CC BY
25
ББК 63.3(2)52 YAK 94(47).083
A.A. АНДРЕЕВ
D.A. ANDREEV
СОВЕЩАНИЕ МИНИСТРОВ 26 АПРЕЛЯ 1899 ГОДА В КОНТЕКСТЕ ВНУТРИПРАВИТЕАЬСТВЕННОЙ БОРЬБЫ
THE MEETING OF THE RUSSIAN MINISTERS ON 26 APRIL 1899 IN THE CONTEXT OF INTRAGOVERNMENTAL STRUGGLE
В статье рассматривается малоизвестное в историографии совещание российских министров 26 апреля 1899 г. и события, непосредственно ему предшествовавшие, сквозь призму внутриправительственной борьбы. Эта борьба особенно проявилась в противостоянии по поводу студенческих беспорядков и полемике о перспективах земства. Анализ совещания демонстрирует непосредственную зависимость содержательных позиций его участников от взаимоотношений между ними.
The article discusses a little-known meeting of the Russian ministers on 26 April 1899 and the events immediately preceding it in the light of intragovernmental struggle. It was particularly apparent in the confrontation over the student unrest and discussions of the Zemstvo prospects. The analysis of the meeting demonstrates a direct dependence of the substantive positions of its participants on the relationships between them.
Ключевые слова: С.Ю. Витте, И.Л. Горемыкин, Н.П. Боголепов, К.П. Победоносцев, министр финансов, министр внутренних дел, министр народного просвещения, обер-прокурор Святейшего Синода.
Key words: S. Yu. Witte, I.L. Goremykin, N.P Bogolepov, K.P. Pobedonostsev, Minister of Finance, Minister of the Interior, Minister of Public Enlightenment, Procurator-General of the Holy Synod.
Первая половина 1899 г. была отмечена резким всплеском противостояния в правительственных верхах Российской империи. Завершился обмен полемическими записками о земстве между министрами финансов С.Ю. Витте и внутренних дел И.Л. Горемыкиным [10, с. 94-113]. Одновременно они же, а также другие министры оказались втянутыми в новый конфликт. На этот раз разлад вызвало подавление студенческих беспорядков в Петербурге 8 февраля [1, с. 59-68]. Однако в реальной жизни земская и студенческая истории были тесно переплетены друг с другом - они явились отражением борьбы за лидерство внутри правительства. Наглядной иллюстрацией такого переплетения стало не освещавшееся прежде в историографии и примерно совпавшее с переломом в борьбе Витте и Горемыкина совещание министров 26 апреля и события, ему предшествовавшие.
К началу 1899 г. в правительстве оформилась группировка во главе с Витте. В неё входили министры земледелия А.С. Ермолов, путей сообщения М.И. Хилков, военный министр А.Н. Куропаткин, управляющий Морским министерством П.П. Тыртов. К группировке был близок и министр юстиции Н.В. Муравьёв. Помимо Горемыкина, им противостояли министр народного просвещения Н.П. Боголепов и (с определёнными оговорками) обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев. После событий 8 февраля Витте и его сторонники начали выставлять себя защитниками студентов и обличителями полицейского произвола.
Главе финансового ведомства удалось добиться того, что Николай II поручил провести расследование бывшему военному министру П.С. Ваннов-скому, который с самого начала деятельности образованной под его началом комиссии стал подыгрывать «партии» Витте. Все шло к тому, что рассле-
дование должно было доказать факты превышения полицией её должностных полномочий и выявить недоработки в ведомстве народного просвещения, в результате чего Горемыкину и Боголепову грозили отставки. Однако вопреки расчётам Витте, начало работы комиссии Ванновского не привело к успокоению студенчества. Тем временем московский генерал-губернатор вел. кн. Сергей Александрович и его жена вел. кн. Елизавета Фёдоровна внушали императору мысль, что студенческая история нужна Витте исключительно для усиления его собственной популярности в ущерб интересам государя и страны. К тому же московской великокняжеской чете удалось оторвать от «партии» министра финансов близкого к ним руководителя Минюста Муравьева, после чего группировка Витте фактически распалась. Знаковым событием стала публикация в «Правительственном вестнике» 2 апреля «правительственного сообщения» о студенческих беспорядках, тональность которого свидетельствовала о том, что громких отставок по результатам работы комиссии Ванновского не предвидится [1, с. 59-66].
