CC BY
198
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2010. № 4
А.Ю. Полунов
(кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Российского государства факультета государственного управления МГУ имени М.В. Ломоносова)*
К.П. ПОБЕДОНОСЦЕВ В НАЧАЛЕ ЦАРСТВОВАНИЯ АЛЕКСАНДРА III: К ИСТОРИИ БОРЬБЫ В «ВЕРХАХ» ПОСЛЕ 1 МАРТА 1881 г.
Статья посвящена анализу деятельности К.П. Победоносцева, крупнейшего консервативного сановника второй половины XIX — начала XX в., в период кризиса «верхов» после 1 марта 1881 г. Рассматриваются недостаточно изученные аспекты участия Победоносцева в событиях 1881— 1882 г.: его роль в подготовке Манифеста 29 апреля 1881 г. о «незыблемости самодержавия», взаимоотношения с министром внутренних дел Н.П. Игнатьевым. Деятельность консервативного сановника в период кризиса, по мнению автора, не сводилась к «интригам», «маневрам» и борьбе за власть, а представляла собой попытку выдвинуть определенную политическую программу, которая должна была лечь в основу правительственного курса нового царствования.
Ключевые слова: К.П. Победоносцев, Н.П. Игнатьев, Александр III, Манифест 29 апреля 1881 г., самодержавие, либеральные бюрократы, славянофильство, программа нравственного перевоспитания общества.
The article analyses the activities of K.P. Pobedonostsev, the chief conservative official of late 19th — early 20th centuries, during the crisis of power after March 1, 1881. Some little-known aspects of Pobedonostsev's activities in 1881—1882 are analysed, for example, his role in Manifesto of April 29, 1881 on "inviolacy of autocracy" and relations with Interior Minister N.P. Ignatiev. The activities of the official were not limited by "intrigues", "manoeuvres" and struggle for power, but they demonstrated an attempt of putting forward a certain political programme, which could be the basis of government course of the new reign.
Key words: K.P. Pobedonostsev, N.P. Ignatiev, Alexander III, Manifesto of April 29, 1881, autocracy, liberal bureaucrats, Slavophils, programme of moral reformation of society.
* * *
Борьба в «верхах» за определение правительственного курса, развернувшаяся после гибели Александра II 1 марта 1881 г., стала одним из переломных моментов в истории России. Острые столкновения противоборствующих бюрократических группировок, выступление либеральных сановников с программой продолжения
* Полунов Александр Юрьевич, тел.: 8-916-127-40-84; e-mail: apolunov@mail.ru Работа подготовлена в рамках проекта НК-416П ФПЦ «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009—2013 гг.
Великих реформ, их поражение и поворот властей к реакционно-охранительной политике — все эти события во многом определили вектор политического развития страны на последующие четверть века. В связи с той ролью, которую события 1881—1882 гг. сыграли в российской истории, все обстоятельства политической борьбы того времени нуждаются в тщательном анализе. Особый интерес представляет «персональный» аспект развернувшегося в «верхах» противоборства — изучение мотивов, воззрений, идейных установок сановников, выдвигавших свои проекты развития страны. Важнейшее место среди этих деятелей занимал обер-прокурор Святейшего Синода, член Государственного Совета и Комитета министров, наставник и советник двух последних царей К. П. Победоносцев (1827—1907).
Несмотря на то что роль Победоносцева в политической борьбе начала царствования Александра III затрагивалась в целом ряде исследований, до сих пор многие обстоятельства его участия в событиях 1881—1882 гг. остаются непроясненными. Известно, что решающим событием, знаменовавшим победу обер-прокурора над противниками — либеральными бюрократами во главе с министром внутренних дел М.Т. Лорис-Меликовым — стало издание Манифеста 29 апреля 1881 г. «о незыблемости самодержавия». Манифест привел к отставке Лорис-Меликова и его сторонников, способствовал значительному укреплению позиций Победоносцева в «верхах». Однако многим современникам, в том числе консервативно настроенным, было неясно, почему для изменения состава правительства была использована именно эта мера. Манифест «всех нас привел в недоумение», — вспоминал известный историк и правовед Б.Н. Чичерин1. «К чему было это торжественное заявление перед лицом всего народа? — задавался вопросом консервативный чиновник и журналист Е.М. Феоктистов, которому вскоре предстояло возглавить цензурное ведомство. — Если государь хотел засвидетельствовать, что со вступлением его на престол порвана всякая связь с прежним направлением, то достаточно было бы просто-напросто уволить министров, которые в общем мнении служили наиболее видными представителями этого направления»2.
