечественной исторической науки.

Практически не известными российской историографии остаются работы о фашизме зарубежных исследователей, изданные после распада СССР. Особенно это касается публикаций британских и американских ученых, которые в последние годы внесли серьезный вклад в дискуссии об исследованиях фашизма. О них российские читатели могут судить лишь по немногочисленным рецензиям на сборники научных конференций, а также по переведенным на русский язык публикациям отдельных зарубежных авторов [150]. Причем большинство из этих публикаций представляет только одну точку зрения.

Представляется, что уяснить причины победы фашистских диктатур в странах Западной Европы можно только, изучая все факторы в совокупности. Следовательно, крайне необходимо бережно относиться к накопленному десятилетиями опыту отечественной историографии. Необходимо также внимательно изучать взгляды зарубежных исследователей, принадлежащих к различным школам и направлениям. Господствовавший в советский период принцип конфронтации с немарксистской историографией следует заменить принципом «научного диалога», сформулированного известным российским исследователем В.В. Согриным [151]. Только максимально полно используя выводы отечественной и зарубежной историографии, объективно осмысливая их «плюсы» и «минусы», привлекая к анализу самые разнообразные источники, можно приблизиться к исторической истине. Это крайне необходимо в современных условиях, когда в нашей стране остается все меньше участников войны, а само слово фа-

шизм среди подрастающего поколения уже не имеет столь негативной окраски, как это было еще несколько лет назад.

Примечание:

1. См.: Дамъе, В.В.; Комолоеа, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Введение // Коминтерн против фашизма. Документы / Отв. ред. Н.П. Комолова. - М., 1999. -С. 4.

2. Раздел «Сущность и исторический смысл фашизма» из неопубликованной брошюры Е. Варги «Фашизм» // Коминтерн против фашизма ... - С. 94.

3. См., напр.: Раздел «Итальянский фашизм» из статьи Ардито Россо (Виторио Амброзони) «Перспективы и уроки революционного кризиса в Италии» // Коминтерн против фашизма ... - С. 48, 51; Письмо полпреда РСФСР в Италии В.В. Воровского В.И. Ленину о политическом положении в Италии и в итальянском социалистическом движении // Коминтерн против фашизма ... - С. 55; Из отчета Берлинского статистического информационного института (Бюро Варги) о III национальном конгрессе фашисткой партии Италии, проходившем 7-9 ноября 1921 г. в Риме // Коминтерн против фашизма ... - С. 60-61.

4. Из отчета Берлинского статистического информационного института (Бюро Варги) о III национальном конгрессе фашисткой партии Италии ... - С. 61; а также см.: Дамъе, В.В.; Комолоеа, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 6.

5. О-ий, П. Фашизм // Коммунистический Интернационал. - 1922. - № 23. - С. 6039, 6042; а также см.: Дамъе, В.В.; Комолоеа, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 6.

6. Подробнее см.: Дамъе, В.В.; Комолоеа, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 7.

7. Цит. по: Cammett, Jh.M. Communist Theories of Fascism, 1920-1935 // Science and Society. - 1967. - Vol. XXXI, No. 2. - P. 150.

8. Из тезисов IV конгресса Коминтерна «Тактика Коминтерна» // Коминтерн против фашизма ... - С. 72.

9. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. - М., 1969. - Т. 5. - С. 486; Ленин, В.И. Пять лет российской революции и перспективы мировой революции // Полн. собр. соч. - Т. 45. - М., 1982. - С. 293.

10. Из тезисов IV конгресса Коминтерна «Тактика Коминтерна» ... - С. 73.

11. Из доклада К. Цеткин «Борьба против фашизма» на III расширенном пленуме ИККИ // Коминтерн против фашизма ... - С. 101-103.

12. См.: Сандомирский, Г. Фашизм. Ч. 1-2. - М., 1923; Он же. Черные блузы. (Фашизм и молодежь). - М., 1924; Он же. Фашизм и молодежь. - М., 1925; Он же. Теория и практика европейского фашизма. - М., 1929.

13. Сандомирский, Г. Черные блузы ... - С. 10.