Противники Витте выглядели победителями. Пошла молва о мощной группе их поддержки. Руководитель Минфина, видимо, для того, чтобы хоть как-то объяснить крах собственной интриги, и сам начал активно распространять такое мнение. 29 марта вел. кн. Константин Константинович виделся с Витте и записал в дневнике, что министр финансов своими оппонентами назвал Победоносцева, «всем старающегося ему подслужиться» Горемыкина, а также Боголепова. Им, по мнению министра финансов, удалось обратить на свою сторону московского генерал-губернатора, который «то и дело» шлёт из первопрестольной «зажигательные письма» [9, с. 256]. Консультации между вел. кн. Сергеем Александровичем и министром внутренних дел, который прежде никогда не был близок к дяде императора, действительно имели место. 31 марта в Москву из Петербурга возвратился управляющий канцелярией московского генерал-губернатора В.К. Истомин. Со слов подчиненного великий князь записал в дневнике, что с начала беспорядков Горемы-кин только и мог полагаться на его донесения [3, с. 463]. Безусловно, не стоит преувеличивать значение подобного сотрудничества вел. кн. Сергея Александровича и Горемыкина. Их союз явился исключительно вынужденной комбинацией для противодействия министру финансов. Спустя всего лишь два месяца от этого союза не осталось и следа. 1 июня А.К. Варженев-ский в письме к С.Д. Шереметеву сообщил, что Истомин «мрачен», также, «по-видимому», «недоволен» «всесильный его принципал» (то есть вел. кн. Сергей Александрович). Московский генерал-губернатор «ожидал падения Горемыки», но этого не произошло, и министр внутренних дел «продолжает процветать во всей своей прелести» [15, л. 66 об. - 67].
О персональном составе прогоремыкинского альянса высказывались самые разные версии. Генерал А.А. Киреев в одной из апрельских дневниковых записей отметил, что министр внутренних дел «держится именно тем, что уверяет государя, что он его чуть не ежедневно спасает». В том же самом, по словам Киреева, Горемыкин уверял и дворцового коменданта П.П. Гессе [13, л. 231 об. - 232].
3 апреля Шереметев набросал список лиц, поддерживавших, по его мнению, Горемыкина. Среди них он назвал Победоносцева, вел. кн. Сергея Александровича и вел. кн. Елизавету Фёдоровну, императрицу Александру Фёдоровну, Боголепова, Гессе, Истомина и редактора «Московских ведомостей» В.А. Грингмута. Все они объединились на почве поддержки министра внутренних дел, «почуяв опасность в лице Витте» [17, л. 70]. А на следующий день Шереметев назвал в дневнике «правительственное сообщение» от 2 апреля «ловким приёмом» министра внутренних дел и его сотрудников - ходом, призванным «парализовать» расследование Ванновского. «Теперь полное торжество Горемыкина и Боголепова», - заключил автор дневника [3, с. 464].
В начале апреля сенатор Н.М. Баранов сказал хозяйке известного столичного салона А.В. Богданович, что обер-прокурор «более чем когда-либо»
с министром внутренних дел «ладит»: Горемыкин «по известным дням» наведывается к Победоносцеву «за приказаниями». А через две недели Богданович привела в дневнике слух, принесённый одной из её собеседниц, что Горемыкин теперь «более в силе, чем когда-либо», в то время как с Витте император обсуждает исключительно финансовые дела, «не затрагивает с ним других вопросов» [18, л. 56, 71 об.]. О поддержке руководителя МВД главой Синода со слов издателя «Санкт-Петербургских ведомостей» Э.Э. Ухтомского сделал в мае дневниковую запись и Киреев. Журналист «твёрдо» заявил генералу, что обер-прокурор и министр внутренних дел - «едино». Более того, Ухтомский рассказал о ночных встречах Горемыкина и Победоносцева, на которых «они всё "стряпают", все свои злоумышления и козни» [13, л. 234 об.].
Анализируя пересуды о влиятельности антивиттевской «партии», нельзя не заметить того, что негативно к ней настроенные наблюдатели де-монизировали именно Горемыкина, в то время как Боголепова всерьёз не воспринимали. Вел. кн. Ксения Александровна 3 апреля в письме к брату, цесаревичу Георгию Александровичу, в Абастуман назвала оппонентов Витте «колпаками во главе с Боголеповым» [6, л. 53 об.]. 22 апреля московский городской голова В.М. Голицын заметил в дневнике, что министр народного просвещения и его «присные» «налгали», пытаясь выставить беспорядки политическим протестом [12, л. 13].