1 Чичерин Б.Н. Воспоминания Б.Н.Чичерина. Земство и Московская дума. М., 1934.С. 138.
2 Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. М., 1991. С. 196; Богданович А.В. Три последних самодержца. М., 1990. С. 70—71. Близкий к М.Н. Каткову Фектистов выражал не только собственную точку зрения, но и мнение своего патрона — влиятельного консервативного журналиста, активного участника политической борьбы на рубеже 1870—80-х гг. Сам Победоносцев впоследствии специально подчеркивал, что Катков не был причастен к составлению Манифеста 29 апреля (см.: Письмо К.П. Победоносцева // Исторический вестник. 1896. Т. 65. С. 554).
Не до конца понятными представляются и обстоятельства политической борьбы, предшествовавшей изданию Манифеста 29 апреля и последовавшей за ним. Известно, что вскоре после гибели Александра II на заседании Совета министров Победоносцев с предельной ясностью высказал свои взгляды, обрушившись с критикой на весь реформаторский курс правительства покойного императора. Однако затем, на совещании 21 апреля, он счел необходимым приглушить резкость своих политических обвинений и даже, как показалось многим, признал свое поражение в борьбе с либеральной группировкой (хотя именно с этого момента и началась непосредственная подготовка Манифеста 29 апреля). Наконец, после издания Манифеста Победоносцев выдвинул на пост министра внутренних дел Н.П. Игнатьева — известного дипломата, близкого по взглядам к славянофилам, которого нельзя было считать непримиримым противником реформ. Расходясь по ряду вопросов с «западником» Лорис-Меликовым, Игнатьев в то же время проявлял и несомненные черты близости к его воззрениям. Он реализовал ряд мер, намеченных его предшественником, и даже стал втайне готовить созыв представительства (Земского собора). Это в конечном счете заставило Победоносцева выступить против Игнатьева и настоять на его отставке.
Чем же объяснялась столь сложная траектория политического поведения обер-прокурора? Обычно здесь видели «интригу» и «маневр», стремление сбить с толку своих противников, сделать переход к открытой реакции максимально плавным и безболезненным3. Высказывалось и мнение, что некоторые аспекты поведения Победоносцева весной 1881 г. — в частности, его выступление на совещании 21 апреля — были не более чем проявлением «растерянности» и «несобранности», свидетельствовавшим об отсутствии у обер-прокурора «практической сметки»4. С подобным толкованием нельзя согласиться. В обстановке острой внутриправительствен-ной борьбы растерянность была непозволительна для Победоносцева, она грозила ему уходом в политическое небытие. Что касается «интриг» и «маневров», то, не отрицая их наличия в поведении обер-прокурора, необходимо понять, какова была субъективная мотивация его поступков, почему именно предпринятые им меры (издание Манифеста, поддержка Игнатьева) он считал необходимыми в рамках политической борьбы начала 1880-х гг.
Для того чтобы понять мотивы поведения Победоносцева, нужно обратиться к истории формирования его взглядов. Исходным
3 Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—80-х гг. М., 1964. С. 378—381.
4 Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). М., 1978. С. 188, 206, 209.
пунктом складывания консервативных убеждений будущего обер-прокурора было крайне тяжелое впечатление от противоречивых последствий реформ 1860—70-х гг., грозивших, как ему казалось, подорвать основы исторически сложившегося строя России5. Пережив разочарование в реформах, Победоносцев не просто отверг лежавшие в их основе либерально-демократические принципы, но стал скептически относиться ко всем преобразованиям, любому вмешательству в традиционный общественный уклад. «Старое учреждение, — писал в конце XIX в. обер-прокурор в своем программном произведении "Московский сборник", — тем драгоценно, потому и незаменимо, что оно не придумано, а создано жизнью, вышло из жизни прошедшей, из истории, и освящено в народном мнении тем авторитетом, который дает история... и одна только история»6.