14. Там же. - С. 28.

15. Как писал Сандомирский, в случаях, когда фашисты не могли собственными усилиями подавить кресть-

янские выступления, они направлялись в «смежные провинции, где батраки жаждут работы». Под собственным эскортом фашисты перегоняли этих батраков в местности, где вспыхивали забастовки, используя их силу для подавления восстаний. При этом автор отмечал, что многие батраки без какого-либо принуждения оказывали помощь фашистам. Используя бывших солдат, демобилизированных с фронтов Первой мировой войны и не нашедших себе работы, фашисты создали собственную милицию и другие военизированные организации (Там же. - С. 59).

16. Сандомирский, Г. Фашизм. Ч. 1. ... - С. 9.

17. Сандомирский, Г. Черные блузы ... - С. 31.

18. См.: Антонов, Д. Очерки фашизма в Италии. - М., 1923. - С. 1, 25.

19. Иорданский, Н. Судьбы фашизма // Международный фашизм. Сборник статей / Под ред. Н. Мещерякова. -М. - Пг., 1923. - С. 70-71.

20. Раздел «Сущность и исторический смысл фашизма» из неопубликованной брошюры Е. Варги «Фашизм» // Коминтерн против фашизма ... - С. 95. Е. Варга считал, что, несмотря на поддержку со стороны аграриев, итальянский фашизм достиг власти главным образом при помощи крупной буржуазии. Исследователь усматривал причины установления в Италии фашистского режима в том, что находившееся у власти буржуазное правительство было не в силах обеспечить должный доход для промышленников страны. Варга полагал, что это правительство стало «противоречием, которое должно было быть изжито посредством диктатуры пролетариата или террора буржуазии» (Варга, Е. Пути развития итальянского капитализма // Мировое хозяйство и мировая политика. -1927. - № 8).

21. Мещеряков, Н. Предисловие // Международный фашизм ... - С. 4-5.

22. Правда. - 1924. - 25 янв. Цит. по: Дамъе, В.В.; Комолова, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. -С. 14.

23. См. об этом: Галактионов, Ю.В. Германский фашизм в зеркале историографии 20-х - 40-х годов. Новое прочтение. - Кемерово, 1996. - С. 15.

24. Мещеряков, Н.Л. Последняя форма буржуазной диктатуры // Международный фашизм ... - С. 19.

25. Иорданский, Н. Указ. соч. - С. 76, 83.

26. См.: Шахновская, С. Развал силы и сила развала буржуазной Германии. - М., 1924. - С. 63.

27. Мстиславский, С.Д. Классовая война в Германии. -М., 1924. - С. 80.

28. Майский, И.М. Современная Германии (экономика, политика, рабочее движение). - М., 1924. - С. 61-63.

29. Мещеряков, Н.Л. Последняя форма буржуазной диктатуры . - С. 22.

30. Цит. по: Дамъе, В.В.; Комолова, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 14.

31. Слободской, С. Социальная сущность фашизма. -М.-Л., 1928.

32. Там же. - С. 41-42.

65

33. См., напр.:Мёллер, Г. Фашизм в Германии // Международный фашизм ...; Евсеев. Фашизм и его организации. - М., 1924.

34. Евсеев. Указ. соч. - С. 83.

35. См.: Мёллер, Г. Указ. соч. - С. 95.

36. Подробнее см.: Дамъе, В.В.; Комолова, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 19.

37. Там же.

38. Подробнее см.: Компартии и кризис капитализма. XI Пленум ИККИ. Стенографический отчет. Вып. I-II. -М., 1932.

39. Лапнинский, П. Кризис капитализма и социал-фашизм. (Очерки о «третьем периоде»). - М. - Л., 1930. -С. 130.

40. См.: Смирнов, В.П. От Сталина до Ельцина: автопортрет на фоне эпохи. - М., 2011. - С. 10.

41. Минский, Г. Социал-фашисты у власти. - М.-Л., 1930. -С. 6-7.

42. Жестяников, Л. Фашизм и социал-фашизм. - М.-Л., 1932. - С. 22-23.