Несмотря на неудачу антигоремыкинской интриги, наблюдатели были далеки от того, чтобы ставить крест на политическом будущем самого Витте. При сохранявшейся несформулированности государевой позиции в отношении студенческой истории предсказания относительно перспектив министра финансов оказывались самыми неожиданными. Например, издатель «Нового времени» А.С. Суворин в письме к одному из своих корреспондентов высказался 31 марта в адрес Витте: «Первый министр нарождается» [7, с. 328]. Вел. кн. Ксения Александровна сообщила 7 апреля в дневнике, что в тот день её муж, вел. кн. Александр Михайлович, посетил министра финансов [5, л. 204 об.]. Не исключено, что Витте в отсутствие находившейся в Дании вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, которая ему благоволила, решил придать новый импульс своим связям с другими представителями Императорского дома.
И антиземская записка Витте, и проземский ответ ему Горемыкина идеально вписались в интриги их авторов друг против друга в рамках студенческой истории. Несмотря на то, что записка министра финансов появилась почти за два месяца до событий 8 февраля, она была «услышана» именно после того, как Витте начал выставлять себя центром притяжения всех либеральных сил. Не исключено, что министру стали припоминать его записку именно из-за очевидного смыслового диссонанса, когда последовательный противник земства вдруг в одночасье превратился в ярого поборника либерального отношения к студентам. 26 февраля сотрудник «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров изложил в дневнике впечатления от прочитанной им виттевской записки. По словам журналиста, её автором называли придерживавшегося либеральных взглядов приват-доцента из Ярославля М.А. Ли-пинского, якобы получившего за свой труд 5000 рублей. Главную мысль записки - о несовместимости земства с самодержавием - Тихомиров назвал «неверной и зловредной». «Иуда-либерал» аргументировал её «довольно софистически и, в сущности, поверхностно, но бойко и шарлатанисто». В результате скомпрометированным оказалось «более самодержавие, нежели самоуправление». «Трудное состояние голов в правительстве», - сетовал по поводу записки Тихомиров. Эти головы, как заметил автор дневника, теперь «мельче даже разных журналистов да "приват-доцентов"». Более того, вывод записки не состыковывался с её началом. Заявив о необходимости покончить с «народным представительством» (то есть с земством) «как-де началом конституционным», Витте потребовал создать «местные правительственные учреждения с представителями от населения» [4, л. 212 об. - 213].
Как и у Витте, только с точностью до наоборот, записка Горемыки-на, откровенно пропагандировавшая земское начало во внутриполитическом устройстве империи, явно противоречила охранительной позиции, занятой её автором в студенческой истории. Любопытно то, что эта смысловая нестыковка приковала к себе гораздо большее внимание, нежели несовпадение программы антиземской записки Витте с взятой им на себя ролью в студенческом деле. Особенно, конечно, оживились лица, в силу разных причин поддерживавшие Витте. 9 апреля управляющий Дворянским и Крестьянским поземельными банками (а также литератор и публицист) А.А. Голенищев-Кутузов написал Шереметеву, что ознакомился с запиской министра финансов и «ответом» на неё министра внутренних дел. «Какое страстное! Какое бесцеремонное отношение к истории!» - эмоционально отреагировал автор письма на аргументацию Горемыкина и выразил надежду, что Витте «не останется в долгу и ответит на этот ответ подобающим образом» [16, л. 38 об.]. А 13 апреля уже сам Шереметев назвал в дневнике горемыкинскую записку «ловким» ходом, чуть ли не «приёмом заговорщика» - «задабривать земство» именно «теперь», после студенческой истории. Однако, по мнению автора дневника, этот шаг министра внутренних дел явился одновременно и его «крупной ошибкой». По сути, он оказался заложником собственной же интриги: верховная власть в сложившейся ситуации должна либо пойти на анонсированный в записке Горемыкина либеральный поворот, либо избавиться от ретивого министра [17, л. 80].