Под влиянием общественно-политических потрясений 1860-х гг. преобразование «учреждений» стало рассматриваться консервативным сановником как ложный путь, ведущий к непредсказуемым последствиям, способным подорвать социальную и политическую стабильность общества. Однако это не значит, что Победоносцев был «бюрократическим нигилистом», чья общественно-политическая позиция целиком сводилась к охранительству. Он не отрицал необходимости движения вперед, изживания присущих российской жизни недостатков, но стремился делать это не с помощью административно-законодательных переустройств, а путем воздействия на внутренний, духовный мир людей. «Когда изменятся к лучшему нравы, тогда и форма одухотворится, облагородится, — писал консервативный сановник в "Московском сборнике". — Очистим внутренность, поднимем дух народный, осветим и выведем в сознание идею, тогда грубая форма распадется сама собою и уступит место другой, совершеннейшей; внешнее само собою станет чисто и просто»7.
Акцент на мерах, затрагивавших внутренний мир людей, личностный фактор в делах управления был постоянным мотивом во взглядах и деятельности Победоносцева на протяжении большей части его карьеры. «Я никогда не верил в учреждение и регламентацию, особливо в России, особливо в нынешнее время, когда все создавалось вновь по отвлеченным понятиям... — утверждал обер-прокурор в начале 1880-х гг. в письме к одному из своих постоянных корреспондентов, сельскому педагогу С.А. Рачинскому. — Что
5 Об идейно-политической эволюции консервативного сановника в пореформенный период см.: Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев — человек и политик // Отечественная история. 1998. № 1. С. 42—55.
6 Победоносцев К.П. Московский сборник // Сочинения. СПб., 1996. С. 382.
7 Там же.
бы ни говорили теории... движущая сила всего есть живой человек и в нем — живой огонь, от одного к другому передающийся»8. «Им некогда говорить с людьми и узнавать их в живом деле», — писал Победоносцев наследнику Александру Александровичу в 1879 г.
0 министрах его отца, заявляя, что именно излишнее внимание к преобразованию «учреждений», пренебрежение к личностному фактору, формализм управленческих операций определили неудачу правительства Александра II в борьбе с общественно-политическим кризисом9. В письмах, статьях и выступлениях консервативного сановника регулярно повторялась мысль о том, что машину государственного управления невозможно запустить без «сердца, головы и руки»10, что подбор достойных кандидатов на ключевые правительственные посты является важнейшим залогом эффективного решения стоящих перед страной проблем. Представляется, что многие особенности государственной деятельности Победоносцева и, в частности, его поведение в период кризиса власти после гибели Александра II определялись подобными установками.
Напряженное внимание к сфере общественного быта и нравов, характерное для Победоносцева, отчетливо проявилось весной 1881 г. в его борьбе за запрет театральных представлений в Великий пост. Уже через две недели после гибели Александра II сановник обратился к молодому царю с требованием отменить данное в 1876 г. разрешение на представления, которое, по его словам, уже тогда «показалось православному миру очень горько и даже страшно»11. Подобное разрешение, доказывал обер-прокурор, шло вразрез с настроениями основной массы населения. От него выиграла лишь развращенная общественная верхушка, «люди богатые и знатные, привыкшие к дорогим развлечениям, люди праздные, журналисты и артисты», в то время как власть должна ориентироваться на «религиозное чувство народа», которое служит «главной опорой престола»12. Сломив сопротивление Министерства императорского двора, в ведении которого находились императорские театры, Победоносцев добился восстановления запрета на представления и в дальнейшем бдительно следил за выполнением этого правила.
8 Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее — ОР РНБ). Ф. 631. Письма к С.А. Рачинскому. 1882. Январь—июль. Л. 1—1 об. (письмо от
1 января 1882 г.).
9 Письма Победоносцева к Александру III. Т. I. М., 1925. С. 251 (письмо от 17 декабря 1879 г.).
10 ОР РНБ. Ф. 631. Письма к С.А. Рачинскому. 1883. Сентябрь—декабрь. Л. 89 (письмо от 12 октября 1883 г.).
11 Письма Победоносцева... Т. I. С. 322 (письмо от 22 марта 1881 г.).