43. Там же. - С. 126.

44. Преображенский, Е.А. Закат капитализма. Воспроизводство и кризисы при империализме и мировой кризис 1930-1931 гг. - М.-Л., 1931.

45. Галактионов, Ю.В. Указ. соч. - С. 51.

46. Германикус. Германский национал-фашизм. - М.-Л., 1931. - С. 25; а также см. об этом: Галактионов, Ю.В. Указ. соч. - С. 47.

47. Цит. по: Дамъе, В.В.; Комолова, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 28.

48. Фашизм, опасность войны и задачи Коммунистических партий. Тезисы, принятые XIII пленумом ИККИ по докладу т. Куусинена // XIII пленум ИККИ. Стенографический отчет. - М., 1934. - С. 589.

49. Датт, Р.П. Фашизм и социалистическая революция. -М., 1935 (перевод впервые изданной на английском языке книги: Dutt, R.P. Fascism and Social Revolution. -New York, 1934).

50. См., напр.: Zalampas, S.O. Adolf Hitler: A Psychological Interpretation of His Views on Architecture, Art, and Music. - Bowling Green (Ohio), 1990. - P. 2; Berger, R.J. Fathoming the Holocaust: A Social Problems Approach. -New York, 2002. - P. 10; Berghahn, V.R. Writing the History of Business in the Third Reich: Past Achievements and Future Directions // Business and Industry in Nazi Germany. - New York, 2004. -P. 136.

51. Датт, Р.П. О некоторых проблемах фашизма // Коммунистический Интернационал. - 1935. - № 10. -С. 30; а также см. об этом: Галактионов, Ю.В. Указ. соч. - С. 69.

52. Подробнее см.: Лейбзон, Б.М.; Шириня, К.К. Поворот в политике Коминтерна. Историческое значение VII конгресса Коминтерна. - М., 1975. - С. 101; VII Конгресс Коминтерна и борьба за создание Народного фронта в странах Центральной и Юго-Восточной Европы / Ред. коллегия: А.Х. Клеванский, И.И. Кос-тюшко, К.К. Шириня. - М., 1977. - С. 77-78.

53. Димитров, Г. Избранные произведения в 3-х томах. -М., 1982. - Т. 2. - С. 152; Дамъе, В.В.; Комолова, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 34. Подробнее о VII конгрессе Коминтерна см.: VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны. Сборник документов. - М., 1975.

54. Фашизм, опасность войны и задачи Коммунистических партий ...- С. 589.

55. Димитров, Г. Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса, против фашизма. Доклад на VII всемирном конгрессе Коммунистического Интернационала 2 августа 1935 г. // VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны . - С. 124.

56. Сидоров, А. Фашизм и городские средние слои в Германии. - М., 1936. - С. 109.

57. См., напр.: Дворкин, И. Противоречия фашистской диктатуры в Германии // Против фашистского мракобесия и демагогии. Сборник научных статей / Под ред. И. Дворкина, А. Деборина, М. Каммари, М. Митина, М. Савельева. - М., 1936.

58. Против фашистского мракобесия и демагогии ... -С. 1-2.

59. Подробнее о стратегии и тактике Коминтерна относительно гражданской войны в Испании см.: Коминтерн и гражданская война в Испании. Документы / Отв. ред. С.П. Пожарская. - М., 2001.

60. См., напр.: Испания в борьбе против фашизма. Сборник статей и материалов / Сост. О. Волжина.- М., 1936; Ибаррури, Д. Фашисты не пройдут. - М., 1936; Дашевский, Г.А. Фашистская пятая колонна в Испании. - М., 1938; Испанская компартия борется за победу. Сборник материалов. - М., 1938 и др.

61. Варга, Е.С. Португалия и фашистская интервенция в Испании. - М., 1937; также в 1937 г. Е.С. Варга опубликовал статью по этой теме: Варга, Е.С. Португалия и испанские события // Мировое хозяйство и мировая экономика. - 1937. - № 3.

62. Аксанов, Е. Португалия и ее роль в фашистской интервенции в Испании. - М., 1937.