Вот на таком фоне 26 апреля по указанию государя у обер-прокурора состоялось посвящённое земской школе совещание министров. На нем присутствовали все главные лица внутриправительственного конфликта - Бого-лепов, Витте, Горемыкин и, разумеется, сам Победоносцев. Подробное описание этого совещания содержится в письме обер-прокурора к известному просветителю, профессору Московского университета С.А. Рачинскому. О нем говорится и в воспоминаниях Е.А. Боголеповой, вдовы министра народного просвещения, правда, здесь встреча министров ошибочно датирована летом 1899 г. При сопоставлении обоих источников возникают два совершенно непохожих образа Боголепова, в них абсолютно по-разному изображается восприятие его другими участниками совещания.
По словам мемуаристки, незадолго до совещания Витте туманно очертил её мужу предмет предстоящего разговора. Министр финансов указал на несоответствие размеров земских сборов платёжеспособности населения. По мнению Витте, расходы земств можно было бы сократить - в том числе и за счёт передачи начального образования из компетенции земства в ведение государства. Боголепов заподозрил Витте в том, что тот намерен в угоду Победоносцеву переподчинить земские школы духовному ведомству, и выступил резко против такого шага. Министр финансов поспешил разубедить собеседника, заявил о своём недоверии Победоносцеву и подчеркнул, что ему все равно, «будут ли отобранные у земства школы церковно-приходскими или министерскими, лишь бы они были государственными» [11, с. 276-277].
Совещание началось с того, что Боголепов завел, как выразился Победоносцев, «уклончивую речь», из которой следовало, что в целом земские школы находятся «под надзором» его министерства. Вместе с тем министр народного просвещения подчеркнул, что его положение в настоящий момент «крайне трудное». Прежнее руководство ведомства ничего не предприняло в отношении земского образования. Теперь же по причине «всеобщего возбуждения в обществе» не самый благоприятный момент браться за преобразования. Как наиболее желательное Боголепов назвал такое положение дел, при котором земству вменялось бы «попечение об устройстве материальной части», в то время как учительские кадры оставались бы «на содержании казны и в ведении министерства».
Иначе смотрел на вопрос о финансировании земских школ Горемыкин. Устоявшуюся практику он назвал невозможной, напомнив, что еще два года
назад специальное совещание рассматривало вопрос о необходимости ограничить земское обложение, причём соответствующие пометки были сделаны государем на докладе главы МВД. Однако тогда решительным противником каких бы то ни было перемен выступил прежний министр народного просвещения И.Д. Делянов, и «школьный вопрос обошли, отложив до более благоприятного времени». Такое время, по мысли руководителя МВД, наступило, и для оперативного управления школами можно на губернском уровне создать специальные советы из «представителей всех ведомств, имеющих школы», под руководством достойных представителей учительской корпорации. Услышав резкое возражение Победоносцева, что подобная конструкция «послужила бы лишь источником новых пререканий», Горемыкин не стал упорствовать, но указал на допустимость «другого устройства» [14, л. 148-148 об.].
Если исходить из представления о том, что Горемыкин, Боголепов и Победоносцев принадлежали к одной внутриправительственной коалиции, то в присутствии их общего оппонента Витте они должны были хотя бы как-то придерживаться некоторой согласованной позиции. Но этого не случилось. Напротив, и у Боголепова, и у Горемыкина налицо узковедомственный подход и нежелание конфликтовать - при очевидном отсутствии всякого стремления учитывать интересы компаньона по антивиттевской коалиции. Заметно и негативное отношение к обоим Победоносцева.