12 Российский государственный исторический архив (далее — РГИА). Ф. 919. Оп. 2. Д. 2362. Л. 2—3 (письмо Победоносцева министру императорского двора И.И. Воронцову-Дашкову от 28 февраля 1883 г.).
Чрезвычайно примечательной особенностью воззрений обер-прокурора, также вытекавшей из противопоставления административно-законодательных реформ воздействию на внутренний мир людей, была его неприязнь к бюрократии, служившей в его глазах воплощением формализованного подхода к делам управления. Этот социальный слой консервативный сановник обличал едва ли не с большим пылом, чем проникнутую западническими идеями интеллигенцию. Письма Победоносцева к наследнику Александру Александровичу в период кризиса и в последующие годы буквально переполнены выпадами против бюрократии. «Чиновные люди» равнодушно «подписывают свои бумаги и получают свои деньги», в то время как народ страдает; залогом общественной стабильности являются настроения простого народа, не причастного «ни чиновничьим воззрениям», «ни ученому обезьянству»; «люди, ходящие в раззолоченных мундирах», не понимают, какое «великое сокровище и великая сила» заключены в народной душе — эти и другие высказывания недвусмысленно свидетельствуют о том, с какой неприязнью обер-прокурор относился к значительной части правительственного персонала и к бюрократическим методам управления. После обнародования Манифеста 29 апреля 1881 г. он не преминул заметить (в письме к Александру III), что этот документ, вызвавший, по его словам, ликование среди простых людей в Москве и в провинции, был встречен в среде столичного чиновничества «унынием и каким-то раздражением»13.
Подобный антибюрократический настрой Победоносцева, с учетом его открытой враждебности ко всем демократическим институтам, расценивался многими современниками как непоследовательность, а то и как проявление демагогии, лицемерия14. Между тем в воззрениях консервативного сановника была своя логика. Бюрократия вызывала его неприязнь как сила формализованная, механическая, оторванная от народной «почвы» и способная поэтому стать орудием разрушительных для традиционного общественного уклада реформ, средством проведения в народную среду чуждых ей начал. В этом пункте Победоносцев сходился со славя-
13 Письма Победоносцева... Т. I. С. 81, 249—250, 338. 2. С. 32. Письма от 3 октября 1877 г., 14 декабря 1879 г., 4 мая 1881 г., 10 мая 1883 г.
14 Слонимский Л.З. О великой лжи нашего времени. К.П. Победоносцев и кн. В.П. Мещерский. СПб., 1908. С. 58—66. Основываясь на неприязни Победоносцева к демократии, многие современники и историки считали его сторонником «полицейской диктатуры власти над обществом», «бюрократического абсолютизма», что, как представляется, не соответствовало действительности. См.: Кизеветтер А.А. Победоносцев // На чужой стороне. Т. IV. Прага, 1924. С. 259; Эвенчик С.Л. Победоносцев и дворянско-крепостническая линия самодержавия в пореформенной России // Ученые записки Моск. гос. педагогического института. № 309. М., 1969. С. 108; Рабкина Н.А. Константин Петрович Победоносцев // Вопросы истории. 1995. № 2. С. 66, 71.
нофилами, соглашаясь с обоснованным ими противопоставлением органического народного уклада и бюрократической системы управления. В очерке «Аксаковы» (1886) обер-прокурор одобрительно отзывался о протесте славянофилов «против формального, канцелярского, высокомерного отношения официального мира — к живым потребностям и духовным расположениям народа»15. Бюрократия вызывала неприязнь у Победоносцева и в силу того, что, действуя на основе определенных формальных правил, инструкций, регламентов, она ограничивала свободу воли и распоряжения отдельных талантливых администраторов и (в некоторых случаях) самого царя, разрывая тем самым живую связь между самодержавием и народом16.
Неприязнь к бюрократическим методам управления, характерная для Победоносцева, сочеталась в системе его взглядов с представлениями о национально-самобытном характере развития России, важнейшей роли церкви в жизни общества, с интересом к жизни зарубежных славян, что также сближало его со славянофилами. Разумеется, взгляды консервативного сановника не были полностью идентичны воззрениям И.С. Аксакова и его последователей. Обер-прокурор, в частности, исповедовал более жесткие националистические взгляды, гораздо более враждебно, чем славянофилы, относился к «инородцам», считая их главными виновниками разразившегося в России общественно-политического кризиса. И все же нельзя сказать, что идейные установки обер-прокурора представляли собой сугубо охранительную систему, сводились к слепому противостоянию всем новым явлениям в общественной жизни. Воззрения Победоносцева носили весьма неоднозначный характер, находили отзвук в общественных настроениях и были способны обеспечить обер-прокурору определенную популярность в обществе и в правительственных кругах.