63. Слободской, С.М. Итальянский фашизм и его крах. -М., 1946. - С. 49-50.

64. Там же. - С. 69.

65. Речь идет о Народной партии.

66. Там же. - С. 43-44, 53, 55.

67. См., напр.: Норден, А. Уроки германской истории. Пер. с нем. - М., 1949; Кучинский, Ю. Очерки истории германского империализма. Пер. с нем. - Т. 1. -М., 1952.

68. Варга, Е. Исторические корни особенностей германского империализма. - Магадан, 1946. (Работа переиздана в 2010 г. в журнале Свободная мысль. -2010. - № 5); Голъдштейн, И.; Левина, Р. Германский империализм. - М., 1948; Файнгар, И.М. Очерк развития германского монополистического капитала. -М., 1958.

66

69. Свободная мысль. - 2010. - № 5. - С. 150.

70. См., напр.:Минаев, В.Н. Американское гестапо. - М., 1950; Ровинский, Е.А. Фашизация политического строя в странах американо-английского блока. - М., 1952; Семенов, Ю.Н. Фашистская геополитика на службе американского империализма. - М., 1952; Слободянюк, И. Американские империалисты-пособники фашистской интервенции в Испании (19361939 гг.). - Киев, 1954 и др.

71. См., напр.: Gregor, A.J. Fascism and Modernization: Some Addenda // World Politics. - 1974. - Vol. XXVI, No. 3. - P. 379-380; Idem. Interpretations of Fascism. -Morristown, N.J., 1974. - P. 162-163; De Felice, R. Interpretations of Fascism. - Cambridge (Mass.), 1977. -P. 40 и др.

72. Payne, S.G. A History of Fascism, 1914-1945. -Madison, 1995. - P. 444 (notes).

73. Gregor, A.J. Interpretations of Fascism ... - P. 170.

74. Григорьева, И.В. Исторические взгляды Антонио Грамши. - М., 1978. - С. 125-127.

75. Лопухов, Б.Р. История фашистского режима в Италии. -М., 1977. - С. 6-7, 11.

76. Лопухов, Б.Р. Поход на Рим // Вопросы истории. -1965. - № 11; Он же. Фашизм и рабочее движение в Италии (1919-1922 гг.). - М., 1968; Он же. Послевоенный кризис и установление фашистской диктатуры // История Италии: в 3-х т. - Т. 3 / Отв. ред. С.И. Дорофеев. - М., 1971; Он же. История фашистского режима в Италии .; Он же. Послевоенный кризис и фашистская диктатура в Италии (1919-1929 гг.) // История фашизма в Западной Европе / Отв. ред. Г.С. Филатов. - М., 1978; Он же. Эволюция буржуазной власти в Италии: первая половина XX века. - М., 1986.

77. Лопухов, Б.Р. Фашизм и рабочее движение в Италии ... - С. 161.

78. Там же. - С. 161-163.

79. См. особенно: Лопухов, Б.Р. Послевоенный кризис и фашистская диктатура .... - С. 62.

80. Лопухов, Б.Р. Фашизм и рабочее движение в Италии ... - С. 160.

81. См., напр.: Филатов, Г.С. Крах итальянского фашизма. - М., 1973; Комолова, Н.П. Движение Сопротивления и политическая борьба в Италии (19431947 гг.). - М., 1972.

82. Розанов, Г.Л. Германия под властью фашизма (19331939 гг.). - Изд. 2-ое, доп. - М., 1964; Кульбакин, В.Д. Очерки новейшей истории Германии. - М., 1962.

83. Розанов, Г.Л. Указ. соч. - С. 36-37.

84. Кульбакин, В.Д. Указ. соч. - С. 327.