Далее министр внутренних дел принялся обсуждать с министром финансов конкретные механизмы ограничения земского обложения. Однако Победоносцев как организатор совещания не дал Горемыкину и Витте увести разговор в сторону от вопроса, который собственно и интересовал его более всего. Глава Синода заговорил о необходимости передать надзор за «безгранично умножаемыми» школами в ведение Министерства народного просвещения. Однако желаемого эффекта Победоносцев, по-видимому, здесь так и не достиг. Рассказ о том, как дальше пошёл обмен мнениями, автор письма предварил симптоматичным замечанием, что «трудно разъяснить людям школьное дело, о коем они имеют лишь абстрактное понятие». Причём из пересказа Победоносцева однозначно следовало, что наиболее «абстрактное понятие» было как раз у министра народного просвещения. Боголепов в передаче Победоносцева все твердил о том, что у его ведомства, а также у земства наиболее богатый опыт в деле школьного образования, что окружная система управления народным образованием «единственно практичная», а «министерские школы - верх совершенства». Сам же Победоносцев, по его собственному признанию, пытался донести до своих собеседников мысль о том, что школьное дело в земском исполнении изначально «сошло со своей законной почвы и перешло в бесконтрольное ведение земств». И виновато в таком положении именно Министерство народного просвещения, которое «вместо живой деятельности и общения с людьми ушло в канцелярию и в бумагу». Боголепов в свою очередь и не пытался убедить собравшихся в обратном или хотя бы как-то защитить своё ведомство от едких инвектив Победоносцева. Министр лишь повторял, что если уж прежде ситуация не была исправлена, то теперь «лучше оставить существующее без крутой ломки», действовать постепенно - «отдельными мерами». Однако какими именно «отдельными мерами», Боголепов так и не конкретизировал. На прозвучавшее на совещании предложение остановить распространение земских школ он отреагировал в сугубо ведомственном ключе - дескать, в случае каких-либо ограничений деятельности земских учебных заведений его министерству придётся заняться устройством народных школ «на казённые средства».
Подобное, казалось бы, совершенно естественное понимание министром народного просвещения собственной миссии встретило резкое возражение со стороны остальных участников совещания. Гости Победоносцева в один голос заявили о недопустимости каких-либо шагов «без участия и содействия местного населения». «И кем вы будете орудовать? - спрашивали все Боголепова. - Вашими инспекторами? Да подумайте, чего вам будет
стоить устройство. Какие деньги возьмут с вас за землю и за все прочее». Главе Министерства народного просвещения назидательно объясняли, что в случае, если он обратится с просьбой о финансировании подобного начинания в Государственный совет, его не поддержат именно из-за «дороговизны» и при этом ещё укажут как на пример, достойный для подражания, на весьма скромные суммы, отпускаемые церковно-приходским школам.
На фоне сведения всей полемики к сугубо меркантильной стороне вопроса Витте - непонятно, с каким смыслом, - бросил Боголепову: «Надо действовать, пока ещё время. Пропустите ещё десять лет и тогда не справитесь со школами».
Участники совещания, по словам Победоносцева, «ни до чего не договорились», но решили собраться ещё раз - «обдумать и рассудить уже раздельно и положительно». При этом обер-прокурор не упустил возможности в самых последних словах своего письма ещё раз поддеть Боголепова, назвав его «человеком бессильным, нервно расслабленным», от которого невозможно ожидать «крепкой меры». Под стать министру и его товарищ Н.А. Зверев: «Оба они, очевидно, не прикасались к земле, а всю жизненную силу почерпали лишь в кабинетах и канцеляриях» [14, л. 148 об. - 149 об.].
В изображении вдовы Боголепова её муж вёл себя на совещании совсем иначе. Он выразил чёткую позицию, что школа «должна быть в руках правительства», а потому надлежит увеличить финансирование как министерских, так и церковно-приходских школ. Земские сборы, конечно, должны соответствовать платёжеспособности народа, но вместе с тем неправильно «раздражать местные общества лишением их тех прав, которыми они обладают более тридцати лет». Именно из-за «упорного сопротивления» министра народного просвещения у Витте не получилась интрига, в подготовке которой его заподозрила мемуаристка. Эта интрига, по её мнению, заключалась в том, чтобы «подставить ножку» Боголепову и Победоносцеву. В случае принятия совещанием какого-либо конкретного решения министр финансов стал бы распускать слухи, дескать, земским школам поменяли ведомственную принадлежность «по настоянию» обоих этих «ретроградов» [11, с. 277-278].
Понятно, что участники совещания не питали иллюзий относительно подлинного отношения друг к другу. Возможно, именно поэтому они и не захотели (особенно тогда, когда ни одна из группировок не одержала однозначной победы) поменять жанр встречи - превратить её из дежурного административного события в политическое действо. Однако подчёркнутая аполитичность совещания вовсе не означала отказа от взаимных подделок. При внимательном взгляде становится заметным общее негативное отношение участников встречи к министру народного просвещения. Это то общее, что в равной степени чувствуется в обоих описаниях. Причём Боголепова именно даже не столько критиковали за что-то, сказанное им. Его, скорее, порицали за нечто, остававшееся за пределами этого совещания. Это нечто не называлось вслух, но все собравшиеся были о нем осведомлены. Более того, главным затравщиком уязвлений Боголепова стал причислявшийся к анти-виттевской группировке Победоносцев. На фоне такой коллективной травли министра народного просвещения Горемыкин вообще предпочёл самоустраниться, а Витте и подавно не произнёс ничего запоминающегося, кроме загадочного пожелания Боголепову не упустить время.