Представляется, что именно стремлением заявить о своих взглядах, познакомить с ними широкие круги населения объяснялось поведение Победоносцева весной 1881 г., отнюдь не сводившееся к закулисным маневрам и борьбе за власть. Заявление Победоносцева на совещании 21 апреля — «Все беды нашего времени происходят от страсти к легкой наживе, от недобросовестности чиновников, от недостатка нравственности и веры в высших слоях общества, от распущенности молодежи, от пьянства в простом на-
15 Победоносцев К.П. Аксаковы // Сочинения. С. 133.
16 В современной литературе характерный для Победоносцева акцент на мерах духовного воздействия на общество, его неприязнь к формально-бюрократическим структурам подчеркивается в статьях американского историка Дж. Бэзила. См.: Basil J. Konstantin Petrovich Pobedonostsev: an Argument for a Russian State Church // Church History. Vfol. 64. N 1. March 1995; Idem. K.P. Pobedonostsev and the Harmonious Society // Canadian-American Slavic Studies. Vol. 37. N 4. Winter 2003.
роде» — было не просто риторикой, а декларацией в духе принципиально важного для Победоносцева принципа «люди, а не учреждения», диктовалось стремлением привлечь внимание власти к нравственным порокам общества17. Об этом же говорила «позитивная» часть Манифеста 29 апреля, призывавшего «к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в деятельности учреждений»18. Представляется, что для обер-прокурора эта часть Манифеста была исполнена глубокого смысла и представляла не меньшую важность, чем его «отрицательная» часть (охранять самодержавие «от всяких на него поползновений»), которая, собственно, и вызвала отставку группировки Лорис-Меликова.
Заявления Победоносцева на правительственных совещаниях весны 1881 г., выдвинутые им идеи и лозунги казались его противникам — либеральным бюрократам — настолько архаичными, не соответствовавшими потребностям времени, что те просто не приняли их всерьез. Так, один из главных сторонников Лорис-Мели-кова, министр финансов А.А. Абаза, после речи обер-прокурора 21 апреля «очень резко и категорично поставил снова вопрос... о бесполезности отвлеченных теоретических афоризмов». Либеральный сановник заявил, что речь обер-прокурора — это «скорее произведение моралиста, чем программа государственного деятеля», провозгласив по окончании совещания, что «теперь Победоносцев уничтожен, истерт в порошок»19. Подобным пренебрежением к консервативному сановнику, недооценкой его влияния, видимо, отчасти объяснялось и поражение либеральных бюрократов в борьбе за власть. Между тем сам обер-прокурор придавал своим декларациям большое значение, видел в них основу политической программы будущего царствования. Достаточно сказать, что все письма, обращенные Победоносцевым к Александру III в начальный, наиболее напряженный период его царствования (1881 — середина 1882 г.), так или иначе затрагивали вопросы культуры, образования, быта и нравов, национальных отношений, религии и церкви20.
17 Перетц Е.А. Дневник Е.А. Перетца. 1880—1883. М.; Л., 1927. С. 63.
18 Полное собрание законов Российской империи. Собр. 3-е. Т. I. СПб., 1885. № 118.
19 Милютин Д.А. Дневник Д.А. Милютина. Т. IV. М., 1950. С. 58; Перетц Е.А. Дневник. С. 64.
20 Уже в конце марта 1881 г. обер-прокурор давал императору рекомендации относительно правильного устройства системы образования. Спустя месяц он требовал принять «меры к ограничению печати». Ряд писем был посвящен вопросам борьбы против польско-католического влияния в Западном крае. Большое значение, как указывалось выше, придавал Победоносцев в это время и борьбе за отмену театральных представлений в Великий пост. См.: Письма Победоносцева... Т. I. С. 322—324, 329, 355, 373—374, 384—385 (письма от 22 марта, 23 апреля, 11 ноября 1881 г., 15 февраля и 24 мая 1882 г.).