85. См.: Галкин, А.А. Германский фашизм. - М., 1967; Он же. Нацистская идеология и пропаганда // Германская история в новое и новейшее время / Под ред. С.Д. Сказкина. Т. 2. М., 1979; Он же. Социально-политическая структура классового общества и фашизм // Вопросы философии. - 1970. - № 2; Он же. Социология неофашизма. - М., 1971; Он же. Германский фашизм. - Изд. 2-ое, доп. - М., 1989; Он же. Фашис-

тский идейный синдром: генезис германского варианта // Вопросы философии. - 1988. - № 11; Galkin, A. Capitalist Society and Fascism // Social Science: USSR Academy of Sciences. - 1970. - No. 2.

86. См.: Галкин, А.А. Социология неофашизма ... - С. 32-33.

87. Галкин, А.А. Германский фашизм. - 2-ое изд. - С. 146, 245.

88. Там же. - С. 97-98, 114, 127.

89. Там же. - С. 24, 30, 32, 44; Галкин, А.А. Социально-политическая структура классового общества и фашизм ... - С. 89.

90. Галкин, А.А. Социально-политическая структура капиталистического общества и фашизм ... - С. 88.

91. Подробнее см.: Радъкова, О.Г.; Стрелец, М.В. Александр Абрамович Галкин как образец ученого-обществоведа // Вестник Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова. История и политология. - 2012. - № 3.

92. См.: Гинцберг, Л.И. В преддверии гитлеровской диктатуры // Новая и новейшая история. - 1966. - № 1; Он же. Тень фашистской свастики. Как Гитлер пришел к власти. - М., 1967; Он же. Рывок Гитлера к власти // Новая и новейшая история. - 1968. - № 1; Он же. Идеологическая подготовка прихода фашизма к власти // Ежегодник германской истории. 1968. -М., 1969; Он же. На пути к фашистской диктатуре (события осени 1931 г.) // Ежегодник германской истории. 1968. - М., 1969; Он же. На пути в имперскую канцелярию. Германский фашизм рвется к власти. -М., 1972; Он же. Германский фашизм и монополии после мюнхенского путча (1924-1929 гг.) // Новая и новейшая история. - 1977. - № 3; Он же. Рабочее и коммунистическое движение Германии в борьбе против фашизма, 1919-1933 гг. - М., 1978 и др.

93. Гинцберг, Л.И. Фашизм и история новейшего времени // Новая и новейшая история. - 1971. - № 4. - С. 35-36; Он же. На пути к фашистской диктатуре ... -С. 298.

94. Подробнее см.: Тартаковский, Б.Г. Буржуазные партии Веймарской республики и приход фашизма к власти // Из истории Германии нового и новейшего времени. Сборник статей. - М., 1958; Гинцберг, Л.И. На пути в имперскую канцелярию .

95. Кулъбакин, В.Д. Германская социал-демократия (1924-1932 гг.). - М., 1978. - С. 149.

96. См. особенно: Гинцберг, Л.И. Германская социал-демократия в период фашизации Германии (годы канцлерства Брюнинга) // Германское рабочее движение в новейшее время. Сборник статей и материалов / Отв. ред. А.С. Ерусалимский. М., 1962.

97. Гинцберг, Л.И. На пути в имперскую канцелярию ... -С. 402.

98. Подробнее об оценках советскими историками деятельности Э. Тельмана см.: Кулъбакин, В.Д. Эрнст Тельман. - М., 1961;Давидович, Д.С. Эрнст Тельман. Страницы жизни и борьбы. - М., 1968.

99. См.: Давидович, Д.С. Орудие германского империализма и милитаризма. К истории возникновения гер-

67

манского фашизма // Новая и новейшая история. -1976. - № 3; Бланк, А.С. Идеология германского фашизма. - Вологда, 1974; Он же. О некоторых социально-психологических предпосылках распространения нацистской идеологии (20-е годы) // Германское рабочее и демократическое движение в новейшее время. - Вып. 4. - Вологда, 1976; Он же. О психологическом аспекте генезиса германского фашизма. (К постановке вопроса) // Германское рабочее и демократическое движение в новейшее время. - Вып. 6. -Вологда, 1978; Он же. Из истории раннего фашизма в Германии. - М., 1978.

100. Аникеее, А.А. Германский фашизм и крестьянство (1933-1945 гг.). - Ростов-на-Дону, 1979.