То есть никаких внутриправительственных коалиций к концу апреля уже не существовало. Взаимная вражда главных оппонентов, естественно, никуда не исчезла, но аранжировавшие её межличностные альянсы исчезли. На этом фоне мишенью для общих нападок стал Боголепов, спровоцировавший своих коллег по правительству именно тем, что продемонстрировал перед ними собственную должностную слабость. (Если, конечно, посчитать описание Победоносцева более адекватным тому, как в действительности протекало совещание, и увидеть в оценках Боголеповой результат естественного желания выставить мужа в благоприятном свете).
Совещание лишний раз продемонстрировало, что Горемыкин отнюдь не переиграл Витте. Вопрос об отставке министра внутренних дел просто утратил актуальность, но не был снят полностью. И первая «чёрная метка» была послана Горемыкину уже через месяц после совещания 26 апреля. По свидетельству Богданович, текст напечатанного 25 мая в «Правительственном вестнике» официального сообщения об итогах работы комиссии Ванновского был подготовлен Победоносцевым «без ведома» главы МВД, с которым более «не считаются» [2, с. 248-249]. А в начале июня бывший государственный секретарь А.А. Половцов, отмечая в дневнике, что «междоусобная война» министров разрослась до «громадных размеров», констатировал стремительное ослабление Горемыкина. Ему, по словам Половцова, отказали в поддержке «самые горячие его приверженцы» и даже стали наносить ему пощёчины. Сам же министр внутренних дел озабочен лишь «сохранением казённой квартиры» [8, с. 121].
Таким образом, совещание можно считать своего рода маркером произошедших на протяжении апреля 1899 г. перемен. Старые связанности и разделительные барьеры выглядели практически размытыми, а оправдывавшие их поводы - исчерпанными. Какие-то новые комбинации были возможны лишь при ином составе ключевых министров. Поэтому первые симптомы складывания очередных внутриправительственных коалиций стали появляться после отставки осенью 1899 г. Горемыкина и прихода на его место Д.С. Сипягина.
Литература
1. Андреев, Д.А. Студенческие беспорядки и борьба в правительственных верхах зимой-весной 1899 года [Текст] / Д.А. Андреев // Российская история. -М., 2012. - № 1. - С. 59-68.
2. Богданович, А.В. Три последних самодержца: Дневник [Текст] / А.В. Богданович. - М. : Новости, 1990. - 608 с.
3. Великая княгиня Елисавета Фёдоровна и император Николай II: Документы и материалы (1884-1909 гг.) [Текст]. - СПб. : Алетейя, 2009. - 848 с.
4. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГА РФ). Ф. 634. Оп. 1. Д. 6.
5. ГА РФ. Ф. 662. Оп. 1. Д. 12.
6. ГА РФ. Ф. 675. Оп. 1. Д. 181.
7. Дневник Алексея Сергеевича Суворина [Текст]. - London : The Garnett Press ; М. : Независимая газета, 2000. - 670 с.
8. Из дневника А.А. Половцова [Текст] // Красный архив. - М. ; Л., 1931. - № 3 (46). - С. 110-132.
9. Константин Константинович, великий князь. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма [Текст] / великий князь Константин Константинович. - М. : Искусство, 1998. - 493 с.
10. Кризис самодержавия в России. 1895-1917 [Текст]. - Л. : Наука, 1984. -664 с.
11. Николай Павлович Боголепов. Записки Е. Б. [Текст]. - М. : Товарищество «Печатня С.П. Яковлева», 1912. - 460 с.
12. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (далее - ОР РГБ). Ф. 75. Д. 21.
13. ОР РГБ. Ф. 126. Д. 12.
14. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 631. Д. 106.
15. Российский государственный архив древних актов (далее - РГАДА). Ф. 1287. Оп. 1. Д. 235.
16. РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 412.
17. РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5045.
18. Российский государственный исторический архив. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 280.