Говоря о позиции Победоносцева в период кризиса власти 1881— 1882 гг., следует подчеркнуть, что характерный для обер-прокурора протест против падения нравов, его стремление к нравственному перевоспитанию общества относились к числу достаточно распространенных в то время общественных настроений. Многих, особенно после 1 марта, охватило разочарование в реформах 1860— 1870-х гг., неверие в возможность улучшить ситуацию в стране посредством преобразования «учреждений». Значительную часть консервативно настроенных людей тревожило и раздражало ослабление норм патриархальной морали, заметное в пореформенной России буквально на каждом шагу. В переписке Победоносцева отложилась масса посланий, авторы которых провозглашали главной задачей властей именно борьбу с нравственными пороками общества. «Показать теперь же, — писал один из корреспондентов обер-прокурора, — пример самой высокой нравственности от самого верха; чтобы не было любовниц, с цинизмом разгуливающих по Петербургу и парадирующих страшной роскошью; всех наивы-соко поставленных обязать именем счастья России не развратничать, не пьянствовать, быть крайне строгими к самим себе». «Запретить, — говорилось в другом письме, — зло всем доступное, дозволенное, то есть ночные кутежи, игры и разврат в разных публичных увеселительных заведениях и домах терпимости». Высказывались пожелания, «чтобы оперетки были совсем запрещены, как развращающие мысль и жизни»; требовали «установить какую-нибудь почетную публичную награду за правильную жизнь и сохранение начал семейного союза», сделать обязательным посещение учащимися церковных служб21.
Следует подчеркнуть, что сам Победоносцев, воспитанный в строгой патриархальной семье, замкнутый кабинетный труженик, строем своей личности был весьма похож на авторов подобных посланий и склонялся к тому, чтобы воплотить в жизнь многие из звучавших в письмах требований. Созвучны были эти требования и настроениям молодого царя, который славился скромностью в быту, нетерпимостью к нравственным порокам и был известен как примерный семьянин. В результате заявления о необходимости воздействовать на быт и нравы общества, казавшиеся либеральным бюрократам не более чем риторикой, составили основу одного из важнейших направлений правительственной деятельности
Победоносцева после 1881 г. и стали фактором, существенно укре-
22
пившим его позиции в «верхах» в начале нового царствования22.
21 К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. I. Полутом 1. М.; Пг., 1923. С. 204, 231, 367; РГИА. Ф. 797. Оп. 51. Отд. 2. Ст. 3. Д. 267.
22 См.: Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев в начале 1880-х гг.: программа нравственного перевоспитания общества // Россия и реформы. 1861—1881. М., 1991. С. 58—68.
Не была лишь «маневром», проявлением политической хитрости и поддержка Победоносцевым Игнатьева. Безусловно, обер-прокурору импонировала борьба, которую во время Восточного кризиса 1875—1878 гг. Игнатьев вел против «антинародной» политики официальной дипломатии, недостаточно решительно, как полагали славянофильские круги, отстаивавшей российские интересы, готовой идти на чрезмерные уступки Западу23. Сам Победоносцев в период Восточного кризиса активно участвовал в движении, направленном на поддержку балканских христиан, сотрудничая с Игнатьевым, И.С. Аксаковым и другими деятелями славянофильского направления. Однако поддержка бывшего дипломата со стороны могущественного царского советника определялась и иными мотивами, связанными в первую очередь с проблемами внутриполитического развития страны. Представляется, что обер-прокурору были во многом близки социальные и политические взгляды Игнатьева, опиравшиеся на своеобразно понятое славянофильство со значительным оттенком национализма.