101. Там же. - С. 55.

102. Рахшмир, П.Ю. Происхождение фашизма. - М., 1981.

103. Оечинникоеа, Л.В. Крах Веймарской республики в буржуазной историографии ФРГ. - М., 1983. - С. 144.

104. См., напр.: Оечинникоеа, Л.В. К вопросу о роли рейхсвера в Веймарской республике в историографии ФРГ // Вестник Московского университета. Серия «история». - 1966. - № 3; Гинцберг, Л.И. О предыстории установления гитлеровской диктатуры // Вопросы истории. - 1966. - № 4; Кулъбакин, В.Д. Буржуазные и реформистские историки ФРГ о крахе Веймарской республики и установлении фашистской диктатуры // Новая и новейшая история. - 1968. - № 2; Гинцберг, Л.И., Случ, С.З. Буржуазные историки о роли крупного капитала в политической истории Веймарской республики // Ежегодник германской истории. 1977. - М., 1978; Гинцберг, Л.И. Современная буржуазная историография об установлении фашистской диктатуры в Германии // Вопросы истории. -1986. - № 1; Ушаков, В.Б. Крах Веймарской республики и установление фашистской диктатуры в Германии в изображении западногерманской буржуазной историографии // Новая и новейшая история. - 1958. -№ 2; Дякин, В.С. Западногерманские буржуазные историки о падении Веймарской республики // Критика новейшей буржуазной историографии. - М.-Л., 1961; Он же. «Век масс» и ответственность классов. (Вопрос о классовой сущности фашизма в западногерманской историографии) // Критика новейшей буржуазной историографии. - Л.:, 1967; Корнееа, Л.Н. К вопросу об оценке западногерманской историографией взаимоотношений национал-социализма и монополий в (1919-1923 гг.) // Вопросы всеобщей истории и историографии. - Томск, 1973; Она же. Проблемы связей между национал-социалистами и монополиями в 1929-1933 гг. в оценке западногерманской буржуазной историографии // Вопросы истории международного молодежного движения и всеобщей истории. - Вып. 3. - Томск, 1973; Филитое, А.М. Историография ФРГ: проблемы и дискуссии // Современная зарубежная немарксистская историография: Критический анализ. - М., 1989; Мерцалоеа, Л.А. Германский фашизм в новейшей историографии ФРГ. -

Воронеж, 1990. &

105. Михайленко, В.И. Итальянский фашизм. Основные вопросы историографии. - Свердловск, 1987.

106. Майский, И.М. Испанские тетради. - М., 1962.

107. См., напр.: Viva República! Воспоминания участников антифашистской войны в Испании / Сост. и предисл. Р. Лациса. - Рига, 1957; Солидарность народов с Испанской республикой, 1936-1939 гг. Сборник / Редкол.: П.И. Батов и др. - М., 1972; Под знаменем Испанской республики, 1936-1939 гг. Воспоминания советских добровольцев-участников национально-революционной войны в Испании.- М., 1965; Вместе с патриотами Испании: Воспоминания участников национально-революционной войны испанского народа. - 2-е изд., доп. и перераб. - Киев, 1978 и др.

108. См., напр.: Майданик, К.Л. Испанский пролетариат в национально-революционной войне 1936-1937 гг. -М., 1960; Прицкер, Д.П. Подвиг Испанской республики (1936-1939 гг). - М., 1962;Мещеряков, М.Т. Вся жизнь -борьба: (о Хосе Диасе). - М., 1971; Он же. Испанская республика и Коминтерн: Национально-революционная война испанского народа и политика Коммунистического Интернационала 1936-1939 гг. - М., 1981.

109. Майданик, К.Л. Указ. соч. - С. 95-96.

110. См.: Пожарская, С.П. Фашистская фаланга в Испании // Новая и новейшая история. - 1972. - № 5; 1976. -№ 1; Она же. От 18 июля 1936 - долгий путь. - М., 1977; Она же. Внутренние и внешние факторы утверждения фашизма в Испании // История фашизма в Западной Европе ...; Она же. Франкизм как испанская разновидность фашистской государственности // Фашизм и антидемократические режимы в Европе. - М., 1981.

111. Пожарская, С.П. Фашистская фаланга в Испании // Новая и новейшая история. - 1972. - № 5. - С. 107, 114; Она же. От 18 июля 1936 ... - С. 16-17, 41; Она же. Внутренние и внешние факторы утверждения фашизма в Испании ... - С. 290, 295, 298.

112. «Коммунион традиционалиста» - наиболее архаичная организация Испании с ярко выраженными авторитарными тенденциями, «объединявшая сторонников карлистского претендента, для которой даже форма монархии, существовавшая до апреля 1931 г., была неприемлемой, так как была "осквернена" парламентаризмом». (Пожарская, С.П. Внутренние и внешние факторы утверждения фашизма в Испании ... - С. 293).

113. Пожарская, С.П. Фашистская фаланга в Испании // Новая и новейшая история. - 1972. - № 5. - С. 114; Она же. От 18 июля 1936 ... - С. 24, 40, 66; Она же. Внутренние и внешние факторы утверждения фашизма в Испании ... - С. 315.

114. Пожарская, С.П. Фашистская фаланга в Испании // Новая и новейшая история. - 1976. - № 1. - С. 121.

115. Пожарская, С.П. Фашистская фаланга в Испании // Новая и новейшая история. - 1976. - № 1. - С. 122; Она же. Франкизм как испанская разновидность фашистской государственности ... - С. 55-56.

116. Коломиец, Г.Н. Очерки новейшей истории Португалии. - М., 1965. - С. 19-21, 24, 31.

68

117. Кукушкин, Ю.М. Некоторые особенности португальского фашизма // Вопросы истории. - 1973. -№ 2. - С. 55, 57.

118. Там же. - С. 58-59.

119. Капланов, Р.М. Португалия после Второй мировой войны (1945-1974 гг.). - М., 1992. - С. 13.

120. Там же. - С. 28., 30.

121. Там же. - С. 31-32.

122. Там же. - С. 34, 25.

123. Алленов, С.Г. Фашизм - многоликий и ... безликий? // Политические исследования. - 2007. - № 2. -С. 185.

124. Умланд, А. Современные концепции фашизма в России и на Западе // Неприкосновенный запас. -2003. - № 5 (31). - С. 116.

125. Галкин, А.А. Размышления о политике и политической науке. - М., 2004. - С. 152.

126. См., напр.: Белоусов, Л.С. Муссолини: диктатура и демагогия. - М., 1993; Он же. Итальянский рабочий класс в годы фашизма. - М., 1996; Он же. Режим Муссолини и массы. - М., 2000.

127. Михайленко, В.И. Итальянский фашизм 90 лет спустя: актуальность исторического феномена // Известия уральского Федерального университета. Серия 3. Общественные науки. - 2013. - № 1 (112). - С. 6-7.

128. Любин, В.П. Особенности итальянского фашизма. К дискуссии по интервью проф. В.И. Михайленко // Известия уральского Федерального университета. Серия 3. Общественные науки. - 2014. - № 1 (125). - С. 14.

129. Григоръева, И.В. Италия в ХХ веке. - М., 2006. -С. 71-76.

130. Гинцберг, Л.И. Фракционная борьба в КПГ в канун прихода Гитлера к власти. Новые материалы // Вопросы истории. - 2001. - № 6. - С. 116. Об оценках Л.И. Гинцбергом политики КПГ в 1930-1933 гг. см. также: Он же. Сталин и КПГ в преддверии гитлеровской диктатуры (1929-1933 гг.) // Новая и новейшая история. - 1990. - № 6; Он же. Ультралевый курс КПГ в конце 20-х - начале 30-х годов // Вопросы германской истории. - Днепропетровск, 1990; Он же. Германская компартия и приход Гитлера к власти: (По новым материалам) // Нестор. - Воронеж, 1993. -Вып. 2; Он же. Накануне прихода фашизма к власти в Германии. Новые данные о позиции КПГ // Новая и новейшая история. - 1996. - № 1.