Выше отмечалось, что одной из наиболее ярких особенностей мировоззрения Победоносцева, проявившихся в период общественно-политического кризиса рубежа 1870—80-х гг., была убежденность в том, что этот кризис не имеет глубоких корней в России, а является результатом «происков инородцев». Основа революционных потрясений, утверждал консервативный сановник, — это, как и в 1860-е гг., «польский заговор, только придуманный искуснее прежнего, а наши безумные, как всегда, идут, как стадо баранов... Главным сознательным орудием служат жиды — они ныне всюду первое орудие революции... В журналах агитируют тоже поляки, ими пущено ordre de jour [лозунг дня, фр.] — конституция»24. Подобный подход разделял (отчасти, видимо, из-за тактических соображений) и Игнатьев. В направленной Александру III 12 марта 1881 г. записке предметом его критики стала «могущественная польско-жидовская группа» в Петербурге, в руках которой, по мнению бывшего дипломата, находились «банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела». Эта группировка, полагал Игнатьев, имела «громадное влияние на чиновни-
23 О деятельности Игнатьева в период Восточного кризиса см.: Хевролина В.М. Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат. М., 2009. С. 258—329.
24 Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 230. К. 4409. Ед. хр. 1. Л. 14 об. — 15. (письмо Е.Ф. Тютчевой от 17 марта 1879 г.). Мысль эта была чрезвычайно важна для Победоносцева. Ее он повторил, в частности, в письме к наследнику от 17 мая 1879 г. «Все эти социалисты, кинжальщики и пр., — писал сановник, — не что иное, как собаки, спущенные с цепи. Они работают бессознательно не на себя, а для польского гнезда, которое рассчитало свой план очень ловко» (Письма Победоносцева... Т. I. С. 208).
чество» и тесно соприкасалась «с развившимся расхищением казны и крамолой»25.
Склонность видеть в основе социальных потрясений моральную испорченность общества, характерную для Победоносцева, вполне разделял и Игнатьев. В своем первом циркуляре губернаторам бывший дипломат, ныне министр внутренних дел в качестве главных причин «крамолы» назвал безрелигиозное и безнравственное воспитание детей, корыстное отношение к общественному достоянию со стороны чиновников26. Наконец, в накаленной атмосфере общественного кризиса Победоносцев был готов поддержать и выпады против чиновничьего «средостения» между народом и троном, характерные для славянофилов. Организуя борьбу с «крамолой», Игнатьев предлагал организовать широкомасштабную чистку бюрократического аппарата от «неблагонадежных элементов», и у обер-прокурора это находило отклик. В письмах 1881 г. к Александру III он утверждал, что государственный аппарат нуждается в обновлении состава «сверху донизу», что «все зло у нас шло сверху, от чиновничества» и что «чистить надобно сверху»27.
Опираясь на подобную близость во взглядах, Победоносцев, как отмечалось выше, достаточно долго поддерживал Игнатьева и активно содействовал его правительственной деятельности. Обер-прокурор фактически руководил репрессивными мероприятиями министерства внутренних дел по отношению к прессе (которая, по мнению Победоносцева и Игнатьева, наносила удар по народной нравственности), редактировал текст «Положения о мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия». В конце 1881 г. Победоносцев отстоял Игнатьева от натиска со стороны влиятельного сановника — личного друга царя, министра императорского двора И.И. Воронцова-Дашкова, который пытался изъять из ведения министерства внутренних дел Департамент полиции и корпус жандармов28. Однако, несмотря на все эти обстоятельства, сотрудничество двух государственных деятелей не стало прочным.
Соприкасаясь в некоторых точках со славянофильскими воззрениями, Победоносцев расходился с ними по многим другим пунктам — прежде всего в своем негативном отношении к любой (в том числе консервативной) общественной инициативе. Очень многие аспекты государственной политики Игнатьева, органически связанные со славянофильскими взглядами, не могли вызвать
25 Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 337—338.
26 Там же. С. 384—387. Необходимо отметить, что данный циркуляр редактировал сам Победоносцев.
27 Там же. С. 392—396. Письма Победоносцева... Т. I. С. 317, 346 (письма от 6 марта и 10 июня 1881 г.).
28 Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 401—402, 410—413, 398—400.
одобрения Победоносцева. К числу таковых относились в первую очередь попытки «нащупать» некие национально-самобытные формы взаимоотношений власти и общества, апогеем которых стал выдвинутый Игнатьевым в мае 1882 г. проект созыва Земского собора. Для обер-прокурора «самобытный» Земский собор был столь же неприемлем, как «западнический» парламент, поскольку противоречил коренным основам его мировоззрения. Воля, писал Победоносцев Александру III, должна определиться в среде самого правительства, а без этого «никакое собрание ее не выработает и не даст правительству твердой воли, без которой невозможна деятельность». Если же «воля и распоряжение перейдут от правительства на какое бы то ни было народное собрание — это будет революция, гибель правительства и гибель России»29.