131. Галактионов, Ю.В. Указ. соч. Наиболее важные статьи Ю.В. Галактионова по этой проблематике см. в сборнике: Галактионов, Ю.В. Национал-социализм в Германии: проблемы изучения и преодоления. Избранные труды. - Кемерово, 2006.

132. См., напр.: Гинцберг, Л.И. Альтернатива ультралевому курсу Коминтерна (Троцкий в борьбе против германского фашизма - 30-е годы) // Политические исследования. - 1991. - № 6.

133. Дамъе, В.В.; Комолова, Н.П.; Корчагина, М.Б.; Шириня, К.К. Указ. соч. - С. 24.

134. Орлова М.И. Социал-демократическая политика «меньшего зла» (1930-1932 гг.) // Вестник Московс-

кого университета. Серия история. - 1998. - № 4. -С. 21; Она же. Канцлер Брюнинг как консервативная альтернатива Гитлеру. Споры германских историков // Новая и новейшая история. - 1994. - № 2. - С. 48.

135. Гинцберг, Л.И. Ранняя история нацизма. Борьба за власть. - М., 2004. - С. 79.

136. Язъков, Е.Ф. История стран Европы и Америки в новейшее время (1918-1945 гг.). Курс лекций. - 3-е изд., дораб. - М., 2006. - С. 209.

137. Подробнее см.: Ерин, М.Е. Генрих Брюнинг. Канцлер и политик: биография. - Ярославль, 2010.

138. См., напр.: Галактионов, Ю.В. Национал-социализм в Германии ... - С. 94-95; Пленков, О.Ю. Триумф мифа над разумом (немецкая история и катастрофа 1933 года). - СПб, 2011. - С. 554.

139. Подробнее об этом см.: Feldman, G.D. Big Business and the Kapp Putsch // Central European History. - 1971. -Vol. 4, No. 2.

140. См., напр.: История Германии: учебн. пособие: в 3-х т. / Под общ. ред. Б. Бонвеча и Ю.В. Галактионо-ва. - Т. 2: От создания Германской империи до начала XXI века / Отв. ред. Ю.В. Галактионов. - Кемерово, 2008. - С. 199; а также см.: Ватлин, А.Ю. Германия в XX веке. - М., 2002. - С. 73, но в этой работе ничего не говориться о возможном исходе гражданской войны.

141. Патрушев, А.И. Германия в XX веке. - М., 2004. -С. 136-137, 152.

142. Ватлин, А.Ю. Указ. соч. - С. 79.

143. Пленков, О.Ю. Указ. соч. - С. 514-515, 554-555.

144. Рыбалкин, Ю. Операция «X»: советская военная помощь республиканской Испании (1936-1939). - М., 2000; Платошкин, H.H. Гражданская война в Испании, 1936-1939 гг. - М., 2005.

145. Пожарская, С.П. Франсиско Франко и его время. -М., 2007. - С. 67-71.

146. Пожарская, С.П.; Шубин А.В. Гражданская война и франкизм в Испании // Тоталитаризм в Европе XX века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления / Руководители авторского коллектива Я.С. Драбкин, Н.П. Комолова. - М., 1996. - С. 170.

147. Шубин, А.В. Великая испанская революция. - М., 2012.

148. Cammett, Jh.M. Op. cit. - P. 149-150, 156, 162-163.

149. Историографической проблематике большое внимание уделяют А.И. Борозняк (Липецкий университет) и Л.Н. Корнева (Кемеровский университет). Однако в центре внимания их исследований находиться германская историография истории нацистской Германии.

150. См., напр.: Умланд, А. Указ. соч.; Гриффин, Р. Сравнительное изучение европейского правого экстремизма: От «нового консенсуса» к «новой волне» в западных интерпретациях родового фашизма? // Вопросы философии. - 2011. - № 2.

151. См.: Согрин, В.В. Введение. Возможна ли объективная история? // Согрин, В.В. Центральные проблемы истории США. - М., 2013; Он же. Состояние и перспективы российской американистики // Новая и новейшая история. - 2014. - № 3.

69