Попытка добиться созыва Земского собора стоила Игнатьеву министерского поста, причем именно обер-прокурор сыграл значительную роль в удалении своего недавнего сторонника из правительства. В качестве преемника Игнатьева Победоносцев выдвинул бывшего министра народного просвещения и обер-прокурора Синода Д.А. Толстого, на кандидатуре которого он остановился явно за неимением лучшего. Известный реакционер и сторонник бюрократического подхода к делам государственного управления, новый министр едва ли мог быть близок Победоносцеву уже потому, что в 1860—70-е гг. на посту главы духовного ведомства проводил политику жесткого подчинения церкви светским властям, что вело к ограничению ее влияния на общество30. Однако далее экспериментировать с привлечением в правительство сторонников «околославянофильских» взглядов было опасно. «Вы опасаетесь гр(афа) Толстого, — писал обер-прокурор Рачинскому. — Но где такое имя, которое вы могли бы назвать. Нет такого имени». «У него есть громадные недостатки, — говорил Победоносцев коллегам по правительству о новом министре внутренних дел, — но по крайней мере... уж никак нельзя от него ожидать, чтобы он покусился на такие меры, к которым хотели прибегнуть Лорис-Меликов и Игнатьев»31.
С момента назначения Толстого на пост министра внутренних дел окончательно определился политический курс царствования Александра III. Сложилось и определенное разделение труда в «верхах»: если Толстой ведал борьбой с революционным движением и делами текущего управления, то Победоносцев отмежевал себе
29 Письма Победоносцева... Т. I. С. 381 (письмо от 4 мая 1882 г.).
30 См.: Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996. С. 20—23.
31 ОР РНБ. Ф. 631. Письма к С .А. Рачинскому. 1882. Январь—июль. Л. 146 (письмо от 18 июня 1882 г.); Феоктистов Е.М. Воспоминания. С. 210.
прежде всего вопросы, касавшиеся политики в духовно-нравственной сфере. Подобная ситуация не могла оставаться стабильной в течение долгого времени. Постепенно влияние Победоносцева слабело (в том числе — из-за его нежелания касаться «учреждений», упорной оппозиции любым преобразованиям в этой сфере), и к концу 1880-х гг. он утратил прежнюю роль в «верхах». Тем не менее нельзя сказать, что заявления, делавшиеся Победоносцевым в начале 1880-х гг., остались лишь декларациями. Повышенное внимание к вопросам идеологии и просвещения, к общественной роли религии и церкви, стремление воздействовать на культуру страны и направить ее развитие в «самобытное» русло — все эти особенности правительственной политики, характерные для царствования Александра III, были отражением важных тенденций общественно-политического развития, значение которых Победоносцев уловил еще в начале 1880-х гг.
Список литературы
1. Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—80-х гг. М., 1964.
2. Кизеветтер А.А. Победоносцев // На чужой стороне. Т. IV Прага, 1924.
3. Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев в начале 1880-х гг.: программа нравственного перевоспитания общества // Россия и реформы. 1861—1881. М., 1991.
4. Полунов А.Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М., 1996.
5. Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев — человек и политик // Отечественная история. 1998. № 1.
6. Рабкина Н.А. Константин Петрович Победоносцев // Вопросы истории. 1995. № 2.
7. Слонимский Л.З. О великой лжи нашего времени. К.П. Победоносцев и кн. В.П. Мещерский. СПб., 1908.
8. Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). М., 1978.
9. Хевролина В.М. Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат. М., 2009.
10. Эвенчик С.Л. Победоносцев и дворянско-крепостническая линия самодержавия в пореформенной России // Ученые записки Московского государственного педагогического института. № 309. М., 1969.
11. Basil J. Konstantin Petrovich Pobedonostsev: an Argument for a Russian State Church // Church History. Vol. 64. N 1. March 1995.
12. Basil J. K.P. Pobedonostsev and the Harmonious Society // Canadian-American Slavic Studies. Vol. 37. N 4. Winter 2003.
Поступила в редакцию 27.01.2010
